Дом для меня

Последний тост, пожаренный на сливочном масле, немного подгорел. Подцепив его вилкой со сковороды, Лер намазал на него слегка переспелый авокадо, сверху разместил ажурный листик салата, помидор и ломтик сыра, накрыв это еще одним тостом, разрезал на треугольники и сложил в кренившуюся стопочку таких же тостов. Жанна молча наблюдала за растущей горкой сэндвичей, не зная, как подступиться к злящемуся на нее Леру. — Котик… — Я с тобой не разговариваю, — сурово отрезал Лер и взялся за приготовление чая. Ошпарив термос кипятком, Лер засыпал в него немного иван-чая, бросил палочку корицы, щепотку молотого имбиря, мускатный орех и кардамон, последним стало яблоко. Залив все это кипятком, Лер закрутил крышку термоса и принялся искать подходящий контейнер для сэндвичей. Жанна топталась за спиной, но молчала. Подходящего контейнера так и не нашлось, зато нашелся бумажный пакет от КFS, запихнув в него свою горку бутербродов, Лер ушел в спальню одеваться. Сегодня он планировал съездить за МКАД и затеряться в лесу на полдня. Хватит с него заботливой Жанны и ее сообщников. — Куда ты собрался? — Жанна застыла в дверном проеме, сложив руки на груди. — Куда мне надо. — У тебя сегодня прием у врача. — Со мной все нормально! — Лер начал закипать. Из-за своих заморочек и самонадеянности чужую помощь он просто не умел принимать, потому что чувствовал себя просто гипернеловко, пожалуй, чужая забота — это единственное, что его так сильно обескураживало и заставляло тушеваться, мямлить и искать возможность провалиться сквозь землю, лишь бы избавиться от этого чувства. На прошлой неделе Жанна, по мнению Лера, просто подло настучала на него человеку, который вообще, по субъективному Леркину представлению, не имеет к этому отношения. Дмитрий Александрович в системе координат Лера был условным пользователем «услуг», поэтому его Леркино здоровье должно волновать в последнюю очередь, если это, конечно, не касается заразы какой, но к Леркиному крайнему потрясению, Васильцев с какой-то стати заинтересовался его здоровьем и на прошлой неделе прислал за ним своего секьюрити, чтобы тот отвез его в клинику к ожидающему его доктору. Вообще Лер очень редко краснел, потому что смущался редко, но в тот раз он, покраснев как помидор, объяснил хмурому Тимофею Аркадьевичу, что он только вчера был на приеме у лечащего врача, у которого наблюдается, и еще какую-то ахинею, запинаясь, наплел, Лер не помнил, но судя по лицу мужчины, тот усомнился в его словах, но спорить не стал, предложив подвезти до студии, в которую Лер направлялся. Прошла неделя с тех событий, и несмотря на то, что Лер был уверен, что ситуация улеглась, на Жанну он все равно злился. Поэтому, не поделившись ни одним сэндвичем, Лер, оскорбленно поджимая губы, натянул на себя свою «убогую», по мнению предательницы Жанны, куртку благородно-болотного цвета. Благородно-болотной она была лишь в его глазах, все же остальные упорно доказывали, что нечто подобного цвета видели в использованных детских подгузниках, но Лер не обижался, не всем дано истинное чувство прекрасного. Тем более эту куртку ему к первому курсу колледжа купила бабушка, судя по тому, что она на нем до сих пор сидела отлично, а он подрос, то подросли у него только ноги. В голове всплыли слова Самсона о том, что у него самые сексуальные ноги и задница из всех, что он когда-либо видел. На короткое мгновение ему стало хорошо, но потом словно кипятком в грудь плеснули. Прикусив побольнее губу, Лер обулся и не прощаясь вышел из дома. Уже спустившись на первый этаж, Лер обнаружил, что забыл сэндвичи. Выругавшись непечатными словами, Лер рванул обратно, представляя, как сейчас будет ерничать Жанна. — Кто там? — раздалось из-за запертой двери. Представление началось. — Я! Открой! — Пошарив по карманам, Лер нашел ключи, но очевидно, Жанна закрылась на щеколду. — Открыть? Просто открыть? А как же: «Открой, пожалуйста, Жанночка прекрасная, любимая, неповторимая, самый хороший и надежный друг»? Лер медленно выдохнул и в упор посмотрел в глазок камеры, представляя, с каким удовольствием Жанна сейчас за ним наблюдает. — Открой, пожалуйста, Жанна! — процедил Лер, сжимая зубы, но не от злости, а для того чтобы не рассмеяться. — Жанночка прекрасная, любимая, неповторимая, самый хороший и надежный друг, — поправили с той стороны двери. — Открой, пожалуйста, Жанночка прекрасная, любимая, неповторимая, самый хороший и надежный друг! — Под конец Лер все же не выдержал и улыбнулся. Жанна потребовала еще несколько комплиментов и открыла дверь, к этому времени она успела слопать три сэндвича, одобрительно сказав, что «очень фкусно». — Так куда ты собрался? — Жанна заступила ему дорогу. Лер знал, что просто не будет. — У тебя прием у врача через час. — Вот туда-то я и собрался. — соврал Лер без зазрения совести. — Когда ты врешь, то губы кусаешь! — припечатала Жанна. Лер разжал зубы и, прорычав, что поехал в больницу, а термос и сэндвичи ему для того, чтобы в очереди сидеть, протиснулся в коридор. Жанна проводила его с каким-то странно довольным лицом, и выйдя из дома, Лер понял почему: перед домом стояла знакомая BMW X5. Лер обернулся на окна и увидел довольную физиономию перекусившей его сэндвичами Жанны, которая нахально ему подмигнула и послала воздушный поцелуй. Лер уже приготовил подходящую речь для причины вынужденного дезертирства, вдруг и в этот раз прокатит, но появившийся с водительского сиденья Тимофей Аркадьевич лишь сухо ему кивнул и открыл заднюю дверь, за которой оказался Васильцев, в данную минуту читающий какой-то документ. Лер похолодел. Лер сам себе признавался, что побаивается Васильцева, слишком серьезным, строгим и собранным тот был. Ледяной робот, от пристального взгляда которого хотелось прикрыться толстой бетонной стеной. Лер часто чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке, хотя, в принципе, им удавалось более-менее комфортно проводить время друг с другом, но такое состояние наступало не сразу и не всегда. Васильцев был слишком занятым человеком, и даже когда приглашал к себе Лера, то в основном работал, бесконечные звонки и документы. Кажется, он даже проверял Лера, намеренно оставляя важные документы на виду, но Лер их игнорировал, а возможно, проверки вообще не было, в любом случае Лер первое время чувствовал себя предметом интерьера, но через несколько встреч искоренил в себе это чувство и научился не слоняться по огромной квартире, нервно теребя за браслет на запястье. Он просто находил подходящую книгу и, отыскав уютный уголок, погружался в повествование. Правда потом «уютный уголок» пришлось поискать поближе к хозяину квартиры, потому что тот, судя по всему, хотел его периодически созерцать. Лер понял, в чем его роль, и это для него был самый удачный вариант, потому что не нужно было поддерживать беседу, развлекать или еще что-то, нужно было находиться просто рядом и не привлекать внимания. Судя по тому, что с каждым разом Васильцев звал его к себе все регулярнее, Лер удачно вписался в интерьер. Специально для него Васильцев заказал здоровенное кресло на странно тонкой ножке, забравшись в которое можно было утонуть. Вписывалось кресло в интерьер просто отлично, потому что Васильцев сам по себе был очень крупным: высоким, но не толстым, скорее подтянутым и даже худощавым, но с таким разворотом плеч он все равно казался слишком большим, да еще идеальная осанка придавала внушительности. Лер полюбил кресло, но все же сравнивал его в своей голове с уютной конурой любимого питомца хозяина. Возможно для кого-то подобное было бы унизительно, тем более за полчаса до «отбоя», который всегда был в разное время, Васильцев говорил свою коронную фразу «тебе пора», и Лер послушно шел в ванную готовиться к предстоящей ночи, которая, однако, была не всегда из-за того, что интервалы между приглашениями сокращались, а после каждой ночи Лер еще несколько дней восстанавливался, потому что в постели Васильцев был изнурительно активен. Возможно кого-то бы и обидело такое отношение, но Лера почему-то это все в целом устраивало. Да, Васильцев был холоден, слишком сдержан и бескомпромиссно доминировал, но рядом с ним было удивительно спокойно, Лер научился получать удовольствие от этого времени: с книжек переключился на приложение по записи музыки. Специально для него купил себе наушники, которые первыми поселились у Васильцева в квартире, так и живя на Леркином кресле, и часами пребывал в особой нирване написания музыки, тыкая по клавишам и меняя инструменты. Почему-то рядом с ледяной глыбой Васильцева все беспокойства и проблемы оставались за порогом его квартиры и единственной условной проблемой становился темперамент Дмитрия Александровича, который в постели вытряхивал из него последние мозги. Каждый раз ложась под него на прохладное постельное белье и послушно раздвигая ноги, Лер испытывал жгучее чувство стыда за предательство, но потом вспоминал, что, вполне возможно, Самсон сейчас занят тем же самым, только не с ним. В любом случае достаточно быстро благодаря Васильцеву он утрачивал всякие связные мысли и отзывался словно скрипка в умелых руках на каждое движение. По косвенным признакам Лер понимал, что Васильцев им доволен и в сексе. Все это в совокупности и облегчало, и усложняло ситуацию, потому что между ними начинали складываться «отношения», а именно их Лер ни с кем не планировал. — Доброго дня, Валерий Викторович. — Васильцев крайне редко к нему так обращался, и только в случае, когда предстоял серьезный разговор. — Доброго дня, Дмитрий Александрович. — Лер застыл словно стойкий оловянный солдатик напротив распахнутой двери. — Я обременил своего сотрудника узнать, как проходит ваше лечение, но, судя по всему, оно вообще не проходит, нигде и никак. — При этих словах Лер сглотнул и принялся рассматривать носки своих старых кроссовок, чувствуя, как нагревается краснеющее от стыда лицо — его поймали на лжи (а он врать не любил), да еще и обременили охрану наведением справок. Лер себя костерил как мог за это, за свою неловкость и попытку уйти от этой своеобразной опеки, и в итоге только усложнил всем жизнь, да еще на лжи его поймали, хотя Лер до мелочей честный, он почему-то не может и не умеет врать вообще, а главное, не хочет, что-то внутри не дает, но в тот раз он просто запаниковал, не хотел тратить время охраны и прочие условности, вот и наговорил ерунды, в конец концов проблемы со здоровьем — это только его личное дело, но, кажется, так считали не все. — Поэтому я взял на себя труд сопроводить вас до клиники. Присаживайтесь. Дверь захлопнулась, секьюрити мягко подтолкнул его в сторону другой двери, и Лер на деревянных ногах обошел машину, сел в дорогой салон и, прижав дурацкий термос с шелестящим пакетом сэндвичей, молча доехал до клиники. Васильцев все это время, судя по отражению в окне (обернуться Лер просто физически не мог, прилипнув к окну), не отрывался от кожаной папки с документами, что-то чиркая своим паркером на листах. — Тимофей поможет тебе не заплутать по дороге. Лер кивнул, чуть не стукнувшись лбом об окно, и вывалился из салона, когда дверь неожиданно открылась охранником. Тимофей Аркадьевич действительно помог ему «не заплутать», довел до кабинета Сергея Ефремовича, после приема получив от него указания, провел его по всем остальным кабинетам и на машине вернул его не домой, а на новое место дислокации — в замок ледяного короля. Лер то беспокоился о спине и результатах осмотров, то о неудобствах, которые доставил, но в итоге переключился на спину, потому что со спиной все же были проблемы. Поэтому, когда Лера привезли к Васильцеву, от пережитых стрессов он устал смущаться и, упав в свое кресло, отключился. В тот вечер Васильцев разбудил его тем, что САМ поднял его на руки и отнес в постель, а потом удивил еще сильнее, когда увидел квадратные от шока Леркины глаза и засмеялся. Отсмеявшись, он его добил окончательно фразой: «Как же с тобой хорошо, Лер. Пожалуй, я тебя больше не отпущу». Дальше он вытряхнул Лера из одежды и нанес контрольный выстрел в голову тем, что дал комплект шелкового ночного костюма, в котором Лер выглядел как элитная куртизанка, несмотря на то, что покрой его был самым простым: рубашка на пуговицах и брюки, но все это так облегало кожу, лаская ее прохладной гладкостью ткани, что Лер подумал, что это самая эротичная вещь, которая на нем была. Потом Васильцев обхватил его и, прижав к себе, уснул, а утром в ванной комнате Лер обнаружил вторую щетку и бритвенный станок. Намек был очевиден, до этого времени никаких приглашений завести даже такую мелочь как щетка на постоянной основе в его доме не было, разве что большие наушники, но это не считается. В ту ночь Лер еще долго не мог заснуть, но шевелиться не решался, боясь разбудить мужчину, сильная рука на пояснице тогда показалась особенно тяжелой. Полночи Лер таращился в стену, думая, к чему это все его приведет и как ему себя вести, но в итоге, так ничего и не решив, забылся беспокойным сном.