Бездна

Если бы кто-то сказал, что привыкнуть к новой жизни легко, я бы избила того на месте, даже не став выслушивать объяснения. Легко ли это — просыпаться в чужом доме, притворяясь другим человеком, и думать лишь о том, как бы поскорее закончился очередной, наполненный нелепыми надеждами, день? Легко ли отбросить все болезненные воспоминания и суетные мысли в сторону, забыться и жить настоящим? Возможно, но не мне. Я сходила с ума. Чувствовала, как по артериям вместе с багровой жидкостью разливаются первобытная ярость и отчаяние. Мне казалось, что я падаю в глубокую яму, безнадёжно пытаюсь цепляться пальцами за пыльный воздух, выступы и неровности стен, дабы не разбиться. Самым страшным было то, что чувство падения не прекращалось, а наоборот становилось всё сильней. Я сгорала. Медленно, подобно ватному диску, вымоченному в парафине. Стоило закрыть глаза, как внутреннему взору представал беспощадный огонь, пожирающий моё существо. В такие моменты рассудок превращался в раскалённое стекло, готовое треснуть в любой момент под грузом тягостных испытаний, выпавших на мою долю. Не прошло и пары дней как я начала сомневаться в собственной вменяемости. Боясь вновь один на один столкнуться с адским пламенем, стремящимся поглотить мою душу, я перестала засыпать. Зажигала восковую свечу на тумбочке, поджимала ноги под себя и размышляла. Ночью думалось легче — зыбкие тени, раскинутые по углам комнаты, гасили рыжие всполохи, а мысли становились более связными. Я, как могла, пыталась упорядочить происходящие события, стремилась найти решение вставшей передо мной задачи вернуться домой, но всё оказывалось тщетным. Я понятия не имела, к чему нужно приступить в первую очередь. Шёл третий месяц моего пребывания в другой мире. Третий месяц незнакомого языка, одиночества, депрессии, окончательно сломивших мой и без того хрупкий боевой дух. Происходило ли что-то интересное в ходе этого времени? Пожалуй, я склонна дать отрицательный ответ, ведь ярких событий, достойных хоть какого-то упоминания, просто не происходило. Раньше меня навещал незнакомый мужчина, что, по всей видимости, являлся моим лечащим врачом. Каждое утро обычно начиналось с негромкого стука в дверь, после чего гость проходил вглубь комнаты, усаживал меня на невысокий стул с подкошенными ножками и принимался хлопотать вокруг меня так, будто я была не столько обычным пациентом, сколько захворавшей принцессой, к которой приставили придворного лекаря. Первое время такое пристальное внимание смущало — мне доводилось лежать в больницах в моём мире, однако там уровень обслуживания был значительно ниже, чем здесь. Оказываемая волшебником помощь и поддержка трогали и, само собой, вызывали чувство благодарности. Его участие в моём самочувствии и во многих повседневных мелочах по типу приёма пищи в компании и совместной прогулки по окрестностям было таким приятным, что позже я начала ловить себя на мысли, что его присутствие в моей жизни скрашивает серость дождливых будней и даже немного отвлекает от гнетущих мыслей. Правда, всему приходит конец. Целитель, имя которого я так и не распознала в массе незнакомых звуков, ушёл с началом потеплений. Прощание наше, весьма продолжительное и волнительное, вобрало в себя целую тонну благодарных слов, причём не только с моей стороны, но и со стороны Норави. К слову, та вела себя более сдержанно, нежели я. — Отпусти меня, женщина, я хочу нормально попрощаться, — возмущалась я, когда женщина, поражаясь внезапной тактильности дочери, принялась останавливать меня на пути к спасителю. Думаю, обычные объятия вряд ли могли послужить достойной платой за проявленные мужчиной внимание и чуткость, но другого способа показать свою искреннюю благодарность я не нашла. Мужчина что-то произнёс — его голос, слегка резковатый из-за произносимых звуков, тем не менее отдавал нежностью и теплотой. Норави неопределённо покачала головой, выдавив из себя вымученную улыбку, а я раздражённо выдохнула. Было бы куда легче, если бы меня не настигла небесная кара в виде абсолютного невосприятия речи на слух. Разумеется, способность понимать написанное и разговаривать на незнакомом наречии без каких-либо усердий чуть сглаживала ситуацию, однако порой мне казалось, что жизнь с немотой была бы несколько проще. Все попытки целителя исправить ситуацию и вернуть мне одно из драгоценных пяти чувств, при этом не растрепав о моей проблеме односельчанам, пошли крахом из-за присущей Норави говорливости и излишней нервозности — уже спустя пару часов после открытия моей инвалидности весь населённый пункт стоял на ушах. Осознание собственной неполноценности выводило из себя. Навешанный жителями ярлык глухой и убогой напрягал: односельчане шарахались от меня, как от прокажённой, обходили стороной, словно меня прокляли — да никто иной, как дьявол! Впрочем, я толком не давала себе повода для обиды, списывая грубость местных на типичное деревенское невежество и набожность. Люди — они и в другом мире люди. — Дядя, вы чего? — возмущённо пробормотала я, стоило мужчине подойти ближе и одним уверенным движением подхватить меня на руки. Особых трудностей в выполнении действия не возникло: моë нынешнее телосложение позволяло беспрепятственно осуществлять подобные манипуляции. — Личное пространство покинуло чат. Нос защекотало, когда я вдохнула запах ладанной смолы с легким оттенком воска и полевых цветов. Мужчина вскинул брови, дивясь моему жаргону (который я, порой, забывала фильтровать), приподнял над моей головой шероховатую ладонь. В ожидании подзатыльника, облюбованного жеста Норави, я зажмурилась. Удара, впрочем, не последовало — по волосам пробежал лишь лёгкий ветерок. Приоткрыла один глаз, наблюдая за растягивающейся дружелюбной усмешкой на чужом лице. В следующие мгновения я была аккуратно поставлена на ноги. Напоследок мужчина кивнул Норави, одарил меня ласковой улыбкой. Со спокойной душой я проводила взглядом удаляющуюся фигуру, стремительно скрывшейся в зарослях страшного леса. Дни полетели быстрее, чем раньше, выстраиваясь в монохромную киноленту. Основной задачей для меня стали попытки маскировки под предметы интерьера — стараясь не высовываться и вести себя тихо, я боялась лишний раз столкнуться с неугомонной Норави, раз за разом придумывающей всë более сложные и невыполнимые для моей изнеженной натуры испытания. Эстафеты до колодца с двумя тяжеленными вëдрами, походы за дойным молоком к местной сварливой старухе и квесты по деревне в поисках каких-то инструментов, передаваемых из рук в руки, выматывали на раз-два, отчего к вечеру ноги едва доносили меня до дверей комнаты. Пару раз я всë-таки умудрялась уснуть на подходах к злополучной лестнице, что вела на второй этаж, но следующим днëм находила себя в спальне, укрытой колючим пледом с головы до ног. Норави была строгой женщиной в самом расцвете, такой красивой, что все вокруг казались одутловатыми. Будь мы в моëм мире, никогда бы не подумала, что она из деревни: выглядела родительница Соры так статно и в какой-то степени горделиво, что походила больше на финансового директора крупной нефтяной кампании, чем на обычную девицу из глуши. Чем-то еë образ напоминал барышню с небезызвестной картины Крамского «Неизвестная». Не сказать, что я была хорошо знакома с живописью, но то произведение каким-то чудом закрепилось в сознании лучше других. Недовольно дёрнув рукой, сжимавшей тканевый пакет для продуктов, я наконец вышла к рынку. Пользовались им не так уж часто, поскольку деревенщины жили по принципу «услуги за услугу», где за починку тумбы можно было получить парочку яиц к завтраку, а за натасканные дрова потребовать мясо забойной свинюшки. На импровизированной площади за деревянными столиками сидели в основном местные «бизнесмены», строящие империю на случайных путниках, и редкие купцы, по глупости надеющиеся на хорошую прибыль в захолустье. Переступила с ноги на ногу, вспоминая необходимые продукты для покупки. Следовало купить дешёвых фруктов у продавца, что периодически радовал нас поставками из более-менее населённых городов, да напомнить тощему соседу о его обещанном ещë с неделю назад кирпичике масла. Таскать за него телеги с камнями для забора оказалось таким себе удовольствием. Проходя мимо надменного усатого рыбака, переговаривающегося с потенциальной девочкой-покупательницей, чей возраст был не сильно больше моего, я презрительно нахмурилась, замечая тушки несвежих карпов. Запах разлагающегося мяса разлетался на добрый десяток метров, а водянистые мутные глаза речных обитателей смотрели на окружающий мир со спокойной безразличностью. Им уже явно всё равно, сгниют они на этом столе или отправятся в чей-то желудок. Как только не изворачивался горемычный продавец: много говорил, вероятнее всего, нахваливая свой улов, размахивал руками и даже пару раз брал одну из рыб в руку, стремясь показать уникальный продукт со всех сторон. Навык убеждения у него определённо отсутствовал, но циркового шоу стало достаточно для того, чтобы девочка в готовности вытащила на свет горсть драгоценных. — Советую пройти чуть дальше, — не удержалась я от комментария. Короткие фиолетовые хвостики незнакомки забавно дёрнулись вслед за повернувшейся головой, а взгляд, и без того растерянный, приобрёл оттенки волнения. Кажется, ей впервые доверили покупку продуктов. — Покупать у него товар не особо хорошая идея. Жабры бледные, глаза мутные, про вонь вообще не говорю. Лежит, поди, уже несколько дней. Если так подумать, то покупка рыбных и мясных изделий на рынке — идея изначально бредовая. В случаях необходимости оптимальным вариантом являлась самостоятельная ловля или забой животных, с последующим изготовлением в тот же день. Отсутствие электричества, а вместе с этим плит и холодильников, весьма усложняло существование. Впрочем, бытовые приборы легко заменялись лакримами. Таким образом, одна из тумб у нас на кухне превратилась в подобие морозильника с лежащей в ней ледяной сферой, а обжигающая пальцы прямоугольная дощечка заменила конфорку. Интересно, у всех ли в деревне были эти магические предметы, или кому-то приходилось ещё сложнее? Усач сразу подобрался, заслышав мой нелестный отзыв, гневно прищурился. Возможно, лучшим решением было бы пройти мимо. Пусть бы мужчина и надурил девочку, зато внимание ко мне селян лишний раз не всколыхнул. С другой стороны, мне стало так жаль наивного ребёнка, что я отбросила всякие сомнения в правильности решения. Она ещё понятия не имеет, какую цену имеют в мире деньги. Возмущения рыбака больно ударили по барабанным перепонкам: растеряв всякое самообладание, мужчина, наверняка не стесняясь в выражениях, вопил на всю площадь. Смущённая девочка неуверенно сделала шаг назад, после вовсе отходя от кричащего продавца в мою сторону. — Уни ва кацумо, — пробормотала она, робко сцепив руки перед собой в замок. — Если тебе очень нужна рыба, то лучше подойти к тому юноше, — проговорила я, не пытаясь вникнуть в сказанное. Рукой я указала на светловолосого парня, находящегося на небольшом отдалении — он сидел на срубленном пне и сосредоточенно возился с удочкой. — Как ты видишь, он ничего не продаёт. Подойди к нему и попроси поймать что-нибудь. Потребуется, конечно, время, но зато ты не проведёшь остаток вечера, страдая от невыносимых болей в животе. Девочка настороженно глянула на предложенного кандидата, задумчиво оглядела рынок и, за неимением другого варианта, благодарно кивнула мне. — Увидимся, — я мягко улыбнулась, разворачиваясь в нужном направлении. Около получаса я провела на рынке, торгуясь с приезжим купцом за килограмм румяных персиков. Удивительным оставалось то, как я, не понимая речи собеседника, умудрялась настаивать на чём-то своём. Похоже, в дело шли навыки, приобретённые на всевозможных базарах в моём мире. Уходя уже под полдень, когда солнце начало жечь особенно сильно, глаза наткнулись на разноцветные шарики, аккуратно выложенные на маленьких бумажных тарелочках. Пожилой мужчина, чьих волос уже давно коснулась седина, сидел с опущенной головой и явно пытался не уснуть. Не видела его прежде. Как, впрочем, и подобных сладостей. Дедушка, заметив мою заинтересованность, приглашающим жестом показал на стол, выдавая весь свой ассортимент — мучные изделия, каждое из которых было выполнено в каком-то определённом стиле, судя по всему, имели разные вкусы. В дряхлую руку продавец взял маленькую шпажку, на которую я чуть ли не слюни пускала, и любезно протянул еë мне. Увидев в этом призыв к действиям, я, наплевав на любое стеснение, надкусила первый шарик, обильно политый, вау, карамельным сиропом. Лакомство цветком раскрылось на языке, поражая невиданным ранее вкусом. От избытка эмоций я издала непонятный возглас радости и удовлетворения. Я никогда не являлась сладкоежкой, редко в квартире можно было увидеть хотя бы одну шоколадную плитку. Дело даже не в поддержании формы, просто обычно мне попадались невкусные конфеты, вот и перестала их покупать. Но это консистенция и сладковатый фруктовый привкус… Не успев дожевать первую предложенную мне закуску, мои руки уже потянулись за следующей, по пути доставая драгоценные. *** Честно говоря, виды утопающей в зелени деревни нередко пробуждали во мне восторг, несмотря на моё явное нежелание находиться здесь. Наслаждение летней природой, пышущей жизнью и так контрастно соседствующей с неприветливым селом, давалось на удивление легко. Мне нравилось вслушиваться в птичьи трели, раздражаться от вездесущих цикад и наблюдать за хороводами разноцветных бабочек, стайками порхающих в раскалённом воздухе. С поразительным для самой себя умиротворением я всматривалась в зелёные листочки на ветвях деревьев, в солнечные блики на глади реки. Возможно, подсознательно я проводила параллели с той деревенькой, в которой каждое лето гостила у бабушки. Впрочем, кроме идиллических пейзажей я ничего общего не находила. Напевая под нос любимые мотивчики, я не спеша возвращалась домой, в который раз размышляя о способах возвращения в родную обитель. Фантазия на этот счёт работала крайне плохо, и все мои мысли вертелись вокруг понятия «магия». Всё-таки я в мир волшебства попала, грех не воспользоваться возможностью. Более чем уверена, что практикующих пространственную магию в Фиоре пруд пруди, а полезных артефактов и того больше! Главное ненароком не отправиться в Эдолас: попасть туда, как мне думается, гораздо легче. Резкий толчок в спину заставил меня пошатнуться. Неуклюже поймав равновесие, я с недоумением глянула на нарушителя спокойствия. Взору предстал высокий тощий мальчуган, рассерженно потирающий ушибленный лоб. Колючие темные глаза пылали гневом, а кудрявые грязновато-серые волосы рассыпались по лицу. Он был одет в штопанные широкие штаны, края которых не прикрывали щиколотки, замызганную клетчатую рубаху. Удивляться неопрятной одежде особо не приходилось: торговых центров здесь не наблюдалось, потому все вещи подшивали и донашивали друг за другом. Соре повезло больше: её прикиды, по крайней мере, выглядели хоть и без излишеств, но достаточно ново и опрятно. Неужели в своё время Норави соблазнила проезжающего мимо портного? Губы дернулись в невеселой усмешке, впрочем, тут же сменяясь улыбкой. — Прости, ты в порядке? — участливо спросила я, готовая распалиться тысячами извинений. Раздувать скандал на пустом месте не хотелось, пусть столкновение и произошло исключительно по вине мальчишки. Мне хватало тех головных болей, которые мне доставляли перешёптывания за спиной и косые взгляды исподтишка. Ноздри мальчика как-то по-хищному раздулись, на скулах заиграли желваки. В голову пришло сравнение с хищным зверьком — маленьким животным, что лишь сегодня выпустили на волю, и теперь стремящимся показать окружающим свою опасность. Как бы там ни было, никакой серьезной угрозы я не ощущала, хоть и явственно чувствовала желание паренька ухватить меня за глотку и откусить тот кусочек, на который хватит зубов. — Хорато мицу, — возмущённо проговорил он. Пытаться вникать в сказанное я не спешила, да и смысла в этом не видела: недоброжелательная интонация собеседника не позволяла надеяться на понимание с его стороны. Скорее всего он брякнул что-то наподобие «смотри, куда идëшь» или «ещë медленней плетись». Оба варианта, конечно, были лишены всякой логики, поскольку дорога позволяла оббежать меня. Смущённо пожала плечами, показывая пальцем на свое ухо, хотя что-то подсказывало, что в пояснении моей глухоты мальчик не нуждался. Все родители уже давно наказали своим детям не подходить к нелюдимой девочке, и вряд ли его родственники стали исключением. — Ямарани суру, — продолжил он с таким гордым и презренным видом, что на мгновение мне подумалось, что даже если бы я на коленях повторила свои извинения за чужую ошибку, то он бы всë равно их не принял. — Мне нет резона выяснять отношения посреди дороги с незнакомым человеком, тем более когда я тебя не понимаю и диалог получается односторонним, — мягко проговорила я. Мальчик, распалившись ещë больше, вновь что-то сказал, на этот раз повысив уровень голоса ещë на несколько тонов, выбросил перед собой руки. Резкий толчок вынудил попятиться. Споткнувшись о выступающий камень, я полетела прямиком на землю — спину пронзила боль, локти неприятно засаднило. — Да что ты себе позволяешь?! — воскликнула я. Изумление было столь сильным, что я не сразу сообразила встать обратно на ноги. — Мы в цивилизованном обществе живëм! Мальчик хмыкнул, удовлетворённо осмотрев лежащее перед ним тело, презрительно сплюнул, словно показывая тем самым отношение к ситуации. Слюна приземлилась аккурат рядом с моими ногами, толстым пауком распластавшись на земле. Видит бог, я была искренне благодарна за то, что он не решился разукрасить мне лицо. Поведение этого малознакомого шута — верх наглости и нахальства. Неспособность противостоять своим эмоциям в моменты обычных, повседневных ситуаций, однажды сыграет с ним злую шутку, однако сейчас своевольность, по всей видимости, его устраивала. Никогда не доводилось встречать столь глупой личности. Не приходилось замечать, как восхваляемая всеми людьми гуманность сменилась эгоизмом, а вера в бескорыстную доброту окружающих — алчностью. Обида и уязвлëнность поднялись из недр сознания. За свою недолгую жизнь я, казалось, не услышала ни одного оскорбления в свой адрес. Редко я вступала в конфликты, стремясь прийти к компромиссу в любом вопросе. В окружении честных, понимающих и любящих людей, я чувствовала себя поистине самым счастливым человеком на планете. И теперь, впервые пережив унижение, я не только испытала стыд и жалость к самой себе, но и с небывалой остротой ощутила своë одиночество в этом мире. Не было никого, кто мог бы меня поддержать, кто был бы в состоянии заступиться. Мальчик неуловимо скрылся из поля зрения. Долго оставаться в лежачем положении я не могла — слабый иммунитет не одобрил бы моей безалаберности — и, собравшись с силами, я поднялась на ноги, попутно вытирая мокрое лицо ладонями. Незначительное событие сбило меня с толку, но поводом для серьёзного расстройства это послужить не должно. Чем бы ни закончился сегодняшний день, что бы ни преподнёс завтрашний, мне нужно двигаться вперëд, не обращая внимания на подобные ситуации. Стоит научиться терпению и постигнуть дзен, чтобы выжить в мире, где особо одарённые личности своим долгом считают ткнуть тебя лицом в грязь. *** Тучи сгущались. Нависая над головой, они превращались в бесформенные бугры и грязные рваные клочья, с каждой минутой увеличивающиеся в размерах и поглощающие собой весь город. Над землёй с резким свистом пролетали небольшие стайки птиц, несущие на крыльях облака промозглого ветра. В воздухе носился выжигающий лёгкие запах озона. Беспокойно шептались деревья, раскачивая своими крючковатыми ветвями. Под ногами скрипела гравийная крошка, устилающая дорогу погрузившейся в темноту безлюдной аллеи. Не было видно ни зги — все, что могло бы служить ориентиром, скрылось за завесой низвергающегося с небес ливня. Фонари, обычно служащие источниками света по вечерам, теперь едва ли могли пробить сырой мрак. Ослепительная вспышка молнии прорезала небо, громогласный рёв ударил по перепонкам, из-за чего девочка в очередной раз испуганно дрогнула, едва сдерживая в себе жалобный визг. Стараясь поспевать за быстрыми шагами матери, крепко держащей её за руку, она старательно, пусть и безуспешно, отгоняла от себя страх и жуткие картинки их скоропостижной кончины, вызванные в сознании разыгравшимся воображением. Она шмыгнула носом, чувствуя выступающие на глазах слёзы, попыталась прикинуть расстояние до дома — тот, как назло, казался ей таким же далёким, как полумесяц луны на бескрайнем звёздном небе, вид которого она частенько наблюдала из окна своей спальни, порой заходясь мечтами о том, как небесное светило, принимая обличие прекрасного принца, спускается на Землю и охраняет её чуткий сон. В надежде девочка невольно подняла глаза к небу, будто действительно стремясь разглядеть в темноте вечернего дождливого пейзажа что-то хотя бы отдалённо напоминающее спасение. — Аккуратней, милая! Смотри под ноги, — произнесли ей чуть громче положенного, когда, заглядевшись, девочка совершает неосторожный шаг и наступает в лужу. Конструкция ботинка не выдерживает, и в ту же секунду девочка чувствует, как под натиском водной стихии неприятно мокнет носок у неё на ноге. Она не любила дождь. Не любила слякоть, неприятно хлюпающую под подошвой сапог, не любила те мелкие водяные капли, проворно попадающие под одежду и холодящие кожу. А больше всего она не любила грозу. Та вызывала в ней непреодолимое отвращение, неприкрытую злость и панический страх, что, почему-то, только веселило родителей. Она перестала читать сказки перед сном ещё с года два назад, а вчера и вовсе спокойно прошла мимо злой соседской собаки, постоянно гавкающей на каждого прохожего. Она сама могла помыть посуду и даже немного прибраться в квартире. Тем не менее, наработанной непосильным трудом взрослости отчего-то не хватало на то, чтобы прекратить испуганно озираться при грохотаниях грома. Даже когда она находилась дома, девочка силой воли удерживала себя от желания спрятаться под одеяло. И нужно же было именно сегодня отправиться в тот злополучный игрушечный магазин на другом конце города! Она вполне могла потерпеть до своего дня рождения, но, если быть откровенно честным, тосковать целых два месяца в ожидании праздника категорично не хотелось. — Наконец-то хоть какой-то навес, — выдохнула женщина, по деревянным ступенькам вбегая в деревянную беседку у выхода из парка. В мыслях девочки, тем временем, пролетела мысль о том, что при дневном свете строение выглядело куда более презентабельно. — Переждём немного. Дождик стихнет и мы добежим до дома. Девочка неуютно поежилась. Конечно, с мамой спорить не хотелось, однако если бы её поставили перед выбором, то она бы сломя голову побежала домой. Находиться на улице было гораздо опаснее, чем дома. К тому же там она хотя бы могла прибавить громкость на телевизоре, чтобы не слышать пронзительные раскаты непогоды. Неподалёку вновь появляется белоснежная ломаная линия, с силой врезающаяся в почву и от неожиданности заставляющая девочку сглотнуть, неуверенно потянуть родительницу за рукав: — Мама, мы же всегда будем вместе, да? Ты же меня не бросишь? По-детски наивные вопросы, ответы на которые являлись само собой разумеющимися вещами, вызвали на лице женщины улыбку. Рука, чуть морщинистая и веснушчатая, скользнула по кудрявым светлым волосам взволнованной дочери. — Дай-ка подумать, — медленно проговорила женщина и, заметив в глазах ребёнка зарождающиеся ростки паники, тихо рассмеялась. Она присела на корточки, положила ладони на плечи девочки. На какую-то долю секунды девочке показалось, что даже через толстый слой одежды она почувствовала тепло от чужого прикосновения. — Моя милая, маленькая принцесса. Ни о чём не тревожься, мы с папой всегда будем рядом с тобой. Всегда. Едва ли не стукнувшись лбом о колени, я подскочила с мятой постели. Сердце в груди колотило так сильно, что первую минуту пробуждения мне казалось, что оно способно с лёгкостью пробить рёбра. Совершать вдох удавалось через раз, и то поверхностно, в ушах стоял тягучий тревожный звон. Глаза бесцельно забегали по размытому спросонья интерьеру комнаты, особо ни за что не цепляясь, после чего устало закрылись. Кошмар. Дурное сновидение, пугающее меня своим реалистичным содержанием уже несколько ночей подряд. В некоторой степени я была рада регулярным прогулкам по бульвару воспоминаний, и нужно было отдать должное своему рассудку за то, что тот с каждым разом достаёт из недр памяти всё более старые и забытые мной сюжеты. В то же время, если подумать основательней, то становится очевидным факт того, что мой разум убивал сам себя, обостряя и без того болезненное восприятие действительности. Видеть счастливых родителей во снах, утром осознавая, что их нет рядом, то ещё испытание для расшатанной психики. В раздражении я провела рукой по спутанным волосам. Как бы мне облегчило жизнь какое-нибудь сильнодействующее снотворное! Даже пары часов спокойного безмятежного сна с лихвой хватило бы для восполнения сил. Причём как физических, так и ментальных. Угрожающий и недовольный голос Норави на первом этаже, приглушенный толщей двери, вынудил неохотно встать с кровати. Пока я меняла ночную сорочку на донельзя растянутую тунику и приходила в себя, взгляд коснулся стеклянной поверхности распахнутого окна. Ночью я просыпалась пару раз, однако заставить себя встать и закрыть форточку не смогла. Как следствие — возникший насморк вкупе с ознобом. Кто бы мог подумать, что вчерашняя тёплая погода вновь переменится и преподнесёт неприятные сюрпризы? Отбросив всякие попытки найти след потерянных тапок, я спустилась на кухню, параллельно сетуя на прохладу дощатого пола. На столе меня ждала керамическая тарелка с остывающим омлетом, который я терпеть не могла, рядом дымилась чуть отколотая с краю чашка с зелёным травяным чаем. Женщина, к присутствию которой в своей жизни я непроизвольно привыкла, споласкивала посуду. Неудовлетворённо она качнула головой, стоило ей увидеть мои босые ступни. Что поделать, если в этом доме ничего не найти? Этот приём пищи, ровно как и все предыдущие, проходил в атмосфере неловкости, которую, впрочем, признавать никто из нас не собирался. Большую часть нашего с Норави общения мы молчали: по всей видимости, нас обеих смущала моя «глухота», пресекающая любое желание начать диалог. Только в случаях необходимости могли переброситься друг с другом парой слов. Правда, слово «переброситься» крайне нелепо описывало наше взаимодействие. — В деревне есть книги о магии? — заинтересованно спросила я, когда вкус белкового омлета начал вызывать рвотный рефлекс. Честное слово, готовка этой мадам сведёт меня в могилу раньше, чем я выберусь из этой треклятой деревни. Женщина, если и удивилась такому вопросу, то никак не выразила своих эмоций. Она повернулась ко мне лицом, взглядом спрашивая, зачем мне они. Последовавший ответ, вероятно, был самым банальным из всех мной придуманных: — Было бы интересно почитать. Я долго думала об этом разговоре. Так долго, что уже и забыла, что именно хотела сказать, какие доводы планировала предъявить в случаях отказа моему ознакомлению с миром магии. В арсенале у меня уже три месяца пылились сотни вариантов ответа на фразы «Ты ещё слишком мала для таких увлечений» и «Это опасно, я запрещаю тебе об этом думать». Мне требовалась помощь и, к сожалению, обратиться я могла только к Норави. Со злостью по отношению к самой себе, я вспоминала своего временного лечащего врача, по совместительству позиционирующегося волшебником. В тот момент я думала о своём горе и, не будь я такой тряпкой, могла бы взять себя в руки и разузнать нужную информацию у него. Возможно, даже отправиться с ним. Собственная наивность отразилась на лице приподнятыми уголками губ. Сомнений в том, что именно магия может помочь мне в возвращении домой, почти не возникало. Технологии этого мира вряд ли дошли до того уровня, чтобы отправлять людей в путешествия по другим измерениям. Да что там, даже в нашу эпоху новейшего времени учёные не додумались до устройств телепортации! Впрочем, не стоило забывать, что этот мир — всего лишь плод воображения мангаки, и само попадание сюда являлось верхом абсурда. Мыслей на этот счёт у меня было много, но ни одна из них не отличалась высокой степенью адекватности. Больше всего я склонялась к варианту с внедрением в больной квест, как в каком-нибудь сериале жанра выживание. Вероятность того, что я могла помереть от удара по голове кирпичом и попасть в случайный мир моих фантазий отпадала сразу. Норави на секунду задумалась, но тут же отрицательно покачала головой. Вместе с этим уверенность и надежда, кропотливо выстраиваемые мной ранее, обрушились карточным домиком, возвращая меня в суровую, далеко не привлекательную реальность. Чуда не произошло, можем расходиться. Уже краем глаза я смотрела на то, как мать Соры завозилась с подвесным шкафчиком, крепления которого держались на одном честном слове, достала из его недр небольшой потёртый блокнот с карандашом. Открыли его почти на первой странице, из чего следовал вполне простой вывод о том, что общались со мной крайне редко. — Я и по твоим телодвижениям поняла, что искать здесь нечего, — поморщилась я, раздражённо наблюдая за тем, как она начинает буква за буквой выводить предложение. Почерк у неё был аккуратным и в меру витиеватым, что наводило на мысли о полученном женщиной образовании. Не думается мне, что, живя в деревне, можно вообще обучиться каллиграфии: здесь образованных людей то нет! Возможно, в деревню она просто переехала, а свою молодость провела вдали отсюда? Спустя несколько секунд мне протянули послание, где черным по белому было выведено простое «Можешь поспрашивать у соседей, но сильно их не пугай». Не то чтобы мне требовалось её разрешение, но зато удастся избежать вопросов по моему странному поведению в дальнейшем. Весело усмехнувшись, я встала с насиженного места, на прощание махнув Норави рукой. *** Ходить по домам было по меньшей мере бесполезно, по большей — утомительно. Обойдя около пяти земельных участков, я столкнулась не только с предвосхищаемой негативной реакцией в виде закатывания глаз и поджатия губ, но и откровенным хамством. Разумеется, все смешки были встречены мной равнодушно — уж слишком долго я слышала их в свой адрес. Однако, когда меня чуть ли не метлой погнали со двора, выдержка дала трещину. Вступив в перебранку с хозяйкой одного из домов, я вовсе не возражала поднять кулаки и дать сдачи, но поступила проще, сыграв роль озлобленной ведьмы. Уверена, карга ещё долго будет вспоминать ту белиберду, что я со всей серьёзностью вещала на всю деревню, размахивая руками так, словно была ветряной мельницей. Во всяком случае, выйдя на окраину деревни, ругаться в полный голос почему-то расхотелось. Усталость, вызванная бессмысленным занятием, навалилась тяжёлым грузом и ощутимо сдавила виски. Не хотелось уже питать ложные надежды, не имела я ни малейшего желания в очередной раз выставлять себя и Норави в плохом свете. Только десять процентов всего населения обладают магическими способностями. Это заявление при просмотре мультипликации нередко вводило меня в заблуждение, порой вовсе вызывая безудержный смех: от количества волшебников на экране рябило в глазах. Пожалуй, теперь я была готова поверить в правдивость данной статистики. Последний дом, в котором я решилась попытать удачу, находился примерно в двадцати метрах от протекающей рядом безымянной реки. Это оказалось небольшое, в один этаж, ухоженное деревянное строение, ограждённое крепким забором с просматривающимся за ним аккуратным палисадником. Место было безлюдным и относительно тихим в сравнении с бурной жизнью центра. Я подошла к дверям и постучала — тихо и неуверенно, с каждым ударом отчего-то все сильнее напрягаясь. Створки открылись стремительно и широко, как если бы я была желанным и очень долго ожидаемым гостем. На задворках сознания пролетает крикливой чайкой мысль о том, что, скорее всего, меня опять станут взашей гнать со двора, боясь наведения порчи и проклятий. В растерянности я отступила, памятуя о неудавшихся ранее визитах, пробежалась взглядом по силуэту в проёме и застыла. В таком же удивлении на меня возразились тёмно-зелёные глаза. Мальчик, немногим старше меня, выглядел не самым лучшим образом: спутанные синие волосы торчали в разные стороны, словно их наэлектризовали, а лёгкая бежевая рубашка была помята от неаккуратного хранения. Он моргнул пару раз и склонил голову набок, напомнив мне смышленую сову. Вид причудливой татуировки, будто выжженной на правой стороне чужого лица, выбил из лёгких всякий воздух. Отрицание смешалось с восхищением, когда в голову пылающим болидом влетело воспоминание из прошлой жизни. Перед глазами масляными картинками замелькали красочные образы из просмотренной японской мультипликации. Никогда бы не подумала, что жизнь может повернуться так круто, что я буду стоять напротив вымышленного персонажа. Тем более, когда этим персонажем является будущий антагонист саги. Юный Джерар Фернандес, наповал сразивший меня своим внезапным появлением в моей жизни, стоял на расстоянии вытянутой руки, непонимающе сверля меня взглядом. Я попыталась что-то сказать, но когда из горла вырвалось только протяжное глупое «Аа», захлопнула рот, продолжая заниматься лицезрением мальчика. Верить в то, что увиденное — профессиональная работа гримёров — отчего-то не получалось. Ровно как и не получалось собраться с мыслями. Потребность в календаре или хотя бы знании года чувствовалась сейчас даже острее, чем при попадании сюда. Если это всё же не глупый розыгрыш, то следовало предполагать, что время, в которое я попала сюда, было относительно мирным: Джерара и остальных героев пока не забрали на строительство ужасающей Райской Башни, иррациональное желание воскресить Зерефа ещё не поглотило каждого второго мага. И всё же, расслабляться не стоило — факт моего, теперь уже почти безоговорочного попадания в какую-то параллельную реальность, продолжал выбивать почву из-под ног. Прерывисто выдохнула, когда мальчик, обеспокоенный моим долгим ступором, в попытках привлечь внимание принялся махать ладонью. Могло ли наше знакомство, как в типичных фильмах о путешествиях во времени и пространстве, повлиять на ход истории? Стоил ли один диалог возможных страданий и последующих выгребаний последствий? Всё должно идти своим чередом. Если человеку суждено пасть во мрак лжи и самообмана, то он должен пасть. Если человеку предназначено лишиться всего, что он имеет, то он должен этого лишиться. Таковы законы мирозданья, им нельзя противоречить, иначе случится трагедия, за которой последует хаос. В большинстве случаев самые незначительные мелочи оказываются решающими, каждая случайно сказанная в порыве эмоций фраза может обернуться против тебя. Я сделала шаг назад — маленький и осторожный, готовясь сорваться с места и на всех парах помчаться в сторону дома. Я не хочу корить себя за ошибки, что могла бы предотвратить.