(Поместье Фантомхайв)
* * *
Как Рики ни пытался отсрочить в мыслях начало обучения языку Лау Тао, этот день всё-таки настал. Монгрел сидел за столом в библиотеке и обречённо глядел на Себастьяна, державшего в руках мел и объясняющего самые азы новой дисциплины. — Китайский не похож на те языки, которые вам доводилось учить до сих пор, — говорил тот. — Одно из главных его отличий состоит в том, что каждое слово должно произноситься правильным тоном. Один и тот же иероглиф, прочитанный разными тонами, может означать совершенно разные вещи. В китайском предложении из десяти иероглифов вы можете неправильно произнести все тоны, сделав 10 ошибок. Это наверняка приведёт к тому, что собеседник вас попросту не поймёт. Всего существует четыре тона. Различаются они как первый, второй, третий и четвертый. Первый тон (высокий ровный): Bā, — Себастьян нарисовал длинную пологую линию. — Второй тон (восходящий от среднего уровня к высокому): Bá. Третий тон (низкий понижающийся, а затем восходящий до среднего уровня): Bǎ. Четвёртый тон (падающий от высокого уровня к низкому): Bà. Также выделяют так называемый «легкий тон». Он ставится в безударных слогах или, например, в служебных частицах и по форме напоминает четвертый тон, но произносится очень кратко. Если в слоге присутствует трифтонг или дифтонг, то знак тона ставится над буквой, которая обозначает слогообразующий гласный, например, bǎo. Тоны в китайском языке могут меняться. Например, если два слога, каждый из которых должен произноситься третьим тоном, следуют друг за другом без паузы, то тон первого слога будет изменен на второй, например, níhǎo (хотя отдельно ni произносится третьим тоном)… Рики почувствовал, что у него уже от такого начала начинает резко съезжать крыша. А Себастьян, познакомив его с основными тонами и продемонстрировав ему, как они звучат, принялся рассказывать, что в китайском языке нет ни склонений, ни спряжений, поэтому порядок слов в предложении играет ключевую роль для восприятия смысла. Что если фраза звучит как «Я учу китайский», необходимо воспользоваться золотым правилом китайской грамматики: «Подлежащее — сказуемое — дополнение», т.е. Кто — что делает — с чем. — Китайский язык — это схема, — объяснял дворецкий. — Он похож на приготовление блюда по уже известному рецепту: сложишь в положенном порядке ингредиенты — и обязательно получится то, что ты хотел. Подлежащее — сказуемое — дополнение, только в таком порядке расставляем нашу незыблемую основу. Остальные слова будут нанизываться, как бусинки, на уже существующую канву. Куда, например, поставить слово «вчера» в предложении «вчера я учил китайский»? Есть четкое правило: слова, обозначающие время, ставятся только перед подлежащим или после него. Наречия ставятся между подлежащим и сказуемым! В китайском языке большинство правил выглядят как схемы, а потому просты и в запоминании, и в использовании… «Да-да, очень просты", — с раздражением думал монгрел, между тем согласно кивая Себастьяну и переписывая в тетрадь примеры построения фраз, ровными рядами которых дворецкий заполнял доску. А потом выяснилась ещё одна особенность этого языка. — В китайском языке перед существительными при их подсчёте обязательно ставится соответствующее счётное слово, — менторским тоном рассказывал дворецкий, мерно расхаживая вперёд-назад перед доской. — Нельзя просто взять и сказать «один человек», не поставив перед «человеком» счётное слово (в данном случае 个 ge). Для разных вещей и явлений китайцы придумали разные счётные слова. К примеру, счётное слово для книг — 本 běn, для плоских предметов (листов) — 张 zhāng и так далее. Универсальным счётным словом служит вышеупомянутое 个 ge — оно подходит ко множеству самых разных существительных, однако использовать его повсюду вместо более конкретных слов неправильно… Словом, к окончанию первого урока Рики чувствовал себя заблудившимся в лондонском тумане. Он ждал, что будет сложно, но даже представить себе не мог, насколько. А ведь всё, ныне рассказанное его неумолимым учителем, ему предстояло вызубрить уже к завтрашнему дню. — Есть какие-то вопросы, мистер Рики? — любезно спросил его Себастьян. — Что-то у вас очень кислое выражение лица — не стоит с таким приступать к изучению нового предмета. — Не знаю, как мне всё это запомнить, — пробормотал амоец. — Я же говорил — у меня нет способностей к языкам. — Уверяю вас, что в основе большинства способностей лежит усердие и постоянный труд, — назидательно проговорил дворецкий. — Так что у меня есть хорошая новость: вы тоже сможете развить их в себе. Конечно, при наличии желания… Надеюсь, что оно у вас найдётся. Взбодрённый такими словами, и последующими двумя уроками — фехтования и верховой езды, Рики едва доплёлся до своей комнаты и рухнул на кровать, как подкошенный. У него не было сил даже злиться…* * *
В последующие дни у монгрела было чувство, что он попал в какое-то адское колесо. В голове у него от постоянной зубрёжки амойские слова путались с английскими и китайскими. Однажды он, не выдержав, вспылил, и Себастьян снова отходил его хлыстом по рукам — на занятие к Грею потом пришлось ехать в перчатках, дабы не демонстрировать синяки. — Господин Минк велел пресекать вашу грубость, мистер Рики, — после устроенной ему выволочки спокойно сказал дворецкий, — и лучше бы вы свой пар выпускали в другом месте. Меня вам вывести из себя не удастся, да я вам и не советую… По приезде из Букингемского дворца амоец был весь исцарапан учебной шпагой, а на занятии по верховой езде до крови стесал себе левую голень при неудачном падении с Альтаира на галопе. Однако Себастьян, обработав и перевязав ему ногу, заставил Рики снова сесть в седло. — Нельзя, чтобы лошадь запомнила ваше падение и свою победу над вами, — объяснил он. — А падаете вы, потому что заваливаете корпус вперёд, я много раз говорил вам об этом. И не висните на поводьях! Они созданы для управления лошадью, а не чтобы хвататься за них для равновесия. Если вам вставить в рот железное кольцо и начать постоянно за него дёргать — вы такое долго будете терпеть? Держитесь в седле, сжимая бёдра и балансируя уклонами корпуса…* * *
Именно в этот день Рики впервые пришла в голову мысль о побеге. Сколько ещё можно было выносить такое воспитание? Сколько оставаться вечной игрушкой — то в руках Блонди, а теперь — в руках дворецкого? Почему он должен осваивать науки, которые даром ему не будут нужны на Амой? Где он там будет ездить верхом и с кем разговаривать на китайском? И тут Рики вдруг подумал, что вот вернётся Ясон, заберёт его с собой и снова заточит в башне Эос. Станет ли он вспоминать о том, что здесь, на Земле, одно время называл монгрела послом планеты Амой и даже возил его с собой в этом качестве на аудиенцию к английской королеве? Очень маловероятно. Там Рики снова станет для него пэтом, способным лишь на то, чтобы удовлетворять его сексуальный пыл… Нет, уж если бежать, то нужно делать это сейчас. Здесь. Из башни Эос ему не удрать, а если и удастся, Ясон легко найдёт его через чип, встроенный в кольцо. Сейчас Ясона нет, да и Лондон не оборудован электронными картами, чтобы можно было в любой момент отследить беглеца. Какая разница, в конце концов, где жить монгрелу? Вряд ли жизнь в лондонском Ист Энде тяжелей, чем жизнь в Кересе. Английский язык он знает (благодарение Ясону и Себастьяну, будь он неладен). Общаться на нём может свободно, а правил грамматики у него никто не будет спрашивать в здешних трущобах. Он исчезнет, растворится среди огромного населения Лондона. Разве впервой ему скрываться от полиции, жить без документов? Зато он будет свободен, попробуй-ка отыщи его… Ночевать можно в ночлежных домах или найти какую-нибудь работу, не требующую паспорта и особенных умственных усилий. Как ему тогда сказал Грей? «Вы что, мешки всю ночь в порту разгружали?» Почему бы и нет, в конце концов. А если появится какой-то постоянный заработок, он снимет себе где-нибудь угол. Так живут тысячи лондонских бедняков. Рики не привередлив и умеет обходиться малым. Правда, тогда он больше никогда не увидит Амой. Горечь на миг прошила его сердце, но с не меньшей горечью он подумал, что там его ждёт или золотая клетка, или такая же нищета. И Рики принялся продумывать план побега. Как сделать это, чтобы никто его не хватился хотя бы несколько часов? В поместье он постоянно был на виду. Зато трижды в неделю ездил в Букингемский дворец. В кэбе, туда и обратно. Каждый раз на эти поездки Себастьян выделял ему четыре шиллинга — два до дворца и два обратно, до постоялого двора, откуда амоец добирался до поместья уже пешком. Первое время он злился на такую систему, на то, что граф отказался возить его на занятия — зато сейчас был ей несказанно рад. Потому что это — возможность ускользнуть незамеченным; и хотя бы три-четыре часа в запасе у него будет, прежде чем его хватятся. А за это время можно уехать далеко на другой конец Ист Энда. Да, но какие-то деньги ему всё равно понадобятся. Хоть несколько шиллингов на первое время… Рики кинулся в комнату обследовать оставленные контейнеры. И убедился, что скотина Ясон перед отъездом сменил на них на всех коды. Значит, придётся как-то экономить те деньги, что трижды в неделю дают ему на поездки. Если часть дороги пройти пешком, то можно выкроить несколько пенсов, а то и шиллинг. Некоторое время ещё придётся потерпеть, но зато теперь у него появилась хоть какая-то надежда на избавление…* * *
Спустя полторы недели Рики был уже близок к своей цели. Ему удалось набрать аж пять шиллингов. Заказывая на постоялом дворе кэб, он ехал не до самого дворца, а чуть больше половины пути. Дальше пускался пешком — где шагом, где бегом. Опаздывал, конечно, вызывая очередной приступ раздражения у Грея Чарльза, но каждый раз придумывал причину, чтобы выкрутиться. То они застряли в «пробке», что при скоплении экипажей и отсутствии каких-либо правил дорожного движения было действительно обыденным явлением в Лондоне, то пришлось задержаться при выходе из поместья из-за срочного поручения графа. То у лошади соскочила подкова, она захромала, и ему пришлось искать другой свободный кэб… Возвращаясь обратно, Рики точно также преодолевал в кэбе лишь часть пути, и дальше шёл пешком до поместья. И тут он опаздывал, но оправдывался тем, что Грей, мол, задержал его, показывал новые приёмы. Или опять-таки сваливал всё на лондонскую толкучку. К счастью, ни Грею, ни Себастьяну с графом Фантомхайв такие объяснения не казались подозрительными. Уставал амоец от таких походов страшно, ныли ноги и гудело всё тело, однако перед ним стояла цель, которой он хотел достичь и был уверен, что достигнет. Успехи в изучении языков были у него не блестящие, но вполне удовлетворительные для того, чтобы Себастьян не брал больше в руки хлыст. Зубрёжка добивала Рики, но он уговаривал себя потерпеть совсем немного… Надо было ещё решить вопрос с пищей, хотя бы на самое первое время. Он несколько дней воевал с контейнером, в котором лежали запасы еды быстрого приготовления. Ковырял и раскручивал электронный замок, к которому не удавалось подобрать код, и наконец, вскрыл его, просто сорвав. Рики переложил пакеты и упаковки с порошками и сушёной едой в подержанный саквояж, который притащил откуда-то Катце, да так и оставил при отлёте. Задумался, в чём ему бежать. Выбор был невелик. Этот сюртук с брюками, что на нём, пару рубашек с собой. А фрак можно попробовать продать – наверняка дадут не так уж мало. Ни к чему теперь ему разгуливать по Лондону, как денди, тем более в Ист Энде. Хренову трубу под названием цилиндр надеть придётся: всё-таки без головного убора он будет смотреться странно. Потом может быть, тоже его продаст и купит что-нибудь попроще. Картуз, например. Сложив фрак в саквояж, Рики почувствовал лёгкий холодок под сердцем. Не так просто расстаться с привычной жизнью и пуститься во что-то неизвестное. Но его решимости это не поколебало. Завтра пятница, очередное намеченное Греем занятие. Завтра будет первый день его свободы.