Есть что вспомнить

Дверь в чайной снова хлопнула, потревожив колокольчик над ней. Гермиона обернулась и увидела высокого могучего юношу с простоватым лицом и торчавшими во все стороны русыми волосами. Незнакомец был почти исполинских размером для крохотной чайной, так что он двигался весьма аккуратно для своих габаритов, чтобы ненароком не перевернуть стол или не задеть кашпо с цветами. Он прошел на середину залы и огляделся, явно ища кого-то. Гермиона и Драко наблюдали за ним скрытно, но вот парень заулыбался, когда из кухни к нему выпорхнула официантка. Она тут же засмущалась, увидев его, привычно покраснела как девчонка и даже не поздоровавшись с любимым, увлекла его в кухню, откуда послышался звонкий смех и очень многообещающая тишина. — Прекрасно, — протянул Драко явно с насмешкой. — Ты никогда не был романтиком, — подметила Гермиона. — Нет, — помотал головой он. — Не вижу в этом ничего дурного. — А я вижу, — сказала она. Драко нахмурился и пристально посмотрел на нее, требуя объяснений. Гермиона поджала губы и пожала плечами. — Мне всегда казалось, что моя прагматичность — это недостаток, — сказала она. — Будь я немного романтичнее, люби я сердцем, а не головой, то, возможно, все сложилось бы иначе. Тебе так в твоем случае никогда не казалось? Ну то есть, что не быть романтиком — это плохо? Он развел руками и усмехнулся. — Живем тем, что имеем, — сказал Драко с нотками безысходности в треснувшем голосе. — А что сложилось бы иначе, по твоему мнению? — Просто все, — сказала Гермиона довольно сдержанно, не вдаваясь в подробности. Ей очень хотелось, чтобы он сам понял, что она имеет в виду. — Но благодаря нашей с тобой прагматичности мы и сошлись, разве нет? — сказал Драко. — Я всегда думал об этом с этой точки зрения. Не будь мы настолько схожи в этом, то вряд ли вообще смогли бы общаться, не то что дружить или встречаться. Да и должен сказать, что я никогда не считал причиной нашего расставания нашу с тобой прагматичность, если ты имеешь в виду именно это. Она была рада, что он озвучил это предположение. Драко будто бы сразу уловил ее тайное восхищение его проницательностью. — Давай не будем о причинах нашего расставания, — спародировала его Гермиона, принявшись комкать в руках очередную салфетку. — Это я пока не готова вспоминать… И я имела в виду не только это. Драко усмехнулся, раскусив ее прием. Все-так он всегда мог оценить ее сообразительность и ум и поддаться на провокацию тогда, когда следовало. Возможно, еще и поэтому они так хорошо чувствовали себя друг с другом. Они любили играть, дразнить, дергать за ниточки, выводя друг друга на честные эмоции, на которые бы в зоне комфорта никогда не решились, и очень зря. Они знали, как вытянуть друг из друга то, о чем и хотелось и кололось рассказать. Вот такие уж они уродились, вот так уж они подобрались. Не в этом ли магия отношений? Гермиона могла только гадать об этом, потому что ей не хватило времени выяснить это наверняка, но то, что это было подлинное волшебство, она убедилась точно. — Тогда давай вспомним, как все начиналось, — предложил Драко. — С какого момента будем отсчитывать это начало? — улыбнулась она, продолжая избегать прямого зрительного контакта. — Думаю, что с той недели перед Пасхальными каникулами, — предположил Драко. — Это я отчетливо помню и уже… Осмысленно. — Осмысленно? — удивилась она. Малфой посмотрел на нее с нескрываемыми уязвленностью и раздражением. Он будто не мог поверить, что она действительно его передразнивает, хотя на деле она была искренне впечатлена. — Да, осмысленно, — сказал он сквозь зубы. — Именно так я это помню. Гермиона улыбнулась краешками губ всего на мгновение, обозначив этим принятие и восхищение его признанием. — То есть март–апрель, — уточнила она. — Должна сказать, что это и правда особенные даты для наших отношений. — Да, определенно, — сказал Драко. — Тот разговор очень долгие годы не выходил у меня из головы. — Самый неромантичный разговор, — протянула Гермиона, поправив замки на сережках. Ей показалось, что они расстегнулись, но ей всего лишь погластилось из-за нервной щекотки внутри, вызванной обсуждением уже особенно деликатных тем. Они подобрались очень близко к тому, что было для них хрустальным образом ценно и оберегаемо. Тогда этот поступок казался вхождением в опасные воды, и теперь даже в воспоминаниях этот опыт не перестал быть волнительным и приятным до расслабляющего онемения в суставах и растекающегося в желудке теплого сахарного сиропа. — Но самый толковый, — подметил он. Гермиона покачала головой. Она также помнила ту их беседу до самого последнего слова. Обрывки его фраз всплывали у нее в голове абсолютно неожиданно все эти годы: в ночь перед свадьбой с Роном, в дни их ссор, в ночи их примирений, в тяжелые и одинокие будни на работе, в обсуждениях супружеской жизни с Джинни. Гермиона не могла выгнать голос Драко из головы, продолжая то и дело обращаться к нему, как к наставнику в отношениях, которые были далеки от той описанной им идеальной картины. От той картины, которую они вместе с ним невольно создали. — Тогда все было так ясно, — сказала Гермиона с болью в голосе. — Мы были так же наивны в своих иллюзиях, как и в осознании своих чувств… Мерлин, как вспомню, как мы пришли к этому серьезному и взвешенному разговору, меня смех разбирает! Она захихикала, плотно сжав губы. — Ты составила список того, что делают в отношениях, Гермиона, — засмеялся Драко. — А потом начала отмечать галочками то, что попадало под наши с тобой рутинные дела. Что еще это может сейчас вызывать, скажи на милость? — А ты тогда на полном серьезе во все это поверил вместе со мной! — засмеялась она в ответ. Драко закрыл лицо руками и продолжал хохотать. Это был такой заливистый смех над простодушностью юных лет, что не залюбоваться им было невозможно. Малфой будто бы и сам помолодел в этот момент. — Знаешь, ты была очень убедительна, — сказал он, отсмеявшись. — Как мы вообще тогда до этого дошли? Самые умные волшебники на потоке, дракл меня раздери… — Думаю, что мы просто были очень сильно влюблены друг в друга, — сказала Гермиона тихо. — Мы просто не знали, как признаться в этом, поэтому я придумала такой бред, а ты ухватился за него. Драко часто закивал. — Да, звучит логично, — сказал он. — Мы были очень влюблены и очень глупы. — Такое возможно только, когда тебе двадцать, — ответила она. — Я не ограничивал бы глупость возрастом, Гермиона, — ответил Драко. — Почему? С годами человек должен становится умнее, мудрее… — сказала она. — Не всегда и не все, — возразил он. — Посмотри на нас, Гермиона. Мы, два взрослых человека, которые прошли войну и обрели что-то такое, что и так дается в жизни крайне редко, сидим в чайной после рабочего дня и не хотим идти домой. Мы перебираем осколки нашей жизни так, будто это муранское стекло! Что за придурки… Гермиона вздохнула уже в который раз за этот вечер. — Я могу сказать тебе только одно, — с трудом проговорила она. — Я любила тебя. Я любила тебя так сильно, что даже не осознавала этого. Я любила тебя тогда, когда даже не знала об этом! Настолько были сильны мои чувства к тебе. И я не считаю себя идиоткой из-за того, что теперь у меня есть двое прекрасных детей и я сижу с тобой в этой чайной и, как ты изволишь выражаться, перебираю осколки нашей жизни. Если это и осколки, то они прекрасны, и я дорожу каждым из них, что бы ты не говорил. Она отшвырнула от себя салфетку и попала ему в локоть. Драко принял эстафету и сам уже принялся комкать истерзанную бумажку. — А говоришь, что не романтик, — усмехнулся он, заставив ее усмехнуться в ответ. — Нет, конечно, ты права. Мы были счастливы тогда и из уважения к тому, что было, мы обязаны просматривать эти осколки, чтобы напомнить себе — смотри, что бывает, когда ты — конченный придурок, который не умеет расставлять приоритеты и брать на себя ответственность. Гермиона кивнула. Ей нечего было добавить. Она не стала говорить Драко, что сидела с ним в этой чайной и перебирала эти многострадальные осколки не потому, что ненавидит себя и свою жизнь, а, потому что хотела удостовериться, что все они были на месте. Ведь когда у тебя есть все кусочки пазла, достаточно всего лишь немного терпения, чтобы собрать картинку, какой бы сложной она не была. — А вообще я не жалею, что мы не торопились, — сказал он. — Я наслаждался каждым шагом на пути к тебе. Это была чудесная весна. Она подняла голову и посмотрела на него. Драко был открыт и понятен как книга, что с ним случалось крайне редко. — Я всегда любила весну, — сказала она, — и благодаря тебе ту весну я полюбила особенно. Из кухни раздался звонкий смех. *** В ту весну в Хогвартсе все дышало любовью. День Всех Влюбленных прошел относительно тихо и даже как-то безынициативно. Драко и Гермиона вообще о нем забыли, да и с чем им друг друга поздравлять? Сама она опомнилась только тогда, когда от Рона пришла коробка подтаявших шоколадных конфет. Это было еще до ее болезни, так что она, к счастью, успела отправить ему ответный подарок и короткую записку с пожеланиями любви. Она далась ей нелегко, но Гермиона гордилась уже и этим. Для нее это был большой шаг вперед, огромное достижение… И ужасная обуза. Каждое слово так и сквозило фальшью, по ее мнению. Все было как-то наиграно, как-то гадко и пошло. Она переписывала послание раз десять, не меньше, и все равно осталась недовольна результатом. Однако Рон пришел в восторг и засыпал ее дюжиной писем после этого. При всем желании она бы не смогла ответить ни на одно из них. — Ох, Гермиона, ты такая везучая! — пропела ее соседка шестикурсница. — В чем же? — спросила Гермиона, сортируя любовные записки Рональда. — Твой любимый тебя не забывает, постоянно тебе пишет, постоянно напоминает о себе, — продолжала приторно щебетать девушка. — Это так романтично… — Да, да… Куда бы мне только эту романтику деть! — фыркнула Гермиона, пытаясь запихать кипу пергамента в шкатулку из-под украшений, которую она очистила специально для того, чтобы сгрузить туда всю любовную прозу Рона. На время тяжелых простудных дней она забыла об этом обременительном мероприятии в лице младшего Уизли, а потом в Хогвартс пришла весна и изменила все. Гермиона очень любила весну, особенно сухую и еще немного колючую. Солнце уже припекало достаточно, чтобы снять зимнюю мантию, но в воздухе продолжала витать приятная, отрезвляющая прохлада. Она снова стала проводить больше времени на свежем воздухе, чередуя заседания в библиотеке и долгие прогулки в окрестностях замка. Драко, конечно, всегда составлял компанию. — Думаю, нам лучше свернуть, — сказал он однажды, глядя куда-то вперед. Гермиона замолкла, оборвав свой рассказ о поездке по магическим местам Франции вместе с Флер и Биллом после войны. — А что такое? — спросила она. Драко кашлянул в кулак и как-то несвойственно ему засуетился. Гермиона проследила его взгляд и наткнулась на слившуюся в поцелуе парочку у колонны заднего дворика. Какая-то грифиндорка таяла в объятиях студента хаффлапаффа. Они сидели на каменной лавочке, окутав друг друга своими мантиями. Это было тихое, почти безлюдное место, где они с Драко любили сидеть после уроков до самой темноты. Туда редко, кто заглядывал, и она теперь поняла почему. — Оу, — протянула Гермиона, хихикнув. — Весна, — протянул он со вздохом. При этом Малфой немного печально улыбнулся. Гермиона поймала эту улыбку и сохранила на всякий случай. В ней было что-то особенное, до этого ей неизвестное, но очень привлекательное. — Не знала, что там до сих пор встречаются парочки, — сказала она, когда они подходили к главным дверям замка. — Серьезно? — удивился Драко. — Так всегда было. Туда сейчас все ходят, а до этого Панси водила меня туда почти каждый день, чтобы… Он вдруг осекся и сжал челюсти. Видимо, боялся еще взболтнуть лишнего. Гермиона прыснула от того, как быстро он натянул на себя деловой вид, при этом став еще больше похоже на ребенка. — Ну так для чего туда тебя Панси водила? — подначила его она. Драко вспыхнул на скулах, но еле заметно. Он явно сдерживал себя. — Да вроде как и не особо-то водила, — принялся оправдываться он. — Драко, брось, — засмеялась Гермиона. — Чего стесняться? Ты, в конце концов, взрослый парень. Конечно, у тебя были отношения, были девушки и были… вот такие встречи на заднем дворе. И я не забитая селянка, которая ни с кем до свадьбы за руки не держалась. Если ты думаешь, что с Крамом мы туда ходили, чтобы в карты поиграть, то спешу тебя разочаровать. Просто я не знала, что парочки до сих пор туда ходят. — Я даже думать не хочу, для чего вы туда с Крамом ходили и во что играли, — брезгливо поморщившись, ответил Драко. — И в конце концов, с тобой мы туда тоже ходили… — Но у нас ведь не… — сказала Гермиона и осеклась. Драко внимательно посмотрел на нее и, казалось, до него в одно мгновение дошел весь ужас сказанного ими. Они оба как по команде остановились перед дверьми школы, к которым успели подойти. — Я… Я ведь… — начал он. — Я ведь не дал тебе повода… — Но я и не рассчитывала на… — пыталась объясниться она, отчаянно жестикулируя. — Да и вообще мы оба… — продолжал Драко. — Никогда даже не пытались как-то… — заикалась Гермиона. Между ними повисло неловкое отчаяние, наполненное лишь скрежетом механизмов в головах каждого. Они пытались осознать, как они к этому пришли и, главное, что с этим делать. И нужно ли вообще что-то с этим делать? Может, в этом и правда не было ничего такого, ради чего стоит так переживать и чувствовать себя неловко? — Мы с тобой друзья, да? — спросил Драко с надеждой. — Конечно, — воскликнула Гермиона. — Ты еще спрашиваешь? — Нет, — отозвался он. — Просто сама понимаешь… — Что за чушь вообще? — прыснула она. — Конечно, мы друзья. Мы… мы очень хорошо дружим! — Вот именно, — сказал Драко. — Мы просто друзья, вот и все. А так… Ну всякое бывает меж друзьями… — Естественно, — поддакнула она. — Друзья ведь всем делятся? — Да! — воскликнул он. — И друзья все время вместе, ведь так? — Определенно, — подтвердила Гермиона. — Это все абсолютно нормально. — Абсолютно нормально, — заключил Драко. На этом они в тот момент и разошлись, но Грейнджер не отпускал этот странный разговор. Несмотря на явно более, чем дружескую привязанность к Драко, и скорее даже теплую связь с ним, похожую на что-то очень близкое платонической любви, она никогда не думала и не мечтала о настоящих, полных отношениях с ним. Она никогда не представляла Малфоя своим… парнем? Ведь так говорят, верно? Определенно между ними случались неловкие моменты, которые заставляли ее фантазировать и чувствовать бог весть что, но по сути их отношения были чисто дружескими и были основаны целиком на духовной близости. Именно этим она и оправдывала тот факт, что им пахнет ее амортенция — это просто очень крепкое дружеское чувство, а никакое не романтическое притяжение. Это можно было вполне доказать опытным путем. Этим Гермиона и заняла в вечер среды, когда все ее соседки уже улеглись спать. Она взяла из сумки кусочек пергамента, самозаправляющееся перо и палочку. — Люмос, — прошептала Гермиона, когда спряталась под куполом одеяла. Мягкий свет на кончике палочки осветил простынь и кусочек пергамента, на котором она написала: «Отношения». Она не могла обозвать их как-то иначе. Любовь — слишком избито. Романтические отношения — слишком сладко. А ничего другого и в голову не приходило. Дальше Гермиона принялась раздумывать над тем, что обычно делают люди в отношениях. Она решила взять, пожалуй, самую яркую пару, которую знала, а именно Гарри и Джинни. — Проводят вместе кучу времени, — прошептала она и вывела сказанное на пергаменте. По мере воспоминаний Гермиона записала в список следующие пункты: «Делятся всем сокровенным» (казалось, не было ничего в биографии Гарри, чего Джинни не знала и наоборот), «Постоянно едят вместе» (хлебом не корми — дай вместе сесть за столом, поделиться едой из своей тарелки), «Обнимают друг друга» (постоянно), «Целуют друг друга» (еще даже больше, чем просто постоянно), «Смеются без остановки» (какую бы чушь не нес Гарри, Джинни всегда смеялась, а над каждой шуткой Уизли Поттер покатывался со смеху), «Обмениваются маленькими подарками» (Джинни никогда не упускала возможности подарить Гарри связанную или вышитую безделушку своими руками, а Гарри всегда старался радовать ее всякими мелочами вроде нового номера квиддичного вестника или билетов в ложу). Потом Гермиону начало клонить в сон, и она решила продолжить на следующий день. Все утро за завтраком она размышляла над тем, что еще можно было бы дописать, но идеи, казалось, кончились. Ей удалось добавить разве что еще пару пунктов, не особо значительных. Список вышел небольшим, но Гермиона решила, что хватит и этого для следующего этапа, результаты которого повергли ее в растерянность. Закончив с ним, она смотрела на клочок пергамента с черными записями и красно-синими галочками и не могла поверить в результат. — Что это у тебя? — спросил Драко, до чертиков ее напугав. Гермиона подскочила, и листок соскользнул со стола. Она отчаянно пыталась его поймать, но Драко как всегда оказался проворнее нее. Он поднес листок к глазам, чтобы получше рассмотреть, и Гермиона была как никогда близка в тому, чтобы упасть в обморок или вообще впасть в кому от ужаса. Она отчетливо понимала, что серьезного разговора после этого не избежать, а вслед за ним последует непоправимое — они окончательно перейдут черту, на которой так долго и упрямо плясали. — Так что это? — спросил он, сдвинув светлые брови. — С чего это ты задумалась над отношениями? Гермиона задохнулась от грозности и требовательности в его голосе. По сути, ей нужно было просто соврать — придумать какую-нибудь нелепицу, сослаться на научное любопытство, но… Но Драко смотрел на нее в упор, сверху вниз, будто давя на ее совесть. Она никогда ему не врала и начинать не хотела. — Что это за галочки? — спросил он. — Что ты тут отмечала? Она всхлипнула и опустила глаза не в силах больше смотреть на его недоумевающее лицо. — Это… это сложно объяснить, — промямлила Гермиона. — Ну ты попробуй, — предложил Драко, — а я со своей стороны попытаюсь понять. Он сел рядом с ней и положил листок на стол. В библиотеке всегда было тихо, но теперь тишина была звонкой, почти оглушающей. Гермионе хотелось закрыть уши руками, только бы она не давила на барабанные перепонки. Даже думать в этом вакуумном шуме было невозможно. — Я правда… — принялась заикаться она как вчера. — Ладно, Гермиона, — сжалился Драко, — если не хочешь, то можешь не объяснять, я давить не стану, ты это прекрасно знаешь. Просто скажи, что не хочешь говорить об этом и все. Драко и правда не стал. Он придвинул к ней пергамент, и Гермиона взяла его в руки. Она могла бы и не говорить ему, но теперь, когда он увидел, пусть даже не зная, что именно это значит, она просто не может молчать. Если она сейчас смалодушничает, то проведет остаток жизни в терзаниях от того, что несет тяжким бременем этот секрет. Особенно это будет невыносимым, если им так и удастся остаться друзьями. Она бросила на него косой взгляд, наблюдая, как он готовится к их занятиям. Драко поймал на себе ее пристальное внимание и вздохнул. — Ладно, Грейнджер, ты либо рассказывай, либо молчи веки вечные, — сказал он, сложив руки на столе. — Давай, рассказывай, что это ты тут начеркала такого таинственного, что все мнешься? Драко подвинул к себе листок и снова взглянул на него. Гермиона глубоко вздохнула, собираясь с духом. — Мы с тобой, — начала она медленно, — говорили про отношения вчера. Малфой развел плечи и нацепил серьезный вид, но теперь и правда серьезный. Очень сосредоточенный, присущий ему во время особенно напряженных занятий. — Помню, было дело, — сказал он тихим голосом. — Так вот, — продолжала Гермиона. — Мы с тобой обсуждали, что мы друзья, ведь так? — Так, — кивнул Драко. — И мы с тобой не похожи на пару, которая состоит в… отношениях, — сказала она. — Мы решили, что не похожи, — подтвердил он. — И я тут подумала, — сказала Грейнджер, — а почему бы мне не подтвердить это. Вроде как эксперимент, и я взяла известную пару… — Кого же ты взяла? — спросил Драко, взяв в руки пергамент. — Гарри и Джинни, — пояснила Гермиона. Малфой фыркнул, но ничего не сказал. — И я решила записать, что обычно делают люди в отношениях, — продолжала она. — Я составила список и подумала отметить то, что мы с тобой делаем. А потом решила отметить, что мы с Роном делаем, потому что мы… — Потому что вы пара, да, я знаю, Грейнджер, — нетерпеливо сказал Драко. — А теперь объясни свою тайнопись. — Синие галочки — это я и Рон, — сказала она тихо, сминая в кулаках полы мантии, — а красные — это я и… ты. Драко снова взял листок в руки и молча принялся подсчитывать галочки. Ему не понадобилось много времени, чтобы прийти к правильному заключению насчет ее маленького исследования. — То есть ты хочешь сказать, что согласно вот этому обрывку, — он потряс кусочком пергамента в воздухе, — мы с тобой больше… пара, чем вы с Уизли? Гермиона не знала, что ему ответить кроме как правду. Она уже тонула в этой неразберихе, тонула в его глазах, которые впились в нее с особой жадностью. — Да, — кивнула она. — Все верно. Он продолжал смотреть на пергамент. — Драко, скажи что-нибудь, пожалуйста, — попросила она, когда молчание с его стороны неприлично затянулось, а сам он стал напоминать застывшую в камне статую, — или я просто… — С чего тебе вообще пришло в голову заняться подобным? — спросил он вдруг. Гермиона подняла голову в надежде, что он не увидит ее слез, которые предательски подступили в последний момент. У нее было объяснение, но она ужасно боялась открыть рот и дать его ему. Горло сдавило, язык обмяк. Она боялась, что голос сорвется и выдаст один протяжный стон загнанного в угол зверя. — Драко, я не вижу смысла больше утаивать от тебя такие вещи, потому что это будет нечестно по отношению к тебе, — выдала она на выдохе. — Все это время, что мы проводим вместе… Должна тебе сказать, что ни с Гарри, ни с Роном я никогда не говорила о том, о чем говорила с тобой. Ни Рон, ни уж тем более Гарри никогда не обнимали меня так, как обнимал ты, и не чувствовала я в их объятиях ничего такого, что чувствовала с тобой. Звук твоего голоса, твой облик, твоя походка, твои прикосновения, твоя улыбка — вот, что я выцепляю каждый день по крупицам, чтобы лелеять эти моменты близости с тобой, скрытно и тайно ото всех, даже от тебя. Ты — мой самый преданный друг, это правда, но… Но ты одновременно и нечто большее для меня, чем просто друг. За это время ты магическим образом стал мне ближе и роднее, чем те, с кем я шла бок о бок семь лет своей жизни, а потом я подумала… Ведь с тобой я тоже была бок о бок семь лет. Мы знаем друг друга уже восьмой год, по сути, но… Не понимали этого, даже подумать не могли, что на самом деле у нас так много общего, что мы… Что мы, возможно, могли бы… Она окончательно растерялась и замолчала. Драко смотрел прямо на нее, и лицо у него было такое внимательное, будто он продолжал слушать, хотя она уже ничего и не говорила. — У меня не было отношений, Гермиона, — сказал он наконец. — Я никогда официально ни с кем не встречался, и я ничего не могу тебе сказать на это кроме того, что написанное здесь выглядит вполне правдоподобно. Драко положил листок на стол. — И что ты думаешь об этом? — спросила она, затаив дыхание. — Я ничего не думаю, — сказал он, почесав затылок. — Ты встречаешься с Роном, ты — его девушка. Это звучит странно, но ты принадлежишь ему, а он — тебе. Между вами есть определенные обязательства, на которые соглашаются оба, когда начинают отношения. Очевидно, что он имеет право спросить с тебя соразмерно данным обязательством, если изъясняться подобным образом. Если все так, то как, по-твоему, мы можем встречаться? Вопрос прозвучал так просто и был настолько логичным и благородным, что Гермиона не нашлась, что ответить на него. Она не ожидала от Драко такого благоразумия. В отличие от него она даже не подумала о Роне. Он вообще представлялся ей фигурой третьестепенной, какой-то очень абстрактной для их уравнения. Ей стало из-за этого еще более стыдно, чем было до этого. Она настолько растворилась в своих неопределенных чувствах к Драко, которые больше напоминали неясного сорта одержимость, что забыла о том, что у других людей они тоже есть. В том числе и у хорошего, доброго, заботливого Рона. — Я об этом не подумала, — сказала она, закрыв лицо руками. — Я… Я как-то… Драко шумно выдохнул и откинулся на спинку стула, которая жалобно скрипнула под его напором. — Я впервые нахожусь в такой ситуации, — сказал он. — Я… слабо представляю, как это можно решить, если честно. Гермиона отняла руки от лица и вытянула их перед собой. Пальцы касались края листочка, который она уже всеми фибрами души ненавидела. Все и так было непросто в пределах ее головы, но когда это вылилось в реальный мир, то стало еще сложнее прежнего. Гермиона тысячу раз пожалела о том, что вообще затеяла все это и не сумела соврать ему тогда, когда то требовалось очень остро. Она вывалила на него то, что было слишком личным, и теперь… Теперь она наблюдала за тем, как это самое личное лежит на его плечах тяжелым грузом, с которым он пытается разобраться. Она просто переложила его с себя на него. Гермиона ощущала себя ужасной эгоисткой, но из всех переживаний в тот момент ее гложило только одно. Она думала, что Драко дойдет до этого сам, что он скажет ей об этом по своей воле, но она и так требовала от него слишком многого. Она должна помочь ему, ведь это ее и только ее вина. — Драко, скажи, ты испытываешь хоть что-то похожее ко мне? — спросила она. Малфой не смотрел на нее непростительно долго. Гермионе казалось, что она вот-вот умрет, если он не произнесет и слова. — Если я скажу тебе то, что чувствую к тебе, Гермиона, — сказал он тихо, — то, боюсь, мы никогда не разрешим того, что между нами сейчас стремительно складывается. — То есть ты… — протянула Гермиона. — То есть я дорожу тобой и твоим обществом, как никем и ничем более, — сказал Драко, продолжая старательно избегать того, чтобы хотя бы краем глаза взглянуть на нее. — Все те объятия, прикосновения, слова… Я совру, если скажу, что в них не было умысла. Он был. Тайный даже для меня самого, он был, и я этим не горжусь. Я думал, что я умнее, что я смогу… — он хлопнул руками по коленям. — Я думал, что смогу все остановить, но… Я совсем не считался с тем, что у тебя тоже есть чувства. Я был слишком самоуверен на свой счет и насчет Уизли, что уж там скрывать. Я надеялся, что у вас все образуется, что это просто трудности любви на расстоянии, но чем больше ты говорила о том, как у вас все хуже складывается, тем слаще мне становилось. Мне было приятно от ваших неудач, я искренне радовался тому, что ваши отношения трещат по швам, что Уизли снова облажался, и я ненавидел себя за это. Я… Я так запутался, Гермиона, что сейчас мне кажется, будто из меня вытряхивают все мысли, а они никак не закончатся. Все сыпятся и сыпятся, и нет им конца. Я столько думал о тебе, столько чувствовал… о тебе, про тебя, к тебе. Я столько всего пережил подле тебя, что просто не могу сказать, что ничего, совсем и абсолютно ничего к тебе не чувствую. Я не знаю, что это, потому что отчаянно топил это в себе, чтобы быть лучше себя прежнего, быть достойным тебя… Я потерялся в чувствах к тебе, Гермиона, но ни одно из этих чувств больше не похоже на дружбу. Это что-то ужасно глубокое и прекрасное, мне не ведомое и чертовски манящее. Это страшит меня, и я не решаюсь их коснуться. Это очень похоже на тайный запах твоей амортенции, если позволишь проводить такие аналогии. Драко также положил руки на стол, и она инстинктивно потянулась к нему, обвила его пальцы своими. Он крепко сжал руку, соединяя их. Эти слова… Они проникли в самое сердце и свились клубком рядом с ее маленьким амортенским секретом. — Драко, я так хочу стереть этот разговор, — призналась она. — Он только все усложнил. Мы… — Мы к такому готовы не были, — усмехнулся он. — Мы всегда говорили только о радостном. — Тогда давай превратим его в радостный, наш привычный разговор, а? — предложила Гермиона. — Я так… так счастлива рядом с тобой… Драко поднес их сплетенные руки к губам и поцеловал каждую костяшку ее пальцев. Гермиона просто смотрела, как он дарит ей те капельки нежности, которые он губил в себе каждый день из того благородства, на которое она была неспособна. — Давай сделаем так, — сказал он, прижав их руки к подбородку. — Скоро будут пасхальные каникулы. Мы уедем. Мы побудем вдали друг от друга и сможем все хорошенько обдумать. Сказать по правде, я искренне удивлен, как мы оба не загремели в больницу Святого Мунго, когда поняли, что можем подружиться, — Гермиона засмеялась, и он улыбнулся, — так что давай мы постараемся отбросить все, что мешает, и просто придем к тому, что единственно. Мы поймем, что между нами и… и можно ли дать этому шанс. Как тебе такая идея? Он был умнее ее, и ей это нравилось. Впервые в жизни она была рада тому, что Малфой обошел ее в том, что требовало применения умственных способностей. Тогда им обоим было еще неведомо, что думать в любовных делах — ужасная ошибка. Это губительнее любого непростительного заклинания. — Договорились, — кивнула она. — Писать тоже нельзя? — Нет, — покачал головой Драко, опуская их руки на стол, но пальцев не расплетая. — Никаких писем. Будем только мы по отдельности. — Мне сложно это представить, — сказала она. — Это не нужно представлять, — заметил Драко, — это нужно исполнять. Он отпустил ее руку, и Гермиона почувствовала себя брошенной. — А что мы будем делать сейчас? — спросила она, обводя взглядом учебники и конспекты. — Думаю, что мы заслужили выходной, как думаешь? — спросил он с лукавой улыбкой. — Пойдем на то самое место в саду? — поддразнила его Гермиона, но он и вида не подал. Драко усмехнулся и убрал волосы назад. — Нет, мы сейчас разойдемся по своим спальням и будем собирать вещи, — сказал он, сгребая книги обратно в сумку. Гермиона последовала его примеру. Они задвинули за собой стулья и вышли из библиотеки, но не спешили расходиться. — Что ж, — сказала она, повесив сумку на плечо, — желаю тебе хороших каникул. — Тебе тоже, — ответил он кивком. — Желаю тебе… Все обдумать. — Да, — сказала Гермиона. Это было похоже на прощание после того первого, самого напряженного момента, когда она без разрешения коснулась его руки — такое же неловкое и такое же странное. Они разошлись в разные стороны, но тут Гермиона, припомнив все детали из своего дежавю, остановилась и окликнула его. — Да? — спросил Драко с другого конца коридора. — Я узнала, что это был за таинственный знакомый аромат моей амортенции, — сказала она. Драко развернулся к ней всем телом и сделал бессмысленный шаг вперед. — И что же это? — крикнул он. Гермиона широко улыбнулась и уже повернулась, чтобы уйти. — Это был ты, — сказала она и скрылась за поворотом. Она неслась в грифиндорскую башню со всех ног в тайном страхе (и желании), что он будет ее преследовать, но нет, не стал утруждаться. В этом он действительно отличался от всех парней, с которыми она была знакома. Несмотря на то, что она уже испытывала переход от дружбы к чему-то большему с Роном, в случае с Драко все было иначе. Это было диаметрально противоположено тому, что она ожидала бы от подобной ситуации. Тем не менее, она отправлялась домой на пасхальные каникулы с определенной долей оптимизма.