Сердце северных гор

Утренний лёд замерших луж хрустел под копытами лошадей, которых Ханс с Бьёрном гнали к городским воротам наперегонки. У Бьёрна, как у Великого герцога, было право охотиться в эрендельских лесах, и он по-родственному пригласил Ханса разделить с ним эту приятную привилегию. В итоге они вернулись в город с тремя вальдшнепами, одной дикой уткой и зверским аппетитом. Ханс давно так хорошо не проводил время, хотя он не был большим поклонником охоты и, к тому же, чувствовал себя отвратительно в последние два дня: и морально, и физически. Зима ударила внезапно, и в замке было холодно, как в склепе, так что он, похоже, подхватил простуду. Но Бьёрн, как ни странно, оказался неплохой компанией, и беспечная болтовня с ним ненадолго отвлекла Ханса от его забот. Принц внезапно выяснил, что его новоприобретенный родственник был отнюдь не так безнадёжен, как о нем говорила Катарина. В вину Бьёрну можно было поставить разве что излишнюю доверчивость и полное неумение разбираться в людях — в остальном это был прекрасный малый, честный и, пожалуй, не лишенный ума. Ханс был готов это признать, так же, как и своё поражение в импровизированной гонке. Лошадь под ним была непривычная, тогда как Бьёрн гарцевал на своём прекрасном вороном жеребце андалтской породы. Он похлопал его по лоснящейся шее и перевёл в рысь: конь гулко застучал подковами по мостовой, пожевывая вспененный трензель и нервно прядая ушами, готовый снова скакать галопом. Ханс вспомнил о своём Цитроне, который остался дома, в Ольбрахе, и язвительный внутренний голос желчно заметил, что скоро они увидятся. Настроение его, чуть было улучшившееся, резко рухнуло в яму почти что отчаяния, которое вызывалось в нем мыслью о том, что такое возможное и такое близкое счастье оказалось разрушено из-за прихоти одного-единственного человека. Ханс до скрипа стиснул зубы и от всего сердца пожелал брату скорейшей смерти. — Надеюсь, вы останетесь у нас позавтракать? — спросил Бьёрн, оборачиваясь в седле. — Анна и Катарина будут вам рады. — С удовольствием, — отозвался Ханс, стараясь, чтобы его мрачные мысли не сказались на тоне его голоса. Это удачно, что Бьёрн пригласил его — он и сам собирался ехать к ним, чтобы переговорить с сестрой. Как бы это ни было ужасно, но Катарина, похоже, теперь была его последней надеждой. Скорее всего, конечно же, она ничем не поможет и не затруднит себя даже попыткой войти в его положение, но, если подумать, Хансу больше некуда было податься. Он ощущал себя таким же беспомощным, как когда-то давно в детстве, когда получал от братьев в драках потому, что был младше и физически слабее, а держать язык за зубами не умел; глотая злые слёзы и хлещущую из носа кровь, он обещал себе, что вырастет и никому не позволит себя бить или унижать. Кто бы сказал ему тогда, что стать просто взрослым для этого недостаточно. В доме герцога, где жили Катарина с Бьёрном, ожидая, когда на соседней улице закончат ремонтировать их собственный особняк, царило необычное для утра оживление. — Их Светлость, герцог Оландский прибыли, — сообщил лакей, забирая у Бьёрна хлыст и перчатки для верховой езды. — Они в гостиной, с хозяином и хозяйками. — Вот это новость! Почему он не предупредил, что вернулся? — Дядя любит сюрпризы, — заметил Ханс, вспоминая, как полгода назад Фредрик Йоханнес, герцог Оландский, его родной дядя и крестный, внезапно объявился в Ольбрахе вместе с Бьёрном. Они покинули Эренделл с намерением объездить весь мир, но Катарина помешала этим планам, и герцогу пришлось продолжить путешествие в одиночку. Теперь, должно быть, оно ему наскучило и он возвратился в родные края. Дядя Фредрик или «Фредди», как его чаще величали, был холост, несмотря на свои почти сорок, и жил в своё удовольствие — мог себе позволить, он был одним из самых богатых людей Эренделла. Три его старших брата умерли один за другим во время эпидемии, десять лет назад прошедшей по всему полуострову, и ему досталось огромное состояние отца и герцогство Оландское — богатейшее из семи Великих герцогств. Королю Агнарру он приходился двоюродным братом через мать, сестру короля Рунарда, что делало его, к тому же, вторым в очереди на эрендельский престол. Но, в отличие от Кристиана, который хотя и был регентом по завещанию, по закону о наследовании стоял следом за дядей, Фредрик не кичился этим и вёл себя так просто, как только может человек его положения. Теперь он сидел в кресле напротив дам и хозяина дома и развлекал их историями из своих поездок, сопровождая это красноречивыми жестикуляциями. Его сильный, звучный голос был слышен ещё из холла. — А! Бьёрн, дружище! — приветственно воскликнул он, когда Бьёрн с Хансом вошли в гостиную, и поднялся, чтобы по очереди заключить их в крепкие объятия. — Надеюсь, ты не злишься, что я не попал на твою свадьбу? Клянусь, я почти успел! Но проклятые лернардцы задержали наш корабль в порту, а потом я и вовсе чуть не утонул, пока пересекал наше ласковое море. В этом году оно что-то совсем раскапризничалось. — Это ничего, мы с Катариной тебе очень рады, — Бьёрн сиял почти детской радостью. Фредди в очередной раз улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы и обернулся к Хансу. — А как твои дела, племянник? Говорят, ты решил остаться в Эренделле насовсем. Очевидно, ему уже рассказали о предполагающейся свадьбе с принцессой Анной — это была главная тема всех светских обсуждений. Но о том, что этим планам не суждено сбыться, ещё никто не знал. Ханс через силу заставил себя улыбнуться. — Кто знает, как повернётся судьба, — ответил он, сохраняя непринужденный вид. Фредди заговорщицки подмигнул ему. — Что ж, судьба действительно удивительная вещь! — провозгласил он, возвращаясь на своё место. — Вы не представляете, какие фортели она выкидывала за время моего путешествия. Хотите верьте, хотите нет, но в Терском море меня чуть не взяли в плен пираты, а в Каниберге едва не растерзали эти проклятые революционеры. — Ты вечно влипаешь в истории! — рассмеялся Бьёрн, садясь рядом с Катариной и беря её руку в свою. Ханс тоже собирался сесть куда-нибудь, но внезапно почувствовал, как что-то пробежалось по его ногам и едва удержался, чтобы не отскочить в сторону. — Что это? — изумленно спросил он, наблюдая за небольшим юрким тельцем, бесшумно скользящим по полу. Оно сделало несколько суетливых кругов по комнате и ловко взобралось на ручку кресла, в котором развалился Фредди. Когда зверь, наконец замер, стало ясно, что это хорёк. — Ха! Это мой компаньон. Мы с ним вместе плыли из Эстебана. Вообще, там я купил ещё и попугая, но, к сожалению, они не сошлись характерами. Жаль бедолагу…красивая была птичка. И стоила как лошадь. Я так разозлился на этого плута, что собирался выбросить его за борт, но он спрятался где-то на нижней палубе и не вылезал до тех пор, пока я не остыл, — Фредди погладил хорька пальцем по загривку, но зверьку это, видимо, не слишком понравилось, и он снова отправился исследовать дом. — Я назвал его Локи. — Подходящее имечко, — усмехнулся Бьёрн. — Ты как долго пробыл в Каниберге? — спросил герцог Карл. — Около недели, они не выпускали наш корабль из порта из-за своего военного положения, — ответил Фредди. — Просто дикость какая-то, честное слово. И, главное, когда все это закончится — непонятно. Беспорядки в Каниберге, столице Лернардии, внушительной империи, занимавшей добрую треть континента, начались почти полгода назад, когда скоропостижно скончался их предыдущий император, а его дети не смогли поделить отцовский трон из-за путаницы в завещании. Пока они решали, кто будет следующим правителем и играли в солдатиков в стенах дворца, в городе начались выступления и было похоже, что народ — ну, или самая громкая его часть — был бы не против обойтись и вовсе без всякого монарха. Корона все же досталась старшему Вильгельму, но людей это не особенно успокоило. — Должен, однако, сказать, что положение серьезное, — сказал Фредди. — Я как раз попал на те волнения в сентябре. Это форменный кошмар. — Неужели, там будет как в Аквитании? — взволнованно проговорила Катарина. — Ведь они кончили тем, что казнили короля. — Толпа всегда безжалостна, — вздохнул герцог. — Но, будем надеяться, до этого не дойдёт: в конце концов, бунты в Лернардии бывали уже не раз, и все обходилось. — Здесь, я слышал, тоже неспокойно, — сказал Фредди многозначительным тоном. Герцог переглянулся с Бьёрном и Хансом. Между ними уже не раз был разговор, касающийся настоящего положения дел в Эренделле. Положение было простое, но оттого не менее неприятное: Кристиан, являющийся по завещанию короля регентом до совершеннолетия Эльзы, заправлял всем, как только хотел, не справляясь ни с чьим мнением за исключением мнения канцлера — ужасного консерватора и вообще довольно мрачного человека. Тем временем горожане столицы оказались невероятно возмущены тем, что Эльза не появилась на похоронах и вообще не пожелала покидать свои покои. Об этом странном поступке судачили уже которую неделю, и порой договаривались до того, что болезную принцессу стоило бы заменить на более понятную людям Анну. Вслух об этом, конечно, заявляли немногие, но недовольство ощущалось. — У нас, слава Богу, далеко до революций, — сказала Катарина. — Северные нации слишком холодны и слишком рассудительны для всех этих кровавых ужасов. — Да, до беспорядков ещё далеко, — согласился герцог. — Хотя, никогда нельзя знать наверняка… — Ну все, папа, давайте не будем об этом, — махнула рукой леди Ноэль. Она, кажется, пребывала в не очень хорошем расположении духа; в её обычно плавных движениях сквозила некоторая нервозность. — Все это слишком волнует. А вообще, пора садиться: уже одиннадцать. И гости, и хозяева прошли в столовую, где был накрыт для завтрака стол. О политике и внешних делах больше не заговаривали, и большей частью обсуждали всякие пустяки. Дядя Фредди рассказывал очередную историю из своей поездки, когда в распахнутые двери с лаем ворвался шпиц леди Ноэль, преследующий Локи, который, очевидно, оказался для пса неприятным открытием. Хорёк запрыгнул на буфет и, устроившись там в безопасности, презрительно сверкнул маленькими чёрными глазками в сторону беснующейся собаки. — Кажется, они не очень-то поладили, — усмехнулся Фредди. — Твой пёс все такая же истеричка, Аннет. — Он просто не любит всяких проходимцев, — фыркнула леди Ноэль и встала из-за стола, чтобы успокоить собаку. Оказавшись на руках у хозяйки, Лилу притих, хотя на хорька поглядывал все так же злобно. Тот равнодушно встряхнулся и улёгся на живот, подобрав под себя лапки. Герцогиня ушла в гостиную пить кофе, туда же отправились и все остальные. Катарина тоже собиралась присоединиться, но Ханс взял её за локоть. — Мне нужно поговорить с тобой, — шепнул он. — Это важно. Катарина бросила на брата удивленный взгляд и провела его по соседнему коридору в домашнюю оранжерею. Здесь было светло и влажно, и запахи цветущих экзотических растений кружили голову; садовник в запачканном землей фартуке, насвистывая беззаботную песенку, обрезал листья с какого-то дерева, чья родина явно располагалась где-то на другом краю земли. — Оставьте нас, — распорядилась бывшая принцесса. У неё никогда не было больше одной горничной, но голос звучал так властно, как будто она привыкла командовать по меньшей мере сотней слуг. Садовник послушно удалился и прикрыл за собой стеклянные двери. В последнюю секунду в щель прошмыгнул хорёк дяди Фредди. Он посидел немножко у порога, оглядываясь, и исчез в зелёных зарослях. — Ну, и в чем дело? — спросила Катарина, садясь в одно из уютных плетёных кресел и укладывая на коленях свои пухлые, но красивые белые руки с кольцами на небольших изящных пальцах. — Я говорил с Кристианом вчера, — сообщил Ханс. — Он приказал мне убираться домой. Никакой помолвки не будет. Катарина лишь коротко усмехнулась, как будто она заранее предвидела именно такой исход событий, и он ничуть её не удивил. — Чем же ты так не угодил нашему братцу? — пробормотала она, поджимая губы. — Я без понятия! — нервно бросил Ханс. — Но он имеет все права выдворить меня из Эренделла. Я не знаю, что делать, Катин! — Боже мой, перестань истерить, — фыркнула Катарина так, словно это не она изводила брата своим нытьём о нерешительном Бьёрне, который целый месяц собирался с духом, чтобы сделать ей предложение. — Ну, выгонит он тебя из дворца и что с того? Подумаешь, принцесса…найдёшь себе кого-нибудь ещё; среди местных невест полно тех, кто согласится выйти за тебя. Ханс только раздраженно передернул плечом. Он и не ожидал от сестры другой реакции — чтобы Катарина посочувствовала кому-нибудь, планета должна была сойти с оси; но ему все равно было обидно. Ей-то легко говорить — она устроилась более, чем благополучно. А ему что делать? За последние недели он ещё сильнее сблизился с Анной, которая нашла в нем так нужную ей поддержку после смерти родителей. Ханс и сам не понял, как это случилось, но из легкого увлечения, подпитываемого тщеславием и паническим страхом остаться на обочине жизни, его отношения к Анне превратились во что-то настолько глубокое, что теперь ему было почти больно думать о том, чтобы оставить её. Конечно, ещё больнее ему было расставаться с ускользающей от него возможностью — скорее всего, единственной — подобраться поближе к престолу; но теперь эти мечты казались ему так далеки и наивны, что он старался о них вовсе не думать. — Я-то, может быть, и найду, — сказал Ханс, поразмыслив над тем, как ему подступиться к сестре и найдя, что лучшим средством получить от неё поддержку было затронуть её собственные интересы. — Но если этот петух сейчас выгонит меня, а после запретит Анне ездить к вам, как он уже делал, то и ты потеряешь не неё своё влияние. Она, конечно, не имеет никакого веса при дворе, но она наследная принцесса, и все может измениться в любой момент. Катарина нахмурилась, и на её лице появилось отражение серьезной мыслительной деятельности. Слова брата её задели. — Это правда… в своём самодурстве Кис едва ли остановится, — вздохнула она, по привычке перебирая пальцами цепочку кулона. — Но если он швыряется своей роднёй, как какими-то дворнягами, то долго он не продержится. Ты сам слышал, сколько у него теперь врагов; а не прошло и месяца с тех пор, как он принц-регент. — Прикажешь ждать, пока его враги додумаются до переворота? — Имей терпение, братец. Ну, или действуй сам, раз так неймется. — Я похож на братоубийцу? — выгнул бровь Ханс. Катарина рассмеялась. — Как в дурной книжонке, — сказала она, закидывая одну ногу на другую и покачивая носком туфли. — А согласись, это было бы неплохо. — О, не спорю, — фыркнул принц. Он хотел схватиться сзади рукой за край подоконника, но чьи-то острые зубы вонзились в его ладонь — Ханс зашипел от боли, резко оборачиваясь, но проклятый хорёк уже сидел на другом окне, насмешливо подёргивая своим маленьким тёмным хвостом и вызывающе блестя глазами-бусинами. Ханс бросил на него озлобленно-презрительный взгляд и посмотрел на свою ладонь, по которой текла за рукав тонкая струйка крови. — Эта тварь ещё и кусается, — поморщилась Катарина. — Вечно дядя выдумывает всякие глупости. Надеюсь, он хотя бы не заразный… — Как мило, что ты так беспокоишься обо мне, — съязвил Ханс, прижимая к ранке носовой платок. — Конечно, беспокоюсь, — невозмутимо отозвалась Катарина, поправляя юбки. — Иначе стала бы я слушать твои причитания? Ханс едва удержался от того, чтобы не закатить глаза. — Кроме того… — сказала она уже серьезней. — Я, пожалуй, сама съезжу переговорить к нашему дорогому брату. — Какая невероятная любезность с твоей стороны. Только как ты собираешься заставить этого упёртого осла изменить его решение? Бывшая принцесса флегматично пожала плечами. — Я всегда ладила с ним получше, чем ты, к тому же, иногда жизнь преподносит сюрпризы. — И иногда очень неприятные. — Ну же, Ханс, не будь таким пессимистом! — махнула на него Катарина. — Лучше бы сказал мне «спасибо». В конце концов, кто ещё позаботится о тебе, если не я? Принц скептически скрестил руки на груди. Ну да…заботливая старшая сестрёнка — приторно до зубной боли. Катарина, впрочем, и не скрывала иронии в голосе. Будущее брата волновало её не больше, чем судьба любого из уличных бродяг, которые толпятся у церкви перед воскресной службой. Ханс понимал это так же, как и одну простую истину, с детства усвоенную им накрепко — позаботиться о себе может только он сам. И больше никто.