Детройт, штат Мичиган 3 октября 2039 года, 10:20:15
—…Странно. Данной информации нет в базе. Обычно она обновляется каждые пятнадцать секунд. Но, в любом случае, мне приятно, что мы будем работать вместе. На самом деле, я подозревал, что так и будет. — Всё-таки иногда ты бываешь прав, — улыбнулась Эдит, и в сердце стыдливо что-то сжалось. Эдит надеялась, что это была не совесть, а что-то другое — может даже физическое и понятное, не имеющее никакого отношения к подозрительному предложению босса. Потому что меньше всего ей хотелось почувствовать в себе это забытое, горькое и жалкое чувство совести, такое обременительное для работы в Департаменте. Это чувство кольнуло её грудную клетку ещё раньше — стоило ей выйти из прозрачного кабинета Джеффри. Она помнила, что при самом первом взгляде, — как обычно это бывает, ошибочном, — её поразило, как честно и величественно выглядит эта огромная шкатулка. Казалось, что там-то не спрятать ни взятки, ни скандалы, ни тихую несправедливость. Теперь же до Эдит доходило, что постоянная видимость и иллюзия отсутствия тайн были таким же продуманным ходом для отвода глаз, как и всё остальное в Департаменте. И чувство это, колкое и неясное, из секундного недомогания превратилось в панику ровно за пятнадцать шагов. Когда дверь уборной за девушкой закрылась с мерным щелчком, показалось, что Эдит вот-вот разрыдается. И, что раздражало её больше всего, она не знала, почему именно. В туалете было тихо. В высокотехнологичном Детройте, где уже везде сенсоры показывали, заняты ли кабинки, Департамент оставался где-то в прошлом, и на дверях, вместо сенсорных датчиков, до сих пор были вечно заедающие замки. Оставалось только надеяться, что только стрекочущие лампочки и её собственное отражение увидят дрожащие руки. Эдит опёрлась ладонями о раковину, на всякий случай включила воду — чтобы уж точно не слышать ни тяжёлое дыхание, ни биение сердца, ни звуки привычной работы за дверью. В груди бились холодные мысли, холодные, как змеи, не имеющие единого имени. Но все они обволакивали и сжимали сердце, будто указывая — она оступилась. Оступилась так, что во снах после таких осечек человек вздрагивает и просыпается. Но Эдит, увидев своё отражение, — сведённые тёмные брови, задумчивый взгляд карих глаз, — поняла, что от таких кошмаров простым пробуждением не отделаться. —…Но мы-то с тобой не напарники, Коннор. — Да, к сожалению. «Как иронично, Эдит. Как же, блять, иронично!» — она хлопнула по раковине, но тут же оглянулась. Агрессия её переполняла, но как только Эдит допускала мысль, что её может увидеть случайный человек, становилось стыдно. Заведомо стыдно. Она простояла так несколько минут, укладывая в голове всё услышанное и сказанное в кабинете Джеффри. Его слова звучали гладко, но всё же оставалось в них что-то загадочное и двусмысленное, будто наспех стёртые карандашные надписи. Все эти слова «шпион», «условие», «повод убрать»… Если их вспоминать по отдельности, то не оставалось сомнения, что дело нечисто. Проблема была только в том, что во время принятия решения они складывались в такое аккуратное кружево, что девушка не додумалась рассматривать каждое слово по отдельности. А сделать уже нечего, альтернатива была дана такая слабая, что легче уволиться. И ещё это последняя фраза... Чёртова последняя фраза! Она была подобрана Джеффри с хирургической точностью — вот хитрый старый манипулятор, знал ведь, что любой, кто прикоснётся к Гэвину, потом будет готов прыгнуть выше головы, лишь бы ему утереть нос! Эдит это видела и по разговорам коллег, и даже по самодовольной улыбке Рида — он ведь прекрасно знал, что был местным Мидасом. Только вместо золота, от его прикосновений все превращались в ядовитых змей, запомнивших унижения Рида навсегда. И она не была исключением. Фаулер не предлагал им работать вместе дальше, а кинул, будто два игральных кубика, чтобы посмотреть, у кого выпадет значение больше. И только там, под шум воды из-под крана и отзвуков Департамента за дверью она поняла — возможно, это был блеф. Гэвину могли ничего и не предлагать. И она снова ударила ладонью по раковине. Грёбанный Джеффри Фаулер в своей грёбанной стеклянной шкатулке. Но с другой стороны, какая-то часть, — возможно та, над которой корпел отец, — эту боль вины и не чувствовала. Будто отстранённо от тела, мысли медленно встали на прежние места, и до Эдит дошло — она больше не стажёрка. Она работает в Департаменте! Да ещё и на должности, которая для начальства была выше всех остальных. И тогда какая разница, что ей придётся делать? К тому же, следить надо было за андроидом — разве это не естественно? Разве это не должно успокаивать и создавать впечатление, что Эдит взяла всё в свои руки, а в первую очередь — свою безопасность, а возможно даже и безопасность общества?.. Когда Эдит смотрела на дело под таким углом, всё выглядело не так плохо и страшно. Даже было в этом что-то, что давало повод для гордости — может, Джеффри Фаулер разглядел в ней то, что видели преподаватели в Академии и амбициозное сердце отца? И тут ей уже представилась долгожданная картина: как она приходит домой, отец выкатывается на коляске, требовательно щурится, ждёт новостей. И она говорит их — говорит свободно и улыбаясь. А вслед за ней, может, улыбнётся и он… Эдит вновь прикрыла глаза, подставив трясущиеся руки под горячую воду. Стук сердца стал тише и немного спокойнее. Оставалось только понять, что делать дальше. -… Могу я тогда задать личный вопрос? — Голос Коннора, хлёсткий, как щелчок пальцев, вернул Эдит из воспоминаний десятиминутной давности в реальность. Андроид смотрел вкрадчиво, чуть подавшись вперёд. Эдит попыталась не отводить взгляд, но пока получалось с трудом. — Ну давай. — Из-за чего Вас отстранили от Гэвина и передали мне? Эдит на мгновение сморщила нос. Это звучало немного странно — «передали». Будто речь об игрушке или папке с делом. Хотя, наверное, слово-то подобрано правильно — в глазах Коннора она ещё оставалась стажёркой, которую напарники могли перебрасывать друг другу, как волейбольный мяч. Но она поняла, что не знает, как ответить на этот простой вопрос. Джеффри не дал чёткого плана действий. Только смотрел своим спокойным, кобровым взглядом, говорил вкрадчиво, и добавил в конце, что, если что, поможет. Не сказал, как, но Эдит чувствовала, что если выскажет сомнения, то он взорвётся. Таких людей не принято подозревать в ненадёжности. А сейчас, сидя перед Коннором, она почувствовала, как осторожно сейчас надо ступать по этому невидимому минному полю. Он же запомнит все её слова навсегда, запомнит так, как запоминает и анализирует улики. Даже по мимике поймёт, где она врёт. Пока нет чёткого плана и заученной предыстории, лучше не болтать лишнего. Но какой же это был прекрасный шанс, такой долгожданный и приятный, поглумиться над Гэвином и придумать что угодно! И навешать на него алкоголизм, приукрасить проблемы с агрессией, или горделиво сказать, мол, даже начальник разглядел в ней великий талант, а это чмо в раздолбанных «Найках» — нет! Но девушка решила вести себя осторожнее. Стиснув зубы, сдержав разочарованный вздох. Эдит неопределённо пожала плечами и отвела взгляд. — Джеффри так решил. Мол, я не росла с Гэвином, как профессионал, Фаулер так сказал с твоих слов. Что же ты ему такое рассказал? Эдит помнила, как нечто подобное Коннор ей говорил — может, даже такими же словами. Тогда, в китайском ресторане, это наблюдение её шокировало — будто кто-то высказал те же идеи, которые она сама считала надуманным бредом. Сейчас же она понимала, что это очередной вывод из его аналитической программы — такой же сухой, как и все прочие. Коннор будто смутился. Реалистично, уместно сдвинул брови, поджал губы — идеальная мимикрия. Он наверняка видел, как люди так же смущаются от прямых вопросов по поводу того, чего те знать не должны. — Всё то же, что Вы знаете. Мои комментарии, ваши перспективы, то расследование. Моя задача — анализ данных. Я её выполняю. Он странно приподнял бровь, и Эдит повторила этот жест — как-то невольно, а сердце тем временем застучало быстрее. Может, он что-то начал понимать? Вот так сразу, по одной фразе?.. «Боже, ну ты же не настолько плохая актриса, Эдит!», — одёрнула себя девушка и кивнула. Она не знала, что ещё спросить, ведь и вправду — она примерно представляла, что Коннор мог рассказать Джеффри. И было в этом что-то приятное, ведь это какая-никакая, а рекомендация от коллеги. На бумагах он такой же работник, как остальные, верно?.. — Я рад, что моя рекомендация помогла Вам! Поверьте, Вы не пожалеете, что мы будем работать вместе. Могу я пожать Вам руку? И, не дожидаясь ответа, протянул её, бросив вопросительный взгляд. Такой дружелюбный, что девушка растерялась — ничего общего с холодным, циничным взглядом андроида, что говорил фразы в духе «Иногда нужные действия расходятся с человеческой моралью». Эдит протянула руку в ответ. И тут же вспомнила, с чем имеет дело. Рука Коннора не ощущалась как человеческая. Наверное, это было очевидно и раньше, но Эдит тут же захотелось отдёрнуть руку и больше никогда не прикасаться к нему. Рука у него была еле тёплая, как у недавно умершего человека. Да и кожа была не такая, как у других — без морщин, без линий судьбы, без ранок и всяких этих детских шрамов. Замаскированный бионический протез. Быстро пожав его руку, Эдит тут же прижала ладонь к юбке, пытаясь вернуть прежнюю температуру. — А что с твоим делом, Коннор? — Спросила она, взглядом пытаясь выцепить Гэвина. За время их с Коннором разговора, да и с Джеффри тоже, она ещё ни разу не видела уже бывшего напарника. Что он ей скажет? Возрадуется или будет обиженно огрызаться? Хотя Эдит даже побаивалась этой встречи, даже мимолётного зрительного контакта. Нет, он не вытерпит поражения и точно захочет с ней разобраться. Когда-то Кэйтлин говорила, что тот пару раз дрался прямо в Департаменте — и один раз жертвой стал Коннор. Что-то подсказывало, что его желание отомстить больше не остановится перед гендером Эдит. — На данный момент оно приостановлено, — и, заметив вопросительный взгляд Эдит, Коннор подался вперёд, — мне нужен напарник. Человек. Я пришёл к выводу, что некоторые вещи могут понять только люди. Приятное тепло разлилось в груди. Ощущение превосходства — сегодня его так много, что Эдит еле сдерживала улыбку. Неужто признался, что он никогда не будет самостоятельным полицейским, даже если дело касается андроидов и ошибок в кодах? — Видимо, Джеффри и это учёл, — Эдит опять бросила взгляд в сторону стола, который не могла увидеть со своего места. — Вы кого-то ищете? Девушка закусила губу. Нужно было найти повод и подойти к Гэвину — то ли по старой привычке, то ли чтобы утолить гордыню. Посмотреть в глаза человека, который даже не понимает, насколько она впереди него. Но больше всего ей хотелось узнать, о чём они говорили с Джеффри, и сильно ли их разговоры отличались. Должно же быть что-то более весомое, чем предполагаемая симпатия Коннора, из-за чего Джеффри выбрал именно её, а не проверенного, злого и хитрого Рида? — Я вспомнила, что у Гэвина есть документы о преступлениях андроидов. Их нет в электронной базе. Думаю, они н-нам могут пригодиться. Технически, она даже не соврала. Она до сих пор помнила те бумаги со страшной статистикой, которые Гэвин почему-то не хотел перепечатывать и заносить в компьютер. — Прогуляюсь, — сказала девушка с неестественно-легкомысленной интонацией и, не глядя на Коннора, ушла к столу бывшего наставника. Звуки Департамента и лица прочих сотрудников тут же погрузились в туман. Эдит до конца не понимала, зачем идёт к тому, кто точно её по головке не погладит и не пожелает удачи — но тревога, растущая от каждой минуты рядом с Коннором, от каждого слова, что разверзает пропасть под ногами, уже не давала покоя. Ей нужен был план. Ей нужна была возможность уходить, чтобы подумать о чём-то кроме неестественно-холодных руках и будущем. Отец говорил идти туда, где страшно. Иначе в Департаменте долго не продержишься. И ей всегда нравилась эта фраза, будто в ней была та мудрость, которую стоило бы ожидать от папы. Но когда она увидела взгляд Гэвина, который тот поднял на неё, — не хватало только пара из ноздрей, — Эдит поняла, что она явно недооценивала слово «страшно». Тот печатал что-то в телефоне. Поднял один взгляд, которого было достаточно, и снова опустил голову. — Что, не можешь от меня отвыкнуть? — Сквозь зубы усмехнулся Гэвин. «Что ж, пока ничего страшного», — Эдит хотела молчать до последнего, чтобы не выдать голосом напряжение. — Не ожидал, что этот старый идиот выберет тебя на такое дело. Полный Департамент профессионалов, а в итоге — взять тебя. Он наконец отложил телефон. — Хотя я рад. Не надо больше возиться с тобой. Так что если тебе нужна моя помощь — забудь. Посмотрим, насколько тебя хватит, великий, блять, шпион. Гэвин сказал это нарочито громко, и Эдит сморщилась. «Боже, как же он обижен, не хватало только упасть на пол и начать бить ногами». Эдит смогла пропустить это мимо ушей — неужели тот реально подумал, что она пришла за его помощью? Будто он только и делал до этого, что наставлял и продвигал, это же смешно! Гэвин реально живёт в фантазиях, не понимая, как далеки они от реальности?.. — … Знаешь, а ведь работать с андроидом — это унижение. До тебя этим занимался только Хэнк — конченный алкаш. Знаешь, что в итоге с ним стало? Это имя она уже слышала, и знала, что у Коннора раньше был напарник, но ей не было это интересно. — Он сдох. Застрелился. Не вынес, наверное, этого позора. А теперь приставили бабу — вот уж ирония! Алкаши, тёлки, андроиды… Да уж, даже завидую — как с вами носятся, чтобы вы думали, будто тоже участвуете в общей работе. Поразительно, не находишь? Эдит представила, как хватает Гэвина за шею, как того бомжа с Интервейл-стрит, и со всей силы ударяет о стол. Как разлетаются его мятые бумаги, как вскакивают сотрудники, как она впивается ногтями в грязные волосы и ударяет снова, и снова, и снова… Вряд ли за него заступились бы. Ей вообще казалось, что сотрудники только этого и ждали. «Да, поэтому ты тут работаешь уже миллион лет, а тебя не рискуют никуда брать? Из-за твоего ебучего феноменального таланта, или, может быть, члена?» Эдит сжала кулаки, сглатывая колючий жар в горле. Если бы она и заплакала, то только от злости. — Не нахожу. Я пришла, чтобы посмотреть документы о преступлениях с андроидами. — Ты не научилась пользоваться компьютером, дорогуша? Месяца обучения оказалось мало для такого гения, как ты? И усмехнулся — хрипло, низко, совсем как отец. По рукам пробежали мурашки. — Этих документов нет в базе. Это ваши личные отчёты. — А тогда какого хуя про них знаешь ты? — Гэвин медленно поднялся со стула и приблизился к Эдит. Горький запах сигарет вперемешку с дезодорантом и потом ударил в нос. — Я тебе своих личных отчётов не давал, — ещё на шаг ближе, а потом и на два, — Сука, ты рылась на моём столе?! Он резко схватил Эдит за запястье и та испугалась, что он поднимет рукав рубашки — неважно, что могло бы ещё произойти, но от этой мысли тошнота подкатила к горлу. В полумраке рабочего места Гэвина этот жест был скрыт от других глаз, да и кто бы за ними следил? Иллюзия паноптикума в Департаменте приводила к тому, что все, кроме Гэвина, боялись быть уличёнными. Работали, не следя ни за кем — и так все были на виду. И только Рид оставался в тени. Хотя это было ужасной ошибкой. Эдит вспомнила слова Кэйтлин про драки. Опять. — И чё замолчала, а? Страшно стало? — Он вывернул запястье девушки, наблюдая за реакцией. Та сглотнула, не отводя взгляд от серых глаз, и произнесла так твёрдо, как только могла: — Мне даже рыться не пришлось. Отчёт лежал на самом верху — действительно, как что-то очень тайное, детектив Рид. Она посмотрела ему в глаза — вот, мол, я не боюсь тебя и твоих провокаций. И поджала губы от боли, но ни звука не проронила. Теперь можно было не прогибаться до хруста в позвоночнике ради Его Клоунского Величества и говорить свободнее, хотя Эдит понимала, что лучше пока держаться на расстоянии. Пусть это будет их последним разговором, пусть на этом вся их история закончится! — Если я ещё раз увижу тебя рядом со своим столом — тебе пиздец. Я узнаю, где ты живёшь, по одному щелчку пальцев, и изобью прямо на пороге твоей ебаной квартиры, и никакие напарники-андроиды тебя не спасут. Ты поняла меня? Эдит молчала. — Ты меня не запугаешь, — только и произнесла она, выдернув руку. Запястье тяжело пульсировало. — Я уже это сделал. А теперь иди и занимайся своей очень важной работой, дорогая, — он подошёл к столу и вновь склонился над смартфоном.Детройт, штат Мичиган 3 октября 2039 года, 17:45:00
Теперь Эдит поняла то, что ей стоило бы понять ещё в первый день — она никогда не будет спокойна. Ни на работе, ни дома, ни с друзьями — ей не найти спокойствия, которое есть у всех остальных людей. Она знала, что в Департаменте будет сложно, но никто не говорил, что в коллективе бывает так же страшно, как на вызовах. Да и вообще, что коллектив бывает одним большим вызовом. После разговора с Гэвином запястье так и болело, но Эдит понимала, болит не кожа и не кость, а её уязвлённая самооценка. Даже по дороге домой она вспоминала всю эту сцену раз за разом, уже перекроенную изменчивой памятью, и как потом на неё смотрел Коннор. Наверное, даже он понял, что стряслось нечто как минимум странное, но промолчал. Эдит чувствовала, как похолодели тогда руки и как злобно, как испуганно и обиженно она провела остаток рабочего дня. За окном автобуса лил дождь, серый и по-осеннему холодный. Эдит чувствовала себя героиней фильма, и, наверное, стоило бы заплакать, чтобы сцена окончательно выстроилась, но слёз не было. «А что же будет завтра? — Подумала она, прильнув к стеклу и обняв себя руками, пытаясь согреться, — Как вообще теперь работать? Джеффри же, наверное, каждый день будет капать на мозги и ждать чего-то… Это в его стиле». Рука потянулась к телефону, чтобы переключить песню, и взгляд девушки на пару мгновений застыл на иконке «Заметки». «Может, реально план написать?», — уже без сарказма подумала Эдит. Эта мысль появилась ещё утром, когда пришлось придумывать, что же сказать такого андроиду, что потом не рассыплется от первой несостыковки. Зная себя, Эдит понимала, что вероятность оступиться высока. Коннор — не человек. Он запомнит всё, да и наверняка от противоречий у андроидов что-то замыкается в голове. Голова заболела от одной мысли, что теперь надо будет продумывать каждый шаг, и оставалось только надеяться, что цель оправдает средства. Хотя она даже не знала, с чего начать. За две остановки, оставшиеся до дома, ничего внятного так и не придумалось. Пальцы то поднимались над экраном, то медленно что-то печатали, сразу же стирали, и в итоге неизменной осталась только одна фраза — «Гэвина отстранили от работы со мной». Такая прекрасная, лаконичная и успокаивающая, практически мантра — Эдит даже улыбнулась, перечитав это шёпотом. Но нужно было что-то ещё.Детройт, штат Мичиган 3 октября 2039 года, 18:20:12
Дома уже ждала привычная, практически бессмертная сцена. Отец, выехавший откуда-то из непроглядной дали квартиры. Его грубое лицо с поблёскивающей сединой щетины, безмерные мешки одежды — где-то, наверное, была грань между толстовкой и спортивными штанами, но на исхудавшем теле вся одежда сливалось в одно тёмное полотно. В квартире пахло, как всегда, спиртом, с которым мама протирала пыль, и морковным кексом. Отвратительная смесь, больше похожая на запах рвоты. — Какие новости? — Только и сказал отец, наблюдая за тем, как Эдит протирает шарфом намокшие волосы. Между пальцами у него балансировала сигарета. Он говорил всегда так, чтобы каждая фраза выполняла свою задачу. Все эти «Привет», «Как дела», «Проголодалась, наверное?» — прерогатива матери, которая в тот момент нежно поглядывала на дочь, стоя позади отцовской коляски. Отца лирика не интересовала. Эдит замешкалась. Та мечта, что успокоила её в туалете, в реальности оказалась неосуществимой. Волнение подступило к горлу, и она не смогла ничего сказать, хотя грезила об этом всё утро. Об этой вот сцене в коридоре. На самом деле, этот день стал триумфом — вот же, вот повод для гордости, то, чего даже отец не мог добиться! Личное задание от Джеффри, в перспективе — высокая должность, полученная таким крутым образом... Но Эдит всё ещё молчала. Потупила взгляд в пол, делая вид, что не может развязать шнурки. И дело было не в том, что это задание было тайной. Она просто понимала, сколько расспросов и саркастичных взглядов последует. Она знала, как отец усмехнётся и наклонит голову. Как испуганно встрепенётся и побледнеет мать, которой уже хватило последствий опасностей Департамента. Как они застынут в этой немой сцене на вечность, а каждый последующий день будет приносить головные боли — ну как там, как дело? Какая у тебя стратегия? Что ты делаешь, как работаешь? Что бы Эдит ни ответила, отец найдёт, как уколоть побольнее. А что самое обидное — у него есть на это право. И эта иллюзорная гордость, к которой её вели всю жизнь, оказывается, скрывала потайное дно. Сердце с болью упало куда-то вниз. — Никаких. Всё по-старому, — дрожащий ответ, спасающий со времён Академии. Отец поцокает, поворчит, но не найдёт, к чему придраться. — Ты голодная? — Сразу же откликнулась мама. Всё как по сценарию — закончил говорить отец, значит время для вопросов от матери. Эдит вздохнула. «Может, когда придёт первая зарплата, я наконец-то съеду?..», — эта надежда мотивировала не останавливаться. С каждым годом жить с родителями становилось всё тяжелее, да и было уже стыдно кому-либо признаваться, что она в двадцать четыре года всё ещё выслушивала вопросы — как она, где и с кем гуляет, просьбы надеть куртку потеплее и напоминание не забыть помыть руки перед едой. Она устало мотнула головой, и, повернувшись боком, протиснулась между коляской и напольной вешалкой, чтобы наконец уйти в свою комнату. Крохотную комнату, заставшую всю её жизнь. Если разобрать интерьер по кусочкам, то можно было увидеть каждый год жизни, а вместе с ними — переживания тех времён. На потолке застыли зелёные звёздочки, светящиеся в темноте — Эдит выиграла их в парке аттракционов на день рождения, когда ей исполнилось семь, и всю ночь смотрела на них. К стене у кровати намертво прилип скотч — на него она вешала плакаты любимых рок-групп в тринадцать, ругаясь с отцом до слез, когда он пытался сорвать «патлатых педиков», которые для неё тогда были смыслом жизни. В шкафу на вешалках вперемешку пылились школьные юбки, слишком короткие, чтобы носить их и не стесняться ног со шрамами, и выпускное платье. Где-то там же висела полицейская форма для Академии. В комнате пахло ароматическими свечами с ванилью, на кровати поблёскивали сатиновые наволочки подушек. В свете дня комната выглядела маленькой и пыльной, но вот вечером, когда включалась неоновая подсветка и проектор, всё погружалось в особую магию. Её магию. И что бы ни происходило за дверью комнаты, как громко не орал бы отец и как отчаянно не дрались пьяницы за окном, тут она чувствовала себя в безопасности. Всегда.Детройт, штат Мичиган 3 октября 2039 года, 21:29:41
План не шёл. Не шёл так же отчаянно, как в своё время упрямились задачи по алгебре перед решением. Это была та же алгебра — миллион неизвестных, невозможность найти решение и страх перед «неудовлетворительно» впереди. Эдит уже устала от жёлто-белой гаммы айфоновских заметок и от постоянного стирания одних и тех же фраз. Мантра про Гэвина осталась цела, но уже не радовала. Вечер она провела на кровати, с телефоном и тарелкой ванильного мороженого. Ещё несколько лет назад она бы себе не простила есть сладкое на ночь, но теперь, с тяжестью и отговоркой про «сахар-улучшает-мыслительный-процесс», кое-как могла принять. Да и мороженое было уже не самой страшной проблемой. В автобусе она себя успокаивала тем, что не может писать все эти детективные планы на людях — мало ли кто посмотрит через плечо и увидит шпионский бред. Однако она чувствовала, что её собственной интуиции хватит на один, ну максимум два шага, — сейчас же она с разочарованием понимала, что и мозгового штурма было недостаточно. Как же себя вести? Как раньше? А как она вела себя раньше? Наверное, это мог бы оценить только Кэйтлин и Гэвин, но спрашивать их нельзя. Первой только дай повод посплетничать, а второму… Второму вообще ничего давать не стоит. «А что я вообще знаю о Конноре?» — задумалась Эдит, отведя взгляд на окно. Что она знала о Конноре? Что, помимо его модели и холодных рук?.. По кусочкам, конечно, можно было сложить какую-то картину. У него был напарник — какой-то алкоголик Хэнк, который потом застрелился. Не похоже, чтобы его особо уважали, ведь помимо Гэвина и Коннора о нём так никто и не говорил. Грустно, наверное, смотреть на своих бывших напарников с небес, — ну или из Ада, тут как сложится, — и понимать, что тебя так быстро забыли. Он подавил восстание. В одиночку? А теперь дело о девиантах не может расследовать? Конечно, Джеффри говорил, что его перепрошивали, но что он, отупел из-за этого, что ли?.. Все факты за пятнадцать минут сложились в список, но чем дальше Эдит пыталась заглянуть, тем мутнее представлялась картина. Ну задаст она пару вопросов — он ответит так, как должен отвечать андроид. А дальше что? Молча смотреть друг на друга и ждать, когда очередной андроид взбунтуется против хозяев? Может, Джеффри всё-таки переоценил её возможности?.. Гэвин хоть и был социопатом, но, наверное, с заданием уничтожить андроида справился бы отлично. В комнату постучали. Не успела Эдит ответить, как заглянула мама. — Ты занята, родная? Эдит сразу же выключила телефон и убрала под подушку. — Ну можно и так сказать. — Я тебе тут фрукты принесла, а то ты не ела ничего совсем. — А что, отец отказался, да? — С беззлобным сарказмом усмехнулась Эдит. Мама растерялась и огляделась по сторонам, будто не знала, куда поставить тарелку. — Спасибо. Слушай, — Эдит пододвинула фрукты к себе и осторожно взглянула на маму, — а отец тебе что-нибудь говорил про девиантов? Ну, может они ещё с Мистером Фаулером общаются там, не знаю… Мама, вечно растерянное существо, вскинула брови — на грустном лице не было понятно, когда проявляются новые эмоции, а когда оно просто расслаблена. — Ну… Он звонит иногда, конечно… Но я не подслушиваю. Он это очень не любит, ты же знаешь. Эдит знала. Один раз, когда отцу показалось, что мама его подслушивает, он чуть не сломал той руку. — А вы что, новости не обсуждаете? В прошлом году все только об этом и говорили. — Да что со мной обсуждать, я разве в этих машинах разбираюсь! Я для него никудышный собеседник. Да и неинтересно мне это всё. — Ну а разве это вопрос интереса? В прошлом году мы даже выйти на улицу не могли, помнишь? Эдит вспоминала прошлый год как сон, приснившийся после фильма ужасов — горящие покрышки, коктейли Молотова, постоянные выстрелы за окном. Ещё и в новостях говорили, что андроиды прятали датчики, а некоторые даже сдирали, и из-за этого непонятно было, машина с тобой идёт по улице или человек. — Да зачем это сейчас вспоминать… Тебе это по работе надо, наверное, да? Эдит неохотно кивнула. — Ну посмотри какие-нибудь документалки, у коллег поспрашивай... Что уж с нас, со стариков взять — отец вообще не верит в это всё, ты же знаешь. Говорит, бунтовали люди, а это всё прикрыли из-за заговора какого-то. «Боже, неужели он уже настолько с ума сошёл?», — Эдит скривилась, но промолчала. Идея была хорошая, только вряд ли по документалкам на «YouTube» можно составить практически военную стратегию. Но маме этого не объяснить. — Ладно, мам, спасибо, — Эдит вздохнула и опустила глаза на потемневший кусочек яблока. Видимо, отец всё-таки от фруктов отказался.