OST: — ABBA — Head Over Heels
Понедельник — день тяжёлый. Для Коса это правило не знало исключений, но сегодня он пересилил себя, оказываясь на пороге офиса по расписанию. Почти по расписанию… Подумаешь, на два часа опоздал! Начальство, как говорится, не опаздывает, а задерживается. Переживут, никуда не денутся, а Белый сам не любит, когда его торопят. Но все началось с того, что Космос проспал, а Лиза, как истинная жена декабриста, взяла пример с мужа. Так могло продолжаться до добрых часов двенадцати, но непутевых родителей разбудил грохот на кухне, на проверку оказавшийся звоном разбившейся вазы со сладостями. Виновница чрезвычайного происшествия, испугавшись, заголосила на всю квартиру, а к Косу и Лизе вернулась потерянная бодрость, прихватив совок и веник. Спасибо, доченька.— Мы опоздали! Везде, где только можно, Холмогоров! Что ты такой тормоз, издеваешься надо мной? — звучный голос Лизы стал больше похож на повизгивание. Одной рукой она похлопывала Арюшу по спинке, пытаясь остановить её обеспокоенное верещание, а другой смахнуть со лба спутанные золотистые пряди. — Арька, хулиганка! Как кошка нашкодила, а теперь в кусты? Напугалась? — Кафету, — выбирая между плачем и возможностью урвать леденец или шоколадку, Ариадна Космосовна всегда выбирала последнее, не ошибаясь. — Ну дай, мама! Пап? — Мамаша, а кто будильник забыл включить? — Кос пытается быть расторопным, борясь с сонливостью, но от этого у него всё выходит только хуже. — Пушкин или Пчёлкин? Что ты Ежу мозги пудришь? Ты сама такая же промза! — Сказать, кто помешал мне найти этот многострадальный будильник? — Заслуг не отрицаю. — Кос, давай не при ребенке обсуждать все твои боевые заслуги… — Да любой мне позавидует, а потом захлебнётся слюнями. — Нелепая и глупая смерть! — Ты ещё жалуешься, женщина? — А ты неисправим, Кос! — На это ты и ведёшься!
Пока Космос пытался не порезаться и быстро закончить с уборкой осколков, то Лиза выговаривала Аре за нечаянную проделку. Но была и детская правда — родители бессовестно забыли про завтрак, не говоря о других каждодневных утренних обыкновениях. Посмотрев на часы, которые показывали начало десятого, Лиза и Кос, было, подумали, что мысль о внезапном выходном не такая уж и плохая, но они не студенты прохладной жизни. Аречке пришлось смириться с тем, что утро продолжится в детском саду, Космосу срочно вспоминать, в каком углу обитают ключи от его машины, а Лизе стихийно руководить этим бедламом. Ноябрь заканчивался крайне сумбурно. Однако опоздание Космоса по всем фронтам прошло незамеченным, потому что понедельник опять распределил его друзей по углам. Пчёлкин, изображая учёность, углубился в изучение условий очередного кредитного договора, думая, какую выгоду он сулит, а Саша с Филом разъехались по встречам. Ничего передать они не просили, а Пчёла, здороваясь с мужем сестры, зевал, как детёныш орангутанга. Никакой путевой беседы с ним не выходило, и Холмогоров решил не нарушать режима осмотрительности друга, оставляя его наедине с бумажками. Кос не вникал в подробности, и, если признаться честно, сегодня ему не до этого. Он сам наглухо запер двери к себе, пытаясь сосредоточиться на вопросе, который никак не был связан с тем, что происходило в офисе. Не каждый раз в голову приходят настолько свежие и полезные мысли, вызванные не только общей модой объяснимой глаголом «выделиться», но и значимыми событиями в собственной жизни, мимо которых нельзя проехать и пройти. Поэтому случайно попавшийся под руку чистый листок бумаги изрисован не самыми ровными линиями. Получилось невнятное подобие загородного дома, в перспективе — большого и с красивыми видами. Осталось лишь найти его и приобрести, времени на постройку не было, и тогда заветная мечта одной алмазной фантазёрки исполнится. Космос уже представлял, как загорятся глаза Лизы, которая узнает, что они смогут жить не только в городе. Да и Арька, глотнув воздуха свободы, будет расти здоровее. Когда-то нужно было отдыхать от суеты. Оставалось лишь грамотно обставить процесс приобретения новой недвижимости, а заодно поторопиться — на все оставалось меньше двух месяцев. Ведь двадцать четвертого января девяносто четвертого года Космос и Лиза отметят третью годовщину свадьбы. Когда-то в девяностом он сам предложил ей эту дату, случайно вычитав в журнале, что январские брачные союзы обещают самые лучшие времена для пары. Лиза даже не спорила с ним. Единственный раз за всё их долгое знакомство! Тот факт, что регистрация брака выпадала на неё день рождения, сильнее укрепил Космоса в уверенности, что он всё делает правильно. В определенных комбинациях ему не было равных! Что ж, с одним начинанием решено. Сроки ограничены, но Космосу не привыкать действовать по ситуации, располагая ограниченным временем. Можно было не сомневаться, что жене понравится его затея, воплощенная в реальность. Главное, чтобы кто-то по имени Пчёла не раскололся, демонстрируя свою не вовремя добрую братскую душу. Холмогоров надеялся, что друг располагает хотя бы одним приблизительным вариантом. Нужно же с кем-то перетереть эту тему, пусть излишних полезных советов сын профессора астрофизики не любил. Сам кому хочешь лекцию прочитает. Космос задумчиво рассматривал золотистый ободок обручального кольца, более не находя для себя срочных занятий. Этот отрезок благородного металла навсегда останется для него чем-то сокровенным и глубоко личным. Кольцо напоминало не только о чувстве, захлестнувшем с головой и окончательно, но об ответственности и долге. Единственном выборе, который просто не мог быть связан с другой женщиной. Кольцо напоминало об Арьке — милой и смешной, доброй и непосредственной, которая не хотела, чтобы папа оставлял её в детском саду. И о том, как многое он должен сделать, сам не зная, хватит ли сил. И какое место он занимает во всей этой суетной круговерти. Золотое кольцо — целая жизнь. Вот такая вот полуденная философия. — Эй, босс, чё у тебя ни одной симпатичной секретарши нет на входе? А то раз в вечность пришёл, но навстречу мне только буйволы какие-то откинутые и овцы пуганные, — не видать Космосу Юрьевичу спокойствия в проекции ближайших двух часов, ведь его уединение безжалостно прерывают. — Непорядок так гостя встречать, неуч! Сколько раз заливал тебе про обычаи? Не заметив, как открылась дверь, Холмогоров чуть не проспал счастливый момент явления Гелы Сванадзе народу. В самом деле, в этом здании его знала каждая собака, и грузин, не мешкая и не распинаясь, не спрашивал разрешения, чтобы войти к Космосу. Тем более Холмогоров и сам не первый день ждёт момента, когда ленинградский друг снизойдёт до него. Тема для разговора зрела не один месяц, и чем дальше, тем злободневнее она становилась. Вот и представился случай поговорить… — Твою мать, Гелыч… — опешив от внезапности, Холмогоров откатывается на кресле назад, но останавливается, упираясь каблуками в пол, — а если б я сейчас тут коньки отбросил от испуга? Чуешь, как бы тебе прилетело? Не от меня, заметь, мне бы было уже пофигу! — Стареешь, прохвост? Или реакция хреновая стала? — Гела все ещё стоял на пороге, дико забавляясь от вида встревоженного друга. Он добивался именно такого эффекта от встречи. — Космодром, не сдавай позиций, не вздумай! Не посрами род мужеский… — Смотрите на него, запел! Проходи, садись, греми костями… — не расточая себя на лишние слова, Кос жестом подзывает гостя к себе, — то не дозовешься ни хрена, то как снег на голову. Абрек ты и в Африке абрек! Всё набегами живёшь. — Держу марку, — Гела, по признанию многих, умел появляться в нужный момент, — как удачу за хвост и гриву. Цепкий я мальчишка! — Лучше бы ты другую марку ради такой встречи припёр… — Обижаешь, — из-за спины Сванадзе появился серебристый бумажный пакет. Нетрудно догадаться, что этот хозяин медной горы туда запрятал, — но у тебя тут и посмотреть не на что! Вот чего с тобой глушить, если никаких развлечений вокруг? — Гелыч, если тебе секретарш, то это к Пчёле. Он со всем этим зоопарком на короткой ноге, а я человек женатый, мне эти сучки крашенные противопоказаны, — вселенная Космоса Холмогорова не знала замен, — счастливо женатый, Гел. Учись. Тебе, кстати, тоже давно пора. Тридцатник скоро, ты в паспорт смотрел? — Космосило, облико де морале, — мужчины крепко пожимают друг другу руки, явно обрадованные встречей. Общение, наполненное незлой иронией и подковырками, их давно не напрягает. — Не дурак, а насчёт новых знакомств буду брать уроки у Пчёлы, там мастерство пропитое. — Хорош, бля, прикалываться, — в самом деле, Космосу в пору возмущаться, — я тебя когда заехать просил? Когда сады цвели? А ты и не заметил, как пролетело лето, да, труженик юридического тыла? — Как дела, Косматый? Что ты, твою дивизию, сразу с порога про свои запросы… — наверняка предвидя, о чем захочет поговорить Кос, Гела сводит тему к мирным водам. — Не гунди ты, а то я подумаю, что зря приехал! Как в старые добрые… — Не дождешься, царь грузинский, уже народил, — два с лишним года Холмогоров имеет полное право на подобный ответ, и никто с ним не поспорит, — но не отстрелялся, что тоже немаловажно. — Никакой с тобой интриги, — Геле нравится дух авантюризма, посеянный этой бредовой беседой, — и на что только Павлова повелась? На общую дурку в башне? — Врёшь ты всё, — вопрос о том, на что же повелась Лиза, будоражил многих, но только не мужа и жену Холмогоровых, — я сам — интрига века, спасибо бате за имя! — Лизке будешь заливать про это, а сейчас давай кофейку. Продрог. — Наконец-то нормально мыслить начинаешь! — Как бы не сглазить. Геле не надо долго гадать, чтобы понять, о чём с ним захочет поговорить Космос. Нет, это не деловые связи с новыми партнерами, которыми одной питерской фирме с филиалом в Москве неплохо бы было обрасти (но на этот счёт у шефа Гелы был свой пунктик и другие знакомства из круглых кабинетов), и не предложение присоединиться к команде. Юридический отдел «Курс-Инвеста» не настолько примечателен, чтобы Сванадзе покинул людей, которым многим был обязан. Например, тем, что сейчас спокойно сидит напротив Холмогорова, делясь с ним пережитым. И ждет, когда Кос произнесет краткое имя на «Л», понимая, что не может посеять раздор между друзьями. За легким разговором скрывался буйный поток мыслей Космоса; он пытался добраться до нужной ступени, которая бы плавно заключила беседу на том, чем сейчас занимается Лиза. И как сместить вектор её активности на что-то более приятное, чем полный рабочий день с перерывом на перекур. Кос не признавался себе, что видит в таком положении дел угрозу для семейной лодки, но не мог отказаться от своих принципов и вполне логичного расклада для семьи. Гела, пользуясь авторитетом старшего товарища, мог бы донести до Лизы мысли — ей незачем вертеться, как белке в колесе. Осталось понять, насколько эта идея была провальной. И озвучить её наконец. — Говорил, что ждал, жить без меня не мог, а сам всё про тачку новую заливаешь, Кос, — слушая очередную песнь в честь черного железного монстра под маркой «Мерседес», Гела успел порядком заскучать. — Да у тебя этих железяк, как у дурака фантиков. Удивил. — Я тут талдычу, на какие колеса надо пересаживаться, как люди делают нормальные, — автомобили всегда были большой страстью Космоса, но сейчас же удачно пришились к разговору, — а тебе уже неинтересно? — Обойдёмся без сидения на колесах, Кос, а то хер его знает, к каким последствиям это приводит, — не любил Гела двусмысленных выражений, — и не в мерине твоём дело, шельмец! — Бля, не придирался бы к словам, царь грузинский, — и если Гела его раскусил, то Космосу даже легче, — с чего-то же надо начинать, верно? — А ты, старик, перестал бы темнить. — Чего сразу темню? — Ты ж меня не просто чай с коньяком гонять позвал? — Я знал, что ты догадливый пацан. — Тогда поясняй. — Нетрудно. Медленно приподнявшись с кресла, Космос подходит к окну, мимоходом рассматривая серо-желтые улицы. Не любил он ни дождливую осень, ни грядущие зимы с трескучими холодами, но иногда о них и вправду проще думать, чем о самых дорогих на свете людях, в привязанности к которым его никто не посмеет упрекнуть. Сплетник злорадно скажет, что Холмогорову чужды переживания? Пожалуйста, своим поведением Кос готов это доказывать, но поступки обнаруживают иную правду. И она подкреплена не только золотыми кольцами и гербовыми бумажками, но и безотчетной и абсолютной любовью. Когда и слышать о других не хочется. Совсем. И будь воля Космоса, то он непременно бы оградил жену и дочь от остального мира стеной, чтобы они не увидели обманчивой изнанки. Его алмазные космические девчонки! Жаль, что простота любой ситуации обманчива. И удерживать Лизу, запрещая ей заниматься тем, чем она всю жизнь желала, не было бы честным. Но кто сказал, что неправильным? — Знаешь, Гел, мне тревожно. Вроде ни хрена не случилось, всё путём, грех жаловаться, но… — и если Сванадзе хотел услышать правду, то он её получит. — Я живу не без опаски, чтобы моя жена была известна кому-то более, чем ближнему кругу. Я понимаю, что это дело семьи, в которой её до сих пор опекают, как могут. Может, вину чувствуют, я в это не лезу, дела прошедших дней. Но это моя Лиза! Моя! Понимай, как нравится. И если в твоём болотном Питере тебе найдется другой помощник, поверь, я сделаю так, что Лиза не обидится. Не до того ей будет. — Уверен? — получается у Гелы коротко и с усмешкой. — Более чем, — Кос не понимает, какой эффект произвела его речь на Сванадзе, хороший или плохой, но от своих слов отказываться не собирается. — На все сто пятьдесят? — Если не на двести. Интриган из Космоса не вышел. Может, оно и к лучшему. Фантазии не к месту, а Гела знал, что придётся выслушать. Вроде бы не прозвучало просьбы или приказа, но намёк ясен: всем будет лучше, если московский филиал строительной компании питерского бизнесмена Рафаловича, лишится одного из сотрудников юридического отдела. И какая-то доля правды есть в этих словах. Косу не понаслышке известно, что такое риск, и он помнил, кто всегда мог оказаться под прицелом. И не переубедишь. — Перегнуть не боишься? Тебе же известно, чем обычно это заканчивается? — спрашивает Гела, окунаясь в не слишком далёкие от девяносто третьего года события. — У нас другие обстоятельства, — осень восемьдесят девятого года восставала из пепла тогда, когда этого Космосу не хотелось. — Сам можешь увидеть, что более серьезные. Я от них и отталкиваюсь. — Отталкиваешься, как с пригорка на санках, — и Геле известно, с какой бешеной скоростью эти саночки могу рассекать по ухабистым дорогам. — И чего от меня хочешь? Чтобы мозги ей промыл? Остановил тогда, когда у нее всё только начинается? Она же выбрала свои грабли в лице тебя, я прав? А мне казалось, что ты лучше других в курсе, что Лизка меня пошлёт. И будет права. И я не обижусь. — Чую одним местом, что добром всё это не кончится, но я твою позицию понял, старик. Ты думаешь, что я опять чего-то наломаю, а потом придется выбивать билеты, как по старой традиции? Нет, в Ленинград никто не побежит. Хотя бы потому что два года нет такого наименования на карте. — Косматый, ты с жиру бесишься, серьёзно! Чего тебе ещё от жизни надо? Шоколада, ёпт твою? Девчонка растёт и не кашляет, Лиза в сторону посмотреть не вздумает. Любой позавидует. Ты говоришь про опасности? Блять, Кос, ну, а чем ты думал, когда выбирал? А решать за человека? Нет, карандаш, извиняй, здесь ты не хозяин. Сходка не та… — Я зря передёргиваю? — и Холмогоров искренне надеялся, что действительно зря. Но не успокаивался, зараженный пагубной идеей. — Когда один Космос Холмогоров начинает мутить воду, то ко всем его близким приходит вполне ожидаемая кабзда! — Скажешь тоже, — не думал же сын профессора астрофизики, что слова Гелы Сванадзе окажутся пророческими, — потомок Багратиона, блин! — Какой есть, Космодром, какой есть, — градус диалога с другом настолько обескуражил Гелу, что он тянется к пачке сигарет, а после закуривает без разрешения хозяина кабинета, — но ты лучше бы не думал, как всех подогнать под себя, а о себе задумался. Как живешь, чем живешь? И на какой хер, в конце концов, оно тебе сдалось, кроме мешка баксов… — Это общее дело, — последовав примеру Сванадзе, Космос затягивается неизменными красно-белыми, теряя вкус к спору о своём космическом королевстве, — но ладно, Гелыч, выяснили! Про наше бла-бла-бла моей ни слова. Иначе я рискую быть калекой, а мне до годовщины свадьбы дожить хочется. — Чё, Кос, уже что-то затеял? — темный взгляд Гелы падает на лист бумаги, изрисованный шариковой ручкой. — Ну Пикассо! В тебе спился талант художника… — Затеял, — и продолжал бы продумывать детали, если бы Гела так вероломно не упал бы с неба, — это то, что она явно хочет, пусть и времени у меня в обрез! — Найду я тебе один телефончик, не грузись, — в благом начинании Гела мог только посодействовать Космосу. — Отцовский знакомый, продает свою домину. Не знаю, за какие шиши отгрохал, но не нужным это все ему оказалось, за бугор решил свалить. Посмотришь, оценишь, но вариант примечательный. И до Москвы недалече… — А вот это уже правильное русло разговора! — Ещё бы. — Замётано! Гела, наблюдая за стрелками часов, собирался бы ретироваться, помня, что масса нерешенных дел дожидались его на работе, но, нагрянувший, как метеорит, Филатов, не дал тому совершиться. Валера, располагая прекрасным настроением, контрастировавшим с погодой за окном, окончательно рассеял облака неясности, которые, было, попытались обрушиться на головы его друзей. Недаром Белов сделал Фила безопасником.***
Лиза приехала домой раньше. Последний понедельник ноября явно не был создан для работы, о чем с утра и оповестил Гела, укатывая куда-то по адресам. К счастью, нерешенных дел оставалось не так много, и в пять часов вечера, обнимая присмиревшую Арьку, Холмогорова могла спокойно смотреть телевизор. Да, это детские мультфильмы с кассет, которые пачками скупал Космос на радость их домашней Понке, но и взрослые хотят почувствовать себя маленькими. Кажется, что картинка на экране занимает Лизу гораздо больше, чем Арю, но это нисколько не печалило. Аречка ещё поймет всю прелесть беззаботной поры. Всему своё время. — Точно есть не хочешь, — интересуется Лиза, перебирая светлые локоны дочери, пахнущие детским земляничным шампунем, — Арюша? В ответ девочка тянется к вазе, стоявшей у телевизора, извлекая из неё шоколадное яйцо с сюрпризом, и, отдав его матери, снова ложится у неё на коленях. Хитрые синие глазёнки безмолвно просят Лизу помочь раскрыть бело-красную обёртку. Несколько месяцев назад это действие превратилось в маленькую домашнюю традицию. — Наш ответ нормальной еде? — возможно, что производитель и рекомендовал не давать мелкие предметы детям младше трех лет, но разве можно отказать собственному ребенку? — Ага… — Аря близка к заветной цели. — Мы же сегодня открывали? — но Лиза не теряет надежды быть строгой матерью. — Надо! — железный аргумент и умоляющие зрачки Аречки делают своё дело. — Эх, обжоркин, — к тому же Лизе и самой любопытно, что скрывалось в новомодных «Киндерах», которыми заполнились полки магазинов, — сдаюсь! Появившаяся из капсулы игрушечная львица показалась Лизе крайне симпатичной, а Аря не преминула забрать себе мимолетный трофей (через десять минут она про него забудет, вернувшись в свою спаленку, где поселился филиал «Детского мира»), увлеченно рассматривая рыжеватую фигурку. Ожидания оправданы! — Довольна? — и Лиза не сомневалась, что иначе и быть не могло. — Да! — как мало в детстве нужно для счастья. — А кто так быстро скушал весь шоколад? — Аря, — малышка заходится смехом, как заводная игрушка, — я… — На здоровье, космонавтик! С дочкой Лизе всегда хорошо, будто за окном вечно светит апрельское солнце, а плечи обвивает ласковый ветер. У Арьки замечательный характер, открытый миру и непосредственный, и Лиза надеялась, что со временем это качество не потеряется. Смотря на неё, самую драгоценную девочку, Лиза совершенно не отдавала себе отчёта, как бы могла быть матерью другого ребенка?! Должно быть, что Космос тоже подобного не представлял, несмотря на бурную радость, охватившую ближний круг после того, как у Беловых родился мальчик. Ведь когда гордый дядя Саша пытался познакомить Аречку с Ваней, показывая ей кроху в синем конверте, то маленькая Холмогорова зашлась рёвом, очевидно, пугаясь нового человеческого детёныша. И Кос, утирая платком порозовевшее от слёз лицо дочери, сказал Лизе будто в шутку, что теперь ему точно не простят слов про настоящего пацана. Молодой женщине оставалось подписаться под словами мужа, не делая ложных прогнозов. В глазах родителей Арька — единственная и неповторимая… — Тилифон, — путая гласные, пропищала Аря, вставая с дивана, — мама! Мама… — Да иду я, иду, — Лиза поднимается вслед за дочерью нехотя, кутаясь в плед, — посиди на месте, солнышко, я сейчас вернусь! Мама за тобой следит… Как назло, но трубка оказалась на кухне. Однако звонящий оказался более чем приятным собеседником, хотя бы потому что был лучшей подругой Лизы. — О, Томк, мы как раз сейчас тебя с Арькой нагадали. Львица нам попалась, красивая, с зонтиком в этот раз, — совпадения не случайны. — Думаю, вылитая Филатова! — Ты чего мне вчера не позвонила? — на другом конце провода заходилась соловьем Тамара Филатова. — Я же ждала! Меня распирало поговорить, пришлось Валерке по ушам ездить. — Томк, правда, запамятовала, каюсь слёзно, а Фил нас простит… — если в двадцать два года можно жаловаться на собственный склероз. — Закрутились, а домой приехали никакие. Сегодня спали до победного, пока Арёнок не нашкодил. Потом еле в детский сад её уговорили собраться. С самого утра кавардак! — Лиза, я же говорила тебе — привози её ко мне, — Филатова с удовольствием проводила время с дочкой Холмогоровых, радуясь ей, как собственной. Томе казалось, что если у них с Валерой и будет дочь, то она будет такой же — игривой, как котенок, милой и славной, — нам с Арюшкиным всегда весело, она меня слушается. — Ага, накормишь её всякими «Милки-веями», знаю я твои преступления перед гастроэнтерологией, — видя, что Аря увлеклась просмотром мультфильма, Лиза перевела дух. — Нет, Том, помня, я так и не призналась Вите. Пока точно не надо говорить, бесится он с мысли о Софе, как чёрт! Эта напасть хуже, чем все другие. Даже той, о которой намекала Софка! — Куда деваться… — мысли двух подруг логично бросались к третьему недостающему элементу — Софе, — но она обещала тебе позвонить. А если коротко, то Артём Никитович Милославский, младенец на четыре кило. Красивый, как с открытки! — Мода на Артёмов застигла Софку даже в Копенгагене, — Лиза понимает, что сама она — лишнее напоминание для Голиковой. Напоминание о Пчёлкине, — но прибаутки в сторону, как у них дела? — По голосу — отлично, — удостоверила Филатова, — Софа не спускает с рук человечка. Бодрая, как огурец. Ник на службе, но домой летает, как она парад. Вот так люди живут. — И это прекрасно, Том, — так или иначе, но история Пчёлкина и Голиковой обрела свое логичное завершение. По крайней мере, для Софы. И неизвестно, когда подруги снова смогут увидеть зеленоглазую чуму, — а где наши служивые люди? Хоть для них сейчас — время детское… — На то и время детское, чтобы дали нам поговорить, — Тома набирает полные легкие воздуха, а затем выдает: — Холмогорова, слушай, я, похоже, не того лишка хватила сегодня. Потом одумалась, но поздно было! — Не пугай меня, родимая, — присматривая одним глазом за дочерью, Лиза уходит в коридор, сразу же начав измерять его шагами, — что у тебя за военная тайна? Не волнуйся, мы тебя коллективно отмажем при случае. — Ольга приезжала, время коротали, чай с тортом, как обычно, — пересказывая подруге события сегодняшнего дня, Тамара совсем не знает, какая последует реакция, — слово за слово… — Сплетня за сплетней, проходили, — ничего предосудительного в том, что Оля стала гостем Филатовой Лиза не видела, — что, как там она, справляется? Ванька прикурить даёт? — Куда она денется, парень-то растёт, но, Лиз… — выждав три секунды, Тома продолжает: — Пришлось рассказать ей про ту ночь! Честно, не хотела до последнего. Но она говорила, что чувствовала — от неё все что-то скрывают. И мы с тобой в том числе. Как же мы ей сразу не признались! — Сказала и сказала, Том, — рано или поздно, но Белова бы узнала, где в день её родов зимовали раки, то есть где географически грели задом жесткие нары. В конце концов, от них с Томой это никто не скрывал, не считая это нужным, — зачем накрутила себя? Кто-то рожал, кого-то замели, а у меня ребенок был температурный! Оставить её не могу, а где муж находится никто ответить не может! Ещё и тёть Валя трубки обрывает, спрашивает, что с Витей? Если бы не ты, то я бы с ума сошла. И тебе, что, тоже было легко? Не скажи… Невольно, но Лиза и сама готова разразиться криком в лучшем стиле собственного мужа, потому что ночь на пятое октября стала для неё кошмарной. Телефоны Коса и Вити молчали, Фил и Саша тоже провалились сквозь землю следом, а других близких словно нарочно не было в Москве. Ситуацию спасла Томка, которая оставалась с ними ровно до возвращения Космоса домой. К облегчению для всех, через недельку Аря уже бегала в детский сад, но путешествие друзей в Бутырку точно не сотрётся из памяти. Не каждый день думаешь, что больше не увидишь собственного мужа… — Ничего хорошего в той неизвестности нет, — правда всегда выходит на поверхность, как бы некоторые того не желали, — и день был такой — тревожный. Вспомни! — По чуду, ночью тебя не тронули. — Ты же знаешь, что я бы все равно приехала! — Знаю, Том, — для успокоения Лиза выдыхает, забывая свою минутную слабость, — как говорит Белов — мы живы, мать, радуйся! Иногда я хочу прибить его за эти слова, но он на меня даже не обижается… — Иногда я этому действительно радуюсь, — Тома не скрывает от Лизы свои печали, — но потом напоминаю себе, что мы ещё очень многого не успели, мы должны двигаться дальше и достигать большего. И отпускает… — Вот поэтому у нас нет оснований раскисать, — Холмогорова стойко держится своего. Потому что любит Космоса, понимая, что жизнь без него повернулась бы к ней сумрачной стороной, — нет, на нас, конечно, можно жаловаться, никто не запрещает, хоть мы и берегли чей-то покой, но свои сегодняшние беспокойства — закопай там, где взяла. Совет, Том! — Если я сейчас тебя не послушаю, то, видимо, спокойно не усну… — Оставлю Холмогорова куковать одного, а сама прилечу проверять тебя, как тень отца Гамлета! Филу скажу, что очень соскучилась… — Ему не привыкать с нами, Лизка! — Как же мне нравится наше взаимопонимание! — И не говори… Услышав, что в двери шумят ключи, Лиза спешит попрощаться с Тамарой до завтра, чтобы наблюдать за тем, как дочка бежит навстречу к Космосу, сверкая пятками в красных тапочках. День, начавшийся мелким стихийным бедствием, заново обретает свои благонадежные формы. На улице дождь, а у них дома светло и весело. Это главное. — Уши с кем-то грела, — не забывает спросить Космос, видя, что Лиза держит в ладони телефонную трубку, — а, Лиса Патрикеевна? В Багдаде всё спокойно? — Филатова у аппарата была, — откладывая трубку в сторону, девушку роняет голову на плечо мужа, — да, Космос, бабские сплетни, всё как ты не любишь! Нельзя опускать планку… — Охренеть, я пропустил разговор стратегической важности, — и если бы Лиза услышала его дневной разговор с Гелой, то узнала бы, что понедельник, в сущности, богат на облегчающий трёп, — кости перемыли всем? Чтобы икалось? — Не сомневайся, разведка работает слажено. — Умница моя! — А чья же ещё?.. Руки Космоса грубеют от застоявшегося осеннего холода, который вскорости плавно сменится первыми зимними заморозками. Но когда кончики мужских длинных пальцев касаются лица Лизы, то ей ни с чем не сравнить ту нежность, которую она ощущает каждой клеткой, восприимчивой к родным прикосновениям. Голубоглазая смотрит на Холмогорова совершенно обезоруженным взором. Любящим. И это чувство полностью взаимно.