Есть что вспомнить

Зеркало было заляпанным и будто припыленным. Гермиона сняла обручальное кольцо с левой руки и положила рядом с резной мыльницей. Вода в кране была приятно горячей, согревающей онемевшие ладони. Она намылила кожу душистым мылом и смыла пену. Пришлось изловчиться, чтобы не намочить ожог, но она справилась. Мазь и умелые действия Драко значительно облегчили боль, и она рассчитывала, что через пару дней сможет избавиться от раны, не оставив уродливого шрама. В держателе не оказалось бумажных полотенец, а палочку она оставила в сумке. Гермиона тяжело вздохнула и повернулась к замызганному зеркалу. Влажная рука провела по нему, и то сразу отразило ее осунувшееся лицо с небольшими искажениями на месте подтеков. Гермиона тяжело вздохнула и попыталась улыбнуться своему кислому выражению. Ровные передние зубы сверкнули белизной на фоне серого полотна с большими темными глазами. Когда-то ее рот был предметом насмешек: центральные резцы здорово выделялись на фоне остальных братьев, но недостаточно, чтобы родители сделали хоть что-то для их исправления. По их мнению, все в Гермионе было прекрасно, но на деле ее зубы были идеальной причиной для шуток, особенно в подростковом возрасте. Только вот она и подумать не могла, что в результате одной такой шутки приобретет идеальную улыбку. — Красивая, красивая, — раздался голос за спиной. Гермиона вздрогнула от неожиданности, увидев в отражении зеркала за плечом Малфоя. Он стоял у двери, скрестив руки на груди. Вид у него был расслабленный и даже вальяжный. Казалось, его вообще ничего не смущало в этой нелепой ситуации. — Драко, это женская уборная! — прошипела она, повернувшись к нему. — Это общая уборная, если ты не заметила, — уточнил он, раскрещивая руки и засовывая их в карманы. Он сделал шаг вперед, заявляя о своем ходе и ожидании ответного с ее стороны. Но она лишь фыркнула и снова отвернулась к зеркалу. — А я и не заметила, — бросила Гермиона, принявшись поправлять волосы, которые и так были в идеальном порядке. — Тебя долго не было, я подумал, что с тобой что-то случилось, — сказал он так учтиво, насколько это было возможно. Он пристально смотрел на ее отражение в зеркале. — В туалете? — выгнула бровь она, глядя на него также через зеркало. — В Хогвартсе в женском туалете жил Василиск, который убил одну из учениц, — резонно заметил он. — К тому же, вы, девчонки, всегда ходите в уборную целым тайным советом. Кто знает, что у вас там за битвы происходят, о которых мы ни сном, ни духом. Гермиона засмеялась, закрыв лицо руками, но потом опустила руки по швам и повернулась к Драко. Он продолжал смотреть на нее, и она не знала, куда себя деть. В маленьком пространстве туалетной комнаты чайной его взгляд был особенно ощутим. Раньше Гермиона не замечала того, как он на нее смотрит. В его глазах была будто особая глубина, когда их взор был направлен на нее. Серебро радужки мутнело, превращаясь в вязкий туман. Видимо, она и правда дурманила его одним лишь своим присутствием, и никакие это были не романтические бредни… — Как ты это делаешь… — проговорила она. — Что делаю? — спросил он, прищурившись. — Как тебе удается одной шуткой просто вот так взять и полностью изменить мою жизнь, — вздохнула Гермиона. — А что я такого сказал про туалет, что изменило твою жизнь, позволь узнать? — усмехнулся он. — Да не про туалет, — прыснула она, нахмурив нос. — Я просто смотрела на свои зубы и кое-что вспомнила. — Меня бы удивило, что ты осматриваешь свои зубы, не знай я, кто твои родители, поэтому спрошу, что же ты вспомнила? — продолжал дразнить ее Драко. — Как ты подшутил надо мной на четвертом курсе, — ответила она. — С зубами. Драко беззвучно застонал, запрокинув голову назад. — Да… Неловко получилось, конечно, ничего не скажешь, но нет худа без добра, как выяснилось. Это заклинание Дантисимус, если нужно, — протянул он. — Я тогда в Поттера метил, я же говорил тебе. — Мне от этого не легче, конечно, — сказала Гермиона. — Тем не менее, все как-то не представлялось возможности сказать тебе спасибо, и вот сейчас я хочу это исправить. Спасибо тебе, Драко. — А что я такого сделал? — сказал он, резко дернув головой. Драко зашипел от прострелившей боли. Старые травмы давали знать о себе еще в молодости. Она хорошо помнила, как он выл от боли перед первым экзаменом, и как она всю ночь мазала его зельями, растирала и разогревала мышцы, чтобы он мог хоть немного поспать. Драко тогда сумел задремать только к утру у нее на груди. Но то было в прошлом. Теперь же Гермиона не могла себе позволить быть настолько участливой. Однако она все равно подошла к нему со спины и принялась разминать плечи, снимая напряжение. Драко тут же поддался ее умелым рукам и, казалось, был готов на все, только бы она не останавливалась. — Да собственно ничего особенного ты и не сделал кроме того, что нахулигинал, как обычно, — сказала она. — Меня после этого отправили в больничное крыло, и Мадам Помфри дала мне зеркало, которое отменяет эффект заклинания. И я… Немного сжульничала? Можно, наверное, и так выразиться. Я подержала зеркало перед зубами немного дольше, чтобы выровнять передние резцы, которые до этого были длиннее, чем надо. Так что если бы не ты и твоя одержимость навредить Гарри, то я бы никогда не исполнила мечту своего детства. — Для тебя, все что угодно, — сказал он будто между делом. — Это и правда здорово поправило мою самооценку, — призналась Гермиона, продолжая массировать ему шею. — Думаю, что сильнее этого на меня повлиял только тот наш разговор на лавочке, помнишь? — Такое разве забудешь, — протянул он. — Я никогда не думал, что я поспособствовал твоей улыбке. — Так вот теперь знай, что так и было, — сказала она. — Причем не только улыбке. Ты мою уверенность в себе здорово укрепил. — Причем настолько, что тогда тебя пригласил на бал Виктор Крам, — промурлыкал Драко, но в сонорных слышался рык недовольства; все-таки она делала лечебный массаж. — Ты опять? — недовольно вздохнула Гермиона. — Мы уже с тобой это обсуждали… — Все, все, — зашипел он, когда она задела особенно чувствительную точку близко к шее, вызвав приятные покалывания на загривке — раньше она любила так над ним подшучивать. — Я молчу. Гермиона убрала руки, и он повел плечами, выказывая явное удовольствие от ее внимания к нему. — Иди, а то уведут наш столик, — улыбнулась она, оправляя ему воротник рубашки. — То есть ты остаешься? — спросил он. — Значит, у тебя тут какие-то дела все-таки… — Так, иди уже, дай мне причесаться, — шикнула она на него, выталкивая в зал. Она снова осталась одна и посмотрела на себя в зеркало. Благодаря заклинаниям и зельям волосы лежали идеально, и расческа могла все только испортить да и та тоже осталась в сумке. Однако ей действительно нужно было задержаться, чтобы поправить образ, внести совсем незаметные коррективы в привычный облик. Гермиона подошла к раковине и обвела ободок обручального кольца кончиком указательного пальца. Золото красиво блеснуло в свете ярко горевших ламп на стенах. Она взяла кольцо в руки и поднесла к глазам, а затем положила в карман брюк. Разминая руки в кистях, Гермиона вернулась в чайную. *** Поцелуи Драко были все еще непривычны. Она каждый раз вздрагивала, но не трепетала, когда он касался ее губ своими. Конечно, так не должно было быть, и это было очень странно — тогда в поезде такой проблемы не стояло. Возможно, всему причиной была ее полная отдача новому чувству, а со временем пришла скованность от осознания того, кто ее целует. Ей очень хотелось отпустить все свои страхи и отдаться чувству, но каждый раз что-то на задворках сознания мешало ей. Даже проявляя инициативу, она дрожала как осиновый лист не от сладостного предвкушения, а от чего-то абсолютно непонятного в груди, парализующего. Удивительно, но ни с одним парнем такого не было. С Виктором Крамом, который поцеловал ее впервые аккурат после Святочного бала, она чувствовала себя как настоящая принцесса — это был абсолютно невинный и очень нежный поцелуй, каким и должен быть первый раз. После она часто вспоминала его как эталон, когда Рон неуклюже пытался выразить свои чувства в страстном подобие поцелуя. Он целовался неплохо, но всегда как-то спешно, нетерпеливо, лишая их обоих всякой возможности насладиться процессом. Гермиона пыталась приучить его к терпению, но получалось у нее неважно. До самого их разрыва Рон все равно продолжал куда-то спешить, не внося никакой… изюминки в их поцелуй. С Драко все было иначе. Он был (в принципе, по сути и должен был быть) совсем не похож ни на кого из вышеперечисленных. Малфой был внимателен и очень изворотлив. Назвать его искусным было сложно, потому что сама Гермиона не была так подкована, чтобы оценить его мастерство, но в целом, он был именно изворотлив. Он всегда привносил что-то новое в то, как обводил языком ее губы, как нежно прикусывал нижнюю, как оглаживал скулы большим пальцем. Его поцелуи были как симфония, которую он каждый раз играл по-разному с большим чувством и самоотдачей. При этом реакция Гермионы на его старания и воображение в этом вопросе была, мягко скажем, неблагодарной. По крайней мере, сама она описывала ее именно так, и очень от этого страдала. Она вытягивалась как натянутая струна в его руках и становилась холодной и почти неприступной, когда он наклонялся к ней за тем, чтобы разделить мгновение той искры, что пролетала между ними снова и снова. Драко приходилось брать ее чуть ли не с боем, и в конце концов, он сдался. — Так, Грейнджер, — сказал он с придыханием после очередного сражения с ее упрямством, — ты расскажешь мне, что происходит? Гермиона смущенно потупилась, стараясь не смотреть на его влажные губы, вытянувшиеся в прямую линию. Она заправила за ухо выбившуюся из пучка прядь и дернула головой немного неопределенно. Ветер все равно растрепал непослушную шевелюру, накинув несколько прядей на лицо. Драко осторожно вернул их на место, подоткнув под резинку, и она еще больше смутилась его повседневной нежности. Они сидели на заднем дворе Хогвартса в то глухое сумеречное время, когда все уже постепенно стекаются с прогулок в гостиные и спальни, чтобы погреться у каминов или под теплыми одеялами. Конец апреля был еще типично британским, а значит обманчиво теплым и коварным на болезни, из-за чего никто, казалось, еще не перешел с теплых мантий на легкие. Гермиона и Драко сидели на холодной лавочке, укрывшись заколдованным слизеринским заклятьем покрывалом, которое она принесла из гриффиндорской спальни. Очистить его от шерсти Живоглота его так и не удалось, так что теперь они все были в рыжих волосах. — Я просто… — промямлила она. — Гермиона, я… Я просто не понимаю, — удрученно сказал Драко, поправляя конец одеяла на своей стороне. — Тебе… Тебе неприятно меня целовать? — Что ты такое говоришь?! — воскликнула Гермиона отчаянно. — Конечно… Конечно, мне приятно тебя целовать и вообще… И это была чистая правда. Это было чертовски приятно, почти погранично с потерей сознания, только вот… — Тогда в чем дело? — спросил он настойчиво, наклоняясь к ней ближе. — Каждый раз, когда я целую тебя, мне кажется, будто ты сейчас улизнешь от меня и убежишь в Запретный лес. Просто я хочу знать, понимаешь? Это не праздное любопытство, и я не стал бы наседать на тебя, если бы это не было такое деликатное дело, касающееся нас обоих. Если я делаю что-то не так или… — Ты все делаешь замечательно… — ответила она более пылко, чем, может быть, следовало. — Тогда в чем проблема? — спросил Драко снова. Гермиона резко встала и отвернулась. Ее конец покрывала свесился с лавочки и чуть было не упал на землю, Драко вовремя его поймал. Холодный порыв ветра продул Гермиону насквозь. Она обняла себя за плечи и тяжело вздохнула, собираясь с духом на это откровение. — Просто… Просто я боюсь, что у меня что-то не так, — сказала она весьма расплывчато, повернув голову через плечо. Ее ответ больше вызвал недоумения, чем дал хоть какое-то объяснение. — Я все равно не понимаю, — сказал он, жестом подзывая ее к себе под одеяло. Гермиона не решалась вернуться. Как она могла быть так близко к нему, думая столь ужасные вещи? Как можно было признаться любимому человеку в том, что ты не веришь в свое счастье, что он каждый день прикасается к тебе не с отвращением, а с желанием? Она видела лицо Драко, когда он обнимал ее; ловила его взгляд прежде чем его скроет тонкий пергамент век, когда они целовались. Он был заворожен ею, но можно ли поверить в это после стольких лет унижения? Действительно ли она… красива для него? Наверное, так будет немного мягче. Ее кровь, ее начитанность, ее упрямство, даже ее зубы — все это много лет было поводом для насмешек с его стороны, и вот теперь он отказался от них, стыдился их и всячески подчеркивал свое к ним пренебрежительное отношение. Гермиона доверяла ему, но ее неуверенность в себе и собственной привлекательности заставляли ее сомневаться в том, для чего не было никаких причин. Рон тоже не был с ней особо мягок, он тоже позволял обидные комментарии в ее адрес, и она также чувствовала себя с ним неуверенно, но с Драко… С Драко все было по-другому. Даже комплексы ее были другими. Они были ярче и острее на контрасте с таким, как он. — Драко, скажи, ты… ты считаешь меня красивой? — выпалила она, снова отвернувшись, потому что не могла задать этот вопрос напрямую. Он засмеялся, очень весело, но для нее такая реакция стала чуть ли не оскорблением. Она резко повернулась к нему, пыша негодованием и обидой. — И это все? — спросил он. — Ты думаешь, что я считаю тебя некрасивой? Драко встал со скамейки, на которой они сидели, и подошел к Гермионе, но ей хотелось сделать шаг назад. Он не позволил, взяв ее за локти, и накинул на нее законную часть одеяла. — Ты вся продрогла, — сказал он недовольно и принялся растирать ей ладони. — Не делай так больше, пожалуйста… На его лице сияла улыбка. — Тебе смешно? — фыркнула она, безуспешно пытаясь вырваться. — Да, мне смешно, — ответил он, продолжая греть озябшие тонкие пальцы в пятнах чернил, — потому что после всего того, что мы прошли с тобой, ты все равно беспокоишься о том, нахожу ли я тебя привлекательной. Скажи, стал бы я целовать тебя, обнимать тебя, быть с тобой, если бы считал тебя некрасивой? — Да кто тебя знает… — буркнула она. — Так, женщина, если у тебя плохое настроение, то это не значит, что можно срывать его на мне, — строго сказал Драко. — Дело не в плохом настроении, — сказала Гермиона, выпутавшись наконец из его рук. — Просто… Драко, пойми меня, пожалуйста… — Я всегда готов тебя понять, — кивнул он. — Только скажи, что я должен понять. Я не верю, что самая умная ведьма переживает из-за такой ерунды и не может сложить два и два, когда я еле сдерживаю себя рядом с ней! Даже в нарглов готов поверить, но уж точно не в это. Гермиона вспыхнула и хотела отвернуться от него, но он развернул ее через левое плечо. — Пожалуйста, смотри на меня, когда разговариваешь, — попросил он без раздражения, но с большой болью. — Я хочу видеть тебя, когда что-то тебя расстраивает, особенно если расстраиваю я. Она недовольно засопела, но больше не попыталась отвернуться. Если это так важно, то она сделает это. Она все сделает ради него и ради них. — Семь лет насмешек над моим происхождением, умственными способностями и внешностью, Драко, — сказала Гермиона тихо. — Они не проходят бесследно… Я верю тебе, как никому другому, просто… Я не могу отделаться от мысли, что при каждом прикосновении ко мне ты будто борешься с собой, своими принципами и… Я просто хочу знать, что ты не считаешь меня уродливой. Как внутри, так и снаружи. Я хочу услышать это от тебя. Гермиона замолкла, боясь сказать лишнее. Драко вздохнул и потянул ее за собой, прося сесть рядом с ним на лавочку. — Давай сядем, мне больно стоять, — сказал он почти виновато. Все недовольство, сомнения и страхи тут же отпали. Она подхватила его под руку и помогла сесть, оправила одело у него на плечах. Драко недавно начал ходить как прежде и только вчера ему позволили выбираться на улицу для таких коротких, оздоровительных во всех смыслах прогулок. Конечно, она всегда была рядом, потому что другого ни он, ни она не могли себе представить. — Хочешь я расскажу тебе историю? — спросил он. — Какую? — Помнишь, четвертый курс? — продолжал Драко после того, как Гермиона утвердительно кивнула. — Я тогда зашвырнул в Поттера заклинанием, а оно отскочило и попало в тебя. Тогда твои передние зубы стали как у бобра, — он нежно провел большим пальцем по ямочке на губе, под которой как раз и были когда-то эти самые зубы. — После этого тебя потащили в больничное крыло, и вот спустя час ты вышла уже с ровной и красивой улыбкой. — Да, именно так и было, — улыбнулась она. Она и правда втайне была ему благодарна за эту неудачную шутку. Без нее у нее не было той самой улыбки, о которой она всегда мечтала. — Я был тогда поражен, если честно, что ты можешь быть… такой, — ответил он, оглаживая каждую ее веснушку на левой щеке. — Мадам Помфри постаралась на славу, подумал я тогда. А еще я подумал, что ты… И правда ничего. Ты была симпатичной, очень. Знаешь, не будь между нами этой глупой вражды, я бы уже тогда сказал тебе, что ты… — Ничего? — улыбнулась Гермиона кокетливо. — Для меня тогдашнего это был большой прогресс, — заметил он, — так что давай не будем придираться к словам. Короче говоря, я был действительно впечатлен. А когда тебя пригласил на бал сам Виктор Крам, — Драко присвистнул. — Я понял, что тут дело серьезное. — Твой кумир пригласил на бал маглорожденную, — усмехнулась она. — Я тогда чуть не чокнулся, — признался Драко. — Я подумал, может, ты там как-то его приворожила. Но вот я стоял в углу зала, пытался отбиться от Паркинсон и смотрел на то, как он кружил тебя… Ты так улыбалась, так сияла в этом платье, с этой прической… И с этими зубами, что уж тут говорить. — Ты все это помнишь… — восхитилась она. — Конечно! — воскликнул он. — Конечно, помню! Как я могу такое забыть? У меня мир тогда перевернулся… До этого я даже не думал о том, чтобы смотреть на тебя так, понимаешь? А потом… Потом меня охватила непонятная ярость. Я был готов избить Панси за ее приставучесть, хотя обычно я был очень спокоен с ней несмотря ни на что. А тут… Я тогда чуть автограф Крама не порвал. — Настолько я тебе была ненавистна? — помрачнела Гермиона. — Так можно было бы подумать, — сказал Драко, — но нет. Я тогда смотрел на Крама, своего кумира и героя, который танцевал с самой одаренной маглорожденной волшебницей за всю, кажется, историю волшебного мира и делал это у всех на глазах, откровенно этим наслаждаясь. А я… А я стоял у стены и смотрел на это, пытаясь не сорваться на Паркинсон, которая отдавила мне все ноги. Смотрел на твою улыбку и сгорал от… раздиравшего на части сожаления, что я не так смел, как он. Я ненавидел не тебя, я ненавидел Крама за то, что с тобой танцевал он, а не я. Гермиона не нашлась, что ответить на такое откровение. Они с Драко старались быть честными друг с другом из-за глубокого уважения, которое стояло за их чувствами, но никогда прежде он не говорил ничего более сокровенного, чем в тот момент. — А ты хотел? — спросила она. — Да, — кивнул он. — Я хотел. Неосознанно хотел пригласить тебя. Хотел держать тебя за талию и кружить по зале, чтобы все смотрели и восхищались. Хотел, чтобы все шептались за нашими спинами, а мы с тобой улыбались всем на зависть. Чтобы ты улыбалась. Именно поэтому я так хотел потанцевать с тобой под твой плеер — хотя бы так я сегодняшний мог исправить то, что упустил прошлый я. — Ты никогда не говорил об этом, — прошептала Гермиона, прижимаясь к нему. — Был занят ненавистью к себе и нелегким делом трусости, — усмехнулся Драко. — Не говори так! — воскликнула она. — Не называй так себя… Трус никогда не признался бы в подобном. — Может быть, — пожал плечами Драко, — но тогда я спасовал. Однако я утешаю себя тем, что лучше поздно, чем никогда. — Это верно, — сказала Гермиона. — Знаешь, это так… трогательно. Ты поделился со мной таким удивительным переживанием, а я… Я даже не знаю, чем тебе отплатить. — Мы с тобой не в Косом переулке же, — усмехнулся он, — и не торгуемся за палочку. Мы с тобой… в отношениях, — он при этом так забавно поморщил нос, что Гермиона не удержалась от смеха. — Мы не должны друг другу платить чем-то. Она повернулась к нему и посмотрела в его глаза. В них собралась кристально-чистая дождевая вода, настолько они были удивительно прозрачными и красивыми. Гермиона наклонилась к нему и поцеловала с такой нежностью и благодарностью за терпение и мудрость. Ни один из молодых людей не доверял ей так, как он; никто не представал перед ней таким, и она оценила этот дар, который стал удивительным откровением. — Ты — потрясающий, — прошептала она, нежно целуя его в перерывах между слов. — Ты… целый новый мир, который был на расстоянии вытянутой руки, но я… Я была слишком ленива, чтобы прикоснуться к нему. Драко обрамил ее лицо ладонями и остановил. Гермиона озадаченно посмотрела на него. — Восемь лет… — горько усмехнулся он. — Восемь лет мы шли к тому, чтобы теперь сидеть здесь и быть безумно счастливыми. — Каждый месяц стоил этого, — сказала она. — Каждый месяц стоил того, чтобы смотреть на тебя так близко, чувствовать тебя, целовать тебя… Он крепко поцеловал ее и прижал к себе, будто бы из страха, что кто-то может ее отобрать. Гермиона вцепилась в него так же отчаянно, потому что боялась, что обстоятельства, общество, дурацкий взрыв характера кого-то из них или просто время могут разлучить их. Она впервые за долгое время полностью расслабилась и отдалась ему без остатка, позволяя проявить весь свой богатый потенциал. Драко определенно ликовал, когда не встретил преград с ее стороны. Он с упоением целовал ее, явно воплощая в реальность все свои яркие фантазии, о которых он ей порой рассказывал. — Можешь замереть? — попросил он вдруг. Гермиона распахнула глаза и увидела его взгляд, затуманенный и горящий. — Зачем? — спросила она. — Хочу кое-что попробовать, — пояснил он. — Пожалуйста, доверься мне. Ее не нужно было просить дважды. Теперь она могла точно не просто доверять, но и всецело верить ему. Она замерла, и он осторожно поцеловал ее верхнюю губу, под которой раньше как раз и были те самые бобровые зубы. Гермиона засмеялась, когда поняла, что он имел в виду этим поцелуем. — Щекотно, — пропищала она, когда он отстранился и посмотрел на нее. — Как же я люблю, когда ты улыбаешься, — сказа Драко. — И когда смеешься тоже люблю. Как бы я хотел, чтобы у тебя на губах всегда играла улыбка. Он взял ее за подбородок и провел по губам большим пальцам, очерчивая заветную улыбку. Гермиона позволила ему этот жест художника, но после ловко поймала его палец губами. Драко усмехнулся и попытался вырваться, но она не позволила, прикусив его теми самыми ровными зубами. — Ах ты, — прошипел он, когда она все же отпустила его и звонко засмеялась. — Сам же говорил, — прошептала она, — мне палец в рот не клади. Гермиона хотела встать, чтобы улизнуть от него и немного подразнить, но он ловко перехватил ее за талию и притянул к себе. Одеяло окончательно сбилось им под ноги, но оно было уже не нужно — им было жарко от близости друг друга. Драко снова поцеловал ее, будто бы вбирая в себя ее дерзкий настрой. — Не пойду в больничное крыло, — настойчиво сказал он, когда оба поняли, что им нужно прощаться. — А я вот пойду в башню, — сказала Гермиона, — потому что чем быстрее я туда пойду, тем быстрее лягу спать, а значит быстрее придет новый день и мы снова сможем встретиться… Драко покачал головой. — Как же мне повезло, что ты такая умная, — протянул он, тяжело поднимаясь на ноги. Гермиона свернула плед и сунула его в школьную сумку. Затем она протянула Драко руку, чтобы он мог на нее опереться. Ему было все еще неловко просить ее о помощи, но она сумела обставить это самым приятным для нее образом: это еще один повод для них быть ближе друг к другу на глазах у всех не вызывая подозрений. Мадам Помфри встретила их с восхищением. — Мисс Грейнджер, вы просто чудо, — всплеснула руками медсестра. — Мистер Малфой вашими усилиями буквально расцвел. Воистину дружба излечивает любые болезни. — Да, дружба и правда сильна, — протянул Драко в издевательской манере, но, казалось, мадам Помфри списала это на его привычную саркастичность во всем. — Спасибо, мадам Помфри, — сказал Гермиона, усаживая Малфоя на кровать. Она задвинула штору, и медсестра уже не удивилась. Она привыкла видеть Гермиону в качестве сиделки Драко, так что всегда давала им возможность уединиться, чем они бессовестно пользовались. — Я приду завтра после обеда, — сказала она, когда он лег на кровать поверх покрывала. — Принести тебе что-нибудь из Большого зала? — Нас и здесь неплохо кормят, — сказал он, растянувшись в полный рост. Драко не переодевался ко сну, так как все время в больничном крыле и даже за его пределами носил что-то на подобие теплой пижамы. Свободные штаны на резинке и рубашку на пуговицах, которые все равно на нем выглядели стильно, хотя на деле были мешок мешком. Гермиона не знала, как он это делает, и не решалась спрашивать, чтобы не разрушить эту магию, а он продолжал щеголять в ней на прогулках, так как «это так удобно, что я могу и привыкнуть». — Хорошо, — сказала она, — но если чего-нибудь захочется, то просто скажи. — Знаешь, есть одна вещь, — сказал Драко после небольшой паузы. Гермиона вопросительно посмотрела на него. — Хочу, чтобы последним, что увижу сегодня, была твоя улыбка, — сказал он. — Могу я позволить такой вот каприз? — Можешь, только как это сделать? — удивилась она. — Я просто скажу тебе, что ты самая прекрасная девушка на земле и я очень люблю твои зубы, — сказал он с абсолютно серьезным лицом. — Ты улыбнешься, я посмотрю на тебя долго-долго, закрою глаза и сразу усну. И тогда твоя улыбка останется со мной. Здорово я придумал? Гермиона поджала губы, чтобы не улыбнуться раньше времени. — Ну так говори, — промычала она. Драко чуть приподнялся на локтях и посмотрел прямо на нее. — Гермиона Грейнджер, ты — самая прекрасная девушка на свете, — сказал он с чувством, — и я очень люблю твои зубы. Гермиона засмеялась и задержала на губах ту самую улыбку, а он и правда смотрел на нее долго-долго и быстро закрыл глаза. — Все, теперь она со мной, — протянул он с наслаждением. — Будет сниться мне, пока ты будешь спать в своей гриффиндорской башне. Драко лег обратно и блаженно выдохнул. Гермиона поцеловала его в лоб, как всегда делала перед уходом, а он как всегда быстро после этого заснул.