Утопая в глазах твоих

Юна в растерянности хлопает глазами, стоит на месте как вкопанная и покорно наблюдает за тем, как парень, неумолимо приближаясь и неотрывно глядя на неё хищным взглядом, медленно расстёгивает одну пуговицу за другой. Девушка смотрит на это с замиранием сердца, от неожиданности, кажется, даже дышать перестаёт, пока два темных омута все ближе и ближе. Вот только на этот раз, похоже, они действительно собираются её в себе утопить. Девчонка отмирает лишь тогда, когда парень подходит уже непозволительно близко, почти опаляя её своим дыханием. Юна молниеносно выставляет руки вперёд, упираясь ему в грудь и вдруг начиная смотреть на него, как испуганный зверёк. Но это Чона только больше забавляет, поджигает энтузиазм, что и так давно горел в нем. Полыхал. И потушить это способна лишь она. По крайней мере, сам юноша так думал. Ведь, едва ли девушка переступила порог его дома, он почувствовал власть. Шанс, который упускать нельзя, и он не упустит. Потому что Чонгук был на сто процентов уверен, что неожиданный разрыв студентки с её бойфрендом из-за него. Он видел, как она на него смотрит, о, такой взгляд парень ни с чем не спутает. А раз это из-за него, так чего же медлить? Её руки, вцепившиеся ему в грудь и пытающиеся слабо притормозить, не оказали на парня никакого влияния, он смотрел в её глаза и видел там страх, однако, перемешанный с желанием, которое девушка так отчаянно пыталась скрыть, пыталась отодвинуться от него, лишь бы не увидел. Но Чонгук все видел, от его глаз ничего не скроется. — Вот только не вздумай ломаться, — Гук резко для самого себя обхватывает обеими руками студентку за талию, притягивая к себе, отчего та испуганно вздрагивает, начиная ещё больше упираться руками. — Это, конечно, только больше заводит, но... — он склоняется над ней, выдыхая ей куда-то в висок эти слова, пока Юна все ещё предпринимает слабые попытки выбраться. Потому что что-то в ней отчаянно борется с чувствами, что-то скребёт, заставляет отпрянуть, но в то же время не получается. То ли оттого, что плохо пытается, то ли оттого, что боится признать, что тоже хочет. — Ты ведь не глупая. Не глупая, это точно. Иначе бы её не отправили на стажировку, как самую ответственную ученицу. Вот только до чего её эта стажировка довела? До того, что её прямо сейчас вжимает в себя один из «начальников», проводя носом по её шее, шумно вбирая воздух, будто желая вдохнуть весь её запах, пропитав своим. — Чонгук, не... — Ты в этом платье слишком обворожительная, — он таки поднимает взгляд прямо на неё, облизываясь будто бы специально. — Я весь вечер глаз оторвать не мог. Юна сразу поняла, к чему он все это сейчас сказал. Уламывает её. Думает, будто она поведётся на такие слова, как школьница на старшеклассника. Вот только, признаться стыдно, но Хван ведётся. Ноги подкашиваются, она уже почти стоит лишь за счёт его рук, обхвативших её, не намеревавшихся выпускать. Сердце начинает биться с утроенной силой. «Сопротивление бесполезно» - кричит его взгляд, и девушка это понимает, а потому, решив не тратить напрасно силы, вдруг оставляет все свои попытки вырваться. Расслабляется в руках его, смотрит прямо и смело, будто даже вызов бросая, впервые в жизни так умело скрывая своё внутреннее беспокойство. Чонгук ощущает, что девушка перестала сопротивляться и, не скрывая, ликует с легкой ухмылкой на лице. И эта сдалась. Подчинилась. Хотя, впервые парню вообще пришлось хоть немного уговаривать, принуждать к близости. Но он всегда берёт то, что хочет. Юна - не исключение. Юноша склоняется к её губам, сначала почти невесомо касаясь, но с каждым мгновением впиваясь все больше, сминая, пробуя на вкус будто впервые. Сильнее сжимает свои пальцы на её талии, но теперь ему этого мало. Чертовски мало. Он вдруг обхватывает бёдра девушки, подхватывая её, отчего Юна вздрагивает, сильнее вцепляясь в плечи парня пальцами, ощущая, как пол уходит из под ног. Для поддержания равновесия ей приходится обвить парня ногами. Чонгук не медлит, не разрывая поцелуя, в быстро накатывающем возбуждении плетётся по памяти в свою комнату через коридор, который теперь кажется таким длинным. Девушка приоткрывает губы, позволяя его языку скользнуть внутрь. В этот раз он целует намного жарче, настойчивее, оно и понятно - теперь преград нет. Нет кнопки «стоп», на которую, однако, студентке все ещё хочется нажать. Она хочет его, но в то же время в груди беспокойство. Оно скребёт давно уже покрытую шрамами душу. Но поздно об этом думать. Ведь Чон будто бы знал, что в том заведении окажется этот странный с пугающим взглядом Джин-Хо. Будто бы знал, что за ними слежка будет, что появится отличный способ девушку к себе привезти, где дверь клетки громко захлопнется. Где играть придётся по его правилам, а правило у Чонгука одно. В бьющихся в груди смятениях девчонка не сразу понимает, что он её куда-то тащит. Лишь когда парень вдруг резко отбрасывает её назад, и Юна с испуге распахивает глаза, будто в пропасть летя, через мгновение приземляется на мягкую поверхность. Тут же оглядывается, за секунду понимая, что они в его комнате. Но разглядеть что-либо Юне не удаётся, слишком темно, да и это сейчас, признаться честно, не столько девушку беспокоит, сколько беспокоят два темных омута, с жадной похотью на неё смотрящие. Если раньше Гук взглядом убивал, то сейчас пожирал, раздевал глазами. Студентка никогда ещё не чувствовала себя голой, при этом будучи полностью одетой. Из груди хочет вырваться очередная просьба остановиться, но звук так и не вылетает из приоткрытых уст Хван. Она сама затыкается, видя как Чонгук сбрасывает с себя рубашку, с наслаждением наблюдая за тем, как девушка проходится по его телу взглядом. Как сжимает простыню в своих маленьких кулачках и почти трясётся. Чон думает, что от желания. Потому что специально не замечает её протеста в глазах. Не хочет замечать. Он сейчас ни за что не остановится, даже если она умолять на коленях его будет. А потому, дабы не видеть и не слышать очередные нотки сопротивления, Гук накидывается на неё, как хищник на добычу. Тут же льнет к губам, заводит свою руку ей за спину и, находя там застежку платья, начинает расстёгивать её вниз. Быстро, не церемонясь. Он и так слишком долго ждал, и так слишком долго желал утолить свой голод, который другими не утолялся. Чонгук впервые будет трахать не шлюху. Впервые будет трогать тело, которое до него, от силы, одни руки касались. И от этого как-то приятно. Снова то незнакомое парню тепло по телу расстекается, заполняет его до краев. Застежка расстёгивается до конца, и юноша тут же стягивает платье вниз, открывая себе вид на молочные ключицы, подрагивающий живот, кружевное белье. Чонгук, стягивая бежевую ткань платья уже по бёдрам, проходится жадным взглядом по открывшемуся виду, нарочно не поднимая глаза на её лицо, дабы не видеть там смятения. Какое смятение, детка, когда ты уже подо мной? И Юна это понимает. Позволяет своё платье небрежно в сторону откинуть, будто ненужную тряпку. Ещё дома, так долго выбирая наряд, с такой аккуратностью надевая его на себя, она и подумать не могла, что снимут его так нагло, так требовательно. Конечно, Чон делал комплимент её платью, но, давайте будем честными, ему было плевать на него, Гука интересовало лишь то, что скрывается под ним. Он снова припадает к её губам, руками проходясь от бёдер до груди. Каждый сантиметр её тела потрогать хочет, почувствовать подушечками пальцев. А Юна все расслабиться не может, нервно ёрзает под ним, покрываясь мурашками от прикосновений тёплых ладоней. Сама к нему руки тянет, пытается смелой казаться. Внутренний крик насильно затыкает, старается не обращать на него внимания. Приотворяется, что ничего не тревожит её. Всю жизнь ведь как-то притворялась, значит, и сейчас получится. Чонгук её руки, тянувшиеся к его лицу, перехватывает, вниз к своей ширинке опускает, безмолвно заставляя расстёгивать. А сам на её шею переключается, покрывая её такими же жадными поцелуями. Много девушек с красными отметинами, оставленными им, ходят. Юна станет одной из них. Ведь Чон скупиться не будет. Перед ним чистое тело, белый холст - он его разукрасит, хорошо постарается. Чувствуя, что девушка справилась с застёжкой ремня и ширинкой, парень грубо её руки отбрасывает, сам стягивая с себя брюки. Юна в этой агонии бьется. То в потолок глядит, то прикрывает глаза, ни на секунду не прекращая чувствовать его губы на своём теле. Целует там, где даже Пак не целовал. Резко с неё белье стягивает так, как он не стягивал. Но девушке от этих сравнений тошно. Ей от них снова больно становится. Если она к смятению вперемешку с желанием ещё и не утихнувшую боль добавит, то вообще разорвётся, сгорит. Прямо в руках его. Юна осознаёт, что уже полностью без одежды осталась, только когда парень к её груди губами припадает, желая и там следы свои оставить, а рукой по внутренней стороне её бедра проходит, отчего девушка вздрагивает, снова обхватывая его плечи. Закусывает губу, глаза прикрывая, чувствуя, как сердце бешеный ритм отбивает, а через секунду размыкает уста, с которых слетает тихий стон. Чонгук входит двумя пальцами, сразу же начиная активно двигать ими взад-вперёд. С внутренним выдохом облегчения понимает, что она не девственница, иначе бы пришлось себя хоть немного контролировать, дабы сильную боль не доставить. А секс и самоконтроль - два несовместимых для юноши слова. Девушка уже то ли стонет, то ли хнычет под ним, извиваясь пуще прежнего. Сама вперёд бёдрами подаётся, на его пальцы насаживаясь. Чон понимает, что ей безумно мало, но тоже хочет заставить её немного помучиться. Она его ведь заставляла, дразнилась, так пусть теперь получает по заслугам. А её небольшое сопротивление, когда они были ещё в его гостиной даже немного разозлило Чонгука. Так что теперь, видя, что желание в её полуприкрытых от наслаждения глаз преобладает над смятением, парень решает отомстить. Убирает свои пальцы, слыша при этом разочарованный вздох Юны, что тут же глаза раскрыла, тяжело дыша и прямо на него смотря. Девушка видит какой-то нездоровый азарт в глазах, что сверху маячат, и нервно сглатывает, пока внизу все неприятно тянется от до конца не накатившего наслаждения. Все её тело продолжения просит, вконец заглушая крик сопротивления внутри. Боковым зрением студентка замечает, как Чонгук, не отрывая от неё хищного взора, тянется одной своей рукой к боксерам, стягивая их вниз, следом разводя её бёдра в стороны, но врываться в её тело не спешит, хотя сам уже на грани давно. Его возбуждение уже болезненным стало до невозможности, но Гук из последних сил терпит, лишь бы триумфом насладиться. Он заводит её руки за голову, сцепляя её запястья вместе одной своей рукой и склоняется над её ухом, снова опаляя горячим донельзя дыханием. — Скажи. — Ч-что? — запинаясь, шепчет Юна, вопросительно смотря на тёмные глаза напротив. Омуты чернее обычного, глубже обычного. Затягивают уже куда-то ниже дна. Чонгук на её жалкий лепет лишь усмехается, однако понимает, что почти не сдерживается, а потому спешит продолжить свою игру. — Скажи, что хочешь меня, — хрипло выдаёт он, шумно вдыхая воздух. Юна ещё пристальнее глядит в его глаза. Бесы, давно утихнувшие, вдруг поднимают головы с небольшими возмущениями. Он издевается? Точнее, это предложение нужно сказать без знака вопроса на конце. Так безумно хочется ему сейчас съязвить что-нибудь или отказаться говорить то, что он требует. Мало того, что он буквально принудил её к близости, так он ещё и добавляет сверху. Но девчонка решает не рисковать, не перечить ему, по крайней мере, не сейчас, когда он её в постель вжимает. — Хочу... — почти не слышно выдыхает девушка, а голос немного подрагивает из-за того, что она ощущает, как внизу в неё упирается его возбужденный орган. Он же сам безумно хочет её, так откуда у него вдруг взялось столько выдержки? — Громче, малышка, — все напирает он и ухмыляется, словно дьявол. Юна уже начинает хмурится, но скорее не из-за злости, а из-за ноющей внизу живота боли. Она шумно вбирает воздух и, стараясь, чтобы в этот раз её голос не дрожал, выдаёт громче: — Я хочу тебя. Чонгук победно улыбается, крепче сжимая её запястья. Она всегда проигрывала в их схватках, всегда уступала, подчинялась. Но в данный момент победа была особенно сладостной. Не медля ни секунды, парень резко входит, тут же облегченно выдыхая, пропуская громкий стон девушки через всего себя. Юна выгибается в спине, когда Чон выходит и входит снова на всю длину, начиная вдалбливать её в постель, потому что девушка чувствует, что буквально врастает в неё под напором сверху лежащего тела. Гук нагибается, настойчиво впиваясь в её уже истерзанные губы очередным грубым поцелуем, двигает бёдрами быстрее, быстро размыкая мокрый поцелуй, дабы слышать плоды своего труда. Юна стонет и стонет отчаянно. В груди разом вспыхивают все чувства, что таились глубоко внутри. Девчонка не понимает, ей слишком приятно или слишком горестно оттого, что её тело сейчас терзают те руки и те губы. Но ей уже ничего не остаётся кроме того, как полностью отдаться нахлынувшей неге, что возникла от всех движений, совершаемых Чонгуком. Когда парень таки высвобождает её запястья, то Юна цепляется руками за его спину, ближе притягивает к себе. Движения Гука грубые, но она не замечает уже даже этой грубости, отдаваясь ему полностью, без остатка. Чонгук все льнет к её телу губами, оставляя новые и новые следы везде, где только можно. До силы сжимает одной рукой её бедро, а второй вгрызается в простынь, сжимая в кулаке. Утопив её, тонет в ней сам, слыша из уст студентки теперь уже своё имя, смешанное с хриплыми, иногда слишком громкими стонами. Собственное имя никогда ещё не звучало так сладостно. Другие девушки тоже не скупились кричать его громко, да так, что порой уши закладывало, но именно её крик Чонгуку было слышать приятнее всего. А сколько она сопротивлялась. Сколько огрызалась, и все равно оказалась под ним. Парень будто бы поставил невидимую галочку, вот только, точно таких же галочек рядом хотелось поставить ещё сотни. Парень чувствует, как близок к разрядке, но ни на секунду не останавливается, наоборот, только глубже входя, слишком сильно сжимая нежную кожу девушки на бедре, отчего та стонет уже не просто от наслаждения, но и от боли. Перед глазами предстаёт яркая вспышка, когда Хван в очередной раз прогибает спину, чувствуя, как юноша кончает следом ей на бедро, которое до этого с силой сжимал. Юна тяжело и прерывисто дышит. Руки её, в бессилии упавшие с плеч парня на постель, дрожат, как и её ресницы. Она затуманенным взглядом смотрит на лицо, все ещё нависавшее сверху и вдруг от страха сжимается, а накатившую усталость как рукой снимает, на смену ей приходит лёгкий испуг, потому что девчонка видит неутоленный голод в темных омутах. Ему мало. Будто подтверждая её мысли, Чонгук подхватывает девушку, волоча её в ванную. Юна из последних сил цепляется за него, однако, когда чувствует тёплые струи воды, то немного приходит в себя. Глаза наконец начинают фокусироваться хоть на чём-то, но парень не даёт ей и минуты на передышку. Студентка понимает это, когда Гук, обхватив её за талию, разворачивает лицом к прозрачной стенке душа, чуть давя на поясницу, заставляя нагнуться вперёд. — Чонгук... — хотела было она возразить, но недосказанное предложение превратилось в очередной хриплый стон, уже с болью вылетевший из её горла. Чонгук берет её снова. Снова грубо. На этот раз собирает её мокрые волосы в кулак и оттягивает их назад, заставляя Юну откинуть голову. Наслаждение смешалось с болью, но девчонка понимает, просить его о чем-либо - бесполезно. Придётся терпеть, пока он не насытится. А аппетит у Чона был зверский.

***

Лучи проникают в комнату даже сквозь закрытые шторы. Медленно ползут сначала по паркету к ножки кровати, поднимаются по ней и, наконец, попадают прямо на лицо юноши. Тот морщится, отворачивается, пытаясь с головой зарыться в одеяло, но до ушей вдруг долетает тихая вибрация, которая в ту же секунду заставляет парня распахнуть глаза, как рукой снимая дрему. Потому что Чонгук знает, кто может звонить в такую рань, да ещё и в субботу. Юноша тут же подскакивает на постели, сонно жмурясь, но сонливость быстро его покидает, едва ли парень находит рукой вибрирующий со всей силы телефон на прикроватной тумбочке. На экране парень видит ни что иное, как номер отца. Сердце тут же падает куда-то вниз, будто предчувствуя что-то, хотя с интуицией у юноши, вообще-то, не очень. — Да? — стараясь сделать как можно менее сонный голос, хрипит Чонгук, потирая шею. — Почему не берёшь трубку? — голос слышится слишком рассерженный. Кажется, Ван звонит далеко не первый раз на это утро. — Опять вчера в клубе был? — Нет, отец, я... — Неважно, — грубо перебивает его Чон старший. — Ты нужен мне сейчас в офисе. — Сейчас? — Гук распахивает глаза, смотря на настенные часы, что показывают всего десять утра. Десять утра выходного дня, если что. Но его отца это, кажется, мало интересует. — Сейчас, Чонгук-и, и побыстрее, — напирает мужчина. — Сделка состоялась. Юноша замирает, уставляясь взглядом в пустоту перед собой, пока в трубке слышатся гудки, с каждым звуком будто растворяясь где-то у него в голове. Казалось бы, что такого? Эта сделка - очередная из сотен, что совершал его отец ради процветания бизнеса, но парень хорошо помнит, что сулит ему конкретно эта. Переезд в Испанию неизвестно насколько. Но Чонгук выдыхает, чего ему париться? Здесь его ничто не держит. Хотя. Парень поворачивает голову вбок, окидывая взглядом рядом спящую крепко девушку. Чонгук снова кренит голову на бок, с наслаждением смотря; она так сладко спит. Вымоталась, бедняжка. Юноша ведь ей покоя всю ночь не давал. Жадно брал и брал, выцеловывал каждый сантиметр, касался везде руками. Этой ночью его особая жадность взяла. Чонгук никогда не хотел так чужого тела, как этой ночью. Азарта придавало и то, что он впервые трахал кого-то у себя дома. Раньше это всегда был клуб, бар, бордель. Домой везти ведь смысла не было, как и отношений, нормальных отношений, о которых Чонгук не знал почти ничего. Но он смотрит на эту девчонку сейчас и думает, а что тогда это? Просто секс? Просто удовлетворение желания? Чон хмурится в попытках найти ответ на эти вопросы, но пока не находит. Знает лишь одно - этой ночи ему, сколько бы он не брал её, было мало. Он ведь остановился лишь тогда, когда Юна уже буквально умоляла взглядом, понимая, что словами до него не достучаться. Лишь тогда Гук сжалился, через силу заставил себя от неё отпрянуть. Что ж, вопросов много, но все они подождут. Сейчас ему забивать себе этим голову не стоит, ведь есть дело намного важнее. Отец то ждать не будет. Не долго. — Солнышко, — слышит сквозь сон девушка сладкий шёпот на ухо, потягивается, улыбаясь во сне, переворачивается на другой бок, но даже через дрёму чувствует, как кто-то за плечо её тихонько теребит. — Надо вставать. Юна медленно поворачивает слову голову, немного разлепляя глаза, которые очень долго не хотят фокусироваться, но, когда все-таки делают это, то видят то, что последнее они видели перед тем, как устало закрыться. Два темных омута, направленых в душу. Никуда иначе. Юна тут же распахивает глаза, приподнимаясь на локтях. Но внезапно накативший страх быстро улетучивается, ведь Чонгук смотрит на неё даже как-то по-доброму, чтоли. Конечно, он ведь получил то, что хотел. — Доброе утро, насильник, — с нотками обиды в голосе бурчит она, принимая сидячее положение, при этом прикрываясь одеялом, хотя стыдиться нечего. Он все видел. — Брось, ты же хотела меня так же, как и я тебя, — Чонгук льнет к ней ближе, утыкается носом в шею, шумно вбирая воздух. Она пахнет им. Слегка целует красную отметину на её шее, которую вчера же сам и оставил. Ловит кайф оттого, как Юна вновь замирает и позволяет. Снова позволяет ему делать все, что хочет. Если бы не дела, Чонгук взял бы её ещё раз. — Если бы знала, что ты так накинешься на меня... — Юна отодвигается от него, ищет глазами своё нижнее белье. — Что? Не поехала бы ко мне? — презрительно щурится он. — Хочешь сказать, ты сожалеешь? Студентка смотрит на него в ответ. Видит насмешку в его взгляде. Сожалеет? Девушка на всякий случай покручивает в своей голове это слово несколько раз, но каждый раз там один и тот же ответ. — Нет, — тяжко выдыхает она, потянувшись за бюстгальтером, лежавшим на полу рядом с кроватью. В ответ она слышит смешок парня. Он довольно облизывается, соскакивает с кровати. Пришлось вкратце объяснить девушке, зачем он разбудил её так рано, но в подробности Чонгук вдаваться не стал. Не нужно ей пока знать об этом. И так поди настрадалась много, не хватало, чтобы ещё и по поводу этого истерику завела.

***

Пустынные коридоры каждого этажа, которые Чонгук окидывает тяжёлым взглядом. Одиноко подымающийся наверх лифт. Сейчас в компании лишь охрана, уборщик, он сам и его гребаный отец, для которого семь рабочих дней на неделе. Парень плетётся вдоль коридора, слушая стук своих шагов. И, дойдя до нужной двери, распахивает её, не стучась. Смысла сейчас в этом нет. Взору тут же предстаёт отец, сидящий в своём кресле и нервно глядящий на сына в ответ. Чонгук сглатывает, проходит внутрь, закрывая дверь за собой и медленно подходит к столу, пока прожигающий взгляд с него не сходит. Отец не доволен? Другого объяснения желанию убивать в его глазах Чон младший не видит. — Ты заставил меня ждать, — после долгого и натянутого молчания выдыхает Ван. — Долго ждать. Юноша косится на свои наручные часы. Черт, пока с Юной провозился, пока домой её отвозил, целый час прошёл. Гук поджимает губы, виновато на отца глядит, но ничего в своё оправдание не говорит, тему перевести пытается. — Испанец согласился? — спрашивает он, будто не замечая, что его, кажется, собираются отчитывать. — Согласился, — кивает отец. — Именно поэтому я позвонил тебе, но в этот раз мне не понравилось твоё халатное отношение, Чонгук-и, трубку не брал, приезжать не торопился, — Чон старший говорил все это спокойным монотонным голосом, но вдруг взревел. — С чего бы это? Чем ты таким интересным занимался, что с утра звонки мои не слышал? Чонгук выслушивает это, сохраняя равнодушное лицо, хотя внутри все немного, совсем капельку сжимается. В голову тут же врываются отрывки прошлого, когда ему было всего двенадцать, но отец отчитывал его точно также, когда сын возвращался с улицы поздно. У Вана все по режиму, все по расписанию и любой выход из этого расписания выводит мужчину из себя. — Я был с девушкой, — отвечает Гук, а сам уже к новой порции наездов готовится. Ван вскидывает брови от явного удивления. Он был готов услышать все, что угодно - напился, накурился, не отвечал специально, но ответ, вылетевший из уст сына его изумил. — Я думал, — мужчина складывает руки в шпиль. — Мы давно обсудили эту тему. Обсудили, как же. Это нельзя, то нельзя, всю жизнь живи один, как я, упиваясь заработанными деньгами. — И что, мне не трахаться что-ли теперь? — вдруг в ответку наезжает Чонгук, кажется, впервые за все время голос на отца повышая, что тому явно не нравится. Мужчина хмурится ещё сильнее, Чонгук же ещё сильнее внутри сжимается. — А с каких это пор ты животные желания выше нашего дела ставить стал, а? — он поднимется со стула, и пыл парня тут же угасает под его прожигающим взором. — Забыл, ради чего все это? Ради чего я тебя пахать принуждаю? Приезжать по первому же звонку заставляю? — Нет... — Так какого хрена, Чонгук-и? — уже почти кричит, пыхтит, как бык. — Ты, видимо, забыл, так я тебе напомню, я живу и ты живешь ради процветания компании, ничего выше этого встать не может, понял? Он видит лёгкий страх в глазах сына, и лишь это успокаивает. Чон Ван - единственный человек, которого Чонгук боится, не грех этим воспользоваться. — Я не слышу ответа, — продолжает напирать он. — Понял, — твёрдо выдаёт Чонгук, хотя впервые внутри что-то пытается отрицательно ответить, но парень подавляет этот порыв. — Вот и отлично, — облегченно выдыхая, падает обратно на стул мужчина. Трёт переносицу, пытается успокоить внезапно нахлынувший пыл. Ван никогда эмоциям брать вверх не позволяет, но тут как с цепи сорвался. — На следующей неделе ты летишь в Испанию, — он внимательно смотрит на сына. — Уже на следущей? — в голосе Гука слышится удивление. — Да, — коротко отрезает Ван. — Ещё вопросы? — Никак нет, сэр, — закатывает глаза Чон младший. Кажется, у него появилась небольшая проблема.

***

Холодные струи воды стекали по телу, однако, ни капли не обжигая его. Оно давно сгорело в жаре одних рук, а потому Юна таким образом скорее освежиться пыталась после слишком горячей ночи. Она прикрыла глаза, встав прямо под душ, позволяя каплям воды стекать по лицу. Такое странное смешанное чувство было сейчас на душе. Юна не понимала, что это - очередная доза боли, внезапная порция радости, нагрянувшее смятение? Все смешалось внутри. И от этого было не то, чтобы приятно. Это из себя хотелось высунуть, выбросить куда подальше, чтобы не чувствовать ничего. Потому что, едва ли девушка вышла из машины Чонгука, едва ли он скрылся за поворотом её дома, как боль, временно утихшая, снова дала о себе знать. Снова какой-то груз внутри появился, который девушка все так и носила в себе. Она запуталась в этой недосказанности, лжи, обиде. А Чон только взял и напрасно заковал её уже в цепи, насильно на себя потянув, больнее делая. Но винить его девушка не смела. Во всех своих бедах, что с грохотом свалились на её голову, виновата сама она. Самой и придётся выпутываться. Студентка поворачивает кран, выбираясь из ванной комнаты. Напяливает на себя сухую домашнюю одежду, и протирает запотевшее зеркало ладонью, смотря на слегка размытое отражение. Что ты наделала? Что ты, черт возьми, творишь и продолжаешь творить? Почему все топишь и топишь себя в его глазах? Но поздновато задавать себе этот вопрос. Ты сделала выбор, Юна. Ты потеряла дорогого себе человека, тут же заменив его другим. Но будет ли замена равной? Взгляд девчонки падает на свою шею, усыпанную алыми отметинами, глаза опускаются ниже к ключицам. Хван чуть приспускает футболку, видя, как красная полоса из пятен, оставленных его губами, уходит дальше к груди. Юна томно вздыхает, на секунду прикрывая глаза, а потом тянется рукой к пижамным шортам, задирая ткань вверх, обнажая бедро, где её взору предстаёт несколько маленьких синяков, оставленных его пальцами. А он не поскупился, всю её отметил. Девушка прикусила губу, вновь возвращая взгляд к своему отражению. Губы немного опухшие, их парень тоже вниманием не обделил, всю ночь терзал. Ну и как ей скрыть все эти следы от отца?

***

Приятный неяркий свет освещал уютное кафе возле университета, куда Юна, когда ещё училась очно, загадывала после пар. Сначала одна, позже - с Чимином. От этих воспоминаний слёзы сами на глаза напрашивались, но студентка держалась, как могла, подглядывая в окно и наблюдая здание, директор которого посчитал, что хватит девчонке жить спокойно, пора бы отправить её на стажировку, которая изменит к чертям её тихое существование. Но голос сбоку не дал Хван полностью впасть в горестные раздумья. Юна тут же повернула голову, буквально заставляя слезу остаться в глазу и не выкатываться и, натянув на себя улыбку, встала, дабы обнять подругу. — Сколько лет, сколько зим! — Трэй с силой вжала в себя девушку, будто желая перекрыть ей кислород своими крепкими объятиями. — Мы не виделись всего неделю, — закатывает глаза та, однако ничем не уступая подружке в крепких обнимашках. Тоже скучала безумно, хоть и неделя всего прошла. — Ну, рассказывай, — настойчиво требует та, когда подруги уже усаживаются вновь за стол, заказав себе по коктейлю. — Мой план пришёл в исполнение? Она, хитро сощурившись, глядит пристально на Юну, пока та не сразу понимает, что девчонка имеет ввиду. Но до Хван очень быстро доходит. — Пришёл... — грустно вздыхает она. — Я бы даже сказала, перешёл. — В смысле? — тут же хмурится Трэй, немного напрягаясь. Вид у лица напротив до боли жалкий, грустные глаза опущены вниз. Точно такое же лицо студентка видела всю неделю в университете. Такое же лицо было у Чимина. Это совпадение навивает неприятные мысли. — Ты знаешь, столько всего произошло, — томно вздыхает та. — Даже не знаю, с чего начать. — Вы поссорились с Чимином? — резко выпаливает Трэй, желая угадать причину грустного состояния подруги. — Хуже - расстались. — Чего? — кричит чуть ли не на все заведения девушка, отчего подруга её даже дергается, тут же выставляя ладони вперёд, умоляя одними глазами быть её потише, потому что на крик Трэй оборачиваются некоторые посетители. — Он изменил мне, — с трагичностью во взгляде тихо шепчет Юна. — Но и я не святая, целовалась с Чонгуком, только Чимин об этом так и не узнал... Девушка загребает пятерней волосы назад, откидываясь на спинку кресла и тяжко вздыхая, отводя взор вновь на окно, вновь на здание. На глазах сами по себе возникают слёзы, которые она так упорно пыталась сдерживать, а в горле застревает ком, который девчонка пытается проглотить, что лишь только доставляет ей боли. Трэй смотрит на неё все это время с самым большим удивлением, которое только возможно, во взгляде, при этом вскинув брови. Столько информации свалилось на неё так резко, девушка пыталась отчаянно переварить её, что-то сообразить, что-то сказать на все это. Но тут, как говорится, без комментариев. Слова просто не смели вылетать из её уст. Трэй не знала, что на это сказать, а потому решила задать вопрос: — И ты... ты теперь с Чонгуком? — нервно сглатывает она, не сводя с подруги взгляда. Им приносят коктейли, но ни одна из подруг не реагирует на напитки. В данный момент их интересует кое-что посерьёзнее. Юна же, долго никак не реагируя на вопрос девчонки, после затянувшегося молчания аккуратно приспускает горло чёрной водолазки, обнажая подруге вид на засосы, отчего глаза той только ещё больше расширяются. — Вы переспали? — прикрыв рот рукой, дабы не выкрикнуть снова на эмоциях, шепчет девушка. Хван в ответ на это только кивает. — Охренеть... Мы не виделись неделю, но столько всего произошло, будто год прошёл, — она таки берет коктейль в руки, запивая крики, пока Юна все смотрит в окно, губы её подрагивают. Трэй на это состояние подруги смотреть больно. Она потрясена новостью и навряд ли уснёт сегодня ночью. Но больше волнует другое. Девушка не знает, винить ли во всем себя, ведь именно она дала «дельный совет» узнать того мерзавца, что воспользовался моментом и затащил девушку в постель, ближе. Но даже и не это самое главное. Юна, черт подери, рассталась с Чимином, потому что он ей изменил. Это как? Это вообще что? Такое возможно? Трэй хлопала глазами; ей казалось, что эта милая парочка будет друг с другом всю жизнь, купит дом, заведёт пять детей и собаку, и будут жить себе... горя не знать. Вот только это самое горе Юна теперь ближе всех знает. Она быстро с ним подружилась, самое невыносимое знакомство в её жизни. — И что делать думаешь? — не отрываясь от напитка, спрашивает девчонка. Юна вздыхает, отводит таки взгляд от окна и печально на подругу глядит. На самом деле, ей самую капельку, но стало легче - она хоть кому-то сказала эту горькую правду, что в душе у неё напрочно осела, начиная уже гнить. — Не знаю, надеюсь с Чимином ещё раз поговорить, — тихо, слёзы, не время сейчас. — А Чонгук... Я влюбилась в него, тут нечего думать, остаётся надеяться, что он ко мне чувствует то же самое. — А если не чувствует? — остриём по сердцу режет этим вопросом Трэй. — Не хочу даже думать, что будет в таком случае, — делает своё тяжёлое заключение Юна и таки тянется к коктейлю.

***

Панамера тормозит возле высотного современного здания, на входе которого красуются большие белые буквы; «Headaway». Чонгук видит эти буквы уже который год, которое утро. Но сегодня ехать по знакомому маршруту и подъезжать к привычному зданию было особо тяжело. Парень сегодня приехал раньше обычного, дабы не застать девушку, что тревожит его сердце, за стойкой. Все выходные Гуку тоже было не сладко, особенно, после разговора с отцом. Ван будто бы насильно обломал сыну крылья, благодаря которым он взлетел слишком высоко, спустил его с небес на землю, при этом хорошенько о неё стукнув. Все воскресенье юноша проторчал с оформлением документов, нахождением себе жилья, покупкой билетов. Сделка состоялась совершенно неожиданно, хоть отец и предупреждал о возможном её исходе заранее, это все равно стало небольшой неожиданностью для парня. Хотя и Чону старшему он об этом знать не дал, сохраняя маску спокойствия. Уже завтра он, блять, съебывает в эту Испанию. Уже завтра. А Юна не знает. Ведь ещё позавчера Гук целовал её на прощанье, когда подвозил до дома тем злосчастным субботним утром. Она не знает, что Чонгук сегодня из кожи вон лезть будет, слова подбирать, дабы помягче сообщить о том, что он уезжает неизвестно насколько, или, наоборот, скажет все жёстче. Но ведь это не самое страшное. И именно это не давало будущему начальнику компании покоя. Между ними ничего не может быть. Та ночь была лучшей в жизни Чонгука, парень это отрицать не будет, но на ней им следует остановиться. Нужно остановиться. Необходимо. Это была всего лишь очередная интрига в жизни юноши, хотя, впервые заставившая его чувствовать хоть что-то, кроме банальной симпатии. А ему нельзя чувствовать, не положено. Чонгук, стискивая зубы, заходит внутрь, кидая мимолетный взгляд в сторону стойки, за которой было, слава богу, пусто. Хотя, рабочий день девчонки начнётся через пятнадцать минут, надо спешить наверх, ведь та любит приходить раньше обычного. Чон её за эти две с половиной недели, как облупленную выучил. Все её взгляды, эмоции, движения. Читает, будто открытую книгу. Вот только у этой книги конца нет, хочется читать ещё и ещё. Нельзя. Отец сегодня слишком радостный. Сделка с главным клиентом состоялась, сын отправится заграницу, что только даст процветание их компании, их бизнесу. Мужчина чувствует себя самым крутым бизнесменом мира. Он ради этого готов все обесценивать, а все потому, что компания для него - смысл жизни. Он этот смысл лишь одному человеку готов из руки в руки передать. Он его двадцать два года растил и ещё растить будет. Сделает его идеальным, и даже бровью не поведёт, когда во взгляде темно-карих глаз, что достались парню от отца, заметит едва заметное недовольство. Едва заметный протест, который Чонгук проглотит, через силу улыбнётся и сделает все, что Чон старший скажет. Порой Вана, конечно, совесть мучила. Порой в нем что-то просыпалось, будто бы отцовские чувства, но в такие редкие моменты Гук никогда не был подле, а потому эти чувства быстро потухали. Ван успокаивал себя тем, что сын ему потом спасибо скажет. В ноги кланяться будет, благодарить, что дурь из него выбил, делами заниматься заставил. А Чонгук эти дела уже видеть не может. Тошнит от них уже. Но в этом плане у юноши, кажется, выдержка железная. Стальная. Ни у кого такой нет. Будет терпеть и терпеть, выполнять и делать. Дождётся сладостного момента - когда компания к нему перейдёт и, со злой улыбкой на лице, продаст все к чертям собачьим. Чонгук только ради этого момента живет, только им бредит. Вот только... на слишком большие жертвы приходится идти, пока он этого момента дожидается. И главная жертва будет сидеть сегодня на первом этаже компании.

***

Весь день студентка бросала внимательные взгляды по сторонам, особое внимание уделяла лифту, что, то и дело, спускал-поднимал людей, но ни в одном из них девушка не узнавала знакомую фигуру. Раньше Чонгук, так или иначе, хоть разок за рабочее время спускался на первый этаж. Поговорить с кем-то, подойти к ней как бы с очередной просьбой, но на самом деле просто поболтать. Но сегодня - будто испарился. Девушка даже у Исюл поинтересовалась, на месте ли Чонгук, на что женщина ответила, что оба Чона сегодня в компании, как и всегда. В чем тогда дело? Девушка билась этим вопросом весь день. Он, помимо прочих докучающих мыслей, с особенной жестокостью её мучил. Ответ решил заявиться лишь вечером, в конце рабочего дня. Девушка, с натянутой улыбкой принимая ключи каждого подходившего работника, то и дело бросала грустные взгляды на настенные часы, что уже показывали почти ровно шесть. Её очередной рабочий день закончен. И это был первый день, когда студентка даже мельком не пересеклась с Чоном. Хотя, быть может, сегодня он был особо загружен, ведь девушка в курсе, как предан работе его отец и как прививает такую же преданность сыну. Юне оставалось успокаивать себя лишь мыслью о том, что парень действительно был слишком занят. Она уже собрала сумку, прибрав рабочее место и уже сделав шаг от стойки, как двери лифта раскрылись из них вышел никто иной, как Чонгук на ряду с другими работниками, рабочий день которых был тоже закончен. Но, естественно, что девчонка даже боковым зрением уцепила именно его фигуру. Сложно было не ощутить взгляд темных глаз, направленных прямо на неё. Хван так и осталась стоять на месте, покорно дожидаясь, пока парень подойдёт к ней. Вид у него был то ли хмурый, то ли рассерженный, то ли вовсе грустный. Юна так и не поняла точно, но одним словом - выглядел юноша мрачновато. Это моментально вогнало в девушку ещё больше сомнений, а в груди начало что-то неприятно покалывать, но, когда Гук приблизился, она расплылась в легкой улыбке. — Привет, а ты чего... — Нам нужно поговорить, — сухо отрезал парень, пропуская лепетания девчонки мимо ушей. Скулы его были напряжены, а взгляд снова будто бы стал таким холодным, каким он был в самую первую их встречу. Юне от этого стало как-то не по себе, напряжение внутри нарастало, но она лишь коротко кивнула на, можно сказать, приказ парня. Они вышли из здания. Чон остановился на крыльце, прикрывая глаза и глубоко вдыхая вечерний воздух. Завтра вечером он уже будет дышать воздухом Испании, но это как-то не приносило особой радости. Переезд на неопределённое время туда парень расценивал как должное. Он почти даже не думал о нем, весь день его мысли были заняты Юной. Опять. Но на этот раз Гук думал о ней не с легкой усмешкой на лице, а с мраком на душе. Быстро у них закрутилось. Также быстро придётся раскручивать. Чонгук поступил очень глупо, подпуская Юну к себе непозволительно близко, зная, какая та ранимая, несмотря на свой боевой характер, зная, какая та мечтательница, давая ей надежду, особенно учитывая тот факт, что совсем недавно она рассталась с близким человеком. Не стоило Гуку пользоваться этим. Сейчас парень это понимал, но было поздно. Он осознавал, что и так сделает ей больно, но почему-то решил сделать ещё больнее. Чонгук по наивности посчитал, что правильным будет заставить девушку ненавидеть его. Дабы не скучала, дабы больше надежд не питала. Уничтожить её чувства, чтобы они ей жить не мешали. Чон такой ошибки больше не допустит. Он был ослеплён внезапно возникшими чувствами, но отец спустил его с небес на землю. Поняв, что девушка выжидающе смотрит на него уже почти минуту, Гук, устремив взор вдаль, таки соизволил произнести хоть что-то: — Завтра я уезжаю в Испанию, — монотонно произнёс он, даже не взглянув на студентку, глаза которой тут же расширились. Ей казалось, что она поняла причину, по которой парень был мрачен, но ещё не знала, что ошибалась. — Надолго? — в тоне её голоса прозвучали нотки беспокойства. Чонгук уловил их, усмехнулся, опуская глаза на асфальт, пожал плечами. — Отец полностью погружает меня в бизнес, считай, финишная прямая перед тем, как я займу его место. — Понимаю, — тяжело вздыхает Юна, но уже морально себя настраивает на неизвестно насколько долгую разлуку. — Может, обменяемся номерами, будем звонить друг дру... — Юна, между нами ничего нет, — он поднимает на неё свой полный смешанных чувств взор, моментально видя, как реагирует девушка на его слова. Лицо Юны с беспокойного сменяется удивлённым, скорее, испуганным. Она сдвигает брови к переносице, делая лицо, будто бы не услышала того, что он сказал. Но студентка слышала. Прекрасно слышала. И эти слова обновили не зажившие раны. — Ничего нет? — повторяет она эти два страшных слова, все ещё пребывая в легком шоке и лишь потому не срываясь на крик. — А поцелуй? Каждодневные беседы? Мы переспали, в конце концов, — голос её дрогнул. — Это ничего не значит для тебя? Хван не понимала, как смогла произнести все это, не умерев в мучительных муках, не утопая в собственных слезах, не захлебнувшись в луже крови, что, не прекращая, течёт из свежих ран, по которым снова провели острым ножом. Сердце уже не бьется в агонии, медленно останавливается. Чонгук читал все это в её глазах, но сохранял показное равнодушие. Он знал, что так будет, знал, что услышит эти слова, был к этому готов. Весь день готовился, и все равно внутри что-то екнуло, когда до ушей долетел её дрожащий голос: — А что это было, по твоему? — видя, что юноша молчит, продолжила напирать девушка. Решила выплеснуть эмоции через слова, иначе они бы просто убили её на месте. — Ты просто воспользовался мной? Затащил в постель и теперь я тебе не нужна? — Да, — холодно отвечает он, не отрывая от неё своего пристального взгляда, надеясь, что тот сделает своё дело. Как делал всегда. Но Юна уже не боялась этих темных омутов, она давно утонула в них, давно лежит на их дне, а лёгкие полны этой чёрной отравляющей воды. Он ведь знает, что она пережила, что она на грани. Он добивает её этим словом. Девушка неосознанно вертит головой, делая шаг назад. Не видит и капли сожаления, и капли грусти в глазах напротив. Неужели все это было не по настоящему? Неужели мальчик, будто пришедший из её мечты, на самом деле пришёл, чтобы уничтожить её? Сделать контрольный. Юна отказывается верить в это. Всё это будто лишь страшный сон, кошмар, и ей так хочется проснуться сейчас. — Но... но я ведь полюбила тебя, — тихо лепечет она, а сама все медленно отходит, а сама все не хочет верить и принимать то, что он сейчас стоит перед ней и смотрит так, будто она ничего не значит для него. Будто все, что между ними было, на само деле - ничтожество. Недоразумение. Бред. — И что мне сделать? — с холодного тон Гука вдруг становится агрессивным, отчего Юна даже вздрагивает, ещё больше назад пятится. Ей снова стало страшно при виде того, кто ещё пять минут назад вызывал лишь улыбку и радость на душе. — Сказать, что я тоже люблю тебя? — Чонгуку даже как-то противно от этих слов, непривычно. Никто, до Юны, не говорил ему этих слов, а уж парень не говорил их никому тем более. — Я никого не люблю... даже себя. Он сказал это с такой уверенностью в глазах, будто бы говорил истинную правду. Хотя, быть может, так оно и было. Чон сам не знал. Он следовал плану - заставлял её ненавидеть самого себя. Он не мог спокойно объяснить ей все. Это уничтожение было нужно, необходимо, как кислород. Сердце парня неприятно екнуло ещё раз, но он подумал, что это от злости. Определенно, от неё. Парень видел, что девушка уже не в состоянии что-либо ответить ему. Она отходила все дальше и дальше, будто бежала от опасности. Смотрела на него так, как не смотрела никогда. К сожалению, юноша пока не видел в её взгляде ненависти, но то, что он видел там, пугало его не меньше. — Только не строй из этого трагедию, глупо воспринимать небольшую интригу за любовь, — стреляет словами в уже бездыханное тело. Подумав, Чонгук добавил. — И не вздумай творить с собой что-то, не становись ещё большей глупышкой. Окидывая её взглядом с ног до головы напоследок, парень развернулся и зашагал прочь к своей порше. Как только он отвернулся, лицо его перестало быть отталкивающе-холодным, оно стало злым. Юноша был снова зол на себя, но на этот раз понимал, что уже ничего не исправить. Он оставил позади себя разбитое сердце, истерзанную им же душу. Но Гук старался подавить в себе эмоции сожаления. Ведь они ему чужды. Ему чужда любовь.