Zoom

— Ты видел снимки, — коротко рубит он в понедельник, найдя меня в самом дальнем уголке кампуса, который Панси нагло использует как курилку. Я вижу, как рука подруги застывает в воздухе, не донеся сигарету до алых губ. Ее карие миндалевидные глаза подозрительно прищуриваются, оглядывая поочередно то меня, то Реддла. Я вижу немой вопрос во всем ее лице, в ехидно вздернутой брови, в кривящихся усмешкой губах, в морщинке между бровями, и всеми силами пытаюсь показать одними глазами, что ей пора уходить. Но Панси не была бы собой, если бы послушалась меня.  — Привет, Реддл! Как дела? Где Нотта потерял? — как ни в чем не бывало забрасывает она его вопросами, не забывая на этот раз глубоко затянуться. Едкий дым она выдувает через нос и рот четырьмя тонкими струйками, нагло и дерзко, как будто мы снова в старшей школе и какой-то недалекий человек решил снова сказать, что она похожа на мопса. Но Реддл не смотрит на нее, синие глаза с мелкими серыми крапинками прикованы ко мне, как в нашу первую встречу. И приносят все такой же дискомфорт напополам с еле уловимой неконтролируемой дрожью удовольствия, проходящей по позвоночнику и разносящейся по всем нервным окончаниям вплоть до кончиков пальцев.  — Панси, ты не могла бы оставить нас? — почти шепчу я, понимая, что мне не избежать этого разговора, хотя я и предпочел бы делать вид, что ничего не было.  — Поттер, я не оставлю тебя с ним наедине. Он смотрит на тебя, как удав на добычу. Панси всем своим видом показывает, что включила заботливую мамочку. Когда-то она с таким же видом отстаивала мои честь и достоинство в школе, когда учителя допекали меня, пеняя на мою замкнутость и неактивность. И если тогда я был искренне благодарен ей, то сейчас готов был заорать в голос, что она слишком поздно спохватилась. Удав уже давно проглотил свою добычу и сейчас медленно ее переваривает.  — Панси, пожалуйста, уйди.  — Что между вами произошло? — подруга одним метким щелчком отправляет сигарету в импровизированную пепельницу из-под кэмпбелловского супа. Я не успею произнести и слова, как Реддл бросает очередную рубленную фразу, все так же не отрывая взгляда от меня:  — Я фотографировал, как Гарри кончает. После этих слов я физически чувствую давление воздуха вокруг нас. Тишину, охватившую безлюдный, неприметный уголок курилки, можно резать шефским ножом или рубить мачете и все равно не дойти до края, где звуки возвращаются. Панси, кажется, впервые в жизни теряет дар речи, таращась на Реддла так, будто у него на голове выросли рога. Но мгновение спустя берет себя в руки и прикуривает следующую сигарету, прежде чем спросить:  — Вы трахались?  — Нет. Гарри не дождался меня, к сожалению, — ухмылка на тонких потрескавшихся губах Реддла выглядит отвратительно привлекательно, и я готов дать самому себе затрещину за то, что смотрю на его губы. Но одного взгляда в насмешливые синие глаза Реддла достаточно, чтобы я, как ошпаренный, опустил лицо. Пусть и ненадолго.  — А остальные как, дождались? — едко спрашиваю я, выплескивая все раздражение и обиду, накопившуюся за долгие выходные самокопания и самобичевания. За каждый бесполезный шаг по моей крошечной квартирке, которым я исходил все комнаты вдоль и поперек, будто искал ответы по углам, за каждое призрачное лицо со снимков, вспыхивающее перед глазами, стоило их закрыть чуть больше, чем на пару секунд. Панси шумно выдыхает дым ртом, уже не рисуясь, и обращается ко мне так, как будто Реддла здесь нет и вовсе не с ним она говорила все это время:  — Он и других снимал?  — Я готовлю специфическую выставку, — любезно поясняет Реддл, приваливаясь плечом к дереву. Его поза максимально расслабленная, и вкупе с теплой фланелевой рубашкой и мягкими даже на вид штанами он выглядит по-домашнему лениво и уютно. Яркие полуденные лучи, запутываясь в ветках, создают на его лице причудливые непоседливые тени. Я ловлю себя на том, что опять бездумно залипаю на нем, и он видит это тоже, отчего его всегда ярко-красные губы изгибаются в едва заметной улыбке. Хвала небесам, с нами все еще Панси, и она все еще ни черта не понимает, что происходит.  — И люди соглашаются выставлять их кончающие лица?  — Не все, но да, соглашаются.  — И когда же ты успеваешь испросить их согласия? До секса или после? — огрызаюсь я. Понимающий взгляд Реддла меня убивает. В его глазах веселье, а на губах расцветает очередная довольная ухмылка. Он отталкивается от дерева и медленно подходит ко мне, пока не упирается в мои коленки. Нависает надо мной так же, как в то утро. А я так же, как в то утром, не могу отвести от него взгляд.  — Я не сплю со своими моделями, если ты хотел это узнать, Гарри. Он не касается меня, как и в прошлый раз, просто молча наблюдает, как мои щеки пунцовеют, зрачки расширяются, а ноздри дрожат. Он знает, что я подвержен его горящему взгляду, тайной похоти, плещущейся в глубине синевы, многообещающей улыбке, притаившейся в уголках искусанных губ. На меня никто и никогда не смотрел так пристально и с таким желанием, как Реддл.  — Что ж, ребята, с вами безумно весело, но, кажется, мне пора, — Панси, всегда раздражающе настойчивая в своем желании докопаться до сути, в этот раз отступает. Она закидывает окурок в жестянку и поспешно ретируется. Мы остаемся с Реддлом наедине, пожирающие друг друга глазами. Первым молчание нарушает Реддл. Присаживается рядом, бок о бок со мной, закидывает одну руку мне на плечо и притягивает еще ближе к себе.  — Я не могу рассказать о цели снимков до того, как их получу. Я пробовал, но получалась какая-то порнуха. Девушки становятся похожими на мартышек, позирующих перед зеркалом, а парни выглядят жеманными. Вместо живых эмоций — игра на камеру. Когда люди думают, что я делаю фото исключительно для личного пользования, они открыты и искренни.  — Ты мог мне это сказать сразу, а не бежать проявлять плёнку, — я чувствую левой щекой тепло фланели, а правой — прохладное дыхание, когда он отвечает мне.  — Извини, но твое лицо слишком хорошо в момент оргазма. Я просто не мог ждать, когда увижу его отпечаток на бумаге. Кожа покрывается мурашками, когда я чувствую легкое касание губ к мочке уха, а дыхание сбивается и становится поверхностным. Том осторожно прикусывает кожу за ухом и шумно выдыхает, отчего волоски по всему моему телу становятся дыбом. Я почти готов сдаться под напором его легких, щекочущих касаний, возбуждающих похлеще, чем петтинг, но на краю сознания бьется мысль, которая не дает мне отпустить себя до конца.  — Как я должен понять, что я не один из череды твоих подопытных моделей? Том на мгновение замирает, прежде чем повернуть меня к себе лицом и ответить, глядя прямо в глаза, без привычной усмешки:  — Я пришел к тебе после того, как заполучил снимки. И даже не прошу твоего разрешение использовать их на выставке. Я не хочу, чтобы их видели остальные. Эту твою сторону я бы хотел оставить исключительно для себя.