Есть что вспомнить

У него была такая теплая рука. Он бы мог спокойно лечить озноб, просто касаясь больного. Гермиона оглаживала тонкие пальцы, постукивала по ногтям, выводила замысловатые узоры на ладони, щекотала запястье, и он дергался, смешно хмуря нос. Драко смотрел будто сквозь нее, наслаждаясь тем, как она играла с его безвольной конечностью. Тем не менее, он оставался собранным и серьезным. Она действовала осторожно, не позволяя особой дерзости, потому что в тайне боялась совершить одно неверное движение, которое бы рассеяло магию момента. Последний раз, когда он позволял так играть с собой, был почти вечность назад, одну другую жизнь назад, и Гермиона просто не могла позволить себе ошибки. — Так ты будешь читать мою судьбу или нет? — насупился Драко, подпирая другой рукой подбородок. Гермиона сглотнула ехидный смешок. — А кто тебе сказал, что я буду читать твою судьбу? — спросила она, продолжая забавляться с его рукой. — Так ты сама и сказала, — возмутился Драко. — Я сказала? — театрально воскликнула она. — Да я соврала, чтобы коснуться тебя. Неужели ты опять попался! Малфой закатил глаза, но руки не убрал. Гермиона хитро улыбнулась самыми уголками губ, когда он в очередной раз вздрогнул от ее легкого прикосновения. Ему определенно нравилось, но он скорее умрет, чем признается в том, как же ему хорошо, когда она касается его вот так откровенно, кожа к коже. Она уже и не думала, что ей удастся когда-нибудь ощутить это вновь, как и думать не могла, что эта простая уловка сработает на нем спустя столько лет как в первый раз. — Годы идут, а твои приемы так и не меняются, — проговорил он, блаженно прикрыв глаза. Еще немного, и он издаст тягучий как патока стон, и тогда Гермиона резко прекратит, а пока она может еще немного его помучить для своего удовольствия. Она ведет самыми кончиками ногтей вверх по ладони от подушечек пальцев и пробирается под жесткую манжету рубашки, но не расстегивает, не забирается внутрь. Она танцует на грани, безмерно его раздражая. — Но они же работают, — сказала она невозмутимо, — так что не вижу смысла их менять. Драко облизнул пересохшие губы и тяжело вздохнул. Его наигранное смирение ее позабавило, и она продолжила вертеть им по своей воле. Он не протестовал и не вырывался, а терпеливо позволял ей доставлять ему крайнее блаженство своими незамысловатыми движениями и касаниями. — Тебе так хотелось меня коснуться? — спросил он хриплым от наслаждения голосом. — Спустя столько лет? Она еще не раз услышит эту хрипотцу, которая подкашивает колени, выбивает воздух из легких и деморализует окончательно. Мерлин! Как же она держалась все те месяцы в его присутствии, когда они только начали общаться? Как он держится сейчас? Курить он бросил уже давно, но эта дурманящая хрипотца сохранилась до сих пор. В юности она была еще заметнее, еще более будоражащей и властной. От нее было не скрыться и не спрятаться, а главной ее особенностью было то, что она проявлялась совершенно неожиданно, как хищник. Тогда Гермиона терялась, запиналась и полностью сдавалась. Теперь же она еще дергалась чисто для приличия, потому что негоже взрослой женщине терять голову от пары глубоких нот мужского баритона. Тем не менее, стоило ему сказать что-то, она уже вся покрывалась мурашками, вспоминая то, что когда-то он говорил ей таким голосом, что шептал таким голосом, что стонал таким голосом… — Когда я тебя обняла там на ступеньках, — прошептала она, завораживая его в ответ мистическими начертаниями на бледной коже, — ты был такой теплый, как кот. Такое тепло может быть только у человека, и тогда я вспомнила, как долго я не касалась… не касалась живого человека, уж простите за тавтологию, не чувствовала этого тепла. А ты был рядом, такой манящий… Удержаться было тяжело. — Я был манящим? — фыркнул Драко, явно будучи польщенным. — Ой, заткнись, — отозвалась Гермиона в ответ. Малфой растянул губы в улыбке, обозначив на щеке глубокую морщину. — Я не виню тебя, — промурлыкал он, прямо как настоящий кот, с которым она его сравнила. — Я тогда вообще в шоковом состоянии пребывал после того объятия. Ты была так близко… — И ты был близко, — сказала Гермиона, пробираясь указательным пальцем под черную манжету рубашки, скрепленную серебряными запонками с изумрудами. — Это было так… интригующе. А потом ты подскочил как ужаленный и умчался, даже руки не подал. Мне сразу захотелось тебя приручить, дикий зверек. Драко резко поймал ее за запястье, и она посмотрела на него исподлобья очень сердито. В его глазах разлился тягучий туман, и только Мерлину известно, что таилось в том тумане. — Не отпущу, — предупредил он. Пальцы держали не жестко, но крепко, не давая вырваться, а она пыталась, и на каждый ее рывок сжимались все плотнее. Она понимала, что подушечками он чувствовал ее пульс, частота которого зашкаливала все мыслимые пределы. — И что же ты сделаешь? — спросила Гермиона, поняв, что сопротивление бесполезно. Драко потянул ее руку на себя и поднес к щеке. Ее короткие, но очень ловкие пальцы обняли скулу, а большой прочертил линию той самой морщинки от улыбки. Он немного повернул голову так, что его губы еще чуть-чуть и коснулись бы запястья, но не касались. Драко держал ее вот так, на коротком поводке, издеваясь, дергая. Его излюбленная игра, от которой он так и не отвык. А еще ее упрекал в старых приемах. К счастью, она помнила, как с этим бороться. Она помнила это даже более отчетливо, чем следовало бы. Гермиона не сдержала самодовольного смешка, а потом нежно погладила гладкую кожу его щеки, пробираясь к заветному месту за ухом. — Не надо, — сказал Драко. — Оставайся вот так. Она вернула руку, чтобы он все же мог мазнуть губами по запястью и пропустить через вены ток. Он ведь тоже не железный. Он не может сдерживать себя долго. Гермиона выдохнула, дрогнув грудью. Малфой снова мягко коснулся запястья, ловя очередной круг крови по венам. Он уже не держал ее; она сама не убирала руки. Да и кто бы убрал? — Драко… — прошептала она. В голосе мольба неизвестного происхождения и без явной цели. — Ну так прекрати, — отозвался он глухо. Она бы под угрозой Авады никогда не отступила, но Драко оказался сильнее, потому что он осторожно перехватил ее руку и положил на стол. Она выстрелила в него гневный взгляд, полный недовольства. Малфой усмехнулся и облизнул губы, будто слизывая вкус ее кожи. Она отвернулась, только бы не видеть его до неприличия довольного лица, которое приводило ее в состояние транса. Ей всегда трудно было сдержать себя, если она видела его в хорошем настроении. Ей всегда хотелось подарить ему еще больше радости, еще больше восторга, еще больше ласки, чем он заслуживал. Таковы были их отношения, и сейчас у нее было ощущение, что не прошло этих почти двадцать лет. Ее порывы к нему будто законсервировались и теперь были вскрыты, и уже ничто не могло ее остановить… Кроме обручального кольца на другой руке, которое так вовремя сверкнуло в свете уличного фонаря, свет которого пробился сквозь запотевшее окно. — Вам нужно что-нибудь еще? — осведомилась официантка, которая выросла словно бы из-под земли. Гермиона отшатнулась, откинувшись на спинку стула. В голове все еще звенел ее задорный голос. Драко, сдерживая смех, ответил: — Нет, мы пока еще посидим. Девушка участливо кивнула и поспешила удалиться в кухню. Гермиона тяжело вздохнула и запустила пальцы в волосы. Голова гудела — Что мы делаем? — протянула она, массируя кожу головы. — Я задавался тем же вопросом тогда в библиотеке, — ответил он, вальяжно развалившись на стуле. — Но тогда ты меня не остановил, — заметила Гермиона. — И не остановился сам. Драко плутовски улыбнулся, и изгиб его губ был противозаконно провокационным. — Я ждал, когда ты сдашься сама, — признался он. — И ты сдалась. Гермиона фыркнула, выказывая свое презрение к его очевидно высокомерному предположению, но Драко продолжал нагло ухмыляться, упиваясь ее негодованием. — Я не сдалась, все закончилось само собой, — протестующе воскликнула она. — Нет, — покачал головой Драко с вызывающей улыбкой. — Хочешь знать почему? — И почему же? — спросила она, скрестив руки на груди. — Потому что с этого, — он обвел указательным пальцем их столик, намекая на недавние непотребные ласки, — все и началось. Гермиона вспыхнула алыми пятнами, и Драко заливисто расхохотался, закрывая лицо руками. Они были как дети, честное слово… — Я была сама невинность, гадкий ты старый развратник, — пробубнила она, отворачиваясь от него к пустовавшему залу. Драко протянул руку раскрытой ладонью. — Мы и правда были очень невинными и наивными, — согласился он, — и я очень хотел бы почувствовать это хотя бы еще один раз прежде чем окончательно состарюсь. Гермиона посмотрела на него, а затем на протянутую руку. Она проскользнула ладонью по гладкой столешнице, сметая крошки, и снова завладела его пальцами. — Пока мы тут, мы можем представить тот день в библиотеке, — сказала она дрогнувшим шепотом. Драко прикрыл глаза, и они оба притворились, что им снова девятнадцать, и они искренне дружат. *** Библиотека всегда пустовала по воскресеньям, поэтому они часто засиживались там позже обычного. В тишине исполинских стеллажей и многотонных массивов книг думалось иначе обо всем, по-другому ощущалось течение жизни, а Драко там еще и отлично спалось. Когда они только начали общаться, он обмолвился, что страдает бессонницей. Гермиона не предала тогда этому такого значения, пока Драко не начал засыпать на ходу. Порой она видела, как он дремал за обедом в большом зале или клевал носом на смежных занятиях. Снотворное зелье он отказывался пить по неведомым причинам, поэтому Гермионе оставалось только смотреть, как красиво подрагивают во сне светлые ресницы. На самом деле привычка Драко засыпать в самых невероятных местах и немыслимых позах подарила Гермионе уникальную возможность детально его рассмотреть. Во сне лицо у него расслаблялось, и он становился совсем на себя не похожим. На нем отсутствовало какое-либо выражение, с него стирались все маски, и тогда она могла без труда разглядеть его настоящего, незащищенного сарказмом или дурацкими шутками. Во сне его лицо представляло собой вполне привлекательное поле для исследований. Кроме того оно было довольно изящным по своему строению для мужчины. Это не было грубо и наспех слепленное лицо Рона или резкое и угловатое лицо Гарри. Драко был сделан с особым чувством, некоторой поэтичностью, свойственной разве только античности, в которой так органично сочетались сила и изысканность. У него был аккуратный, соразмерный всему портрету нос с небольшой кривизной. Упрямые губы высечены фигурно и скрупулезно. Скулы посажены высоко, но не так, чтобы сделать его лицо отталкивающим и злым. Подбородок отличался особым овалом, очень мужественным, но не заметным на первый взгляд, а шея была немного короткой и становилась особенно привлекательной, когда он ложился на правое ухо и открывал ее для обзора. Ворот белой рубашки почти сливался с кожей, настолько она был бледной и тонкой. Гермиона даже стала переживать, когда он выходил на солнце, которое все еще слепило и грело, почти как летнее. Сонный Драко будил в ней особый трепет. Ей очень хотелось прикоснуться к нему, отвести падавшие на лицо волосы или укрыть широкие надежные плечи, но когда она замечала, что он проваливался в сон, она таилась и молчала, даже дышать начинала значительно тише. В тот день он задремал так быстро, что она даже не успела спросить у него, как прошел день. Драко бросил сумку под стол и сразу улегся на столешницу прямо поверх приготовленного ею для него пергамента. Он лег и выставил вперед правую руку так, что она была направлена ладонью прямо к ней, а плечо неудобно поджал, чтобы сформировать подобие костлявой подушки. Гермиона тяжело вздохнула и покачала головой, осторожно убирая из-под его руки перо, и тогда пальцы его дернулись, задев ее запястье. Она замерла и посмотрела на него. Драко был как обычно умиротворен и истомен, и Гермиона сделала то, о чем не жалела, но чем и не гордилась потом: она осторожно провела ногтем по внутренней стороне его указательного пальца. Он никак не отреагировал на прикосновение, а она сглотнула комок в горле, когда поняла, как приятно и абсолютно не страшно касаться Драко кожа к коже. До этого ей приходилось делать это только раз, когда он подал ей руку на пороге гостиной Слизерина, но в тот момент она не запомнила ничего кроме того, что его руки были очень горячими и приятными на ощупь. Ощутив его прикосновение вновь, она очень живо припомнила то мгновение, когда ее рука была в его руке. Снова взглянув на Драко и убедившись, что он точно спит, Гермиона повторила свою шалость. А потом еще. И еще. А вслед за этим она, закусив нижнюю губу, прошлась пальчиками по его раскрытой ладони, прямо по дорожке линии жизни, свернула на мягкую подушечку около большого пальца и перешла на запястье. Темные вены, в которых текла благородная волшебная кровь, уводили ее за грань белой манжеты с простой серебряной запонкой. Ей очень хотелось прокрасться в сокрытую от взгляда область, но она не стала наглеть. Уже и это было чертовски захватывающим приключением. Она бродила по его руке, чувствуя живое тепло его кожи. Это было даже лучше того объятия на ступенях пару недель назад, которое ей так не хотелось разрывать. Она обводила металл фамильного кольца, которое также нагрелось от его тела и теперь выглядело совсем не страшным. Оно стало будто бы его частью, как лучистые глаза или чувственные губы. Еще одна очень элегантная его часть, к которой хотелось прикоснуться. К своему удивлению, она нашла в нем привлекательным и заслуживающим внимание даже такие вещи как мозоль от пера на среднем пальце, царапинку на костяшке безымянного и еле заметный шрамик на сгибе фаланги указательного. Гермиона прилегла грудью на стол и потерялась в ощущениях единения и упоения своей маленькой шалостью, прокладывая неведомые тропы на его ладони. — Что ты делаешь? — хрипло прошептал Драко. Она вздрогнула и отпрянула, отдернув руку. Сердце заколотилось с такой скоростью, что его бешеный стук можно было, казалось, услышать даже из коридора. Драко глаз не открыл, даже не шелохнулся, только повел носом, будто примиряясь к реальность, в которую его выбросило из явно приятного сна. Гермиона благодарила всех богов за то, что он не мог видеть ее явно ошеломленного красного лица, но что-то все равно подсказывало ей, что он прекрасно осведомлен о том, как она в тот момент выглядела. — Я… Я гадала, — выдала она первое, что пришло в голову. Самая одаренная ведьма своего потока… Выдающаяся маглорожденная колдунья… И в такой важный момент ее хватило лишь на такое откровенно жалкое оправдание, которому никто кроме разве что Падмы Патил не поверил бы, а Малфой уж тем более не купится. Только вот другого выбора у нее уже не было, и Гермионе пришлось играть по-крупному. — Гадала? — усмехнулся он. — Не знал, что тебя такое интересует… — Меня многое в последнее время интересует, — уклончиво ответила она, прижав руки к груди в надежде заглушить шум сердца. — Погадаешь мне? — спросил он. Драко так и не открыл глаза и придвинул ладонь еще ближе к ней. Гермиона растерянно огляделась, будто бы собиралась сделать что-то противозаконное или неприличное. — Я пока не особо в этом разбираюсь, — сказала она дрожащим голосом. — Никогда не была особо хороша… — Все равно, — ответил Драко. — Я хочу послушать. Она придвинула стул поближе и взяла его руку в свою, пытаясь создать иллюзию профессионализма в таком шарлатанском с ее точки зрения деле. — Нет, положи обратно, — попросил он, немного нахмурив светлые брови. — А то так рука напрягается, неудобно. Гермиона исполнила просьбу и положила его руку на место. Она осторожно раскрыла ладонь и принялась со знанием дела водить по линиям, хотя ничего в гадании вообще и в хиромантии в частности не смыслила. Все ее знакомство с предметом прорицания было ограничено третьим курсом, когда она получила изрядную долю унижения со стороны профессора Треллони и больше не появлялась на курсе. Правда те восемь месяцев, что она вынуждено ходила на занятия, не прошли даром, и она быстро припомнила все те штучки, которыми манипулировала прорицательница неокрепшими умами учеников. Она заинтересованно рассматривала руку, сохраняя молчание и только загадочно хмыкала. — Ну и что там, о великая гадалка, — протянул Драко, явно поддразнивая ее. — Ты очень устал сейчас, — сказала она тихо, — но сейчас ты постепенно восстанавливаешься. — Спасибо, Кассандра Ваблатски, — вздохнул он. — Все, не буду тебе гадать, — фыркнула Гермиона, отнимая руку, но он ловко перехватил ее пальцы. — Нет, давай еще, — попросил он. — Так и быть, даю тебе второй шанс, шарлатанка. Гермиона затаила дыхание, пока Драко держал ее руку. В нем было столько силы и упорства, сколько осторожности и даже нежности. — Отпусти, тогда продолжу, — прошептала она на вдохе. Драко открыл глаза и посмотрел на нее затуманенным спросонья взглядом. Он медленно отпустил ее руку, то ли случайно, то ли нарочно проскользнув кончиками пальцев от линии любви к еле заметной бороздке на запястье. Гермиона вздрогнула и густо покраснела лицом и шеей. — Может, мне тебе погадать? — прошелестел он. Гермиона хотела отвести руку, но он прижал ее двумя пальцами к столу, не давая возможности улизнуть. Драко медленно поднялся и выпрямился, а затем ловко перехватил ее ладонь в своей. Он принялся чертить на мягкой коже загадочные руны, которые она никак не могла прочитать. Легкие заполнил густой дурманящий туман. Она пыталась дышать ровно, но на каждом вдохе прерывалась и задыхалась, и удивительное дело — она давилась кислородом каждый раз, стоило ему прикоснуться к ней. Драко был осторожен и очень внимателен к каждому ее малейшему движению. Казалось, даже ритм ее дыхания он ловил с предельной точностью, потому что каждое его прикосновение вторило ее загнанному вдоху. Гермиона наблюдала за его терпеливым созерцанием ее влажной ладони, пока сама медленно, но верно расщиплялась внутри. Малфой томил ее, искушал, причем совершенно безобидно. Что такого он делал? Он поймал ее на небольшой шалости и теперь платил ей той же монетой, но от того, как он это делал — тягуче неспешно, очень осмотрительно и аккуратно — все внутри сжималось так, как не должно было бы. От таких дружеских хулиганств подобного не испытывают. — Что тут у нас, Грейнджер, — протянул Драк почти небрежно, хотя на деле был полностью ею поглощен, — удивительное дело. Вы очень напряжены. Дело не в учебе, это ясно. Дело… — он замолчал и охнул. — Что там? — спросила Гермиона взволнованно. Драко поднял на нее испуганный взгляд и покачал головой, цокая языком. Она сглотнула вязкий комок в горле, ожидая уже всего, чего угодно. — Гермиона Грейнджер, — сказал он тихо, — я понял, в чем дело. Я наконец понял, что с вами не так. Гермиона была готова официально объявить, что еще немного и она скончается от напряжения. Она не знала, чем то было вызвано, потому что Драко всего лишь держал ее руку и явно посмеивался над ней, и это не значило ничего кроме очередной дурацкой шутки между ними, но факт оставался фактом — он ее полностью пленил с такими простотой и элегантностью. — И что же? — завороженно отозвалась она. Он закрыл ее ладонь и положил свою сверху, а затем пристально посмотрел ей в глаза. — Вы маленькая врушка, — засмеялся Драко. — Да ну тебя, — отмахнулась Гермиона и вырвала свою руку, которая горела от его прикосновений. Драко продолжал смеяться, хитро щурясь. В уголках глаз у него залегли морщинки, и кончик носа забавно подрагивал. Гермиона прыснула в ответ и скрестила руки на груди, демонстративно отвернувшись от него. — Если хотела меня коснуться, — сказал он, совладав со смехом, — то можно было просто спросить. — Да не хотела я тебя касаться! — протестующе воскликнула она. — Что за дикость, Малфой! Ты же не милая зверушка какая, которую хочется погладить. Ты же не кот какой-нибудь! — Мяу, — отозвался Малфой со смешком. Гермиона повернулась к нему и покачала головой. Драко все еще сохранял шкодливый настрой. — Дурак, — буркнула она. — Да ладно тебе, — сказал он, подвигаясь ближе. — В этом нет ничего такого. Мы оба люди, нам нужно тепло других людей. Это нормально — касаться, обнимать и даже целовать других людей. Друзей, возлюбленных, родных. — Тогда чего же ты убежал, когда я обняла тебя? — фыркнула Гермиона, пронзив его острым взглядом. Драко закатил глаза и покачал головой. Гермиона самодовольно хмыкнула и придвинула к себе открытую книгу. Он захлопнул учебник прямо у нее перед носом и заставил вновь обратить внимание на свою драгоценную персону. — Потому что я не был готов к твоей подлой привычке, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. Его нахальство обезоруживало. Она даже не думала, что в нем было столько будоражащей нервы спеси, которая и злила, и распаляла, и… — Да как ты смеешь! — ахнула Гермиона. — Это о какой такой еще привычке ты говоришь? Драко победно усмехнулся и придвинулся еще ближе. — О твоей привычке пользоваться моей духовной уязвимостью и физической беззащитностью, чтобы получить то, что тебе нужно, — сказал он, четко отделяя одно слово от другого. Гермиона ошеломленно выдохнула и отшатнулась, уперевшись лопатками в рейки на спинке стула. Малфой вздернул брови, откровенно издеваясь над ней. Его явно забавляла вся эта ситуация, а отдельно — реакция подруги на его выходки. Гермиона не могла соображать здраво в тот момент, поэтому с такой легкостью поддавалась на провокации, сама этого не замечая. А он был этому только рад. — Я не думала делать ничего такого! — бросила она, задыхаясь от негодования и страха того, что ее приперли к стенке как в прямом, так и в переносном смысле — Драко был невообразимо близко к ней, и ей некуда было отступать, так как позади нее была только деревянная спинка стула, а за ней — холодная каменная стена. — Да неужели? — ухмыльнулся Драко, мастерски изобразив театральное удивление. — Просто признайся, Гермиона. Ты по какой-то не ведомой и в принципе не особо интересной мне причине захотела коснуться меня, но очень-очень-очень боялась попросить. Ты опять, — он ткнул в нее пальцем, — подумала, что ты самая умная! Гермиона тяжело задышала, больше не в силах мериться с этим ребячеством, и не придумала ничего лучше, чем укусить Малфоя за палец, но он оказался проворнее и вовремя улизнул. — А тебе и правда палец в рот не клади, — усмехнулся он, продолжая сидеть все так же близко. — А ты думал это все образные выражения? — парировала Гермиона. — Будешь меня обвинять в чем-то подобном, я тебе руку откушу. — Ладно, ладно, — сказал Драко, погрозив ей как маленькому ребенку. — Я тебя еще поймаю. — Ох, ну посмотрим, ловец, — сказала она, уже сама придвинувшись почти вплотную к нему. Между ними почти не осталось места; кончики носов их почти соприкасались, и они дышали одним воздухом, который был наэлектризован до предела. Еще немного и они бы перешли все грани разумного для людей их возраста, о чем бы потом определенно пожалели, поэтому Драко проявил должное благоразумие и отстранился первым. Гермиона мгновением позже также отмерла. И больше они к этому не возвращались. На удивление, до самого закрытия библиотеки они просидели как обычно: готовились к экзаменам, болтали о всякой ерунде, ели сладости, бросались фантиками, как малые дети. Со стороны все было привычно и знакомо, но внутри Гермионы скреблось странное чувство. Каждый раз, когда Драко передавал ей перья или показывал нужный отрывок в учебнике, она будто выпадала из времени и пространства, надеясь лишь на одно — вот сейчас она снова может его коснуться. И каждый раз он ускользал, причем так изящно и незаметно. Если бы он не был так глубоко погружен в травологию, то она могла бы предположить, что он снова ее дразнит. Однако нет, он был и правда увлечен, не обращая внимания ни на что кроме собственных конспектов и параграфа в учебнике, который им предстояло сдать. Сама Гермиона никак не могла настроиться на учебу, что с ней случалось крайне редко. Она все наблюдала за Малфоем, пользуясь его увлеченностью. Она следила за тем, как он уже знакомо поправляет светлую челку, чешет щеки, хмурится, улыбается, думает. В каждом своем действии он выглядел по-разному, словно бы совершенно другой человек, и эти актерские метаморфозы поражали ее. Она впервые лицезрела то, каким многогранным может быть Драко Малфой. И в ней проснулось любопытство — каким еще он может быть? Это он такой только за учебой, это он такой только с ней наедине в библиотеке, но каким он может быть в иных обстоятельствах? Каков он в семье? Каков он на квиддичном поле? Каков он в отношениях с девушкой? Эти и другие вопросы точили ее мозг острыми зубами, и в тот вечер не отпускали. Травология так и осталась невыученной, и ей оставалось только надеяться, что она сможет спокойно готовиться ночью при свете его светлячков, украшавших балдахин над кроватью. — У нас завтра есть смежные уроки? — спросил он, убирая волосы назад. Гермиона проследила движение его руки. — Кажется, нет, — сказала она. — В среду у нас совместное зельеварение опять. — Здорово, — сказал Драко. — Ну что, пошли? Она кивнула, и они, быстро собравшись и распрощавшись со строгой и чопорной хранительницей книг до завтра, вышли в коридор, где уже звенела предотбойная тишина. — Завтра как обычно? — спросила Гермиона, только бы еще чуть-чуть задержаться с ним в этот вечер. — А ты думаешь, что у меня могли нарисоваться какие-то дела? — усмехнулся он, поправляя галстук. Мантию он перекинул через сумку, оставшись в одной белой рубашке, заправленной в узкие брюки. Тогда Гермиона смогла оценить и его фигуру. С начала учебного года Драко немного поправился, но все равно оставался ужасно худым для своего роста. Однако это уже была благородная и вполне уместная худоба, не имевшая ничего общего с тем нездоровым состоянием, в котором он пребывал последний месяц. Плечи округлились, и теперь рубашки и пиджаки было определенно ему в пору. Талия слегка расширилась, но при этом оставалась все равно статной и вполне узкой для его комплекции, что выглядело очень необычно. Гермиона могла бы поклясться, что пройди он две-три квддичных тренировки, то стал бы… Стоп. О чем это она думает? — Ничего я такого не думаю, — недовольно отозвалась она, помотав головой. — Просто… Просто мало ли что у тебя на уме. Короче говоря, до встречи. Она резко развернулась, только бы не видеть его довольного лица, а он явно наслаждался ее смущением, о причине которого он мог только гадать. По крайней мере, она очень надеялась, что ему об этом оставалось только гадать. — Гермиона, — позвал он ее. Грейнджер резко развернулась. — Чего? — бросила она нетерпеливо. — Я бы тоже никогда не признался, — громко сказал он, разведя в стороны руки и пожимая плечами. Гермиона без лишних слов потянулась за палочкой, и Малфой бросился на утек, скрывшись за поворотом в сторону подземелий. Ей осталось только обессиленно зарычать и потопать в свою спальню, где гудели соседки. Девчонки как обычно сгруппировались на кровати одной из них и щебетали о чем-то определенно неинтересном для нее. — Гермиона, ты чего это? — спросила шестикурсница. — А что такое? — нахмурилась Грейнджер, бросая сумку на сундук. Содержимое внутри угрожающе грохнуло, вспугнув девушек. Гермиона сама не ожидала такого грохота, который вполне отображал ее воинственное и громкое состояние. — Ты вся красная, как помидор, — пискнула та. — Просто… Просто жарко в библиотеке, — отмахнулась Гермиона. Соседки заулюлюкали, запрыгав на кровати. — Видимо, в библиотеке было очень жарко, — засмеялась одна пятикурсница, замахав перед лицом рукой на манер веера. — И кто это там такой пылкий нашелся? — Не знала, что земноводные могут быть такими жаркими! — засмеялась шестикурсница. Девчонки повалились друг на друга, изображая кисейную барышню в объятиях страстного кавалера. Гермиона остервенело дернула галстук, потому что жар сдавливал горло и не давал дышать. — Идиотки, — шикнула она и, взобравшись на постель, задернула полог. — Да брось ты, Гермиона, — крикнули соседки. — Мы пошутили! Все знают, что вы с Малфоем никогда бы не стали встречаться! Гермиона, да брось ты, не дуйся на нас! Мы же не со зла пошутили! — Дурацкие шутки у вас, — крикнула она в ответ из-за шторы. — Только спросите в следующий раз о том, какие девчонки ему нравятся! Такового вам наговорю, что потом весь Хогвартс над вами потешаться будет до скончания времен! — Мы больше не будем… — протянули девушки с явным раскаянием. — Прощаю, дурные, — фыркнула Гермиона, взбивая подушку. Тем не менее извинения и прохладные простыни не смогли остудить пыл. Ее соседки были хорошими девчонками, но порой они могли говорить абсолютно глупые вещи, которые очень ранили. Гермиона думала, что ее вполне могла обидеть шутка насчет их с Малфоем романа, но на удивление реплика о том, что Драко никогда бы не стал с ней встречаться ударила по ней так, как не должна была бы. Значит, люди до сих пор думают о нем, как о человеке, который бы не стал встречаться с маглорожденной. Она никогда не задавала ему этот вопрос напрямую, потому что повода такого не представлялось, но теперь ей и вправду стало интересно. Смог бы он чисто гипотетически встречаться с девушкой ее происхождения? Допустим, с какой-нибудь абстрактной слизеринкой из маглорожденной семьи. Или из полукровной. Или, возможно, даже хаффлапаффкой. Нет, ну это уже вообще за гранью реальности. Ей хотелось верить, что мог бы, потому что в конце концов, с ней-то он дружил. А… Да, с ней он просто дружил. Встречаться с человеком, быть с ним, любить его — это все равно другое, совершенно отличное от дружбы. Как бы близка она не была с Гарри она и помыслить не могла о том, чтобы встречаться с ним. Он был замечательный друг и верный товарищ, но даже предположение о том, чтобы встречаться с ним так, как он встречался с Джинни, было просто диким. А могла бы она подумать о том, чтобы встречаться с Драко? Гермиона усмехнулась этой странной мысли. Нет, конечно, он бы никогда в жизни на такое не пошел. Не из-за родителей, не из-за их прошлого, нет. Они бы никогда не составили хорошей пары. Они бы вечно подначивали друг друга, все время бы смеялись по поводу и без, смущали бы друг друга, проводили бы часы, обсуждая всякую безделицу. Они бы часами гуляли на морозном воздухе в лесу, катались бы на санках с крутой горы, пили бы чай в красивых чайных и обязательно сидели бы вечерами у камина в своем доме, читали бы друг другу вслух. Это были бы абсолютно дурацкие отношения, которые бы завели их в тупик! Проговорив это все в голове, Гермиона поняла, как убого звучали ее оправдания. Это звучало слишком прекрасно даже на уровне оговорок о том, почему бы им не следовало быть вместе как друзьям. А тут… Все становилось как-то слишком сложно, а она очень устала. Гермиона перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, под которой лежали письма от Рона. Милый Рона строчил ей по четыре письма в неделю, не давая ни отдыху, ни продыху. Однако к своему благородству он не требовал ответа. Порой Гермионе казалось, что ему платят стипендию за то, что он безостановочно пишет ей любовные послания, а не практические задания на службе министерства. Ей было немного совестно, что она так и не написала ему ответ на последнее на той самой жаропрочной бумаге. Вместо этого она была занята мыслями о том, как красиво подрагивают ресницы Драко, когда он спит.