Сбежавшая королева

Реджина стояла в стороне и тщетно пыталась залечить царапину на животе. Было не стыдно получить ранение в битве, при грабеже, да даже упав с лошади, хотя это тоже было неловко, но она поцарапалась о куст, собирая хворост для костра, и считала это ужасным. Царапина была неглубокая, но длинная, сильно даже не болела, скорее щипала и ныла, но залечить не получалось, как бы разбойница не пыталась сосредоточиться. Она наловчилась довольно лихо штопать товарищей, но у себя упорно не могла залечить даже такую мелочь. — Ты что там? — раздался родной голос, и Реджина резко одернула задранную рубашку. — Ничего! Я уже иду. Но он не дал ей убежать, осторожно придержав за плечо. — Показывай. — Ничего серьёзного, поцарапалась. Робин перестал вести разговор и просто потянул края её одежды вверх, другой рукой касаясь оголенного живота. Реджина невольно взвизгнула. — Больно? — Щекотно! — ответила она, мучительно краснея. Кажется, она никогда не привыкнет к тому, как он касается её. Она долгое время вообще побаивалась его прикосновений. Мать здорово запугала её относительно мужских намерений, и хотя Дэниэл никогда и ничего такого себе так и не позволил, она была склонна считать его редким исключением. А уж замужество вовсе подломило её, не то, что бы король стремился унизить или причинить боль, нет, но он, несмотря на свои убеждения относительно этого, был до смешного слеп. Он был королём, он был рождён, чтоб им стать, и годы вбили ему искреннюю уверенность в том, что он способен дать человеку все, что он выше других, что стоит ему пожелать — а дальше все свершится само. Он впутывался в чужие судьбы и сломал её, потому что не задумывался, имеет ли он на это право, он был королём. В разрез убеждению матери, разбойник ничего не требовал от неё. Ей потребовалось время, чтобы понять, Робин остался бы с ней, даже если бы она вовсе запретила к себе прикасаться. Он удостоверился, что царапина действительно не стоит большого внимания, но все равно взял в руки флягу. Вина у разбойников всегда было в избытке, и не потому, что они были отъявленными пьяницами. Все раны, начиная от ударом меча и заканчивая кровавыми мозолями, следовало обрабатывать, пока лес, кажущийся таким приветливым, не бросил в кровь заражение. Не то что бы разбойники всегда следовали этому, но в отношении своей королевы Робин был непреклонен. В конце концов, кто, как не он осматривал все её тело, с болью отмечая все синяки и прочие повреждения. Он едва не потерял её от яда, но потерять от такой банальности, как мелкая царапина королеву… Нет, этому не бывать. Реджина заранее застонала, предчуствуя боль большую, чем при получении несчастного пореза. Как жаль, что она не смогла его просто залечить. Робин вздохнул: — Прости, придётся. Ты же знаешь… — Знаю, давай уже, — с повелительными нотками в голосе прервала его Реджина. Она готова была отдать себя ему всю, но в таких мелочах он был совершенно невыносим. Слыша, как она шипит и стискивает зубы, Робин едва не разругался так, как никогда себе при ней не позволял. Было абсолютно непереносимо причинять ей боль, даже необходимую. Не зная, как снять ее напряжение от жжения, он сжал её плечи, после перевёл руки на шею, на скулы, надеясь отвлечь от ощущений в области живота. — Никогда не привыкну… — едва разжимая губы, сказала она, несколько раз глубоко вздыхая, чтобы успокоиться. Он же ничего не говорил. Просто приобнял, и голова, склонившаяся на его плечо, показала ему, что он все делает верно. *** Зелина наблюдала за сестрой в волшебном зеркале, тайком. Если бы не волшебные чары, нанесенные на кулон, она бы снова начала зеленеть, и это перед собственной-то свадьбой. Впрочем, что это за свадьба? Тихо, без звенящей роскоши, без пира на весь мир. Когда ей сказали, как все будет происходить, она разве что зубами не скрипела, но выдавила улыбку. Она выдавала себя за ту, что искренне ценит семейный уют. Она должна была быть счастлива узнать, что королю не нужно будет приветствовать много гостей, он сможет уделять ей больше внимания. Она должна была разыгрывать волшебницу, полюбившую его за доброту. Король словно стеснялся факта, что женится в третий раз, да еще и потеряв вторую жену при столь странных обстоятельствах. Народ шептался, что она сбежала от него, так как была слишком юна и вольнолюбива. Король в это не верил, но слухи смущали его. А еще народ обсуждал вероятность того, что предыдущую королеву убили по его приказу, но эти слухи королю никто не решался донести. Румпельштильцхен подбросил рыцарям тело «Реджины», позволяя королю верить, что она в самом деле убита разбойниками, может, выкравшими ее ради выкупа, но по какой-то причине не выполнившими задуманного до конца. Зелине казалось, Темный окончательно разуверился в ее сестре, когда она так безропотно согласилась уйти с главной роли, освобождая место. Он будто полностью переписал свои планы, какими бы они ни были, на нее. Наслал какую-то беду на Белоснежку и послал ученицу, как чудо с небес, вылечить ее. Стандартный ход. Разве что Зелина четко знала, чего добивается, и усилий потребовалось больше. Нет, она могла снять ерунду, насланную учителем, одним взмахом руки, но сидела две недели, изображая заботу и подбираясь к королю. А тот сначала оставил спасительницу своей дочери при дворе, а через время аккуратной работы сделал предложение. Все как по маслу, но почему-то зависть никуда не делась. Зелине не сиделось на добровольно отданном троне. Ее тянуло начать двигаться куда-то еще. Белоснежка не была в восторге от поступка отца. Она была уже подростком, она слышала от людей чуть больше короля, а новая женитьба никак не могла быть продиктована необходимостью найти ей мать. Но она приняла это как данность, потому что любила отца. Жизнь в ее маленьком замкнутом мире не изменилось от того, что одна мачеха сменилась другой. Впрочем, она вспоминала о Реджине. Принося цветы на ее могилу, она задумывалась о ее судьбе. Зелина быстро и незаметно захватывала власть, в замке практически не осталось напоминаний о ее предшественницах, но Белоснежка давно забрала себе единственный портрет королевы Реджины. Видела тоску в ее глазах и думала, что, наверное, все случилось так, как должно. *** — Реджина! — окликнул ее чей-то голос, когда разбойники ранним утром проходили миом какого-то поселения на краю света. Она обернулась: — Тинкербелл! Ты… — девушка рассеянно замолчала, отмечая, что у феи нет крыльев за спиной и одежда на ней самая простая, деревенская, ничуть не напоминающая сверкающие одеяния фей. Обе неловко замолчали на секунды, но Тинкербелл просто подошла и обняла, разрушая тяжесть момента. Реджина выдохнула, значит, она не злится на нее. Она не видела ее с тех самых пор, как зашла в ту самую таверну и долго гадала, что случилось с феей из-за кражи пыльцы, и не обижена ли та на нее. Реджина давно рассказала Робину об их первой встрече, но как они не думали вдвоем, поиск феи казался нереальным. Но вот судьба свела их. — Я вас догоню, — обратилась она к Робину. — Я думаю, нам надо поговорить. Он кивнул, с улыбкой оглядывая, по-видимому, старую знакомую любимой. — Ты с ним, — шепнула Тинкербелл на ухо подруге. Та только улыбнулась в ответ. Они отошли с дороги и опустились на траву. — Ты счастлива? — Да, наверное… Не знаю. В любом случае, даже если разбойничья жизнь — не предел моих мечтаний, все было бы гораздо хуже, останься я во дворце. И я люблю его. Пыльца не обманула. — Значит, все правильно, — выдохнула фея, — я так переживала, правильно ли поступила. — Тинкер, но твои… — Голубая отняла мои крылья. Она считает, нельзя было красть пыльцу для тебя. Но я так не думаю. И не жалею. Теперь так точно. Реджина закусила губу. Кто-то пожертвовал для нее собой, только чтобы спросить, увидев, «ты счастлива?» — Что я могу сделать для тебя? — тихо спросила она. Я ощущала себя весьма потерянной в последнее время. Один капитан предложил мне перебраться на остров к таким же потерянным детям. На Неверленд. Я уже думала согласиться. Меня ведь ничего не держало здесь. Ты думаешь, стоит ли? — А если я предложу пойти тебе с нами? — Реджина ухватилась за эту идею. — Что тебе делать на этом острове. — Ничего, — вздохнула Тинкербелл, — просто я не своя среди людей. И уже не фея. — Ты уже не фея, я уже не королева, но это не значит, что мы не можем быть просто сами собой. Я человек, но поверь, я тоже ощущала себя не своей среди таких же людей в замке. — То есть ты думаешь, что мне просто попадались не те люди? — Тинкербелл рассмеялась — Ну, в этом есть смысл. — Чем ты занимаешься сейчас? — За неимением лучшего, работаю официанткой. Столько всякого слышишь, пока разносишь там кружки. Но все равно не мое. А ты, выходит, разбойница? Столько раз видела Робин Гуда на ориентировках, и ни разу и в голову не пришло, что он тот самый человек, к которому я привела тебя когда-то. — Ага, грабим богатых, раздаем бедным. Самое подходящее занятие для бывшей королевы. Но за ним я хоть на край света. — Тогда я за вами. Раз уж на то пошло, я лишилась крыльев за кражу, что мешает мне стать разбойницей. Девушки снова обнялись, в знак возобновления дружбы. *** Девочка лет шести-семи сидела прямо на полу в углу комнаты и глядела на все вокруг равнодушным взглядом. Красивая, как куколка. И такая же словно неживая, Зелине захотелось дотронуться до нее и проверить, исходит ли от нее человеческое тепло. — Чья это девочка? — спросила новая королева. — Это моя сестра, — извиняющимся тоном проговорила одна из служанок, — мне не с кем ее оставить, но не волнуйтесь, она просто сидит, правда, я ей говорю сидеть, и она… — Ясно, — оборвала лепетание Зелина. Но интерес не прошел. Она постоянно замечала девочку в разных углах, пока ее сестра выполняла свою работу. И ни разу она не видела, чтобы эта девочка что-то делала или хотя бы говорила, она просто сидела и глядела на постоянное движение дворца, стараясь быть как можно незаметнее. И взгляд у нее был такой… Взрослый, уставший и равнодушный. Она наблюдала и никогда не пыталась стать частью этого мира. Глядя на вечно радостную, летающую по всем комнатам Белоснежку, которой все улыбались и стремились помочь, Зелина постоянно вспоминала ее. Сидящую девочку, красивую куколку в чистом, но таком бедняцком платье, такую серьезную и абсолютно никому не нужную. Чем принцесса была лучше ее, с отвращением думала королева. И чем король, второй раз по прихоти берущий в жену молодую девушку, вынужденную быть запертой во дворце, чище ее отца-пьяницы. Когда-то Зелину тоже пытались заставить сидеть. Когда ее мать, не родная, та, что взяла ее себе, надолго уходила, а отец, тогда еще так не пьющий и, в общем-то, еще не злой человек, уставал гоняться за верткой девчушкой, он сажал ее на скамью и уговаривал не двигаться. Но ее хватало минут на пять. Тогда ее стали просить помогать, энергия пошла в нужное русло. Даже отец, ворчливый и скупой на похвалу, трепал ее по голове, ласково говоря, мол, помощница растет. Королева подошла к девочке и решительно сказала: — Пойдем. Девочка неловко привстала, озираясь, видимо, в поисках сестры, не зная, нужно ли выполнять приказ королевы, если та не разрешила двигаться. Зелина впервые поняла, что перед ней ребенок, даже если у нее такие серьезные глаза. Она цепляла на нее свои украшения и любовалась. Она решила воспитать из нее свою идеальную прислужницу и не более того. Не может девочка вечно сидеть. Ей надо что-то делать. Пусть это будет для нее игрой. Она сама научит ее расплетать рыжие волосы и поправлять богатые платья. И нарядит ее саму получше, чтобы дать усладу глазам. Но только своим. Это будет ее девочка. — Как тебя зовут? — Сара, Ваше Величество, — ответила девочка, и это было первое, что услышали от нее стены замка. Сара быстро училась, была тихой, послушной, незаметной и абсолютно преданной той единственной, что заметила ее. Зелина приказывала ей прятаться от Белоснежки, боясь, что та склонит ее к себе. Но сидящая девочка уже не поменяла бы госпожу. Она послушно приносила ей разговоры и сплетни, привыкшая быть незаметной, она могла стать ее ушами. Когда Зелина однажды бессильно расплакалась при ней, она села на пол и обняла ее ноги. Королева, впервые за долгое время почувствовала себя тронутой. — Моя мать умерла, у меня только сестра, — сказала Сара как-то раз. «Какое совпадение, — думала Зелина, — у меня ведь тоже». Все пошло прахом тогда, когда умерла ее мать. Отец растерял все хорошее, что хранил в себе, работа не спорилась без ее ненавязчивой помощи, да еще всплески магии так угнетали тогда. В ее жизни больше ничего не было, оставалось самой пробивать себе дорогу, но девочка перед ней еще мала и обладает совсем другим характером, поэтому она станет ее дорогой. *** Не такое уж большое, но шумное поселение, незаметно переходящее в лес, жило своей жизнью. Гудела торговая площадь, переругиваясь на разные голоса. Никто вокруг не мог договориться о цене. Реджина все еще чувствовала себя потерянной среди народа. Она шла по площади, прижимаясь к коню, которого вела за собой. В любой момент поводья могли выдернуть из ее рук, и тогда оставалось бы надеяться только на то, что конь сам не примет нового хозяина, потому что стрелять разбойница среди толпы не решилась бы, догнать профессионального воришку не смогла, а никого из своих рядом не было. Беспомощность, что была ее верной подругой на троне, набегала и сейчас. Совсем у края леса, там, где заканчивались торговые ряды, крики были особенно слышны. Подобравшись к месту, она увидела, что чья-то несговорчивость положила начало массовой драке, куда уже встревали все, кому не лень. Реджина уже хотела потихоньку обойти разъяренную толпу, но услышала тихий детский плач и остановилась. Между беснующимися драчунами затерялся маленький ребенок. Разбойница сразу забыла о чувстве беспомощности, что охватывало ее минутами до. Думать было некогда, она вскочила на Росинанта и бросилась прямо в толпу, раскидывая людей магией в разные стороны. Пришлось проделать фокус несколько раз, прежде чем одурманенные яростью умы поняли, что кто-то рассекает толпу, явно не обычными человеческими силами толкая их. Вокруг нее образовалось свободное пространство, и она бросилась к мальчику, спешно хватая его на руки. — Чей он? — спросила Реджина у ближайшего к ней мужика. — Не знаю я, мало ли их тут шастает, — попятился тот. Разбойница озлобленно фыркнула, посадила плачущего мальчика на коня и, осторожно придерживая его, взобралась сама. Нужно было убираться отсюда скорее. Робин уже ждал ее в лесу. Он удивленно взглянул сначала на мальчишку, а потом на нее, но увидев растерянность на ее лице, не стал сходу забрасывать вопросами, а снял мальчика, поднял на руках и улыбнулся: — Ух, какой богатырь! Как тебя звать? — Роланд, — пролепетал мальчик. По дороге он перестал плакать, и сидел, прижимаясь к Реджине так, что у нее сердце кололо. Она была ему незнакомкой, но он не боялся ее, не вырывался, надеясь отыскать мать или еще кого знакомого, он молча стирал слезы одной рукой, крепко держась второй за ее одежду. Но, тем не менее, его нужно было куда-то возвращать. Оставалось надеяться, что даже если ребенок не сможет ничего сказать сам, то его распознает кто-то в городе; когда разъезжались пришлые, жителей оставалось не так много, как могло показаться. — Чей ты такой, Роланд? — спросил мальчика Робин — Ничей, — буркнул тот. Разбойник поставил его на землю, ласково потрепал по волосам и вопросительно посмотрел на Реджину. — Там драка была, его чуть не затоптали, — начала она объяснять. — Сама не знаю, чей. Надо найти. — А если не найдем? — спросил он, глядя на ребенка. Реджина вздохнула. Почему? Было ли причиной зелье, что выпивала она назло мужу в те редкие, к счастью, ночи, когда король снова загорался надеждой иметь сына? Что подсунул ей Румпельштильцхен? Или это ее организм оказался слишком слаб? Робин читал эти вопросы на ее лице, но не стал говорить об этом. Спросил лишь:  — Пойти с тобой? Она покачала головой. Сама. Она взяла мальчика за руку и медленно пошла с ним. Солнце уже заходило, люди возвращались домой. Она нерешительно постучала в одну из дверей. Выглянула неопрятного вида старуха, и злобно уставилась на девушку. — Не знаете чей ребенок? — Нет! — резко ответила она и захлопнула дверь. Реджина смутилась. Мальчик взглянул на нее своими большими грустными глазами и крепче сжал ладонь. — Устал? — он не ответил, да может и не понял ее, он был совсем мал. Она взяла его на руки. — Пойдем дальше, — «а если не найдем?» Она вошла в очередную калитку. Из хлева вышла стареющая полная женщина, на ходу крича кому-то в огород. Увидев незваную гость она остановилась. Мальчишка потерялся. Чей, не знаете? — Хозяйка подошла ближе и, близоруко сощурившись, посмотрела мальчику прямо в лицо. — А, этот! Да сирота он. Мать погибла, говорят, не знаю, что уж там было. Так его из рук в руки и суют. Отец у него человек был нехороший, вот и чураются. Реджина прижала малыша крепче к себе: — Но надо же его куда-то… — Ну, вон, видишь дом с краю улицы? Там он жил последнее время. Не уследила, видать, Анна, коль потерялся. Своих семеро по лавкам. — Спасибо. — А то взяла бы себе, — крикнула вдогонку женщина, — он, вишь, к тебе уже льнет! Реджина не ответила. «Может, и к лучшему, что нет детей? — думалось ей. — Куда их, в разбойничий лагерь?» Они пытались начать и другую жизнь. Это был самый счастливый год в жизни девушки. Но потом пришел в деревню новый голова, и тут же пришлось бежать. И снова лес, грабежи, костры, холодные ночи. Порой все это вдохновляло, но иногда вспоминалось то спокойствие, что жило в ней в тот год. Она постучалась в указанный дом. Вышла молодая еще женщина, с резкими чертами лица, суровым взглядом и тонкими, упрямо сжатыми губами. — Ваш? — Не мой, — скривила рот она, — но раз девать некуда, возьму. Реджина сделала шаг назад и решилась: — А если я его заберу? Женщина посмотрела на нее с чуть большим интересом. — Сама-то не отсюда, что ли? — Не отсюда, — Реджина невольно скопировала взгляд собеседницы исподлобья и больше ничего говорить не стала. — Своих нет, что ли? — усмехнулась Анна. — Нет. Они помолчали, разглядывая друг друга. — Ну бери. Мне своих хватает. Просто… — она вздохнула, и неожиданно перестала казаться такой устрашающей, — жалко мальчонку. Он-то не виноват… Реджина быстро, боясь передумать, пошла со двора. — Эй, — раздалось ей вслед. Она обернулась. — Не вздумай его в лесу бросать. Если передумаешь, лучше отдай обратно. Я заберу. Разбойница прижала к себе ребенка, зло вперившись глазами в женщину. — Не зыркай. Мало ли. Вижу, что он тебе нужен, но не знаю, кто ты и откуда, вот и говорю. Он, может, и ничей, а живой. — Уже не ничей, — ответила Реджина. Анна кивнула и закрыла дверь. Разбойница вернулась к своим, молча опустила спящего уже ребенка. — Не нашла? — понимающе спросил Робин. — Нашла, — упрямо поджала губы Реджина. — Я его нашла. И никто не знал, что в этот миг за ними через зеркало наблюдала Кора, чье сердце за ее спиной Зелина уже сжимала цепкими пальцами. *** На Зелине никак не отразилась эта маленькая история. Кора была ей никем. Она просто появилась однажды в ее покоях, и Зелина не интересовалась, как она прошла между мирами. Рассмотрев королевское платье и корону, она, кажется, удивилась: — Где Реджина? — Давно в земле, — усмехнулась королева, подходя к матери вплотную. Но та не узнала ее. Да и не могла узнать. — Не может быть. Я бы почувствовала это… — А вторую дочь ты не чувствуешь, даже глядя на нее? — расхохоталась Зелина. — Мама. Кора отшатнулась. Наверное, то было единственное, что могло вообще как-либо подкосить ее. Она подняла руку, чтобы сделать удушающий жест, но Зелина оказалась быстрее. Дочь была сильнее матери, так говорил ей Румпельштильцхен. А он не мог ей соврать. Вернее, вполне мог, но не в этом. Зелина верила. Возможно, исключительно на этой слепой вере ей удалось победить. Кору заточили в подземелье, по рукам и ногам скованную антимагическими браслетами. Было бы неплохо уморить мать голодом и отвратительными условиями, но Зелина, хотя себе не признавалась, боялась ее, даже в таком состоянии, даже победив, даже повторяя себе раз за разом слова Румпельштильцхена. Нужно было узнать, где ее сердце. Нужно было убить ее — и быстрее. — Зачем ты бросила меня? — Я должна была чего-то добиться. С тобой шансов не было. Если ты сейчас взобралась на место королевы, ты должна меня понимать. — А нельзя было об этом подумать прежде, чем залетать?! — Меня обманули. — Надо же! А меня попросту бросили. — У тебя были хорошие родители. Я нашла тебя позже и иногда следила… — Хорошие родители? Это же когда ты «следила» за мной в последний раз? — Были некоторые проблемы. — Хватит, — Зелина так ударила по прутьям решетки, что по руке словно пробежал ток. — Где твое сердце? — Я хочу видеть Реджину, когда оно будет в твоих руках, — покорно сказала Кора, и Зелина сразу поняла — где-то запряталась ложь. На что она надеется? На то что выйдет на свободу? На то, что младшая дочь не позволит старшей убить ее? Наверное, это. Но неужели она думает, что королева позволит ей увидеть Реджину вживую? Время спустя Зелина слегка сдавила в руке черный комок, отдаленно напоминающий человеческое сердце и водрузила по свою сторону решетки волшебное зеркало. — Гляди на свою любимицу, так уж и быть! В зеркале Реджина вела коня по торговой площади, что-то складывая в большую сумку на ходу. Зелина сама не поняла, как привычно засмотрелась на ненавистную сестру, упиваясь злостью и забыв, что нужно ей сейчас. Очнулась только тогда, когда чёрное сердце обожгло ей руки, словно самое обычное, разве чуть темноватое, просто человеческое. Она взглянула на Кору и поняла, что она уже почти заставила исчезнуть путы на руках. Антимагические браслеты становились слабее сил колдуньи. Но за секунду до того, как Кора бы бросилась на нее, Зелина раздавила сердце в своих ладонях. На Зелине никак не отразилась эта маленькая история. Факты о ней вспоминались сухо. Кора была ей никем. Просто было слишком больно знать, что сестра находится в блаженном неведении. Ей нужно было все рассказать и увидеть слезы. Но для начала разобраться с Белоснежкой, пока народ не понял, что ее можно выдвинуть на престол. Ну уж нет. Королевство будет принадлежать ей, Зелине, брошенной своей матерью, дочерью мельника, ей, королеве, подсаженной на пустующее по недоразумению место, ей, той, что знает, как нужно ценить власть. Зелина подозвала к себе Сару. Девочке было уже около одиннадцати, точнее она сама сказать бы не могла, но по взгляду казалось, что за ее плечами наименьшее — полвека. Еще бы. Королевская верная помощница, верная спутница в грязных делах, она была уставшей старухой в теле ребенка. И иногда даже в Зелине эти глаза отзывались страшной тоской. Но остановиться не получалось. — Смотри. Это моя мать. Та, что бросила меня. Та, что даже перед смертью пожелала видеть мою сестру. Тем более Сара даже не знала, что это можно остановить. Не знала, что может быть по-другому. Как верный пес, она не знала ничего, что не касалось ее хозяйки. Но почему Королеве так тошно об этом думать? — Я отправлю тебя в одно место. Ты не заметно передашь записку вот ей, — она указала на волшебное зеркало, — проследишь, чтобы она прочла ее, и будешь ждать, пока я тебя не заберу. Поняла? — Да, Ваше Величество, — прошелестела Сара. — А уж потом, если у меня будет настроение, мы с тобой отпразднуем победу, — усмехнулась Зелина. Глаза девочки чуть посветлели и она улыбнулась.