Я тебя не выбирал

      Смотреть и слушать. Понимать. Удовлетворять. Быть правильным и лучшим. Отдать всего себя и своё сердце. Отдать свою волю, свою жизнь, забыть свои интересы.       Мирон уже спускался по лестнице, еле отбившись от разъярённого Светло, Слава же за ним не поспевал. Его задерживали, ему что-то говорили. Слышался только шум, обрывки фраз доходили и сразу же забывались. Какая разница, что говорят другие, если твоя жизнь от тебя в эту самую минуту стремительно уходит?       Улица встретила дождём. Лёгким, освежающим. Капля в глаз, пару за ворот, одна прокатилась по носу. Спина Мирона стояла рядом со скамейкой, прямо у дороги.       — Такси будет через минуту. Ты по… едешь.       Сначала это было похоже на вопрос, но он прервался, превратившись в утверждение. С этим было не поспорить. Тучи сгущались. Дождь крапал всё так же тихо и когда приехало такси, небо было тёмным, совсем не таким, каким должно быть дневное сентябрьское небо. Славе тоже хотелось плакать, чтобы из глаз так же невозмутимо падали на ладони капли. Более солёные и только.       На самом деле это всё осознаётся. Сделать всё равно хочешь так, как будет лучше ЕМУ, но головой всё же думаешь. Думаешь, раз я ЕГО соул, значит меня и спрашивать не надо, всё равно ответ очевиден. Поэтому капли из глаз должны быть радостными.       Их нет вообще, но если бы были, то только от радости. Дождь закончится радугой, так ведь?       В машине тепло и сухо, пахнет тошнотворно. Кожа, средство для салона, лёгкий табачный привкус. Дождь остаётся за стеклом. Музыка проходит мимо ушей. До ушей доходит только дыхание сидящего рядом. Близко.       Но ОН сидит и не обращает внимания, хмуро тычет пальцами в телефон, поджимает недовольно губы.       На коленях запотевшие ладони. Большие, с длинными пальцами. Сами не погрызенные, но вокруг ногтей засечки, которые очень прикольно отдирать. Порой до крови. Это портит вид. А если ОН обратит на это внимание и ЕМУ не понравится? Будет печально. Нет. Даже больно.       У НЕГО под корень, помельче, не такие ровные, пальцы сами закруглённые немного, не по линеечке. Не сказать, что в хорошем состоянии, но и не в ужасном. И это прекрасно. Если ему нравится, ему идёт.       — Телефон брал?       По карманам нет. Слава мотает головой. Замечает, что дождь всё реже попадает на окно.       — Ну ладно. Нам ещё минут десять ехать. Не скучай.       Слава улыбается ему уголком губ, радуясь подобной заботе. И тому, как его крошечную улыбку отзеркалил Мирон. Тоже поднял уголок губ и пропал в телефоне. Так даже спокойнее.       Не сильно пугает.              ***              — Разувайся, тапки здесь, руки мыть прямо и направо.       Когда они приехали, дождь закончился, но радуга так и не появилась. Стало грустно за небо. Но быть здесь настолько будоражило и воодушевляло, что про небо можно забыть.       Мирон сидел на диване, подперев рукой голову. Он продолжал хмуриться, пробегаясь и пробегаясь глазами по экрану. Что-то по всей видимости читал. Слава тихо присел неподалёку. В другой конец дивана. Чистые ладони уложил на колени.       — Не сиди так, словно я тебя сейчас бить буду, — бросил Мирон, отбрасывая телефон в сторону. — Okay, я погуглил. И так со школы знал, но погуглил. Всё плачевно, на всю жизнь, до смерти тебя не отпустит короче. Ты себя как, нормально чувствуешь?       — Я же не болен… — негромко ответил Слава.       Мирон покачал головой и более удобно устроился.       — Видишь, какое дело. Ты зависишь от меня, от моего мнения и от моего настроения. От меня короче. Это даже хуже, чем собаки. Не знаю как тебя, но меня от подобного в дрожь бросает.       Он помолчал, поразглядывал потолок. Слава тяжело сглотнул, опустив ниже взгляд. Пальцы стиснули колено. На другой руке тоже. Параллельно приходило осознание, что он находился в ЕГО квартире. Где ОН писал треки, куда ОН приходит каждый день ночевать, а может и не каждый, особенно с его графиком. Здесь есть то, что делает ЕГО собой, частичка его души. И кроме этого у НЕГО должны быть разные истории, грустные, весёлые или ещё какие-то, связанные с этим местом.       — Нда. Делать особо нечего. Не хочу, чтобы ты меня преследовал, а то ещё чего недоброго напридумываешь. От безысходности оно может. Да и… Жестоко с моей стороны будет тебя игнорить. Можем в принципе часто общаться. Видеться там. У меня лучше, а то в общественных местах народ узнавать будет. А у тебя долбанутый этот. Вы же пока вместе снимаете, как я понял.       — Он просто переживает, — робко вставил Слава.       — Да… Это пиздец был бы, если бы мой Ванька, например, третьим соулом стал. Так как? Тебя общение обычное устраивает или ты всё же чего-то большего хочешь?       — Большего?       Мирон закатил глаза.       — Не тупи, Слава. У тебя мозги, может, и отбило, но они должны были в черепушке твоей остаться. Я в смысле секса.              Он просто даёт спасение, понял Слава. Он не хочет начинать отношения. Обычные отношения, которые начинают между собой соулы. Лёгкая романтика, в которой изначально понятно к чему это всё придёт. Кто-то сразу без романтики ныряет в этот омут с головой. Заводит полноценные отношения, в первый же день они изучают интересы друг друга, чувствительные места, страхи и нелюбимые моменты.       Ему этого не надо. Он даёт спасение, а не отношения. Он не хочет ввязываться в эту трясину. Только лишь партнёр. Или друг. Он даёт выбор.       Это печально, но хоть что-то. Теперь, если заноет в груди, можно не бояться надоесть, залететь в бан или подобное. Можно позвонить и попросить. Чего-нибудь. Поговорить. Увидеться. Разделить постель. Можно жить и удовлетворять своего внутреннего сталкера.       Опять пошёл дождь. И опять очень вовремя.              ***              Понимание пришло не сразу. В первый день общения Слава был самим собой. Такого Славу Мирон привык видеть на разных видео, на баттлах, перед их баттлом также. Это было его нормальное состояние. А вот дальше… Что-то пошло не так. Общение показалось странным и стало развиваться слишком стремительно.       Он написал на следующий же день и сразу запросил встречу. Мялся, как скромный мальчик из средней школы, приглашающий красивую девчонку на первое в своей жизни свидание. Это слишком не соотносилось с образом, который сложился о нём во время подготовки к баттлу и тому недлинному общению.       На первой после баттла встрече — не ел толком, мало пил. В основном слушал. Уже пытался в чём-либо угодить. Тогда Мирон этого даже не понял. Заметил, но не понял, не придал значения. Осмысление пришло в тот самый момент, когда Слава протянул ему колбасу, уже во вторую, считай третью, их встречу. Это неожиданное рвение и короткое столкновение с его глазами открыло собственные. В тот самый момент победивший бывший соперник, этот бойкий и ласковый парень, был другим. Был податливым и услужливым мальчиком. И в его глазах в ту секунду пересечения промелькнуло что-то огромное и тёплое. Не таким взглядом обычно смотрят на людей. Особенно он.       Дальше действительно последовала проверка. Самая обычная. Первое, что пришло в голову. Такое, чтобы не просто что-то передать (Мирон попробовал это на хлебе, но посчитал недостаточным для чёткого вывода) или что-то сказать, а сделать такое, что в своём нормальном состоянии Слава никогда бы не сделал.       Хотя… Можно было всё же выбрать действие и помягче. Но короткий стыд испарился сразу же, как в глазах Славы промелькнуло облегчение и даже некая радость, что его заметили, что ему сказали что-либо сделать. И когда язык ляпнул про проверку, то, что затопило всё Славино существо от этого слова — придало таких бешеных сил, что даже ударило в голову.       Он не отреагировал как «чё ещё за проверка, лысый?» или «это было унизительно», а посмотрел с таким промелькнувшим счастьем и такой покорностью, — что, видимо, прошёл тест, хотя по реакции скорее важный экзамен — что это… Хм… Как-то… тело стало вмиг сильнее тогда. От этих вот преданных глаз. И от осознания того, что с ним теперь можно делать что угодно, а он и слова поперёк не скажет. Это осознание пришло сразу, одним из первых.       Тихо уйти тогда не особо получилось. Слава собачкой сразу оказался рядом, что было прекрасно, но за ним его личной свитой образовался Светло, затем ещё некоторые подтянулись. Но громче всех выступал именно Светло, он не хотел куда-либо отпускать Славу. Протестовал. Давил на разговор здесь, при свидетелях. И всё же сбежать получилось.       Наедине Слава оставался молчаливым и не решался толком поднять головы. Высокий, а был словно снизу. Интересно.              ***              Он выбрал общение. Предсказуемо и даже скучно. Хватит ли ему простого общения со своим кумиром? Честно? Мирону было поебать. Но ему вдруг начал клевать мозги Ваня, что себя надо вести более подобающе. Что это не его вина, и не Славина, но надо взять на себя за это ответственность. Отделаться обычным общением, когда каждая минута разлуки человеку кажется адом? Ну ты серьёзно?       Да. Общением. И что с того? Он и секс предлагал. Ещё что-то надо?       Они в итоге поссорились. Не сказать, что очень, но Ваня стал реже брать трубку и общаться стал резче. К тому же он рассказал другим о случившемся.              ***              — Привет, красавица, ну ты как там? — промурлыкал Мирон в трубку. Телефон он держал плечом, в руке утюг. Скоро ему нужно быть на встрече, поэтому он решил погладить себе рубашку. В шкафу она успела немного помяться, а ему хотелось выглядеть прилично. Привычка хорошего маминого мальчика.       — Ой, всё прекрасно, Мирон! — радостно раздаётся в трубке. — А ты сам как? У вас в Питере одни дожди ведь, да? Ты как, скоро в Москву приедешь?       — Думаю, на следующей неделе уже можно. Надеюсь, у вас небо почище, а то у нас одни тучи.       — Ой да куда там! Час назад моросило. Ты мне пришлёшь какого тебя ждать? Я тебя встречу, хорошо?       С Дилярой он в итоге проговорил около получаса. Договорился с ней о встрече числа пятнадцатого, воспрянул духом. В прошлый свой приезд в Москву они очень мило провели время. Она ему нравилась. Не Москва, а Диляра. Её задор, грациозность и креативность. За долгое время Мирон наконец приметил себе девушку, о которой так грезила мать. Да и он сам уже хотел найти какую-нибудь пассию. Давно. Давно уже не было у него нормальных отношений. И главное что — долгих. Один брак, наступивший слишком рано и так же рано закончившийся, потом несколько интрижек длинной максимум в год и фанаточки в турах. А хотелось чего-нибудь другого. Постоянно улыбающегося рядом. Так не доставало лучика неподалёку от себя. Диляра как раз прекрасно подходила на роль этого самого лучика.       Они только недавно начали общаться. Пересеклись как-то случайно на одной выставке. Разболтались. Она ему предложила посмотреть на свою линию одежды. Он согласился. Полдня потом ещё провёл в магазине, это было хорошо проведённое время. И с её друзьями он сдружился. И с ней самой.       Она была не против отношений — это он читал каждый раз, когда общался с ней вживую. И к этому всё шло. Очень правильно шло.       Ещё один звонок немного подпортил настроение. Звонил Слава. Эта свалившаяся на голову двухметровая проблема. Разговаривать с ним было не о чем, порой приходилось просто молчать, но он был уверен, что на том конце трубке вслушивались даже в дыхание. Да и разговоры с ним, звонки… Слишком часто. Постоянно маячило, действовало на нервы. И в социальных сетях он тоже не отставал. Каждое утро «Доброе утро!», каждую ночь «Спишь? Спокойной ночи». Зачастую Мирон не спал, ему было просто лень отвечать.       Да и нечего. О чём вот с ним можно поговорить? О баттлах? Слава перестал в них участвовать и вроде даже смотреть. О концертах? Он выступает под плюс, это же несерьёзно. О музыке? У них не совпадают вкусы. О фильмах? Мирон не часто их смотрит. О книгах? Просто брать какую-нибудь книгу каждый раз и обсуждать её что ли? Да и к тому же в литературе у них тоже сильно расходятся вкусы. Мало что в итоге пересекалось. А что пересекалось и особого интереса не составляло. Просто общаться со Славой само по себе было не особо интересным занятием.       — Привет. Не отвлекаю?       — Привет, Слав, — со вздохом начинает Мирон, завязывая шнурки. — Как сказать, я сейчас должен идти на встречу. Давай позже тебе перезвоню, ок?       Если не забудет. А забывает он часто. Слава прощается, по голосу слышно, что опечаленный, но делает тон вроде ободряющего. Цирк. Раздражает.       Встреча длится часа три, на такси добираться до офиса сорок минут. Потом ещё сорок обратно и можно будет заняться какими-нибудь домашними делами. В последний раз, когда Слава был в гостях, он подмёл пол. Мирон это сказал в шутку, там что-то про «пол лучше не жопой подтирать, а тряпкой. Серьёзно, здесь грязно, я давно не убирал» было, а он взял и напросился на уборку. Чтобы приятно сделать, конечно. Хоть в чём-то польза от него была. Из других домашних дел сейчас разве что еда осталась и было бы неплохо разобрать книги. Тем более скоро должна прийти новая, в районе семи вечера ему позвонит курьер. Можно будет завалиться на балкон и читать до утра. Как в детстве, тишина и покой. Лишь бы мать не зашла проверить спит ли её неугомонный ребёнок, а то ведь в кровать погонит. А сейчас матери можно не бояться. Ляпота.       «Как встреча?»       Скромненько. Приехав домой, Мирон увидел это сообщение и понял, что обратно забыл перезвонить. Или забил на это? Он вздохнул и набрал Славин номер. Трубку взяли сразу же.       — Приве-е-ет!.. — с сомнительным энтузиазмом сказал Мирон. — Только домой приехал, прости, забыл тебе позвонить. Ты как там?       В холодильнике пусто. Идти в магазин лень, да и курьер с книгой должен скоро прийти. В пределах часа. Можно заказать еду на дом. Кажется, Мирон начал рассуждать вслух, забыв, что на том конце его ждёт или о чём-то говорит Слава. Тот вдруг вставляет про то, что недавно запёк в духовке картошку с сыром и мясом, мог бы заехать и угостить.       «Значит в гости хочешь», вывел для себя Мирон и почесал шею. «Ну, можно». И попросил по пути зайти в магазин и взять либо пива, либо вина, либо ещё чего-нибудь алкогольного, но не очень высокоградусного.       Приехал Слава не только с картошкой и мясом, но и целым пакетом продуктов. Видимо, про пустой холодильник Мирон всё же сказал вслух. Еду Мирон сразу же захапал себе и ушёл с ней на диван, Слава же в это время мыл холодильник, складывал туда купленные продукты, а после ещё делал салат. На завтра. Хотя получилось ещё и на послезавтра.       Когда он сел рядом, Мирон уже всё доел и сидел, болтая красное вино в бокале, за книгой. Он её отложил, а бокал выпил залпом и разлил новую порцию уже на двоих.       — Догоняйся, — кинул он Славе, пододвигая к нему бокал. — Ты есть не будешь? — это был обычный вопрос вежливости. Слава в гостях хоть был и относительно часто, всего боялся. Открывать холодильник без разрешения, есть из него что-то, даже то, что сам купил, тряпки искать, книги перебирать, просто брать. В спальню вообще не заглядывал. Может быть только тогда, когда Мирон его не видел. В общем, про чувствуй себя как дома здесь и не пахло, поэтому каждый раз приходилось предлагать, когда в глазах вопрос был, а его рот так и не решался заговорить.       — Я ел, — скромно ответил Слава.       Мирон закатил глаза.       — Давно. К тому же ты ещё убирался. Так что ешь. Где приборы знаешь, — ему лучше не предлагать, а приказывать. Так быстрее получается.       Он ещё моет посуду. Зато она не громоздится в раковине. Определённое удобство в этом есть и не поспоришь.       Поел Слава немного. Как догадывался Мирон — не хотел объедать. От этого хотелось стонать. Раздражало.       Бутылка подходила к концу. Точнее она уже закончилась, последнее вино оставалось в бокалах. Слава почему-то пил не особо охотно. Его такого ущербного хотелось послать за пивом что ли. Он же его там всей душой обожает? Или что? Светло что-то про пакетированный зелёный чай заливал. Но кому такая параша может всем сердцем нравиться?       Впрочем, Славины вкусы в целом весьма уёбищны, так что ему, может, и заходит.       — Не буду мешать читать, наверное, — сказал Слава, когда допил своё вино.       Мирон скосил на него не совсем довольный взгляд и вздохнул.       — Спасибо за еду, это было вкусно. Ты хорошо готовишь, — попробовал похвалить он. На Славином лице моментально распустилась улыбка, да и глазки засверкали. Только смотрели эти глазки до сих пор куда-то мимо. Куда-то в пол, если быть точнее. Уже немного повыше, так скоро вообще перед собой будет смотреть. Может быть, пройдёт долгое время, но он сможет смотреть на того, с кем говорит. Мечты-мечты.       Мирон шебуршит его волосы, подмечая, как довольно жмурятся от этого его глаза. Нравится. Ещё б не нравилось. Пальцы задевают ухо. Ожидаемое смущение.       — Ты думал об этом? — почти заинтересованно спросил Мирон, надавив ему на плечо. За две секунды он оказался сверху. А Славин взгляд так и остался снизу. — Не смотри туда, — сказал Мирон, подняв его взгляд за подбородок на себя. — Там ещё не на чего смотреть.       От алкоголя повело. Бутылка почти в одну харю не то, что развезла. Скажем, вместится ещё столько же, а то и больше, но эффект уже получился. Развязность и повышенная возбудимость. То есть — вдруг приспичило поебаться.       Слава вздрогнул и задышал громче. Мирон ясно различал его дыхание и будто бы слышал участившееся сердцебиение.       — Так что? Думал о нашем сексе?       Щёки заалели, взгляд уплыл в сторону. И просто поплыл. Губы приоткрылись. Планировал что-то сказать, а не решался. Опять мялся. Как же беси…       Мирон провёл пальцами по его щеке.       — Мы же ещё не целовались, да? Ты как, хочешь?       Если честно, он не спрашивал. Сразу после вопроса поцеловал его с языком. Как Слава мог этого не хотеть?              ***              Мирон упёрся колёном прямо в пах. Слава не сдержал резкого выдоха на грани со стоном. На губах горел осадок от поцелуя, а во рту стало неимоверно пусто без его языка. Тело казалось скованным.       Времени было уже много, скоро должна была начаться полночь. В окно забарабанил дождь.       Толстовку Мирон снял быстро. Оглядел тело пьяным оценивающим взглядом. Ничего не сказал и полез дальше, к брюкам. Слава чувствовал, что его раздевают без его воли, но как он может быть против, когда это делает ОН?       Ещё он не знал, понравилось ли Мирону хоть что-нибудь в его неказистом теле. Ни аристократической белизны, ни красивого загара. Ни гладкой кожи, ни мужских благородных зарослей. Что-то с чем-то. Облезлое, длинное, нескладное тело. Ляжки жирноваты, пузо до конца не втягивается. К тому же Мирон хочет дальше, он хочет глубже. А там заросли, вида никакого, да и грязно. Он утром подмывался, но клизму себе не делал. И не брил себе там ничего, о чём уже жалеет. Хотя изначально на подобное он и не рассчитывал.       — На диване неудобно, ты слишком нескладный, — осуждающе сказал Мирон и начал вставать. — Пошли в кровать. Как раз смазку захвачу.       Походка у него стала мягче и менее ровная, так он мог во что-нибудь вписаться ногой. Слава вот по пьяни часто врезался во что-либо, а потом не понимал откуда у него синяки на теле таким скопищем расцветают. Его поэтому хотелось поддержать, уберечь от любого ушиба.       Свои вещи он не решился брать. Скомкал в комок и бросил к подлокотнику.              В комнате было темно, ступня во что-то врезалась, с трудом получилось удержать равновесие. Мирон появился неожиданно тихо и скоро. Его ладонь легла между лопаток и подтолкнула вперёд. Этот перёд Слава не видел, чудом прошёл пару шагов и упал на кровать, ударившись передом голени, а при приземлении ещё припечатавшись в подушку носом. Удивительно, но приземление в подушку может быть твёрдым.       — Нихуя не видно, можешь врубить ночник?       Слава был здесь впервые, а его глаза всё ещё не привыкли к темноте. Он начал мотать головой по сторонам, пробуя различить очертания чего-нибудь похожего на ночник. На него сзади вскоре насел Мирон, цокнул и пробурчал что-то недовольное. Слава увидел его забитую татуировками руку, простирающуюся вперёд. Загорелся тёплый свет. Он не освещал толком комнату, но теперь было видно где, что и кто.       Мирон сполз, сел рядом в ломаную турецкую позу, рядом с ним лежал тюбик смазки, раскрытая пачка презервативов, один выглядывал из неё, сверкая серебристой фольгой, и запечатанная упаковка одноразовых перчаток.       — Хотелось бы побыстрее, но не хочу тебе внутреннее кровотечение устраивать, — бубнил Мирон, пока пытался стянуть с себя одежду.       Слава разглядывал его из-за плеча, но потом всё же поменял положение на более удобное: затылком врезался в стену, холкой в подушку, колени согнул и свёл вместе. Было больше страшно, чем волнующе. Хотя это ведь был он. Мирон. А значит, что всё хорошо и что всё будет хорошо. Даже если не особо хорошо, то хотя бы правильно. Главное, чтобы ЕМУ понравилось, а за себя можно и не беспокоиться.       К тому же его можно трогать. Можно же? Эти его руки. Красивые, забитые, даже под слабым освещением видны волосы на них. Не обделила природа его шёрсткой, конечно. У неё ещё оттенок рыжеватый. Точно ли можно трогать? Руки, предплечья и плечи, они мягкие или, если надавить, можно будет уловить стойкие мышцы? У Мирона они есть, там не жирок. На груди грива настоящая, интересно, волосы твёрдые или шелковистые? Пальцы колются, хочется попробовать на ощупь. Но рука не решается протянуться к нему.       На его кисти натягиваются перчатки. Татуировки всё равно видны. В его руках оказывается тюбик. Слава сглатывает. Значит, ОН будет дотрагиваться сейчас до него. Трогать сфинктер, растягивать изнутри. Он пьяный, возбуждённый, а всё равно думает о безопасности и здоровье.       Сердце ощущается в горле, да вообще оно словно по всему телу это сердце. Прекрасно слышно его ритм, но он почти заглушает ЕГО дыхание. А ещё он очень рад, что заслужил подобное к себе отношение.       — Обхвати себя под коленями.       Это скоро начнётся. Неужели начнётся? И как это будет? Зачем думать? Зачем? Если он уже подвёл палец к анусу, по телу прошла дрожь. Даже холодок. Палец внутри. Второй. Он закручивается, как сверло, подливает ещё лубриканта. Он что-то задевает. Это странно. Хочется, чтобы он вышел и больше не заходил. Нет! Точнее, чтобы быстрее это закончилось. Это… в смысле растяжка.       И она действительно скоро заканчивается.       Мирон снимает грязные перчатки и кидает в сторону. Натягивает презерватив.              ***              Он опять отводит взгляд, а ещё хватается за простынь, словно ему очень больно, но молчит и даже не стонет. Как по нему понять нормально ли ему или нет? Если спросить, то последует невозмутимый ответ, что ему просто прекрасно, только сколько правды будет в этих словах? Мирон рычит, сгребает его волосы и несколько раз несильно дёргает. Наконец Слава открывает глаза, смотрит почти куда надо и издаёт звук похожий на стон.       Он такой несуразный, но и рыхленький. Рассматривать не особо хочется, но полапать руки сами лезут. Большой палец сдавливает кадык. Хрип. Его хрип звучит приятно, можно вбиваться глубже. И стоны пошли нормальные. Почти вкусные.       Только эти его ноги девать некуда. Лезут и лезут, так их не сложишь, так тоже. На плечи нормально не закинуть, а пояс они еле обхватывают. Ему что, прикасаться страшно? Раздражает это. Вот твой кумир перед тобой, бери и трогай, блять, пока дают.       Позу он в итоге меняет. Эта не нравится, слишком неудобная. К тому же у Славы настолько вспотели ладони, что он не может нормально держать себя под коленями. А вот раком ничего не мешает ебать. И держать при этом его за волосы удобно. Они мягкие и их хватает на то, чтобы сжать в кулак. Когда в таком положении Слава стонет, эти звуки получаются лучше, чем весь рэп, который он делал.       Кончив, Мирон грубыми движениями додрочил и ему, подтянул к свету задницу, довольно рассматривая красное сжимающееся очко. Крови не видно, значит сойдёт. На презервативе осталось немного кала. Пришлось его снимать неимоверно осторожно и сразу идти выкидывать в мусорку. Возвращаясь в комнату, Мирон увидел Славу в ванной, вытирающего свой живот. Он стоял рядом с раковиной, обернулся на звук и, о бинго, посмотрел в глаза, после чего кротко улыбнулся и опять спрятал взгляд.       — Не болит? — лениво поинтересовался Мирон, уперевшись щекой о косяк двери. Слава помотал головой. — Ну и чудно. Пошли спать, можешь остаться. Меня уже рубит просто.       — А если я помешаю?..       — Радовался бы молча, — буркнул Мирон и бросил, уходя в спальню: — На диван выгоню.              ***              ОН постоянно был чем-то недоволен, это чувствовалось. Как бы ни хотелось ему угодить, но ЕМУ всё не нравилось. Слава уже отчаивался ему писать или звонить, хотя руки каждый раз сами лезли за телефоном. Порой помогал Ваня, просто забирая все гаджеты, но надолго этого не хватало. Слава начинал требовать их вернуть, бунтовал, вымаливал, обещал заняться работой, просил просто посмотреть хотя бы на его фотографии и перечитать переписку с ним.       Ваня смотрел каждый раз чересчур печально, жалостливо. Но Славе не нужна была его жалость, он был счастлив рядом с НИМ. Всё, что ему нужно было, так это только поговорить или увидеться, и тогда сразу отпустило бы.       Работать было сложно, отвлекали посторонние мысли, но зато не было никаких друзей, отбирающих при первой встрече телефон. Но и ЕГО не было. Одиночество как наказание. Как можно спокойно что-то делать, когда толком не знаешь, в порядке ли ОН. К тому же недовольство Мирона говорило о том, что чего-то Слава делает неправильно, чего-то ему не достаёт. Если бы он знал, что тот на него не держит зла и ждёт встречи, было бы легче.       А ещё Мирон сам настоял на сексе. Ему этого захотелось, это вселяло уверенности, хотя суммарно её было всё равно слишком мало. Да и скоро он уедет в Москву на какой-то неопределённый срок. Расстояние между ними станет слишком большим. Хорошо хоть, что ещё есть звонки, к тому же видеозвонки. И треки. И голосовые сообщения.       Интересно, когда Мирон будет им доволен? Слава очень этого ждёт, но не знает, как этого добиться.