Мастер по избавлению от эльфийских ушей

— НЕЕЕТ! ПРОШУ! — по щекам Хиро начали стекать первые капли слёз — ОНИ МЕНЯ УБЬЮТ! УБЬЮТ!!! СПАСИ! А Боб, уже забравшийся на балкон, постоял с минуту в размышлениях и наконец решил окончательно. — Нет. Он отбросил все сомнения, вспоминая кем является, и какие уроки из жизни получил, и легко спрыгнул с небольшой высоты по бинту, незаметно отрезав кусочек для дальнейшего исследования. А мальчишка за забором всё кричал, как свинья резаная, умоляя остаться и не бросать его в таком опасном месте. Но Обаке всё равно. Он таких повидал немало. Сумасшедших, травмированных, которых пора в психушку класть незамедлительно. Они могут запросто быть гениями или просто умными людьми, однако безумие берёт своё. Всегда. Здесь, в Сан-Франсокио, некому помочь подобным несчастным. И дело не в том, что каждый местный — бесчувственная эгоистичная дрянь. Нет. Многие хотели бы поддержать других. Но это место уничтожает любую попытку на спасение. Всё было бы хорошо, если бы сюда не сбрасывали ежемесячно новых ублюдков из самых строгих тюрем мира. Тех, за кем следить уже невозможно. Тех, кто сбежит при любой, даже малейшей возможности. Тех, кого невыгодно содержать. Их отправляют сюда. К другим, законопослушным гражданам, которых становится всё меньше. Границы охраняются сотнями патрульных, стены усеяны ядовитыми шипами, выедающими самые стойкие материалы, а по городу круглосуточно рыскают добровольцы, желающие подзаработать у полицаев на вылавливании бывших союзников. Правда, таких не жалуют и убивают, если те возвращаются в преступную жизнь. Защита умопомрачительная. Ни одной организации не преодолеть её. Если поначалу почти все уважающие себя люди пытались вырваться наружу, то теперь, спустя сотню лет, лишь крайне редкий безумец согласится на подобное. И их не в чем винить. Таких смельчаков сразу отправляют в Центр. Крепость в крепости, где наблюдения вообще нет, не считая периодических Охот и прочих событий, организованных самим населением центра. Только ещё большее количество патрульных на входе и шипов на стенах. Тут самая настоящая анархия. И проживание на окраинах Сан-Франсокио покажется раем по сравнению с тем, что уже несколько десятков лет подряд творится здесь, в самом сердце этого треклятого городка. И фиг поймёт, как свалить отсюда. В этот район пускают лишь во время рынка, что случается всего раз в два месяца, и посему сбежать можно только в эти часы. Но смысл? Выловят ведь. Жители Центра сильно выделяются из толпы. Даже тут. Каждый носит маску и капюшон, скрывая практически всё лицо, что позволяет сохранить анонимность. Перчатки из кожи на сухих потрескавшихся руках, защищающие от случайных прикосновений к отравленным предметам, валяющимся посреди грязных улиц. И у всех. Абсолютно у всех. Взгляд, холоднее льда и острее заточенного ножа. Другие не выживают. Полумёртвые, потерявшие смысл жизни существовать не могут. Другие уничтожат. Тут так не положено, чёрт возьми. А этот мальчик как раз скоро может безвозвратно опуститься до такого состояния, забив на жизнь. И спасать  его он не намерен. Нафиг он такой ему сдался? Слабый, с поехавшей крышей… Талантливый — да, конечно. С огромным запасом магии — разумеется! Но слабый! Чертовски слабый. Это он пытался отрицать до последнего, но, увидев мальчишку, сжавшегося около помойки и несущего жуткий бред, решил не портить себе жизнь ещё и сопляком без перспектив. Кучу раз так лажал и обжигался. Уже привык. Давно привык. Но ещё раз портить себе жизнь не желает. В конце концов, он сам чуть не свалился в такую «яму» когда сам только учился, и знает, насколько сложно выбираться из неё. И уж тем более добиться того, что он имеет сейчас. Нет, хватит с него проблем. Кажется, это знак, что учителем ему становиться не стоит. И, определившись с выбором, практически равнодушно, он уверенным шагом направился прочь от тупиков к району ремесленному, где хоть и не безопасно, но лучше, чем здесь, на буквальной границе с преступным кварталом. Совсем скоро он выйдет на главную улицу и сможет спокойно выдохнуть, зная, что на него никто не набросится. Даже ночью. Боб шёл уже пол часа, глядя вперёд, на автомате выискивая любую подозрительную мелочь, и размышляя о произошедшем. Стандартная ситуация, если так подумать. И не такое пережил. Но что-то в нём его зацепило. В этом мелком придурке. Что-то в душе откликнулось. Они так разговорились и Акен увидел в нём себя в прошлом. Такой же безбашенный и целеустремлённый. Только вот у этого мальчишки целеустремлённость переросла в нездоровое «вижу цель, не вижу преград». И это настораживает. Очень сильно настораживает. Не хочется столкнуться с ним через несколько лет лицом к лицу, с учётом того, сколько энергии копится в подростке. Сколько ему? Двенадцать? Пятнадцать? Ещё совсем ребёнок! А уже столько злобы и магии, которую он использует в крайне жестоких целях. Обаке не знает наверняка, но, кажется, мальчишке доставляет удовольствие измываться над людьми и мстить. И разве такое нормально в его-то возрасте? Даже здесь, эпицентре всего ненормального и поехавшего, дети по мере возможности веселятся и стараются жить в радость. А он… Интересная личность, пусть и больная. Его мысли прерываются грубым ударом в плечо и недовольными криками, мол, смотри куда прёшь! Поганый райончик. Торговые улочки вдоль главной, где ещё недавно организовывали рынок. Продавцы и ремесленники убирали дороги, усеяные раздавленными фруктами и овощами и прочим мусором, который по случайности свалился с прилавков и был раздавлен толпой. Сейчас здесь тихо. Почти как в спальных кварталах. Но по неровным мостовым до сих пор «летают» пьяные в хлам особи, сбивая людей и ещё не убранный на вечер товар, за что их мётлами гоняют недовольные хозяева магазинчиков. Охота только недавно закончилась. Буквально пару часов назад. А жители уже умудрились успокоиться и повылезать из домов на ночные смены, не страшась оставшихся Охотников. Ему нравится иногда вот так наблюдать за простыми людьми, за их деятельностью. Он и сам раньше так жил. Тоже выживал на производстве всяких веников и вёдер, заботясь лишь о пропитании и сохранении жилища. Тоже ел просрочку, что не смог продать за неделю. И тоже мечтал выбиться из грязи в лучшую жизнь. Ему пришлось знатно постараться, чтобы заработать достаточно для нормального проживания в этой дыре. Ещё раз скатываться в нищету ему, мягко говоря, противно. И что ты нашёл в неуравновешанном малолетке? — спросил он сам себя, сворачивая влево, пройдя границу с преступными улицами и направляясь к промышленному району, где находились его офис и лаборатория, а по совместительству и дом. Уже почти полностью стемнело. Фонарщики ещё не вышли на работу, а потому идти приходилось по почти кромешной темноте. Он бы использовал магию, но за все двадцать восемь лет своей жизни им было усвоено одно простое и очень важное правило — не выделяйся. Не выделяйся никак. Вообще никак. Люди найдут к чему придраться всегда. А если ты ещё и светишь напоказ своими навыками в магии, то ты станешь первой жертвой в списке. Не важно, кто злоумышленник. Не важно, где вы находитесь. Не выделяйся. И жизнь станет в разы проще. Так и сейчас. Имея влияние, силу и опыт, Боб всё равно выбирает плестись по темнейшим закоулкам, где его увидят максимум одиночки, с которыми он справится на раз-два если те нападут. — Чёртовы тряпки — недовольно, но очень тихо пробурчал Обаке, отодвигая с пути развешанное на верёвках бельё. Мелкие камешки под ногами громко хрустели, не позволяя идти бесшумно. Они выскакивали из-под подошвы, врезаясь в стены и мешая людям спать, из-за чего те высовывались из окон дабы как следует обматерить нарушителя покоя. Свернув вправо и почти дойдя до офиса, Боб почувствовал такой неприятный запах, витающий в воздухе. Будто давно гниющий труп достали из могилы и бросили прямо на дорогу. По этому пути он ходит каждый день по несколько раз, но ещё ни разу тут не попадались разлагающиеся тела. Поэтому было очень странно учуять подобную вонь в достаточно тихом и спокойном месте. Запах шёл откуда-то снизу и от стены. Внимательно приглядевшись и осмотрев густую тень угла, Обаке заметил подозрительную дорожку слизи, ведущую за мусорные баки. И если бы не свободное время и относительно расслабленное настроение, то он бы вряд-ли туда полез. Но позади мусорок ничего не обнаружилось. Только ничем не примечательная тощая крыса и до жути знакомая чёрная перчатка без пальцев. — Что это тут у нас? — сам у себя спросил Боб, отпугивая грызуна и вытаскивая на свет небольшой предмет одежды, на котором значились его инициалы. Час назад: Среди бетонных заброшек гулял сильный ветер, поднимая в воздух тоннами пыль и грязь. Каким бы место не казалось вымершим, но именно в этом районе обустроила штабы большая часть преступников Сан-Франсокио. Высоченные замшелые дома, брошенные из-за наводнения,  старая мостовая из гранита и пустынные запутанные улочки. Прекрасное место для незаконных организаций. Буквально в трёх кварталах к югу расположились несколько борделей, в одном из которых жестоко эксплуатируют детей и подростков. Многие фетишисты толпами ходят вокруг другого, ожидая своей очереди. А третий является совершенно обычным, ничем не примечательным, и привлекающим народ по солиднее. Им заведует одна милая женщина, которая является близкой родственницей Васаби. Её отец был орком, и теперь у всех его потомков нижние клыки вырастали впятеро больше обычного, а кожа обретала зеленоватый оттенок в период полового созревания. В самом борделе работали от силы шесть-семь человек, но зато каждый посетитель мог быть уверен в сохранности своей жизни и здоровья. Так уж получилось, что поблизости не наблюдалось так называемых «безопасных районов», и поэтому уютное заведение в подвальном помещении, где можно спрятаться от проблем и современной жизни, оказалось как нельзя кстати в этом районе. Так что и место, и люди здесь не представляли никакой угрозы. Собственно, поэтому сюда очень часто заглядывали мирные жители, уставшие от суеты города. — Привет. Я только на пару секунд долг вернуть, в тот раз денег не хватило — поздоровалась девушка, быстро объяснив, что задерживаться не собирается, и молнией добежав до кассы. — Здравствуй милая — добро поприветствовала её полноватая женщина лет сорока, отходя от старого деревянного столика, стоящего в углу душной комнатки, и подходя к входной двери, которую не закрыла за собой торопящаяся девушка — Положи деньги на стол, я разберусь. — Нет-нет! Я разменять их пришла — слегка тараторя объяснила она, переделывая растрепавшуюся после бега причёску. — Ох, дорогуша, ты же знаешь, у меня не так много… — Не важно! — перебила её посетительница — Мне совсем немного надо! — и кинула на стол несколько монет десятилетней давности. Владелица борделя окинула их внимательным взглядом и недовольно помотала головой: — Ну ладно, я посмотрю. — Спасибо тебе, очень выручила! — девочка закончила собирать каштановые волосы в пучок и нацепила сверху ещё и фиолетовую шапку, прикрывая эльфийские уши. — Что, опять отец на работе ночует? — привычно поинтересовалась женщина, копошась с кошельке, вытащенном из внутреннего кармана нелепого бежевого жилета. — Да нет — с каким-то непонятным лицом ответила Трина — Просто по делам отправился. Ну, ты знаешь, звезда, разрушение города… — она пыталась говорить максимально недовольно, скрывая истинную радость и восторг, что пока никто не видит, можно погулять по городу, посетить кучу интересных мест, поболтать с этой милой дамой, в конце концов. Разумеется, девочка понимает, насколько опасны такие шастанья по центру Сан-Франсокио, но ей попросту скучно сидеть в четырёх стенах в доме отца. — Вот, держи — премило улыбнувшись, она протянула конверт с монетами Трине — Тебе не нужно осмотреть протез? Он немного скрипит. Ко мне сегодня должен придти один мужчина… — Спасибо огромное за предложение, но мне пора — вежливо поблагодарила девочка её, действительно спеша и складывая сдачу в свою сумку через плечо — Если папа узнает, что кто-то копался в этом механизме, он прибьёт и его, и меня. Она рванула обратно к выходу, мельком глянув на карманные часы. Остался всего час! — Ещё раз спасибо! Не скучай тут! — на прощание крикнула девушка, хлопая тяжёлой металлической дверью. Блин! Ну вот как так можно?! — мысленно проклинала себя Трина за то, что не сориентировалась во времени, и теперь у неё осталось всего десять минут на покупку важного компонента для её проекта. А ведь собиралась вернуться пораньше! Благо магазинчик по пути, иначе пришлось бы ждать не менее недели до следующего шанса на вылазку. А для неё каждый шанс на счету. Ведь папа у неё не глупый. Далеко не глупый. Если оставить хоть малейшую улику, её сразу спалят, и больше не будет никакого веселья и исследований Сан-Франсокио. Её посадят под домашний арест и запретят вообще куда-либо выходить, предварительно сильно наругав и грозясь сдать в детдом на окраине города. Всё бы ничего, она всегда была нежеланным ребёнком, да вот только тогда у неё пропадёт возможность гулять по такому интересному, пусть и опасному городу, как этот. Её будоражит мысль о том, что они живут, и даже находят что-то хорошее, в самом опасном месте на планете. И как бы клишированно это не звучало, но её мама тоже любила это место. Мама, которую она не видела никогда, но о которой слышала от некоторых пожилых рабочих, помогающих папе со звездой. Так забавно… её, Трину, никогда не планировали, даже хотели убить сразу после рождения. Однако каким-то образом она до сих пор жива, и, вроде как, имеет все шансы дорасти до совершеннолетия.  Ей не важно, любят её, или нет. Воспитывают, или нет… Не важно! Это так неважно, ведь пока есть возможность жить относительно свободно, ей глубоко плевать на чужое отношение к ней. Солнце уже скрылось за горизонтом, но небо оставалось приятно-синим, с лёгким переливом в фиолетовый местами. Потрескавшиеся фасады домов были усеяны тысячами длинных теней от различных неровностей и замшелостей, покрывавших практически все стены и крыши. По утоптаной дорожке идти на удивление приятно. Никаких камней, между которыми бы зияли огромные дыры, как на главной улице, или слякоти и грязи, как в бандитском районе. Даже легко как-то на душе. И плевать, что она не на своей территории, и что с собой нет и ножа. Совершенно, абсолютно и точно плевать. Тут красиво, а потому хоть заживо режь, её мнение не переменить. Не имеет значения даже то, что центр не такой уж и большой. Всего по километров пять-шесть в каждую сторону. Она продолжит упрямо разгуливать по местным улочкам, высматривать потаённые чердаки и подвалы и просто наслаждаться жизнью. Как бы не было это опасно и безумно. Ей невероятно хочется узнать про каждый дом, будь то старый деревянный или новейший из бетона, про каждого человека, живущего тут, и про каждую песчинку, лежащую на грязной мощёной дороге в самом углу. Это придаёт жизни смысл. Не то, чтобы для Трины его не было, но по телу так и разползается чистейшая энергия и слепое счастье, когда она только думает о своих вылазках. Как же ей нравятся эти места! Пол часа. Осталось пол часа до возвращения папы домой. На улице ещё достаточно светло, чтобы идти без использования магии для освещения пути. Но при этом время сумерек вот вот закончится. Ей остаётся совсем чуть чуть до лаборатории, как внезапно из-за угла выскакивает крыса. Худая и облезлая, с пеной у рта и одним глазом. Животное сильно испугало девочку, заставив её от неожиданности отшатнуться в сторону, придвигаясь к дереву. Грызун передвигался очень быстро и спонтанно, прямо в сторону Трины. Поэтому Акен, проанализировав ситуацию, прыжком залезла на нижнюю ветку старого дуба и стала ждать, пока тварь уйдёт. Быстрый взгляд на небо — почти ночь. Насколько ей известно, крысу прогнать будет чрезвычайно сложно, разве что ждать, пока та уйдёт. Но папа вернётся с минуты на минуту, и поэтому времени на ожидание совсем нет. А тварюга всё носилась под деревом, громко пища и уставившись озлобленным взглядом на девочку. Животное издавало совершенно адские звуки, пуская пену изо рта. При этом размером оно было немаленького. С кота уж точно. Именно это мешало Трине пройти мимо без угрозы здоровью. Чёртово существо пыталось вскарабкаться по коре дуба, но тело, что казалось явно больше нормы, и коротенькие лапы не давали ему этого сделать. С каждой попыткой крыса злилась всё сильнее, и действовать надо было быстро. В голове Акен пронеслась одна неплохая мысль. Зверя можно отвлечь на что нибудь по-меньше и ненужное. Например, перчатка. Всё равно они практически бесполезны, с её-то образом жизни. Она, почти не целясь, кинула чёрную перчатку с правой руки в сторону помойки и, убедившись, что грызун перевёл всё своё внимание на кусок чёрной ткани, бесшумно спрыгнула с ветки на землю. Всё так же тихо она преодолела эту улицу и, свернув за последний на её пути угол, наконец смогла успокоиться. Тяжёлый был денёк. С самого утра папы не было дома, и она, решив оторваться по полной, пока есть такая возможность, побежала наружу в поисках различных приключений на задницу. Ну и ещё чтобы забежать в одну лавку. Но, по всей видимости, ориентироваться во времени у неё не шибко выходит. Иначе бы сейчас она не неслась быстрее пули домой, молясь всем духам, чтобы папа ещё не вернулся и не отчитал её. И вот он — дом. Милый дом. Огроменное мо местным меркам четырёхэтажное здание из бетона, в которое упирался небольшой проулок, соединяющий его с главной улицей. Очень почётное место, у всех на виду. Всё потому что папа работает производителем оружия и прочего боевого снаряжения и вынужден привлекать покупателей как может. А она и не против. Чем больше работы, тем реже отец дома. А значит, больше времени на её прогулки. К тому же они не слишком близки чтобы беспокоиться, у кого что в жизни происходит. Как-то не волнует это их. Нет, папе, как ему думается, известно всё о Трине и её графике. В этом плане он огромный собственник и относится даже к родной дочери как к вещи. Дорогой вещи. Такая своеобразная забота могла бы показаться несколько обидной для многих детей, но девочку это не удручало вообще никак. Ведь благодаря такому его поведению, она с лёгкостью может предугадывать его действия, но всё равно слегка неприятно, что, по-сути, самый близкий человек заботится о ней лишь косвенно, наплевательски относясь к её счастью. Не то, чтобы это сильно расстраивало, но… Она просто надеется, что если город не влипнет в неприятности, ей удастся свалить от отца на окраины, до этого изучив весь центр от и до. Без лишних споров, выяснения отношений и прочей ерунды, которую проходят практически все дети, дорастая до совершеннолетия. Просто молча уйти, не гонясь от преследователей, не прося на бегу о помощи и не сдаваясь если её загонят в угол. Если бы с ним было так просто… Неужели отец взаправду настолько бесчувственный эгоист и собственник? Неужели действительно готов потратить все силы дабы следить за ней круглосуточно, но при этом совершенно забивая на психическое состояние дочери? Неужели такой тупой?.. И даже с кучей рабочих и знакомых, Трине недостаточно общения. Раньше, лет до десяти, она довольствовалась общением с теми двумя придурками пилотами, которые постоянно что-то портят и рушат. Но после ей стало не хватать разнообразия тем для разговора, и девочка впервые вылезла наружу, до этого потратив около двух недель для продумывания плана. С тех пор у неё появилась мечта и очень интригующая идея, и она стала всё чаще устраивать такие прогулки, меньше задумываясь о надёжности пути между её комнатой и свободой. Лишь бы никто не прознал о её похождениях. Ох, если эта информация попадёт в руки любого из местных, папа уже через пару минут ворвётся к ней в комнату с крайне суровым лицом и готовый вот вот устроить не самый вежливый выговор. Но сейчас у неё есть другие проблемы и размышления. Например, почему лестница, что она оставила подпирать стену, стоит возле другого дома, будто всегда там и была. Трина отчётливо помнит как намеренно оставляла её на месте, чтобы по возвращении максимально быстро забраться по ней, не задумываясь о лишних телодвижениях. Однако в этот самый момент она находилась в нескольких метрах, не ведя ни в куда. Девочка хорошо знает эти крыши и не сомневается, что там совершенно ничего нет. Тем не менее, кто-то её сдвинул, и это казалось как минимум настораживающим. Ведь если о её походах прознали… Нет! Не сегодня! Не сейчас! Хватит забивать голову пустыми страхами! Они не помогут, лишь подготовят к потенциальным крикам и ругани, не более. А потому легче просто отодвинуть лестницу обратно к одноэтажному домику и не задумываться о подобном. Такие вспышки пускай и лёгкого страха ей не свойственны. Очень несвойственны. Это чертовски странно. Её характер никогда не даёт волю страхам и негативным эмоциям в принципе. Трина ещё с девяти лет поклялась себе не проявлять слабость духа, и пока ни разу не нарушала его. Своеобразное личное достижение, которым она неимоверно гордится. И настойчиво просит саму себя и дальше не допускать подобные вольности. За пару прыжков девочка забралась на крышу одноэтажки, заставляя себя перестать думать о посторонних вещах, отвлекающих её от настоящего, и, чуть подвинув лестницу в сторону, кинулась молнией дальше. Ноги передвигались крайне тяжело после забега на несколько километров, а в лёгких не хватало воздуха для нормального функционирования. В целом она кошмарно устала, и ей необходима передышка хотя бы на минут пять, а то и десять. Но, к несчастью, возможности таковой не было, и Трина продолжила нестись к краю дома. Уже давно проложенный путь идеально подходил для незаметных вылазок, в чём она убеждалась всё сильнее с каждым днём. Здесь, на этих крышах, никто не развешивал сушиться бельё, не пристраивал никаких сооружений или кладовок и не разгуливал от скуки. Девочка не знает почему, ведь это место прекрасно подходит для проведения сделок, организации всяких нелегальных мероприятий и всего такого. Но все три немаленьких дома не содержали абсолютно ничего интересного, что нехило так радовало Акен. Прыжок через метровую щель между двумя зданиями, прямо ня сухую глиняную крышу, надеясь, что та не проломится под человеческим весом. Подъём на этаж выше по небольшой лестнице, приставленной прямо к стене соседнего дома. Пробежка до края двухэтажки, максимально пригнувшись к земле, дабы никто посторонний не заметил. И спуск по модифицированной укреплённой водосточной трубе, что проходит в полуметре от окна её комнаты. По инерции Трина запрыгнула в дом, легко и бесшумно приземлившись на кафельный пол, и сразу же отбрасывая сумку в сторону, дабы отец его не заметил, даже если и придёт её проведать. Девочка мгновенно скинула с себя шапку и пыльную толстовку, оставшись в футболке чтобы не вызывать подозрений со стороны папы. В конце концов, уличную одежду дома никто не носит. И, поняв что время у неё ещё есть, направилась к зеркалу поправить волосы и умыть лицо и руки. Нежелание столкнуться с кем либо из местных рабочих заставило Трину отказаться от похода по длинному коридору до ванной комнаты. Поэтому она, решив что в этот раз на улице было не слишком пыльно, распахнула дверь в тесную, чуть заплесневелую комнатку метр на метр, находящуюся в самом углу её спальни. Всё крохотное помещение образовывало душевую с бочком, подвешенным под потолком, с незамысловатым принципом работы. — Ну что ж… удачи мне… — на выдохе тихо сказала Акен, вспомнив как в прошлый раз чуть не отправилась на тот свет от воды, что случайно попала ей в нос. О, это было ужасно. Её с неделю откачивали из комоподобного состояния лучшие медики города. А всё из-за какой-то бактерии… Но сейчас,  вроде как, вода безопасна, и девочка может спокойно принять душ, не задумываясь о последствиях. Спасибо папе за это. Спустя десять минут она уже умылась, оделась и сидела на кровати прямо возле окна, погрузившись в чертоги разума. Ей не терпелось уже поскорее достать из сумки то, что купила сегодня и закончить проект, который ей поручил отец. Там осталось буквально пара деталей, и всё будет завершено. Спустя месяц, справившись в рекордные для неё сроки, Акен сможет доделать очередное изобретение, которое, как она надеется, поможет этому городу развиться. В книгах, что она случайно нашла в небольшой библиотеке у папы в кабинете, были описаны удивительные изобретения из внешнего мира. Те позволяли не только быстро справляться с домашними делами, но ещё и перемещаться по миру с невероятной скоростью, общаться на расстоянии и даже летать! Не понятно, всё ли из этого истинно, ведь у них, отгороженных от всех, нет ни малейшей возможности это проверить. Да и звучит «летающая железная птица» слегка неправдоподобно. Однако девочке и на это плевать. Главная и глобальная для неё цель на будущее — изменить этот мир к лучшему. И кто бы что ни говорил, эту идею она не считает наивной и детской. Их захолустье и одновременно центр преступности, нуждается в переменах. Колоссальных переменах. И она их устроит, это уж точно. Занавеска приятно щекотала правую руку, а ветерок освежал знойный вечер и мягко перебирал распущенные тёмно-русые волосы. В комнате было тихо. Впрочем, как и всегда в такое время. Ведь все, кто сейчас бодрствовал, понимал, что ночью лучше внимание к себе не привлекать. А то наткнутся на какую нибудь банду, разгуливающую в поисках очередной жертвы, и всё, жизни конец. Поэтому люди помалкивали. Разве что раздастся в идеальной тишине крик какого-то сумасшедшего, решившего нажраться под выходной. И хрен кто его остановит. Хорошо, что в их районе такие идиоты редко попадаются. Благодаря команде отца, эта часть крепости давно отпугивает пьяниц и наркоманов. И даже в состоянии абсолютно невменяемом они способны осознать и не заходить на территорию Обаке. Парочку их «коллег» уже успели прирезать, прямо на виду  на площади в середине главной дороги. И поэтому теперь каждый сто раз подумает, прежде чем совершить главную ошибку в своей жизни. Но несмотря на поздний час и безопасность района, здесь часто проходили мирные жители, надеясь хоть где-то расслабиться и не задумываться об угрозе их жизни. И не всегда они оказывались достаточно адекватными. Трина прекрасно помнит, как отец лично спас её от какого-то наркоши во время их прогулки, когда ей было всего пять. Разумеется, у него была какая-то известная только ему причина пожертвовать своим комфортом и рискнуть здоровьем ради неё. Не из жалости же он так поступил, верно? Но, по правде, ей сейчас плевать. Абсолютно. Пускай дальше работает, не выходя неделями из офиса. Пускай игнорирует её эмоции и желания. Пускай ведёт себя как последняя тварь. Пускай. Она не в праве судить. Отец — взрослый человек, преуспевший в своём деле. Он уже обустроил свою жизнь так, как ему удобно. И, не видя надобности в воспитании ребёнка, просто сваливает обучение Трины на других. Его можно понять. Ведь дочь даже не его. Просто жена внезапно объявила, что на четвёртой неделе, и теперь они будут жить втроём. А после, во время родов, сгинула, чуть не забрав с собой и жизнь дочери и оставив мужа одного. Так возможно ли на него сердиться? Внезапно в дверь постучали, напугав девочку до полусмерти. Обычно ей просто приносят к порогу еду, оставив её на столике рядом с дверью. Но сейчас кто-то постучал, и, кажется,  Акен знает, кто это. — Это ты, Пап? — спросила она, кинув грязную одежду на сумку, лежащую в углу, чтобы ту было не видно. Ей никто не ответил. Вместо этого в тёмную комнатку прошествовал мужчина среднего роста, очевидно очень уставший и не в настроении. Он даже не снял верхнюю одежду в доме. А значит, его лучше не злить. — Твоё? — кратко и по делу. Без излишеств, и ещё сильнее намекая на не очень удачное расположение духа. Мужчина достал из кармана плаща чёрный кусочек ткани и чуть ли не ткнул им в лицо Трины. О, чёрт. Она влипла. Сильно влипла. Отпугивая перчаткой крысу, она не подумала о таком варианте событий и наивно кинула её близ дороги, по которой часто ходит папа. Бездумное, совершенно тупое решение с её стороны. Невнимательность и наплевательство. И даже не отвертишься! Перчатка-то ведь её. Точно её. Папа это знает наверняка. Там его инициалы. А на неё смотрят взглядом таким… пугающим… холодным… уничтожающим… Который она заметила впервые за отцом в её сторону. Будто в любой момент готовы рявкнуть и вмазать по лицу со всей дури, даже не поморщившись. И похрен что она ребёнок. Похрен что дочь. Сейчас на неё глядят как на скот, ненужный и противный. Даже те два придурка не удостаиваются такой «чести». Но у отца есть все основания беситься. Однако Трина не собирается отступать просто так. Поэтому она решительно поднимает голову, заглядывая папе в глаза, и старается говорить уверенно, но спокойно. — Да, моё — голос чуть дрогнул. И девочка прокашлялась, дабы скрыть неуверенность — Я… стояла возле окна, как вдруг… птица… большая птица… — ещё раз кашлянув, она ловит крайне скептический взгляд мужчины и старается больше не запинаться — Ворон унёс перчатку, когда она сушилась на подоконнике — быстрее чем следовало бы, произнесла Акен, надеясь, что отец поверит её наглой и неумелой лжи. Обаке лишь прищуривается, оценивая ситуацию и поведение дочери. И она готова поспорить, тот ни на миг не купился. Ведь на его счету не одно выявление разведчиков под прикрытием, вычисление дальнейших действий противника и многое другое. Так что Боб Акен — специалист по психологии поведения человека. И какая-то девчонка его не проведёт. Так бы они и простояли: один грозно хмурится, еле сдерживаямь, чтобы не прибить мелкую тварюгу, а другая в испуге пытается защититься и оправдаться перед ним. Но внезапно в коридоре послышались быстрые шаги, и через пару секунд из-за угла показался какой-то парнишка. Тот, не в состоянии отдышаться, опёрся руками о свои колени и громко страдальчески хватал воздух ртом. — Мастер… Я…Вам… Просили передать… — не мог сформулировать предложение пацан — Там… в 247-м кабинете… Они там… Обаке на эту несвязную речь ещё сильнее нахмурился, и даже запыхавшийся мальчик уловил его недовольство и ярость. — Ну и кто же там, в 247-м кабинете? — процедил наигранно медленно мужчина, плохо скрывая паршивое настроение — Говори быстрее. Моё тепрение не вечно, сучёныш. — Те двое! — в панике выкрикнул парень, молясь, чтоб его помиловали — Они живы, Мастер! Пацан дрожал всем телом, от усталости и страха. Кто ж его просил сюда стажёром идти?! Он не протянет и трёх дней тут! — КТО, Я СРАШИВАЮ?! КТО — ДВОЕ?! — гневно рявкнул Обаке, стукнув каблуком по полу. Его в край достали все эти недо рабочие, которых даже мусором не назвать. Абсолютно бесполезные твари, чтоб их. — Господи, простите! — взмолился парнишка, инстинктивно закрывая предплечиями лицо — Те, что взрыв устроили! Это они! Они выжили, Мастер! Один очнулся, и никто не знает, что дальше делать! Прошу, сделайте с ними хоть что нибудь! Он чуть ли не упал на колени, желая исчезнуть во время этих слов. Знает ведь — чем-то провинился перед Боссом — и всё, жизнь загублена, домом станет коробка, а другом даже крыса быть откажется. Но, на удивление, мужчина только, шумно выдохнув, поворачивается к Трине, что стояла там как третий лишний, и злобно сверкает глазами. В следующий миг ей летит перчатка, а отец недовольно фыркает, намекая на то, что разговор они продолжат. И он обещает быть не из приятных. Затем Боб пренебрежительно разворачивается на 180 и широким шагом устремляется к кабинету 247, оставляя удивлённую и растерянную дочь в тревожном одиночестве.