*Радости часто являются началом нашей печали (Овидий) Я знаю весёлые сказки таинственных стран Про чёрную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжёлый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
(Н. Гумилёв “Жираф”)
— Юнги, расскажите мне что-нибудь о себе, чего я не знаю. — М-м-м, а что ты хочешь узнать? — Что угодно, мне всё о Вас интересно. — Ну, мне 25, я работаю в магазине продавцом… — Юнги! — А-ха-ха, не кусайся! В моей жизни больше ничего нет, Чонгук. Только работа. — И я. — И ты… — Какой у Вас любимый цвет? — Ты серьёзно? — А похоже, что я шучу? — Что ж… Мне нравится чёрный, — рука проходится по чуть вьющимся волосам, — белый, — гладит щёку, — коричневый, — еле ощутимо касается век, которые Чонгук прикрывает, — и красный, — поцелуй. — Расскажите, что ещё Вам нравится. — М-м-м, люблю субботы и воскресенья. Люблю вечера. Люблю банановое молоко. Люблю… — Ах, Юнги, ещё… — Люблю смотреть в окно магазина и следить за тем, как люди куда-то спешат… — Ах! — Люблю лето… — Ох, вот так… — Люблю море… — Юнги, хватит говорить, поцелуйте меня… — Ты сам спросил. — Пожалуйста… — Люблю, когда ты просишь…***
Если бы Чонгука спросили, когда он был счастлив на сто процентов, то раньше бы он только посмеялся в ответ. Сейчас… он бы задумался, достаточно ли большое число — сто? Можно ли вписать все его утра, дни и ночи с Юнги в такое скромное число — сто? Юнги — кто угодно, но не сто. Юнги — это снежная бледность и бесстыдное зарево, Юнги — это строгость и мягкость, Юнги — это эмоциональная закрытость и физическая откровенность, Юнги — это всё, что ему нужно и чего он всегда боялся. Той ночью после полицейского участка Чонгук напросился к нему домой. Он помнил об угрозах брата, но что он мог ему сделать, если Чонгук будет надёжно скрыт на крыше? Юнги почти не сопротивлялся. После их поцелуя он стал податливым и тихим. Они почти не говорили той ночью. Шли плечом к плечу, поднялись на верхний этаж друг за другом. Когда они остановились около двери, на них налетел ветер, и это было так похоже на ту ночь после моря, после которой всё пошло наперекосяк. И Чонгук, сам не ожидая от себя, замер. Его сковал холод. И Юнги каким-то образом понял его без слов. И согрел его так, как только он умел. После этого жизнь приобрела новые краски. Как будто Чонгук всё время жил в чёрно-белом кино, и внезапно появилось цветное. Еда казалась вкуснее (особенно та, что готовит ему Юнги по утрам), запахи ярче (особенно, если это запах Юнги после душа, настоящий, без примесей), тактильность обострилась до предела (особенно, когда Юнги…). У них не получалось проводить всё время вместе, как бы Чонгуку этого не хотелось. Ему всё ещё надо было ходить в школу, и Юнги настаивал, что он должен хоть изредка появляться дома. Но время после школы и субботы с воскресеньями посвящались только им двоим. Это было странное время, которое Чонгук не смог бы объяснить одним словом. С одной стороны, время пролетало за секунду и его вечно не хватало. С другой, оно тянулось, как патока, горячая и нежная. И Чонгук не мог им насытиться.***
Колокольчик привычно звенит над дверью. Юнги уже поворачивается, чтобы поприветствовать покупателя, как расплывается в улыбке. Этого покупателя он видел уже сегодня утром. В своей постели. Юнги отчаянно пытается не краснеть, прокручивая в голове кадры. Чонгук подлетает к кассовой стойке и замирает по другую сторону. Он весь запыхался, зачем-то бежал в магазин со всех ног, хотя спешить было некуда. У них впереди вся жизнь. — Как прошёл день? — интересуется Юнги, следя за каплей пота, что стекает по виску Чонгука. — Плохо, — жалуется младший. — Что такое? — Юнги тут же отвлекается от капли и шарит глазами по лицу и телу Чонгука в поиске новых ран. — Плохо, потому что Вас рядом не было, — улыбается во все тридцать два Чонгук, и Юнги закатывает глаза. — Подхалим. — Хочу поцеловать Вас. Юнги забывает дышать. Этот мальчишка вечно говорит, что вздумается. С первой их встречи и до последней. Возможно, это именно то, что Юнги в нём больше всего нравится. Сам Юнги привык продумывать каждую фразу, вычислять последствия и в большинстве случаев молчать. Но с Чонгуком он привыкает действовать. Если Чонгук — слова, то Юнги — лёгкий качок вперёд и нежный поцелуй на губах. — Кхм, — Юнги тут же качается назад и оглядывается на дверь магазина. Он даже забыл проверить. — Будешь ждать в магазине или дома? У Чонгука внутри всё теплеет от понимания, что “дом” — это не его безжизненный особняк, а уютная комнатка наверху многоквартирного дома. — Помогу Вам убраться. Чонгук по-хозяйски заходит на склад, где оставляет вещи и берёт метлу. Однако когда он выходит, то его встречает вовсе не благодарный взгляд Юнги. — Чонгук, ты же не работаешь сегодня. — Я тут не как работник магазина, — качает головой Чонгук, и на вопросительно приподнятую бровь поясняет, — а как Ваш парень. Юнги краснеет, бледнеет, снова краснеет. Чонгук внутренне хихикает, хотя внешне остаётся невозмутим. Как он и говорил, Юнги — смесь контрастов. — Мы… мы не обсуждали… — Вам не нравится “парень”? Тогда как? “Молодой человек”? “Партнёр”? “Возлюбленный”? Или, может, “любовник”?.. — А нам обязательно придумывать название? — бормочет Юнги, чьё лицо всё же определилось с цветом и приобрело розоватый оттенок. — Нет, — Чонгук качает головой и подходит ближе. Он больше не смеётся, — но мне бы хотелось. Юнги молчит, потупив взгляд. Чонгук улыбается уголком губ и уходит мести пол. Если Юнги не готов сейчас, то ничего страшного. Чонгук подождёт, он хорошо научился ждать. И его ожидание окупается раньше, чем он ожидает. Когда они выходят из магазина и Юнги закрывает его на ключ, а Чонгук преданно ждёт рядом, старший вдруг произносит: — Мне нравится “возлюбленный”. Вычурно немного, но мне нравится. Чонгук пару секунд не знает, что ответить. Меньше всего он ожидал именно этого. Юнги справляется с замком и поворачивается к нему. И только встретив вопросительный взгляд, Чонгук отзывается: — Мне тоже нравится. Юнги еле заметно улыбается, кивает и поворачивается в сторону их дома. — Только у меня есть одно условие. — Какое? — Чонгук догоняет Юнги и идёт рядом с ним, любопытно косясь. — Не называй меня больше на “Вы”. — Что? Юнги неловко жмёт плечами. — Если мы встречаемся, то это как-то странно, не находишь? Чувствую себя растлителем малолетних каждый раз… Чонгук закусывает губу, чтобы не смеяться и не радоваться слишком сильно. Он уже привычно обгоняет Юнги и шагает спиной вперёд. — Юнги, когда ты уже поймёшь, что у нас всё взаимно? Юнги тоже давит улыбку и слишком пристально изучает асфальт. — Идём скорее домой.***
— Что делаешь? — Математику. — М-м-м. — Что такое, Юнги? — Ничего. Просто не помню ни черта. Юнги посмеивается и идёт к своей маленькой кухне, где в рисоварке уже доготовился рис. Он достаёт гарниры и собирается накрывать на стол. В последнее время Мин всё чаще стал готовить дома. Чонгук со смехом называл его домохозяином, а Юнги ворчал, что такого кабана, как Чон, попробуй прокорми. Но Чонгук улавливал в его голосе смех, да и улыбку Юнги прятал неохотно. Чонгук же сейчас развалился в кровати на ворохе одеял и делал домашнее задание. Он решил подтянуть оценки, тем более давалось ему это без особого труда. — На самом деле ничего сложного. Главное, знать нужную формулу. — Я давно уже их не помню. Чонгук щёлкает ручкой и пытается распознать интонации в голосе другого. — Юнги, скажи, а ты хорошо учился в школе? — Ну… — рука Юнги на секунду замирает, а затем продолжает накладывать рис в плошки, — нормально, наверное. Не плохо и не хорошо. — М-м-м… — Но точные науки никогда мне не давались. — Так ты гуманитарий? — Почему так удивлённо? Мне стоит обижаться? — В голосе слышатся смех и лукавство. — Нет, просто интересно. Ты неплохо справляешься с отчётами в магазине. — Это другое. — И какой же предмет был твоим любимым в школе? — Юнги поворачивается и выглядит почему-то испуганно-задумчиво. — Это тоже тайна? Чонгук не пытается задеть его, но вопрос выходит всё же грубовато. Не успевает он исправиться, как Юнги отвечает. — Нет… Мне нравилась музыка. — Музыка? — Брови Чонгука взлетают вверх, когда в голове всплывает давний разговор. — Но ты же говорил, что не любишь её?.. — Поэтому и не люблю, — как всегда, загадочно улыбается Юнги и ставит на низкий столик рис. — Садись есть. Чонгук откладывает тетрадки в сторону, сползает с одеял и усаживается на пол. Первое время они едят в тишине. Юнги, как заботливая матушка (по крайней мере таких Чонгук видел в дорамах), подкладывает ему на рис закуски, которые купил в магазине, а Чонгук жуёт и смотрит. — Ты не отстанешь, да? — в итоге вздыхает Юнги, откладывая ложку и палочки в сторону и поднимая на Чонгука непроницаемый взгляд. — Я обещал, что не буду спрашивать, если ты сам не захочешь, — опровергает Чонгук, но его взгляд горит любопытством. — Да это в общем-то не такая уж и тайна, — пожимает плечами Юнги, но весь будто сжимается в комок и пытается исчезнуть. — Я хотел стать композитором. Но не вышло. Вот и всё. У Чонгука сводит живот, и он тоже откладывает в сторону столовые приборы. Тарелки опустели только наполовину. — Почему? — он старается уточнить осторожно, но вопрос тяжело падает между ними. — Вот. Юнги вытягивает руку, и она мелко дрожит. Взгляд Чонгука мечется между Юнги и его рукой. И потом он понимает. — У тебя… — Тремор, — говорит, как обрубает, Юнги. Он встряхивает рукой и снова хватается за ложку, как за спасательный круг. Чонгук не может выдавить из себя ни слова. Все они кажутся грубыми и неподходящими. И он чувствует, что за тремором кроется та самая причина, по которой Юнги глубоко несчастен. Они доедают враз потерявшую вкус пищу, вместе убирают со стола, принимают по отдельности душ и ложатся на один матрас. Сегодня Чонгук напросился остаться на ночь, но это было до откровения Юнги. И теперь многообещающая ночь превратилась в неловкое молчание на соседних подушках. — Кхм, я замечал иногда, что у тебя дрожат руки, но не думал даже, что это из-за… тремора. — Чонгук не знает, говорит ли всё правильно. Да и что тут скажешь? Он поворачивается к Юнги, но тот смотрит на потолок. — Мне жаль, что так вышло. Молчание продолжается, и Чонгук уже готовится отвернуться, чтобы попытаться уснуть, кляня себя на чём свет стоит за то, что не смог подобрать верных слов. Но Юнги отмирает: — Ничего страшного, это всё в прошлом. Хотя иногда я скучаю по фортепиано. — Ты играл на пианино? — Чонгук хватается за эти крупицы информации, как утопающий за соломинку. — Да, с младших классов. Бабушка мечтала, чтобы я научился, потому что сама когда-то хотела играть, но у её родителей не было денег. И меня отдали в музыкальный кружок. А потом я и сам как-то втянулся. И даже поступил в консерваторию, — Юнги улыбается от этих воспоминаний, а Чонгук млеет от его улыбки и от картинок в воображении, где маленький, но серьёзный не по годам Юнги играет на фортепиано. — Это очень здорово, Юнги. Я слышал, что туда сложно попасть. Юнги неловко жмёт плечами и, наконец-то, поворачивается к Чонгуку, который с облегчением замечает в чужих глазах только светлую грусть. — Я уже не помню. Тогда всё происходило будто само собой. — Ты бы не хотел… снова играть? Юнги поднимает руку над их головами, которая опять мелко дрожит. — Я даже гамму не могу сыграть. Я пробовал как-то снова сесть за инструмент, он есть в доме моих родителей. Но руки всё забыли. И слишком сильно дрожат от напряжения. — Но… Разве ты не можешь сочинять музыку без пианино? Ты сказал, что хотел стать композитором. — Это просто несбыточная мечта, Чонгук. Юнги улыбается ему и опускает руку. Но Чонгук не может просто так всё это оставить. Он аккуратно берёт руку Юнги, будто она сделана из фарфора, и подносит к губам. — Я бы хотел услышать твою музыку. Чонгук прикасается губами к тыльной стороне ладони Юнги и смотрит ему в глаза. Они у него нечитаемо-прекрасные. — Спасибо, Чонгук. Я давно ни с кем про это не говорил. Иногда хорошо вспомнить прошлого себя… — Как ты думаешь… — губы касаются костяшек, — прошлому Юнги… — перетекают на пальцы, — понравился бы нынешний Чонгук? Юнги смеётся-задыхается, наблюдает, как кончик пальца исчезает во рту Чонгука и тяжело сглатывает. — Да. Определённо да. И, не выдержав, пересекает разделяющее их расстояние, чтобы слиться в поцелуе.***
Чонгук заносит последнюю опустевшую коробку в подсобку, вытирая руки о себя и оглядывая помещение. Не мешало бы убраться, конечно. Тут и там лежат ценники, обёртки от упаковок, коробки и их личные вещи. — Чонгук, ты чего тут? — Юнги заглядывает к нему. — Да вот смотрю, какой срач мы тут развели… Юнги хмыкает и заходит в подсобку, тоже рассматривая пол и полки. — И правда, — с неудовольствием вздыхает он. — День сегодня был суматошный… Я завтра утром приберусь. Идём, тебе надо отдыхать перед учебной неделей. — Ага, то есть ты хочешь завтра один, одновременно с приёмкой нового товара и работой в зале, прибираться в подсобке? — Я чуть-чуть пораньше приду. — Нет уж, давай сегодня вдвоём, тут работы на полчаса максимум. И Чонгук подбирает и складывает коробку, чтобы завтра можно было отдать связку ненужных рабочим со склада. Вдвоём они и правда справляются быстро, хоть и сталкиваются постоянно в тесном и душном помещении. Юнги стал каким-то притихшим, но Чонгук почти не обращает на это внимание, слишком увлечённый работой. Когда они оба, вспотевшие и уставшие, оглядывают намного более ухоженную подсобку, Чонгук наконец-то замечает, что с Юнги что-то не то. — Ты чего? — он слабо пихает старшего в плечо. — Да так… — Юнги пожимает атакованным плечом, а затем поднимает на Чонгука смущённый взгляд. — Просто ну… Очень мило с твоей стороны, что ты подумал обо мне… И вообще… — Юнги, мы же вроде как ну… Встречаемся. И заботиться друг о друге… Эм, входит в это. Они смотрят друг на друга, один поражённый, другой растерянный. В итоге Юнги говорит: — Знаю. Просто всё привыкнуть не могу, что я больше не один. Чонгук задыхается от чувств, потом от тоже внезапно накрывшего смущения, затем снова от чувств. И порывисто целует Юнги, обхватив ладонями щёки. Каким-то образом нежный поцелуй перерастает в страстный, и вот уже Юнги оказывается прижат Чонгуком к двери подсобки. Он откровенно стонет, когда Чонгук вылизывает его шею, и потирается вставшим членом о чужое бедро. Совсем некстати в голове всплывают картинки из давнего прошлого. И Юнги, презирая сам себя, пока Чонгук исследует горячими губами и руками его тело, выдыхает в спёртый воздух: — Ту девушку ты так же тут целовал? Губы замирают около соска. Чонгук отпускает кофту Юнги, которая тут же занимает своё привычное положение. Юнги тяжело дышит, весь красный то ли от возбуждения, то ли от некстати охватившей ревности. Или, скорее, от всего вместе взятого. — Что? — переспрашивает Чонгук, которому мыслительная деятельность сейчас даётся с трудом. — Та девушка. С которой ты занимался сексом тут. Хочешь сказать, что забыл? Чонгук хмурится и вспоминает симпатичное лицо, длинные волосы, собственное смятение и невовремя сказанное чужое имя. Неужели Юнги это до сих пор беспокоит? — Юнги, мы не переспали с ней. Ни разу. Ни здесь, ни где-либо ещё, — медленно, пытаясь донести каждое слово, говорит Чонгук. — Правда? Тогда что это за шоу тут было? Чонгук слабо улыбается, потому что слово Юнги подобрал идеально. — Это и правда было шоу, Юнги. Для тебя, — Чонгук мягко касается чужих податливых губ, просто потому, что может. И как же это приятно. — Знаешь, что тут происходило? — жарким шёпотом на чужое ухо, — Я поднял Дохи на руки, — Чонгук легко подхватывает Юнги и прижимает к двери, ноги оплетают его талию, — прямо как тебя сейчас. Я целовал её губы, шею, мочку уха, — поцелуи сопровождают все слова, Юнги дышит тяжело и впивается короткими ногтями в чужую спину, — Я сжимал её тонкую талию и забрался руками под юбку, — ладони обхватывают округлую попу. Юнги упирается руками в его плечи, отодвигая от себя, и смотрит сумасшедшим взглядом: желание и ревность смешались в ядрёный коктейль. — Что ты делаешь? Зачем рассказываешь мне это? — Потому что всё время, что я целовал её, я думал о тебе. Такая простая истина повисает между ними. И Юнги не знает, что делать, то ли сгореть со стыда, то ли поцеловать Чонгука. — Тогда я понял, что мои чувства к тебе — не просто желание задеть и вывести на эмоции, — Чонгук прижимает Юнги плотнее к двери и одной рукой оглаживает овал любимого лица. — Тогда я понял, что хочу тебя. И не отдавая себе отчёта, пока целовал девушку, назвал её твоим именем. Юнги сгорает и возрождается вновь. Он не верит своим ушам, но вот Чонгуку он доверяет всецело. — Она сразу раскусила меня, — Чонгук улыбается, — а я испугался. Тогда я боялся своих чувств. Но она сказала, что подыграет мне, и сделала вид, что мы переспали. Она хотела вывести тебя на ревность. И сейчас я понимаю, что у неё получилось. Юнги чуть ли не плачет от переполняющих его чувств. Он не помнит, когда чувствовал столько всего и сразу: благодарность, возбуждение, ревность, горечь, смущение, нежность. Возможно, так и ощущается жизнь? Он не хочет признавать, что тогда и правда сгорал от ревности. Когда смотрел, как эта девушка, идеально подходящая Чонгуку и по внешности, и по возрасту, заходила с ним в подсобку. Что мог он, жалкий продавец, противопоставить ей? И почему Чонгук столько раз приставал к нему, если всё закончилось так прозаично — сексом в подсобке с другой? Но ничего этого не было. Фикция. Игра. И Юнги не знает, злиться ему или радоваться. Да и какая разница? Главное, что сейчас в руках Чонгука он, а не она. — Поцелуй меня, — просит-умоляет Юнги, и Чонгук не заставляет себя ждать. Своими поцелуями Юнги стирает чужие, своими прикосновениями он рисует новые маршруты, которые известны только ему. Когда Чонгук устаёт держать Юнги на весу, он, не разрывая поцелуя, переносит его на стол. Юнги спихивает на пол только что аккуратно сложенные бумаги, но ему абсолютно всё равно сейчас на них. Он концентрируется только на пожаре, что разливается во всём теле, особенно явно разжигаясь в одном определённом месте. — Чонгук, Чонгук… — Что? — Я не могу… Я хочу… Пожалуйста… И Чонгук, уже удивительно хорошо успевший изучить своего старшего коллегу, понимает его без лишних слов. Что там Юнги говорил? “Хорошие взрослые не думают весь грёбаный месяц о том, как хотят, чтобы их выебал в подсобке их младший сотрудник”. Что ж, пришло время исполнить его — их — мечты. Чонгук хватается за застёжку штанов Юнги, и тот, не теряя времени, помогает раздеться Чонгуку. Дело усложняется тем, что они не могут перестать целовать друг друга везде, где могут достать. Но когда Чонгуку всё же удаётся коснуться болезненно напряжённого члена Юнги, тот хнычет в чужие губы. — Сейчас, Юнги, подожди, — шепчет Чонгук, возвращая себе крупицы сознания. Он бросается к рюкзаку и выуживает оттуда не начатую пачку презервативов и смазку. Юнги, который как раз успевает освободиться от штанов и белья, смотрит на находки Чонгука с удивлением и смущением. — Ты… что… — Я подумал, вдруг ты разрешишь сегодня остаться… А смазка почти закончилась и… Юнги прерывает его поцелуем. Его всегда невероятно трогает забота Чонгука о его теле и комфорте. Сам он иногда подумать о них забывает. — Юнги, ляг, пожалуйста, на живот. Юнги уже не в том состоянии, чтобы стесняться таких просьб, поэтому быстро её выполняет. Он действительно опирается руками и ложится на живот на их рабочий стол, за которым он иногда сверяет отчёты или обедает. И Юнги дрожит от осознания, что завтра он будет сидеть тут же и вспоминать всё происходящее. Его ноги опираются носочками о пол, а попа вздёрнута кверху. И он чувствует, как широкие ладони Чонгука разводят половинки в стороны. Внутри всё сжимается от предвкушения, и Юнги уже ловит на губах готовый вырваться стон. Но он совсем не ожидает, что почувствует вовсе не смазку, не палец и даже не член. Он чувствует жаркое дыхание, от которого сфинктер сжимается, а затем… — Ох, Чонгук! Что ты?.. — Тише, Юнги, не закрывайся. Но как Юнги может не закрываться? Если Чонгук лижет его… там? Юнги опирается на руки и пытается приподняться, но рука Чонгука быстро опускается ему на поясницу и прижимает снова к столу. При желании, конечно, Юнги бы мог вырваться, но ему так душно, жарко, голова идёт кругом, он весь разнеженный и одновременно возведённый в абсолют. И Юнги ложится назад на стол, прикусывая ладонь. А у Чонгука рот наполняется слюной. Он никогда не думал, что ему захочется вылизать кого-то. Но Юнги хочется облизать всего. Тем более что он, начиная с той ночи после полицейского участка, стал бриться везде и следить за гигиеной ещё более тщательно, чем всегда. Чонгук не особенно знает, как делается римминг, просто следует за ощущениями и размашисто мажет языком по сжавшемуся колечку мышц. И повторяет это, пока не чувствует, как Юнги расслабляется под ним. Тогда он пробует зайти чуть дальше и проталкивает кончик языка внутрь. Не почувствовав сопротивления, Чонгук двигается глубже. Юнги кажется, что он сходит с ума. Ему никто никогда такого не делал. И ощущать внутри себя что-то такое мягкое, скользкое и подвижное, как язык, оказывается до одури приятно. У него в голове ни одной связной мысли, а зубы, кажется, вот-вот прокусят ладонь. — Юнги, тебе приятно? Язык пропадает, и Юнги скулит от потери. — Юнги? Чонгук нависает над ним, и Юнги жмурится, не в силах посмотреть на него. А внизу всё пульсирует, изнемогает. Чонгук мягко берёт ладонь Юнги и убирает в сторону. И Юнги протяжно стонет, хотя его сейчас даже никто не касается. — Юнги, — Чонгук нежно целует его затылок, — если ты молчишь, то я не могу понять, нравится ли всё тебе или мне остановиться. — Нет, — выдыхает Юнги хрипло, успев напугать Чонгука, прежде чем продолжает: — Не останавливайся. Прошу, только не останавливайся. — Хорошо. Чонгук ещё раз целует его в загривок, прежде чем вернуться к поцелуям намного более интимным. И на этот раз Юнги не сдерживается. Чонгук вырывает из него такие звуки, на которые Юнги раньше и не подозревал, что способен. Он до боли царапает стол, потом хватается руками за его грань и сжимает её что есть сил. Накопившееся напряжение всё не может выплеснуться, и Юнги стонет и воет от изнеможения. Наконец Чонгук заканчивает сладкую пытку, прикасается к члену Юнги, и всего пары лёгких движений хватает, чтобы он кончил. Юнги обмякает на столе. Его ноги дрожат, руки не разогнуть, из глаз текут слёзы наслаждения, а всё тело похоже на пушинку, которую раздавили ногой. Чонгук опять нависает сверху и спрашивает на ухо: — Я хорошо справился, Юнги? И Юнги не знает, то ли плакать, то ли смеяться. Он поворачивает лицо к Чонгуку и залипает на чужих раскрасневшихся губах. То ли от поцелуев, то ли… — Я сейчас, — шепчет Чонгук и уходит куда-то. Щёлкает дверь, и остатками сознания Юнги догадывается, что он ушёл в туалет. На дрожащих руках Юнги приподнимается и садится. Обычно после анального секса он ещё какое-то время чувствует себя растянутым и внизу неприятно тянет. Но сейчас этого чувства нет, только лёгкое наслаждение, которое продолжает волнами распространяться по всему телу. Юнги прячет лицо в ладонях, будто так сможет спрятаться от самого себя. — Юнги? Чонгук прямо перед ним. Глубоко погрузившись в себя, Юнги и не заметил, как он вернулся. На лице и волосах Чонгука блестят капельки, видимо, он умылся. — Я прополоскал рот, можем снова целоваться, — во все тридцать два улыбается Чонгук, и Юнги со стоном, но теперь не удовольствия, снова прячется в ладонях. — Юнги, что не так? Тебе всё же не понравилось? Мне показалось, что было неплохо, раз ты кончил… Прости, надо было заранее обсудить, наверное. Но как-то само вышло. Я не подумал… — Понравилось, — глухо шепчет Юнги. — Что? — Мне очень понравилось. — Тогда что не так? — Мне стыдно. Непонимающее молчание длится слишком долго, прежде чем Чонгук находится: — Что, прости? Руки Юнги падают по сторонам, но он всё равно не решается посмотреть на Чонгука. — Знаю, звучит глупо. Просто… Уф. Никто никогда… Не делал такого для меня… И… Я не уверен, что сам бы смог… А ты так просто… И я не помылся… И… Ты видел меня там… Так близко… — Юнги, эй, — Чонгук прерывает его, поднимая голову за подбородок. — Всё в порядке. Я бы не стал, если бы видел, что ты там… Ну, грязный. — Да я даже не об этом… Хотя об этом тоже. К таким вещам надо готовиться заранее и тщательнее, Чонгук! — Знаю-знаю, я идиот. Давай спишем всё на мою юность, неопытность и страстную натуру. Но тебе же понравилось? Чонгук был сейчас похож на нашкодившего ребёнка, который разрисовал стены и ждал одобрения. И хоть стены было жалко, но, чёрт возьми! разрисовал же красиво. — Очень понравилось, — всё же не выдерживает чужого взгляда Юнги и сдаётся. — Не в обиду нашим предыдущим опытам, пожалуй, этот мне понравился больше всего. Чонгук весь загорается, как рождественская ёлка, и пылко целует Юнги. Но тот всё же поддаётся не до конца и отрывается от него, откидываясь назад на руки. — И всё же, Чонгук, если захочешь ещё когда-то поэкспериментировать, предупреждай меня, хорошо? И мы узнаем всё и подготовимся вместе. — Хорошо, Юнги. Чонгук обнимает его, и Юнги сдаётся окончательно, обнимая того в ответ за широкие плечи. И чувствует, как нечто твёрдое упирается ему в бедро. Они одновременно смотрят вниз и друг на друга. — Пожалуй, с этим тоже надо что-то сделать? — Юнги прикусывает губу, желание снова зарождается внизу живота. — Пожалуй… — Где там твои презервативы и смазка? — Юнги, ты не обязан, можно просто рукой. — Чонгук, если совсем начистоту, то мои фантазии о нас в подсобке, о которых я когда-то сболтнул, вовсе не заканчивались на руке. И даже на языке. Чонгук тяжело сглатывает. Пытаясь удовлетворить Юнги, на какое-то время он начисто забыл про свои собственные потребности. Но сейчас они к нему вернулись с новой силой. Юнги сам находит на столе чудом не упавшие смазку и упаковку презервативов. Вскрывает последние и раскатывает на вставшем члене Чонгука. А затем выдавливает на палец смазку, отклоняется на одной руке назад, разводит ноги в стороны и бесстыдно вводит палец внутрь. Тело всё ещё донельзя расслабленное, и палец, а затем второй входят легко. Чонгук замирает, слишком поглощённый развернувшийся перед ним картиной. Все предыдущие разы они занимались сексом в квартире Юнги лёжа, надёжно укрытые ночью. Но сейчас они в магазине. Подсобка освещается тёплым светом от настенной лампы. И он очень чётко видит, ярче, чем когда-либо, как пальцы Юнги растягивают всё ещё красноватый вход. — Думаю, этого хватит, — говорит Юнги, чуть задыхаясь. Взгляд Чонгука и пальцы заставляют его член полувстать. — Иди сюда. Чонгук, который совсем недавно уверенно и самозабвенно вылизывал его, вдруг теряется и подходит медленно. Юнги сам выдавливает смазку на его член, побольше, чтобы младший потом на него не ругался, и размазывает по всей длине. Затем обхватывает ногами Чонгука за пояс и притягивает ближе. Дальше Чонгука направлять не надо. Он входит в Юнги медленным изученным движением. И Юнги отчаянно цепляется за чужое плечо, пытаясь не потерять равновесие и себя. Чонгук двигается медленно, даже слишком, пытаясь при свете запомнить каждый изгиб тела Юнги, каждую эмоцию на его лице, то, как их тела сливаются воедино. И только когда уже терпеть становится невыносимо, он крепче обхватывает бёдра Юнги, оставляя на коже красные следы, и вбивается в дрожащее отзывчивое тело. Прямо как Юнги когда-то и хотел.***
Но случались в их жизни и разногласия. В один из дней, когда Чонгук решил всё же показаться дома, Юнги проводил его до мотоцикла. Он, как всегда, был припаркован напротив двери, заманчиво поблескивая чёрным боком. Чонгук привычным движением перекинул ногу через сидение и взял в руки шлем. Юнги мялся рядом. — Ну, Юнги, приглашать покататься не буду, — улыбнулся Чонгук. — Только если ты не передумал? Мин тут же отрицательно качнул головой, повторив как будто заученное: — Я не люблю скорость. — Я помню. Тогда я поехал. До завтра. Чонгук уже поднял руки, чтобы надеть шлем, как вдруг за его кофту схватились чужие пальцы. — Чонгук… Могу я тебя кое о чём попросить? — Хочешь, чтобы я остался? — тут же встрепенулся Чонгук, уже готовый согласиться остаться хоть навсегда. — Нет, — нежная улыбка на секунду заиграла на губах Юнги, но он тут же её прикусил. — Это эгоистичная просьба. — Что такое, Юнги? — нахмурился Чонгук, видя, что это что-то важное. Юнги посомневался ещё пару секунд, а потом выпалил, решившись: — Ты не можешь перестать ездить на мотоцикле? — Что? — Чонгук опешил. — Это… Я знаю, как он тебе нравится. Но каждый раз, как ты садишься на него, я переживаю. Это опасный вид транспорта. — Юнги, не переживай, я хороший водитель, — Чонгук, готовый ощетиниться, немного смягчился, при словах о беспокойстве и невероятно милом нервничающем Юнги. — Но ты на дороге не один, Чонгук. Никто не защитит тебя от плохих водителей. — Я знаю. Я понимаю всю опасность, правда. Но я не могу отказаться от мотоцикла. Даже ради тебя. Юнги опустил взгляд и кивнул. — Юнги, — Чонгук приподнял костяшкой подборок Юнги, прося посмотреть снова в глаза, — ты же не обиделся? — Что? — Кажется, Юнги бы искренне удивлён. — Нет. Конечно, нет. Наоборот, это мне не следовало указывать, что тебе делать. Прости. Просто я не мог не спросить… — Мне приятно, что ты переживаешь за меня. Я обещаю, что буду очень аккуратным. Ведь теперь я не один. Нежная улыбка вернулась на лицо Юнги, и он мягко убрал руку Чонгука со своего лица, сжав в ладони. — Этого мне достаточно. И всё же этот разговор заставил Чонгука задуматься. Он на многое был готов ради Юнги. До этого ему даже казалось, что попроси его старший о чём-нибудь, то не сможет отказать. Однако идею отказаться от мотоциклов он, не раздумывая, пресёк. Раньше Чонгук воспринимал их как временное, пусть и любимое увлечение. Но вот годы шли, а Чонгук знал, что не скоро сможет бросить их. Что-то в мотоциклах его заставляло трепетать. И не только скорость, ощущение ветра, свобода. Ему также нравилось разбираться в механике, как разгорается двигатель, как работают тормоза. При этом над Чонгуком довлела необходимость выбрать дальнейший путь в жизни, всё же он был в выпускном классе. Он наотрез отказывался идти на что-то, связанное с бизнесом, как хотели родители. Однако и перспектива всю жизнь работать в продуктовом магазине ему не улыбалась, как бы здорово не было работать с Юнги плечом к плечу. И все эти размышления натолкнули его на одну очевидную мысль. — Юнги. Чонгук вырисовывал пальцем на груди Юнги какие-то узоры. Сам Мин лежал, закрыв глаза, и только кончики пальцев, гуляющие по плечу Чонгука, давали понять, что он не спит. — М-м-м? — Я решил, кем хочу стать. Это заставило Юнги распахнуть глаза и приподняться на локте, смотря на Чонгука сверху вниз. — Кем? Чонгук застенчиво улыбнулся, прежде чем сказать: — Инженером-механиком. Юнги поморгал. Сглотнул. И сказал: — Здорово… — Тебе объяснить? — рассмеялся Чонгук. — Я понимаю, что механик — это тот, кто чинит машины… А инженер, который конструирует? Но хотел бы узнать подробнее. — Почти так, но инженеры-механики занимаются техникой в целом, а также можно выбрать разные направления, к примеру конструктор, технолог, испытатель. Я же хочу работать с мотоциклами, разрабатывать новую технику. Мне кажется, это увлекательно. Конечно, была у меня мысль стать гонщиком… Но я подумал, что ты слишком рано поседеешь, — Чонгук рассмеялся и взъерошил волосы Юнги. — Спасибо большое, — фыркнул Юнги, но разочарованным не выглядел. Наоборот, в ответ он запустил пальцы в волосы Чонгука. — Это заставляет твоё сердце биться чаще? — в итоге спросил он. — М-м-м… — Чонгук не мог отвести взгляда от Юнги, который точно заставлял его сердце сбиваться с ритма. — Думаю, да. Мне с детства нравилось возиться с техникой. И я помню, насколько счастлив был, когда собирал свой мотоцикл… По урокам с ютуба и не без помощи домашнего механика — и не смотри на меня так — но всё равно был горд собой. Потому что сделал что-то сам. — Ты молодец, Чонгук. Уверен, что у тебя всё получится, ты умный и способный, когда действительно стараешься. — Откуда ты знаешь? — Я много за тобой наблюдал, — Юнги хитро прищурился. — И как бы ты не старался с самого начала прикидываться балбесом, ты схватываешь на лету. — Не обижайся, Юнги, но работа в магазине не самая… М-м-м, интеллектуальная. — Эй, это ты просто бухгалтерией не занимался! — шутливо возмутился Юнги и чуть потянул волосы Чонгука назад, тот рассмеялся, но по телу пробежала приятная дрожь. — А что насчёт тебя, Юнги? — А что насчёт меня? — Ты хочешь работать в магазине всегда? Юнги отпустил волосы Чонгука и нахмурился. И тогда тот понял, как прозвучали его слова. — Нет, в этом нет ничего плохого! Я просто не уверен, что… ты счастлив там. Взгляд Юнги смягчился, и он опять посмотрел на Чонгука с такой нежностью, с которой смотрят на наивных детей, которые ещё верят в Санта-Клауса. — Смена работы не поможет стать мне счастливым, Чонгукки. У Чонгука защемило сердце, и он порывисто притянул Юнги к себе, оплетая руками и ногами, пряча лицо в сгибе плеча. У него не нашлось слов. Что он мог сказать? "Я бы хотел, чтобы для счастья тебе было достаточно меня"? Он знал, что опять получит эту снисходительную улыбку. А также знал, что у Юнги есть что-то, что не отпускает его. И один школьник, как бы сильно он не любил, не сможет залечить израненное сердце.***
Разногласия случались и по другим поводам. К примеру, Чонгук никак не мог понять, почему Юнги обращается с ним как с хрустальной вазой. Сколько бы словами и губами он не пытался убедить другого, что они на равных, что никто ни к чему никого не принуждает, у Юнги всё равно были выстроены в голове чёткие границы. И, возможно, Чонгук мог бы с этим смириться, если бы это не шло вразрез с его желаниями. Юнги в очередной раз извивался под ним, кусая губы до крови, не выдерживал и срывался на глубокий гортанный стон. Было абсолютно очевидно, насколько происходящее ему приятно. И тогда Чонгук, излишне любопытный, но предпочитающий называть себя любознательным, захотел узнать, какого это. — Юнги, а что, если… в следующий раз мы поменяемся? Старший лежал на животе, обхватив подушку руками, и почти что засыпал. Чонгук устроился рядом, но он, напротив, не мог сомкнуть глаз. — Поза наездника? — еле слышно пробормотал Юнги. — Нет. Я имею в виду… — Чонгук почему-то засмущался, что было ему совсем не свойственно. Но всё же сказал: — Хочу тоже побыть снизу. — Юнги приоткрыл один глаз. — В смысле пассивом. — Юнги продолжал молчать, будто не понимал, о чём разговор. — Хочу, чтобы ты вошёл в меня своим… — Я понял. Юнги уже открыл оба глаза и приподнялся на локтях. Пару секунд он испытующе смотрел на Чонгука, и у того завязался узел внизу живота. — Этого не будет, — сказал как отрезал Юнги и отвернулся. Чонгук растерянно моргнул. Юнги ещё ни разу не говорил ему "нет". Тем более так категорично. Тем более на такую тему. Возможно, он молчал слишком долго, но когда снова спросил Юнги, тот ничего не ответил. Видимо, заснул. Или притворился. Сдаваться было не в характере Чонгука, поэтому он спрашивал снова и снова. Юнги то уходил от ответа, то опять косил под дурачка. "Поговорим на твой день рождения", — таков был его стандартный ответ. И никакие аргументы не помогали. Но Чонгук не из робкого десятка. И как говорится, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе. Чонгук хорошо подготовился. Купил всё необходимое, провёл в ванной чуть больше необходимого для простого мытья тела времени, удобно устроился на кровати. И вроде бы всё шло хорошо, как по книжке, однако… Приятно не было. Чонгук попробовал и так, и эдак, и один пальцем, и двумя. Посмотрел разные так сказать обучающие видео. Но… ничего. В итоге он начал злиться, потому что ничего не выходит, и действо превратилось в полный фарс. Чонгук с неудовольствием рассмотрел свои измазанные смазкой пальцы и с силой вытер их о бумагу. Постановление было такое: слишком короткие. Сдаваться он был не готов. С рвением истинного учёного Чонгук посетил магазин для взрослых (в районе, где на его возраст всем было всё равно) и гордо вышел оттуда с пакетом. Однако воспользоваться содержимым он так и не решился. Хотелось не так. А совсем иначе. Тогда Чонгук решил, что если уговоры на Юнги не действуют, то самое время переходить к действиям. Утром, когда Юнги вторым ушёл в душ, Чонгук с истинным коварством достал смазку, улёгся на кровать, широко разведя ноги в стороны, и заученным движением ввёл в себя один палец. Ожидаемо, он ничего особенного не почувствовал, только давление изнутри. Но для Юнги понадобится шоу. Поэтому, как только Мин вышел из ванной, Чонгук вполне реалистично застонал и толкнулся уже двумя пальцами глубже. Воцарилось молчание. Чонгук, подражая своей легенде, продолжал трахать себя пальцами, второй рукой гладить тело и зазывающе стонать. Но молчание длилось слишком долго. Так что Чонгук приоткрыл глаза и увидел так и застывшего в дверном проёме Юнги. — Ох, Юнги… — Чонгук закусил губу, как лучший порноактёр, — я тебя не заметил. — И что ты делаешь, позволь узнать? Голос Юнги был ровен и холоден. Но Чонгук не понаслышке знал, что тот умеет держать себя в руках, так что продолжил шоу. — Мне очень захотелось… — стон, толчок, — и я решил, что успею, пока ты моешься… — Ясно… И давно ты этим занимаешься? Я имею в виду, не только сейчас. — Эм… Пару недель… Юнги отмер и подошёл ближе, а Чонгук аж покраснел от неверия: неужели получилось! Но Юнги сел на матрас спиной к нему и взял со столика стакан воды. — Юнги? — Продолжай, я тебе не помешаю. Пальцы Чонгука замерли. Внутри завязывались отнюдь не возбуждение, а раздражение и обида. Он встал на колени и подполз к Юнги сзади, обнимая его руками и целуя в плечо. — Не хочешь присоединиться? — Нет, спасибо, — таков был холодный ответ. — М-м-м… ты просто не хочешь? Или не хочешь… так? Юнги замер под его руками. Чонгук всё ещё прижимался губами к чужому голому плечу, начиная себя чувствовать всё дряннее. И тут Юнги вырвался из его объятий и встал, смотря сверху вниз. Он был по-настоящему зол. — Чонгук! Я тебе несколько раз сказал, что не хочу так! Что в этом непонятного? Знаю, ты не любишь принимать отказы, но рано или поздно придётся научиться. Нет значит нет. Чонгук сидел как громом поражённый. Голый, с растянутым задом, липкими руками, он почувствовал себя по-настоящему глупо. Он опустил глаза и с силой сглотнул. Потом встал на ноги и прошёл к своей стороне кровати, рядом с которой были аккуратной стопочкой сложены вещи. Он надел трусы и почувствовал, как они намокают от смазки. И вместе с этим намокли его глаза. Чонгук крепко сжал зубы. Юнги прав, он несколько раз отказал, а Чонгук в очередной раз настаивал на своём. Он думал, что изменился, но на самом деле не поменялось ничего. Ни он, ни Юнги, ни они вместе. — Чонгук… Младший вздрогнул и схватил футболку, быстро натягивая её на себя. — Чонгук, прости, если я был слишком груб… — Нет, ты… — голос Чонгука задрожал, он прокашлялся и продолжил уже увереннее, — ты всё верно сказал. Прости. Я не должен был так поступать. — Ну… Да, но… Слушай, я не собирался тебя прогонять. — У меня домашнее задание, я лучше пойду. Чонгук уже застегивал штаны и понимал, что не верит в отговорку сам. — Чонгук, посмотри на меня. Юнги как-то неожиданно оказался рядом, и Чонгук замер с носками в руках. Тёплая рука опустилась на его плечо и мягко повела за собой. Чонгук повернулся и понял, что лицо Юнги расплывается. Это плохо. — Чонгук… — выдохнуло пятно голосом Юнги. И Чонгук тут же спрятал лицо в ладонях, в которых так и остались зажаты грязные носки. — Прости. Прости! Я не хотел на тебя давить! Просто… Ты ничего не объясняешь, Юнги! Я думал, ты просто сомневаешься, но если… если ты правда меня не хочешь, то это совсем другое дело. — Чонгук громко шмыгнул и отнял руки от лица. Юнги был бледен. — Всё в порядке. Я тебя наконец-то услышал. И больше не буду приставать. Всё останется по-прежнему. Только… только сейчас я бы пошёл домой. Прости ещё раз. Юнги ничего не ответил. Так что Чонгук обогнул его и направился к двери. Но уже когда его рука легла на ручку, его порывисто обняли со спины. — Это ты меня прости, Чонгук. Прости, что ничего не объясняю. Ты этого не заслуживаешь. Чонгук аккуратно высвободился из чужих рук и повернулся к Юнги. — Ты не обязан… — Нет, в этом случае обязан. Прошу, выслушай меня. А потом можешь уйти, если захочешь. Чонгук кивнул, и они вернулись на кровать. — Дело совсем не в том, что я тебя не хочу. Хотя… Проблема в том, что я хочу. И даже очень. Чонгук растерянно моргнул. — Тебе придётся объяснить понятнее, потому что я всё ещё ничего не понимаю. Юнги вздохнул, взял ладонь Чонгука в свою и вперил взгляд в неё. — Мне кажется, что… Я воспользуюсь тобой. Ты ещё так молод, и не я должен быть первым мужчиной в твоей жизни. В этом смысле. Когда я снизу… Ну, это вроде не так уж и ужасно с моей стороны. Чонгук сидел с очень сложным лицом пару мгновений, пока абсурдный смысл до него не дошёл. На замену вине пришла злость, и он вырвал свою руку из ладони Юнги. — Так дело опять в этом? В разнице в возрасте? — Не только, но да. — Юнги, ну сколько можно! Тебе 25. Не 80, 50 и даже не 40. У нас разница в возрасте 6 лет. Мне уже 19. Во многих странах мира я считаюсь совершеннолетним. Ты правда считаешь, что я не отвечаю за свои действия и желания? — Нет, но… — Что но? — Ты ещё школьник. — И это твой аргумент? Какая к чёрту разница! Я уже давно повзрослел, Юнги, и знаю, чего хочу. А хочу я, чтобы ты принимал меня за равного. Я твой возлюбленный, а не подопечный. Но что меня волнует ещё больше: всё это время ты считал, что встречаться со мной — это аморально с твоей стороны? Юнги подозрительно молчал, всё также безотрывно смотря вниз. Тогда Чонгук присел перед ним на корточки и увидел затравленный взгляд. — Ответь мне, я понравился тебе только из-за возраста? Юнги сглотнул и спустя пару мгновений покачал головой. — Тогда, может, тебе когда-то нравились дети? — Чонгук! — Юнги вскинул на него шокированный взгляд. — Ответь мне. — Нет! Нет, не нравились. — Тогда скажи, с чего ты взял, что педофил? — Я не… Я… — Я не знаю и, возможно, не узнаю, что произошло у тебя в прошлом, Юнги. Но для меня ты хороший человек. С тобой я счастлив. И я хочу быть для тебя тоже надёжным человеком. Понимаю, что ещё молод, но я вовсе не ребёнок. И не стоит меня считать таковым. Ты можешь положиться на меня. Глаза Юнги подозрительно заблестели, и он положил ладонь на щёку Чонгука, будто искал точку опоры. — Я никогда не считал тебя ребёнком. Проблема только в том, что я, кажется, сам не особо взрослый. Временами я не знаю, что мне делать. Как жить. Весь мой мир — это магазин и крыша. Это трясина, Чонгук. И я не хочу, чтобы она затянула и тебя. Чонгук прижал обеими ладонями чужую руку ближе, заглядывая в глаза. — Я вижу всё не так, Юнги. Магазин стал для меня спасением. Эта крыша — местом, которое я хочу считать своим домом. А ты… Ты так много для меня значишь. Но я не знаю, как ещё доказать тебе это. Я ведь совсем не шутил тогда, на море. Юнги порывисто вздохнул, и Чонгук повторил те слова, которые, наверное, ему следовало повторить уже десяток раз: — Я люблю тебя. — Чонгук… — Ты не обязан отвечать мне тем же. Только, пожалуйста, не переубеждай меня. И не отказывайся от моих слов. Я люблю тебя. Вот моя правда. В следующую секунду Юнги прижимался к его губам. Это было тем ответом, на который он был готов. А Чонгук был готов его принять. — Спасибо, — внезапно сказал Юнги, разорвав поцелуй. Он потянул Чонгука назад на кровать. — Спасибо, что зашёл в мой магазин. — Юнги целовал Чонгука везде, где мог достать. — Спасибо, что решил украсть это чёртово пиво. — Чонгук рассмеялся, но его рот тут же накрыл чужой, и стало не до шуток. — Спасибо, что остаёшься рядом. — Глаза в глаза. — Спасибо, что выбрал меня. Чонгук слабо улыбнулся. Он уже сидел на коленях Юнги и обнимал руками за шею. — Я не выбирал. Но если бы мог выбрать, то выбрал бы тебя снова. Юнги притянул его вниз за футболку и благодарно поцеловал. — Чонгук, ты правда этого хочешь? Чон сразу понял, о чём он, хотя тема разговора давно сменилась. — Ты не обязан, если не хочешь. Не надо ради меня… — Я хочу, — без раздумий ответил Юнги. — Слово только за тобой. Чонгук поёрзал на чужих коленях, не совсем уверенный в своих желаниях сейчас. — Юнги, если совсем начистоту… То я не очень понял прикол. — В каком смысле? — Ну… Что тебе нравится в анальном сексе? Я вообще ничего не почувствовал, — нехотя признался Чонгук. — По всякому пробовал, но то ли не дотягиваюсь, то ли не так это делаю… То ли просто не моё. Юнги выглядел искренне удивлённым. — Но ты же так… Так стонал совсем недавно. Чонгук хитро и чуть смущённо улыбнулся. — Так тебе понравилось моё шоу? Юнги задохнулся от возмущения, но тут же расхохотался и повалил Чонгука спиной на кровать, нависая сверху. — Ты невозможный. Чонгук с невинным видом пожал плечами. — Как говорится, в любви и на войне все средства хороши. Глаза Юнги гуляли по лицу и телу Чонгука, а с губ не сходила лёгкая улыбка. — Возможно, ты и правда не достал. У меня одного тоже не особо хорошо получается, хоть пальцы и длиннее. — И часто ты делаешь это сам? — Чонгук взял руку Юнги и поднёс к своему рту, мягко касаясь губами подушечек пальцев. — В последнее время всё реже. — Юнги сглотнул. — У тебя очень длинные и красивые пальцы, Юнги. — Чонгук втянул кончик указательного в рот и тут же выпустил. — Я сразу это заметил. — Правда? — Да. Однако… Думать о том, как я хочу, чтобы эти пальцы оказались внутри меня, я начал совсем недавно. Но всегда, когда я пробовал разработать себя, я представлял на месте своих пальцев твои. Но это совсем не то же самое. — Боже, Чонгук… — Юнги уронил голову на плечо Чона. — Что, переборщил? — хихикнул Чонгук, оплетая Юнги ногами, чтобы притянуть ближе к себе. — Я посмотрел слишком много порно, пока готовился. А я быстро учусь, как ты знаешь. Юнги приподнял голову. — Если хочешь, то мы попробуем. Но как только ты попросишь, я остановлюсь. Чонгук кивнул. Внизу живота уже начало собираться возбуждение, и он нетерпеливо поёрзал. Юнги быстро избавил его от нижней части одежды и мягко развёл чужие ноги в стороны. Чонгуку поддался без особого смущения, только задышал тяжелее. — Много же ты смазки налил, — выдал Юнги. — Ну я же не ты. — На тебе я экономить бы не стал. Юнги поцеловал Чонгука во внутреннюю часть бедра, и тот вздрогнул. Всё тело превратилось в один раскалённый нерв, ждущий только одного — действий Юнги. Тот нашёл смазку и презерватив, вернулся к Чонгуку, но продолжал медлить. — Чонгук, ты уверен? — Более чем. — Если тебе не понравится, то не надо симулировать. Тем более я всё равно замечу. Чонгук бросил взгляд на свой пока что неэрегированный член и снова поднял на Юнги. — Хорошо. — Ладно. Тогда я начну. — О боже, Юнги, ну мы же не ракету в космос запускаем! — Пф. Лежи смирно, я пытаюсь сделать всё правильно. И расслабься. Это залог успеха. — Ладно, — сдался Чонгук и перестал приподниматься на локтях. Через пару секунд его ануса коснулся чужой палец в латексе, не надавливая, но массируя. По телу пронеслась приятная дрожь, просто потому, что это делал Юнги. Мин продолжал лёгкие движения одним пальцем, а другой рукой гладил бедро Чонгука. — Всё хорошо? — Поцелуй в паховую складку. — Да. Кончик пальца легко проник внутрь, и Чонгук втянул живот. — А теперь? — Да. — Тогда расслабься. Я не сделаю тебе больно. — Я знаю. Чонгук постарался снова расслабиться, он и сам чувствовал, что слишком сильно сжимает палец Юнги. Когда он делал это сам, то всё ощущалось немного иначе, потому что дело было буквально в его руках. Но теперь вместе с ним был Юнги. И всё ощущалось куда острее. Палец мягко проник глубже и снова назад. Чонгук задышал быстрее. Внутри всё ещё не чувствовалось ничего особенного, но поцелуи, поглаживания, близость Юнги так будоражили, что Чонгук почувствовал увеличивающееся возбуждение. — Тебе приятно? — спросил Юнги, тоже заметив, что член Чонгука привстал. — Да… — Я имею в виду от пальца. — Ну… не совсем. — Не совсем? — Нет, — признался Чонгук. — Это ничего. Палец Юнги вошёл до конца. Они у него и правда были длинные, так далеко сам Чонгук достать не мог. Он почувствовал, как Юнги плавными движениями скользит по внутренним стенкам, очевидно, пытаясь найти простату. Чонгук уже было думал признать, что родился с ужасным в его случае изъяном и не судьба ему испытать все прелести анального секса, как задохнулся собственным стоном. — А-ах… — Больно? — встрепенулся Юнги. — Н-нет. Я… Юнги, повтори, пожалуйста. Палец вернулся к той самой точке, и у Чонгука поджались пальцы на ногах. — Д-да! Вот тут… Ах… Юнги… — Ну, теперь дело за малым, — усмехнулся Юнги. — Прошу, Юнги, я посмеюсь над твоими шутками позже, ты только не останавливайся сейчас. — Хорошо, нетерпеливый. Юнги продолжил движения, каждый раз проезжая по простате, и оставлял россыпь поцелуев и засосов на бёдрах. А Чонгук задыхался, комкал простынь в руках и отчаянно пытался не рассыпаться на миллион атомов, потому что ему было мало. — Юнги… Ещё, пожалуйста, Юнги… Ах, сильнее… И Юнги послушался. Внутрь проник второй палец, и Чонгук сорвался на громкий стон. По всему телу разносились волны удовольствия, и от понимания, что всё это делает с ним Юнги, было ещё приятнее. Юнги дотронулся перепачканной смазкой рукой до напряжённого члена Чонгука, и тот вскрикнул от неожиданности и нового сильного прилива удовольствия. — Юнги, я так быстро кончу. — Ничего. Чонгук захныкал. Он одновременно хотел, чтобы сладкая пытка закончилась быстрее и чтобы она продолжалась вечность. Чтобы вселенная достигла своего пика и взорвалась миллионом звёзд, и Чонгук вместе с ней. Вселенная начала полыхать, когда Юнги накрыл головку его члена губами, при этом продолжая массаж простаты. И Чонгук зажмурился до звёзд в глазах. Всё его тело горело и болело от скопившегося напряжения. Юнги ускорил движения, и Чонгук начал неосознанно двигать бёдрами, насаживаясь на его пальцы сильнее. Он был так близко. — Ю-юнги, я сейчас!.. Но было уже поздно. Вселенная взорвалась. И оставила после себя только звёздную пыль. Где-то снизу закопошился выживший Юнги. Заскрипели половицы. Скоро Чонгук почувствовал холодную влагу на бёдрах. А потом матрас прогнулся, и на его торс улеглась взъерошенная голова Юнги. — Как ты? — Умер. — Пф. Чонгук, не дури. Всё в порядке, ничего не болит? — Всё лучше, чем в порядке. Только я зол. — Что? Из-за чего? Чонгук наконец смог заставить себя открыть глаза, только чтобы зыркнуть на Юнги. — Ты специально отказывался, чтобы всё удовольствие себе оставить? Юнги громко рассмеялся, а потом приподнялся и чмокнул Чонгука в губы. — Раскусил. Слишком уж мне нравится твой член. — Боже, Юнги, — Чонгук закатил глаза, но не выдержал и тоже рассмеялся, сбрасывая окончательно напряжение утра. — Не могу лгать, мне тоже нравится твоя попа, — он похлопал его по причинному месту. — Но, как выяснилось, и пальцы тоже. — Что же делать, как выходить из этой ситуации? — Придётся совмещать, — трагически вздохнул Чонгук. Они чрезвычайно важно кивнули друг другу, но не выдержали и покатились со смеху. Когда получилось успокоиться, Чонгук сказал то, что чувствовал: — А если серьёзно, Юнги… То мне вообще без разницы как и где. Главное, что с тобой. Юнги переплёл их пальцы. — Взаимно, Чонгук.***
И последняя проблема. Возможно, самая важная. А если бы Чонгук не гнал эти мысли подальше, то в слове “возможно” не было бы нужды. Это произошло, когда в один из дней Чонгук пришёл ночевать домой и в гостиной увидел брата. Мингю сидел на диване и печатал что-то на телефоне. Но стоило хлопнуть двери, он тут же цепко посмотрел на Чонгука. — Ты поздно. — Я всегда так прихожу. — Неправда. — А тебе-то откуда знать? — Работники докладывают. — Кто бы сомневался… Ну ладно, хорошего вечера, — не без сарказма сказал Чонгук и направился уже было в свою комнату, как его остановил оклик брата. — Нам надо поговорить. Сядь. Как всегда, в его словах не было просьбы, только приказ. Хотелось бы Чонгуку сказать, что это профдеформация, но нет. Мингю был таким, сколько он себя помнит. Наследственное, видимо. Решив не нарываться на конфликт почём зря, Чонгук послушался и сел в кресло напротив брата. — Слушаю. — Это я слушаю. Ты так и не объяснил, зачем работаешь в том продуктовом. Чонгук напрягся. После полиции Мингю ещё ни разу не поднимал эту тему. Но следовало догадаться, что это всего лишь затишье перед бурей. — А тебе какая разница? — Не хочешь отвечать на этот вопрос, ответь на другой. Что у тебя с Мин Юнги? — При чём тут Юнги? — Ощетинился Чонгук. — При том. Мингю полез в портфель и вскоре кинул на журнальный столик между ними десяток фотографий. Чонгук обмер. Он смотрел на верхнюю фотографию, она была сделана с улицы около их магазина и запечатлела, как они с Юнги сидят около окна и смотрят друг на друга, улыбаясь. Но надо было плохо знать его брата, чтобы предположить, будто он придёт к нему с этим. Чонгук протянул руку и одним движением растянул фотокарточки по всему столу. Тут были они. Счастливые. Влюблённые. Смеющиеся. Обнимающиеся. И даже… Целующиеся. Они были аккуратны. Везде. Кроме, чёрт побери, дома Юнги. В душе поднималась ярость. Но не из-за того, что он стыдился Юнги. Напротив, он гордился тем, что в этой семье сумел сохранить способность искренне любить. А из-за того, что эти чувства, его душу и сердце, запятнали. За ними следили. Какой-то человек следовал за ними по пятам и снимал каждый момент, который должен был принадлежать только им двоим. — Ну и что скажешь? — Ты не имел права, — выдавил Чонгук, не способный оторвать взгляд от фотографий, где Юнги смотрел на него с безграничной нежностью. — Скажи спасибо, что их снял я, а не какой-то желтушный журналист. Знаешь, что бы было, попади эти фото в СМИ? О чём ты думал вообще? — Это не касается ни СМИ, ни тебя, ни кого-либо вообще, кроме нас. — Чонгук, ты вроде не настолько туп. Конечно же, это касается меня. Как и нашей семьи. Чонгук громко хмыкнул, наконец поднимая взгляд на брата. — Насрать мне на нашу семью, — он сильнее выделил слово “нашу”. — Это и семьёй-то с трудом можно назвать. — Мне напомнить, под чьей крышей ты живёшь? На чьи деньги ешь? Кто оплачивает все твои прихоти? — А мне тебе, наверное, надо рассказать, что семья — это не только про деньги, — процедил Чонгук. — Это про взаимопонимание, любовь, поддержку, совместные радостные воспоминания. А не про четырёх людей, которые собираются вместе раз в год на праздники и делят одну фамилию. Знаешь, что бы ты должен был сделать, будь ты мне настоящим братом? Спросить, чёрт возьми, спросить словами, не встречаюсь ли я с кем-то. И будь мы нормальной семьёй, я бы поделился, что впервые влюбился. Что я по-настоящему счастлив. Что с ним, с Юнги, я чувствую себя любимым и ценным, — Чонгук с ужасом понял, что его голос дрожит, но уже не мог остановиться. — Но вместо этого ты кидаешь на стол наши фотографии, как какую-то грязь! Это, по-твоему, семья? Лицо Мингю было непроницаемо, ни один мускул не дрогнул. Он отпил из стакана воды и тихо поставил его назад на стол. — Прекрати истерику, Чонгук. — Боже мой… — Чонгук спрятал в ладонях лицо, не в силах бороться со слезами. — Послушай меня внимательно. Мы и правда нестандартная семья, тут я с тобой согласен. Да, у нас нет милейших посиделок по вечерам за одним столом и трогательной традиции делиться своими чувствами. Но у нас есть кое-что лучше. Деньги и власть. Мы в меньшинстве, Чонгук, и поэтому мы лучше. Многие бы убили за то, что досталось тебе по праву рождения. И многие убивали. Так что, будь добр, не просри всё из-за своей новой игрушки. Чонгук поднял на брата полный ненависти взгляд. — Слёзы излишни, ты меня ими не разжалобишь. А теперь послушай ещё вот что. Мы мирились с твоими прогулами и оценками. С твоими мотоциклами. Нежеланием заниматься семейным бизнесом. В любом случае ты был мал. Переходный период, думали мы. Но тебе уже 19, Чонгук, ты выпускаешься в этом году. Пора браться за голову. И это, — Мингю постучал пальцем по фотографиям, — совсем не то, что тебе сейчас нужно. — Это не тебе решать. Никому из вас. Это касается только меня и Юнги. — Знаешь, я ведь тоже был однажды влюблён. Чонгук растерянно моргнул от резкой перемены темы. А Мингю невозмутимо продолжил: — И не надо так на меня смотреть. Знаю, ты считаешь меня машиной без чувств, однако я тоже человек. — Мингю отвёл взгляд в сторону. — Её звали Сон Ёнхи. Она была официанткой в ресторане, подающем кимпаб. Мы часто ходили туда с друзьями после школы. И я влюбился без памяти, — Мингю грустно ухмыльнулся воспоминаниям. — Она всегда собирала волосы в высокий пучок. Но они были такие густые, что то и дело падали ей на лоб и мешались. И она их сдувала постоянно. Друзья говорили, что она не красавица, но для меня она была самой прекрасной. От её улыбки я готов был скупить весь кимпаб в этой чёртовой забегаловке. Я решился позвать её на свидание, и она согласилась. Вскоре мы начали встречаться. Она ходила в соседнюю школу. И каждый день после занятий я бежал к её воротам, чтобы проводить до работы. Я очень любил её. — И что случилось? — робко спросил Чонгук, когда брат замолчал. Он понимал, что ничем хорошим эта история не закончилась, ведь он ни разу не слышал имя Сон Ёнхи в этом доме. — А сам как думаешь? — брат посмотрел на него, его взгляд снова похолодел. — Родители узнали и провели воспитательную беседу. Я наследник корпорации, поэтому обязан жениться на той, кого выберут мои родители. Той, кто принесёт нам выгоду. Кто будет мне под стать. И это не бедная девочка, которая разносит кимпаб. Чонгук опустил взгляд и взял в руки фотографию. На ней они с Юнги обнимались на их крыше. Ярко светило солнце, и они вышли погреться в его лучах. А потом Чонгук утянул Юнги в шуточный танец. Они наступали друг другу на ноги, много смеялись и ещё больше целовались. Это был один из любимых дней Чонгука. — Мне жаль тебя. — Что? — Жаль, что родители сделали это с тобой. Что лишили тебя любви. Ведь за деньги её не купишь. Брат тяжело вздохнул. — Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому. Что ты знаешь об этом Мин Юнги? Что у него солнечная улыбка, которую он так редко показывает, что он очень трудолюбивый и заботливый, что у него есть несколько родинок на пояснице, что он любит апельсиновый сок и море. — Достаточно. — Уверен? — Да. — Уточню. Что ты знаешь о его прошлом? Сердце Чонгука пропустило удар. — Достаточно, — соврал он. Но, кажется, дрогнувшее лицо его выдало. — Ясно, — хмыкнул брат. — Кажется, ничего не знаешь. В таком случае и нечего прикрываться большой и чистой, Чонгук. — Если есть что сказать, говори. — Даже лучше. Есть, что показать. Мингю опять достал что-то из портфеля и кинул перед Чонгуком… папку из полиции. — Ты не посмел! — Чонгук в неверии вскинул на Мингю глаза. — Ты открыл на него дело?! — Господи, Чонгук, ну я же не совсем монстр. Посмотри на дату. Чонгук схватил папку в руки и разглядел внизу числа: 2012/03/10. Пять лет назад. Когда Юнги было 20. — Вижу, что не знаешь. Но оно и к лучшему. Так будет легче расстаться. — Что это? — прохрипел Чонгук, не в силах перестать разглядывать любимое имя и ужасную подпись “уголовное дело”. — Чонгук, соберись уже. В тюрьме этот твой Юнги сидел. Он преступник. Уголовник. И дальше по списку. — Этого не может быть… — И всё же это правда. Не хочешь прочитать за что? Рука Чонгука дрогнула, но в последнюю секунду он остановился. Он обещал. — Нет. И ты не смей мне рассказывать, — Чонгук положил папку назад на стол, прямо поверх фотографий. — Я знаю, что в прошлом Юнги что-то произошло. И обещал ему не спрашивать, пока он сам не захочет рассказать. Прошлое остаётся в прошлом. Я тоже не подарок. — Последнее правда. Но и ты не сидел в тюрьме, Чонгук. Послушай. Тут дело уже даже не в нашей семье. Тюрьма меняет людей, ты не можешь знать, чего ожидать от него. Я говорю это тебе как старший брат, который беспокоится за тебя. И не надо так на меня смотреть, это правда. Ты можешь встретить кого-то гораздо лучше его. — А ты встретил кого-то лучше Сон Ёнхи? Мингю поджал губы, а Чонгук встал. Им не о чем больше было говорить. Родные по крови, но чужаки по своей сути — вот, кем они были. — Я не отвернусь от Юнги. Можете при желании выписать меня из семейного реестра и лишить денег. В любом случае после совершеннолетия я не планирую иметь с вами ничего общего. И не посмотрев на брата, Чонгук ушёл в свою комнату. Но как бы он ни храбрился, не спал почти всю ночь. И когда он утром проходил через гостиную, то увидел на столе фотографии и папку в том же виде, что и вчера. Чонгук прошёл мимо. Но вскоре вернулся и убрал всё со стола в рюкзак. Пообещал себе, что уничтожит папку в ближайшее время, чтобы никто её больше не увидел. Но так и не сделал этого.***
— Юнги-и-и, ты такой красивый! Чонгук опирается на швабру и смотрит на Юнги, который пересчитывает деньги в кассе. — Спасибо, — Юнги улыбается, но больше не краснеет до кончиков ушей. Он постепенно привыкает к комплиментам и чужой заботе, что невероятно греет Чонгуку душу. — Это невыносимо! — Что именно? — Я даже не могу тебя поцеловать! Поэтому тебе нельзя быть таким красивым! — Ничего не могу поделать, это от природы. — Юнги лукаво смотрит на него из-под чёлки. Он как раз собрал деньги в конверт, чтобы отнести в сейф. — Подойди ближе. — М? Чонгук, волоча швабру по полу, подходит к другой стороне кассовой стойки. — Ещё чуть ближе. Чонгук склоняется. — Только быстро, — улыбается Юнги и тянется ближе. А Чонгук замирает. Перед глазами вспыхивает десяток фотографий, десяток таких же украденных моментов. И у Чонгука мороз идёт по коже, кажется, что за ними кто-то следит. Но, противореча своим ощущениям, Чонгук подаётся навстречу и… — Юнги, я пришёл тебя украсть, чтобы!.. Их отбрасывает друг от друга по разным сторонам стойки. Швабра выпадает из ослабевших пальцев и с глухим стуком падает на чистый пол. — Ой, — выдаёт Намджун, переводя взгляд с Юнги на Чонгука. — Мы… это… — говорит Юнги, но не успевает подобрать слов. — Я так понимаю, вы всё же помирились, — ухмыляется Намджун. — Это… ну да, — в итоге говорит Юнги и смущённо краснеет, смотря на Чонгука. — Юнги, ну ты и тихушник! Я вот тебе сразу написал, как с Сухён поцеловался. — Да как-то случая не было… — Ага, как же. Так, всё! — Намджун хлопает в ладоши. — Закрывайте смену, и идём ужинать. Все втроём! И таким образом они сами не заметили, как оказались в уличной забегаловке. Перед ними стоят разнообразные закуски и три дымящихся супа с рыбным пирогом. А ещё две бутылки соджу на каждый совершеннолетний нос. — Ну и что вы притихли? — спрашивает Намджун, выпивая рюмку до дна и закусывая маринованной редькой. — Рассказывайте. Юнги с Чонгуком переглядываются, Мин вздыхает и залпом осушает рюмку. — Мы встречаемся. — Рюмка со стуком опускается на стол. — Вот как, — улыбается Намджун, опёршись на руку. — Да, начали после того, как произошла вся та история с полицией. — Угу. — У нас всё очень хорошо. — М-м-м. — Ничего не скажешь? — А что тут сказать? Рад за вас, — Намджун поднимает рюмку, салютуя. — Но хотелось бы об этом узнать не когда я зашёл в магазин. — Боже, — Юнги отводит взгляд и подхватывает рыбный пирожок палочками. — Мы, честно, не делаем ничего такого в магазине. Это был единичный случай. Не сдержавшись, Чонгук громко фыркает. Юнги посылает ему страшный взгляд, и Чонгук тут же машет головой. — Честное слово, господин Ким, мы осторожны, при клиентах ни-ни. — Ещё б вы при клиентах… того, — Намджун усмехается, но видно, что он не злится. — Ну ладно, как бы там ни было, обидишь моего друга, Чонгук, не поздоровится. — Намджун указывает на него пальцем, но не успевает Чонгук ничего сказать, Намджун переводит палец на Юнги. — И ты, если снова будешь вести себя как идиот с Чонгуком, тоже получишь. Юнги поднимает рюмку, чокаясь ей с другом. — Договорились. Уже когда на столе стоит четыре бутылки соджу, а Намджун пьяно клюёт носом в полупустую тарелку, Чонгук понимает, что остался единственным взрослым за столом. — Господин Ким, осторожнее, Вы сейчас упадёте в суп. — Нет! — Намджун поднимает палец и голову. — Называй меня Намджун. Всё же ты парень моего друга. А то я себя стариком чувствую! Юнги же ты по имени называешь. — Это другое… — мнётся Чонгук. — Мы решили называть друг друга возлюбленными! Кстати, о Юнги. Он ничуть не лучше. Юнги жмётся ближе к Чонгуку, то и дело хватает за руку или тянется обнять. Чонгук бы и рад, но наличие Намджуна и других людей на улице его смущает. Раньше, быть может, всё было бы и иначе. Но теперь… — Юнги, прошу, мы же не одни. — Ты меня стесняешься? — Юнги беззастенчиво строит ему глазки. — Конечно, нет, — Чонгук сдаётся и берёт его за руку. — Но завтра ты и сам пожалеешь. — Вовсе нет! Я хочу всегда-всегда обнимать тебя. — Юнги приводит в действие свои слова и оплетает Чонгука за талию. — Просто держу себя в руках… Но это же такая глупость, если подумать! Я хочу тебя обнимать, почему не могу? — Можешь, но… — Какие же вы милые! — пьяно восклицает Намджун. — Смотрю я на вас, и сердце радуется! Я уж и не думал, что Юнги кого-то себе найдёт. Он был таким закрытым. Чонгук! Чонгук, спасибо. Чонгук в шоке наблюдает за тем, как Намджун, покачиваясь, пересаживается на стул ближе и тоже бросается обнимать Чонгука, но с другой стороны. — Господи, за что мне всё это? — тихо вопрошает Чонгук, пока Намджун плачет ему в футболку, а Юнги пытается его успокоить. — Должно быть, в прошлой жизни я всё же предал страну. Но сколько бы Чонгук не ворчал, ему было приятно. То, что они впервые с кем-то, кто знает об их отношениях и, более того, поддерживает. То, что Юнги такой близкий и тактильный. То, что он чувствует себя окружённым любовью. Так вот, что такое семья. Спустя ещё полчаса он умудряется посадить Намджуна в такси и познакомиться по телефону с его женой. Они же с Юнги решают дойти до дома пешком. Хоть старший и может идти, но всё же опирается о Чонгука, чтобы не качаться из стороны в сторону. — Хорошо сегодня было. Я рад, что Намджун всё узнал, — говорит Юнги, на его губах играет улыбка. — Я тоже рад. Но… можно узнать, почему ты ему не рассказал раньше? Юнги пожимает плечами. — Да я и сам до конца не понимаю… Наверное, мне было стыдно. — Юнги… — Я не о том. По крайней мере теперь. Просто знаешь, я так отпирался от отношений с тобой. Не хотелось говорить, что отказался от своих слов. Как будто я ничего не держу под контролем. А Намджун он… Знаешь, он всегда был таким ответственным и мудрым не по годам. У него всё как надо. А я… тот друг, про которого рассказывают с неохотой и сожалением, что он есть в твоей жизни. Который больше забирает, чем даёт. — Юнги! — Чонгук резко тормозит и, развернувшись, берёт Юнги за плечи. Тот смотрит на него в ответ с сожалением. — Ты когда-нибудь говорил Намджуну, что думаешь так? — А есть смысл? — Конечно, есть! Уверен, он совсем так не считает. А ты съедаешь себя этими мыслями. Или я не прав? — Намджун очень хороший человек. — Юнги мягко высвобождается из чужих рук и садится на лавку. — Он бы никогда не сказал мне горькую правду. — Так ты что же считаешь, что он общается с тобой из жалости? — Скорее, по старой памяти. Раньше я был другим. Раньше. Пять лет назад. У Чонгука в голове начинает складываться пазл. Конечно же, с судимостью Юнги было сложно найти работу. И кто ему мог помочь, как не друг-менеджер? — Юнги, — Чонгук присаживается на корточки рядом и берёт за руки, — не додумывай за других людей. Если бы всё было так, как ты говоришь, то Намджун бы просто помог тебе с работой и прекратил общение. Но он приходит к тебе, зовёт гулять, до слёз растроган тем, что у тебя появился любимый человек. Так не ведут себя с людьми, которые не дороги. Юнги выглядит грустным и совсем не убеждённым. Должно быть, он уже и сам не раз приводил себе эти аргументы, но что-то заставляло откидывать их в сторону. — Это было тут, ведь так? — внезапно говорит Юнги и смотрит по сторонам. — Эта лавка, этот магазин. — О чём ты? — Когда я сказал тебе те слова. "Я думаю, ты послан мне в наказание за грехи…" — Да, тут… — Ты так и не понял, что я имел в виду? — Понял, — Чонгук пытается скрыть грусть за улыбкой, — и я стараюсь стать лучше. — Тогда ты ничего не понял, — Юнги качает головой. — Ты мне так нравился, Чонгук. Безумно. Очень сильно. Но я думал, что не могу быть с тобой. Что никогда не позволю себе этого. Но ты оставался рядом, был так близко, всегда, когда нужен. Ты моё испытание. Потому что из-за своих грехов я не могу быть с тобой. У Чонгука защемило сердце. А папка обожгла спину сквозь рюкзак. — Можешь, — Чонгук подаётся вперёд, сжимая чужие ладони крепче. — Не важно, что было в прошлом. Главное, что сейчас. — Но что лучше сейчас, Чонгук? Я хочу подарить тебе весь мир. Но могу позволить только банановое молоко. — Это неважно. Ничто не важно, только ты. И я. Мне больше ничего не нужно. — Это пройдёт. — Юнги поднимается, и его руки выпадают из ладоней Чонгука. — Все чувства рано или поздно остывают. — Или меняются, — Чонгук догоняет Юнги, и они шагают рядом. — Любовь меняется, но остаётся любовью. — Это очень мило, Чонгук. Когда-то и я в это верил. Чонгук обгоняет его и преграждает путь. — Поверь, мы увидим друг друга седыми. У нас будет домик у моря. Собака. И много-много общих воспоминаний. И тогда ты должен будешь извиниться за эти слова. Юнги смотрит на него с уже привычной нежностью, которая, как надеется Чонгук, не изменится никогда. — Договорились, Чонгук. Я буду счастлив извиниться перед тобой.***
— Нет, пожалуйста… — Юнги. — Простите, мне жаль… — Юнги! — Нет-нет… — Юнги, проснись же! Но Юнги метался на кровати, щёки были мокрые от слёз, чёлка прилипла ко лбу от пота, а лицо исказило страдание. И он всё никак не мог проснуться. Кошмары снились Юнги часто. Почти что каждый раз, как Чонгук оставался у него ночевать. А может быть, и всегда, просто иногда Юнги удавалось проснуться сразу, и Чонгук, внезапно вынырнув из сна, находил старшего на улице, безотрывно наблюдающего за городом. Поначалу Чонгуку было очень страшно. Юнги кричал, заламывал руки, плакал, а когда просыпался, ещё долго не мог прийти в себя, как бы не успокаивал его Чонгук. И было видно, что присутствие Чона нисколько не помогало, а даже наоборот. Юнги много раз извинялся перед ним за то, что разбудил, и просил не оставаться на ночь, а Чонгук также много раз убеждал его, что ничуть не против, лучше уж быть вместе в такие моменты. Со временем Юнги смирился. И теперь… Юнги резко очнулся. Он дышал через рот, безумными глазами смотря в темноту комнаты. Чонгук дотянулся до настольной лампы, и при тусклом свете стало чуть проще прогонять кошмары. — Юнги, всё хорошо. Ты в безопасности, — шептал Чонгук, нависая сверху и гладя Юнги по волосам. Постепенно дыхание Юнги выровнялось, и он прикрыл глаза. Чонгук сбегал за мокрым полотенцем и подал его Юнги, чтобы тот мог протереть лицо и шею. — Спасибо… — Угу. Свет снова погас, и Чонгук улёгся на грудь Юнги, слушая удары его сердца. Спокойные, размеренные. Всегда бы так. Юнги запустил пальцы в волосы Чонгука и медленно их перебирал. Но сон не шёл ни к кому из них. Чонгук и раньше спрашивал Юнги, что же ему снится. Ответ никогда не был определённым, просто "кошмары". Однако теперь Чонгук начал догадываться, что это были не просто кошмары, а события прошлого. Чонгук зажмурился и стиснул Юнги в объятиях сильнее. Как бы он хотел забрать его боль себе, видеть эти кошмары вместо него, чтобы Юнги хоть одну ночь мог выспаться. — Я люблю тебя… — прошептал Чонгук. Но Юнги уже спал.***
Уж кого не ожидал Чонгук увидеть на пороге магазина ранним субботним утром, так это Джину. — Здравствуйте, — парень перевёл взгляд с Чонгука на Юнги, который уже собирался выйти из-за стойки с мрачным выражением лица. — Чонгук, могу я поговорить с тобой? Чонгук остановил Юнги жестом руки и успокоил улыбкой. А потом кивнул Джину на улицу. Напротив магазина находился маленький сквер, пара деревьев, лавочек и непонятная скульптура в центре. Они сели там, и Джину подкурил сигарету, предложив Чонгуку взять одну из пачки. — Я бросил. — Вот как, — Джину улыбнулся и выпустил дым из лёгких. — Всё с чистого листа, да? Чонгук передёрнул плечами: — Говори, что хотел. Я всё ещё злюсь на тебя за то, что ты говорил с Юнги за моей спиной. — Прости за это, я хотел как лучше… — А получилось как… Впрочем, это уже не важно. Мы со всем разобрались. — У вас… всё хорошо? — Да. Ты за этим пришёл? — Нет. То есть не только. Я пришёл попрощаться. Чонгук с удивлением посмотрел на бывшего приятеля, повернувшись вполоборота. — Ты переводишься? — Почти. Мой соцработник всё же смог пристроить меня в училище. Мы с Борой переезжаем в другой город. — Вот как… Рад за тебя, — искренне сказал Чонгук. — В любом случае нам в этой школе места больше нет. Сегодня сообщили, что нас и Пильгу отчислили. — Что? Но… почему? — Должно быть, после всей этой ситуации с Гюхёном на наше поведение стало невозможно закрывать глаза. — Но мне никто не звонил… Джину посмотрел на него с иронией. Ну конечно, конечно, его не могли отчислить. Членов семьи Чон никто не может "отчислить". Да и можно догадаться, что над устранением старых приятелей Чонгука постарался его брат. — А что с Гюхёном, ты не знаешь? — спросил Чонгук, решив не комментировать предыдущую тему. — Насколько мне удалось узнать, психологи ему поставили какое-то расстройство. Посттравматическое или ещё что, не помню. Первое время его будут держать в больнице, а потом, наверное, выпустят. Ему уже почти 20, не в детдом же. — Он так этого боялся. Детдома. — И зря. Лучше бы учился, знал бы, что в 19 лет уже никуда его не отправят. — Чонгук этого тоже не знал. — Но знаешь, иногда не понятно, что лучше. Когда у тебя есть такие родители или когда их вовсе нет. И этого Чонгук не знал. Кажется, он вовсе ничего не знал об этом мире. — По крайней мере у тебя есть сестра. — Да, есть. Но и ты теперь не один. — Кажется, да, — улыбка всё же пробралась на лицо Чонгука, стоило вспомнить, что в магазине его ждёт переживающий Юнги. — Ну ладно, — Джину резво поднялся и протянул Чонгуку руку. — Давай прощаться. Если повезёт, мы больше никогда не встретимся. Чонгук с усмешкой пожал другому руку и подтянулся за неё, чтобы встать. — Прощай. И уже когда Джину отошёл от него на пару шагов, Чонгук, повинуясь внутреннему порыву, сказал ему в спину: — Из тебя получится хороший служащий, Джину. Тот развернулся и улыбнулся так ярко, как Чонгук даже не думал, что он умеет. Они столько времени провели вместе, но так и не успели друг друга узнать. И уже не смогут этого сделать. Но Чонгуку не было грустно, а совсем наоборот. — Спасибо, — искренне поблагодарил Джину и наконец-то ушёл из его жизни. Когда Чонгук вернулся в магазин, Юнги сразу же выскользнул из-за прилавка. — Ну что? Чонгук огляделся по сторонам, и, не заметив покупателей, рухнул в объятия Юнги. Мин не отпирался, а, наоборот, притянул его ближе и легонько похлопал по спине, успокаивая. — Что-то произошло? — Всё закончилось, Юнги. Всё наконец-то закончилось. Чонгук и не подозревал, что прошлое его так тяготило. И только попрощавшись с Джину, он осознал, как всё изменилось. Вместе с Джину ушли не только Бора, Пильгу и Гюхён. Вместе с ними ушёл прошлый Чонгук. Непонятый, одинокий, озлобленный мальчишка, которого он, с одной стороны, ненавидел, но, с другой, его было бесконечно жаль. Руки Юнги были тёплыми и надёжными, а дыхание мягкими волнами опускалось на открытую кожу шеи. Он больше не один. Они больше не одни.***
— Фух, с уборкой закончили, можно собираться. Юнги выжал швабру и опёрся на неё, другой рукой вытирая пот. Чонгук, который только что закончил мыть окна, повернулся к нему с улыбкой. — Поедим тут или дома? — В холодильнике остались рис и гарниры, — припомнил Юнги. — Если ты, конечно, не хочешь чего-то этакого. — И чего же это? — хмыкнул Чонгук. — Бенто из магазина? — Ну извини, чем богаты. Хотя… можем куда-то сходить поесть. — Типа… свидание? — Ну, можно это и так назвать. Чонгук тут же загорелся идеей. — Давай! У нас же ещё не было свиданий. — Как это? Мы ж с тобой постоянно вдвоём. Вот только вчера ужинали вместе. — Это не то, Юнги, — Чонгук закатил глаза. — Разве свидание — это не когда двое людей, которые нравятся друг другу, проводят время вместе? — Называй как хочешь. Но мы ни разу не ходили на настоящее свидание! — Ладно, — сдался Юнги, улыбаясь. — И куда ты хочешь сходить? — М-м-м… Точно! Давай на Намсан! Туда же все парочки обязаны сходить. — Намсан? А там не слишком многолюдно? — Ну и что. Как раз вечер, успеем на закат! — Ладно… — Или ты не хочешь? — затормозил Чонгук, уже направившийся на склад собираться. — Хочу, — успокоил его Юнги и подтолкнул. — Собирайся, а то на закат не успеем. На закат они успели почти-почти. Только вот столкнулись с огромной очередью на входе на канатку. — Может, пешком? — спросил Чонгук, но поймал наполнившийся ужасом взгляд Юнги и попросил два билета в обе стороны. Они стояли в очереди где-то полчаса, двигалась она быстро, хотя и ходило всего две гондолы. Но вот запихнули их внутрь неё совсем не как в дораме. Повезло только, что они оказались в самом начале посадки и чужими телами их придавило точнёхонько к окну. — Как здорово, сблизились не только друг с другом, но и половиной Сеула, — прошептал Чонгук на ухо Юнги, которое так удачно оказалось прямо рядом с губами. Юнги хихикнул и взял Чонгука за руку, в такой давке всё равно никто не заметит. Пожалуй, было даже лучше, чем в дораме. Закатное солнце обнимало горы и верхушки крыш, отливало уже не жёлтым, а насыщенно пунцовым. — Как красиво, — Чонгук прижался к окну. — Очень красиво. Вокруг них люди поднимали телефоны, чтобы запечатлеть красивый пейзаж, но они оба так потонули в моменте, что и вовсе забыли про мобильные устройства. Когда они поднялись наверх, солнце как раз скользнуло за горизонт. В права вступала ночь. Город зажёгся миллионом огней, чуть рябящих вдалеке. Бесконечное множество судеб переплелось в одном мегаполисе. Они были далеки друг от друга, но одновременно и близки, связаны одним городом. Чонгук никогда не любил Сеул, но сейчас он ему почти нравился. На саму телебашню они решили не подниматься, она была немногим выше смотровой площадки (да и Юнги сморщился, как только увидел цену). Они сходили на основную смотровую площадку, увешанную замочками с клятвами в вечной любви. Вот тут Чонгук вспомнил про телефон и от души наснимал видов города и Юнги. Потом они сходили в комбини, чтобы купить воду и кимпаб. Казалось необычным быть вместе с Юнги в магазине, но при этом не работать в нём. И уже с добычей пошли искать место, чтобы посидеть. Спустившись на пару этажей ниже, они оказалась в почти не оккупированной туристами зоне. Было лишь несколько людей, которые тоже выбрались из суеты и нашли это тихое пристанище. — Я был тут только на школьной экскурсии днём. Ночью всё кажется совсем иным. — Чонгук искоса посмотрел на Юнги и легонько толкнул его в плечо. — Вместе с тобой всё кажется иным. Юнги смущённо улыбнулся и отпил воды. — А я… Был тут один раз, когда только переехал в Сеул. Всегда мечтал попасть. — И? Юнги пожал плечами. — Понравилось. Весь город был как на ладони, такой большой. Не то, что мой родной. Столько возможностей. И я тогда… Юнги замолчал, смотря в пол. — Что? — осторожно подтолкнул его Чонгук. — Это глупо, но… пообещал себе, что обязательно стану тут успешным. Юнги криво улыбнулся, и весь его вид кричал о том, каким глупцом он был. Чонгук прижался ближе плечом, заглядывая в глаза. — Ты же и сам говорил, что мечтам свойственно меняться. Тем более ты успешен в своей сфере… — Боже, Чонгук, только не надо лицемерия, — внезапно взбрыкнул Юнги и поднялся. Он убрал бутылку и недоеденный кимпаб в рюкзак и пошёл к небольшой смотровой площадке. Чонгук вздохнул и направился вслед за Юнги, подбирая в голове слова. Но когда он дошёл, то увидел, что к смотровой площадке ведут розовые ступеньки, в конце стоят неоновые сердца, а поручни завешаны извечными замочками. Какая пошлость. Чонгук тоже так хотел. Юнги опирался предплечьями о поручни и смотрел вдаль. За городом виднелись тёмные горы. Чонгук прошёл вниз по этой "лестнице любви", или как там её, и встал рядом, пытаясь разглядеть то, что видит Юнги. — Прости, — внезапно сказал тот и тут же пояснил, — за то, что опять жалуюсь. Я знаю, ты хочешь как лучше. И я ценю это, правда. И мне жаль, что твои слова, твоя поддержка… ничего не меняют. — Юнги, — Чонгук взял чужую руку и сжал, — пожалуйста, посмотри на меня. — Тот неохотно перевёл на него взгляд. — Я совсем не против слушать о том, что тебя волнует. И даже если это не поможет сразу… Я буду снова и снова повторять, какой ты потрясающий. И пусть ты этого не видишь сам, это вижу я. Я люблю тебя. — Юнги вздрогнул, но взгляд не отвёл. — Я повторю столько, сколько необходимо. Пока ты не поймёшь. Я люблю тебя. Очень сильно. Я благодарен тебе. И люблю тебя. Юнги всё же не выдержал и отвернулся. По его взгляду было невозможно что-то понять. — Не знаю, чем заслужил твою любовь… — в итоге пробормотал Юнги. — Я столько лет пытался добиться любви родителей, что понял лишь одно. Любовь нельзя заслужить. Она либо есть, либо её нет. Казалось, Юнги перестал дышать. А потом на его лицо вернулась улыбка. — Ты знаешь, что умён не по годам? — А ещё невероятно красив? — флиртуя, Чонгук склонил голову и посмотрел на Юнги снизу вверх, невинно хлопая длинными ресницами. А Юнги вёлся, как в первый раз. И до того, как Чонгук успел осознать, чмокнул его, спрятав поцелуй за ладонью. — Очень, — прошептал в приоткрытые губы. Не ясно, чем бы это закончилось, но сзади послышались гулкие шаги, и они отпрянули друг от друга, неправдоподобно откашливаясь. — Excuse me, could you take a photo of me? Они с удивлением развернулись на иностранную речь. Позади них стояла темнокожая девушка и приветливо улыбалась, она держала в руке телефон. — Of course! — первым нашёлся Чонгук, уроки английского всё же окупились. Он взял из рук девушки телефон и уступил место у поручней, чтобы сделать несколько фотографий её с ночным видом города. Когда они закончили, она не ушла, а, засмущавшись, спросила. — Would you like a photo together? — О… — Чонгук посмотрел на Юнги, который, кажется, вообще ничего не понял из сказанного. — Она спрашивает, не хотим ли мы тоже фото. — В смысле… вдвоём? — Ну да. — А ты хочешь? — Думаю, было бы здорово иметь что-то на память о первом свидании. Юнги достал из кармана телефон и с улыбкой протянул его девушке. Она тут же повеселела. Они довольно неловко встали рядом друг с другом, как на паспорт, соприкасаясь только плечами. Девушка сделала пару фотографий и сказала: — You're very cute couple! Ну конечно же, она всё видела и догадалась. — Thank you, — ответил Чонгук, обнял Юнги за талию и прислонился своей головой к его. — Ты чего? — испугался Мин, но из рук не дёрнулся. — Она поняла, что мы встречаемся. — А… Хорошо. — И Юнги расслабился в его объятиях. Распрощавшись с приветливой девушкой, они пошли назад на гондолу, чтобы спуститься вниз, куда снова была огромная очередь. И пока они стояли там, Чонгук, случайно взглянув в телефон Юнги, увидел, что тот меняет заставку на их новое общее фото. — Ого, а когда я это сделал, ты тут же убрал. — Не сравнивай, тогда всё было иначе. — Ну да, — согласился Чонгук, с теплотой наблюдая, как преобразился телефон Юнги. — Хорошее фото. — Ага, — Юнги не блокировал экран, а продолжал разглядывать его. — Прости, что свидание вышло так себе. — О чём ты? Мне понравилось. — Правда? — Юнги поднял на него взгляд. — Конечно. Оно ведь с тобой. Глаза Юнги засветились, и он поспешил их спрятать, склонив голову. — Если честно, то мне тоже очень понравилось. Давай чаще так выбираться. Они доехали до нужной станции метро, зашли в магазин и поднялись к дому Юнги. Всё это время тепло прочно засело в сердце. Казалось, что всё было идеально и лучше уже некуда. Как только дверь открылась, Юнги привстал на носочки и крепко поцеловал Чонгука в губы. — Весь день хотел это сделать, — прошептал он и тут же отошёл. — Так, а теперь ужин! Я готов съесть корову целиком. — Как хорошо, что мы закупились как раз на размер коровы, — хихикнул Чонгук, приподняв увесистые мешки. — Вечер сегодня тёплый, может, приготовим на улице? Должны же быть какие-то плюсы от дома на крыше. — Плюсов масса, Юнги. Вид, уединение… — Ой, молчи! Иди лучше руки помой! Чонгук хохотнул и, поставив мешки на пол, скрылся в ванной. Заструилась вода, и Чонгук, намыливая руки, параллельно насвистывал какую-то забавную песенку, хоть никак и не мог вспомнить какую. Что-то вроде "пам-пам-пам"... — Чонгук, соус же у тебя в рюкзаке? Можно я возьму? — Да, конечно! Пам-пам-пам… Точно! Mister Sandman, bring me a dream. Make him the cutest that I've ever seen. Give him two lips like roses and clover. Then tell him that his lonesome nights are over. Sandman, I'm so alone… О боже. Юнги! Юнги, подожди! Но было уже поздно. Вода продолжала литься. Капли с рук падали на пол. А Юнги держал в руках папку. — Читал? — прозвучал охрипший голос Юнги в зияющей тишине. И время продолжило свой ход. — Нет! — Чонгук тут же подлетел к Юнги и упал на колени рядом с ним. — Клянусь, Юнги, я не открывал её. Я же обещал. Поверь мне. Я хотел её уничтожить, но всё руки не доходили… Чонгук и сам понимал, как глупо это звучит. Зачем, зачем он носил её с собой?! От бессилия хотелось плакать. А Юнги продолжал молчать. — Юнги, поверь мне, я ничего больше не знаю. Это мой брат… Он капал информацию, следил за нами. Мне так жаль, мне следовало догадаться, но я узнал об этом совсем недавно. Он дал эту папку, но я не открывал. Клянусь. — Я верю тебе, — выдохнул Юнги. — Ох, — Чонгук опустился на пятки и положил мокрые дрожащие руки на свои колени. — Прости меня. — За что ты извиняешься? Чонгук и сам не до конца понимал, но сейчас он был готов извиниться за все преступления мира. — За… за то, что мой брат следил за нами. За то, что не рассказал тебе ничего. Что носил эту папку с собой… — Стой. Остановись, — Юнги уронил голову на папку и глубоко вздохнул. Чонгук и правда замер, как будто "остановись" заморозило его. Юнги же пересел на матрас и похлопал рядом с собой. И Чонгук, ощущая себя псом, тут же сел рядом, не решаясь заглянуть в глаза. — Чонгук, тебе не за что извиняться. Это я, я должен извиниться перед тобой. Чонгук отмер и всё же повернулся к Юнги. Тот смотрел на папку с болью. И из-за этого взгляда Чонгук был готов собственноручно удавиться. Зачем же он носил её с собой?! — Юнги, ты не должен… — Нет, должен, — твёрдо прервал его Юнги, его пальцы так крепко стиснули листы бумаги, что те помялись. — Я не могу молчать вечность, это будет нечестно по отношению к тебе. Я просто, как трус, тянул время. Хотел продлить эти дни, когда… когда ты ничего не знаешь. Когда с тобой я могу быть просто Юнги. Слова, сказанные им Намджуну, тут же всплыли в памяти: "Ты прав, с ним я будто забывал обо всём, что произошло. Я был просто Юнги. И мне так этого не хватало. Просто нравиться кому-то, быть кому-то нужным, полезным". И Чонгуку самому до боли захотелось продлить этот момент неведения. — Юнги, ты не должен ничего мне рассказывать, если не… — Я должен. Пора очнуться ото сна, Чонгук. — Юнги… Но Чонгук не договорил, потому что не нашёл нужных слов. В ванной продолжала течь вода. И этот звук заполнил всё сознание Чонгука, пока Юнги не произнёс то, что так старался похоронить внутри себя: — Я убил человека.