Бойся своих желаний

      Утро встретило Эйлин раздражающим звоном будильника и болью в затёкших от сна на неудобном диване мышцах. Открыла глаза и поняла, что, вопреки ее надеждам, вчерашний день был не сном, а явью. Она бы с радостью переставила будильник на более позднее время, но сказалась выработанная годами привычка просыпаться с первой попытки. Эйлин выключила будильник, потянулась и прошла к окну. Там открыла шторы и зачарованно посмотрела на небо, окрашенное рассветом в самые нежные оттенки. Так простояла некоторое время, настраивая себя на положительный лад и продуктивный день. После умылась и отправилась на кухню, где попыталась найти кофе, но нашла только растворимый кошмар, который мало чем напоминал кофе. Но, за неимением лучшего, сойдёт и это: взбодриться-то нужно. Её утро всегда начиналось с крепкого бодрящего напитка. Дома, ещё в своем родном мире, она каждое утро варила кофе из молотых зерен чистой арабики, добавляла щепотку корицы и кардамона. И, только выпив свою дозу бодрости, просыпалась и была готова к свершениям. Растворимый кофе не шел ни в какое сравнение с настоящим, по правде говоря, после него хотелось вымыть рот с мылом, но зато удалось хотя бы разлепить глаза.       Окончательно проснувшись, Эйлин составила план на утро — дальше загадывать она пока не видела смысла. Для начала надо выйти во внутренний двор — за яблоками, все-таки они с Северусом собираются на пикник, так что стоит нарвать несколько, чтобы было чем перекусить на прогулке. Вообще, по-хорошему было бы неплохо нарвать больше яблок и сварить компот, но это подождет — до завтрака надо бы ещё домыть кухню и немного прибраться в гостиной. Спальни Эйлин решила с утра не трогать, потому что там спят сын и муж, а чердак представлялся ей слишком обширным полем для деятельности, чтобы успеть разобрать там завалы до завтрака. А вместо компота можно, например, взять холодный чай.       Следуя своему плану, Эйлин отправилась во внутренний двор. Утром даже это место, пытающееся казаться садом, но слишком запущенное, чтобы таковым являться, в мягких лучах рассветного солнца выглядело почти сказочно. Эйлин решила, что непременно попросит Тобиаса повесить найденные на чердаке качели, чтобы еще больше усилить очарование этого места. Разумеется, попросит не раньше, чем наладит с ним отношения. Размышляя подобным образом, она увидела прислоненную к стене дома старую потрескавшуюся лестницу, частично покрытую мхом. Приставив ее к стволу яблони, Эйлин подобрала юбку одной рукой и полезла наверх — искать самые вкусные плоды для себя и своего сына. Рука уже потянулась к большому красному яблочку, которое, казалось, так и звало: «Надкуси, попробуй, съешь меня», но из манящего плода вылезла толстая зеленая гусеница и ясно показала, кто этому яблоку хозяин. Так что самое спелое яблоко осталось висеть на ветке, а Эйлин собрала в подол несколько яблочек поменьше и стала спускаться на землю.       Вернувшись на кухню, помыла яблочки, сложила их в холодильник и приступила к уборке. Первым делом сняла решетку с плиты. На счастье Эйлин, решетка, во-первых, разбиралась на четыре части, а во-вторых, была из чугуна. Значит, можно бабушкиным способом её очистить кипячением. К сожалению, современных моющих средств в английском быту середины двадцатого века не было. Для того, чтобы подготовить раствор, Эйлин сбегала на второй этаж в ванную за запасным брусочком мыла, заодно прихватив перчатки — они понадобятся, потому что саму плиту придется отмывать содой и уксусом — слишком уж кошмарно её состояние. На кухне Эйлин натерла принесенное мыло и одно из сорванных яблок, сложила все это в котел в камине, добавила туда несколько ложек пекарского порошка. Залила водой и погрузила в получившуюся смесь две части решетки — больше не влезло, значит, придется кипятить в два подхода. Поставила котел на огонь, сама же занялась плитой. Налила тонким слоем уксус и засыпала содой. Почему-то всякий раз, проводя эту реакцию в быту, — при замешивании теста или при уборке, — Эйлин вспоминала детский эксперимент с вулканчиком. Надо, наверно, будет показать его Северусу. Эйлин аккуратно стерла губкой с поверхности плиты всю отошедшую грязь и протерла еще раз, чтобы удалить остатки раствора.       Затем пришел черед раковины. В своей чистенькой квартирке двадцать первого века Эйлин даже представить не могла настолько запущенную раковину, но, если сравнивать с плитой до уборки, она была в достаточно приличном состоянии. Так что Эйлин, вооружившись щеткой и моющим порошком, довольно быстро расправилась с этим монстром. Затем подошла проверить решетки. Оказалось, вовремя. Грязь как раз отошла. Тогда Эйлин прихваткой достала решетки, стерла с них грязь и просушила тряпочкой перед тем, как установить на место. Оставшиеся две части отправились в котел, а Эйлин вплотную занялась шкафами и ящиками. Прежде всего достала содержимое и вытерла — там были и рассыпавшиеся специи, и какая-та липкая гадость. В одном из шкафов она нашла даже мышиное гнездо. Подавив желание по женской традиции закричать и забраться с ногами на стол, Эйлин сказала себе, что мыши не страшнее, чем правки от заказчика, порадовалась, что уже была в перчатках, взяла коробочку, в которой обосновались грызуны и вынесла её на улицу. Затем вернулась к шкафам, но других настолько жутких сюрпризов там не было, так что закончила она достаточно быстро. Содержимое ящиков Эйлин разложила не так, как было до нее, а так, как она привыкла видеть на своей кухне. Оставшиеся две части решетки тоже были тщательно протерты и установлены на плиту, а Эйлин горделиво оглядела установившийся на кухне порядок.       Следом по плану шла гостиная — туда наша героиня и направилась. Здесь фронт работ был совсем крохотный: протереть пыль с книжных полок, почистить обивку кресел и дивана, протереть журнальный столик и, пожалуй, найти на чердаке покрывала — для красоты. Тут ничего сложного не было: пыль с полок и столика она смахнула вообще почти не заметив, что что-то делала, поэтому Эйлин лишь чуть задержалась на очистке мягкой мебели: понадобилось навести мыльный раствор и хорошенько поработать щеткой. Пятна, конечно, сошли не все, но стали заметно бледнее. Эйлин порадовалась, что есть время сбегать на чердак. Там она вспомнила, где именно вчера увидела лоскутное одеяло и два детских одеяльца. Решив, что на первое время это сойдет за покрывала в гостиной, почти собралась спускаться вниз, но задержалась взглядом на подушках. Решив пока оставить их на чердаке, — все-таки как минимум ближайшие пару дней это место будет их с сыном убежищем по вечерам, — пошла вниз, где аккуратно застелила детскими одеяльцами кресла, а лоскутным покрыла диван. В гостиной стало намного уютнее. Эх, починить бы ещё эту проломившуюся доску в полу. Но Эйлин не знала, как чинить пол, так что решила, что этим займётся муж. Когда придет в себя.       Кстати, о муже. Бросив взгляд на циферблат будильника, Эйлин увидела, что уже без десяти семь. Интуитивно она чувствовала, что Тобиас просыпается именно в семь. Так что быстренько разогрела ему завтрак и заварила кофе, после чего, заслышав шум наверху и поняв, что к чердаку уже не пройти, вернулась на диван и прикинулась спящей в надежде, что он решит не будить её и сумеет сам собраться на работу.

***

      Тобиас проснулся в достаточно скверном расположении духа. Во-первых, у него раскалывалась голова. Во-вторых, во рту пересохло так, будто там появился филиал пустыни Сахара. Впрочем, это было его привычным утренним состоянием. Этим же утром ко всему прочему добавилось то, что он ни черта не понимал. Вчера его жена вела себя ненормально. Нет, наоборот, она вела себя совершенно нормально, что для его ведьмы было слишком странно.       Когда он пришел вчера домой, моя руки, Тобиас заметил, что ванная выглядит подозрительно чистой. Затем с нескрываемым удивлением не нашел в гостиной свою жену, которая обычно сидела там по вечерам с кислой физиономией. Это было подозрительно, потому что, когда пришел домой, он точно слышал её голос. Зато вместо неё он нашел на кухонном столе тарелку с ужином, который, вопреки обыкновению, не был похож на гибрид помоев и тюремной баланды. Дальше странностей становилось все больше. Тобиас был уверен, что на чердак его жёнушка точно не полезет, поскольку в ультимативной форме заставила его унести туда, во-первых, те вещи, которые считала вопиюще маггловскими, во-вторых, подарки его родителей на свадьбу и годовщины. То есть её там быть точно не должно. Особенно вместе с сыном. Но он попытался пройти на чердак, чтобы в этом убедиться, и не смог поднять люк. Тогда он вернулся на кухню и ещё немного (по его меркам, конечно) выпил. Затем, вспомнив начало их с Эйлин отношений, решил достать её с улицы. Начавшийся дождь его не смог остановить. После того, как он несколько раз попал камешком в стекло, предположения подтвердились — жена высунулась из окошка. И снова его удивила: раньше, когда он начинал с ней разговор, она сама язвила и огрызалась в ответ, провоцируя его на дальнейший конфликт. Вчера же Эйлин сказала, что боится его, и отказалась продолжать общение.       Подивившись тому, насколько странными стал его алкогольный бред, мужчина направился в ванную, ожидая увидеть её в прежнем запущенном состоянии. Но нет — эта комната все еще сияла подозрительной чистотой. Наскоро умывшись и попытавшись остудить пустыню во рту водой из-под крана, Тобиас спустился на кухню, где, уже устав удивляться, вместо оставленной с вечера бутылки пойла обнаружил завтрак, состоящий из теплых маленьких панкейков и свежезаваренного кофе. А еще все ту же непривычную чистоту. Решив, что стрясет с жены сведения о нахождении бутылки позже, мужчина принялся за завтрак, который, как и ужин, порадовал относительно сносным вкусом.       Все хорошее когда-нибудь заканчивается, вот и дурацкие маленькие панкейки подошли к концу. Тобиас сложил посуду в раковину и направился в гостиную. Судя по тому, что утром жены не было в их спальне, она снова спала на диване. Собственно, так и оказалось. Но гостиная, что странно, тоже изменила свой вид: никаких залежей пыли на книжных полках, никаких разводов на журнальном столике. На креслах и диване постелены одеяла, причем на диване — то, которое когда-то сшила его мама. А поверх одеяла — его жена. Он осторожно потряс её за плечо. Это для него тоже было новым — обычно он не церемонился, когда от жены что-то было нужно. Она распахнула глаза и испуганно на него уставилась.       — Слушай сюда, ведьма. Снова свое дурацкое колдовство использовала? И где, черт бы тебя побрал, моя бутылка виски?       — Я не колдовала, — поначалу голос звучал испуганно, — а бутылка виски, очевидно, там, где ты её вчера оставил. И я без понятия, где именно, — но после Эйлин, вскинув голову, стала говорить увереннее.       — Вчера она стояла на столе, а сегодня её нет, — мужчина угрожающе надвинулся на супругу.       — Пить меньше надо. Тогда есть шанс, что начнешь запоминать, где свои вещи разбросал, — уже не воинственно, а как-то устало сказала Эйлин.       Спорить было почему-то лень. Так что Тобиас погрозил жене кулаком, развернулся и пошел на работу, решив, что выяснение того, куда подевалась бутылка, подождет до вечера. По пути он размышлял, насколько удивится завцеха, когда он придет вовремя и трезвый, пусть и с похмелья.*

***

      Эйлин почувствовала голод: то ли дело в стрессе от общения с мужем, то ли от того, что, будучи офисной сотрудницей, она еще могла довольствоваться чашкой кофе на завтрак, но, когда на твоих плечах двухэтажный запущенный дом, для его расчистки требуется не в пример больше калорий. Какими бы ни были причины урчания живота, Эйлин отправилась на кухню, где сварила себе пшённую кашу. Вскипятила молоко, засыпала крупу, перемешала и оставила вариться на небольшом огне. Сняв с плиты, добавила ложечку сахара и кусок сливочного масла. Перемешала и оставила еще на десять минут под крышкой, чтобы крупа впитала ещё больше молока. Выполнив эти не слишком сложные действия, приготовила себе чай, поставила закипать воду для посуды и села завтракать.       Не успела Эйлин отправить в рот и пары ложек, как по лестнице прошлёпали босые ножки, и появился заспанный, чуточку взъерошенный Северус.       — Доброе утро, мамочка, — мальчик безуспешно попытался подавить зевок.       Эйлин невольно улыбнулась — настолько это было умилительное зрелище.       — Доброе утро, Северус. Ты чего босиком? Ну-ка, беги в комнату и надень носочки. А потом иди в ванную — там мы почистим тебе зубки.       Малыш побежал обратно наверх, считая ступеньки:       — Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Семь! Восемь! Шесть! Девять! Десять!       Эйлин ласково усмехнулась, слушая этот альтернативный счет. Поправить ошибку она сможет и позже, а сейчас нужно, чтобы Северус поверил и в себя и в то, что мама всегда на его стороне.       Когда сын убежал, женщина со вздохом отодвинула кашу — остынет ведь, — убедилась, что воде в котле до закипания еще далеко, и пошла в ванную. Вскоре туда подошел и Северус — уже в носках, вот и хорошо — так не простынет. Во время чистки зубов Эйлин использовала те же трюки, к которым когда-то прибегала её мать.       — Ну-ка, покажи маме, насколько широко у тебя ротик открывается? А-а-а-а, — и Эйлин ловко чистит далекие зубки, пока Северус пытается раскрыть рот как можно шире.       — А теперь сделай зубами заборчик, чтобы никакие бактерии и кариес в ротик не пустить, — и передние зубки тоже сверкают белизной.       — Вот молодец. Теперь остается только сполоснуть ротик, — и Эйлин подает Северусу принесённую с кухни чашку с кипячёной водой.       Вот теперь точно время завтрака. Спускаясь по лестнице, Эйлин решила показать мальчику, как правильно считать:       — Ну, Северус, давай сейчас вместе посчитаем ступеньки.       И мама с сыном стали называть номер каждой ступеньки, начиная с верхней. Когда они дошли до десяти, оставалось еще семь ступенек, но Эйлин решила остановиться, чтобы не перегружать Северуса ненужной пока информацией — пусть сначала счёт до десяти освоит.       Добравшись до кухни, Эйлин разогрела сыну оладушки, а сама стала доедать кашу. Северус задумчиво молчал, а потом внезапно выдал:       — Мамочка, а почему птицы летают?       — Ну, у них гладкие перышки и правильная форма корпуса, а парят они за счет сильных и широких крыльев. Хотя, например, есть птицы, которые не летают, — страусы и пингвины. У них слишком тяжелое тело и слишком маленькие крылья, — Эйлин пожалела, что в это время ещё нет гугла, все-таки она не была орнитологом, чтобы правильно ответить на этот вопрос.       — Нет, ты не поняла, мамочка. Ты ответила, как они летают, а я спросил, почему!       — Я думаю, потому что так их не достанут хищники.       После завтрака помыли посуду и собрались гулять. Эйлин, как и планировала, взяла с собой бутылку воды и яблоки, сложив их в ту же сумку, с которой вчера ходила в магазин. Ещё она взяла с собой несколько листов бумаги и ручку — никогда не знаешь, что понадобится на прогулке с ребёнком, а уличных игрушек, вроде мячика или совочка, у Северуса, как оказалось, не было.       — Ну, что, солнышко, идём искать дуб у речки?       — Да, мамочка!