Есть что вспомнить

Сложно было сказать наверняка, но Гермионе и Драко показалось, что на улице стало совсем тихо. Уже погасли витрины некоторых магазинов, потухли окна пабов, заплутавший прохожий больше не проходил мимо по улице, оборачиваясь через плечо или озираясь по сторонам. Время утекало сквозь пальцы, и они почти физически ощущали то, как оно ускользало от них, но оба отчаянно хватались за его укорачивавшийся хвостик как шкодливые дети. С одной стороны, им было еще что обсудить, что вспомнить, но с другой… Этот щекотливый момент их биографии хотелось оставить за закрытыми дверьми. Только вот обоим было уже не по девятнадцать. Им уже почти сорок, большая часть жизни за плечами, и оба слишком хорошо знали — им придется вспомнить то, что так не хотелось вспоминать. А пока они могут немного поплутать вокруг. — Чем планируешь заняться вечером? — спросил Драко. Гермиона подавила ухмылку. Казалось, он даже отчаяннее нее пытался избегать неизбежности, чем она. Хотя ему-то чего избегать… — Вечер уже почти кончился, — тихо ответила она, оглаживая руками лицо по какой-то странной привычке. — Осталась только ночь. — Хорошо, — дернул плечами Драко, выражая тем самым полное безразличие к ее замечанию. — Чем планируешь тогда заняться ночью? Теперь уже она не скрывала лукавой улыбки. — Мистер Малфой, замужним женщинам такие вопросы не задают, — сказала она назидательно, — или вы пропускали уроки этикета от вашего гувернера в поместье Малфой? Драко закатил глаза, но это было абсолютно несерьезно. Так похоже на него. Если бы он взялся ее передразнивать, то она и вовсе испугалась бы — совсем как раньше, даже слишком раньше это было бы, чем она воображала… — Мы все-таки не чужие друг другу, — сказал он. — Да и… даже если ты занимаешься чем-то ужасно неприличным, — Драко поднял руки, как бы сдаваясь на ее милость, — я не осуждаю. Она в шутку стукнула его по локтю. — Какой же ты… — фыркнула Гермиона. — Нет, ничем особенным я не занимаюсь и ничем неприличным тоже. Уже не занимаюсь. Малфой закачал головой, при этом комично скривив губы. При этом лицо его забавно перекосилось, будто он всячески пытался удержаться от едкой остроты. Это рассмешило Гермиону еще сильнее, чем любая реплика, которую он мог бы сказать в ее адрес. Отсмеявшись, она подперла рукой подбородок и уставилась на него с нескрываемым любопытством. Ей очень хотелось допытаться, что же он скажет. — Мне просто интересно узнать, как ты проводишь вечера, — сказал Драко. Эти откровенность и искренность огорошили ее. Так в их стиле — хохотать до колик в животе, а потом вот так взять и отчебучить чего-нибудь. Она уже и забыла, каково это. А это как нежданный первый поцелуй — волнительно до обморока, но так приятно, до мурашек на загривке. И сразу в теле ломота, теплота, расслабленность… — Они не отличаются друг от друга уже много лет, — сказала Гермиона, взглянув за окно, где в темноте снова начал накрапывать дождь. — Я прихожу домой с работы, разогреваю ужин для себя и всей семьи. Мы едим, иногда молча, иногда нет. Если все же у нас есть силы говорить, то мы обсуждаем планы на следующий день. Потом убираю со стола, готовлю еду на завтра и иду в спальню. А там душ, мягкая постель, книга и крем для рук с запахом жасмина. Мокрый поцелуй на ночь от мужа и сон. И так каждый вечер уже долгие, долгие годы. Малфой слушал молча, смотря с ней в одну сторону. В витрине отражались их помятые долгим днем и долгой жизнью лица. Гермиона видела каждую старческую морщинку на своем лице, каждый след усталости на его. Они оба когда-то были нелепы и молоды, а еще безмерно счастливы. А теперь они спрашивают друг у друга, как проходят их вечера, потому что понятия не имеют о таких простых вещах в укладе когда-то любимого человека. Раньше они знали все, знали естественно, а не через рассказы. Теперь они сухо пересказывают факты. Такой сюр, такой абсурд… — А ты? — прошептала Гермиона, глядя на него через отражение в витрине. Драко вздохнул и на мгновение, очень долгое мгновение опустил взгляд, словно собираясь то ли с духом, то ли с мыслями. — В этом году Скорпиус отправился в школу и многое изменилось, если честно, — выдал он на одном дыхании. — Раньше мы с ним часто засиживались допоздна в моем кабинете. Я занимался делами поместья, исследовал что-нибудь или выполнял какую-нибудь работу для министерства, а он читал, играл с котом, который забрел погреться у камина, просто лежал на мягком диване. Иногда, когда я освобождался не так поздно, мы играли в волшебные шахматы, и он всегда выигрывал. Гермиона улыбнулась этому маленькому уточнению, очень личному, очень нужному. — Значит, он настолько умен, — сказала она. — Определенно пошел в мать, потому что больше не в кого, — усмехнулся Драко на удивление ядовито, но потом вздохнул и тем самым взял себя в руки. — А теперь как ты проводишь вечера? — спросила Гермиона, поджав губы в нетерпении. — А теперь я не знаю, — прошептал Малфой со свистом. — Я… я вот уже который вечер сижу в кабинете один, не слышу шелеста страниц, возни с котом или его размеренного дыхания, и задаю себе один вопрос — что дальше? То есть вот сейчас вот так, а потом… Что будет потом? Я так и буду в этой тишине? Если да, то сколько времени мне понадобиться, чтобы привыкнуть к ней? сколько должно пройти дней, месяцев, лет, чтобы я привык к тому, что каждый чертов вечер я… один? Драко замолк, и Гермиона рвано выдохнула. В этих словах было столько отчаяния. Они сочились растерянностью и обидой ребенка. Казалось, Малфой говорил не о потере сына, который незаметно для него вырос, а о потере друга, о его предательстве. — Знаешь, на это уходит удивительно много времени, если ты любишь человека, — сказала Гермиона, сглотнув комок в горле. — Я сама только привыкаю к тому, чтобы накрывать стол на троих, а чаще всего и на двоих. Думаю, что это потребует не просто времени, но еще и усилий. Тогда есть шанс справиться с этим быстрее. По крайней мере… По крайней мере, мне видится это так. Драко закивал и после дернул головой, отбрасывая назад светлую челку. Для пущей надежности он еще провел по волосам рукой, уже знакомо для Гермионы, и она улыбнулась. Он уже делал так за этот долгий вечер, но только сейчас это всколыхнуло в ней особую нежность по ушедшим дням, когда она наблюдала этот жест чаще обычного. — Только где бы еще взять силы для этого… усилия, — усмехнулся он, протянув последнее слово в излюбленной манере. Гермиона продолжала смотреть на его лицо, которое медленно теряло краски, и она могла поспорить на те сорок галлеонов в своем кошельке, что дело было отнюдь не в искаженном отражении в витрине. Драко будто и правда рассеивался в пространстве, а самое страшное во времени. Он блуждал в этих плоскостях без проводника и не скрывал своего ужаса от происходящего, и будь это кто-то другой, будто это даже ее муж, она бы его или ее пожалела, но в случае с Малфоем… Она им гордилась. Она безмерно гордилась его силой признать то, что он может любить преданно и беззаветно несмотря на все то, что любовь ему когда-то принесла. Любовь к родителям, любовь к ней — он не видел ничего кроме боли и разочарования, ничего кроме предательства и загубленных ожиданий, которые были высоки, которые вполне могли бы оправдаться. Могли бы. Бы. Эта мерзкая сослагательность. Когда они задавали себе этот вопрос — что дальше? — в ответ были одни только бы. Лишь девятнадцатилетние могут довольствоваться этими самыми бы. Для молодого племени чем больше их, тем лучше. Но им уже почти сорок. У них ветхие лица, замыленный блеск в глазах, боль в сердце то ли от тахикардии, то ли от этих самых бы. Им уже не подходят установки молодость, но в таком случае — какие подходят? Что дальше? — Ты их обязательно найдешь, — прошептала Гермиона и накрыла его руку своей. В витрине они выглядели так будто готовятся сделать колдографию. На их лицах степенные полулыбки, в позах — полное доверие друг другу и колдографу, на их лицах — печать прожитых лет. Будто бы счастливых. Опять это бы… Гермиона огладила теплые пальцы и уже хотела убрать руку, потому что смотреть на них вдвоем сейчас было так чуждо и несбыточно, почти невозможно для нее, но Драко остановил. — Пожалуйста, — прошептал он, задержав ее ладонь. — Пожалуйста, давай вот так еще посидим. И они еще посидели, собираясь с теми самыми силами для усилий, которые требовала предстоящая тема обсуждения. Она была неизбежной. Уже не было областей в их памяти, куда бы они могли сбежать от нее. Однако пока у них еще было совсем немного времени, чтобы посидеть за столиком в чайной и посмотреть на себя со стороны — старых, потрепанных, но будто бы счастливых. Будто бы. *** ЖАБА были с каждым днем все ближе, а преподаватели все безжалостнее. Гермионе казалось, что весь этот год она на самом деле ничего не делала кроме того, что пила чай, болтала с Драко и иногда только училась, потому что теперешняя нагрузка была просто сумасшедшей. Профессор МакГонагалл особенно свирепствовала. Это было в ее фирменном стиле, но то ли Гермиона отвыкла от методов директора, то ли преподаватель трансфигурации взяла новую высоту. Они с Драко, не поднимая головы, корпели над книгами уже неделю, и оба понимали, что ничего не успевают. Мозг плавился от духоты библиотеки и объемов, которые только предстояло освоить. — Все, перерыв, — скомандовал Малфой, отбросив от себя учебник по древним рунам. Он откинулся на спинку стула, который жалобно скрипнул. — У меня сейчас глаза вывалятся, — простонала Гермиона, смахивая выпавшую ресницу с щеки. — Я, кажется, никогда так усиленно не училась. — Я постараюсь тебе поверить, — фыркнул Малфой, потирая лицо. Он выглядел особенно уставшим. Наладить сон ему все еще было тяжело. Их встречи в Ванной старост не способствовали нормализации режима, и даже когда они решили на время их прекратить, чтобы в конце концов выспаться, то бессонница снова вернулась. На этот раз Гермионе удалось уговорить его начать прием лекарственного зелья, и теперь Драко был немного вялым и порой ужасно тормозил. Иногда Грейнджер даже приходилось по несколько раз повторять одно и то же, потому что Драко просто физически не мог сконцентрироваться на ее словах. — Ты опять не мог уснуть? — спросил она тихо, ероша ему прическу. — До половины четвертого ворочался, — сказал он, широко зевая. Гермиона потрепала его за ухом, как кота, и он сладко замурчал. — Это не дело, Драко, — сказала она. — Надо бы тебе сходить к колдомедику с этим. — Не надо никаких колдомедиков, — поморщился он, перехватывая ее руку и поднося ладонь к губам, чтобы поцеловать каждый палец. — Не люблю больницы. Просто нужно еще немного попить зелья и хорошенько обдумать все свои фантазии идеальной жизни. — Фантазии идеальной жизни? — переспросила Гермиона, огладив подушечками зацелованных пальцев резной изгиб подбородка. — Что ты имеешь в виду? — А ты так никогда не делаешь? — спросил Драко. — Что не делаю? — удивилась она. — Никогда не представляешь себе идеальную жизнь перед сном? — удивился уже теперь он. — Так, с этого момента поподробнее, пожалуйста? — усмехнулась Гермиона. Драко хохотнул и облизнул губы, будто готовясь к торжественной речи перед всем курсом. — Знаешь, порой перед сном, — начал он, — я, чтобы уснуть, представляю себе свою идеальную жизнь. Я мысленно проговариваю все, что со мной происходит сейчас, а потом задаю вопрос — что дальше? И пытаюсь ответить на него так, будто впереди меня ждет жизнь, подчиненная исполнению всех моих мечт. Драко расплылся в довольной улыбке, походя при этом на десятилетнего, который впервые в жизни попал в «Сладкое королевство» с родительским кошельком. Гермиона не удержалась от добродушного смешка. — Мерлин, Драко, если бы ты не сидел сейчас передо мной и я не видела, как открывается твой рот, то я бы никогда в жизни не поверила, что это говоришь ты, — сказала она, подпирая щеку кулаком. — Да брось! — протянул Драко. — Это же так круто — помечтать! В реальности все так печально, так серо и пресно, а в мечтах… Это всегда что-то иное, понимаешь? — То есть твоя теперешняя реальность серая и пресная, да? — немного обиженно спросила она. Драко закусил губу, поняв, какую неприятную чушь спорол. Гермиона смотрела на него в упор, ожидая пылкого опровержения. — Я не совсем то имел в виду, — правильно сказал он в свое оправдание. — Я говорю о том, что даже если в настоящем, в реальном мире все хорошо, то будущее все равно неопределенное. Ты никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. Это пугает и расстраивает одновременно, делает реальность как раз таки серой и печальной. Мы в настоящем страшимся за будущее, и потому теряем и то, и другое. А в мечтах… Там все так стабильно, спокойно. Гермиона нахмурилась, но должна была признать, что его рассуждения были не лишены смысла. — Занятно, ничего не скажешь, — сказала она. — А ты никогда такого не пробовала? — спросил Драко. — Мечтать перед сном? — фыркнула Гермиона. — Я слишком устаю, чтобы мечтать перед сном. Я сразу вырубаюсь, как только голова касается подушки. Она скорее сгорит на месте, чем признается, что с воображением у нее проблемы. Ей не всегда удается представить что-то, а уж тем более нарисовать яркую картину в голове, отвлеченную от реальности. Драко определенно преуспевал в том, что касалось фантазирования, это она уже давно уяснила. Возможно, именно поэтому ему удавалось хорошо учиться: пока она зазубривала, он просто использовал свое воображение. Теперь было понятно, почему он нашел общий язык с Луной. — Давай тогда сейчас попробуем, — предложил Малфой. — Сейчас нам нужно не мечтать, а готовиться, — сказала она резонно, но идея ей в тайне понравилась. — Брось, немножко совсем, — протянул он умоляюще. — Просто попробуй! Гермиона вздохнула и неприлично быстро сдалась. — Что мне нужно делать? — спросила она. — Закрой глаза, — сказал он. Она послушалась и закрыла глаза, упав в темноту. — А теперь? — спросила Гермиона. — А теперь просто представь то, что тебе хотелось бы видеть дальше в своей жизни, — сказал он. — Вот так просто? — усмехнулась она. — Все, хватит болтать, — фыркнул Драко. Гермиона замолчала и попыталась сосредоточиться на том, что бы она хотела увидеть. Яркой вспышкой пронеслась в голове картинка — последний день экзаменов. Она собирает вещи и идет на поезд в обнимку с Драко. Они едут несколько часов до Лондона, чтобы на станции встретить родителей, которые за несколько дней до этого написали им, что рады их союзу. Малфои кривят губы, но все равно обращаются с ней вежливо. Ее родители держатся осторожно, но тоже настроены вполне приветливо. Они прощаются, чтобы вечером увидеться с Драко в пабе в центре. Они всю ночь гуляют по городу, целуются, танцуют на пустых улицах под магловскую музыку из баров и ресторанов. Утром они не расходятся, а пьют вместе кофе в каком-нибудь милом кафе. Они смеются, дурачатся, дают друг другу попробовать то, что заказали. Драко выглядит таким расслабленным и счастливым, что у нее сердце сжимается от мысли, что им обоим предстоит пережить очень неприятный разговор с Роном и Гарри. Они трансгрессируют на Гриммо и звонят в дверь. Их принимают с большим удивлением. Уизли и Поттер шокированы, но не более. Им тяжело принять обстоятельства, но они держатся молодцом. И Гермиона выдыхает. — И как? — спросил Драко. По его голосу было понятно, что он догадывается о предмете ее мечтаний. — Восхитительно, — блаженно отвечает она. Дальше — больше. Она видит их свадьбу. Элегантную, но скромную. Украшениями занималась Нарцисса, мама также внесла свою лепту. Даже перекошенное лицо Люциуса не может испортить тот момент, когда она идет к Драко между рядами стульев, которые занимают близкие им люди. Здесь собрались все, но Луна выделяется особенно среди приглашенных. Она как всегда одета в желтое. Рядом с ней Гарри, который искренне рад за нее. Его улыбка сияет одобрением, он примирился. Даже Рональд снял с лица кислую мину и вполне доволен приемом в компании одной сестер Паттил. Все идет чудесно. Она болтает с гостями, и их пара собирает комплименты, но вот подходит время танца молодоженов, и весь мир будто исчезает. Гермиона видит только его, слышит только их песню, ту самую балладу из наушников, которую они слушали в одинокий день по возвращении после рождественских каникул. Все теперь эфемерное, только он настоящий. А потом все развеивается кроме его лица. Оно все так же озарено счастьем и радостью. Его руки лежат на ее выдающемся вперед животе, а маленький некто внутри упрямо толкается. Гермиона смеется, подмечая истинно Малфоевский характер. Драко смеется в ответ, замечая, что всему виной Грейнджеровская порода. И они обнимают друг друга, нежно целуют, разделяют этот особенный момент на двоих. Гермиона распахнула глаза и увидела заинтересованное лицо Драко. — Ну и как? — спросил он с большой надеждой в голосе. У нее свело судорогой горло. Она не могла произнести и слова. Гермионе просто хотелось разрыдаться от бессилия. — Я… Я представила, как мы сдадим экзамены и я стану работать в министерстве, конечно же, — сказала она. Она никогда не умела лгать. Это всегда давалось ей отвратительно, и она знала. И Драко знал это, но очень хорошо сделал вид, будто бы поверил ей. — Неплохо, неплохо, — кивнул он. Гермиона впервые хотела уйти от него, побыть в одиночестве, чтобы залечить уязвленное самолюбие. Она прекрасно знала, что этим глупым мечтам никогда не сбыться. Малфои никогда не примут ее. Гарри и Рон никогда не поймут ее. Они с Драко не поженятся. У них с Драко не будет детей. У них с Драко… А ведь и правда. Что дальше у них с Драко? Это был очень хороший вопрос, но только он был больше для реальности, чем для дурацких мечтаний. В них, на удивление, не нашлось места академическим достижениям, продвижению по карьерной лестнице и всего того, к чему она стремилась после войны. Но теперь у нее появились мечты. Не цели, а мечты, которые разрушали ее. И чем больше она смотрела на свою мечту в упор, тем глубже шли трещины по сердцу. Гермиона сдавленно вздохнула, увидев, как он улыбается. Есть ли место Драко в ее реальности? И есть ли вообще шанс для их реальности? Ей не хотелось отвечать на этот вопрос. — А теперь ты? — проговорила она хрипло, только бы отвести от себя внимание, только бы сделать так, чтобы он не заметил, как предательски дрожит голос, как жгут глаза слезы. Драко облизнул губы и помотал головой. — Не буду, — сказал он. Гермиона сдержала порыв стукнуть его. Почему он так упрям, когда не нужно?.. Спрашивает она, когда он семь лет кряду упрямо называл ее грязнокровкой. — Почему? — спросила она, старательно делая вид, что все в порядке и она не рассыпается на куски от одного его присутствия. Драко пожал плечами и сглотнул. — Последние полгода я воображаю себе одно и то же, когда отвечаю на этот вопрос, — сказал он. — Я представляю тебя. Я… Я не знаю, в каком качестве, буду говорить честно, но в моих ответах есть ты. Ты там постоянно, как прописалась. Даже думал подать на тебя жалобу в какой -нибудь отдел министерства сновидений, настолько ты навязчивая, Грейнджер, — она против воли хохотнула, и это притупило сдавивший горло порыв разрыдаться. — Ты там каждый раз разная и всегда… Всегда рядом. Это были самые трогательные слова, которые он ей говорил, а от Малфоя она услышала даже неприлично много слов, даже когда на то не рассчитывала. В них было столько благоговейной нежности, столько трепетной ласки и обволакивающей тоски по ней, хотя она сидела рядом, как он и мечтает, только руку протяни. В них была особая взрослая чувственность. Это было похоже на то, как если бы какой-нибудь маггл (если бы она влюбилась в маггла) сказал ей, что хочет вместе с ней купить стиральную машину. В его признании была хозяйственная чувственность, некая вещественная, но не пошлая привязанность. Эти слова вдохнули в Гермиону какую-то новую жизнь, залили скрепляющей массой трещину в сердце. Ей стало как-то реально видеть его перед собой и после воображать его перед сном без всякого горького послевкусия. Напротив, теперь она делала это с большим удовольствием. Гермиона занялась этим постыдным делом, и сны ее характерно поменялись. Они стали светлее, легче, воздушнее и кружевнее, как если бы их созданием занялся весьма искусный и утонченный мастер. В них Драко смеялся, в них они с Драко пили чай в какой-то стильно обставленной гостиной. Они ходили на пикник к лазурному озеру, казалось, горному, а в одном ее сне даже выбирали плитку в ванную комнату в общей квартире. Выбор свой они остановили на отвратительном малиновом цвете, который по пробуждении вызвал у Гермионы крайнюю степень раздражения и даже рвотный рефлекс, но суть не изменил — они все равно были вместе, занимались простыми вещами и были счастливы. Эти видения стали такими объемными, что теперь не вызывали дискомфорта от их несбыточности. Подкрепляемые постоянными встречами с Драко, его объятиями, поцелуями, шепотом, пакостными выходками на смежных уроках и в столовой, ее сонные образы будто бы медленно встраивались в полотно реальности и приближались к тому, чтобы трансформироваться в пусть неопределенные, но все же стремления. А чем плохо хотеть быть женой? Что плохого в том, чтобы вместе с любимым человеком решать, в какой цвет выкрасить стены в спальне? Куда поехать в отпуск? Что подать на стол по случаю ужина в честь первой годовщины? Гермиона считала, что, собственно, ничего такого в этом и нет. Ничего такого нет в том, чтобы хотеть стать женой… Драко Малфоя. Дважды предателя. Бывшего пожирателя смерти. Собирателя темных артефактов. В одну из суббот она проснулась с мыслью, что готова на это. Она готова не просто стать женой Драко Малфоя, она готова стать Малфой. Это было спонтанное, глупое, исключительно вымышленное решение, не имевшее под собой никакой предпосылки, никакой основы, но оно было очень четким. Если бы Гермиону спросили этот самый вопрос — что дальше? — она бы не задумываясь ответила, что дальше она станет женой Драко Малфоя. Если он, конечно, попросит. Гермиона не решалась облачать свои мечтания в столь четкие очертания, но сама идея… Идея прельщала, манила. И эта идея подкрепилась полученным от родителей письмом. Оно прибыло как раз утром, когда она вернулась с завтрака, чтобы переодеться и отправиться с Драко на пикник (тот самый, из сновидений). Мама писала быстрым и круглым почерком, как и у самой Гермионы весьма ободряющее послание: «Мы с папой очень рады слышать такие радостные новости! Мы искренне переживаем за тебя, наша милая и любимая доченька, и мы счастливы услышать, что твое сердце полно любви и надежды рядом с достойным человеком. Нам не доводилось слышать о Малфоях ничего определенного (только слухи, которым мы не склонны доверять), но мы надеемся, что они — достойные люди, а их сын — порядочный человек. В тебе и в том, что ты завоюешь их сердце мы ни капли не сомневаемся. Думаю, что вы вправе сами решать свою судьбу, учитывая те обстоятельства, которые были пройдены. Уверены, что ему пришлось также нелегко, как и тебе, так что Драко должен понимать тебя, как никто другой. А это самое важное, когда любимый человек понимает тебя, Миона. Держись за него, если это так. Береги его и береги себя рядом с ним». Это было так не похоже на маму, но так неожиданно приятно. В Гермионе отдавались приятной пульсацией в районе груди ее слова о понимании. Да, это было именно оно. Это было понимание, которое она так долго искала. Любовь — это прекрасно. Она приходит нежданно и негаданно, но понимание… Оно любовь хранит. С этими мыслями, она бережно свернула родительское благословение, положила в задний карман джинсов и выбежала из гостиной. — Миона, там тебя… — попыталась остановить ее соседка, та самая болтливая Шарлотта. — Некогда, опаздываю, — крикнула Гермиона в ответ, сбегая уже по лестнице. Шарлотта издала странный гаркающий звук, но, видимо, смирилась с тем, что ей не ответят. Хотя в этом не было и смысла — Грейнджер тут же узнала причину обращения соседки. Прямо на входе в Гриффиндорскую гостиную, перед портретом Полной дамы, которая заливисто хохотала, стоял Драко с широкой улыбкой. — Вы бы видели его лицо, миледи, — сказал Малфой, обращаясь к портрету. — Могу себе представить, — прогоготала раскрасневшаяся от смеха Полная Дама и поспешила удалиться, как только скрыла вход в гостиную. Гермиона застыла на месте и получила свои законные объятия и мягкий поцелуй в скулу. — Это что такое было? — спросила она оторопело. — Я попросил ее меня впустить, — признался Драко, — но она отказалась, так что я решил немного скоротать время в ожидании тебя и рассказал ей парочку анекдотов, которые случились со мной в маггловском мире. Это все звучало так абсурдно, что Гермиона нервно рассмеялась. Она до сих пор порой не могла привыкнуть к тому, что Драко вот с такой легкостью не просто рассказывает о своих приключениях среди людей не волшебной крови, а выкидывает вот такие кренделя как ни к чему не обязывающая беседа с портретом. Ей казалось, что раньше, еще даже год назад, он бы скорее удавился или проглотил язык, чем поболтал бы с кем-то (а тем более с картиной), потому что ему было скучно. Гермиона училась в школе чародейства и волшебства, готовилась сдавать экзамены по чарам, чтобы стать официально образованной ведьмой, пригодной для министерской службы, но главное волшебство для нее до сих пор заключилась в том, что Драко Малфой мог быть тем, кому ничто человеческое не чуждо. — Вот так чудеса, — выдохнула она и покачала головой. Драко нахмурился, явно не поняв, к чему было это замечание, и быстро переключил свое внимание на нее и их предстоящий день вместе. — Я тут упер немного всякого с кухни, — сказал он, помотав полную провизии корзину для пикника в воздухе и задев ее по ноге. Гермиона зашипела, а он принялся суетиться вокруг нее с виноватым видом. — Мерлин, Малфой, угомонись, — фыркнула Гермиона. — Меня же не Ступефаем приложило, в конце концов. Ты лучше скажи мне одну вещь. — Что? — все еще встревоженно спросил он. — Когда ты перестанешь воровать с кухни? — укоризненно сказала она, уперев руки в бока. — Я не ворую, я одалживаю, — выкрутился слизеринец. — Ты сам сказал, что упер немного всякого с кухни, — процитировала его Гермиона. — Драко, я все понимаю… — Вот именно, — протянул Драко, — ты понимаешь, а насладиться моментом не можешь. Я вообще-то еще и школьную сумку в корзину для пикника трансфигурировал. — И ты огромный молодец, — улыбнулась она, — но МакГонагалл все равно не поставит тебе за это экзамен. — Вот низл… — фыркнул Малфой. Гермиона засмеялась и, ухватив его под руку, повела их прочь из замка. Они вышли через главный ход и, минуя хижину Хагрида, отправились к озеру в обход лесного массива. Погода стояла прохладная, но вполне терпимая. Гермиона пожалела, что не взяла с собой плаща. К счастью, Драко был догадлив и сразу вытащил из корзины несколько пледов. Один они расстелили на траве, а второй заколдовали фирменным слизеринским. Обмотавшись им по самый нос, Гермиона выдохнула облачко пара, так свойственное для летней погоды в горах Шотландии. — А ты? — спросила она, с болью глядя на Малфоя, который остался в одном тонком свитере. Она так привыкла видеть Драко в костюмах, что была поражена тому, что он был одет так… неофициально. У него были свободные и легкие движения, почти игривые, и вообще весь его облик кардинально преобразился. Он стал очень близким, очень домашним, как будто они и правда были в одном из ее снов, где все хорошо. — А я закаленный, — сказал он деловито, очень по-малфоевски. — А ты давай, выпей чаю. Он налил ей кружку до самых краев и осторожно вручил прямо в руки. Гермиона сделала спасительный теплый глоток, и внутри все ожило, зашипело и зашкварчало. Драко налил и себе чашку, и вот они уже сидели рядом, бок о бок и смотрели на недвижимую гладь озера, под которой во всю резвились русалки и Мерлин еще знай кто. — Мне так хорошо спится после твоего совета, — сказала Гермиона, положив голову ему на плечо. — Какого совета? — спросил он, поцеловав ее макушку. — Ну того про ответ на вопрос «Что дальше?», — сказала она. — Я теперь каждую ночь представляю что-нибудь хорошее, и мне как-то… — Удивительно спокойно несмотря на полнейшую бесплотность мечты? — закончил он. — Парадоксально, но да, все именно так, — улыбнулась Гермиона и шмыгнула носом. Он поправил ей плед. — Очень рад, что тебе помогает, — прошептал Драко. Она повернулась к нему и поцеловала в губы сладко и долго, делясь вкусом вербены на языке. — Знаешь, — продолжили Гермиона, — мне даже кажется, что мои мечтания притягивают реальность. — Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Я получила письмо от родителей, — сказала она. Драко тут же напрягся, и напряжение это было нервического толка. Она посмотрела на его лицо и поняла, что под маской спокойствия бушует ураган эмоций. — Да? — спросил он даже слишком небрежно; его выдала нечаянная сиплость в голосе. — И что они пишут? Гермиона скривила губы, но не стала его подначивать. Это был особый момент для них обоих. — Они желают нам всего наилучшего, — сказала она с искренней улыбкой. Из груди Драко вырвался истерический смешок облегчения. Он покачал головой и подул ей на лоб, чтобы согнать непослушную прядку, которая норовила кольнуть правый глаз. — Это хорошо, — просто сказал он и замолчал. Гермиону сжигало внутри любопытство, но она не знала, как подступиться к Драко в деликатном вопросе о его родителях. Ей до покалывания в кончиках пальцев хотелось узнать, не получил ли он от них ответа. — А твои… — начала она осторожно, но так и не закончила. — Пока молчание, — сказал Драко. На этом разговор бы и закончился, если бы нее ее мерзкая черта (она сама так считала и имела на то полное право) довести ситуацию до надрыва. — Драко, как ты думаешь, — продолжила она, — что они могут ответить? Драко тяжело вздохнул, всячески показывая, что он не для того одалживал еду с хогвартской кухни и колдовал над пледом, чтобы слушать от нее такие вопросы. Тем не менее, он почесал подбородок и ответил: — Что бы они не ответили, я постараюсь принять это с достоинством. Об этом прошу и тебя. Это был весьма уклончивый ответ, который не совсем устроил Гермиону. — То есть… То есть если они сочтут нужным отказать тебе… — сказала она. — Грейнджер, давай мы не будем пороть горячку раньше времени, — сказал он настойчиво. — Я… После новости о письме от твоих родителей, у меня с груди камень свалился. Не вешай на него еще один, пожалуйста. Позволь нам обоим насладиться моментом. — Не думала, что слова моих родителей для тебя так важны, — тихо проговорила Гермиона. — Слова любого сейчас для нас обоих очень важны, — сказал Драко серьезно. — Мы с тобой в незавидном положении, Гермиона, надо это признать. Чем быстрее мы это сделаем, тем точнее определим то, что же будет дальше. На этом червоточина любопытства Гермионы решила, что тему можно закрыть. Этого было вполне достаточно, чтобы успокоиться до поры до времени, но при этом продолжать испытывать легкое головокружение от неизвестности. Грейнджер прижалась к Драко покрепче, и он обнял ее одной рукой, сжал пальцы у нее на боку, и даже сквозь полотно пледа и ткань свитера она чувствовала жар его пальцев, и ей было спокойно. И пока не особо заботил завтрашний день и этот дурацкий вопрос — что дальше? Пока дальше только долгий выходной с любимым человеком. А потом — потом.