***
У Тобиаса утро началось посредственно. Голова болела как обычно. Несколько раз за ночь его рвало, липкие кошмары не давали спать. Впрочем, вчера было хуже - иногда было ощущение, что он вот-вот задохнется, в глазах темнело. Появилось ощущение, что зря он согласился на дурацкий договор с женой. Ничего не получится, он больше не может не пить. Потом пришла мысль, что жена найдет способ колдовать и без палочки, если он слишком сильно ее разозлит. Мужчина понял, что придется терпеть дальше. Погода тоже не радовала и обещала, что, дойдя до работы, он промокнет до нитки, если забудет зонт. Однако были и плюсы - его неласковую жену, нетерпимую ко всему обычному (или, как она говорила, «маггловскому»), как будто подменили. Больше всего в том, как она изменилась, Тобиаса порадовала вновь появившаяся возможность играть на гитаре. Свою первую гитару он притащил в дом, когда ему было двенадцать, и с тех пор не расставался с инструментом ровно до того момента, как, будучи беременной, его жена решила убрать всё «вопиюще маггловское» с глаз долой. Тогда у них случилась одна из наиболее серьезных ссор. Эйлин махала этой своей палкой, пыталась запустить тарелку ему в голову, и визжала на ультразвуке, сам Тобиас, уже уставший от вечных капризов и требований жены, не отставал. Так, слово за слово, Эйлин ушла, хлопнув дверью, но под утро вернулась — она пыталась вернуться в колдовской мир, но в родительском доме её не приняли. В конце концов Тобиасу пришлось уступить и всё, что так не нравилось Эйлин, было отправлено в, как ему казалось тогда, вечную ссылку на чердаке. А вчера она, как оказалось, решила научиться шить. Ему же не просто позволила играть на гитаре, но ещё и сказала, что у него хорошо получается. Более того, Эйлин даже не стала возражать, когда Тобиас стал объяснять сыну, как играть на гитаре. Вот против таких чудес он точно не возражает. За такими размышлениями он не заметил, как на автопилоте добрёл до ванной. Там Тобиас взглянул в зеркало и понял, что выглядит он как бездомный: заросший, лохматый и с глубокими мешками под глазами. Такой рожей детей пугать можно. И почему он раньше этого не замечал? Ах да, он же почти не трезвел. Мужчину снова стошнило. Умывшись, Тобиас неуверенно взял в руки бритву и стал приводить лицо в порядок. Спустя пятнадцать минут его уже ждал завтрак: чай и каша, украшенная ягодами. Ещё одно приятное изменение — раньше жена готовила просто отвратительно. Прежде овсянка в её исполнении выглядела бы как серый густой комок, похожий на пережеванную бумагу (и на вид, и на вкус). Сейчас же каша в тарелке была приятного золотистого цвета, и от неё поднимался ароматный дымок. Тобиас решил, что, пожалуй, был бы не против начинать с такого завтрака каждый день, если его, наконец, перестанет мутить. Он понадеялся, что энтузиазма жены в рамках их «договора» хватит хотя бы на пару месяцев. Впрочем, есть не сильно хотелось. — Доброе утро, Тобиас. Ты сегодня неплохо выглядишь. — Угу, — пересилить обиды и начать вежливо общаться с женой было выше его сил. — Приятного аппетита. На это он только сурово кивнул. — Я сегодня в гостиной нашла книгу «Затерянный мир». Тобиас напрягся. Не станет же она теперь книги выкидывать? В прошлые разы, когда её тараканы в голове решали покомандовать, книги удавалось сберечь, обосновывая это тем, что Северусу надо будет учиться читать. — И что ты хочешь этим сказать? — Я начала её читать. Ты не против? — в очередной раз удивила его жена. — Кхм, — он даже поперхнулся чаем от неожиданности, — и как тебе? — Начало интригует. Интересно, профессор Челленджер на самом деле нашёл какое-то место с загадочной флорой и фауной, или он просто мошенник? — Конечно, нашёл. Без этого книга была бы бессмысленной. Какая же ты у меня всё-таки дура необразованная. В этот момент, согласно его предположению, Эйлин должна была начать распинаться про аристократическое образование и про какой-то то ли Хоргватс, то ли Хюгвартс. Но вместо этого она смолчала, только поджала губы. Тобиас продолжил без особого аппетита есть свой завтрак.***
Когда муж спустился на кухню, Эйлин на мгновение онемела от шока. Когда она думала, что, если его протрезвить и побрить, он станет симпатичным, она была права. Да, неестественно-бледная сухая кожа и отеки портили картину, но её муж всё равно притягивал взгляд. Даже если на секунду забыть о его трепетном отношении к сыну, понятно, что же в нем нашла прежняя Эйлин. Кое-как отмерев, она принялась за еду и попыталась завести разговор. Когда муж подозрительно закашлялся при упоминании книги, женщина подумала, что он не читал (и это неудивительно для рабочей окраины), но, видимо, он не думал, что она могла бы захотеть почитать. Разговор о книге мог бы пойти, но Тобиас всё-таки сорвался в оскорбления и проехался по её умственным способностям. Интересно, канонный Северус от него перенял умение втаптывать словами в грязь? Эйлин задумалась об этом, когда Тобиас пощёлкал у неё перед носом пальцами. — Ты уснула там? — А? Что? — Спрашиваю, сколько денег оставить? Ты вчера хотела какую-то отраву для ползучей живности купить. — Я думаю, шиллингов восемнадцать должно хватить. — Оставляю тебе фунт*. И не дай Боже эта отрава окажется в моей тарелке. Ты поняла? — мужчина отдал ей блестящую монетку. — Да, Тобиас. Спасибо! — Я пошёл на работу, — зачем-то прокомментировал он происходящее и вышел в прихожую. Эйлин пошла за ним. — Там дождь, не забудь взять зонтик. Тобиас кивнул и последовал её совету. — Хорошего дня, Тобиас. — Угу, — мужчина открыл дверь и вышел под английский дождь. Эйлин смотрела ему вслед и думала, что сегодня они общались вполне цивилизованно. Он ни разу не упомянул такие слова как: «сука», «ведьма» и «стерва», хотя, когда она только появилась в теле Эйлин, он их использовал, кажется, вместо запятых. Она усмехнулась. Если он такими темпами будет исправляться, за пару недель она может ещё и влюбиться в собственного мужа. Пока Северус спал, Эйлин занялась делами: помыла посуду, составила список покупок. В него входили: Специи (корица, мускатный орех, лавровый лист, ваниль, душистый перец, базилик, тмин); Мясо; Дюжина яиц; Молоко; Овощи; Орехи (если будут не слишком дорогими); Рис; Мука; Хлеб И отдельным пунктом: средство против тараканов. Закончив со списком, Эйлин нашла в шкафу в прихожей ботинки Веллингтона** с дождевиком, прихватила мисочку, перчатки и пошла собирать крапиву. Она помнила, что обещала Северусу крапивный суп. Вернувшись, замочила крапиву в холодной воде, чтобы отошла пыль. Хотела было пойти почитать дальше, но по лестнице уже спускался сын. —Доброе утро, мамочка! — жизнерадостно поздоровался он. — А папа уже ушёл? — Доброе утро, хороший мой. Да, он ушёл. А мы с тобой сейчас пойдем умываться, ладно? Когда они вернулись на кухню и Эйлин положила ему на тарелку овсянку, Северус скривился: — Фу-у-у, каша. А можно снова гренки или оладушки? — Ты сначала попробуй, а потом нос вороти, — рассмеялась такой непосредственной реакции Эйлин. — Вот смотри, зачерпываешь ложечку, а сверху ягодку. Ну-ка, пробуй! Северус попробовал и решил, что он не совсем против овсянки. Демонстративно сморщился (чтобы мама не подумала, что он признал свою неправоту) и стал уплетать завтрак за обе щёки. После еды они сразу пошли в магазин. Ну, как сразу? Сначала Эйлин потратила минут двадцать, чтобы убедить Северуса надеть дождевик. Тот почему-то был уверен, что молния обязательно прищемит подбородок, и удивился, когда этого не случилось. По пути в магазин Северус нашел себе развлечение: он с разбегу прыгал в лужи и смотрел на брызги. Сначала Эйлин хотела его остановить, но потом посмотрела на довольную мордашку, на ярко-синий дождевик и зеленые ботинки Веллингтона и решила не мешать сыну веселиться. Ботинки хорошо защитят ноги, так что не простынет, а прыгать по лужам — одна из любимых детских забав. До магазина добрались достаточно быстро. За прилавком стояла всё та же неприветливая продавщица. Эйлин и Северус купили все, что было запланировано, и заплатили пятнадцать шиллингов и девять пенни. Затем они направились в хозяйственный магазин, где, к своему удивлению, встретили Амалию с сыном. Первым их заметил Северус: — Мама, мама, смотри! Там Марк Стюарт. — Где? — Эйлин, услышав знакомую фамилию, начала оглядываться. — Вон там, — Северус потянул мать к стенду с лампочками. Дети начали оживленно беседовать, а женщины завели разговор: — Добрый день, Амалия. — Добрый день, Эйлин. Что ты здесь хочешь купить? — Что-нибудь от домашних насекомых. — Очень советую спрей «CimaXa». Выводит эту гадость на раз. В этот момент женщины заметили, что дети куда-то запропастились. — На улицу они не должны были уйти, так что бегают где-то здесь, — заметила Амалия. — Се-е-е-ве-рус! — попыталась докричаться Эйлин, правда, безуспешно. Амалия предположила, что они в отделе с инструментами, затем женщины попытались найти сыновей в отделе электрики, но и там их не было. — Куда же они могли подеваться? Внезапно откуда-то из угла раздался боевой клич. Дети нашлись в отделе со инструментами для мытья пола. Они надели вёдра на головы наподобие рыцарских шлемов и сражались на швабрах. Амалия тут же выкрутила сыну ухо и начала выговаривать, что настоящие англичане так себя не ведут. Эйлин же ещё в своей реальности читала восхитительную Петрановскую***, так что знала, что мама в жизни ребенка нужна в первую очередь не для того, чтобы его ругать и наказывать, а для того, чтобы дать ему запас любви. Так что она просто подняла сына на руки и по пути к кассе спокойно объяснила ему, почему магазин — не место для подвижных игр. Северус, кажется, понял и проникся, по крайней мере, голову он пристыженно опустил. Выйдя из магазина, Эйлин поинтересовалась планами Стюартов: — Вы завтра планируете гулять? — Если погода позволит. — Тогда, надеюсь, до встречи. — До встречи! Стюарты направились в сторону благополучного района, а Снейпы — к Паучьему тупику. У Эйлин ещё оставалось два с половиной шиллинга, так что по пути она решила зайти в детский магазин и купить наконец-то цветные карандаши, потому что как минимум этот день после возвращения она планировала полностью провести дома, а ребёнка надо как-то развлекать. Карандаши обошлись в один шиллинг и два пенни. Таким образом, в «копилку» в этот раз пойдет один шиллинг и четыре пенни, что, пусть и ненамного, но всё-таки больше, чем в прошлый раз. По дороге домой Северус уже не прыгал по лужам, он шёл, опустив голову, и шмыгал носом. Если бы не тяжелые пакеты, Эйлин присела бы на корточки и пообщалась бы с ним, но в текущей ситуации она решила отложить разговор до дома. Там она налила и себе, и сыну чай. После чего спросила: — Почему ты плачешь, Северус? — Я не хотел тебя расстраивать. Теперь ты сердишься? И больше меня не любишь? — Нет, Северус. Я не сержусь. Да, я немного расстроена, что ты себя вел неподобающим образом, но я всё равно люблю. Я тебя люблю вне зависимости от твоих поступков, потому что ты мой сын. И именно поэтому я хочу, чтобы ты вёл себя хорошо, — умение прислушиваться к советам старших и вести себя соответственно ситуации может однажды тебе помочь в жизни. — Честно-честно любишь? — Северус услышал самое важное для себя. — Честно-честно, — Эйлин просто не могла долго читать нотации, поэтому просто крепко обняла сына. А он и рад был оказаться в материнских объятиях — может быть, в тот день он и встал не с той ноги и испытывал маму на прочность, но, пока она его любит и обнимает, ничего в этом мире мальчику не страшно.