Я тебя не выбирал

      У каждого на лице была улыбка. Добрая и натянутая, приветственная. Разговоры происходили в атмосфере недосказанности и напряжения. Они хотели что-то сказать, но никто не решался, потому что зацепиться им было не за что. Хотя по глазам было видно, что они не полностью верят тому, что видят и волнуются по этому поводу.       Хотят помочь и наставить на верный путь. Мирон спокойно болтал виски в стакане и поддерживал непринуждённую беседу с Ваней и остальными, косясь понемногу на каждого. В его планах было осадить остальных за беспочвенные подозрения в том, что у него поехала голова от власти над Славой. Тонкая грань, на которой балансировал Мирон, во время встречи стала настолько толстой, что он мог уверенно на ней стоять двумя ступнями.       Вечерело. Мирон с тоской смотрел на улицу, не удостаивая Славу своим вниманием. А тот сидел молча рядом и с невозмутимым видом потягивал свой напиток. Он не был похож на Гнойного, но и забитым совсем не казался. Держался прекрасно и огрызался в нужные моменты, выдерживая свою ядовитую маску. Не хотел подводить, расстраивать, выдавать — был молодцом в общем. Мирон размыслил, что похвалит его, когда они приедут домой.       — Ты всё-таки вписался в новый сезон версуса, да? — спросил Эрик, развивая новый виток их беседы.       Про это прямых разговоров ещё не было, да и Ресторатор не сиял уверенностью, что идея получится отличной, но Мирон хотел поставить сам себя в неудобные рамки и опять начать какой-то движ. Без него он начинал впадать в стагнацию, а с ней и творчество стояло на месте да все черновики недописанными уходили в стол. Поэтому — да, он действительно вписался в новый сезон, чем и поделился с остальными. И краем глаза заметил удивление на Славином лице.       Конечно же, он ничего не знал. С чего бы Славе об этом знать? Он занимается своими делами, Мирон своими. Только между ними была одна большая разница — Слава должен был отчитываться Мирону, а Мирон ему — нет. Это было настолько железно и правильно, что не вызывало никакого сопротивления или непонимания в мозгу. Да и сердце считало, что всё делает верно. А ему Мирон доверял всегда.       Спустя не один час их разговор наконец-то подошёл к главному. Ударился об айсберг, как Титаник, но в отличии от него не потонул. Вопрос, который осторожно задал Ваня, был крайне ожидаем, поэтому к нему можно было изначально выстроить правильный ответ и поставить себе верную линию защиту.       — Почему ты требуешь, чтобы Слава был дома в определённое время?       Ответ с жадностью ждали все, даже сам Слава с ожиданием и надеждой уставился на Мирона, который даже не дрогнул от этого вопроса и свалившихся на него взглядов всех присутствующих.       — А почему Слава хочет быть рядом со мной? Вообще, даже не знаю, что толком ответить. Ну сам посуди, я позвонил ему, когда его не оказалось дома, хотел поинтересоваться, почему он задержался, не случилось ли чего, но мне ответил не он, а Ваня, — на этом имени Мирон чуть не сдержал своего искреннего пренебрежения, но вовремя взял себя в руки, — он не дал мне пообщаться со Славой и вырубил телефон. Я посчитал себя, каюсь, оскорблённым из-за этого. В любом случае Слава был рад, что я приехал, да ведь?       — Да, — скромно отозвался Слава, хотя это прозвучало настолько искренне, что Мирон даже растерялся, но потом его лицо отразилось кроткой улыбкой. Конечно же, он был искренне рад. Он радуется как щенок от любой инициативы и сверкает влюблёнными глазами на любой комплимент или жест доброй воли в его сторону.       — Вы же хорошо сидели, мне так сказал Ваня, — мягко обратился Евстигнеев к Славе. Тот смутился и ответил с той же самой ошеломляющей искренностью:       — Мне было некомфортно. К тому же он отобрал у меня телефон, я чувствовал себя чуть ли не голым, — пожаловался он.       Так разговор перетёк от «почему ты ставишь ему контроль на время» к «плохой Светло обидел Славу, а Мирон приехал к своей принцессе разбираться». И Мирону этот расклад нравился. Он отпил немного виски и добавил от себя, уже полностью ощущая свою победу:       — Почему вы лезете в наши отношения? Они у нас странные, да, но всё же, думаю, что мы и сами сможем разобраться.       Теперь добил. Никаких оснований вмешиваться они и правда не имели. Слава не ходил с перекошенным от слёз или синяков лицом, не сидел у него в ногах, — хотя эта мысль была занимательной, — и не говорил, запинаясь через слово. Наоборот, держался уверенно и так же уверенно защищался. А отношения у них и правда были странными, но кто может судить о правильности отношений такого типа? Слава нуждался в Мироне больше, чем любой другой соул нуждается в своей паре, больше чем в обычных отношениях партнёр нуждается в партнёре. Для него Мирон был как воздух — так же болезненно необходим. До самой смерти так будет. От этого не убежать. Он так чувствует и будет чувствовать всегда. Мирон подобного не разделял.       Хотя в эти отношения он тоже не по своей воле влип и влип по полной. Теперь ему приходилось выкручиваться из сложившейся ситуации. На короткие и не совсем уверенные Женины протесты Мирон строил обиженную гримасу и в целом в меру паясничал. Среди своих такое поведение было нормальным, ребята даже вздохнули спокойно, посчитав, что их Мирон снова возвращается в своё нормальное состояние. Как будто бы он из него выходил. Это оскорбляло, но Мирон старательно делал вид, что правда раскаивается, если в чём-то был не прав.       Больше всего недоверие грызло Евстигнеева. Ваня сидел на диване грузным филином и о чём-то с сосредоточенной миной думал. Он знал больше всех, он был в тот первый день, когда Слава исполнил его просьбу и на глазах у всех упал на колени, он общается непосредственно со Светло и во многом верит его словам, но с другой стороны он не может и полностью не доверять Мирону. Во-первых, они друзья, а во-вторых Светло предвзято относится к нему. Это было видно всё в тот же день Славиного каминг-аута, да и после в телефонных разговорах Светло явно не сдерживал своего поганого рта. Плохой друг для Славы, надо бы исключить, — подумал Мирон.       — И всё же, — сказал Ваня перед тем, как попрощаться с Мироном и Славой, это было сказано в коридоре и без свидетелей, — не ограничивай его.       — Конечно, — улыбнулся широко Мирон. — Он вправе сам распоряжаться своим временем.       Нет.       Пока они ждали такси, Слава стоял вновь такой же, каким и должен быть. С опущенной головой, поджатыми губами и надеющийся, что всё сделал правильно. Ожидающий либо похвалу, либо наказание. Мирон нарочно тянул и к нему не обращался, зато потом удивил, галантно открыв перед ним двери такси. Эта реакция была забавной.       — Что вас связывает с этим Светло? — поинтересовался Мирон, пока они ехали. Он сидел, перекинув ногу через другую и со сложенными на груди руками, изучал дорогу впереди и тёмный затылок нерусского таксиста.       — Ваней? — сразу же переспросил Слава, у него приподнялись брови. — Ничего толком. Мы просто дружим и снимали вместе, пока бабла особо не было. Оно привалило после баттла, так что мы бы наконец разъехались, но он всё равно хороший друг, так что мы бы продолжили держать связь. С ним весело и легко.       Самозабвенно поделился он, явно забыв о ком и при ком говорит. Мирона бесило, что с каким-то паршивцем Славе было «весело и легко» и что этот гадёныш «хороший друг». Хотя здесь быть может и правда. Но тогда схуяли он мешает чужому счастью? Нет, этот мелкий шакал явно перегибал палку своей дружбой. Мирон заметил за собой, что завёлся и попытался остудить пыл. Он ревновал или что? Тупые мысли.       — «Весело и легко» говоришь, — повторил с грузной задумчивостью Мирон, намеренно вызывая лёгкую панику у Славы.       Да, Славочка, пойми, что спизданул лишнего.       — Я имел в виду раньше, — сразу же стал оправдывать тот. — Сейчас он меня не понимает и… с ним уже не так легко… и не так весело?..       Понял и исправился. Мирон с трудом сдержался, чтобы не залыбиться кровожадной самодовольной улыбкой. Конечно, его мальчик правильно видит скрытые посылы. Не всегда только верно, порой тупит, по-жёсткому тупит, но вот здесь увидел. За сегодня он всё же заслужил какую-нибудь похвалу. Главное только, чтобы до дома настроение не подпортилось. Такое порой случалось. Едешь себе спокойно, думаешь о чём-то, толком не помня себя, а потом вдруг остужаешься и всё. Пропало настроение на всё хорошее.       Слава конечно пережил бы такое, но всё равно это было бы неправильно. Время от времени надо хвалить. Тем более, когда есть за что.       — Это хорошо. Раз тебе не нравится его компания, значит можешь общаться с ним куда реже. Никому же от этого плохо не будет, не так ли?       — Да, — сказал потеряно Слава, глядя Мирону прямо в глаза своими, относительно обычного состояния, весьма открытыми. Словно бы он не понимал до конца и не верил, что это происходит. — Не будет.       Но он и не обязан это понимать. Порой своих возлюбленных хуй поймёшь, их нужно только принимать и не требовать ничего большего. Это одни из самых хуёвых отношений. Мирон однажды наступал на них и осадочек остался надолго. Притом весьма отвратный осадочек. Сперва затянуло, он даже и не заметил как, но глазом моргнуть не успел, как всё, на что он тратил силы, все его старания понять и что-то предложить просто рассыпались об действительность, где это всё было не нужно. Мирон не без труда выпутался тогда, ему отлично в тот момент помог Ванька, они только познакомились в каком-то захудалом баре, нажрались в драбадан, зато сдружились как — пиздец. До сих пор не разлей вода, несмотря на то, что каждый из них время от времени надолго пропадает с радаров. У Мирона свои дела, у Вани свои. Порой они пересекаются, а порой вообще нет. Грустновато, но в принципе это даже хорошо, что они не давят друг на друга уж слишком сильно.       Бывает, что и от близких друзей устаёшь так, что совсем не хочешь их видеть.       Слава смотрел в окно. Его лицо было повёрнуто к улице, поэтому Мирон толком не мог различить эмоции на нём, но оно было каким-то обычным — как он заметил вскользь. В смысле простым и отрешённым. Где-то даже с намёком на грусть. Не из-за Светло своего же он парился? Не должен был. Мирон прикрыл глаза и остаток поездки провёл в приятном молчании и наедине с пустой головой.              ***              Его глаза были так близко, что у Славы перехватывало дыхание. Он видел в них ту редкую нежность, от которой на затылке вставали дыбом волосы. Мирон целовал его мягко, играясь и лишь иногда проходя языком очень глубоко. В основном он скорее мазал по губам своими и коротко смеялся в поцелуй.       Настроение у него было хорошее и игривое, он гладил по голове и несколько раз прошептал: «какой ты у меня молодец», что тоже выбивало из-под ног всё, что только можно. Ладонь сжимались на его плечах. Слава, прикрыв глаза, чувствовал, как руки Мирона скользят по его бокам и бёдрам, как его пах трётся о задницу, и как эти голубые глаза заливает чёрный зрачок возбуждения.       День прошёл хорошо, когда он закончился так. Слава принимал ухаживания Мирона с такой жадностью, что уже после первого толчка стал стонать как ненормальный и сильно сжиматься, принося обоим и боль, и просто животный кайф. У них был нежный секс, без спешки, который со стороны можно было назвать любовью.       И его Слава честно заслужил. По крайней мере он очень на это надеялся, к тому же так выходило из коротких ласковых словечек, вылетавших из губ Мирона. Это была одноразовая любовь, которая тем не менее была слаще любой самой отпаднейшей медовой дыньки или самого засахаренного пирога. И эта любовь была не приторной, не ванильной, она была жёсткой и хлёсткой. Как коньяк или медовуха. Слава был рад, что ему позволили выпить. Жаль только, что не дали закуски и сорвало все тормоза.       Утром осадочек ещё остался, это было как похмелье, но на корне языка осталась лишь горечь. Мирон проснулся рано и начал куда-то одеваться, даже без лёгкого экскурса в свои планы. Только возле дверей сказал, что будет часа через три-четыре, смотря по дорогам. Наказал сидеть дома и ушёл. На семь часов. Пришёл подбуханный, но не довольный. Больше по состоянию напоминающий старого уже давно пьющего деда. Главное в деде — он ни к кому не прислушивается. Говорят ему — хватит, сколько можно? А он всё равно льёт в себя и льёт. Говорят — да заткнись ты уже, по пятому кругу одно и то же вертишь, — а он продолжает или даже оскорбляется.       Когда Слава попробовал затащить Мирона в постель и отобрать у него вторую бутылку, которая в отличии от первой имела сильный градус, пошла громкая невнятная ругань, а потом в ребро попал острый локоть. Мирон шмякнулся на пол и долго тёр затылок, словно каким-то магическим образом им ударился, хотя пострадать должна была только задница с копчиком.       — Пшёл вон, — сказал длинно он Славе, с удивлением смотря на татуировки у себя на руках.       — Мирон, ты пьяный, пошли в кровать…       — Я пьяный! И что? Ну да, бывает. И? Не хочу в кровать. Ты мне мать что ли меня спать укладывать, а?       — Ты на ногах не стоишь, — взмолился Слава и присел рядом с ним на одно колено. — Давай, может, лучше отоспишься? На утро голова болеть будет, — он положил осторожно руку ему на плечо и легонько сжал.       Мирон выглядел крайне беззащитно и словно бы потеряно. Кто я? Где я? Почему я здесь, мама? Забери меня домой. Роди, блять, обратно. Только качающего бита песни ATL не было на фоне и это «роди меня обратно» просачивалось без всяких слов. Что у него там опять стряслось? Почему он ничего не говорит? Как вот о нём таком ребёнке, блин, не волноваться? И как ему помогать, когда он стряхивает с плеча руку и дует губы? Его ж насильно не затащишь в постель, забрав всё спиртное и заперев комнате, чтобы не буянил. Вообще главное, чтоб синяков себе не нахватал и мебель крушить не начал, да бутылками кидаться. Слава на личном опыте знал, что такое в стельку пьяный человек. Как-никак, а отца на тот свет именно алкоголизм и забрал. Так что он столько разных интересных сцен видел, и слышал и даже участвовал в них, зачастую не по своей воле. Но что он мог поделать тогда с отцом? А что мог сейчас с Мироном?       — Свали, — Мирон как-то странно поставил голову, что у него собрался второй и чуть ли не третий подбородок, а стеклянные глаза уставились, не мигая, в одну точку. — Я не допил.       — Ты перепил, — застонал Слава, поглаживая его по спине. — Мирон, давай я тебя уложу в кровать. Там тепло и хорошо.       На это Мирон толком не отреагировал, только пробормотал что-то невнятное и, кажется, что опять заголосил под нос песню, только на этот раз на немецком языке. Слушать его немецкую речь для Славы было отдельным фетишем, но сейчас это как-то вот вообще не играло роли. Он попробовал опять помочь Мирону подняться, но тот его упорно игнорировал.       А потом он поднял пристальный и страшный в своей ненастоящей осознанности взгляд на Славу и тихо затянул:       — Ско-о-ованные одно-ой цепь-ю. Свя-я-язанные одно-ой цель-ю. Тебе нравится Наутилус, Славка? Я вот его обожаю. Легенда, а не группа. Легендище.       — Я больше Летова люблю, — скромно отозвался Слава, обратно сев с ним рядом на пол. — Но Пампилус тоже классные. Душевные. Там есть что послушать и над чем поплакать.       — «Где твои крылья?»       — «Которые нравились мне», — со вздохом продолжил Слава и погладил Мирона по коленке. — Да, знаю. Хорошая песня.       — «Доказывать, что сильный жрёт слабых. Доказывать, что сажа бела». Постоянно себе доказываю что-то подобное. Херня какая-то. А всё равно есть. Дай бутылку.       — Может, тебе уже хватит? — мягко сказал Слава. — Пошли спать. Успеешь ещё допить…       — Дай бутылку.       Непререкаемый голос, заёбанный в край. От него так и исходило: «Я потерялся, помогите кто-нибудь», но он бы не принял помощь. Не Славину точно. Слава вообще не мог ничего ему сказать, не мог не согласиться, не мог настоять на своём. Не смел просто пойти против его прихоти. Только разве что подать бутылку и попросить ещё раз встать и пойти спать. Ну, а что ещё ему было делать?       — Ну, Мирон. Простынешь на полу сидеть. Разобьёшься, пока бродить будешь. Пошли. Я дал тебе бутылку, как ты и просил, а теперь пошли спать. Давай.       До спальни было ещё переть шагов пять, да и потом надо было его как-то на кровать забросить, так чтобы аккуратненько и ничего ему не повредив. И это в лучшем исходе. Но его всё не происходило и не происходило. Мирон упёрто сидел на полу и из горла глотал коньяк.       — Мирон, вставай, — в который раз взмолил Слава и потянул его за локоть вверх. Мирон выдернул свой локоть и со злобой и отвращением уставился на Славу. Того прошибло холодным потом.       Неужели Мирон так его ненавидел? Почему нужно любить того, кто тебя ненавидит? Как это делать? Как прекратить в слезах метаться по сердцу с обгоревшими крыльями? Или уже сожжёными? На их месте уже пустота, а в основании рубцы. Только эти крылья Мирону никогда и не нравились, он и не будет по ним горевать.       И всё равно любовь не убить и не задушить. Слава хотел расцеловать это пьяное перекошенное от злобы лицо Мирона, успокоить его и затащить наконец-то в кровать, избавить его от надобности так бухать. Хотя у него там тараканов в голове должно быть море. Он же такой противоречивый персонаж, такой открытый и честный, с такими тяжеловестными заёбами, что порой он просто не вывозит сам себя. Слава был достаточно долго рядом и достаточно подробно изучил его творчество и биографию, чтобы это понять. Мирон драл от проблем сверкая пятками, только после того, как намеренно нарисовал для них круг призыва и идеально зачитал нужное заклинание. Мазохист, которому нужно вечно пинать себя.       Слава его не понимал в этом. Совсем. Схуяли нагружаться на пустом месте? Можно просто взять и принять то, что тебе дали. То, что произошло. Плыви по течению, не старайся что-либо изменить. А если надо — просто выходи из берегов. Если бы не характер Мирона, Слава почему-то был в этом уверен, они бы сразу поладили. Как-никак, а от этого не убежать. Выбирал ли Мирон себе любимого или нет. Его выбрали. И он в этом говне повяз. К соулам не привязываешься сразу, но в них моментально влюбляешься, потому что знаешь — он твоя родственная душа. Формально, ты сам выбираешь с кем тебе встречаться. Но когда на тебя сваливается это… Слава винил себя за то, что появился в жизни Мирона. Если бы не он, всё у всех было бы хорошо. А из-за него возникло столько проблем. Особенно если учитывать любовь Мирона самому делать себе проблемы и самому их расхлёбывать, а здесь кто-то сделал это за него.       Смешно и грустно. Плакать хочется. Слава опускает руки, но всё же не унимается, продолжая тихо просить Мирона подняться с пола. Уже даже не идти в кровать, а просто передвинуться с центра комнаты хотя бы на диван. Он в пару шагов всего.       А взгляд у Мирона всё такой же недружелюбный.        — Свали а, — бросил он, отпивая коньяка и морщась.       — Мирон…       — Свалил. Нахуй свалил из моей квартиры. Заебал. У коврика вон ночуй, меня не трожь.       Противоречивое чувство. Слава нахмурился, силясь и остаться, и уйти молча в спальню, и свалить, как и было велено, ночевать под дверью. Он осторожно дотронулся до плеча Мирона пальцем и его сразу же окатило презрением. Глаза Мирона недобро блеснули, а губы проговорили: «я тебе всё сказал». Сухо, но с тем железно.       И чёрт, как же больно. Не ночевать под дверью, а слышать эти неприязненные нотки и видеть такие же глаза. Заёбанного в край, но с тем и очень недовольного человека.       А ведь проскользнуло что-то такое… что такое тёплое и ласковое, когда Мирон назвал его «Славкой». Проскользнуло и поехало дальше.       Слава не стал брать с собой никаких вещей, только молча прикрыл за собой двери и устроился на грязном коврике, сгорбившись и еле сдерживая слёзы. Болело и сердце, и там где правое нижнее ребро, куда Мирон, сопротивляясь, засадил локтем. Возможно, разольётся синяк. В квартире сперва было тихо. Слава просто не мог не прислушиваться к тому, что творилось за дверью, а потом начался странный грохот. Это был топот от того, что Мирон пытался встать. Потом он во что-то врезался, раздались маты, впрочем не настолько громкие, чтобы различить какие именно, звук стекла, топот и тишина.       Будь Слава верной женой, посмотрел бы не разбился ли вусмерть муж, но сознание соулмейта крепко держало за лёгкие. Только попробуй встать, попробуй кому-нибудь позвонить, попробуй куда-нибудь уйти или вернуться обратно. Тебе ведь сказали, где тебе надо быть? Так выполняй и не выёбывайся.       Слава это и делал.              ***              Мирон не ебал сколько проспал и который был час. Сперва он не ебал даже, где он очухался. Оказалось — диван. В нём он спал рожей. При попытке встать закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Он с трудом успел добежать до туалета, начиная блевать чем-то горько жидким себе в руку. Потом ещё несколько минут отходил, обняв раковину и хлестая из-под крана холодную воду.       Голова немного прояснилась. Вчера он перебрал и мешал всё подряд, несмотря на градус и дозу. Бывало, случалось. Просто выпил с одним другом, потом встретился с другим и как-то… понесло. Вроде бы ещё дома пил. Память возвращалась рваными флешбеками. Помимо памятия Мирон ощутил какое-то странное чувство, словно чего-то не хватает.       Поразмыслил мозгами, смотря на своё морщинистое и опухшее лицо с красными глазами, которое очень правдиво отражалось в зеркале. Не хватало закуси, подумал он со смешком, а потом вдруг широко раскрыл глаза и высоко поднял брови.       Точно. Не хватает одной длинноногой штуки. Она должна была сразу образоваться рядом, в идеале с тазиком и таблетками, но этого не произошло, значит Славы дома не было. Мирон почесал затылок, пытаясь припомнить почему. Он, кажется, перед уходом ясно давал понять, чтобы Слава был дома и никуда не уходил. Что он упустил? Или что забыл?       Вымыв ещё раз лицо ледяной водой, Мирон как-никак взбодрился, отряхнулся, снова почувствовав поднявшуюся по горлу рвоту, и заново сблевал. Не всё вышло. Через две минуты попытка привести себя в порядок повторилась. Уже более удачно. Мирон даже вспоминать не хотел, сколько вчера выдул. Явно больше трёх бутылок чего-то крепкого и двух чего-то слабого, перемежая это с дешёвым пивом по акции. И дома потом ещё что-то принял.       Мирон старался бросить курить, но сейчас до пизды хотелось. Он нашёл на подоконнике пачку сигарет, уже почти закончившуюся, прикурил от газовой плиты, так как было лень искать зажигалку, и умиротворённо выдохнул дым.       Так, возвращаясь к Славе. Хата пустая. Телефон на месте. Значит, он забыл какой-то важный разъясняющий всё момент. Отправил его куда-то? Предположим. Куда? Рано утром приказал куда-то ехать или ночью сгоряча ляпнул куда-то свалить, а тот не посмел ослушаться? Если первый вариант — то телефон должен был быть при Славе, а он был дома. Значится второе.       Куда он мог его выгнать? Ну не к Светло же, со страхом подумал Мирон. Нет, к нему он бы даже под дулом пистолета Славу не послал. Так куда же? Чё первое приходит в голову? Голова работает хуёво, но сигарета уж начинала немного пробуждать нейроны и заставлять их работать.       Куда первым делом шлют человека? Нет, не в баню или в лес, Слава не настолько тупой, чтобы не понять в этом слово «отъебись». Но что-то такое, что он мог с лёгкостью принять за чистую монету.       Бинго!       Мирон пошёл в коридор и открыл двери. Как и ожидалось, они были не заперты и вскоре застопорились, не открываясь на полную. Во что-то, точнее в кого-то врезались. Слава немного отполз и сонным усталым взглядом посмотрел на него.       «Хорошо ты вчера спизданул, Мирон Яныч. Знаешь же, что он всё сделает, как ты скажешь», осадил себя Мирон и помог Славе подняться.       — Заходи.       Слава поморщился и разогнул спину с таким хрустом, что Мирону даже страшно стало, не сломал ли тот себе что-нибудь. Дверь закрылась, сигарета дотлела до фильтра. Мирон прикурил ещё одну.       — Ты случайно не знаешь, где таблетки от головы? — полюбопытствовал Мирон. В своей квартире он ориентировался и до Славы на слабую чертвёрочку, а сейчас вообще скатился до жирной тройки с маячащим минусом.       Слава без вопросов сразу полез в нужный шкафчик и достал оттуда полоску аспирина. Выдавил сразу три и протянул Мирону, другой рукой доставая стакан и наливая из чайника давно остывшей воды. Мирон промычал «угу» в ответ, как бы благодаря за это и в два захода всё выпил. Его продолжало шатать.       — Я вчера что-то сверхординарного не делал?       — Только Наутилуса пел и что-то на немецком, — спокойно ответил Слава. Он был каким-то заторможенным, словно бы отбитым и заледеневшим. В принципе это было понятно, спать на коврике под дверью такое себе, особенно с его нескладной комплекцией.       — Мгм… люблю Наутилуса, — кивнул Мирон. — Ну ладно, хорошо если так. Ты сегодня не занят? Можешь отлежаться.       — Мне полы помыть надо и еда заканчивается, — отчитался Слава, хватаясь за дверцу холодильника. — Тебе завтрак сделать или тошнит?       — Я уже проблевался. От завтрака не откажусь.       Слава кивнул и достал из холодильника яйца и молоко. Вероятно, решил делать омлет. Он его запекал в духовке и это каждый раз получалось крайне вкусно. Его кулинарные навыки продолжали приятно расти. Мирон налил себе ещё воды, а потом пошёл валяться на диване, просматривая соцсети.       Это действительно был омлет и он оказался как всегда пышным и вкусным. Мирон неплохо отрезвился, дежурно поблагодарил Славу за завтрак и через пару часиков свалил по своим делам. Вернулся на сей раз трезвым, в хорошем расположении духа и застал Славу, лежащим на диване и что-то с увлечением читающим в телефоне в наушниках. Что он читал? Неужто какую-нибудь книгу? Взял бы с полки любую, у Мирона коллекция книг какая-никакая, а была и ей он гордился. Задело даже. Полы были чистыми и сухими, а на плите с манящим ароматом стояла кастрюля с борщом. В животе сразу же заурчало.       Вот почему Слава спокойно сидел и читал — свои дела он сделал. Еду на пару дней наготовил, в квартире убрался. Кастрюля была горячей, значит закончил он совсем недавно. Оно и не мудрено, борщ заебёшься готовить. На него не один час надо угробить. Мирон борщ любил, но ел редко. Зачастую в столовках. Славин борщ был всегда по-своему домашний и вкусный, только ещё и дохуя жирный. На зажарку масла он не жалел.       — Вкусно пахнет, — сказал Мирон, упирая руки в спинку дивана и нависая над Славой. Тот быстро выдернул наушник и удивлённо обернулся на Мирона, захлопал глазами.       — П-ривет, я не услышал, как ты пришёл.       — Что читаешь?       — Черняка. Ты есть будешь? Борщ только недавно приготовился, ещё тёпленький. Тебе налить?       — Налей, — согласился Мирон. Славина инициативность как всегда безумно радовала и подбешивала. Хотя его взбившаяся из-за домашней работы чёлка и пронзительный взгляд голубых глаз, сперва удивлённый и растерянный, а потом собранный и услужливый, делали его по-странному милым и забавным. Это даже перекрывало чувство, что Слава его бесил.       Он был высоким, со странной короткой улыбкой, лезшей на глаза причёской и раскосыми светлыми глазами, прищуренными сами по себе. Словно узкий кошачий глаз. В его теле проступила худоба, которой не было раньше. На баттле у него точно было и какое-никакое пузо и ляхи порой казались полноватыми, но сейчас он постройнел и словно бы стал выше и эстетичнее.       Мирон задумался и склонил набок голову. Слава уже освоился у него дома и чувствовал себя вполне комфортно. Научился делать всё, как нужно, и стал раздражать меньше. Видимо, происходило неизбежное принятие кого-то второго в своей жизни. Бойкий и ласковый? Что-то нет. Только покорный и тихий. Это ведь не Гнойный, а его бледная копия, из которой уже давным давно высосали всю жизнь. И всё же копия была притягивающей и обезоруживающей в своей исключительной покорности всему. Да и выглядеть он действительно стал милее.       — Ты красивый, — сказал в задумчивости Мирон, ещё не до конца поймав свою мысль. Слава настолько опешил от этих слов, что выронил из рук тарелку с супом. Он разбрызгался по всей кухне, а сама тарелка сильно раскололась. Оглушающий звук, с которым она упала, заставил Славу сжаться в струнку.       Напортачил. Опять. Мирон со скукой наблюдал за его дальнейшими мельтешениями. Слава богу, что до одежды Мирона суп не добрался, а вот Славе свои шмотки нужно было стирать. И пол заново мыть. Притом хорошо, потому что жирный борщ так просто не отойдёт. Это как газировку разлить. Только тогда пол будет липким, а от борща маслянистым.       — И откуда у тебя руки растут, — вдохнул Мирон, поднимаясь, чтобы самостоятельно налить себе борща. Он чуть не запнулся о Славу. Ещё один подобный случай и настроение обратно станет никудышным. Слава, блять, не порти то, что и так с трудом держится, — злился на него про себя Мирон. И всё равно соблюдал меланхолию. Спокойно налил себе суп, взял ложку и донёс без всякий происшествий его до стола.       Вкусный.              ***              Это ёбанный пиздец сидеть дома в четырёх стенах. Работы толком нет, с Ванькой не посидишь и просто погулять не выйдешь, потому что нельзя. А с Мироном и подавно. Слава уже не знал, что делать дома. И читал, и фильмы смотрел, перестирал все вещи, казавшиеся ему грязными, перегладил их, почистил обувь, помыл даже разводы между плиткой в ванной. Специальным средством. Плиточка была как новенькая.       И не осталось больше совсем никаких дел! Хата сияла и Мирон всё так же периодически где-то пропадал чуть ли не на весь день, а приходил в каком-то шатком настроении. Не то в хорошем, не то в плохом. Шаг в сторону — хана.       Слава не хотел себе признаваться, но больше всего Мирон нравился ему уставшим и полностью нахуй вымотанным. Потому что тогда он приходил домой и сразу же заваливался спать, а во сне он был крайне милым и в целом-то молчал. За ним можно было наблюдать бесконечно долго. Только в губах чесалось прислониться к его умиротворённому лицу с иногда приоткрытым ртом и целовать, целовать, целовать. Не сильно, а осыпать кожу нежными касаниями. Меньше секунды. То там, то здесь, то сям.       Несмотря на то, что всё вроде бы обратно выровнялось, Мирон всё равно часто агрился. Зато за последнюю неделю ни разу не ударил и практически не повышал голос.       Хотя и ебал без всякой охоты.       Его это «ты красивый», полностью дезориентировавшее, словно бы растворилось, вытерлось вместе с тем разлившимся борщом. И к чему вообще оно было сказано? Слишком неожиданно, слишком не к месту, слишком странно, слишком не похоже на правду.       Он издевался? Или тогда был серьёзен? Как его вообще, блин, понять? Слава уже просто не знал, что делать. Он уставал, выматывался и подыхал в этих четырёх стенах. Недавно ему позвонил Ванька и насел с вопросом, какого хуя они стали так мало общаться. И что на это нужно было ответить? «Прости, Вань, просто Мирон…». Слава догадывался каким именно словом перебьёт его Ваня. Поэтому пришлось врать про то, что нет времени, дел невпроворот и просто не хочется общаться.       А хотелось. Но идти против того, что сказал Мирон? Блин, мороз по коже. Но Ванька всё же нашёл причину встретиться. Обсудить мерч. Это было нужно сделать лично, к тому же обсудить новые треки. У Славы их не было, но по Ваниному голосу он понял, что будут. Ему их впихнут. Хоть Андрюха с Витькой СД накатает, но треки у него будут. Просто потому что Ваня хотел увидеться, поболтать. Он хотел убедиться, что всё нормально.       — Нет.       Нет? Нет. Просто нет. Вот всё, что услышал Слава, огласив свои планы. Мирон был непререкаем. У него были свои дела. Вскоре он свалил чуть ли не на весь день.       И в тот же самый день в дверь начали настойчиво звонить. Слава опешил, посмотрел в глазок и увидел улыбающегося до ушей Ваньку. Сердце радостно и протестно застучало. Блин. Он пришёл сюда. Сил не открывать двери не было. Первым делом они крепко обнялись, на это ушло около двух минут.       — Тебя здесь на коротком поводке и сухпайке держат что ли? — поморщился Ваня. — Ты похудел. Ешь вообще?       — Ем, — коротко отозвался Слава. — Ты надолго? Просто не думаю, что Мирон…       — А Мирона сегодня долго не будет. Евстигнеев его забрал в лесок. Будут там весь день тусить, а потом ещё куда-нибудь завалятся, так что мы с тобой можем нормально посидеть.       Евстигнеев. Ну конечно. Кто ещё мог рассказать Ваньке адрес Мироновской хаты и код от домофона, а также в нужное время выманить Мирона из дома? К тому же Слава видел, что Евстигнеев продолжал крайне настороженно относиться к их с Мироном отношениям, словно полностью в них не верил.       Слава и сам не верил, что уж там. Но всё равно держался за то, что есть.       — И всё равно…       — Давай прямо, — перебил Ваня. — Мирон запрещал тебе впускать меня в хату?       — Нет, — поколебавшись, ответил Слава.       — Нет, — кивнул довольно Ваня и расплылся в широкой улыбке. — Значит я здесь легально. Я тебя так давно не видел, Славка! Соскучился! Пиздец у твоего Мирона хата. Простая. Не скажешь, что этот человек Олимпийский собрал. Не полный зал, но всё ж. Угостишь чем-нибудь или только для своего ненаглядного готовишь, а остальным нельзя?       Слава смущённо улыбнулся и пригласил Ваню за стол. Сделал им чай и достал недавно приготовленные макароны по-флотски. Их он сделал много, так что Мирон и не заметил бы пропажи. Сердце предательски дрогнуло. За спиной Мирона он пропустил Ваньку сюда. Это же пригласить врага в гости, пока хозяин хаты ненадолго вышел. Это пиздец. Славу грузило, но он всё равно не мог отделаться от Ваньки, тот мог быть весьма настойчивым, когда хотел, а он хотел, а сам Слава был слишком рад его видеть, чтобы давить и заставлять уходить.       Прямого запрета ведь не было? И о чём Мирон просил когда-то? Общаться пореже. Но это ведь не значит полностью забить на дружбу, так ведь? Слава понимал, что обманывал сам себя. Как-никак, а Мирона он прекрасно научился считывать в таких моментах и приблизительно представлял, что будет, если Мирон узнает о том, что к ним пришёл Ваня. Что к нему пришёл Светло.       — Не-е-е грузись ты так, — протянул по-детски Ваня, перекинув голень через другую и довольно вытянув ноги. — Расслабься. Лучше расскажи, как сам. Чем ты там постоянно занят? А то по телефону ты толком отмалчиваешься.       Слава поджал губы и сел за стол, схватив за ручку свою чашку чая, но так и не оторвав её от стола.       — И здесь будешь отмалчиваться, — понял Ваня. — Нет у тебя дел, вот что я скажу. Он просто запретил нам с тобой видеться, да? Я ему не нравлюсь, и это, знаешь ли, взаимно.       — Он не запрещал, — запротестовал Слава. Потому что в том случае он бы Ваню и на порог не пустил.       — Не запрещал, — неожиданно кротко согласился Ваня. — Но настоятельно рекомендовал, чтобы ты меньше со мной пересекался и общался, не так ли?       В каком-то смысле, — да во всех, — это было правдой. Слава не смог на это ничего ответить, и Ванька сделал правильные выводы.       — Козёл он, — вздохнул он. — Козёл. Самый обыкновенный уёбок и…       — Прекрати, — прервал его резко Слава. — Мне неприятно это слышать.       Ваня сжалился и прекратил. Потупился. Слава отпил чая.       — Прости. Просто я вижу, что твой Мирон перегибает палку и меня удручает, что я ничем не могу тебе помочь. И не говори, пожалуйста, что тебе и так прекрасно. Я же вижу, что нет. Глаза у тебя без всякого задора, словно выцвели, в них скорее страх, что с минуту на минуту припрётся Мирон и… и что? Накричит? Ударит? Я не знаю, что у вас происходит, а ты мне ничего не говоришь. Как я понимаю, тоже его косвенный запрет. А может и не косвенный. В любом случае я хочу помочь тебе как-нибудь. Я знаю, что ты всё равно не позвонишь, даже если тебе будет очень хуёво, но блин. Что мне ещё остаётся делать? Я в общем всегда жду твоего звонка, мой дом — твой дом. И я не перестану к тебе звонить и пытаться тебя куда-нибудь вытянуть. Скажи честно. Только честно, я и так знаю ответ, но всё равно, хочу услышать его от тебя. Почему на самом деле ты сегодня не пошёл с нами разбираться с мерчем? Не ври, пожалуйста. Я же по глазам всё равно увижу.       Слава вздохнул, отпил ещё немного чая и повесил голову. Врать и правда не стал.       — Он сказал «нет», — признался честно.       Ваня сжал челюсть и с трудом удержался от очередного оскорбления. Но Славу они действительно добивали. Оскорбляли Мирона, а казалось, что его самого. Нет, это было даже хуже. На себя похуй, а на него нет. Сердце больно тянуло от того, что лучший друг и человек, кому отдана его душа со всеми потрохами, не ладят. Совершенно не ладят.       — Продолжим разговор честности? Чего ты боишься? Если Мирон придёт домой и застукает нас. Что он тебе сделает?       — Ничего не сделает, — без особо энтузиазма отбил Слава, смотря в остывающий чай.       — Сделает, — решительно сказал Ваня. — Знаешь, бешусь от того, что ты почти каждым словом мне врёшь, но куда больше я злюсь именно на него. Какая ему вообще причина держать тебя одного дома? Типа, прикольно? Жёнушка? Собачка? Слуга? Он в тебе человека хоть иногда видит или просто ебёт, когда хочет, и жрать просит?       — Прекрати, — опять с нажимом попросил Слава и спрятался в чашке. — Не лезь. Не надо. Пожалуйста. У нас вроде бы наконец что-то налаживается.       — «Вроде бы наконец», — подметил едко Ваня. — Я знал, что ты мне пиздел раньше, что у вас всё хорошо, рад, что теперь признаёшь обратное. И что же у вас такое происходит, что ты обратно на лучшее надеешься? В чём продвижение? Если он тебя вообще из дома перестал выпускать. И не пизди, блять опять, не надо пытаться его защищать, я тебе всё равно не поверю. Я уже ничему, что ты говоришь, не верю.       Слава действительно порывался что-то сказать в защиту Мирона и себя, но потом нахмурился и даже малясь оскорбился. Хотя это был справедливый упрёк. Он давно говорил Ване только неправду с наигранным довольным лицом. А Ваня ж не тупой, он видел это. Не всё, конечно, получалось у него читать, где-то он боялся делать поспешные выводы, но соль от этого не менялась. Ваня видел и чувствовал, понимал, что ему пиздели. Так что он имеет полное право не верить и дальше любому его слову. Оно с лёгкостью может оказаться лживым.       — Давай просто поболтаем о чём-нибудь другом, — предложил Слава. — Я скучал.       Ваня просиял.       — А вот в это я верю!       Сказал он и захохотал. Тепло и ярко. Ему хотелось улыбаться. Слава это и делал. Кажется, первый раз за последний месяц он улыбнулся.       Проболтали они о всякой хуйне, даже мерч обсудили и обосрали его почти полностью, но прониклись к нему вдруг огромнейшей любовью и решили оставить всё, как есть. Это было забавно, весело, как в старые добрые. И легко. Слава даже забыл в чьей квартире находится и что может пойти не так. Он расслабился и подъёбывал Ваньку, а тот его. Даже трек вместе набросали. Упоротый, но… трек. Время с Ваней было бесценным и прошло оно как-то чересчур быстро.       Тому на телефон позвонил Евстигнеев и предупредил, что распрощался с Мироном. Ваня поблагодарил его, поджал губы и тяжко вздохнул.       — Если ты не скажешь своему Мирону, что я был здесь, то ты ему даже не соврёшь. А весь день ты, скажем, ничего толком не делал. Чай пил, тречок записал. Можешь даже показать, чтобы он точно к тебе не лез, — наставил Ваня в коридоре. — А я попытаюсь устроить нам ещё подобных встреч. Тебе ж понравилось? Только честно.       Слава от души ему улыбнулся и кивнул. Здесь пиздеть было просто бессмысленно. По крайней мере искрящиеся удовольствием и явным счастьем глаза выдавали его с головой.       — Не-не, что ты вот киваешь? Не верю, давай вслух скажи.       Слава фыркнул.       — А ещё чего тебе сделать?       — Ну скажи, — заканючил Ваня.       — Ну понравилось. Но… всё же не приходи сюда, — Слава поставил акцент на этом слове, — больше.       Ваня хмыкнул и улыбнулся ему уголком губ. Они обнялись на прощанье и расстались. Слава запер за ним дверь и только тогда осознал, что натворил. По-хорошему нужно было рассказать обо всём Мирону. Исход будет всё равно плачевным, но не настолько, если Мирон догадается сам или… вдруг случайно узнает от кого-нибудь. Но Слава не мог себя заставить позвонить ему и наябедничать. Не мог. Просто не мог. Потому что не хотел. Но и молчать…       Когда пришёл Мирон, Слава уже вымыл всю посуду, вытер стол и вообще скрыл все следы возможного чужака в доме. Мирон был слегка пьяненьким, но в целом довольным и вымотанным. Он коротко поздоровался, пошёл в душ и вскоре вышел в одном полотенце. Завалился спать так и не одевшись в домашнее. Слава положил ему одежду на тумбочку и сам не затягивал со сном. Хотя в отличии от Мирона спалось ему крайне плохо.              ***              — Я к Ване, не ебу во сколько приеду. Будь дома.       Мирон захлопнул за собой двери, зная, что Слава их закроет, и побежал по лестнице вниз. Ему с одной стороны хотелось разгрузиться, а раньше с Ваней у него отлично это выходило, но с другой стороны сейчас это было совершенно не взаправду и его понимало только пойло. Любое! Мирон с любимым алкоголем находил общий язык, особенно с высокоградусным. Только после того, как он выгнал Славу за дверь, желание бухать как-то подутихло. Тот ведь такой чуткий и исполнительный мальчик, слова поперёк не скажет, а пьяным Мирон может что-то похлеще ночёвки под дверью придумать. Так что пришлось исправляться. Да и хуёво пить, когда на утро блюёшь и не помнишь трети вчерашнего, а если напиваться, то только так. Он уже давно потерял чувство меры и не знал на чём держался, когда отказывался от новой бутылки.       Просто на самом деле всё шло не по планам. Просто друзья отдалились, с девушкой давным давно сорвалось, а сердце до сих пор ныло, а Слава… Да он как призрак коммунизма блин. Его нет, а он есть и очень ощутимо есть. Из-за него Мирону даже дома сидеть не хотелось, он постоянно искал с кем-нибудь встреч, а если их не было, то просто бродил по Питерским улицам. Домой возвращаться было некомфортно.       Не всегда правда. Вроде бы в последнее время Слава начал меньше трястись да и в целом привык. То есть он стал меньше бесить, а это не могло не радовать. Так вообще станут жить чуть ли не душа в душу, как хорошие сожители. Только с возможностью своего сожителя поёбывать, но в целом это было даже необязательно. Слава не был особо привлекательным или красивым, скорее просто милым, но не настолько, чтобы на него каждый раз железно стояло. Зачастую он попадался под руку при лёгком опьянение, а во время него у Мирона зачастую повышалась возбудимость и ему было в целом похер кого ебать.       А так как в последнее время чувство меры у Мирона немного съехало, он решил пока что отказаться от алкоголя, чтобы не наворотить каких-нибудь делов. Но тут был тупик. Разгрузиться не получалось ни с бухлом, ни с друзьями. И Мирон каждый раз ехал с ними тусить со странным чувством безнадёги и надежды. Авось прокатит? Может быть получится расслабиться? Как в старые добрые? И знал ведь, что обломается. Каждый раз так происходило. Даже на недавней вылазке в лесок с Ванькой. Всё вроде бы хорошо, веселились, говорили о разной чепухе, но всё равно чувствовалось натяжение в улыбках и в целом напряжение друг с другом. Никто из них тогда вслух этого не сказал, но Мирон после встречи с ним был вдвойне вымотан. Вроде и приятно устал, а вздохнул спокойно, только когда домой пришёл и смог наконец-то расслабиться по-настоящему.       Ванин подъезд встретил тёмным молчанием. Мирон вдохнул в грудь воздуха — пахло в подъезде недурно, его хорошо убирали и сейчас кто-то готовил мясной пирог, запах стоял восхитительный — и выдохнул, закрывая сердце на замок. Натянул на лицо приветливую улыбку, она был искренней, но всё же по правде натянутой, и позвонил в двери. Открыли ему скоро. Ваня коротко улыбнулся, обнял его и пригласил внутрь.       Пока Мирон скидывал обувь, заметил ещё две пары обуви, которые явно не принадлежали Ване. И тапок в тумбочке было меньше обычного. Кого же ещё он пригласил и почему не сказал?       Порог гостиной Мирон переступал долго. В Ванином компьютерном кресле сидел Светло, увлечённо разбираясь со своим телефоном. Из угла Мирона позвала Женя. Теперь становились понятны двое других приглашённых. И если Женечке Мирон был рад всегда, то… хули здесь забыл этот шакал ебаный он не понимал. Сел в своё любимое кресло, пожав Жене руку и полностью проигнорировав Светло. Светло впрочем тоже не спешил здороваться.       — Ты чай будешь? — поинтересовался Ваня. — Я недавно прикольный с молочным улуном заварил. Хочешь?       Мирон замедленно кивнул и всё же одарил Светло взглядом. Если будет лекция ещё и от него, то можно будет с чистым сердцем свалить. Время в тишине шло неимоверно долго, хотя это были всего три минуты, по истечению которых Ваня принёс Мирону чёрную округлую крышку с горячим чаем и присел жопой на свой компьютерный стол.       Значится разговор какой-то планировался. Мирон строго решил, что даже несмотря на Женю, до конца, если что ему не понравится, сидеть не будет. Простите, конечно, но его обманули. Он ехал посидеть со своим другом, а тут комната допроса образовалась с уёбком-копом в главной роли. Ну или не в главной, но в любом случае Светло явно был лишним.       Чай оказался вкусным. Действительно вкусным, несмотря на то, что особого внимания на вкус у неалкогольных напитков Мирон не обращал. Неплохо и неплохо, а тут прям вкусно, расслабляюще. Он растёкся в кресле, прижав к себе кружку и коротко с вопросом посмотрел на Ваню. Тот немного отвёл взгляд. Значит, начинать разговор ему не хотелось. А Мирон и не торопился. Можно и чая пока попить. Тем более, что и Женя помалкивала.       Через три глотка Ваня всё же ожил.       — Ты его всё же ограничиваешь, — сказал он.       Чтобы просто что-то сказать и как-то подступиться к этой теме, но нормальных слов для введения Ваня никогда подбирать не умел, поэтому зачастую шёл в лоб. Мирон легко усмехнулся, почти ласково.       — Разве что только немного, — признался он спокойно. Чай разморил, ссориться не хотелось.       — Зачем? — моментально зацепился вопросом Ванька с какой-то странной надеждой в глазах. А что ему было ответить? Ну потому что так надо, потому что так хочется, потому что так правильно. Но он бы всё равно не понял подобного ответа.       Поэтому Мирон пожал плечами. Он хотел уже сказать: «мой соул, что хочу с ним, то и делаю», но вовремя понял, что эти слова могли прозвучать слишком неправильно. Исправился:       — Мне так спокойнее. Я к нему привязался. А что?       Отчасти это даже не было ложью. А может и полностью не было. В любом случае он ответил на Ванин вопрос и продолжил невозмутимо спокойно пить чай.       А вот Светло хрюкнул и сложил на груди руки.       — А то, что ему может больше хочется со мной там общаться, из дома выходить, не?       — Я не запрещал ему с тобой общаться, — с напускной искренностью и деловитостью ответил Мирон. Вот здесь он и лукавил и не лукавил одновременно.       — Я знаю, — ответил с каким-то оттягом Светло. Бесячее изменение голоса. — Потому что тогда бы он меня и на порог не пустил.       Мирон замер. Что не сделал? Он посмотрел выжидающе и холодно на Светло, тот сиял самодовольством.       — Только не говори мне, что был у меня дома, пока меня не было, — отчеканил Мирон, пристально за ним наблюдая. По малейшим изменениям мимики можно было легко уловить когда человек нагло пиздит в лицо, а когда просто что-то скрывает. Светло широко победно оскалился и кивнул. И не было в этом жесте даже доли неправды.       Эта зараза была у него дома. И Слава, блять, посмел об этом не сказать? Тебе пиздец, Славочка. Сука, блять, нахуй, пиздец тебе. Когда это было? Сколько эта падла сидела у него дома? И что они там, блять, делали?       Мирон утихомирил свою внутреннюю злость и холодно поинтересовался:       — И что же вы делали?       — Болтали, — просто ответил Светло. — О самом разном. Мне вот Ваня передал, что Слава, оказывается, не в восторге от моей компании. Ну я и приехал проверить, потому что сам Слава практически отказывается общаться по телефону и никуда не выезжает. Мы с ним так и не пересекались в живую с того раза, как ты припёрся за ним в час ночи. Ну мы посидели, хорошо, кстати, посидели, и я у него даже напрямую спросил: понравилась ли ему моя компания?       Женя и Ваня сидели молча на своих местах и пристально смотрели за реакцией Мирона. Мирон же в свою очередь держал себя в руках, чтобы не засадить кулаком в эту ебливую бесячую рожу. Но на лице он продолжал держать невозмутимость, хотя это давалось ему крайне сложно.       — И что он ответил? — полюбопытствовал почти мирно Мирон.       Ваня достал свой телефон, он был подключён к красной jbl колонке, из которой вскоре полился ответ на вопрос Мирона.       …       «Не-не, что ты вот киваешь? Не верю, давай вслух скажи»       «А ещё чего тебе сделать?»       «Ну скажи»       «Ну понравилось. Но… всё же не приходи сюда больше»              «Ну понравилось»? Значит Ваня точно был у них дома? И разговаривал со Славой. И Слава его впустил? И ничего не рассказал? И это называется соул? Соулы не должны предавать, а это именно оно и есть. Предательство. Во-первых, Мирон ясно дал понять, чтобы Слава со Светло не пересекался, а во-вторых и своей башкой можно было додуматься, что пускать этого уёбка в квартиру было плохой идеей. Ну и третье — почему не сказал?       Мирон был зол и даже перестал это скрывать.       — Как ты узнал мой адрес? — обратился он напрямую к Светло железным голосом.       По записи нельзя было понять, где именно они разговаривают и когда, так что шанс, что это всё пиздёж и провокация всё же оставался. Но его добил Ваня. Свой же. Он сказал негромко: «Я дал». Мирон сжал в струнку губы.       — Слушай, Мирон, — вставила Женя впервые своё слово, — мы же не говорим, что ты всё делаешь неправильно или плохо, мы просто спрашиваем и волнуемся. И за тебя, и за Славу.       Мирон промолчал. Злость злостью, а на Женьку срываться в его планах не было. На Ваню можно. На Светло тоже. На Славу тем более. А на Женю нет. Зато понятно, зачем она здесь. Как защита. И переговорщик.       — Просто ты ведь слышал, что Славе хорошо в компании Вани, но они почему-то перестали общаться. Скажи честно, ты что-то говорил Славе?       — Да, — просто ответил Мирон и развалился в кресле уже совершенно спокойно. Его вдруг отпустило. Чего теперь скрывать? Похуй, промывка мозгов началась. Нужно только дождаться удобного момента, чтобы свалить. — Говорил. Чтобы он поменьше со Светло контачил, но что-то, видимо, пошло не так. И он посмел меня ослушаться.       Из него пёрло агрессией. Нечасто это было, потому что по своей сути агрессивным человеком Мирон не был. Он как заводился с пол-оборота, так же быстро и остывал. Но сейчас в нём клокотала настоящая злость, которая испугала и Женьку и Ваню, а вот Светло улыбался, как шизанутый, и сдерживать кулаки было сложнее. Костяшки чесались, предвкушая встречу с мягкой щекой или этим бесячим шоколадным глазом. А может и носом. Со всем лицом нахуй.       Из-за чего Мирон так ненавидел Светло он и сам толком не знал. Наверное, он ему с первого взгляда не понравился, а при их первом общении вживую тот вообще начал на него наезжать, что он порвёт Славе жопу и много чё ещё сделает. Предъявы в никуда. Мирон прекрасно осознавал и осознаёт, что делает и никому ничего рвать он не хотел изначально. Хотя сейчас уже хотел. Он даже не понимал на кого злится больше. На всех. На Ваню, на Светло и на Славу. Особенно на последнего. Это его вина, что сейчас происходил этот разговор. «Ну понравилось» ему. Хорошо посидели да? Поболтали о многом? Слав, а кто тебе, блять, вообще давал разрешение пускать в чужой дом каких-то левых людей?       — Зачем? — спросил Ваня. Ещё один предатель. — Зачем ты его ограничиваешь? Только честно.       — Потому что могу и потому что хочу, — с расстановкой ответил Мирон. Даже с нажимом и облизал в быстром жесте губы.       — Козлина, — выплюнул Светло.       Мирон расставил ноги пошире и удобнее вбился в спинку кресла. Куда теперь спешить? Можно и поговорить. Волна правильная, интересная. У Вани лицо вон как вытянулось, даже Женька застыла. Хотя перед ней стыдно. Но вот перед остальными нет.       — Ты его абьюзишь, — сказал Светло обвинительно. — Мне уже даже похуй бьёшь ты его или нет. Ты вообще перестал его куда-либо отпускать. Словно в заложниках держишь. Пару дней я до него просто дозвониться не могу. Я не хотел палить, что был у вас, но с этим уже надо было что-то делать. В общем, я его обратно забираю, а то…       — Нет, — перебил его Мирон. — Не забираешь.       Телефон в руках включился мессенджером, пальцы набрали пару сообщений Славе, чтобы тот точно не посмел на этот раз открыть дверь кому не надо или сделать ещё то, что нельзя. Светло начал о чём-то кукарекать, к нему присоединились и остальные, в том числе и Женька. Мирон не стал их слушать, молча встал и направился к выходу. У дверей его догнал Светло, наскочил с кулаками, но его вовремя поймал за шкирку Ваня. Если бы он не поймал, Мирон бы хорошую ответочку запилил, а так только поспешно ретировался из квартиры, на ходу вызывая такси подальше от подъезда. Слава ответил, что будет сидеть дома и никому не откроет двери. И в конце ещё поинтересовался, случилось ли что. Мирон закурил на улице, облизал горькие от табака губы и хмыкнул. Отписал, чтобы Слава не отвечал и ни на чьи звонки, кроме его. И ни на чьи сообщения. Пусть теплится в ожидании и предвкушении чего-то плохого. Это порой отлично закаляет от глупых решений в дальнейшем.