Есть что вспомнить

Они молча смотрели в окно какое-то время, пока дождь не усилился настолько, что они уже не могли видеть даже ярко-желтых букв освещенной огоньками вывески напротив. Тогда они переключились на меню, обсуждая, как могли появиться те или иные названия чайных сочетаний. — Мы уже настолько старые, что обсуждаем меню, — подвел итог Драко, когда они как школьники похихикали над всеми дурацкими названиями типа «Смелого Долохара» или «Миленькой Жадеверы». Он откинулся на спинку стула и сладко потянулся. Швы костюма еле слышно заскрипели, и он, поведя плечами, снова принял статическую позу, которая была на удивление расслабленной. Гермиона отбросила назад волосы, сверкнув гвоздиками сережек, и тоже отклонилась назад. Спина немного затекла и требовала расслабления мышц. Спинка стула была не особо удобной, но это было все равно лучше, чем ничего. Да и пиджак с плащом прибавляли мягкости жесткой деревяшке. — Нам и раньше не нужно было искать повода для разговора, — заметила Гермиона, отодвигая меню в сторону. — Мы ведь могли говорить с тобой о чем угодно, помнишь? — Это правда, — кивнул Малфой. — Только, знаешь, что удивительно, как мы так долго обходились без имен. — Я помню даже тот момент, когда осознала, что впервые, наверное, в жизни назвала тебя по имени, — усмехнулась Гермиона, сосредоточив взгляд на помятой салфетке, которую она комкала в руках. Драко принялся переставлять пустые чашки и блюдца, которые суетливая официантка не потрудилась убрать, когда спрашивала их о том, будут ли они что-то еще. У них больше ничего не осталось, и это стало для них своего рода испытанием. Раньше они могли говорить как обычно, как когда-то привыкли, но при этом избегая смотреть в сторону друг друга. Они пили, гремели, кусали, отламывали, намазывали и делали сто тысяч других отвлекающих маневров, только бы быть чем-то занятыми, только бы не выказывать заинтересованности друг в друге, которую можно было ножом для масла резать между ними. Слишком много им было чего вспоминать, чтобы избегать переглядок друг с другом. Для двух взрослых людей, которых когда-то связывало нечто большее, чем обучение в одной школе, это было почти непосильной задачей. Тем не менее, они оба старались вести себя достойно, несмотря на очевидную скованность, которая настигла их абсолютно неожиданно. — Ты поблагодарила меня за подарок на день рождения, — припомнил Драко. — Я тогда удивился не меньше тебя. Я ожидал, что ты назовешь меня Малфоем, но чтобы по имени… — Кстати, а почему Драко? Тебе никогда не рассказывали? — спросила она, скрестив ноги под столом. Она тут же заалела, потому что случайно коснулась его лодыжки внутренней стороной стопы. Очень ощутимо коснулась. Гермиона тут же поджала под стул ноги, чтобы ненароком не натворить чего-то еще более вызывающего, но Драко, казалось, понял всю суть недоразумения и даже улыбнулся этому. — Тут все просто, — ответил он, кашлянув в кулак. — В семье Блэков есть традиция давать детям имена в честь созвездий или звезд, а родители еще до моего рождения договорились, что если родиться мальчик, то имя ему даст мама, а если девочка, то отец, но оба ребенка унаследуют имя родителя того пола, какого будет ребенок, в качестве второго. Так я и стал Драко Люциусом Малфоем. — Сложно, но понятно, — отозвалась Гермиона, кивнув для пущей убедительности. — А тебе никогда не было интересно, почему мама выбрала именно это созвездие… Дракона ведь, да? — Да, — кивнул Драко со своей стороны. — Без понятия, если честно. Возможно, просто так, возможно, в этом есть какой-то сакральный смысл, я никогда не думал об этом. А что насчет твоего имени? — Знаю, что есть такой астероид, Гермиона, — поделилась она. — Он назван в честь дочери царя Спарты, древнего государства. Не знаю, что родители хотели этим сказать. — Тоже не знаю, но тебе подходит, — подметил Драко. — Гермиона Грейнджер. Звучит. — Я уже давно не Грейнджер… — усмехнулась она. — Хорошо, Гермиона Грейнджер-Уизли, — исправился он, состроив кислую мину, — но это мало что меняет, по крайней мере для меня. Гермиона облизнула губы, чтобы подавить смешок. Интересно, это для него не меняет ничего только в отношении того, как ее называют или… — Я всегда хотела заявить о себе в магическом мире, — сказала она, деловито хмыкнув, — так что мы с Роном договорились взять двойные. Это было нелегко, но в конечном итоге я победила. — И правильно сделала, что настояла, — ответил Драко. — Это лучше, чем какая-то другая. И довольно необычное, вполне уместное сочетание получилось. — Да, красивое сочетание, спорить не буду. Кстати, о красивых сочетаниях. Драко Малфой тоже очень презентабельно выглядит, — призналась Гермиона. — Так и вижу твою роспись на каких-нибудь важных бумагах. Что-то вроде барского позволения. — Порой так и бывает, — усмехнулся Драко. Малфой скрестил руки на груди, почти обняв себя и снова посмотрел в окно, за стеклом которого так и не сменился размытый пейзаж. На него напал вид задумчивый и даже немного удрученный. Гермионе не хотелось видеть его таким. Проведение столкнуло их не для того, чтобы он уходил в себя. — А что насчет Скорпиуса? — спросила она. — Ты выбирал имя? — Астория возложила на меня эту благостную миссию, да, — улыбнулся он будто самому себе. — Она была так плоха после родов, что долго не могла прийти в себя, а мальчику нужно было имя. Он был очень беспокойным и первые дни жизни жил у меня на руках. Я качал его всю ночь напролет. Стоило только присесть — он начинал рыдать, как будто его Круциатусом пытают. Мне приходилось ходить с ним по поместью, чтобы он никого не тревожил, и я от скуки начал рассказывать ему о нашей семье, показывал семейное древо. И как-то я взглянул на ветку Блэков. Она была такой короткой… Белатриса не имела детей. Портрет Андромеды выжгла ее собственная мать, а ее внука назвали самым простым именем для волшебника. Он не удостоился даже упоминания, что… мне лично кажется чем-то неправильным, что бы там не сложилось между мамой и ее сестрой. Сириус тоже был выжжен, а затем убит. Он даже женат не был, что говорить о детях. Регулус погиб только Мерлин знает как совсем юным. Мама получалась единственной, кто официально нес кровь Блэков через меня, и это так несправедливо. Этот благородный род и его потомки заслуживали явно большего, но… Все вышло так, как вышло, и я не особенно много что могу изменить, потому я решил, что хоть эту славную традицию — называть детей в честь звезд и созвездий — нужно сохранить. Тогда я впервые назвал его Скорпиусом. Рассказ настолько впечатлили Гермиону, что она подняла на него взгляд и следила за движениями его губ. Он был так уверен и спокоен, пока рассказывал о семье, сыне, своих собственных мыслях на счет того, как все получилось для Блэков. У него не было ни малейшего сомнения в том, чтобы уберечь Скопиуса, дать ему чувство безопасности на своих руках, только бы он не плакал. Он хотел подарить ему не просто имя, а настоящий кусочек истории, фамильной гордости. Он взял от своей семьи все самое лучшее и передал это своему ребенку, который на тот момент даже свет воспринимал с трудом. Не каждый мужчина способен на такую чуткость в отношении своих детей, особенно мужчины столь громких фамилий. Однако Гермиона никогда не сомневалась в том, что Драко будет хорошим отцом. Она знала… Она знала, что кто бы ни стал его женой, сколько бы не было у них детей, он будет стоять за них до последнего вздоха и отдаст им все то, что имеет сам, даже если для этого нужно будет остаться без денег, без крова, без фамилии. Он отдаст все тем, кого любит. Так оно и вышло. Драко все отдал Астории и Скопиусу. — И что ты почувствовал? — спросила Гермиона, наклонившись чуть вперед, почти опершись на столешницу всем телом. — Когда? — спросил Драко, видимо, потерявшись в собственных мыслях. — Когда ты обдумал все это, когда увидел древо и понял, что твой сын станет продолжением не только Малфоев, но и Блэков, — пояснила она, не сводя с него глаз. Драко вздохнул и громко выдохнул сквозь плотно сомкнутые губы. — Знаешь, это было… Это было похоже на то, когда ты впервые назвала меня по имени, — сказал он. — Так правильно, так хорошо. Скорпиус очень пошло его сморщенному личику тогда. Думаю, пойдет и его благородному профилю в будущем. Уже сейчас он неплохо смотрится на семейном древе. Гермиона расплылась в нежной улыбке. — Красивая история, — прошептала она. — И красивое имя. Больше нечего было добавить, да и Малфой вернулся к ней. Он отвернулся от окна и обратился к ней всем корпусом. — А как вы назвали детей? — спросил Драко, потирая подбородок. — Роза и Хьюго, простые имена, — ответила Гермиона, махнув рукой. — Я знаю, как зовут ваших детей, — строго сказал он. — Я хотел знать, как вы выбирали имена. Гермиона усмехнулась собственной глупости. Годы идут, а ему все еще интересно, что она думает, что она делает, о чем она мечтает и какие решения принимает. В это и тогда она верила с опозданием, а теперь тем более. И это как тогда его обижало, так и сейчас. — Ты про это, — протянула она. — Тут тоже все просто. Когда родилась Роза, она была такой беленькой, с нежными румяными щечками. Она сразу напомнила мне бутон розы. Так мы ее и назвали. Моя маленькая английская роза. Даже сейчас она оправдывает свое имя: бледная кожа с чудесным детским румянцем и волнистые огненно-рыжие волосы. Не то, что моя мочалка… Она фыркнула с напускным отвращением и, накрутив шелковую прядь на палец, резко отпустила жгут. Волосы упали на плечо. Малфой аккуратно поправил их, перекинув на спину. Так стало даже удобнее. — У тебя была восхитительная мочалка, — хитро ухмыльнулся Драко. — И Роза и правда красавица, я видел ее на перроне. Ей есть в кого, знаешь ли. Она вспыхнула на щеках, совсем как дочь, и нервно провела по идеально уложенным благодаря заклятию волосам, будто бы касаясь его прикосновения к ним. Драко самодовольно улыбнулся. — А что насчет сына? — спросил он как ни в чем не бывало. — С Хьюго тоже все просто, — продолжила Гермиона, — мы поняли, что инициалы Роуз совпадают с инициалами отца, и Рону показалось забавным, если бы мои инициалы совпадали с инициалами сына, поэтому мы назвали его Хьюго. — И все-таки есть закавыка, — хитро ответил Драко, рассекая воздух указательным пальцем. — Это была бы не ты, если бы назвала их уж совсем просто. Это была бы не Гермиона. — Ну и ты бы не был Драко, если бы за наречением сына не стояла такая трогательная история, — улыбнулась Гермиона. Дождь продолжал лить стеной, и им не на что и не на кого было больше смотреть кроме как друг на друга и читать в глазах свои имена. И они были этому безмерно рады. *** Драко. У него было короткое, но очень благородное имя, которое никак не просилось ей на язык все эти годы. Он был либо Драко Малфоем, либо просто Малфоем. Даже за глаза она не называла его Драко. Только если раз-два, но не больше, исключительно для краткости. А теперь она так просто благодарит его за подарок на день рождения и обращается к нему по имени, будто это в порядке вещей, будто семь лет назад они познакомились в Хогвартс-экспрессе, представившись друг другу совершенно обычным образом. «Привет, меня зовут Драко, давай дружить», — будто бы сказал он. «А я Гермиона, давай дружить», — словно ответила она. И будто не было оскорблений, не было постоянного соперничества за место самого умного ученика школы, не было ничего такого, что помешало бы им обращаться друг к другу по имени без всяких проблем. Гермиона положила голову на парту и тихо захныкала. Ее отношения с Драко начинали выходить за какие-то пределы нормальности и ненормальности. Сначала они вдруг решили поболтать за кофе и сигаретами, потом начали вместе заниматься, а после вообще стали проводить вдвоем все свободное время, какое только возможно. Они отмечали вместе день рождения. Следующим этапом было только съездить друг к другу в гости, и, представив это, Гермиона нервно хохотнула. Это были бы те еще выходные: она обедает в зале, где ее пытали, а мистер Малфой предлагает ей еще вина из подвалов, где держали ее лучших друзей в качестве узников, а отнюдь не сомелье. Конечно, этого никогда не будет, но тем не менее, она уже не могла, а главное не хотела давать задний ход в отношениях с Драко. С ним было весело, с ним было спокойно. Ее ни разу не посетило чувство настороженности: она не ждала от него подлянки, остроты, оскорбления. Она смотрела на него, слушала его и просто знала — Драко никогда ей ничего не сделает. Не теперь, не в этих обстоятельствах. Между ними будто бы что-то раскололось, какая-то стеклянная стена, сквозь которую они всегда смотрели друг на друга. Их изображения были искажены, и поэтому неприятны глазу, но теперь, когда эта завеса разрушена, они могут смотреть друг на друга без каких-либо помех и им (по крайней мере, Гермионе уж точно) нравилось то, что они видели. Ей очень хотелось поднять этот вопрос, но такие вещи с кондачка не делаются. Нельзя просто прийти и спросить что-то вроде: «Эй, тебе не кажется странным, что я впервые за долгие годы назвала тебя по имени? Ты не против? Я могу звать тебя как-то по-другому, если хочешь, конечно». Это даже в голове звучало жалко и в нехорошем смысле странно. Однако молчать об этом тоже было нельзя. Они не могут избегать этой темы вечно, как бы они не были хороши в сглаживании углов во время своих длинных разнообразных по темам бесед. Проведя весь день в раздумьях, Гермиона решилась, что после зельеварения она обязательно поговорит с Драко на эту тему. — Гриффиндорцы, теснимся, теснимся, — пробасил профессор Слизнорт. — Сегодня будем заниматься с обширным составом слизеринцев. Тучный усатый зельевар весь аж светился от самодовольства. Он обожал учить свой факультет, особенно столь многообещающих учеников, которые теперь были в потоке. Гермиона не знала всех имен, но среди них было много тех, кто не запятнал себя связями с Пожирателями смерти. Драко Малфоя же он в свою очередь будто бы не замечал причем что до войны, что после, и Гермионе это казалось ужасно несправедливым. Драко был выдающимся учеником, шедшим вторым в списке после нее, и, к чести их обоих, она должна была отметить, что порой они менялись местами. Сама она пользовалась благосклонностью Слизнорта, которая ее откровенно раздражала. Тогда она и придумала этот коварный, но обоим выгодный план. Гриффиндорцы нехотя скучились на передних партах, отдавая слизеринцам задние ряды. Те в свою очередь спорить не стали и освоились на партах у выхода, свободно ощущая себя в изоляции на галерке. Гермиона обернулась, чтобы посмотреть на Драко, который занял одинокое место за чуть перекошенным столом и был, казалось, своим выбором доволен. Он поймал ее взгляд, едва заметно кивнул. Его сокурсники будто бы также избегали Малфоя, предпочитая также образовать небольшие группки или крепкие парочки. Это кольнуло Гермиону в груди. Неужели он не заслужил даже пары на зельях, чтобы выполнить чертово задание? Это гадкое поведение студентов укрепило ее намерения еще больше. — Итак, сегодня мы разобьемся на пары и сварим амортенцию. В прошлом году мы уже научились отличать ее от других зелий, так что… — профессор не успел закончить, так как рука Гермионы тут же взмыла вверх. — Да, мисс Грейнджер? — Профессор, можем мы взять в пару представителя другого факультета? — спросила она. Профессор немного растерялся, захлопав рыбьими глазами и зашевелив моржовыми усами. — Да, конечно, только… — Отлично, спасибо, профессор, — выпалила Гермиона и, схватив свою сумку, направилась к одинокому столу, который занял Драко. Гриффиндорцы и слизеринцы с нескрываемым интересом наблюдали за действиями Грейнджер. Она прошла мимо ровных рядов прямо к самому выходу и встала рядом с ошарашенным Малфоем. Как только она положила сумку рядом с Драко, по классу тут же пошел шепот. Профессор Слизнорт нахмурился и посмотрел на них с изрядной долей интереса, но спорить или как-либо комментировать произошедшее не стал. С этим отлично справлялись сами студенты. — Что ты делаешь? — прошептал Драко. Он инстинктивно сделал шаг назад и почти уперся лопатками в стену, на что Гермиона только гордо вздернула подбородок. Никто не смеет лишать других права учиться и получать знания, даже если этот кто-то Драко Малфой. — Мы сейчас будем варить амортенцию, — сказала она, раскладывая все нужные приспособления и ингредиенты на столе и старательно делая вид, что ничего такого из разряда вон не произошло. — У тебя какие-то возражения? Драко смерил ее взглядом, который говорил о его явном восхищении упрямством друга, но выражение лица все же выражало некоторую долю раздражительности ее дерзостью. — Тогда давай начинать, — сказал он, снимая мантию. Гермиона также избавилась от своей, повесив ее на спинку стула, и они приступили к работе. Они оказались вполне слаженной командой. Драко отлично справлялся с нарезанием корней, пока она следила за температурой и порядком ингредиентов. У них не было споров или борьбы за лидерство, что в противном случае привело бы к полному провалу, поэтому Гермиона надеялась, что они справятся на отлично. — Тебе не мешает рубашка? — спросила она, заметив, как он все время дергает манжеты. — Мешает, — ответил он, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — Может, расстегнешь? — предложила Гермиона. С закатанными рукавами было бы явно удобнее, но до нее слишком поздно дошло, почему это была плохая идея. Она закусила губу и прикрыла глаза, ожидая вполне оправданных саркастичных комментариев или осуждающего молчания. Однако Драко ее поразил. — Если расстегну, то все девчонки тут попадают, — бросил он, продолжая помешивать зелье. Это прозвучало крайне буднично, будто он и правда привык к толпам девчонок, которые бегали за ним табунами, хотя такого никогда не было ни до войны, ни после. Одна несчастная Паркинсон вилась вокруг него как кошка, но всегда получала лишь холодный отворот-поворот, насколько знала Гермиона. Откровенно говоря, Драко не был тем самым красавчиком, за которым бы ухлестывала женская половина Хогвартса, но отказать ему в приятной внешности было нельзя, это нужно было признать. Вполне высокий рост, аристократическая стать, затянутая в классический костюм, правильные черта лица, холодный хлесткий взгляд, безукоризненная прическа — он определенно имел все то, чем можно было бы вызвать восхищение. Так что его самоуверенность была вполне оправдана, но это не помешало Гермионе закатить глаза на его ремарку. — Да иди ты, — фыркнула она. Малфой сначала нахмурился и даже перестал мешать варево. Он перевел на Гермиону недоуменный взгляд, а потом широко раскрыл рот от удивления, блестяще отыгрывая свою роль. — Так ты это про манжеты, — протянул он. Она прыснула со смеху и так мотнула головой, что чуть было не стукнулась лбом о край котла. — Ой все, мешай давай, — приказала Гермиона. Зелье получилось отменным, почти близким к совершенству, как она и рассчитывала. Малфой также был доволен и весьма горд проделанной работой, хотя и старался сохранять привычный надменный вид человека, который просто не способен на провал. Гермиона не стала его подначивать, посчитав, что он сегодня абсолютно прав и заслуживает немного похвалиться. От гладкой поверхности амортенции поднимались вверх разноцветные загагулины дыма. Одноклассники не могли похвастаться такими феерическими результатами. От некоторых котлов особо талантливых учеников и вовсе смердило старыми носками на весь кабинет, поэтому профессор Слизнорт был настроен крайне скептически на их счет. Он критически оглядел их пробу и расплылся в улыбке. — На вид и запах просто идеальное, — проговорил он громко и с чувством, чтобы весь класс мог слышать. — Мисс Грейнджер, вы отлично потрудились. — Мистер Малфой сделал… — пыталась сказать Гермиона, но профессор тут же ее перебил: — А теперь давайте-ка припомним, чем оно такое особенное. Гермиона закатила глаза. В прошлом году она уже была подопытным кроликом в награду за свою образованность, но теперь решила уступить это место кому-нибудь другому. — Мистер Малфой? — предложил Слизнорт, махнув рукой в сторону их котла. — Амортенция пахнет тем, что привлекает человека, — сказал он сухо. — Не продемонстрируете? — съехидничал Слизнорт. Драко замер на месте, когда все ученики уставились на него с немым вызовом. — Ты не обязан… — прошептала Гермиона, но он остановил ее, положив ладонь на сгиб локтя. Малфой сделал шаг вперед и чуть склонился над варевом. Он потянул носом воздух и тут же отпрянул. Лицо у него вытянулось и побелело. Гермиона следила за тем, как бегали его глаза. Он казался таким растерянным, каким она не видела его уже давно. В последний раз это было в мае, когда он искал в Большом зале своих родителей. — Ну-с, и чем оно пахнет для вас, юноша? — спросил зельевар с нескрываемым любопытством. Драко вскинул голову и посмотрел на профессора чуть ли не испуганно, но быстро собрался и гордо вздернул подбородок. Теперь он бросал вызов всем, кто посмел одарить его столь дерзким взглядом. Его трюк сработал, потому что и гриффиндорцы, и слизеринцы мигом принялись делать вид, что ужасно заняты перелистыванием учебника или перебиранием сухих листьев. — Спелыми грушами, свежесрезанной гортензией и кокосом, — сказал Драко на одном дыхании. Гермиона ободряюще похлопала его по напряженной спине. — Необычно, необычно, — заключил Слизнорт. — Что ж, а теперь давайте откроем учебники на странице… Казалось, профессор потерял всякий интерес к Малфою после его вполне исчерпывающего ответа. Гермиона фыркнула, когда Слизнорт вернулся за кафедру и принялся вещать о противопоказаниях к амортенции. Он хотел выставить Драко дураком, заставить его смутиться, но тот оказался намного умнее и смелее тщеславного профессора. Малфой спокойно сел за парту рядом с Гермионой и принялся писать конспект. — Драко, — тихо позвала она его. Он замер с пером над пергаментом и медленно повернул к ней голову. — Да? — спросил он с еле заметной улыбкой на губах. — Ты в порядке? — спросила Грейнджер. — Он надутый пузырь, не обращай… — Все в порядке, Гермиона, — ответил он, — это того не стоит. От своего имени, сказанного его шепотом, у нее по загривку побежали мурашки. Оно было таким красивым, таким бархатистым в объятиях его чуть надтреснутого баритона. Казалось, ее грубоватое на слух имя еще никогда не звучало так красиво. Малфой сумел вложить в него что-то красивое, необычное, что заставило ее ощутить личную принадлежность к нему и осознать — ее и правда зовут Гермиона. Это она, и он ее так называет. Это было особое открытие, которое заняло ее мысли на остаток дня. Даже когда они снова встретились в библиотеке, чтобы позаниматься, она продолжала прокручивать в голове урок зельеварения, шепотом повторяя его «Все в порядке, Гермиона», и он это заметил к ее огромному смущению. — Так, что происходит? — напрямую спросил он, скрестив руки на груди. Драко смотрел пристально, выжидающе, и ей некуда было бежать от этого взгляда. Время пришло, и Гермиона решилась. В конце концов, она сама искала предлог обсудить с ней сложившееся положение в их дружбе. — Я… Я просто заметила, что ты впервые назвал меня по имени сегодня, — ответила она честно. — Это так… Словом, я никак не могу выкинуть это из головы. — Ты первая начала, — улыбнулся он. — Когда ты назвала меня Драко, я подумал, что мне послышалось, но потом ты снова назвала меня по имени, и тогда я понял, что мне это не снится. Я решил, что тоже могу звать тебя по имени. Оно у тебя красивое. — Имя как имя, — отозвалась она, опуская взгляд. — Брось, — скривился Малфой. — Гермиона — имя настоящей волшебницы. Это тебе не какая-нибудь простая Мэри или Стелла. Это тоже красивые имена, спорить не буду, но Гермиона… Это звучит. Грейнджер поджала губы, чтобы скрыть довольную улыбку. Комплименты от Малфоя были элегантными и очень приятными. Она привыкла к своему имени и даже никогда не думала о том, нравится ли оно ей, красивое ли оно, но когда он нашел в нем особое очарование и раскрыл ей его, то она вдруг ощутила приятную вибрацию внутри, которая расслабляла тело и умиротворяла разум, который пытался свыкнуться с мыслью — Драко Малфой считает, что у нее красивое имя. — У тебя тоже эффектное имя, — сказала она. — Очень необычное. Когда слышу его, то сразу представляю какого-нибудь благородного дракона с серебристой чешуей. Он свободен в полете, и его широкие крылья рассекают ночной воздух и перистые облака. Он парит над лесами и долинами, городами и деревнями и любуется их индивидуальностью, их красотой. Драко усмехнулся и откинулся на спинку стула. — Интересно, — протянул он. — А когда я слышу Гермиона, то у меня в голове всплывают книги. Очень старые и очень мудрые. И свечи рядом с ними в латунных подсвечниках, а где-то далеко гремит гром, где-то далеко идет дождь, но вот там, где лежат книги и горит свеча, очень хорошо. Сухо и тепло. Никаких тревог и никаких забот. Как будто ты находишься дома один и безмерно этому рад. Гермиона подперла подбородок рукой. Ей нравилась та дорожка, по которой они брели в своей беседе. Ей хотелось слушать Драко так долго, как это возможно, чтобы потом взять свою очередь и рассказать ему что-нибудь хоть в меру такое же прекрасное о нем, что он теперь говорил о ней. — Как много имя человека может дать другому, — проговорила она. — Ты слышишь имя и у тебя сразу появляются ассоциации, которые ты никак не можешь не замечать. Имя человека дает тебе то, что тебе нравится, потому что ты хочешь видеть в людях лучшее. — Почти как амортенция, — задумчиво ответил Драко. — Почти как амортенция, да, — подтвердила Гермиона. — Только лингвистическая. Они какое-то время помолчали, не глядя друг на друга, хотя лично ей очень хотелось хотя бы скользнуть по нему взглядом. Она могла видеть только его руки, скованные манжетами рубашки. Пальцами он перебирал перо, и фамильное кольцо бросало блики на конспекты. — Я ведь помню, что ты тогда сказала на шестом курсе, — тихо сказал Драко. Она встрепенулась и отвлеклась от наблюдения за действиями его рук. — Ты о чем? — спросила Гермиона. — Мы уже проходили амортенцию, но чисто теоретически, — продолжал он. — Ты тогда вызвалась рассказать о зелье и выступила вперед. А потом сказала, что оно пахнет для тебя свежескошенной травой, пергаментом и… Ты не закончила фразу. Я тогда еще подумал, чем еще она могла бы для тебя пахнуть. Такой пустяк… А все никак не выходит у меня из головы уже столько времени. И вот хочу спросить, чем для тебя пахнет амортенция, Гермиона? Грейнджер застыла каменным изваянием. Она не знала, стоит ли делиться с ним такой личной пока еще для их отношений информацией. Захочет ли он это услышать? Правда ли ему интересно узнать подобное? И если она скажет, насколько изменит это их отношения? Это не было секретным знанием, и все равно Гермиона считала это очень интимным откровением, которым, она пока не решила, имеет ли права делится с кем-либо. Она не до конца понимала, насколько это было бы прилично. Однако она смотрела в глаза Драко и думала, что может сказать ему все, что угодно, если ему, конечно, действительно нужно это узнать. — Зачем тебе это? — спросила она с нажимом на последнее слово. — Потому что это будет хотя бы справедливо, — сказал Драко, не сводя с нее глаз. — Ты знаешь, чем пахнет моя амортенция, теперь я хотел бы знать, чем пахнет твоя. Это секрет? Если секрет, то я не буду настаивать. Гермиона отложила перо и отодвинула в сторону пергамент, будто они физически мешали ей с ним разговаривать. Она облизнула губы и сложила руки на столе как примерная школьница, которая как всегда готова ответить на любой вопрос учителя. У нее и на вопрос Малфоя был готов ответ. Другое дело… Стоит ли он того, чтобы его озвучивать? Это же безделица, в конце концов. Безделица, которая уже второй год не дает ему покоя. — Нет, не секрет, — выпалила Гермиона, не желая показаться холодной и отстраненной. — Просто правда не понимаю, зачем тебе это… — Хорошо, если не хочешь говорить, то я не настаиваю, говорю же, — сказал он, подняв руки в жесте сдающегося. — Нет, правда, — запротестовала она. — Я скажу. Это будет очень странно слышать, но… Но я не знаю. — То есть? — нахмурился Драко. — То есть я правда не знаю, как описать этот запах, — пожала плечами она. — Это что-то очень знакомое, но неизвестное, понимаешь? — Не совсем, — сознался он. Гермиона поджала губы, а затем облизнула их кончиком языка, старательно подбирая слова для объяснения. — Как бы так тебе… — прошептала она, а потом, вздохнув, продолжала: — Это, знаешь, будто чей-то парфюм или что-то вроде того. Это аромат не чего-то, а скорее кого-то. Но он и правда был прекрасен. Такой свежий, такой манящий и очень приятный! С одной стороны очень уверенный, властный и даже терпкий, но с другой абсолютно… невероятный, легкий, словно парящий. Это странное сочетание, понимаю, но не знаю, как описать его по-другому. Что-то такое, что пленит, но ты сопротивляешься изо всех сил, и сам не знаешь почему. Возможно, потому что прекрасно осознаешь: если поддашься, то пути назад не будет, а путь этот тернист и непредсказуем. Это… аромат запретных приключений, это аромат будто бы другой жизни, которой жить и хочется и колется. Драко нахмурился и внимательно слушал, ловя каждое слово и будто бы пропуская его через себя. — Бывает, что амортенция отдает запахом человека, которого любишь, но это не всегда так, — предположил он. — Не обязательно любовные интерес, понимаешь? Это может быть родной или близкий человек. Может быть, даже друг. Возможно, просто кто-то, к кому ты испытываешь вполне платоническую симпатию, не романтическую. — Ничего такого у меня не было, если честно, — сказала Гермиона, опустив голову. — У меня были предположения, но… Я ошибалась. Она не хотела смотреть на реакцию Драко, поэтому даже прикрыла глаза. Он умный, он поймет, какое откровение она ему доверяет. До этого она никому не признавалась в этом. И Драко понял. Он поджал губы в сочувственной улыбке и кивнул. — Думаю, что теперь у тебя не должно быть никаких сомнений, Гермиона, что это все просто баловство, — сказал он в полголоса. — Это всего лишь дурацкое зелье, в конце концов. Вообще не понимаю, зачем мы его проходим. Хорошо, что хоть прорицаний с Треллони больше не будет, а то не известнейшая школа волшебства и чародейства, а какой-то бродячий цирк. Гермиона подняла голову и взглянула на него из-под упавшей на лицо пряди волос. Он радушно улыбался ей, и она не могла долго сдерживаться. Уголки губ дрогнули, и она робко ему улыбнулась несмотря на подступившие к глазам слезы. Она не ожидала от него такого понимания, такого внимания к ее чувствам. Удивительно, но после его слов ей стало легче переносить тот груз, который она таила ото всех, а главное от того, с кем он был напрямую связан. — Надеюсь, что для тебя амортенция пахла ясно, как день, — усмехнулась Гермиона. Драко тяжело вздохнул и выдохнул с обреченным смешком. — Можно сказать и так, — ответил он. — Однако я никогда ни в чем до конца не уверен. Даже рад, что мне остался… простор для воображения, скажем так. Гермиона не поняла, что он имел в виду, но уточнять не стала. Слишком уже растерянным сделался его вид, совсем как тогда на уроке. Ей не хотелось вгонять его в краску или заставлять чувствовать себя неловко или уязвлено. С этим отлично справился профессор Слизнорт, и это не делало тому чести. А она с ним для другого. Она для поддержки, для участия, для надежного плеча, на которое он может опереться. Она для длинных разговоров в библиотеке, для неспешных чаепитий на скамейке во дворе, для междусобойных шуток на сдвоенных уроках и, конечно, для того, чтобы делиться шоколадными лягушками. Они теперь были друг с другом. Драко и Гермиона. С тех пор они стали звать друг друга по именам. Это дало их отношениям заметный толчок. Их беседы стали более теплыми, более живыми и светлыми. Имена добавили им больше личного. Обсуждение интересов, прошлого или впечатлений затмило разговоры о мнениях, знаниях и выводах. Драко и Гермиона теперь перешли на некий новый уровень, на котором им было очень легко освоиться. Их дружба (а теперь это можно было назвать настоящей дружбой) стала настолько крепкой в понимании учеников Хогвартса, что порой их уже даже не воспринимали по одиночке. Они вот так играючи сломали стереотип о невозможности дружбы между Слизерином и Гриффиндором, так что вскоре они стали не единственными представителями факультетов, кто завязал между собой прочные узы приятельства. Их репутация была настолько безупречна, что обошлось без пошлых намеков и гадких сплетен, так что Гермиона частенько слышала от девушек что-то вроде «Гермиона, а ты не знаешь, Драко ходит в Хогсмид?», а Драко рассказывал ей о том, как у него спрашивали, что она любит из сладостей. — Конечно, я не сказал, — фыркнул он, когда они шли из внутреннего двора в замок на урок трансфигурации. — Только я могу дарить Гермионе Грейнджер шоколадных лягушек. — А я сказала, что ты терпеть не можешь деревни, — засмеялась она, оправляя вылезшие из пучка волосы. — И ты не соврала! — фыркнул Драко. — Я не знаю, что нужно, чтобы затащить меня в эту дыру! Разве что очень веская причина! — Даже я не смогла бы? — воскликнула она, стукнув его по плечу. — Поживем — увидим, — сказал он, лукаво улыбнувшись. — Возможно, когда-нибудь… Все нужное можно заказать по почте, без сливочного пива я как-нибудь проживу, а в «Сладкое королевство» я всегда могу отправить тебя… — Ах ты! — охнула она. Драко засмеялся и бросился на утек к дверям, и Гермиона побежала за ним. Они как первогодки ворвались в Хогвартс и побежали по коридорам, перегоняя друг друга и пихая, толкая, подзуживая, хохоча. Им было абсолютно все равно, что подумают о них старосты, профессоры и одногруппники, которых был риск встретить. Они наслаждались каждой минутой этого ребячества, которое наконец могли себе позволить после стольких лет глупого и бесцельного соперничества. Их обоих сложившаяся ситуация более чем устраивала и невероятно забавляла. Гермиона даже представить не могла, что когда-нибудь ей еще раз так повезет — встретить друга, которого вот так просто можно звать по имени с другого конца коридора и он откликнется на красивое и лаконичное имя «Драко». А затем засмеется, помашет рукой и ответит: «Да, Гермиона?».