*Любовь и кашель не скроешь
“На небе только и разговоров, что о море и о закате” (Достучаться до небес, 1997)
— И что ты собираешься делать? — Не знаю. — Мы знакомы уже — сколько? — восемнадцать лет! Разве я не вижу, что ты… — Я не хочу об этом говорить. — Нельзя вечно корить себя! Грохот. — Тише! Чонгук спит. Боже… Почему ты решил заговорить об этом сейчас? — Потому что теперь уверен в своей правоте. — Поздравляю, Шерлок. — Я серьезно, Юнги. — Мы можем обсудить это позже? Не когда Чонгук лежит от нас в пяти метрах! — Да чего ты раскричался? Сам его и разбудишь. Резкий стук, шарканье по деревянному полу, скрип двери. Тяжёлый вздох. Совсем скоро снова раздался топот по деревянному полу, уже не такой мельтешащий. Дверь с тихим протестом открылась, впуская в комнату свежий воздух, и снова закрылась. Чонгук осторожно приоткрыл один глаз. Оценив обстановку, он сел на футоне и осмотрелся. На полу стоял маленький низкий столик и лежала пара подушек. На столе находились тарелки с ланч-боксами (просроченными?) и две чашки с чаем. Еда была брошена на столе, а подушка отлетела в сторону. Если бы даже Чонгук не слышал разговор, он и так догадался бы, что уходили в спешке. Парень с силой почесал затылок, хуже его причёске уже не будет, и потянулся за штанами, оставленными рядом с футоном. Пока он извивался на мягких одеялах, пытаясь надеть штаны не вставая, раздался скрип и… — Ой, — сам не ожидая от себя, Чонгук резко покраснел кончиками ушей. Юнги хлопал глазами от двери и не спешил отводить взгляд. Чон быстро закончил с одеванием и сел, скрещивая ноги. Мин громко прочистил горло. — Доброе утро, — сказал старший. — Доброе, — смущённо пробормотал Чон. — Тут и на тебя завтрак есть. Юнги кивнул на бенто, которое стояло на кухонном столе. — Спасибо. — Не просроченное. — А… Хорошо, спасибо. Никто не сдвинулся с места. Чонгук комкал в руках одеяло, Юнги мялся у двери, словно не у себя дома. Ну что они в самом деле, как два незнакомца, которые ночью переспали, а теперь слов подобрать не могут? Чонгук решительно встал, забрал бенто и упал на свободные подушки за столиком. Старший после этого ожил, но далеко не продвинулся, прошёл только к кухне и облокотился на разделочный стол. — А где господин Ким? — невинно захлопал глазами Чон. Плечи Юнги расслабились. Попался, хмыкнул внутри Чонгук. — Ушёл недавно. — Ясно-о-о, — протянул младший, уплетая еду за обе щеки. Он даже не думал, что так сильно проголодался за ночь. Может, это всё стресс. М-да. Он помнил, что Юнги сегодня выходной, а это настоящая редкость. Обычно старший продавец, по крайней мере по его словам, тратил его на уборку и другие личные дела. Вчера у Чонгука был коварный план уговорить Юнги сходить куда-нибудь в выходной. В его голове Мин должен был на корпоративе чуть-чуть пригубить соджу, раскраснеться, стать смешливым и довольным. И Чонгуку не составило бы труда построить оленьи глазки и уговорить сходить на сви… Ну, на прогулку. Или в ресторан. Куда-нибудь, что не магазин и где нет ещё десятка два знакомых. Только они вдвоём. Какое-нибудь милое новое место. И атмосфера такая, знаете, располагающая… В реальности Чонгук начал жевать чуть медленнее, посматривая на задумчивого Юнги, что так и стоял в отдалении. Будто боялся Чона, ну право слово. Хотя, может, и правда боялся. “...ты послан мне в наказание за грехи…” Чёрт-те что. Но зато он сейчас в доме Юнги. Если правильно разыграть карты, он тут и останется. — Господин Мин, как Вы себя чувствуете? Юнги крупно вздрогнул и искоса посмотрел на младшего. — Извини, что я вчера так напился… Я не хотел, чтобы ты видел меня… таким, — в итоге проговорил он на одном дыхании и будто пристыженно опустил голову. Никак заготовил эту фразу заранее? Из Чонгука одновременно рвётся фырчанье и сердце сжимается. Он уже давно понял, что у Юнги в голове обитают монстры похуже чонгукиных. Если монстры Чонгука тихо нашептывали ему своровать бутылку соджу и проехать на красный свет, то монстры Юнги были слеплены из другого теста. Они каждодневно загоняли его в угол, а там плели из стойкой паутины кокон. Из которого Мину самому было никак не вырваться. И вот пришёл Чонгук с бензопилой наперевес. И лихо, одним махом рубил слой за слоем. Главное, при освобождении не задеть самого Юнги. А тот сейчас так бледнел и смотрел, будто Чонгук вчера (или все эти месяцы знакомства) нехило ему лезвием по грудине прошёлся. И вот он стоит, то ли кровью истекает, то ли решается наконец сбежать. Но загораживающий проход Чонгук его пугает. — Всё в порядке, — ободряюще улыбнулся Чонгук, не сумев подобрать иных слов. — То, что я тебе вчера сказал… в парке… — попытался самого себя добить Юнги, но Чонгук его прервал активным качанием головы. — Вы уже всё объяснили вчера. Это неважно. — И… И то, что я сказал потом. И те объятия, я… У Чонгука голова пошла кругом. Да что же это за навязчивое желание во всём разобраться и по полочкам разложить? Какие-то очередные приколы взрослых и бедных? И выглядеть при этом так же несчастно, как Юнги сейчас, тоже полагалось? — Всё в порядке, — настойчиво повторил младший, сжимая вилку покрепче. Юнги прервал свои спутанные объяснения и наконец-то посмотрел на него. Чонгук улыбнулся. Он натянул эту свою улыбку как можно шире. И Мин в итоге тоже слабо улыбнулся и вздохнул. И даже пересёк это ненавистное пространство между ними и сел с другой стороны стола на подушку. — Что Вы планировали делать сегодня? — попытался прощупать почву младший. — Эм… — Юнги, кажется, был озадачен этим вопросом. Он покрутился вокруг, будто ответ мог выскочить из-за угла, — приберусь, наверное… Чонгук этого ждал: — Давайте я Вам помогу. Не вопрос — утверждение. — Что? — захлопал короткими ресницами Юнги. — Да зачем, не стоит. Тут и убирать-то нечего. Этого Чонгук тоже ждал: — Ну раз нечего, то мы быстро вдвоём справимся. А потом можем сходить погулять. Вот и бензопила. Не умеет Чонгук по чуть-чуть и аккуратно. Резать так резать. А Юнги, кажется, совсем не умеет ему сопротивляться. На его лице неуверенная улыбка переросла в широкую, в глазах загорелись смешинки. Чонгуку его считать ничего не стоило. Он согласен. Если начистоту, то Чонгук впервые в жизни убрался в магазине. Но и особой науки в этом не было, знай себе макай тряпку в воду и вози ей по полу. По крайней мере, в магазине от Чонгука ничего большего не требовалось. Квартирка Юнги хоть и была маленькой, но оказалась опрятной и не только на первый взгляд. Чонгуку поручили протирать пыль и мыть посуду, пока Юнги подметал и мыл полы. Пыли почти не было на полках. Как и мелких безделушек, что обычно стояли на всех поверхностях в домах. Ну, в сериалах. У Чонгука дома тоже стояли всякие вазы и статуэтки, но роль они несли чисто декоративную, а никак не связанную с тёплыми воспоминаниями. У Юнги и таких не было. Когда с этими делами было покончено, Юнги на улице наполнил большой тазик тёплой водой и кинул в него хозяйственное мыло. А потом Чонгук туда сложил постельное бельё и ещё парочку футболок Мина. Старший стирал на руках, а Чонгук сидел на небольшом столике, рассматривая согнутую спину, промокшую наполовину домашнюю кофту и блестящий от испарины лоб. Красота. Сегодня крыша дома Юнги выглядела на редкость прекрасно. Чонгук скинул кроссовки, которые надел на голые ноги, и отошёл к шлангу, чтобы ополоснуть ступни под водой. Полилась холодная, такая, что до костей пробрало. — Ты что делаешь? — позвал его старший. — Я видел это в дораме, — перекрикнул воду Чон. Он выключил шланг и прошлепал босыми мокрыми ногами к тазику. В который забрался под скептический, но с весельем на глубине, взгляд Юнги. Вода в тазике была тёплой. То ли сама по себе, то ли от рук Мина. И Чонгуку тоже было тепло. Сначала он просто топтался ногами, а потом начал танцевать как Челентано в "Укрощении строптивого". Юнги звонко рассмеялся. Кажется, он тоже знал этот фильм. Желая удержать чужую улыбку на подольше, Чонгук вложил максимум усилий в свой нелепый танец. Правда, если переосмысливать сюжет фильма, ещё не ясно, кто должен танцевать в этом тазике, он или Юнги. С одной стороны, строптивый Чонгук. Но и укротить пытается он же. Потом они вместе развесили свежевыстиранное бельё на верёвках и закололи разноцветными прищепками. После двухчасовой работы они оба были взмыленные и уставшие. А вот солнце только-только взошло в зенит. Чонгук прикрыл рукой глаза и посмотрел на пылающий круг. — Господин Мин, Вы когда-нибудь были на море? — Был. — Давно? — Давно. — И я давно. Спустя час они неслись на электричке в сторону Японского моря.Недавно
Поначалу Чонгуку сигареты не нравились. Никотин впивался в горло стальными щипцами, вырывая натяжные хрипы. Крутости это, мягко говоря, не добавляло. Но вскоре он привык. Дурные привычки как старые друзья, от них сложно избавиться. У Чонгука же были проблемы и с одним, и с другим. Одна из этих старых привычек как раз вышла из-за угла на длинную, направленную вверх улицу. Чонгук кинул сигарету на асфальт, затушил носком ботинка и отступил в темноту подворотни. Гюхён прошёл мимо него с полиэтиленовым пакетом в руках, наполненным продуктами. Не заметил. Кепка закрыла козырьком обзор, а глаза так и так уткнулись в пол. Куда ж ты растерял всю свою бойкость, Гюхён, а? Чонгук следил за ним уже неделю. С того самого момента, как ему было выставлено абсурдное требование "уволиться через месяц". Ага, спешит и падает. Теперь Чон знал, что Гюхён делает после школы, где живёт, чем дышит. Проводив неслышной тенью его до входа в бедный на вид дом, Чонгук замер на противоположной стороне, поджигая очередную сигарету. Ну и гадость всё же редкостная. Но привыкание уже бежит по венам и смешивается с кровью, которую разгоняет дальше сердце. Вот он круг, который не разорвать. На втором этаже зажёгся свет в одной из комнат. Чонгук зашипел и ещё одна сигарета полетела на асфальт. Сигарета растревожила не успевшую зажить после драки ранку на губе. Тёмный силуэт подростка направился назад вниз по улице. Осталось одно место, где Чонгук не пытался искать компромат. Дом Гюхёна.Сейчас
Крики чаек впивались в барабанные перепонки. А солёный ветер пробрался под кожу, наполняя изнутри. Красота. Юнги в свете и запахе моря был какой-то нереальный. Раскрасневшиеся щёки после душной электрички, растрепавшиеся от прибрежного ветра волосы, искренняя улыбка. Красота. Они успели за поездку и наговориться, и намолчаться, и даже подремать. Чонгук уложил голову на плечо Юнги, а тот на его макушку. Красо… Тьфу ты. Хорошо, в общем. Они не успели дойти до моря, когда заунывно воющие желудки привели их в маленький ресторан. У обоих слюнки текли при виде выложенных на витрине свежих морепродуктов. Юнги тут же взял на себя роль взрослого и ответственного и придирчиво тыкал в нужную рыбу и всяких морских гадов пальцем. Пока Чонгук нетерпеливо болтал ногами под столом и безотрывно смотрел на Юнги. Он такой влюблённый, что самому противно. Сделав заказ, Юнги вернулся к нему за стол. — Что заказали? — поинтересовался Чонгук и качнулся ближе, как магнитом притянутый. Юнги тоже пригнулся ближе. Глаза в глаза. О боже. — Сюрприз. Улыбка до ушей. Чонгука отшвыривает назад, будто полюс повернули. Да что ж это за день-то такой? Вскоре им принесли целое блюдо разнообразной морской живности. У Чонгука глаза разбежались. — Приятного аппетита, — довольно пожелал Юнги, заметив чужую реакцию. Чонгук разве что не застонал. Или застонал. Мин как-то сразу стушевался и чуть заметно покраснел. Так вкусно он ещё не ел. Даже в тех ресторанах, в которые раньше ходил с родителями. Хотя под строгими взглядами и холодным молчанием кому кусок в горло полезет? А вот так, под смущённый и сияющий взгляд, тихо делясь впечатлениями от еды, можно и быка целого съесть. В целом Чон себя так и чувствовал, когда блюдо опустело. Он откинулся назад на стуле, уложив руки на чуть вздувшийся живот. Юнги отзеркалил его движение. И они протяжно выдохнули, тут же рассмеявшись. Всё же "красота". Юнги, отвергнув предложение Чонгука, полностью оплатил счёт. Младший не сопротивлялся. Да, на его чёрной банковской карточке, врученной отцом (ну как, переданной через помощника) несколько лет назад, денег больше, чем Юнги за несколько лет заработает. Но Юнги выглядел так, будто хотел угостить Чонгука. Будто от этого зависела гордость или другие эфемерные понятия. Да и в любом случае деньги на карточке Чонгуку не принадлежат. Они так, подачка за вечное отсутствие. Откуп. А настоящие чувства вот они. В сияющих взглядах и криках чаек. Будет случай, Чонгук все деньги спустит на какую-то безделушку. Новые кроссы для Юнги или… — Чонгук, смотри! Море! Юнги дёрнул его за рукав футболки и пальцем вдаль показал. Чонгук проследил за ним и усмехнулся. — Господин Мин, море ещё с вокзала было видно. — Да, но не так близко. — А давайте наперегонки? — зажглись азартом глаза младшего. Юнги посмотрел на него, как на очумевшего. — Да у тебя ноги от ушей, какая мне выгода? — Сами ведь говорили, что намного спортивнее, чем кажетесь, — припомнил ему Чонгук и приподнял бровь, подначивая. — Всё это россказни? Ясно… Юнги прищурился и указал ему за спину. — Купи мне мороженое. За обед. Чонгук обернулся и увидел продуктовый магазинчик. На улице стоял холодильник, в котором наверняка находились холодные свёртки из сливок. — Что-то будете, мальчики? Подходите, выбирайте, — тут же заметила потенциальных покупателей продавщица, что сидела на лавочке, держа в руках маленький вентилятор. Кроссы, мороженое — всё хорошо, решил Чонгук. И бойко отправился за угощением. — Здравствуйте! Мне… Банановое, — ну а зачем врать самому себе? — Господин Мин, а Вам? — Ванильное. — Я даже не… — фыркнул Чонгук, но его разглагольствования прервал следующий выкрик Мина. — Кто последний, тот моет подсобку! — Что? Чонгук резко обернулся, но за поворотом только пятки Юнги сверкнули. Младший задохнулся то ли от возмущения, то ли от распирающего счастья. Он схватил два мороженых, даже не посмотрев, с чем они, и сунул продавщице завалявшиеся в кармане 10000 вон. — Сдачи не надо! — только крикнул он, тоже улепётывая. — Юноша! — потрясла купюрой женщина, а потом махнула рукой. — А, молодость!Недавно
Когда-нибудь Чонгук научится думать головой. Когда-нибудь, в прекрасном будущем, он будет просчитывать все ходы на десять вперёд, не будет действовать импульсивно и вести себя… по-идиотски. Но это будет в будущем и вообще не факт. В настоящем же времени Чонгук стоял с приспособлениями для взлома около двери в квартиру бывшего друга. Он попробовал ими воспользоваться сегодня дома, получилось, но с трудом. А что уж говорить про настоящий взлом. И так было сложно, а тут ещё руки тряслись от адреналина. Чонгук знал, что Гюхёна сейчас нет дома. Он ещё минут пятнадцать назад укатил куда-то с Джину на байках. И зная его достаточно долго, до ночи можно не ждать. Этот дом — его последняя надежда. Последняя возможность выиграть себе свободу. Послышался тихий щелчок, и Чонгук еле сдержал крик радости. Да! Однако кое-что не давало ему покоя. И нет, это не возможность загреметь в тюрьму. Кое-что странное. Чонгук приоткрыл дверь и ещё явственнее ощутил запах благовоний. Но этот запах был такой сильный, насыщенный, что его уже язык не поворачивался называть с приставкой “благо”. Он почувствовал этот запах ещё на улице. И этот же запах преследовал Гюхёна. Приторный. Тяжёлый. Въевшийся в кожу. Это началось не так давно, месяц или два тому назад. Раньше Чонгук думал, что тот просто перебарщивает с одеколоном. Что, в целом, не было редкостью для парней их возраста. Но вряд ли Гюхён надушил этими духами всю свою квартиру. Чонгук прошёл дальше. В доме потушен свет, значит, тут вряд ли кто-то есть. Это ещё одно, что волновало Чона. За всё время слежки он ни разу не видел отца Гюхёна. В целом он и за всё время знакомства видел его лишь раз. Они были в магазине неподалёку, сидели на улице и распивали газировку, громко смеялись, матерились. Ничего особенного. И тут мимо прошёл мужчина, он затормозил лишь на пару секунд, окинул их компанию недобрым взглядом. Мужчина был высоким, широкоплечим и тучным, с обросшей щетиной и говорящим амбре. Чонгук, не привыкший бояться кого-либо, невольно внутренне сжался и затих. Такая же реакция последовала и у остальных членов их маленькой группки. Мужчина сплюнул под ноги и пошёл дальше. Только через пару дней, от Боры, Чонгук узнал, что, оказывается, это был отец Гюхёна, его единственный живой родственник. Сам Гюхён и тогда, и после молчал. Чонгук бы ни за какие блага в жизни не согласился залезть в квартиру, если бы предполагал, что отец Гюхёна там. Возможно, он уехал куда-то и оставил сына одного? А тот жжёт напропалую эти “благовония”, чтобы заглушить запах отходов, плесени и пыли? Или просто кайфует от него, хмыкнул Чонгук. Да чёрт его разберёт, этого Гюхёна. Он пришёл порыться в грязном белье, а не в его предпочтениях в духах. Хотя Чон был бы рад уже любому компромату. Хоть самому маленькому, хоть малюсенькому… Так что Чон приступил к делу, пытаясь при этом не оставлять следов. Он пошарил на кухне, в раковине которой и правда была гора немытой посуды, а стол завален контейнерами, упаковками от чипсов и банками пива. Увидев на столешнице таракана, Чонгук невольно передёрнулся и отвернулся. Потом он поискал в ванной. Затем в гостиной, которая была соединена с кухней. Он даже открыл и потряс те несколько книг, что стояли на полке. Пусто. Чонгук откинул ковёр, поискал за подушками… Но всё это глупости. Он потерявшийся пульт от телевизора искал, что ли? Весь компромат или в спальне, или в технике. Чонгук повернулся к единственной оставшейся двери, которая была плотно прикрыта. Он прошёл к ней и прислушался. Если бы дома кто-то был, то это единственное оставшееся место. Но не было слышно ни шороха. Юноша осторожно нажал на ручку двери и приоткрыл её. В нос тут же ударил ещё более резкий запах с примесью чего-то по-настоящему отвратительного. Чонгуку даже пришлось зажать нос рукой, так невыносим он был. Вспомнив бледное лицо старшего продавца, их магазинчик, банановое молоко, Чонгук всё же пересилил себя и заглянул за дверь. И тут же её захлопнул.Сейчас
— Господин Мин! Это нечестная игра! Я требую реванш! Чонгук еле донёс ноги до Юнги. Пока он бежал, то чувствовал, как тело само стремится вперёд на тяге из адреналина и чего-то ещё, более невесомого и нежного. Но когда ноги коснулись песка, когда он увидел вдалеке маленькую родную фигурку, силы его покинули. Он утопал в песке, но продолжал брести, сжимая в руке два подтаявших мороженых. И вот он дошёл до Мина. И опёрся руками о колени, не в силах сохранять и дальше вертикальное положение. — Как красиво. Чонгук взглянул сначала на Юнги. Потом перевёл взгляд на море. Он даже не взглянул на него по-настоящему ни разу, слишком увлечённый другим. И вот оно. Необъятное. Широкое. Неспокойное. Всепоглощающее. И такое… Такое… — Красота. Что ж, из песни слов не выкинешь. Чонгук тоже выпрямился и встал рядом с Юнги, бок о бок, лицом к колышущейся воде. Они успели как раз к закату. Солнце ещё освещало берег, прибрежный городок и их лица. Но чувствовалось, что осталось недолго. Час, не больше. Вздох и всплеск. Давным-давно, будто в другой жизни, Чонгук ездил к морю с родителями и братом. Воспоминания были смутными, и, может, это вообще была ложь воспалённого сознания. Но кажется, тогда они ещё пытались играть в семью. Её подобие. Они с братом строили песочные замки, мать читала какой-то свой роман, а отец дремал на шезлонге. Было тепло. На обратном пути родители поссорились, конечно. А брат в итоге разломал песочный замок лопатой. Но на краткий миг было тепло. — Господин Мин, Вы давно виделись с родителями? Они уже сидели на песке. В спешных сборах они, конечно, оба не подумали взять ни плед, ни даже пакет. Ну и чёрт с ним. Чонгук зарылся босыми ногами в ещё прогретый песок. — М-м-м… — Юнги задумался, вспоминая, — кажется, год назад. — Так давно? — удивился Чонгук. Юнги неловко пожал плечами. А что тут скажешь? — Вы скучаете по ним? — не сдержался Чонгук. — Временами. — Почему не съездите домой? — С Тэгу связаны… не самые приятные воспоминания, — криво улыбнулся Юнги. Опять это. То самое. Тайное, к чему нельзя прикоснуться. — Значит, Вы будете всегда жить в Сеуле? О боже, Чонгук, ну ты бы хоть завуалировал, зачем звучать с такой надеждой… — Не знаю. Сеул так и не стал мне домом. Чонгук сглотнул. “Если Вы уедете, то заберёте меня с собой? Я уеду, честно, уеду. Даже вещей с собой не возьму. Разве что байк. Куда скажете уеду. Только бы с Вами”. В реальности Чонгук промолчал. Опять же, а что тут скажешь? — А ты любишь Сеул? Чонгук аж вздрогнул от этого вопроса. И отчаянно замотал головой из стороны в сторону. — Сеул и мне не стал домом. Юнги уложил голову на колени и посмотрел на него с улыбкой, какой-то снисходительной. Мороженое в его вытянутой руке капало на песок. — Ты из Сеула. — Звучит как приговор. — Родной город всегда оставляет отпечаток. Вот увидишь. Я вдалеке от Тэгу, но всё ещё ощущаю его, — Юнги замолчал и сморгнул. — Странно звучит? — Да нет, — пожал плечами Чон. — Просто Вы неправы. Не у всех так бывает. Юнги задумчиво перевёл взгляд на море, которое наконец-то успокоилось. Штиль. Только закат прижигал огнями воду. Чонгук весь измазался мороженым. Он встал и отошёл к воде, чтобы сполоснуть руки. Вода была прохладной, всё же ещё не лето, чтобы купаться. А когда он повернулся назад, Юнги не было. Как-то Чонгук поинтересовался у Юнги, какая у него мечта. Старший продавец по своему обыкновению скривил губы и сказал, что она давно мертва, а новой не обзавёлся. Тогда поступил ответный вопрос. Какая мечта у Чонгука? Юнги нашёлся в воде. Он медленно, как завороженный, прямо в одежде шёл по направлению к солнцу. — Господин Мин! — окликнул его Чонгук, но тот даже не шелохнулся. Да твою ж… Что на него нашло? Чонгук, как собака, заметался на краю моря и мокрого песка. Он окликнул Юнги ещё несколько раз, но тот всё шёл и шёл. Вода была ему уже по локоть. — Твою мать… — выругался Чон и сиганул в воду. Брызги разлетались во все стороны. Если Юнги шёл плавно и осторожно, то Чонгук бежал, рассекая водную гладь, словно ледокол снежную пучину. Наконец Чон достиг его, схватил за руку, и Юнги замер. Но так и не посмотрел в ответ. Он смотрел на солнце. Древние китайцы верили, что Вселенная — это тело великана, который рос почти 17 тысяч лет, до тех пор, пока небо не отделилось от Земли. И когда великан умер, его левый глаз стал Солнцем, правый — Луной, а голос — громом. Чонгук тоже чувствовал себя таким великаном. Он рос 19 лет, пока не зашёл в тот продуктовый магазин. И когда он пал, левый глаз Юнги стал его Солнцем, правый — Луной, а его голос громом гремел в сердце. Дурацкая поэтика. Дурацкие чувства. И Юнги посреди мёртвого великана. — Чонгук, я решил, где хочу жить, — прошептал Юнги. “Я тоже”. — Я тоже. Юнги повернулся к нему. Его лицо на секунду отразило свет левого глаза… — Я люблю Вас. …и погрузилось во тьму.