Детройт, штат Мичиган 3 сентября 2039 года, 18:51:34
Эдит ещё в полицейской академии привыкла к одному и тому же ритуалу: после рабочего дня запираться в ванной, — единственное место, куда не лезли родители , — принимать горячий душ и там же умываться. Это всегда была самая приятная часть дня, наполненная теплом, спокойствием и яркими цитрусовыми запахами пены на теле. Их ванная была будто из совсем другой квартиры — спокойной, где она жила бы одна и куда приходила бы с силами делать что-то ещё. В ней сохранилась старая планировка Детройта во всей своей эстетичной, почти человеческой красе, и почему-то не вызывала такого раздражения, как пыльные гардины или серванты из красного дуба. Она не напоминала наштампованные бездушные коробки с крошечными туалетами, тонкими стенами и вечно протекающими трубами — Эдит видела это убожество так часто в квартирах безымянных любовников, что вид заплесневевших серых ванных в воспоминаниях портил любой вечер, даже самый приятный. Никак эти образы друг от друга не отлипали. Нет, тут ей повезло. Узкое окно, выходящее во внутренний двор с велосипедами и высокими жёлтыми деревьями, меняло пространство узенькой ванной комнаты, вдыхало в неё жизнь и поднимало настроение. В тёплые дни можно было сесть на подоконник прямо после душа и наблюдать за жизнью внизу, суша под лучами солнца тело, обмазанное лосьоном. В такие моменты Эдит казалось, будто она живёт совсем другую жизнь, полную романтики и лёгкости. Над раковиной с медным краном висело старое, тяжёлое зеркало в стеклянной раме— Эдит всегда боялась, что оно упадёт, поэтому умывалась только под душем, сделанном из такой же потёртой рыжей меди. Пол и стены были выложены одной и той же кремовой плиткой, которая запотевала сразу же, как она включала горячую воду. Эти мелочи будто не давали сойти с ума в Детройте, который не оставил в себе ни гротескного арт-деко двадцатых, ни кукольных домиков шестидесятых. В нём не было ничего красиво-американского, будто сам город уже давно пропил всё то, за что его можно было бы любить. Эдит не хотела воспринимать себя, как привилегированного человека, потому что жизнь всегда давала понять — привилегий у женщин, даже относительно благополучных, нет. И живи ты хоть в самой красивой квартире, учись ты хоть в лучшем университете, по итогу, — здравствуйте, мистер Рид, — тебя все равно не будут воспринимать на работе как равного специалиста, твои достижения обесценят, а всё женское в твоём образе будут использовать как повод для насмешки. Мысли о сегодняшнем дне змеями ползали в голове, и никакая вода не могла расслабить тело Эдит до конца. Ноги и спина болели, и по позвонкам боль проникала в шею. Эдит тёрла лицо мыльными руками, снимая макияж, и пыталась прочувствовать весь этот процесс, чтобы успокоиться. Обычно помогало — чувствовать струи воды, слушать их плеск вперемешку с шумом за окном, массировать лицо и вдыхать апельсиново-мыльные ароматы — всё это возвращало её мысли домой. Однако сегодня стресс был слишком тяжёлым. Он навалился лавиной и смешался с воспоминаниями о нападении. От него до сих пор бросало в дрожь, и даже сквозь горячую воду Эдит чувствовала, как холодеет её спина и ноги. Она быстрее начала тереть лицо, чтобы наконец смыть остатки макияжа и поскорее открыть глаза — каждый раз, когда Эдит их закрывала, всплывало из памяти перекошенное злобой лицо, нависающее прямо над ней. Это воспоминание сжало масштаб всего дня до одной крохотной точки, до одного кадра, как из фильма «Психо», где Эдит принимала душ в бесцветном от стресса пространстве, с тяжестью опускалась на пол и обхватывала себя руками. Вода стекала на волосы, которые она не хотела мочить, но это не вызывало никаких чувств — все эмоции тонули на фоне нарастающей тревоги. Тревоги, вытеснявшей и пение птиц на улице, и горячий пар в воздухе, и оставлявшей только одно — громкое сердцебиение. Тяжёлое дыхание. Слёзы, колющие горло и стекающие в слив вместе с проточной водой. Эдит никогда не ощущала себя слабым человеком. Тревожным, грустным, излишне ответственным, — до панических атак и пропитого в своё время курса успокоительных, — но не слабым. Однако что-то ощутимо сломалось в полицейской академии. Она не знала, куда бы могла пойти, если бы не академия — она не чувствовала в себе ничего, кроме выращенных наставлений, и даже боялась думать о чём-то, кроме полиции. Во-первых, пока она жила с родителями, выбирать не приходилось. Да, она могла бы поступить в другой университет и стать кем угодно, но отец был достаточно радикален, чтобы сменить замки и выселить её на улицу. Иногда, зная человека слишком долго, ты можешь представить даже самые отвратительные поступки, на которые он способен, и не отрицать этого. Во-вторых, она не знала, какие сферы оставались ещё «безопасными». Она не знала, куда могла бы пойти с полной уверенностью, что её со временем не заменят на андроида. Да, и работа в полиции в этом плане не была исключительно человеческой привилегией, но в полиции она чувствовала себя в безопасности, хоть и понимала, что никогда не добьётся там особых высот. Быть отличницей и способным человеком, всё-таки, разные вещи. Оглядываясь на свою жизнь, на ситуацию с Калебом, на пустые бутылки вперемешку с полными, спрятанные по всей комнате, и свои шрамы на руках и теле, она понимала, что вряд ли могла назвать себя способной. И всё-таки не понимала, как в ней умещается гиперответственность за работу и учёбу, и такое наплевательское отношение к себе. В такие моменты она даже завидовала андроидам. Она завидовала, что параллельно с такими неустойчивыми и неуверенными людьми появился вид, совершенный во всём, и при этом знающий своё предназначение без колебаний. И, конечно же, она завидовала, что у них, — в идеале, — нет никаких чувств. Именно в такие моменты, из тёмной густоты затуманенного сознания, выплывал её персональный дементор. Без слов и прямых жестов указывал на упаковку с тампонами, спрятанной в одной из плетённых корзинок под подоконником. Мама была из старой формации женщин, которые краснели при упоминании месячных и прятали все предметы гигиены, вплоть до заколок и кремов для рук, куда подальше. И вместе с этим парализующим ужасом перед женской природой она всегда хотела найти у Эдит что-то, что её бы испугало и расстроило — она со времён средней школы Эдит рылась в вещах, проверяла эти чёртовы плетенные корзинки и все укромные уголки её комнаты. Сначала — чтобы обезопасить. Чтобы найти марихуанну или пакетики с порошком и предупредить беду. А потом — по инерции. Потому что, если называть вещи своими именами, в жизни матери-прислуги, стеснительной и правильной домохозяйки, ничего интересного не было, кроме как поиска вибраторов, презервативов и бутылок с алкоголем у взрослой дочери. Злой бесплотный дух приводил к коробке, открывал её руками Эдит, рылся лихорадочно на дне и нащупывал тонкие металлические края. Спрятанная бритва, когда её доставали наружу, всегда недобро поблёскивала. Возвращение в нагретую ванную, горячие струи воды. Запах мыла и еле заметное ощущение холодной бритвы на коже — Эдит всегда удивлялась, как точно чувствовала этот контраст за несколько секунд до самого пореза. Когда именно происходил импульс и лезвие рассекало кожу, она не понимала, но за одним порезом тут же шёл следующий, и ещё один, они сыпались как из пустоты, перетекали из методичного спокойного действия в нечто больное и злобное — порез за порезом, раны, кровоточащие и зудящие под теплотой воды, и ещё один, и ещё… Она резала ноги и руки, и прекращала только в тот момент, когда её сознание будто покидало тело и смотрело со стороны — с жалостью, испугом и отвращением. Когда ей казалось, что она в панике выбежала из ванной, но тело её погрязло в боли и стекающей крови, как во сне. Смаргивала странную задумчивую пелену и с усталым разочарованием смотрела на кремовый кафель. Кровь с молоком. Обычно люди говорят так, подразумевая цвет кожи красивого человека. Как быстро бы они забыли эту фразу, если бы увидели, как на самом деле выглядит молочный, невинный цвет рядом с кричаще-алой кровью, струящейся по ногам и рукам. Эдит выключила воду и сидела на нагретом дне ванны, наблюдая, как тонкие ручейки стекают в сток вместе с остатками пены. Тело болело и зудело, как будто она упала в куст крапивы. Зато лицо разъярённого андроида уплыло вместе с кровью, а фантомная боль на теле от его касаний заменилась болью физической. Потом, через несколько минут, она смажет раны жирным кремом из большой жестяной банки, который пахнет как и мамин чай — ромашкой. На упаковке было написано, что он успокаивает кожу, и только эта уловка маркетологов подкупила Эдит — в магазине наивно показалось, что он действительно успокоит изрезанную кожу. Ничего особенного в нём не было, и Эдит даже не понимала, помогал ли он потом снять зуд — мазала им ноги и руки на автоматизме. На том же уровне поведения, на котором сначала родилась мысль достать бритву со дна этой чёртовой упаковки тампонов — и как же заботливая, дотошная до тревожных мелочей мать не замечала, что эта коробка никогда не заканчивалась?..Детройт, штат Мичиган 4 сентября 2039 года, 9:59:11
Вчерашний вечер стремительно перетёк в утро и почти ничего, кроме воспоминаний о тревожных чувствах, не оставил. Накануне не хотелось больше заходить ни в какие соц.сети, — казалось, что Калеб тут же начал бы писать дальше, атаковать своими милыми шутками и попытками доказать, какой он хороший. Наверное, поэтому Эдит никогда не хотела никого посвящать в те части своей жизни, которые можно было спрятать — казалось, что каждый так и будет преследовать с бесконечными сообщениями. Эдит не привыкла к пристальному вниманию при свете дня. И поэтому, взяв по пробуждении телефон, она с досадой увидела, как много ответов от бывших однокурсников получила история в Инстаграме, где она сфотографировалась в лифте Департамента, да ещё и с отметкой места. «Видимо, в этот момент я была очень счастлива», — безрадостно подумала Эдит, удаляя все уведомления. До работы она ехала в странном смятении, свойственном второму дню на любом новом месте — как будто шутка затянулась слишком долго, и сгущалось страшное осознание, что теперь так будет проходить каждый день. Каблуки, официальная одежда, автобус, проплывающий по знакомым улицам, долгие и бесплодные часы работы впереди… В первый день ещё есть ощущение, будто ты участник какого-то забавного эксперимента. Будто это всё закончится, а ты пойдёшь дальше, и это не более, чем интересный, но короткий опыт. На второй же день краски сгущаются, а вся романтика куда-то пропадает — ты внезапно понимаешь, что, вероятно, это теперь твоё место работы до конца жизни. По крайней мере, это точно знала Эдит. В офисе всё так же кипела работа. При входе в помещение, Эдит сразу же посмотрела на своё место — оно по прежнему пустовало, и девушку это неожиданно тронуло. Будто это был знак признания, что её место теперь закреплено за ней, и даже при условии, что она, как стажёр, должна была приходить на час позже первую неделю. Коннора было не видно — Эдит это приободрило ещё больше. Может, это всё-таки не его место? Как вообще у андроида может быть свой рабочий стол?! Эдит остановилась у своего стола, положила сумку на стол и осмотрелась. Кажется, никто не заметил, что она пришла, и Гэвин не ждал её у лифта, как вчера. В прочем, она уже поняла — Гэвин был не из тех напарников, которые, как ласковый родитель, возьмут под своё крылышко и будут защищать от всех трудностей. Наверное, сегодня он так же, как и вчера, сидел на своём месте и ненавидел весь мир, а Эдит при встрече пошлёт в кафетерий, даже не поздоровавшись. «Сорвусь — потерпишь… Придётся привыкнуть…», — насмешливый голос Рида вкупе с его довольной усмешкой садиста, нашедшего жертву, всё ещё звучали в голове. Образ, запомнившийся в деталях — это был их последний диалог вчера, и видимо, он обозначил тон всей дальнейшей работе. Эдит решила подойти к рабочему столу Гэвина. Те сотрудники, которые вчера ещё смотрели на неё с удивлением и интересом, и даже пытались что-то подсказать, сегодня уже были погружены с головой в работу. Глядя на коллег, — ох, какое смелое слово для той, что не чувствует себя спокойно даже с тем, кто должен быть её проводником в мир Департамента, — Эдит на секунду подумала, что есть в них сегодня что-то неожиданно тревожное. То, как они смотрели в свои компьютеры, перебирали кипы файлов на столе, переговаривались полушёпотом и нервно ходили от стола к столу — всё это отдавало странной нервозностью, которой вчера точно не было. Конечно, в таком городе как Детройт полиция вряд ли была разбалована отдыхом, но сегодня чувствовалось что-то нехорошее в этой тихой суете. Гэвина на месте не было. Эдит растерянно оглянулась, будто ожидая, что сейчас кто-то заметит её потерянный вид и поможет, но никто даже не поднял взгляда. «Может, отошёл куда-то?..» — Со слабой надеждой подумала девушка, переступая с ноги на ногу. Она подошла чуть ближе. Поняв, что каждый в офисе был занят своей работой, она захотела посмотреть внимательнее на стол человека, который сам ничего о себе, казалось, не хотел говорить — вчера она видела его сквозь пелену усталости и волнения от агрессивных слов Рида. Эдит чувствовала себя Шерлоком Холмсом, который осматривал место преступления в попытке понять, что же всё-таки произошло — и ей было смешно от мысли, что это единственный случай, видимо, за всю стажировку, когда она сможет применить свой интеллект. Маленький стол был завален бумагами — тут всё как у всех. Единственное, что половина из них были настолько сильно смяты, что казалось, будто их достали со дна мусорного ведра. Под ними виднелись фантики от шоколадных батончиков. Никаких фотографий в рамочках, ожидаемо, не было, да и вообще стол больше напоминал склад офисного мусора. Абсолютно обезличенное место. Компьютер был завешан стикерами кислотно-зеленого цвета, исписанными корявым почерком, и Эдит удивилась, как странно выглядел этот атавизм среди их автоматизированного пространства. Оглядевшись, Эдит сделала ещё шаг навстречу, осторожно, будто подходила к спящему монстру. Конечно, она боялась, что Гэвин сейчас вот-вот выскочит из-за угла, как чёрт из табакерки, и наорёт на неё — за наглость, за глупое любопытство, за всё, до чего не смог докопаться вчера, но Эдит хотела хотя бы краем глаза взглянуть на то, чем же занимается её напарник. Судя по его словам, занимался он чем-то важным, не терпящим ни минуты покоя, но эта информация не сочеталась с маленьким столом в углу офиса и неряшливым внешним видом. Она взглянула на бумаги, которые лежали на самом верху одной из стопок. Вчерашний отчёт — количество раскрытых, нераскрытых и закрытых по самым разным причинам дел. Скука в чистом виде — Эдит даже не ожидала, какими глупыми выглядят преступления, когда нужно собрать их все в отчётности. Если смотреть на каждое по отдельности, — а вчера она несколько раз попыталась разобраться, что же вообще стоит за нудными канцеляризмами, — то становилось страшно. Они приобретали свой облик, вырисовывались из пустоты страшные картины убийств и нападений, но когда все эти ужасы прятались за цифрами, то казалось, будто это всё выдумка и обстоятельства школьной математической задачи. «Неудивительно, что многим полицейским так все равно на то, что они вообще делают», — с разочарованием подумала Эдит, приподнимая лист с отчётами. Ей не хотелось думать, что она может стать таким же безразличным циником. Под отчётами лежали несколько файлов, объединённых скрепкой. Она подвинула их ближе к краю стола кончиком указательного пальца, чтобы прочитать, что там написано.ПРОТОКОЛ СРАВНИТЕЛЬНОЙ СТАТИСТИКИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ. ДЕТРОЙТ, ШТАТ МИЧИГАН
от: 30 августа 2039 года Детройт, штат Мичиган, Центральный Департамент полиции Детройта Протокол составлен: Гэвин Рид, детектив Статистика преступлений в Детройте, штат Мичиган. Группы: андроиды компании «Cyberlife», жители Детройта, нелегальные иммигранты, легальные иммигранты…
Эдит смотрела на документ, пробираясь сквозь сложный язык терминов, которые хоть и были ей знакомы, но при нагромождении будто теряли свой смысл. Гэвин, конечно, делал всё по образцу, но читать это было невозможно. Эдит перевела взгляд на саму статистику и от удивления вскинула брови. Цифры были впечатляющие — за месяц андроиды совершили в три раза больше преступлений, чем все иммигранты вместе взятые! Разрыв был настолько колоссальным, что Эдит почувствовала, как слабеют ноги. Опять вспомнилось, с какой злостью её прижали к стене, как болела подвёрнутая нога, и как она дрожала в холодном подъезде… В какой же момент разъярённые андроиды, бросающиеся на людей, стали нормой? В какой момент люди закрыли глаза на эту статистику — она же была такой очевидной, её наверняка видели все в Департаменте! На распечатке круговой диаграммы, приложенной отдельно, синяя часть, отведённая под преступления со стороны роботов, занимала большую часть, а остальные лишь сиротливо жались по бокам. «Как люди могут им сопереживать? Как они могут бороться, неужели никто не поднимал эту проблему?..», — Эдит сама не заметила, как осторожность покинула её движения, и они стали более лихорадочными. Она перелистнула страницу — в глаза бросились слова «убийство с особой жестокостью», «вооружённое ограбление на банк «Public Service Credit Union», «попытка изнасилования»… Эдит тут же отшатнулась от стола, отдёрнув руку от бумаг. Сердце тревожно забилось, гул отозвался по всему телу. Наверное, она нашла то, что не было предназначено для её глаз, но она не ожидала, что увидит что-то настолько ужасное и при этом настолько обыденное на первый взгляд. Она боязливо оглянулась — ей показалось, будто она чувствует дыхание Рида, весь его еле сдерживаемый гнев прямо за спиной, но никого не было. Она опустила глаза, чтобы оценить, слишком ли сильно дрожат её руки, — казалось, что дрожь овладела всем её телом, — и только тогда заметила, что рядом со столом нет рюкзака. Она точно помнила, что вчера там стоял рюкзак — огромный, будто Гэвин собирался в поход. «Неужели у него сегодня выходной?», — Эдит нахмурила брови и убрала руки за спину. С одной стороны, эта новость бы её разозлила, потому что это означало, что она зря пришла сегодня на работу. С другой стороны, так было даже спокойнее — не пришлось бы переживать по поводу того, что вот-вот Гэвин придёт и вновь наорёт на неё. Эдит ушла к своему месту. На месте Коннора уже сидела Кэйтлин, грея руки о чашку с чаем. Мельком Эдит заметила, что на кружке была символика какого-то университета. — Ох, я тебя уже заждалась! — она тут же вскочила, чуть не пролив на себя чай, и подскочила к девушке. Поставив кружку на один из отчётов на столе напарницы, Кэйтлин крепко обняла Эдит и явно не рассчитала силы — девушка почувствовала, как болезненно сжимаются и передавливают друг друга рёбра. Издав тихое, хриплое приветствие, она похлопала Кэйтлин по спине и тут же сделала шаг назад. Она понимала, что Паркинсон пришла сюда всего пару минут назад. Кэйтлин выглядела как яркое пятно на фоне остальных работников Департамента — одни только рыжие пушистые волосы, перетянутые на макушке шёлковой резинкой, выделялись на фоне бледной серости офиса. Она куталась в огромный кардиган, состоящий из разноцветных лоскутков, а по краю её кружки проходил след ярко-красной помады. «Неужели тут на самом деле нет униформы?», — Эдит удивилась, но поняла, что все равно отец не выпустил бы её на работу в чём-то помимо неудобной официальной одежды. — Что случилось?.. — Девушка до сих пор чувствовала, как всё вокруг расплывается в тумане прочитанного отчёта. Она даже не ожидала, что её настолько могут испугать простые, знакомые понятия. Все эти названия и номера статей она выучила ещё на первых курсах в академии, да и картину преступлений Детройта знала — её не удивляла человеческая жестокость. Но что-то заставляло абсолютно по-другому относиться к преступлениям роботов… Если так подумать, работники Департамента тоже могут оказаться и маньяками, и насильниками, столько подобных случаев было в истории! Но люди и не должны быть идеальными и служить социуму без пререканий. В их сущность зашита потребность бунта и изменений, это естественно. Людям можно простить многое, потому что их не создавали с определённой целью. Даже священные писания расходятся во мнении, зачем же всё-таки создан человек. В смысле существования андроидов и их целей же не сомневался никто. — А ты не знаешь? Боже, и почему я не удивлена! — Кэйтлин театрально всплеснула руками. «По-моему, ты очень даже удивлена», — саркастично подумала Эдит. — Я так и знала, что он просто уехал на вызов и не взял тебя. А это, между прочим, нарушение его обязательств! И что за наглый идиотизм — нарушать закон прямо в здании Центрального Департамента?! — На какой вызов?.. — Эдит с непониманием смотрела прямо на собеседницу, пытаясь уловить, о чём же всё-таки шла речь, — Ты про Мистера Рида?.. Ты, наверное, преувеличиваешь. Может, это не настолько важно, чтобы я там присутствовала? — Пару часов назад на Интервейл-стрит убили человека. По подозрениям, замешан андроид. Если тебе кажется, что это не так уж и серьёзно, то можешь и дальше сидеть и терпеть это скотское поведение, но я бы на твоём месте поговорила с ним. Эдит глубоко вздохнула. Неужели Гэвин действительно уехал на вызов, даже не подумав о том, что надо взять её с собой? И неужели так и будет дальше продолжаться — она будет бегать туда-сюда по офису, выполняя глупые поручения, в то время как реальные полицейские будут выполнять её работу?! Эдит сжала руки в кулаки и села на стул. Ногти впились прямо в кожу, но эта боль терялась на фоне той злобы и обиды, которые росли в груди девушки. Сначала она хотела оправдать Гэвина и мысленно предположила, что она просто не имеет права, как стажёр, присутствовать на таких важных поручениях. Но потом внутренний голос завопил — нет, Эдит, нет! Это только доказательство, прямое и чёткое, что тебя тут ни о чём не хотят уведомлять. Тебя не считают за равную. Тебя не хотят замечать. Почувствовав напряжение, Кэйтлин положила руку на плечо Эдит и более ласковым голосом попыталась успокоить её: — Ну… Или, возможно, это был срочный вызов — ты же приходишь на час позже… — Кэйтлин заметно растерялась от того, насколько затрясло Эдит. — Он мог бы мне позвонить! Он мог сделать хоть что-нибудь! — Она почувствовала, как слёзы обхватили проволокой горло, — Почему он никак не попытался со мной связаться?! Я достаточно хороший работник, чтобы иметь право хотя бы присутствовать на вызове. Да, он об этом ещё не знает, но если так будет и дальше продолжаться, то он никогда и не узнает. Хотя, уверена, он даже там бы просто отправил меня в «Старбакс» за своим грёбанным кофе… Она ненадолго замолчала, но уже через несколько секунд встала со стула и произнесла: — Где он, говоришь? Интервейл-стрит? Это не так далеко, я успею дойти! — Прошу прощения, Мисс Уайтхэд, но я получил информацию, что детектив Рид и следователи уже возвращаются в Департамент. Идти на место преступления сейчас нерационально. Эдит и Кэйтлин резко обернулись. За спиной, буквально в шаге от них, стоял Коннор. У девушки закружилась голова. Все факты сегодняшнего утра смешались — отчёты Гэвина, преступление, андроиды… — Отлично. Даже у грёбанной машины больше информации о моём напарнике, чем у меня, — она сделала несколько шагов назад, старясь избегать взгляда Коннора. Кэйтлин, казалось, смутилась от такой открытой грубости со стороны Эдит и тихо произнесла: — Эдит… — Но больше ничего не сказала. Она со странной растерянностью смотрела то на стажёрку, то на андроида. Коннор продолжал смотреть с холодной серьёзностью на обеих девушек. Все грубые слова пролетели мимо, на искусственном лице ничего не изменилось. В этот момент, будто пролетев над всем департаментским шумом, до Эдит донёсся звук прибывшего лифта. Из него, вместе с несколькими незнакомыми следователями, вышел Гэвин. Он самодовольно улыбался, но взгляд его был серьёзен. За мужчинами шла девушка, настолько низкая и худая, что её фигура в сером платье горничной почти до самого пола терялась среди остальных, будто блеклая тень. Опустив голову, она, прихрамывая, ковыляла за полицейскими — её тонкие руки обхватили наручники. И будто случайный штрих на огромном полотне, в густых светлых волосах поблёскивал оранжевый кружок датчика. Это был андроид. Андроид убил человека. Опять.