the world is dead!

я проснулся от пронзительного крика, как будто за девушкой кто-то гнался, и она звала на помощь. недовольно открыв глаза, я уставился на телевизор, там шёл какой-то фильм, который я забыл выключить. судя по всему, я заснул в гостиной вчера, потому что мои родители уехали на вахту: мой отец чинил машины, а мать их проектировала, а так как они работали в одной фирме, то их время работы совпадало. две недели проходили без родителей, а потом они возвращались, чтобы начать пилить меня и доказывать, что Майки, мой младший брат, воспитанней и терпимей меня. я не испытывал по отношению к родителям тёплых чувств, но и ненависти как таковой не было. мне просто было неприятно находиться рядом с ними, мне постоянно всё запрещали, орали на меня, все шестнадцать лет моей жизни! ну ладно, первые лет пять-шесть всё было нормально, потому что Майки ещё не появился на свет, у моих родителей ещё не было «ангелочка», который радовал их души и сердца, а был просто неугомонный ребёнок. но вот, у них появилась забота поважнее, первый ребёнок перешёл на задний план, потом он стал подростком, а потом покатился по наклонной, уже совершенно не поддаваясь контролю родителей. зато Майки хорошо учился, не шалил, всегда слушался маму с папой, поэтому к нему всегда было больше симпатии. о, я не был идеальным подростком, но настолько плохо ко мне можно было и не относиться. где-то в четырнадцать лет у меня появился друг–Берт МакКрэкен. он был неплохим другом, но парнем с плохой репутацией: он продавал сигареты, алкоголь, наркотики, а так как у него была, можно сказать, монополия, в школе больше никто не решался на такое, то он брал чуть ли не в два раза дороже. но мне он ставил нормальный ценник, я никогда не понимал, почему. в тот момент я ощутил такое несправедливое отношение ко мне со стороны родителей, что это заставило меня чувствовать себя подавленным, грустным, неактивным. Берт, видя это, подошёл ко мне, чтобы поговорить, а потом предложил дозу. когда я сказал, что денег у меня не было, то он похлопал меня по плечу и выдал первую дозу бесплатно. когда я вдохнул белый порошок, меня начало трясти, а потом появилась эйфория, а потом, конечно, серотониновые ямы и зависимость. но Берт держал меня в рамках разумного, так как не хотел совсем уничтожить меня. - одна доза в неделю, понятно тебе?-с напускной строгостью говорил он,-зато за полцены. я употреблял немного, но всё же факта зависимости отрицать не мог, после одного инцидента мне было трудно с ней справиться, но мне это удалось. а началось всё с того, что Берт действительно мне посочувствовал после моей истории и начал подходить после уроков, чтобы обсудить мою жизнь, здоровье, одноклассников, а также поговорить о смысле жизни. Берт был единственным моим другом, с которым мы затрагивали такие темы. был ещё Рэй, но мы с ним никогда не говорили на такие глубокие личные темы. однажды мы лежали с Бертом на полу в туалете, он много выпил, а я вдохнул дорожку кокаина, мы курили и просто смотрели в потолок, я ждал, пока наркотик подействует. - знаешь,-печально выдохнул Берт,-жизнь не справедлива... вот в чём смысл твоей жизни? - ну...-я задумался,-ну, в том, чтобы учиться. - а ты учишься?-усмехнулся Берт. это было вполне резонное замечание, так как с его появлением в моей жизни учёба отошла на второй план. а на первом стояли эмоции, желания, зависимость, дружба. а жизнь состояла из одного сплошного повторения одних и тех же действий, бега по кругу, как будто я был хомяком. сказали вставать и идти в школу-я встал и пошёл. сказали выучить какое-то название-выучил. сказали принять дозу-принял. я выложил это всё Берту, понимая, насколько безнадёжен на самом деле я был. но до этого спокойное, даже уставшее лицо Берта начало меняться. он смотрел на меня не просто глазами, прлными сожаления, но и любви, чего-то большего. он обнял меня, а потом поцеловал в макушку и начал шептать что-то неразборчивое, но это было явно признанием в любви. я тогда, будучи под кайфом, ничего особо не понял. но на следующий день, когда я шёл в школе, в моей голове копошилось огромное количество разных мыслей. ведь наше государство было очень гомофобным, если бы кто-то узнал о том, что произошло между мной и Бертом, то нам бы этого не простили: нас бы наверняка отправили в тюрьму, а наших родственников покрыли бы позором. я шёл к школе и думал о том, что когда Берт обнял и поцеловал меня, я был на седьмом небе от счастья. мы с ним так сблизились, что я потерял это ощущение дружбы, я воспринимал его как брата, я его любил, но всё перевернулось после его признания. в моём животе было столько смешанных непонятных чувств, что я не мог разобраться в себе, но знал одно: Берт мне нравился, если бы он предложил–я бы с ним встречался! это был первый раз, когда я осознал, что мог испытывать чувства не только к девушкам, но и представителям своего пола. для меня жто не было ни страшно, ни противоестественно, поэтому я полностью отдался любви. когда я вошёл в школу и встретился взглядом с Бертом, он покраснел и отвернулся. я подошёл к нему и пригласил к себе домой, ведь родители были на вахте, а дома был только младший брат Майки, которого легко запугать или можно было манипулировать им. Берт пытался отказаться, но я продолжал настаивать, поэтому ему пришлось согласиться и после уроков тащиться со мной до моего дома. мы всё время шли в тишине, причём очень даже неловкой тишине. никто не решался заговорить, никто не хотел позориться. поэтому когда мы вошли внутрь и сели рядом на диван, обстановка сделалась полегче. – Берт,-тихо начал я,-ты сам знаешь, что я хотел обсудить. – послать меня?-он поднял полный отчаяния взгляд от своих ногтей. – нет, нет, Берт,–мой голос предательски дрожал,–Берт, я... я... это взаимно! после этого я почувствовал его губы на своих и углубил поцелуй. наши языки сплетались в диком танце эмоций, а потом он стянул с меня чёрную худи, обнажая млё худое бледное тело. он облизывал мою грудь и соски, чем заставлял меня изгибаться от удовольствия, а потом сам скинул с себя тольстовку. продолжая целовать меня, Берт сел, а меня столкнул вниз, чтобы я оказался между его колен. его палец скользнул по моему подбородку, а затем начал описывать контур моих губ, заставляя их приоткрыться. палец Берта оказался в моём рту, ощупывая там всё-я начал обсасывать его, а потом Берт выдохнул: – отсоси мне. он расстегнул ремень, стянул с себя джинсы и бельё, поднося свой член к моим губам. это был первый раз, когда я делал что-то подобное, поэтому я дико боялся сделать что-то не так, но мне оставалось только повиноваться, так как Берту я доверял и хотел доставить ему удовольствие. я аккуратно взял его орган в рот, стараясь не поцарапать его зубами. сначала я просто слегка облизывал и неглубоко помещал в свой рот член Берта, а потом я почувствовал его пальцы в своих волосах: он больно сжал их, оттянул мою голову назад, а потом толкнулся в меня и направил мою голову вперёд. я почувствовал соприкосновение его головки со своей стенкой горла, что было довольно приятно, но что было приятнее, так это его стон, стон удовлетворения. если поначалу я боялся сделать ему больно, то теперь перестал–я набрал темп, по судорожным движениям партнёра чувствуя, что тот долго не протянет. и буквально через несколько секунд Берт вытащил свой член у меня изо рта и кончил мне на лицо. он схватил меня за волосы и поднял к себе на диван, взял меня за подбородок и приказал слизывать. я послушно высунул язык и облизал губы и места над ними, после чего получил страстный поцелуй. – я могу помочь тебе,– он расплылся в соблазнительной улыбке, его рука скользнула на низ моего живота и сжала орган, набухавший с каждой секундой. Берт мастерски расправился с ремнём и джинсами, а затем и бельём, я почувствовал его ладонь на своём органе, он немного сжал его и начал активно двигать пальцами, задевая головку, я начал активно толькаться ему в руку, на что он ответил дерзким поцелуем. через несколько минут я кончил и без сил повалился рядом с ним. я лежал в объятиях парня, забывая абсолютно обо всём, мы снова поцеловались, но это был уже смелый уверенный поцелуй. но наша утопия закончилась через пару дней после этого, когда мы стояли на заднем дворе школы, Берт продавал кому-то очередную дозу, как вдруг объявились учителя. они шли небольшой группкой, но так, чтобы заблокировать нам все пути отхода. у Берта и его покупателя изъяли всё, а меня и Рэя, просто стоявших рядом, повели к школьному психологу. она твердила нам о том, что это вредно, что это разрушит наши организмы, что если мы свяжемся с этим однажды–не освободимся никогда. но неужели эти фразы уменьшали подростковый интерес к новым веществам? неужели они уменьшали боль, которую пытались заглушить порошком? неужели они давали такую эйфорию, как наркотики? НЕТ! нет и ещё раз нет! для меня эти фразы ничего не значили, а вот Рэй серьёзно решил завязать. после длительного разговора с психологом я вышел из кабинета и отправился на поиски Берта, но его никто не видел. так, уже около двух лет я не видел моего первого любовника, моего лучшего помощника и просто хорошего человека. первое время я скучал, страдал без веществ, пытался найти Берта, он мне всюду мерещился, а потом в какой-то момент я понял, что пора заканчивать. в школе контроль повысился, поэтому веществ больше было не достать, но это помогло мне бросить, а желания начать снова даже и не появлялось. *** я шёл по серой улице, которая утопала в пыли и мусоре, мне было неприятно осознавать тот факт, что это был мой район, в котором я родился. мне было стыдно, но я поборол это ощущение, поднял пару грязных пакетиков, но общий вид это не исправило. бедность. нищета. вот, что здесь царило. беспокоило ли это нашего диктатора? нет... конечно нет! по пути к школе я обдумывал слова Берта про его смысл жизни: искать счастья, попутно страдая. сначала я подумал, что это аллегория на наркотики, но потом мне показалось это высказывание несколько более глубоким. я вспомнил, как мы лежали на диване в моей квартире, как ощущалась его плоть в моём рте, как мы разговаривали, как принимали вместе, его ладонь на моём органе. это всё, что осталось мне от Берта, поэтому я попытался прогнать это ощущение одиночества и печали, немного ускорив шаг. в школе меня встретил Рэй, мы обсудили какие-то новости, которых особо-то и не было, а потом отправились в кафетерий. на нас смотрели странно, видимо, ещё никто не забыл тот инцидент. но мне было уже как-то всё равно–я чувствовал апатию, мне было настолько глубоко плевать на их мнения, что я даже не замечал их взглядов. но Рэя это корёжило, было видно, поэтому мы ушли в самый дальний конец кафетерия, чтобы просто молча посидеть. это было странно, но сегодня Рэй был какой-то особенно нервный. постоянно оглядывался по сторонам, присматривался ко всем, прислушивался. мне казалось, он хотел что-то сообщить мне, но не решался. наконец, собравшись с силами, он спросил: – ты же знаешь клуб «тёмная лошадка»? я утвердительно кивнул, потому что этот клуб знали все в городе–это был известный клуб, в котором собиралась молодёжь, которая поддерживала оппозиционные взгляды. там играли какие-то рок-группы, продавали алкоголь всем, не уточняя возраста и проводили собрания перел митингами, которые переодически устраивались. конечно, хорошо они никогда не заканчивались, но на то наш режим и был тоталитарным. многих подростков сажали, многих отправляли в колонии, а многих просто убивали прямо на месте. эта несправедливость давно надоела людям, поэтому количество митингов за последний год повысилось. Рэй смотрел на меня с нескрываемым восторгом. – Джерард, я предлагаю пойти туда сегодня! – Рэй, ты уверен? – на все сто! там сегодня выступает группа leathermouth, они нереально крутые, это того стоит, Джерард. к тому же, все подростки были в «тёмной лошадке», а мы с тобой нет! у меня не то, чтобы было желание искать каких-то приключений на свою пятую точку, но сидеть одному в своей чёрно-белой комнате, в своей чёрно-белой голове, а после завязки ярких цветов и образов в ней больше не было, то мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Рэй просиял и сообщил мне, что выйдем сразу после школы, так как клуб находился на другом конце города. мы обсуждали что-то ещё, когда прозвенел звонок и заставил нас оторвать наши задницы от жёстких стульев самого дальнего стола в кафетерии.