Третий курс. Практическая защита от темных искусств.
3 января 2023 г. в 15:36
Обычно школьники летом, в каникулы, отдыхают. Ну, там, пляж, кино, мороженое. Или на море с родителями. Или в летний скаутский лагерь, вот, как Петунья. А у Лили каникулы после второго курса опять начались с переводных экзаменов в обычной школе. Причём дались эти экзамены намного труднее, чем в прошлом году. Петунья уехала в свой лагерь — это тоже считалось «на учебные цели», всё было оплачено из наследства тётушки Мэри. Так что помочь подготовиться Лили по математике и естествознанию было некому. Экзаменационные вопросы были сложнее, чем в прошлом году, да и порой Лили казалось, что её собственные мозги стали думать как-то по другому. Вот, например, задачка о движении тела под действием силы всемирного тяготения. А Лили прикидывает характеристики левитирующего заклинания, с помощью которого эту самую силу можно преодолеть. Так что результаты тестов были не так хороши, как рассчитывала Лили.
Мама в ответ на её сетования вроде как в шутку сказала, что мол, девочке вся эта учёба не очень и нужна, а лучше жениха хорошего поискать. Лили вовсе расстроилась — со словом «жених» у неё теперь связаны были не лучшие впечатления. Хорошо хоть папа, заглянув в ведомость оценок, похмыкал, и сказал:
— Дочка, ты учишься не для нас, не для жениха и не за оценки. А для себя. У тебя самой знания в голове укладываются?
Лили не вполне уверенно согласилась.
— Ты хотела всякими растениями заниматься — не передумала? — вот тут Лили совершенно уверенно подтвердила, что — нет, не передумала.
— Ну и занимайся, благо возможность есть. — проговорил мистер Эванс. И с самым хмурым видом уткнулся в газетную передовицу — похоже, текст мужчину не радовал. А у Лили на душе полегчало, и она занялась привычным рукоделием — сшила себе пару запасных мантий. Шипела от боли, но колола мизинец то одной, то другой руки — пренебрегать защитой Лили не собиралась. Что бы там ни говорил директор Дамблдор.
Раз или два в неделю в гости заглядывал Северус — тем для разговоров у них всегда хватало, да и просто читать, сидя рядом на берегу речки или на заднем дворе дома Эвансов было как-то уютнее, чем поодиночке. Но в основном друг был занят. «Деньги сами себя не заработают», — буркнул он, когда Лили пригласила заходить чаще.
Когда Лили уже совсем решила, что лето — скучнейшее время года, вернулась из лагеря Петунья — загоревшая, похудевшая, совершенно взрослая и недостижимо элегантная. Старшая мисс Эванс твердо решила для себя, что будет дизайнером, и собственноручно мастерила наряды, вызывающие восхищенную зависть подружек и праведное возмущение добропорядочных соседок. Всего за полдня мисс Эванс сшила для младшенькой модное платье: ярко-зелёное «мини», в котором Лили казалась сама себе «очень даже ничего». Во всяком случае, стало отчетливо видно, что у Лили имеются вполне себе заметные ноги. Не то, что в школьных балахонах и мантиях. Потом Петунья вовлекла Лили в светскую жизнь: кино, музыкальные вечеринки, чаепития. Это было поначалу интересно, то потом оказалось странно и даже утомительно. Знакомые Петуньи все были уже совсем взрослые, они разговаривали о политике, деньгах и современном искусстве. Лили в этих темах вовсе не разбиралась.
Лили, в свою очередь, попыталась вовлечь в светскую жизнь Северуса — ну, хотя бы в кино сходить, на музыкальный фильм про Алису в стране чудес. И вот тут они впервые серьезно поссорились. Увидев Лили в коротеньком, совершенно маггловском платье, Северус покраснел и произнёс небольшую речь, обращаясь, почему-то к кусту боярышника, который удачно оказался слева от мисс Эванс. Речь была посвящена респектабельности и нормам приличий, обязательным для всех волшебниц, независимо от возраста и происхождения. Лили резонно заметила, что они сейчас среди обычных людей, и чем обычнее выглядят, тем лучше для соблюдения Статута о секретности. Тогда Северус прямо заявил, что даже среди магглов такая длина подола, а фактически — отсутствие этого самого подола — признак неблагопристойности. С аргументом: «Мама так сказала». Лили смутно припомнила, что накануне видела в магазине миссис Снейп. Тощая, долговязая фигура, задрапированная во что-то вроде темно-серого халата, метущего дорожную пыль.
— Наверное, твоя мама не очень разбирается в моде обычных людей, — нашла Лили наиболее деликатную формулировку.
— Мама разбирается во всем, что нужно! Она ведь чистокровная волшебница! — с пафосом заявил почтительный сын.
— Знаете, мистер Снейп, — у Лили лопнуло терпение, — если вам не нравится мой внешний вид или мой статус крови, то не смею отягчать вас своим обществом и своими занятиями.
Северус потом извинялся, сказал, что, конечно, девушка имеет право одеваться так, как ей самой нравится. Но поход в кино не получился и осадочек остался.
Как-то незаметно наступил август. Прилетела школьная сова с длинным списком учебников. Лили долго маялась, когда в конце прошлого учебного года декан МакГоннагалл велела сдать заявления с указанием дополнительных предметов, которые гриффиндорцы хотели бы изучать на третьем курсе. Лили хотелось всё. Даже маггловедение — чисто, чтобы посмеяться. Но всё-таки здравый смысл победил, и Лили записала в свой свиток арифмантику, рунологию, теорию магии и факультатив профессора Спраут «Устройство магической теплицы».
Хотелось бы ещё дополнительно поучиться магическому дуэлингу, но этот факультатив традиционно вели преподаватели Защиты от тёмных искусств. А они менялись каждый год. Даже имена не запоминались. На первом Лилином курсе это была прелестная молодая леди с безупречными манерами и приятным голосом. Строго по учебнику она начитывала теорию, а едва приняв экзамены, выпорхнула замуж и уволилась. На втором курсе преподавал отставник-аврор. На уроках его весьма просто было отвлечь каким-нибудь «наивным» вопросом, и старичок охотно пускался в рассказы о былых подвигах, о том, как его вела дорога приключений, пока шальное заклятье не повредило его правое колено. Рассказы бывали порой весьма занятные, но к учебному предмету имели самое отдалённое отношение. В конце года он уволился и уехал куда-то в Дартмур нянчиться с правнуками. В этом году среди учебников вовсе не была упомянута Защита от тёмных искусств, что наводило на печальные мысли. Впрочем, в самом низу списка было указано, что ученикам следует иметь при себе двенадцать сиклей и три кната для приобретения прямо в школе методического пособия по самозащите от тёмных тварей и колдунов.
Того, вернее — ту, кто должен был это пособие им раздать, а потом по нему учить, Лили увидела на пиру по случаю начала учебного года. Директор, как обычно, светя своей таинственной улыбкой, озвучивал новости, напоминал прежние правила и запреты, и наконец прозвучало:
— Поприветствуем нового преподавателя Защиты от тёмных искусств демуазель Женевьеву Шарлотту де Бомон.
Профессор Бомон оказалась мала ростом, щуплая, что не мешало ей щеголять идеальной осанкой. Тёмно-синяя юбка реяла вокруг лодыжек, туго затянутых шнуровкой высоких ботинок. Жакет в тон юбки выглядел, как офицерский китель. Строгий костюм смягчала пена кружев манжет и жабо. Седые волосы, уложенные тугими кудряшками вокруг нарумяненного лица, казались пудренным париком эпохи Регентства. Ручка в тугой перчатке сжимала черную трость.
Уроки Защиты от Тёмных искусств из длинной и тёмной комнаты на третьем этаже были перенесены в светлый зал, похожий на греческий театр: скамьи поднимались полукругом высокими ступенями над ровной площадкой, предназначенной для отработки заклинаний и учебных поединков. Занятия там с профессором Бомон стали лучшим, что случилось, по мнению Лили, на третьем курсе. Впрочем, не всем хватило ума сразу осознать своё счастье.
На первой лекции профессор Бомон рассказывала об основных принципах самозащиты от другого мага. Лили ещё подумала, что тезисы лекции очень напоминают советы Джона Маршалла, когда он учил её драться на палках.
Можешь избежать драки — избеги. Можешь убежать от противника — беги. Если противник силён — ударь один раз, но так, чтобы гнаться за тобой не мог, и убегай. Не можешь убежать — не стой на месте, танцуй. Слабым противником — не пренебрегай, ты не знаешь всех его возможностей. Сам драку не начинай, но доведи до конца, врага за спиной не оставляй.
Поттер и Блэк, вместо того, чтобы конспектировать, всё время ёрзали на лавке, шушукались до тех пор, пока профессор не наложила на них чары немоты, а заодно приклеила к сидению, чтобы не мешали другим ученикам. Когда профессор Бомон предложила задавать вопросы, Поттер замахал руками, привлекая внимание преподавателя к своему бедственному положению. Та отменила чары, и Поттер тотчас выпалил вопрос:
— Профессор Бомон, а вы — француженка?
Демуазель Бомон слегка подняла брови, сохраняя на лице легкую улыбку, поигрывая веером, расписанным китайскими домиками. Потом кивнула.
— Да, я родом из Франции. А какое…
— А какая школа боевой магии лучше, — перебил невежливый Поттер. — Французская или английская?
Профессор Бомон помолчала пару секунд, потом ответила:
— Один весьма достойный китаец сказал: «Не бойся противника, который знает тысячу приемов. Бойся того, кто тысячу раз повторил один прием». Неважно, какая школа. Не нужно учить тысячу заклинаний. Всё равно победит тот, кто лучше владеет каким-то одним заклинанием.
— Да ладно! — возмущенно выкрикнул Блэк, и они на пару с Поттером загалдели что-то явно выражающее протест. Питер и Мэри затянули возмущённое «У-у-у-у!» в знак солидарности. Прочие гриффиндорцы, а также все слизеринцы, вместе с которыми было занятие, помалкивали, обдумывая новую мысль. Профессор Бомон отсекла этот шквал резким взмахом руки и предложила самым провокационным тоном:
— Желаете убедиться? Любые Ваши заклинания против моего Щита.
Конечно, Поттер ломанулся на площадку для поединков боевым конём. Ещё в поезде он рассказывал всем желающим и нежелающим, что летом отец нанял для него тренера, чтобы тот учил его самообороне. Так что на третьем курсе он, красавчик Джеймс, будет звездой не только квиддича, но и дуэльного клуба. Теперь эта звезда летела к своему восходу.
По углам площадки для учебных поединков были установлены камни, покрытые тончайшей рунной резьбой. При активации они укрывали площадку куполом, который не позволял любым заклинаниям достичь зрителей. Также на противоположных концах площадки мерцали два круга — тот, кто ступил, или упал, или уронил волшебную палочку за границы этого круга, считался проигравшим. Участник учебного поединка перед тем, как вступить в этот круг, внятно проговаривал, что осознаёт возможность увечья или смерти своей, но согласен на риск ради совершенствования боевых навыков.
Протараторив священную формулу, Поттер прыгнул в круг, и тотчас выдал классическую аврорскую связку: Оглушение-Обезоруживание-Связывание. Видимо, мальчику очень хотелось отыграться за тот невыносимый час, пока он сидел онемевший и приклееный к лавке. Демуазель Бомон небрежно отмахнулась столь же классическими Щитовыми чарами. Следующие несколько минут Поттер рьяно демонстрировал всё, чему его научил летом тренер, а профессор отвечала исключительно разными модификациями Щита, комментируя происходящее для зрителей. Разгорячась, Поттер выдал пренеприятнейшее заклинание, на грани запрещённого — Огненный Хлыст. И тут профессор вместо очередного Щита подставила зеркальце, спрятанное в ручке её веера. Обращенное заклинание ударило по самому Поттеру. Конечно, мантия у него была вышита и усилена понадёжнее, чем у Лили, так что парень отделался вспыхнувшими на макушке волосами. Которые профессор Бомон тотчас потушила, прихлопнув Малым Щитом. А потом закопченого и оглушенного Поттера вышибло из круга Атакующим щитом.
— Так нечестно! — завопил сочувствующий другу Блэк. — Вы, кроме Щитов, ещё это, зеркало применили!
— Ах, юноша! — усмехнулась демуазель Бомон. — Вы так молоды, потому и не знаете, что зеркало — лучший щит женщины. Помогите лучше другу добраться до Больничного крыла. А все остальные — палочки на изготовку! По моей команде — Щиты поднять!
Вечером, возвращаясь из библиотеки, Лили невольно подслушала разговор декана МакГоннагалл и профессора Бомон. Ладно, не невольно. Спряталась в нише и подслушивала.
— Шарлотта, вы приклеили ребёнка к лавке и наложили чары немоты! У нас не принято использовать чары для наказания!
— Право? А как вы наказываете за дерзость и нарушение дисциплины? — заинтересовалась Шарлотта.
— Снимаем баллы с факультета или назначаем отработки, — с интонациями «само собой разумеется» ответила Макгоннагалл.
— О, да, — покачала головой демуазель Бомон. — Мистер Люпин и мисс Эванс заработали у меня на уроке по десять баллов собственной усердной работой. За что же я буду лишать их этой награды? У них ведь с мистером Поттером и мистером Блэком общие баллы, не правда ли?
— А почему мистер Поттер после вашего урока попал в Больничное крыло, а, Шарлотта? — продолжала негодовать МакГоннагалл.
— Минерва, — насмешливо отозвалась Шарлотта, — вы так возмущаетесь оттого, что мистер Поттер не попал на тренировку по квиддичу, а там отбирали новых летунов в вашу команду. Но зато мистер Поттер приобрел ценный жизненный опыт. Если вы умеете научить искусству защиты без синяков и шишек — милости прошу! Я не умею.
— Вы правы. — неожиданно мирно ответила МакГоннагалл. — А что за жизненный опыт на сегодняшнем уроке, по вашему мнению, приобрёл Джеймс?
— Что за свои слова приходится отвечать делами. Меньше болтовни!
«Меньше болтовни!» — оказалось любимым принципом профессора Бомон.
«Меньше болтовни!» — и они отрабатывали каждое заклинание до тех пор, пока не получалось легко, как выдох. Когда в субботу накануне Хэллоуина Хелли решила разбудить своих соседок чарами щекотки, то Лили спросонок брякнула такой Щит, что мисс Маклагген зашвырнуло назад, на её собственную кровать. А потом шутницу Хелли прихлопнуло сверху Щитом Марлин.
«Меньше болтовни!» — и третьекурсники под звуки зачарованного граммофона разучивали старинный танец, обманчиво-простой, состоящий из чинных поклонов и смены пар. Неожиданно для самих себя, танцоры признавали, что дуэльная стойка и движения палочки даются проще после такой разминки.
«Меньше болтовни!» — и большинство учеников стенали над «неимоверной» трудности тестами на знание законов Магической Британии.
«Меньше болтовни!» — и дружная парочка Поттер-Блэк вместе с примкнувшим к ним Питером угодили на отработки к завхозу из-за того, что пытались шушукаться во время того самого теста.
С этой отработки Питер вернулся с выражением лица, которое можно было бы описать так: «Я знаю кошмарную тайну, пожалуйста, уговорите меня её вам рассказать». Впрочем, уговаривать завзятого сплетника не пришлось. По большому секрету Питер рассказал сначала Мэри, а потом всем желающим, что завхоз заставил его прибирать в кладовке рядом с библиотекой, в которой хранятся старые газеты. Очень старые. Такие старые, что в одной из статей о Гриндевальде рассказывалось ещё не как о зловещем Тёмном лорде, злодее и преступнике, а как о гениальном волшебнике-ритуалисте с пророческим даром и эксцентрическими взглядами на политику.
— Так вот, — рассказывал Питер, надуваясь от собственной значимости, — там была фотография, где Гриндевальд в кругу своих приближенных, и одна из них — демуазель Шарлотта Бомон! Подельница Тёмного Лорда, представляете!
Мнения гриффиндорцев разделились. Мэри предлагала написать в газеты и магическую полицию, Питер осторожно с ней соглашался, поглядывая при этом на Поттера и Блэка. Сами Поттер и Блэк предлагали различные хитроумные комбинации, чтобы вывести преступницу на чистую воду и разоблачить. Почему-то при слове «разоблачить» Мэри начинала краснеть и поглядывать на Блэка. Люпин мягко увещевал своих приятелей, уверяя, что директор Дамблдор, несомненно, лучше проинформирован, и если уж принял профессора Бомон на работу, значит — уверен в её ответственном отношении. Лили всячески поддерживала Люпина, просто потому, что профессор Бомон ей нравилась. И вовсе не была похожа на злодейку. Просто потому, что злодейки не бывают такие справедливые и непредвзятые, и не умеют так интересно учить.
Вот профессор арифмантики, нумерологии и теории магии Максвелл де Морган вполне мог, по мнению Лили, оказаться злодеем. Хотя на первом занятии Лили сначала была очарована и предметом, и преподавателем. Профессор де Морган, тощий, взъерошенный, похожий на галку своим резким профилем, без каких-либо приветствий обратился к ученикам с такой речью:
— Вы здесь для того, чтобы изучить науку о количественных отношениях и пространственных формах магических действий и объектов. Очень тонкую и точную науку. Вы можете спрятать свои волшебные палочки, в этом классе они вам не понадобятся. Из-за этого немногие способны понять, что мой предмет является основой всей магической науки. Конечно, и без знания этих основ вы можете повторять зазубренные заклинания, подобно тому, как попугай бормочет человеческие слова. Но я могу научить вас, как создать совершенно новое оружие, которое никто не выбьет из вашей руки, или огранить сокровище, которое никто не отнимет. Созданное волшебником заклинание, принадлежит только ему. Впрочем, придумать нечто новое может лишь тот, кто хоть на волос отличается от того стада баранов, которые приходят ко мне из года в год.
После этого вступления, без всякой паузы, профессор де Морган стал рассказывать о свойствах чисел от нуля до девяти и треугольников с различным соотношением сторон. Расчет таких треугольников позволял конструировать и совершенствовать все «воздушные» заклинания. Начиная с «золотого» египетского треугольника, лежащего в основе заклинания Вингардиум Левиоса.
Это было так интересно и объективно полезно, что Лили сразу простила преподавателю обзывательство учеников баранами, записывала каждый символ и комментарий к нему, а после лекции подошла с просьбой посоветовать дополнительную литературу по предмету. Вместо совета или отказа, профессор окинул её насмешливым взглядом и сказал:
— Мисс как-вас-там, не забивайте свою хорошенькую головку тем, что всё равно не сможете осмыслить. Займитесь лучше домоводством и поищите хорошего жениха.
И, повернувшись спиной к ошарашенной Лили, обратился к мужской части аудитории:
— Я вообще не понимаю, для чего девицам разрешают выбирать изучение теории магии. У них от занятий наукой носы растут, их потом замуж никто не берёт. А толку ни барышням от арифмантики, ни арифмантике от них всё равно нет.
И удалился из класса под аккомпанемент мальчишеского жизнерадостного хмыканья.
Так и пошло: на вопросы учениц профессор де Морган не отвечал вовсе или отвечал насмешками, хотя мальчикам под хорошее настроение мог и объяснить, и посоветовать. За безупречно выполненные работы ставил «Посредственно». От обиды Лили как-то раз специально написала самым красивым почерком целый свиток абсолютной чуши вместо эссе.
Примерно так:
«Конъюнкция абсолютных значений числа три и сопряжённого с ним равнобедренного треугольника в сумме позволяет определить концентрацию эфирных масел крапивы обыкновенной, симпликация же представляет собой розового слона в лучах заката».
И что же? Оценкой за её старания стало всё то же «Посредственно». Значит, профессор и в самом деле просто не читал работы девочек, не желая тратить на них своё время. Вот Северус Снейп у противного профессора выбился в любимчики. Всё время что-то обсуждал с ним после занятий, получал какие-то дополнительные задания, и даже, вроде как, вполне разобрался в принципах конструирования заклинаний. Из-за чего стал несколько зазнаваться, по мнению Лили.
Ещё одним испытание лилиного терпения стали занятия по рунологии. Профессор Эзра Эйнон оказался сторонником классической школы изучения рун. Каждый раз в начале урока он выдавал ученикам длинные-предлинные свитки с описанием значений руны и многочисленными примерами. Всё это следовало выучить за время урока наизусть. За полчаса до окончания занятия свитки исчезали, а всё вызубренное следовало переписать на свой пергамент. Если ученик допускал ошибку хоть в одной черте, всё его записи тоже исчезали, а профессор Эйнон без малейшего гнева назначал наказание, которое заключалось в том, чтобы одиннадцать раз безупречно переписать всё тот же свиток с образца, а на двенадцатый раз — по памяти.
— Руны не терпят небрежности! — приговаривал профессор. — Но тот, кто изучит их подобающим образом, сможет и камни заставить пуститься в пляс, и скрыться от целого войска врагов посреди пустоши.
Третьекурсники учили и учили, но всё-таки зубрёжка — это неимоверно скучно и тяжело. Все с огромным нетерпением ждали последней субботы октября — день, когда по традиции третьекурсникам в первый раз позволяется посетить Хогсмит — удивительную деревню, в которой живут только волшебники. Девочки собирались заранее, договорились идти все вместе, вчетвером, чтобы было веселее и безопаснее. Лили сначала не поняла, какая опасность может грозить в Хогсмите. Городок оказался совсем маленький: круг домов с высокими черепичными крышами вокруг брусчатой площади с нарядным колодцем, лавочки и магазинчики с удивительными товарами и ещё более удивительными вывесками, запах свежей сдобы, горячего шоколада и сливочного пива. Даже главные местные страшилки: Воющая хижина и кабак «Голова борова» казались скорее интересными и будоражащими, нежели пугающими. Но Хелена и Марлин наперебой объяснили, что в Хогвартсе школьников защищают и особые чары Основателей, и преподаватели, и портреты следят, и призраки, а в Хогсмите всего этого нет. То есть, бродят, конечно, по деревушке два дежурных преподавателя, но везде они поспеть не могут.
— Так что самим беречься надо! — совершенно серьезно говорила Хэлли. — В Хогварте если конфетку с амортенцией подсунут… ну, дурой побудешь, пока старосты в Больничное крыло не отволокут, а в Хогсмите — сразу добро пожаловать в постельку или вообще за ближайший куст. И будешь «сама-дура-виноватая». Так что, девочки, ходим все вместе, друг за другом присматриваем, любое угощение сначала проверяем.
Лили, вся красная от невыносимого смущения, немедленно с этим планом согласилась. В результате, выход в магическую деревеньку гриффиндорских третьекурсниц был более похож на экспедицию куда-нибудь в экваториальную Африку, где всякие хищники и недружественные племена, нежели на беззаботную прогулку. Впрочем, не так и часто выпадала возможность бродить по Хогсмиту. Выходы были разрешены дважды до Рождества, потом раз в самом начале февраля, видимо для того, чтобы школьники раскупили всякие блестящие, поющие, пушистые, розовенькие пустячки ко дню святого Валентина. Ещё раз перед самыми пасхальными каникулами. Последний же выход в учебном году был назначен на середину мая.
— Нужно подсластить себе грядущие экзамены! — заявила Хелена, и грозилась скупить весь шоколад, который только найдется в «Сладком королевстве». Марлин обещала составить ей в этом конкуренцию. Мэри вслух мечтала о стратегическом запасе сахарных перьев. Лили собиралась закупить всего понемногу для себя, а ещё несколько коробок шоколадных шаров, зачарованных на долгое хранение, чтобы спрятать на самом дне сундука, и увезти с собой после окончания экзаменов. Эти волшебные конфеты очень понравились всему семейству Эванс, когда Лили привезла их в качестве рождественских подарков.
Ведомые столь близкими целями, гриффиндорские третьекурсницы опередили большинство школьников, прибежали в Хогсмит к самому открытию лавок. «Сладкое королевство» ещё было свободно от посетителей. Только демуазель Бомон живо обсуждала с продавщицей сравнительные преимущества сливового пудинга и пирога с чёрной смородиной. Видимо, нынче был черед профессора защиты присматривать за выпущенными на волю школьниками: следить, защищать, предотвращать, мирить, карать. Девочки дружно поздоровались с профессором и рассредоточились вдоль прилавка. Выбор сладостей — задача серьёзная. В этот момент дверь вновь отворилась. Демуазель Бомон мельком глянула на вошедшего мага и резко скомандовала:
— Построение! Щиты поднять!
Велика сила привычки. Профессор Бомон оказалась отличным