Есть что вспомнить

Дождь зарядил с новой силой, а Гермиона укрепилась в своем намерении заказать еще одну чашку чая. Драко попросил уже вторую, с бергамотом, и она захотела себе такую же. Официантка справилась в мгновение ока и принесла не только чай для нее, но и заказанную Драко булочку. Первую он успел съесть, пока они предавались воспоминаниям о начале седьмого года. Он ел аккуратно, неторопливо, очень аппетитно, медленно намазывая подтаявшее масло на румяные края и с чувством облизывая губы. Драко умел наслаждаться мелочами, а в особенности едой, это она помнила отчетливо. Неудивительно, что он ее соблазнил. Когда она попросила его заказать такую же для нее, он победно усмехнулся, а она послала его к черту. — Ты больше любишь чай или кофе? — спросил Драко, намазывая для нее сдобную булочку маслом также размеренно и методично, как для себя. Она ловила каждое его движение, пока он упивался ее нетерпением. Именно поэтому он и усмехнулся — он знал, что она сдастся, если он предложит. — Ты же знаешь, — ответила Гермиона, бросая в его чашку несколько кубиков сахара и размешивая их серебряной ложечкой. — Я много чего о тебе знаю, — сказал Драко, — но прошло двадцать лет, и многое могло измениться. Он облизнул нож и положил его на чистую салфетку, а тарелку с булочкой пододвинул к ней. Гермиона принюхалась — чертовка пахла божественно. — Твоя правда, — вздрогнула она и откинула с лица прядь волнистых волос. — Ты знаешь, я раньше очень любила кофе, но сейчас если я выпью чашку, то не усну, так что пришлось перейти на чай. Она пододвинула к нему кружку, звякнув ложечкой о фарфор. Он кивнул в знак благодарности. — Великая жертва, — без юмора ответил Драко. — Я помню твой термос, везде с ним ходила. Даже в библиотеку. — Ты такие вещи помнишь… — улыбнулась Гермиона. Она подняла взгляд на него, и тут же смутилась — Драко любовался ею. У него глаза блестели, как звезды в ночи. — Как я могу забыть такие вещи, — сказал он просто. В этом была такая наивная искренность, которую Гермионе хотелось чествовать, и она кивнула ему. — Я тоже многое о тебе помню, — прошептала она. Драко оценил ее взаимность. — И что же? — спросил он, прищурившись. Гермиона отвернулась к окну не в силах больше выносить его взгляд. Он пробуждал в ней то, что она пообещала себе усыпить мертвым сном. Только вот занятная вещь — воспоминания о таких людях, как Малфой, нельзя запихнуть в дальний угол и оставить там пылиться. Это слишком ценные знания, которыми было бы кощунственно пренебрегать. Она опустила взгляд на свои руки и улыбнулась. — Я помню, что у тебя всегда теплые руки, — тихо сказала она, — потому что ты, когда пьешь, всегда обнимаешь руками чашку, греешь пальцы. А потом берешь и прикладываешь ее теплый бок к щеке, и потом… — Что потом? — спросил Малфой, не сводя с нее глаз. — Потом у тебя распускаются цветы на щеках, — сказала она, обводя бутоны у себя на скулах кончиком пальца для примера. — Это было так красиво. Мне всегда очень нравилось. Как будто кто-то уронил пионы на свежевыпавший снег. Ты никогда не смущался, всегда был уверен в себе, по крайней мере, внешне. И это было так необычно, наблюдать за тем, как ты краснеешь. Я так красиво краснеть не умею, это только у тебя так получается. Она нервически усмехнулась, спрятав смятение. Драко рвано вздохнул и заговорщически улыбнулся, сощурив серые глаза. — Что? — спросила Гермиона, поняв, что ее слова его позабавили. — Это ты красиво краснеешь, — сказал он. — Я помню… Мне всегда нравилось, как у тебя на скулах, лбу, шее и плечах вспыхивают маки. Это так красиво, ты даже представить себе не можешь. Я всегда любовался тем, как красиво и естественно, без стеснения ты краснеешь. Это было… завораживающе. Гермиона выдохнула, и изумление застыло на ее чуть приоткрытых губах. — Ты никогда не говорил мне об этом, — сказала она. — И ты никогда не говорила о том, что любуешься тем, как я пью чай, — усмехнулся он. — Но я всегда знал это. Он сделал глоток и причмокнул очень театрально. — Как? — воскликнула Гермиона. — Ты стала также греть руки о чашку, — ответил Драко. — Когда я это заметил, то сразу смекнул. Гермиона почувствовала, как густо краснеет, потому что глаза у Драко снова заблестели так, будто он смотрел на восход солнца или падение водопада. Словом, смотрел на что-то удивительно красивое. — Я… Я делала это не нарочно, — извинилась она. Чтобы хоть как-то замаскировать девичье смущение, Гермиона оторвала наконец кусочек булочки и отправила его в рот. Масло на языке расплавилось, и подарило ни с чем не сравнимое удовольствие. Она прикрыла глаза и повела головой. Невыразимое чувство… — Я и это знаю, — сказал Драко. Она открыла глаза и посмотрела на него. Малфой оставался очень серьезным, даже несвойственно разговору серьезным. Она быстро разжевала кусочек и проглотила его, запила огненным чаем. Драко протянул ей салфетку, и она вытерла губы от крошек и влаги. — А ты что-то забрал от меня? — спросила Гермиона с надеждой, когда была готова продолжить разговор. — Конечно, — кивнул он, сделав очередной глоток. — И что же? — в нетерпении выпалили она. Драко наконец шкодливо усмехнулся и сверкнул глазами из-под чуть поседевшей челки. Гермиона облегченно вздохнула — ей было не по себе, когда он строил из себя сдержанного и сурового аристократа. Она знала его другим и она хотела бы видеть его другим. Хоть и спустя двадцать лет. — Я, как и ты, все знаю, Гермиона. *** Вернуться в библиотеку было облегчением. Гермионе всегда было спокойно среди книг, но в то же время немного волнительно. Осознание того, что в этих молчаливых фолиантах таится удивительная сила, действовало на нее возбуждающе, но в то же время тишина, нарушаемая лишь шорохом страниц и потрескиванием пламени свечей вводили в умиротворяющий транс. Этот дуализм и был настоящей магией для Гермионы. Здесь она обретала настоящие знания. С семинаров и лекций она спешила под крыло библиотеки, чтобы провести в этом священном месте свой личный колдовской ритуал. Там она начинала учиться. В тот вечер в середине сентября она как обычно пришла в библиотеку после занятий, чтобы сделать домашнее задание. В сумке мягко шуршали коробки из-под шоколадных лягушек, а в крепко закрытом термосе плескался кофе с молоком. Пришлось попросить маму прислать настоящий магловский, потому что кружка под заклинанием была не совсем удобна. Гермиона левитировала нужные книги на неприметный стол в углу, прямо рядом с окном, в которое бил косой осенний дождь. Мерный стук капель о вековое стекло настраивал на монотонный лад, служил метрономом для чтения, и она тут же погрузилась в историю магии. Гермиона так увлеклась, что забыла о припасенном съестном подкреплении, которое прятала от родителей. Только в Хогвартсе она могла позволить себе сладкое, которое было полностью под запретом в семье дантистов. Дни рождения для Гермионы всегда были болезненными — диабетические торты хороши на праздновании шестидесятилетия; в детском и подростковом возрасте это было даже оскорбительно. Конечно, приглашенные входили в положение, но только вот веселья их сочувствие не прибавляло. Поэтому Грейнджер пользовалась любой возможностью урвать хоть немного сладкого, и ответный подарок Драко оказался как никогда кстати. Спохватившись, она потянулась к шоколадной лягушке, которая требовала внимания и ловкость при распаковке. Гермиона вскрыла коробочку, и сладкая земноводная тут же выскочила и поскакала по столу в сторону стеллажей. — Куда… — прошипела Грейнджер, перегнувшись через столешницу, чтобы поймать лягушку, но ее опередили. Драко схватил сласть и недоуменно уставился на Гермиону. — Прости, теперь она моя, — сказал он, отправив лягушку в рот. — Справедливо, — ответила девушка. Она села за стол как положено и оправила сбившийся набок галстук. Драко стоял прямо напротив нее, продолжая жевать лягушку. Выглядел он небрежно: мятая белая рубашка висела на нем как на вешалке, не завязанный галстук был наброшен на шею. Гермиона раньше его никогда таким не видела. Казалось, Малфою в тот день было абсолютно все равно, как он выглядел, что, как показывала жизнь, бывало с ним крайне редко. — Я присяду? — прочавкал он, указывая на свободный стул по правую руку от нее. Гермиона кивнула, и Драко положил сумку на стол рядом с ее учебниками. Он расстегнул ремни и достал еще одну лягушку, придвинул коробочку к ней поближе. — Взамен сбежавшей, — пояснил он и снова продолжил копаться в сумке. Гермиона осторожно взяла коробочку и принялась рассматривать ее так заинтересованно, как будто в жизни шоколадных лягушек не видела. На самом деле она подглядывала за новообретенным соседом, который не обращал на нее, казалось, никакого внимания. Драко был очень сосредоточенным, а еще каким-то жутко серьезным, даже комически серьезным. Однако при этом сохранял аристократический лоск в движениях, мимике и во всем облике в целом. Это создавало вокруг него особый флер притягательной загадочности в юмористическом ключе. Он смахивал на представителя благородных кровей, который бросил все силы своих положения и состояния на исследование какой-то сущей безделицы и отдал этому делу всего себя. Гермиона тихо усмехнулась в кулак, придя к этому необычному и даже удивительному в случае с Малфоем заключению. От него ее реакция не укрылась, и он как сторожевой пес вскинул голову, отчего светлая челка упала ему на глаза. Он этого не заметил и продолжал смотреть на нее суженными серыми глазами сквозь платиновый занавес. Гермионе очень хотелось поправить ему прическу, но она, конечно, не решилась его коснуться. Это было бы грубо и фамильярно с ее стороны. — Можно мне мою карточку? — спросил он, протянув руку. — Карточку? — удивилась Гермиона. — Да, карточку, — сказал Драко. — Кто там? Гермиона не сразу поняла, о чем он говорил, но когда он дернул подбородком в сторону коробочки из-под лягушки-беглянки, она догадалась. — Ньют Скамандер, — ответила Гермиона, передавая ему вкладыш. — Тогда оставь себе, — сказал он быстро. — У меня он уже есть. — Правда? — удивилась Гермиона, глядя на карточку. Она была удивлена, узнав, что Малфой собирает вкладыши из шоколадных лягушек. По степени странных хобби, которыми бы мог увлекаться Малфой, это было супер-странным. Страннее только поиск нарглов или кого-то вроде них. — Луна подарила мне после слушания в суде, — ответил он будничным тоном, вытащив из сумки черный термос в форме кружки. Кажется, она оказалась в своих предположениях даже ближе, чем могла вообразить. — Луна подарила тебе карточку с Ньютом Скамандером из шоколадной лягушки? — проговорила Гермиона, выделяя каждое слово. — У нее их уже было три, так что она подарила мне одну, — пояснил Малфой, раскрывая нужный ему учебник, выуженный также из сумки, прямо посередине. — Она думает, что это какой-то знак, хотя я считаю, что просто совпадение. В конце концов, именитых волшебников не так уж и много, так что неудивительно, что они клепают карточки с одними и теми же в огромных количествах, но я ее не переубеждаю. Гермиона откинулась на спинку стула, раскрыв рот от удивления. Она не сводила с Малфоя ошарашенного взгляда округленных глаз. Драко сразу погрузился в чтение, как только закончил объясняться, и не обращал на соседку никакого внимания. Он вел себя как ни в чем не бывало, и это делало ситуацию, выходящей за рамки нормальности окончательно. — Это какая-то шутка, — проговорила она сама себе. — Что, прости? — спросил Малфой, оторвавшись от чтения и взглянув на нее. — Да так, ничего, — сказала Гермиона, взмахнув руками в воздухе, выражая этим незамысловатым жестом истерическое удивление. — Просто я совсем не узнаю тебя, Малфой. Не пойми меня неправильно, но мы никогда не были друзьями. Ты даже никогда не был со мной вежлив, Малфой! И уж тем более ты никогда не был вежлив с Луной, а тут ты вот так просто начинаешь говорить со мной, как ни в чем не бывало, будто мы давние приятели. Ты говоришь со мной так, будто ты не унижал меня все эти годы, не воевал против меня в этой войне. А потом ты даришь мне шоколадных лягушек и говоришь о том, что Луна подарила тебе карточку с Ньютом Скамандером, так, будто вы с ней с первого курса обмениваетесь этими вкладышами! Это просто… Это просто какой-то идиотизм! Она нервно хохотнула, очевидно отказываясь верить в происходящее. Малфой все это время пристально смотрел на нее и внимательно слушал, даже кивая на отдельных частях длинной и эмоциональной речи Грейнджер. Только к концу он часто заморгал, явно пытаясь поспеть за потоком эмоциональных откровений Гермионы. — Но ты тоже подарила мне конфеты, — сказал он как-то расстроенно, почти как ребенок, чью дружбу отвергли. — Я думал… — Это другое! — ответила Гермиона резко, но тихо. — Почему? — спросил Драко, нахмурившись. — Ты подарила мне конфеты, я подарил тебе лягушку. Ты подарила их мне просто так, я подарил тебе лягушку из вежливости, потому что я ценю хорошее к себе отношение. Я поймал лягушку, которая от тебя убежала, заслужил за нее карточку, но мне она не нужна, так как такая у меня уже есть. Я отдаю ее тебе, потому что так хочу, понимаешь? А есть у меня такая, потому что я встретил Луну Лавгуд после слушания в министерстве по поводу ее похищения. Она подошла ко мне в перерыве, мы разговорились, и она решила оставить мне что-нибудь на память. У нее была с собой только карточка с Ньютом Скамандером из лягушки, которую она только что съела. Я вот ей подарил свою серебряную цепочку. Считаю, что нормальный такой обмен получился. Короче говоря, я не набиваюсь тебе в друзья, не пытаюсь загладить какую-то вину или показать тебе, что я изменился, потому что это абсолютно не так. Мне просто искренне захотелось тебя отблагодарить за твою доброту. — Ты не должен… — опять встряла Гермиона, но он остановил ее, выставив вперед ладонь и слегка наклонив голову. Грейнджер замолчала и кивнула, позволяя ему закончить. — Почему ты можешь проявлять доброту и вежливость, а я нет? — сказал он, дернув плечами. На этом он завершил свою не менее пламенную, чем у Гермионы, речь, которая заставила ее задуматься. — Я подарила тебе конфеты, чтобы ты не курил, — пояснила она после небольшой паузы, снова отвлекая его от чтения. — Курение — типично магловская привычка, а ты… Для волшебника это недозволительное увлечение и также губительное. Я посчитала нужным тебя переключить, потому что понимала, что нотации ни к чему не приведут. — Могу сказать, что у тебя получилось, — сказал Малфой, снова запустив руку в сумку и вытащив оттуда кулек тянучек. Он потряс им у нее перед носом. Гермиона скептически прищурилась, но все же взяла одну, сама не зная почему. Как только он вытащил этот пакет вся ее злость и негодование сразу испарились. Видимо, она не просто устала злиться; она утратила эту способность на физическом уровне. — Мои родители бы не одобрили, конечно, — сказала она со смешком, перекатывая тянучку во рту. — Почему? — спросил Драко. — Они дантисты, — пояснила Гермиона. Драко озадаченно уставился на нее, закинув тянучку за щеку. — Это врачи, которые лечат зубы, — пояснила Грейнджер. — Сладкое они не жалуют, но я все равно ем шоколадку-другую время от времени, чтобы голова работала. — Чтобы голова работала? — растянул Драко, продолжая жевать тянучку. — Сахар улучшает работу мозга, — ответила Гермиона. Малфой покачал головой, при этом состроив выражение крайнего удивления. Он был явно впечатлен этим объяснением. — Ты и правда многое знаешь, — сказал Драко. — А кофе тебе разрешают пить? Мне тот дед говорил, что от сигарет и кофе зубы чернеют, но ему было все равно да и мне как-то тоже. А у него и правда зубы были так себе. — Правда, — кивнула Гермиона, разжевывая тянучку, — но я не говорю родителям, что пью кофе. — Так, значит, ты их обманываешь, — заключил Драко, беря следующую конфету. — Не договариваю, — поправила его Грейнджер. Малфой улыбнулся кончиками губ. — А ты маленькая врушка, — подначил он ее, и Гермиона скривилась. — Как будто твои родители знали, что ты куришь! — парировала она и тут же пожалела об этом. Драко тут же посерел лицом и отвернулся. Грейнджер заалела щеками и сдавленно сглотнула вязкую желчь, образовавшуюся во рту от неловкости. Побочный эффект глупости у умных людей, как она сама говорила. — А что в кружке? — спросила она, стукнув ногтями по черному термосу Малфоя. Он снова повернулся к ней, уже не такой хмурый, но все еще немного настороженный. — Чай, — сказал он, закрывая книжку. — Мне не нравится кофе. От него потом так голова болит, что ни одно зелье не помогает. — Такое бывает, — ответила Гермиона, доставая свой. — Ты пьешь на ночь? — Бывало, — дернул он плечами, — но я заметил, что от времени дня это не зависит, так что бросил. А твоей жутко умной голове кофе не вредит? — Моей жуткой умной голове помогают шоколадные лягушки, — сказала Гермиона и потрясла перед ним подаренной им же коробкой с лягушкой, дразня. Драко оценил пародию и усмехнулся. — Вот пошлю твоим родителям сову, тогда будешь знать, — буркнул он, отправляя в рот очередную тянучку. Гермиона хихикнула и принялась распаковывать лягушку. На этот раз она справилась намного лучше и даже сумела разломить шоколадную фигурку на две части, отдав одну из них Драко. Он упирался, но в конечном счете согласился и запил сладость добрым глотком ароматного чая. — Можно попробовать? — спросила она, увидев, как блаженно он выдохнул. — Чай? — спросил он, кивнув в сторону своей кружки. Гермиона тоже кивнула, но утвердительно, и Драко протянул ей термос. Она сделала глоток, и во рту у нее разлился дивный букет крепкого черного чая со сладковытым, цветочным привкусом. Она причмокнула, попытавшись определить добавку, но никак не могла. Забытый вкус вертелся на языке, но его название никак не шло на ум. — Что ты добавил? — спросила она напрямую. — Вербену, — ответил Драко. — Успокаивает. Гермиона кивнула и сделала еще глоток. По телу разлилось приятное тепло, а во рту опять стало сладко и цветочно, очень хорошо. Она давно не пила чай, и забытые ощущения откликались в ней детскими воспоминаниями о чаепитии с бабушкой. — Очень вкусно, — сказала Гермиона, передавая ему термос. — Не хочешь моего кофе? — Нет, спасибо, я не хочу головной боли, — ответил он с ехидной улыбкой, но Гермиона не обиделась. Весь его тон в их разговорах теперь если и был насмешливым, то исключительно добродушно насмешливым. Он подшучивал над ней как обычно подшучивают над новыми знакомыми, чтобы получить их расположение, подчеркнуть общие черты. Гермиона заметила это, и сердце у нее сдавило печалью — как же Драко нуждался в друге. Пока у нее были Гарри, Рон, Джинни, Луна, Невилл, у Драко не было никого. Крэб и Гойл были не в счет, прихвостни взбалмошного богатого мальчика. С таким же успехом он мог бы завести себе дрессированных низлов. Паркинсон также отпадала — она скорее вешалась на Малфоя, чем дружила с ним. Забини был таким же другом, как его мать — святой. Вот и получалось, что у Драко не было никого, с кем бы он мог вот так просто смеяться — не над кем-то, а просто так, потому что с ним или с ними произошло что-то забавное. Между ними зарождались определенно странные отношения, которые по всем законам жанра и сюжета их жизней не должны были зародиться, но Гермионе было так приятно в присутствии Малфоя, как ей было приятно в библиотеке за чашкой кофе. Они встречались каждый день, чтобы позаниматься и просто поболтать. Вот так вот совершенно неожиданно Драко стал ее маленьким секретом, радостным секретом, в котором по сути не было ничего постыдного, но о котором необязательно всем докладывать. Это была такая личная тайна, которой наслаждаешься в одиночестве, которую лелеешь и опекаешь от любопытных глаз, потому что слишком ею дорожишь и не потерпишь даже тени осуждения. А Гермиона считала, что на ее долю уже довольно осуждения. В письмах к Гарри и Рону, а также Джинни она избегала щекотливой темы долгих разговоров с Малфоем за чашкой чая-кофе в библиотеке после занятий. Меньше знают — крепче спят, решила она. К тому же, их с Драко общение сложно было объяснить. Это было что-то и правда из разряда невозможного, абсолютно случайного. Это была очень добрая (как и у самого Драко) насмешка судьбы. Гермионе нравилось разговаривать с Малфоем практически обо всем: о погоде, об учебе, о магловском мире, да даже о сегодняшнем обеде в Большом зале. Они находили интересное даже в таких обыденных темах. Они могли обсуждать все на свете, и им никогда не было скучно вместе. В их разговорах можно было услышать что угодно: начиная от обсуждения принципа работы магловского кухонного комбайна и до рассуждений об этике использования Феликс Филициас. Они говорили обо всем на свете, но никогда не спорили. Их общение строилось лишь на одном принципе — никакого дискомфорта. Они удивительно ловко лавировали между острых тем, не переходя границ дозволенного, и это не могло не поражать Гермиону. Они прожили почти семь лет, враждуя скрытно и открыто, чтобы после осознать, что на самом деле они могут прекрасно ладить меж собой. Они даже близко не подходили к тому, чтобы схлестнуться в жаркой дискуссии, хотя порой затрагивали довольно острые темы. Им всегда удавалось весьма элегантно обходить опасные моменты, но самое удивительное для Гермионы было даже не осознание того, что ее заклятый враг может стать ей приятелем, а то, как она себя ощущала рядом с ним. Она чувствовала себя будто на другом уровне общения, к которому она не привыкла, но о котором всегда мечтала. Даже обычную вежливую беседу Малфой оборачивал в затейливую обертку, а затем выводил Грейнджер к удивительным развилкам, предлагая ей выбрать, по какому пути в их беседе пойти. Хотелось бы Гермионе взглянуть на их посиделки со стороны. Обычно это были очень приятные моменты: они выбирали удаленный стол, где никто не смог бы им помешать, ограждались от внешнего мира учебниками, которые усиленно штудировали около двух-трех часов, а потом неспешно болтали за чашкой любимого напитка, разбросав по столешнице перья, пергаменты, фантики от сластей. В такие моменты в пыльном воздухе библиотеки витало что-то неуловимо комфортное, ласкающее душу. Гермиона не знала названия такому чувству, которое зарождалось в ней во время этих разговоров, но для себя она подбирало слово камерно. Она чувствовала себя именно так, камерно. Закрыто от всего мира в каком-то красивом, отличном от всего привычного, но при этом очень родном сердцу месте; абсолютно недосягаемо для всего этого социального шума вокруг нее. Где-то там, за пределами их обители оставались отгремевшая война, его суды, ее статус героини — они были просто школьниками, просто молодыми людьми, которым было интересно вместе. Гермионе это нравилось больше всего, ей нравилось чувствовать себя обычной, абсолютно непримечательной волшебницей в компании такого же обычного волшебника. Ей было так хорошо, что покидать библиотеку было обидно, и только шанс возвращения туда, в их разговор, на следующий день помогал ей не падать духом. — Я хочу попробовать твой чай, — сказала как-то Гермиона в вечер воскресенья, когда они собрались сделать уроки на вторник (на понедельник они сделали все еще в субботу). — Бери, сколько хочешь, — сказал Драко, пододвигая к ней свою кружку. — Нет, я хочу в моей, — ответила она, щелкнув кружку по крышке. — Сможешь заварить? Драко вздернул брови, явно от неожиданности просьбы, но не сказал ни слова против. Даже от каких-либо замечаний отказался. Гермиона напряглась, испугавшись, что, возможно, она поторопилась с подобными личными просьбами. — Хорошо, но тогда мне нужно будет сходить за заваркой в комнату, — сказал он, вставая со стула. Она облегченно выдохнула и улыбнулась. — Тебе несложно? — спросила Гермиона. — Если нет, так нет, я… — Нет, ни чуть, хотя… — ответил он, нахмурившись, и вдруг замер, оперевшись руками на скрипучий стол. — А не хочешь сходить со мной? — В подземелье? — прошипела она, плохо скрывая восторг от предложения за театральным ужасом. — Ты серьезно? На втором курсе Гарри и Рон под видом Крэбба и Гойла пробрались в гостиную Слизерина, в которой ей из чистого любопытства всегда хотелось побывать, но ничего путного они так и не рассказали. Они были больше заняты тем, чтобы вести себя максимально естественно в образах Малфоевской свиты, и выудить у Драко как можно больше информации о наследнике Салазара Слизерина. В это время она плакала в туалете, пытаясь привыкнуть к хвосту за спиной. Ей никогда в жизни не было так обидно ни до, ни после. И вот теперь ей выпадает уникальный случай! Она уже забыла об этом детском желании, и вот теперь оно сбывается. Гермиона, к собственному удивлению, отбросила все волнения и тяжкие мысли и поддалась восторгу, который от Малфоя не скрылся. Он заметил ее возбуждение, и уголки губ у него дернулись. — Абсолютно, — сказал он. — Подождешь меня в гостиной. Там есть вот такой же укромный уголок около камина. Да и нет там никого в это время. Все еще по школе шатаются, лишь бы спать не идти. И все же Гермиона колебалась. Это было чертовски заманчиво, рискованно и чуть ли не дико, но потом она вспомнила, что за последний месяц она говорила с Малфоем, казалось, больше, чем говорила с ним за все эти годы, так что… Почему бы не пойти на поводу хоть раз в жизни и не броситься в омут? Особенно когда рядом надежные руки, которые вытащат из любой передряги. В этом была, почему-то, уверена. — Хорошо, — кивнула она, сгребая рукописи и принадлежности для письма в сумку. — Показывай дорогу. С каждым шагом в сторону подземелий становилось все холоднее и холоднее. Гермиона ни разу не пожалела, что натянула свитер из ангоры, подаренный мамой на Рождество пару лет назад. Наконец они добрались до массивной двери в конце темного сырого коридора, которая была очень похожа на ту, что надежно охраняет золотые монеты волшебников в банке Гринготс. Драко что-то быстро прошептал в сторону немного выдававшегося вперед камня и дверь открылась. Он поманил Гермиону за собой и галантно предложил руку, чтобы перешагнуть высокий порог. — Спасибо, — сказала она, принимая его помощь и отмечая, какой теплой была его ладонь. Они прошли внутрь и оказались в небольшой темной комнате. Пустая гостиная была со вкусом обставлена дорогой мебелью, в каждой части которой было что-то неуловимо слизеринское. Подлокотники кресел были выполнены в форме длинных змеиных тел, а ручки ящичков в комодах и столах представляли собой раскрытые змеиные пасти. Обивка мебели отсылала к холодной змеиной коже диковинными переливающимися как чешуя узорами, хотя сделана была из самых разных материалов — бархата, шелка, вельвета. С портретов, которыми было завешено все скудное пространство гостиной, на Гермиону грозно смотрели известные слизеринцы. Они тактично молчали, нахмурив брови. Однако никто из них не ушел, и ей показалось это хорошим знаком. Несмотря на пылавший камин в тесноватом помещении было ужасно холодно. Не добавляло уюта и огромное окно, которое выставляло на показ самое дно Черного озера со всеми его таинственными обитателями, которые то и дело блестели чешуей в тусклом зеленоватом свете газовых ламп. Гермиона поежилась и сдавленно улыбнулась. У нее не было иллюзий насчет Слизеринской гостиной, но оказавшись здесь она испытала смешанные чувства. Смогла бы она жить здесь? Вряд ли. Хотела бы она бывать здесь гостем? Только если была бы возможность хоть немного согреться… — Вот тут тебе будет удобно, — сказал Драко, взбивая небольшую подушку-думочку в кресле, притаившимся за массивной витой колонной справа от камина. Рядом с креслом стоял небольшой круглый столик, а на нем возвышалась аккуратная лампа с изумрудным абажуром. Гермиона села, и Драко тут же накрыл ее пледом и взмахнул палочкой. Плед тут же начал нагреваться, и гостье стало значительно комфортнее в чужой гостиной. — Так ты не замерзнешь, — пояснил он. — Здорово, — просияла Гермиона. — Я слышала про ваше согревающее заклинание, но думала, что это все просто байки. Она шмыгнула носом и поежилась под пледом, устраиваясь удобнее. — Чистая правда, — ответил Драко. — Иначе мы бы постоянно болели. Ты посиди здесь, а я сбегаю за чаем. Он умчался по витой лестнице слева, прихватив с собой сумку. Гермиона натянула плед повыше и немного расслабилась под лаской мягкой шерсти. Пламя выплясывало в камине чудной ритуальный танец, и она залюбовалась отблесками таинственных фигур на обгоревших головешках. Все было так для нее необычно и ново. Даже, казалось, огонь горел по-другому в подземелье, не так, как в родной гриффиндорской гостиной. Также поражали звуки. Гермиона привыкла, что в их гостиной всегда относительно тихо, если там нет людей, но в слизеринской обители было ровно наоборот. Плеск озера за окном, шум труб в стенах, шуршание одежд благородных волшебников на портретах — звуки были повсюду. Они обволакивали каждый дюйм тела и гипнотизировали внимание, отключая от реальности. Гермиона вслушивалась в их ладную какофонию, постепенно отдаляясь от тревожных мыслей и тяготящих невзгод. Слизеринский дух, пробравшийся ей в слух, полностью поглотил ее, и веки начали смыкаться. Она была не против провалиться в диковинный сон и увидеть другую жизнь, в которой бы она была частью этого места тем или иным образом, но Драко решил претворить мечты в реальность. — Никто не проходил? — спросил вдруг знакомый голос, и Гермиона вздрогнула. — Нет, никого, — ответила она, наблюдая, как Малфой пододвигает к ней другое кресло и ставит рядом с ним сумку, из которой выглядывала стеклянная бутылка с водой и край тканевого мешочка. Она чуть опустила плед, сложив его гармошкой на коленях. Плечи сразу обдало бодрящей прохладой подземелья. — Давай сюда термос, — попросил он, протянув руку. Гермиона последовала указанию, и Драко принялся творить настоящую магию. Он отвинтил крышку и положил ее рядом с собой на резной подлокотник, а сам термос зажал между острых коленей. После он развязал тесемки мешочка и на глаз отмерил горстку душистых черных листьев. Засыпав их в кружку, Драко взял в другую руку бутыль и большим пальцем откинул пробку. — Держи, — он передал ей термос и бутылку с водой, — и когда я скажу, начинай медленно переливать воду в кружку. — Хорошо, — кивнула Гермиона, ожидая команды. Драко вытащил из-за пазухи гибкую палочку и нацелился куда-то между термосом и бутылкой. — Лей, — скомандовал он, и Грейнджер перевернула бутылку. Палочка плавно рассекла воздух, и она увидела, как от струи начал идти пар. Вода нагревалась. — Лей до краев, — приговаривал Драко, не сводя кончика палочки и взгляда с кипящей в струе воды. — Все уже, — сказала Гермиона, увидев, как опасно подбираются всплывшие чаинки к кромке термоса. — Довольно, — сказал Драко и будто бы отмер; палочка опустилась, а взгляд перешел на ее лицо. — Удивительно, — сказала Гермиона, ставя бутылку с остатками воды на пол. — Ты так ловко это провернул! — Обычно я справляюсь один, — буднично сказал он. — Ставлю кружку на стол, лью воду, а другой рукой подогреваю. Но у тебя тоже здорово вышло. Ты лучше… стола. В ином случае Гермиона обиделась бы, но в тот момент комплимент ее рассмешил. Она захихикала и прикрыла рот рукой по привычке. — Спасибо большое, — сказала она, отсмеявшись. — Знаешь, никто кроме мамы и миссис Уизли никогда не делал мне чай. — Может, потому что ты его не так часто пьешь, поэтому и не думала принять от кого-то такую любезность? — усмехнулся Драко. Все-таки ее смех смутил его больше, чем она предполагала. — Может быть, — пожала она плечами. Они вдруг замолчали, глядя прямо друг на друга, и впервые им не нужно было слов, чтобы общаться. Драко и Гермиона выражали друг другу свои участие, поддержку и внимание в эти нелегкие времена возвращения в привычный ритм жизни без войны одним лишь зрительным контактом. Во влажном блеске их глаз — серых и карих — горела надежда, которая будто бы увещевала: «Ты можешь подарить ему/ей что-то хорошее, не скупись. Вы можете быть лучше, так будьте». Это была такая простая истина, которая не сразу приходит на ум, а уж тем более не часто она воплощается в жизнь, но лично Гермиона была рада ее обрести, осознать и привнести в их с Драко общение. Их отношения этого, казалось, заслужили, как ничто. — Попробуешь? — нарушил Драко молчание, когда это того потребовало. Гермиона встрепенулась и сделала глоток. Знакомый солнечный вкус разлился на языке, а жар обжег гортань, прогревая до самых костей. Кто бы мог подумать, что в гостиной Слизерина может быть так же тепло, как в гостиной Гриффиндора. Расскажи кому — не поверят, да еще и засмеют. — Волшебно, — блаженно улыбнулась Гермиона. И Драко засиял в ответ. Для него, казалось, это было невероятно важно. — Что ж, спасибо большое за чай и компанию, — сказала Гермиона, убирая с колен плед, — но мне пора. Драко протянул ей крышку для термоса, и Грейнджер ловко ее закрутила. — Может… Тебя, ну… Проводить? — спросил он тихо. — Нет, спасибо, — отозвалась она. — Сегодня я дойду. Проводишь как-нибудь в другой раз, когда я придумаю, чем смогу угостить тебя в нашей башне. Драко поджал губы в легкой ухмылке и закивал головой. Гермиона прошла к выходу, немного споткнувшись о высокий порог, так как обернулась, чтобы посмотреть на Малфоя, который не спешил уходить. Он не ушел даже, когда она открыла дверь. Она знала это, чувствовала его присутствие за спиной, и это впервые не напрягало. По пути в гриффиндорскую гостиную она делала глоток за глотком, и чай согревал, но уже не тело, а душу, которая скучала по… Малфою? О чудны дела твои Мерлин!