***
Салли очень воодушевлен предстоящим походом в кино с Трэвисом, но не думать об сложившейся ситуации с Ларри попросту не может. Юноша решает попытать счастье в среду, на одной из перемен, так удачно заметив Джонсона в коридоре. Металлист довольно оживленно что-то обсуждал с Эшли, периодически в разговор встревал и Тодд, и, по правде говоря, Фишеру очень хотелось бы узнать, о чем они щебечут, но чувствовал себя попросту лишним. Все действительно прям очень хуево. И хуево даже не потому, что он волнуется или что угодно еще — а он просто пиздец как волновался, больше всего на свете боясь, что Ларри сейчас его просто нахер пошлет, — а потому, что разговор резко прекращается, как только они его замечают. Сначала замолкает Эшли, вмиг изменившись в лице, потом — Ларри, повернувшись в его сторону, сообразив, что что-то привлекло внимание подруги. Тодд так же смотрит на него, и пусть его взгляд совершенно беззлобный и спокойный, Салли кажется, что доля осуждения в его глазах все-таки есть. — Привет, — неуверенно здоровается Салли, чувствуя себя максимально неуютно. — Привет, чел, — пусть и заметно растерявшись, но все же почти сразу отвечает ему Эшли, на какое-то жалкое мгновение исказив губы в подобие улыбки. — Привет, Сал, — подхватывает Тодд. Фишер поднимает взгляд на Ларри. — Сап, чувак, — бросает тот настолько спокойно и обычно для себя, что Салли кажется, будто ничего и не происходит. Будто все в порядке, а он себя накручивает. Ему очень, очень хочется в это верить, но он держится всеми силами за мысль, что нихуя не нормально и не в порядке, и ему нужно сделать хоть что-то, хотя бы попытаться, потому что рано или поздно Джонсон охладеет к нему и все реально будет проебано. Они все молчат. И это давит с такой силой, что Салли начинает тошнить, потому что он ощущает себя виноватым за всю эту хуйню, потому что все так думают, потому что он реально просто кинул их, а теперь, опомнившись, пытается исправить произошедший пиздец. Если бы Эшли презрительно фыркнула, Тодд — отвернулся бы и ушел, а Ларри попросту бы ему ничего не ответил, он в самом деле не смог бы выдавить из себя ни слова. Он бы и не пытался больше что-то изменить, молча принимая свой самый большой проеб за это время. Но они ведут себя дружелюбно. Ну, насколько это может быть именно дружелюбие, учитывая тот факт, что они все попросту растерялись и не могли понять, что им друг от друга сейчас надо. Раньше бы они сразу же стали рассказывать ему, что было на уроке, какие у них планы на выходные, поспрашивали бы об этом же у Салли, и потом они бы обсуждали всякую хуйню. Беззаботно, весело и легко, как и положено. Но сейчас ничего такого не могло быть, потому что никто не уверен, что им всем это нужно. — Мы можем отойти? — решается все-таки Салли задать этот вопрос, и Ларри, даже не думая, кивает, соглашаясь. — Конечно, — отвечает он так, словно все в порядке. И Фишер в душе не ебет, пытается Ларри наебать кого-то из них двоих, что все ок, или реально так думает. Они в самом деле отходят в сторону под заинтересованные взгляды Эшли и Тодда. Салли знает, что Ларри не расскажет им об этом разговоре, но все равно чувствует себя так, словно на него пялятся абсолютно все. Будто каждый знает, что что-то случилось по его вине. Что он виноват, что он хуевый друг, что он забил хуй на всех своих друзей. Потому что… Потому что ему нравится Трэвис. Вот и все. Когда они оказываются в безлюдном коридоре, Салли старается дышать ровно и не паниковать. Ларри же, напротив, выглядит совершенно спокойно и реально ждет, пока Фишер соберется с духом, чтобы что-то ему сказать. Не подгоняет, не выглядит как-то недовольно. Не набрасывается с обвинениями. Он просто дает ему время подготовиться. Он знает, что сейчас будет тяжело. — Слушай, Ларри… — заговорил Салли, резко запнувшись: Ларри и так его слушает, блять, и они вообще сейчас одни здесь. Ближе к делу. Ну же. — Нам нужно серьезно поговорить. Наедине. И точно не здесь. Ларри согласно кивает, мгновенно понимая, что имеет в виду Салли. И ждет продолжения. А Фишер на это вообще не рассчитывал, поэтому теряется. — И, типа… это не разговор на пять минут, поэтому, может… если ты не занят и не против, то… давай после школы зайдем ко мне или… или, если хочешь, я зайду к тебе, вот. Так что? Салли всем сердцем надеется, что Ларри согласится, но у него внутри все холодеет, когда Джонсон как-то неловко отводит взгляд, даже почти виновато. Что случилось? Неужели не хочет говорить? Господи Боже, что же тогда Салли делать? На коленях прощение вымаливать что ли? Пиздец. Просто пиздец. — Блять, чел, я бы реально с радостью, но мы с ребятами вот прям только что договорились сразу после школы поехать к Эшли. Типа, у Тодда долго не получалось, а сегодня он свободен, так что вообще никак не можем перенести, — попытался он объяснить. На отмазку не похоже, звучит очень правдоподобно, да и Ларри действительно выглядит прям очень виноватым. И от этого все еще хуже становится. — Можешь с нами сгонять. Или завтра уже все обсудим. Ебаный сука в рот. Все сложилось настолько неудачно, что Салли какое-то время молча смотрит на Ларри, словно забыв, как разговаривать. Он ведь завтра не сможет. И поехать к Эшли тоже не может — они с Трэвисом после школы должны были прогуляться. Да и в любом случае, это ведь не разговор о мелочах, черт возьми. Им реально нужно серьезно поговорить о том, что у них сейчас происходит, и Салли было бы неплохо наконец-то рассказать ему, почему это они с Трэвисом реально постоянно вместе. Он ведь не нашел себе другого лучшего друга и все такое. Ему просто понравился мальчик. Влюбился он, блять. И они довольно хорошо общаются. Фишеру просто хочется наслаждаться каждым моментом, проведенным с Трэвисом. На большее он все равно рассчитывать не может. Так хоть не будет жалеть, что это случилось. — Я не могу.! — воскликнул Салли совершенно растерянно. — Я, блин… уже договорился с Трэвисом, и мы не можем перенести встречу вообще никак. Ларри понимающе кивает. — Видно, не судьба, — заключил металлист. У Салли внутри все аж похолодело. — Что? — побоявшись самого страшного — посыла нахуй, — решил уточнить протезник. — Ничего страшного, чувак, — ответил ему Ларри. — Еще успеем все обсудить. Если хочешь, можем на перемене поговорить. — Да нет же, ты не понимаешь! — почти обиженно выдает Салли. Ларри что, реально думает, что Салли хочет о какой-то хуйне поговорить? Тут пяти минут ну никак не хватит, да и все будут отвлекать. Что ему теперь делать? Караулить что ли после уроков? — Сал, все в порядке, — поспешил успокоить его металлист. — Разберемся. И последнее слово было за ним — он просто пошел к себе, не давая Салли продолжить эту бессмысленную беседу. Не потому, что не хотел ни в чем разбираться, а потому, что реально был расстроен. Они не ссорились, но им нужно мириться, однако обстоятельства играют против них. И ведь, по правде говоря, Ларри мог бы приехать позже, после разговора, но ему хотелось бы такого же от Салли. Не то чтобы он прям требовал от него отменить все встречи, но это просто было бы нечестно. Им обоим нужно поговорить тогда, когда у Фишера в голове будет четкая мысль, что это реально необходимо и уже не до шуток и гулянок. Ларри это понимает. Салли же просто беспокоится.***
Протезник был очень расстроен тем, что поговорить с Ларри никак не удалось. Уже был конец учебного дня, и они собирались выходить из кабинета, когда Салли, ища поддержки, решил поговорить с Трэвисом. Он знал, что блондин вряд ли даст ему какой-то охуенный совет и скажет, как и что нужно делать, оказавшись в такой ситуации, но пока что ему было не с кем поговорить об этом. Он реально выкинул из своего окружения всех, кроме Трэвиса. Просто пиздец. — Я пытался сегодня поговорить с Ларри, но он даже слушать не захотел. То есть, не то чтобы прям нахуй послал, но я пытался договориться с ним все обсудить, а он уже занят. И вообще ничего не получается. Просто пиздец, — поникши поделился новостями с Трэвисом Салли. Он невозмутимо кивнул. — Дон Жуан обиделся? — предположил блондин, честно говоря, не испытывая желания обсуждать это. Не потому, что ему было похуй, а потому, что его это не касалось. Ну, то есть, во многом из-за него все это случилось, но все же обсуждать Ларри не хотелось, потому что какая-то часть его была этому рада. Да, хуево, что Салли из-за этого переживает, но заебись, что больше этот чмошник не мешается и не портит настроение одним своим видом. — Да какой там Дон Жуан, блин, — присев на стул возле парты Трэвиса, сказал протезник. — Понятия не имею, что происходит. Типа… да, мы хуево общались в последнее время, но я же не какой-то прям мудак. — Я бы сказал, что ты его нахуй послал, Фишер, если бы не знал, как у вас че происходит. Салли не понял. — Что? Ну, если быть объективным, то да, это именно так и выглядит. Не так, будто это Ларри со своей шайкой от него отказались, а будто Салли всех нахуй послал и перешел к главному задире школы с превеликим удовольствием и счастьем. Вон, всюду вместе, гуляют, почти что на свидания ходят. И Трэвис прям спокойный такой, не бычит особо ни на кого. Они абсолютно всем довольны. Их все устраивает. — Со стороны это так выглядит, — объяснил свою точку зрения Трэвис. — Почему? — недоумевал протезник. Он же не ругался ни с кем, они не ссорились… Так почему все именно так выглядит? — Я же не делал ничего такого. Да, он ничего не делал. Прям совсем ничего. Он не ругался и все такое, но он и не делал ничего из того, что полагается друзьям, особенно таким, как они с Ларри. И Трэвис даже время от времени слышал, как о них шушукались в коридоре, мол, тусовка неформалов распадается хуй пойми из-за чего. Он, конечно, потребовал тогда, чтобы говорящие завалили свои ебальники, но решил задуматься, правильно ли это все. И потом он кое-что для себя вынес. Если Сал так легко переметнулся к нему, до этого не один год считая Ларри своим самым заебись кентом, нет никаких гарантий, что однажды он так не поступит и с ним. Трэвис не хотел и не думал о Салли хуево, но был реалистом, готовящимся только к плохому. Не может же быть такого, чтобы кто-то был прям действительно хорошим. Даже Салли. — Может, ты не заметил, но сейчас все об этом пиздят. Вы же ебучие знаменитости. — То есть?.. — Блять, Фишер, — немного раздраженно выдал Трэвис, постаравшись сразу же исправиться. Ему просто не хотелось говорить Салли, что он как-то хуево себя ведет. Прям максимально. — Говорю, все сейчас эту хуйню мусолят. Что вы с Джонсоном разругались к хуям. И Салли этому так расстраивается, что Трэвис жалеет о каждом сказанном слове; протезник опускает голову, нервно перебирает пальцами, и прям в самом деле не знает, что ему теперь делать. Трэвису хочется сказать что-то ободряющее, типа, ну и хуй с этим Джонсоном, но как-то сам вовремя понимает, что это, мягко говоря, хуевая идея. — Что мне делать? — задает вопрос Салли, а Трэвису остается лишь пожать плечами. — Не знаю, Фишер, — отвечает он максимально честно. — Побазарить с ним, наверное. — Но мы не можем! — Тогда я точно не ебу, что можно сделать. Сал не злился и не обижался на то, что Трэвис никак не смог ему помочь. Типа… откуда же он будет это знать, если общается только с ним? Он еще, можно сказать, учится всему, а помогать и раздавать советы должен как раз таки Фишер. Но он реально не знал, что ему сейчас делать со всем этим: поговорить наедине не получается, потому что они всегда заняты. Ни на переменах не хватит времени для разговора, ни не найдется подходящего места, где их не потревожат. И в апартаментах тоже не получается, опять же, потому что они заняты. То Салли с Трэвисом, то Ларри тусуется у Эшли. Но если не получается поговорить, то… почему бы не попытаться донести до него все несколько иначе? — Придумал! — оповестил Фишер, когда его голову посетила, как ему показалось, гениальная мысль. — Скоро ведь Тайный Санта. Можно написать ему письмо, вот и все. Трэвису казалось странным то, что они не могут просто поговорить, когда оба будут в апартаментах, но, наверное, они в самом деле были прям настолько заняты, что даже дойти друг до друга не могут. Хотя ему все равно кажется удивительным то, что они, живя в одном доме, не могут найти немного времени, чтобы обсудить что-то важное для них обоих. Не может же быть такого, чтобы Джонсон приходил к себе далеко за полночь, и тем более так не может быть с Салли. Уж он-то, провожая его чуть ли не каждый день, знает, когда Фишер приходит домой. Короче говоря, странно это все. Но, наверное, ему просто неизвестны все обстоятельства. — Можно, — соглашается Фелпс, не видя ни одной причины, чтобы не попробовать. Хотят мириться — пусть мирятся. Он же не какая-то эгоистичная мразь, чтобы отговаривать его от примирения с лучшим другом. Не такой уж Трэвис и мудак. Протезник заметно оживляется, получив своеобразное одобрение идеи от Трэвиса. И в ту же секунду было принято решение приступить к написанию самого письма незамедлительно, чтобы, не дай бог, никто из них не передумал или забыл. Им любезно предоставили ключи от кабинета, взяв с них слово обязательно вернуть их на вахту, как они закончат — они решили написать письмо в кабинете, поскольку все равно больше уроков в нем не должно быть ни у каких классов, а писать где-то надо было. Трэвис как-то сразу нашел пустой бланк от самостоятельной работы — ему по ошибке выдали два, — и Сал, придвинув стул к его парте, присел рядом с ним и принялся писать. Ну, он попытался. Юноша просто не знал, как ему все это изложить на один лист и что конкретно вообще ему стоит написать. Извиниться? Окей, но тут еще, блять, целый лист остается. Попытаться объясниться? Наверное. Уже немного лучше, но все еще недостаточно. Он написал лишь пару слов, когда понял, что больше ничего выдавить из себя не сможет. — Я не могу, — пожаловался он, пододвигая лист и ручку к Трэвису. Блондин прямо-таки охуел. — А я типа могу? — спросил он. — Я реально не знаю, что мне написать, — объяснил Фишер. — Ну хоть немножко. Помоги мне, пожалуйста. Фелпсу это кажется просто наиебанутейшей идеей, но он сдается под умоляющим взглядом Салли. Ну разве можно ему вообще хоть в чем-то отказать? Он ведь такой хороший, такой маленький и весь из себя чудесный. Трэвис не представляет, конечно, как будет писать этот пиздец, но и отказать Салу сейчас попросту не может. Уж слишком грустно он на него глядит. Так, окей. Ему нужно типа извиниться от лица Салли — ха-ха, какой несмешной каламбур, — перед Ларри. Только Трэвис вообще в душе не ебет, что ему, блять, нужно такого написать, потому что о Джонсоне он особо нихуя не знает. Ну, у него дохуя длинный нос, он ебучий коротышка и вообще чмо ебаное. А, еще он металлист, вот. Панки ж ебучие типа дохуя жесткие ребята. Может, Ларри понравится, если Салли даст ему понять, что дохуя страдает и ему прям хуево? Трэвис не знал, но решил попробовать. Салли терпеливо ждал, пока Трэвис допишет, искренне надеясь, что у него как-то получше получится написать что-нибудь подходящее. Он помнит то письмо, и в целом все там было довольно адекватно и даже хорошо, так что он был уверен, что получится что-то достойное. А потом Фелпс дал ему прочесть то, что он написал минут за пять, и Салли даже не знал, как ему на это реагировать. -… «после смерти меня ждет Ад, где черти веками будут тыкать вилами в мою жопу», — прочитал вслух Фишер, недоуменно уставившись на блондина. А Трэвис был прям горд собой. — Это что такое вообще? — Да блять, он же металлист. Они все любят всякую жесть, — невозмутимо пояснил Фелпс. Фишер прям совсем неуверенно еще раз прочитал написанное. Вообще, Ларри пусть и был металлистом, но Салли мог охарактеризовать его как нежнейшего и добрейшего человека на свете. Может, конечно, он в самом деле оценит такое охуительное послание, но что-то Фишеру подсказывало, что это полный пиздец. Только вот выбирать было не из чего. — Ты уверен? — колебался протезник. — На все сто. Салли вздохнул, сложив лист надвое. — Хорошо. Попробуем так… — больше себе, чем Трэвису, сказал Салли. Теперь нужно было только сложить послание в конверт и положить в коробку к остальным письмам. Вроде как в понедельник его должны будут передать Ларри, так что ему останется только ждать его вердикта. Содержание письма было просто пиздецовым, и Салли рассчитывал прям вообще на совсем другое, но времени переделывать у него не было, да и он вряд ли бы смог написать что-то получше — разволновался бы и забросил бы это дело, ожидая первого шага от Ларри. — Давай сходим за конвертом и отправим письмо. — Попиздовали. Фишер не верил в успех этой затеи, но надеялся, что произойдет ебучее чудо и все получится.***
Разбирательства с Ларри быстро отошли на второй план, когда наступил четверг — тот самый день, когда они с Трэвисом пойдут вместе в кино. Сердце бешено стучало от быстрого шага, а горло саднило морозным воздухом. Салли хотел выйти еще минут двадцать назад, но задержался по наитупейшей причине — он хотел быть симпатично одетым. Ну, то есть обычно при встречах с Трэвисом вне школы он не сильно запаривался, потому что был в куртке, но сегодня у них же вроде как ебучее свидание, они будут сидеть рядом, смотреть фильм, все такое… Возможно, даже шепотом обсуждать какие-либо страшные моменты, наклоняясь друг к другу совсем близко, чтобы не мешать другим людям. От одной мысли об этом становилось жарко, и Фишер старался побыстрее успокоиться. Не хватало прийти к кинотеатру потным и вонючим. Еще выгонят нахуй. Уже темнело, и когда они выйдут, будет уже совсем пиздец, но так даже лучше. На самом деле именно сейчас, поскальзываясь едва ли не на каждом шаге, запинаясь о замерзшие маленькие сугробики и почти что улетая по дороге куда-то в пизду, он чувствовал себя таким счастливым и радостным, словно очнулся от тревожного сна и с облегчением понял, что все нормально. Да, последние несколько недель он, конечно, вел себя как конченный долбоеб по отношению к своим друзьям, но он готов признать свою ошибку, готов поработать над своим тайм менеджментом и, в принципе, хоть в ноги им всем поочередно бухнуться, лишь бы простили. А они простят. Он очень надеется. Трэвиса он увидел издалека. Вернее, сначала заприметил в толпе радостных лиц перед кинотеатром недовольное ебало, успел подумать, что ебало это слишком уж несчастное, а потом сообразил, что подобный коктейль эмоций в виде отвращения, грусти и злости мог воспроизвести только Трэвис. «Грустит, наверное, что я опоздал», — подумалось Салли за секунду до того, как он рефлекторно ускорил шаг. Трэвис посмотрел на наручные часы, проверяя время, а затем снова засунул руку в карман и с тоскливым раздражением понял, что совершенно не запомнил, куда там смотрели стрелки. На улице не было так уж холодно, но он по дурости зачем-то решил поджидать Салли у входа, так или иначе медленно покрываясь гусиной кожей. Мороз волком грыз ноги, и не спасали даже джинсы. Размышления прервал странный звук, словно кто-то подавился воздухом, а затем в Фелпса влетел ебучий Салли Фишер, и спасло от падения их лишь то, что последний был слишком пиздюкоподобным и не мог никого свалить. — Какого, — Трэвис придержал парня за плечи и только сейчас заметил, что тот дышит как пушистая собака в июльское пекло — тяжко и горячо, — хуя? Салли попытался откашляться, но с обратной стороны протез мерзко запотел, в голове била кровь и легкие разрывались. — Я, — еле выдавил он, чувствуя во рту кровавый привкус, — сильно опоздал?.. Трэвис вскользь оглядел приятеля и сердце защемило — Салли не просто бежал к нему — он летел. От этого факта на душе стало пиздецки приятненько, и по телу медленно поползло мягкое тепло. Даже колени немного отогрелись. — Нет, — честно соврал Фелпс, — все нормально. Фильм еще не начался. Салли казалось, что он в сказочной повести или каком-то сериале. Он более менее пришел в себя, когда они уже сидели на своих местах. Ну, вернее сидел он, а Трэвис рядом воевал с креслами — длинные ноги не позволяли ему сесть прямо и он все пытался уместиться немного боком. — Сука, — тихонечко ворчал он, не зная, куда себя деть, — понаставили, блять. Салли мельком глянул назад. Прямо за ними сидел мужчина и какая-то девушка. Мужчина выглядел недовольным и хмуро наблюдал за тем, как Фелпс перед ним барахтается и устраивается. Будет невесело, если во время сеанса белокурая башка Трэвиса будет загораживать ему половину экрана. Вошканье сбоку прекратилось. — Все хорошо? — мягко спросил Фишер, протягивая своему спутнику еще горячий соленый попкорн. — Да, все ок. Просто сложно усесться, — признался Трэвис, на автомате беря предложенное. — Ничего, ты привыкнешь, — улыбнулся Салли. К счастью, зрители рассаживались недолго, хотя было их полно. В Нокфелл приехали группы людей из соседнего городка, где фильм запретили к показу. — Тут всегда так… — Трэвис попытался подобрать слова, — дохуя народу? Салли наклонился поближе, чтобы не перекрикивать гомон и шушуканья со всех сторон. — На самом деле нет, просто картина культовая, — пояснил он. — В прошлый раз я видел подобное еще в Джерси. Тогда там еще и драка какая-то была. Трэвис едва не застонал. Еще не хватало, чтоб тут попиздился кто. Он просто хотел немного посвиданиться, он на самом деле грезил этим вечером, но пока что все складывается не очень располагающе. Шум, свет, запах попкорна и пота. Еще и пацан через два кресла от него напился газировки и теперь рыгает. — Я очень рад, что ты со мной пошел, — вдруг тихо признался Салли. — Я этот фильм очень ждал, ну и… Хотелось, наверное, разделить просмотр с тобой. Свет резко потух, и экран тускло засветил. Зал замолк, и Фелпс не сразу сообразил, что все еще пялится на Салли, чье внимание теперь было полностью приковано к начинающемуся фильму. — Пожалуйста, — тихо буркнул Трэвис, пытаясь отвлечься от чувства, которое ему нахуй не нужно, но которое появляется каждый раз, когда они делят такие моменты. Чувства маленькой, робкой и теплой надежды, которую Салли ему давал и в которую Трэвис не верил, но все равно наслаждался ей, как единственным и наибольшим, что ему позволено. Пацан недалеко снова рыгнул и Фелпс про себя выругался. Че блять за пиздец. В течении почти всего фильма сына пастора шманало на американских горках восторга и кошмара с такой дикой амплитудой, что в конце он уже и сам не знал, хуево ему или охуенно. Ему нравился Салли, и он искренне хотел знать о его увлечениях, любимых вещах, музыке, фильмах. То, что ему самому не очень-то заходят ужасы, он понял лишь в процессе. Возможно, дело было в том, что сам Трэвис не был киноманом, каким-то ценителем, да и друзей, чтобы просто за компанию смотреть подобные картины, у него не было, так что, можно сказать, этот поход в кино был для него новым опытом, которым он был очень заинтересован. Но сука. Он не мог сосредоточиться вообще ни на чем. Взгляд сам собой падал на коленки рядом сидящего Сала, они то и дело случайно (или нет) сталкивались руками, время от времени парень шептал ему свое мнение о какой-либо сцене и именно в такие моменты Трэвис осознавал, что вообще не следит за происходящим на экране, что как-то нечестно и тупо, а потому разворачивался и честно пытался вникнуть в происходящее. Довольно быстро он понял одно: на экране по его скромному мнению творился какой-то пиздец. Он вообще не понимал, что там происходит, дергался, когда кто-то начинал орать, он не запомнил ни одного имени. Он постоянно хотел повернуться к Салли и, каждый раз одергивая себя, снова и снова натыкался взглядом на очередную ебанутую сцену, где кто-то то летает, то орет, то охуевает, то молится хуй пойми кому и хуй пойми о чем, то вообще все вместе и под ебаные скримеры. Салли был в восторге, и, на самом деле, заметил, что что-то не так, лишь когда Трэвис с тихим жалобным стоном немного сполз вниз по сидению. — Тебе нехорошо? — тихо уточнил Фишер, осторожно тронув парня за локоть. Трэвис глянул на него затравленно, словно не зная, стоит ли ему признаваться в том, что он пиздец не догоняет, в чем там вообще замес и кто все эти люди. Признаваться в том, что ему еще и отчасти страшно, он не хотел абсолютно. — Страшно? — словно читая его мысли, заботливо спросил Фишер. — Нихуя, — тут же ответил Трэвис, после этого смягчив тон. — Просто неудобно. Салли посмотрел на положение друга и сочувствующе кивнул. — Ну, надо было думать, прежде чем становиться высоким, — шутливо ляпнул он, пытаясь хоть как-то приободрить спутника. Трэвис лишь хмыкнул и отодвинул от себя лицо Салли, нарочно закрывая рукой его прорези для глаз. — Отстань, — сказал, — единственный, блять, раз твой рост тебе во благо, и ты сразу же начинаешь меня считать лохом. — Да, я такой, — тихо засмеялся Салли. Сбоку на них шикнули, и мальчики притихли, перейдя на совсем уж тихий шепот. — Но, если честно, даже мне не очень удобно в этих креслах, — признался Фишер. — Даже не облокотиться нормально. — Ой, ну так добро пожаловать к лохам, — ехидно передразнил Трэвис. Салли тихо хихикнул, а затем вдруг показал пальцем на ноги приятеля. — Ты можешь нормально сесть, если раздвинешь их. И, не дожидаясь, пока до Фелпса дойдет, он сам галантно опустил руку на чужое костлявое колено и легко передвинул его в то положение, в каком, по его мнению, Трэвису должно быть нормально. Сам Трэвис и сделать-то ничего не успел, а стоило ощутить через ткань джинс теплую ладонь, так и вообще замер, как истукан. Если бы сейчас Салли поднял его на ноги и оставил бы так стоять прямо посреди зала, то он, оцепенев, так и стоял бы там, как долбоеб. Он даже не знал, благодарить или наезжать: мысли путались, в животе приятно и томно крутило, ладони вспотели. Он как во сне видел наклонившегося ебучего Фишера и слышал его шепот. — Нормально? Фелпс нашел силы лишь кивнуть и сесть порасслабленней. Он только было стал отходить, как они с Салли столкнулись локтями и поспешно оба убрали их. — Ты не против? — робко спросил протезник. В темноте прорезей маски его глаза отражали голубоватый свет экрана. Трэвис кивнул, даже не поняв, что конкретно он разрешает. Салли придвинулся поближе, просунул руку под локоть приятеля и, словно этого недостаточно, склонился набок, упираясь парню в плечо головой. Трэвиса едва инсульт не хватил. Его рука сейчас была на кресле Салли, совсем рядом с его бедром, и если бы Фелпс просто немного сместился, он бы потрогал его. Он бы погладил эту ногу от таза до колена, потом бы снова поднялся выше и немного сжал пальцами. Он бы узнал, какая она на ощупь: мягкая или упругая? Он бы ощутил ее тепло сквозь ткань и согрел бы собственной ладонью. Он бы приласкал и дал понять, что ему нравится. Он бы все сделал, чтобы Салли почувствовал хотя бы через касание то, ч т о Трэвис к нему испытывает, к а к он хочет к нему относиться. Но вместо этого он старается даже не коснуться протезника лишний раз. Он очень хочет сделать все, чтобы донести до Салли свои чувства, и абсолютно точно не хочет того, что точно будет после этого. — Тебе так неудобно? — немного огорченно спрашивает Фишер. — Все нормально, — едва совладав с дрогнувшим голосом, ответил сын пастора. — Просто не знаю, как руку положить, чтоб тебе не ебано было. Трэвис замолкает, понимая, что ляпнул хуйню, а затем едва не подскакивает, потому что Салли начинает мягко водить пальцами по чужому запястью. Фелпс едва не орет от удивления, ему кажется, что во время этого фильма он все же потек крышей и сейчас его ебашат галлюцинации, но все ощущается так реально. И старая обивка сидений, и боль из-за стиснутых зубов, и легкое головокружение. И то, как Салли, мать его, Фишер, осторожно и ненавязчиво перемещает его ладонь себе на колено. — Если тебе так удобно, то я не против, — тихо бубнит он, не поворачиваясь к Трэвису. — А тебе? — еле выдавливает тот, едва не срываясь на позорный фальцет. — Мне удобно, — все так же тихо отвечает парень. И, наверное, если бы не было так темно, если бы не было столько людей, если бы Трэвис был хоть немного посмелее, то он бы сам заглянул в чужие глаза, он бы хоть немного, но погладил эту ногу, он бы увидел как сильно Салли заробел и как он уже был готов к тому, что его нахуй пошлют. Но все происходит иначе, поэтому они оба сидят очень близко, и Салли очень тепло от руки Трэвиса, а тот в, свою очередь, так и не решается хоть немного пошевелиться. На экране опять орут, летают и охуевают. Когда они выходили из кинотеатра, то даже сначала не поняли, в какую сторону идти. Салли, словно зачарованный, глупо хлопал глазами и громко сопел через нос. — Я провожу тебя, — сказал Трэвис, и протезник только кивнул. Ему нужно было охладить голову. Все вокруг плыло, но в совершенно чудесном смысле. Салли едва не парил над землей, глубоко дышал, снова и снова перематывая события последних двух часов и мысленно охуевая с самого себя. Ну, то есть, он просто взял и положил руку Трэвиса себе на бедро. Просто. Взял. И. Положил. О х у е т ь. Если когда-нибудь будет премия за самый смелый шаг в отношениях с другим человеком, то Салли подаст заявку. Сейчас его переполнял такой дикий восторг, что даже немного потряхивало. Боже, это ж надо: и фильм охуенный, и с Трэвисом что-то интимное по обоюдному желанию сделали. Блять, ну просто пиздец как неожиданно и приятно. — Ну так… — вдруг подает голос Фелпс. — Как тебе фильм? — Уууух, — совершенно неожиданно и для себя, и для своего спутника выдавил протезник искреннейший звук восторга. Затем, опомнившись при виде немного опешившего Трэвиса, сказал уже на человеческом: — Очень понравился! А тебе? Сын пастора почесал затылок и призадумался над ответом. — Ну, если честно, — сказал он, — я хуй знает, как реагировать. Ему было стыдно признавать, что большую часть ленты он просто проморгал, а от той, которую видел, он охуел до неприличия. — Ох, я понимаю, — кивнул Салли, на самом деле по догадкам Трэвиса не поняв нихуя. — Тебе, как сыну священника, наверное, трудно воспринимать то, что там показывали. Фелпс искоса глянул на парня рядом, уже даже не удивляясь тому, что, по мнению Салли, подобное зрелище поставило его в ступор исключительно из-за причастности к церкви. — Слушай, — Фишер вдруг понизил голос, — а священников правда учат… Ну, экзорцизмить? Парень призадумался. Вообще, если говорить откровенно, по фильму он не до конца понял саму специфику экзорцизма. Ну, то есть это такой обряд, в котором из тела человека изгоняют нечисть с помощью молитв, каких-либо вспомогательных атрибутов и тд. Технически, так же работают почти все практики в церковной службе, от крещения до отпевания, и если брать за основу именно этот фактор, то, выходит, все священнослужители в той или иной степени могут изгонять зло из человека. И, судя по многоуважаемому Кеннету, забирать это зло себе и становиться мудаком и брюзгой. — Типа того, — кивает Трэвис, даже не понимая на что себя обрекает. Следующие пятнадцать минут Салли с наивным детским интересом спрашивал все, что его так или иначе интересовало в этой теме. Фелпс сначала честно пытался отвечать по мере своих знаний, по рассказам отца и книгам, но, в конце концов, сдался и начал говорить то, что в голову взбредет. — А зачем в нечисть святой водой брызгают? — Воду очищают серебром, а демоны не любят серебро. — Почему? — Потому что у Бога серебряный перстень. — Ого, вот оно как… А почему одержимые взлетают? — Их Господь к себе притягивает, чтобы пизды дать. — А как отличить одержимого от неодержимого на ранних стадиях? — Если одержимого убить, он не умрет. Когда они уже подходили к апартаментам, Трэвис откровенно веселился, говоря лютый бред, в который, как он считал, никто никогда не поверит, и, лишь промотав в голове весь их диалог, посмотрел на Салли и понял, что с «никто никогда» он погорячился. Расспросы Фишера вскоре закончились, и Фелпс вздохнул с облегчением, уже порядком устав придумывать охуительные истории на ходу. Только он подумал, что наконец-то может успокоиться и расслабиться, как Салли подкидывает ему новый повод для волнения и вихрь чувств: протезник, только что заметив кое-что на руках Трэвиса, берет обе его руки и подносит ближе к протезу, чтобы рассмотреть. Фелпс нихуя не понимает, но не сопротивляется, позволяя юноше делать все, что его душе будет угодно. Все равно в его руках он словно бы весь отогревается, целиком. — Это просто кошмар, Трэвис, — комментирует Сал. — У тебя тут кожа от мороза потрескалась. То костяшки битые ему не нравятся, то эти трещинки. Ничего страшного в этом нет, как думается самому Фелпсу. К тому, что у него вечно грубые руки и то ссадины, то синяки, то еще хуй знает что, он привык. Но отказывался привыкать к этому Салли, считая своим долгом все довести до ума. — Я обязательно этим займусь, когда придешь ко мне. — Это угроза? Он слышал, как Фишер улыбнулся. — Не-а. Он опускает, но не отпускает его руки, а потом поднимает голову вверх и смотрит точно в глаза. Такой… личный момент, очень чувственный и оттого чудовищный. Обычно всякие там парочки вот чисто по логике вещей обязательно должны потом поцеловаться и все такое. И вот сейчас, казалось бы, такой подходящий момент, но это невозможно. Сал просто хочет согреть его руки, а Трэвис уже надумал себе всей этой мерзкой, отвратительной хуйни. Это так нечестно и гадко по отношению к Фишеру, пиздец. Но он не особо думает об этом, когда они обнимаются на прощание — с каждым разом все нежнее и невесомее, и Салли даже на носочки слегка привстает, все хочет голову на плечо закинуть. Не думает и тогда, когда они расходятся, потому что чувствует, как протезник провожает его взглядом, и ему от этого хорошо. Любое взаимодействие с другими людьми не вызывало у него никаких эмоций, кроме отторжения и неприязни, иногда — ярости. Однако если что-то делает Салли — говорит с ним, расспрашивает, прикасается, хотя Трэвис вообще прикосновения не любит, — ему правда хорошо и приятно, даже легко. Иногда он нервничает, иногда волнуется, но лишь из-за избытка теплящейся в груди нежности. Из-за того, что он раз за разом вспоминает о своей наивной влюбленности, мучается от того, что ему прям реально охуенно с ним. И из-за того, что он видит, что Салли это тоже нравится. Блондин идет к себе, снова и снова прокручивая в голове события минувшего вечера. Это можно назвать свиданием? В целом все прошло просто отлично, и даже было глубоко похуй на содержание фильма. Экзорцизм, демоны, матерящаяся малолетка… Не особо располагает к романтике, но Трэвиса все устраивало. Особенно та часть фильма, в которой он уже держал свою руку на его колене. Он бы обязательно это повторил. Он хотел бы повторить много чего, хотел бы и попробовать зайти чуть-чуть дальше, тоже проявить какую-то инициативу, но ему было страшно. Фишер весь был такой нежный и ласковый, постоянно льнет к прикосновениям, любит головой в плечо ткнуться или прижаться, а еще лучше — все вместе. Но это Фишер, а Фелпс таким не был вообще. Он примерно прикидывал в голове, как можно было бы на эти прикосновения отвечать, но все сводилось в итоге к тому, что это уже переходило черту дружеских прикосновений, превращаясь в откровенные заигрывания. А ему не очень-то и хочется, чтобы Фишер вдруг осознал, что с ним Трэвис такой не потому, что он исправился, а потому, что он в него влюбился. Возможно, не будь у него этой больной любви, он был бы совершенно другим человеком. Спокойным, уверенным в себе, совершенно неагрессивным и нормальным. Может, даже отец относился бы к нему иначе. А так… он пытается ужиться со своим единственным демоном — маленьким, щуплым и голубоволосым, с этими тупыми хвостами, — и, кажется, у него получается. Ему это нравится. Впервые за все это время он чувствовал себя в самом деле хорошо. Он не успевает обмозговать эту мысль еще раз, когда внимание привлекает какой-то треск. Подняв взгляд, Трэвис вдруг осознал, что находится на улице совершенно один, вокруг него ни души, а треск не мог ему померещиться — уж слишком это было громко и четко. Стало слегка не по себе. Юноша поспешил вернуться к себе поскорее, силясь игнорировать взявшуюся словно бы из ниоткуда тревогу. Ветви деревьев напоминали когтистые лапы сраных бесов, тишина давила на голову, да еще и, блять, один из уличных фонарей замигал. Что за пиздец, сука. Чем ближе к дому он подходил, тем страннее все становилось. До ушей донесся какой-то вой и ритмичный стук словно бы по стеклу, затем он услышал слишком знакомый голос. Кеннет, блять. Вот только его не хватало. Уже предвкушая худшие варианты развития событий, он готовился к любому пиздецу, но, подойдя достаточно близко, чтобы увидеть, что вообще происходит, он нихуя не понял вообще. — Миссис Тайлер, вам нужно идти домой, — стараясь говорить как можно спокойнее, повторял раз за разом пастор, пока старушка стучала ладонью в окно, не прекращая выть. Что вообще происходит? Какого хуя она сюда пришла и что вообще творит? Трэвис замедлил шаг, честно говоря, опасаясь за себя. Даже не из-за того, что он опять пришел домой поздно, еще и попавшись отцу на глаза, а из-за того, что здесь не пойми что творится. Да и, судя по всему, Кеннет уже какое-то время пытается выпроводить ее отсюда, но почему-то не может, хотя было бы достаточно просто выволочь ее отсюла, если она невменяемая. Юноша хочет спросить, что такого случилось, но слова застревают в горле, когда отец переводит на него взгляд. — Трэвис, — обращается он к нему. — Проводи миссис Тайлер до ворот. Хвала Аллаху, он был слишком заебанным из-за нее, чтобы срываться на Трэвисе. Он решил просто перекинуть эту проблему на него, зная, что он вообще в душе не ебет, каким образом выпроводить сумасшедшую без вреда и для себя, и для нее. «Лучше бы въебал, » — думается ему, когда Кеннет уходит к себе, а миссис Тайлер все так же стучит в окно.***
Утро Салли как-то сильно не задалось с самого начала. Он все никак не мог до конца открыть глаза, засыпал на ходу и вообще вел себя заторможено и вяло. В противовес ему, Генри наоборот напевал под нос и довольно ловко справлялся с завтраком. Позвякивание вилки о тарелку морило еще больше, и потом, уже выходя из лифта, Салли с тоской подумал, что он наверняка сегодня весь день будет как размазня. Чужая рука легко хлопнула парня по плечу, и от неожиданности он вздрогнул, немного запоздало повернувшись. — Привет, Сал! — улыбнулась ему как всегда полная сил Лиза. — Прости, что напугала. — Ох, ничего. Привет, — Салли смотрел на нее снизу вверх, стараясь сосредоточить взгляд на чем-нибудь, чтобы не начать засыпать прямо перед ней. Как назло глаза все косились на ноздри женщины — большие и темные. — Что-то случилось? Она улыбнулась еще добрее и, мягко потрепав плечо Салли, протянула ему руку с зажатым в ней бумажным пакетом. — Ларри забыл свой обед, — пояснила она до того, как Фишер успел спросить хоть что-то. — Передай ему, ладно? — Конечно, — кивнул парень. Уже на улице, пройдя до школы минут десять, он вдруг осознал, кому конкретно надо отдать пакетик. Очень медленно Салли посмотрел вниз, почему-то ожидая, что вещь испарилась из его руки или на самом деле предназначалась другому человеку. Но нет. На твердой шероховатой бумаге крупным почерком было написано «для Ларрижоночка». Вместо подписи — нарисованный пониже цветочек. Пиздец. — Пиздец, — сочувственно кивнул Трэвис, стоило Салли буквально влететь в полупустой класс и срывающимся шепотом быстро рассказать, во что он влип. — И не говори. Сон уже прошел, и на его месте образовалась паника: с одной стороны, да, Салли определенно хочет с Ларри как-то повзаимодействовать, а с другой, если лучший друг его вполне заслуженно пошлет, то Фишер, наверное, просто пойдет ложиться под машины. Их с Трэвисом план заключался в том, чтобы всю неделю как бы невзначай встречаться взглядом с Ларри, выглядеть очень виноватым, а потом, когда письмо будет уже у металлиста, подойти и ждать своего приговора. Салли абсолютно не хотел менять что-то и рисковать. Трэвис почесал подбородок; в его голове со скрипом крутились шестеренки, и он изо всех сил старался помочь. — Ну, бля. Может, просто не отдашь, — он скосил взгляд на пакет, — «Ларрижоночку» его хрючево. Салли отрицательно помотал головой. — Ларрижоночек будет голодным, а после школы узнает от Лизы, что она через меня передала ему еду, — пояснил он. Фелпс вздохнул. — Тогда положи это Ларрижоночку на парту, пока он не видит, — снова предложил он. — Он все равно узнает, что это я, но в таком случае будет думать, что я его избегаю, — Фишер совсем поник. — А я не хочу, чтобы Ларрижоночек так думал. Ситуация на самом деле была ебанутая и тупая. Вот вроде бы — просто передать обед, но сколько же мороки. Ну, то есть понятно, что обед нужно отдать, но как? Что Ларриж-… Ларри подумает о нем, если он просто подойдет, вручит ему сэндвич и свалит? А может так и нужно сделать? Или все же немного поговорить? Или вообще подбросить обед Джонсону в шкафчик? «Ага, с его привычкой кидать все учебники как попало, он этот пакетик раздавит нахуй и будет весь день грустить», — с тоской подумалось протезнику. — Ой бля, — вдруг немного раздраженно выдохнул Трэвис. — Слушай, я нихуя про Джонсона хорошего говорить не хочу, но он, по-твоему, отпиздит тебя или что? Просто поздоровайся, скажи, что мама передала пожрать. Если сам захочет поговорить — говори; если нет — прощайся и уходи. Понял? Салли уставился на коричневую бумагу. Что это он, в самом деле? Ларри не злопамятный — если ему сделать добро, то он поблагодарит. Он вообще не из тех, кто нахуй беспричинно посылает. Так чего Салли боится? Салли боится того, как Ларри на него посмотрит. Боится узнать, что для него он теперь пустое место. Что он его ненавидит. Протезник не знает, что было бы хуже. Что он знает точно: если ничего не делать, то ситуация не изменится. — Понял, — уверенно кивает он. Сказать проще, чем сделать. Наверное, за то время, что они не общались, Джонсон то ли прошел курсы шпионов, то ли овладел какими-то навыками ебучих ниндзя, которые способны скрываться, блять, отовсюду. «Или это я в глаза долблюсь, » — раздражённо думал протезник, как дурак оглядываясь по сторонам. Это была уже вторая перемена, но он все еще не отдал Ларри этот ссаный бутерброд по той простой причине, что Ларри не было сука, нигде. Ну, то есть Салли видел его мельком, когда он выходил из класса, шел по коридору, болтал с кем-то, стоял у своего шкафчика, но как только Фишер предпринимал попытку протолкнуться к лучшему другу, как на них тут же наваливалась волна школьников, по-крысиному унося своими потоками парней в разные стороны. За эти две перемены Салли без шуток почти умер три раза, но так и не смог поймать металлиста. — Ты норм? — сочувствующе спросил Трэвис, когда взлохмаченный и помятый протезник вернулся в класс. — Он, наверное, летать умеет или хуй знает, что вообще происходит, — ответил парень понуро. Они одновременно тяжело вздохнули. Следующая перемена предназначалась для обеденного перерыва и это, на самом деле, был последний шанс Салли. Возможно, Ларри пойдет с друзьями за компанию и Фишеру удастся его подловить. И вообще-то такой план был весьма удобен и хорош хотя бы тем, что Ларри гарантированно не нужно будет никуда идти, а, значит, Сал успеет. Чего он совершенно не мог предположить, так это того, что у группы Ларри по испанскому отменят последний урок. Наверное, карма все же существует. А может Салли просто исчерпал лимит везения. А может это просто случайность, но легче не становится. В столовой шумно, Эш и Тодд, сообщившие ему о том, что Ларри ушел домой, сидят за их привычным столиком и глядят на Салли со странной смесью обиды и сожаления. Салли стоит перед ними и чувствует, что мир его разваливается на части. — Ясно, — говорит он, ощущая себя полным дураком. — Спасибо и… Пока. Эшли хочет крикнуть ему вслед, что все будет хорошо, но решает все же этого не делать. И она, и Тодд знают, что как бы долго Эшли не знала Ларри, как бы не было Салли интересно с Моррисоном, сейчас этим двоим надо разобраться в первую очередь именно друг с другом, потому что вся эта компания началась именно с них. И именно поэтому Салли стоит бежать, догонять и извиняться, но он просто подходит к Трэвису и тихо говорит: — Уже ушел. В голове пусто и в горле ком. Он такой долбоеб, он так глупо все проебал, он просто… — И? — вдруг непонимающе спрашивает Трэвис. — А ты че? — А я че? — глупо повторяет Салли. Сын пастора раздраженно закатывает глаза. — Хули ты не догоняешь-то его? Протезника словно холодной водой окатывает. Он вообще не из тех, кто любой ценой всегда добивается желаемого. Жизнь слишком жестоко дала понять, что порой стоит прекратить все действия, направленные на какую-то цель. Это вообще-то и привело к тому, что даже сейчас Салли мог впадать в ступор и не знать, куда себя деть, опускать руки и говорить, что ничего не исправить. Обычно из этого состояния его выводит Ларри, так для кого же еще, если не для него Салли не сдастся? — Догоняю, — говорит он уверенно. Если бы под ноги ему попался лед, то он бы убился нахуй. Ноги несли Фишера с такой скоростью, что он едва мог различать, что происходит по другую сторону протеза — мелкий снег задувался в прорези и колол глаза. Легкие горели огнем, и вперед несло только чувство дикой вины и желания наконец-то повести себя по-человечески. Не ждать пока к тебе сами подойдут, не обижаться на то, что от тебя устали получать игнор, не писать глупые письма, когда можно просто п о г о в о р и т ь. Поделиться наболевшим, признать вину и извиниться за свое поведение. Все. Большее от него и не требовалось никогда, но он сам понапридумывал себе испытаний, вообразил своего лучшего друга каким-то упрямым бараном и тем самым отдалился еще больше. Какой же он, блять, идиот. Когда в поле зрения попала знакомая куртка, крик сам собой вырвался из горла, словно свободолюбивая птица из клетки: — Ларри! Внутри все жгло. Джонсон на секунду обернулся и… пошел дальше. Только сейчас Салли осознал, что он не несется со скоростью метеора. Он еле-еле бежит, спотыкаясь о сугробы, тяжело дыша и махая рукой с этим ебаным переебанным пакетом для обеда. — Ларри! — снова заорал протезник, прекрасно осознавая, что его слышат, но не хотят обращать внимание. — Ларри! Джонсон его игнорировал. Не отвечал ему, не проявлял интерес, не смотрел даже. И, если быть честными, то так Салли и надо. Он не имел права обижаться — он сам это начал, он его обидел, он от него отвернулся. Наверное, было правильно просто отстать от человека и дать ему дальше жить спокойно, но Фишер просто не мог так поступить. Он не мог все оставить на такой ноте, не хотел, чтобы Ларри думал, что Салли ни капли не жалеет о том, что так с ним поступил. И потому он орет с такой силой, что голова начинает болеть. — Прости меня! Прошу, прости! — горло саднит, холодный воздух причиняет боль, но… — Мне очень-очень жаль! Голос срывается на вдохе и протезник слышит собственный жалкий мокрый всхлип. А в следующую секунду едва не воет в голос. — Ларри! Я такое хуйло! А ты такой чудесный! Ларри останавливается и поворачивается так резко, что Салли мигом коченеет и практически пластом падает, запутавшись в своих же ногах. В боку болит, спина такая мокрая, что к ней прилип свитер, перед глазами плывет, и бег так сильно его измотал, что парень даже не может подняться, так и плача лицом в снег. Это было… не то, чего Джонсон добивался. На самом деле поползновения лучшего друга в свою сторону он заметил на первой же перемене и сначала подумал, что ему показалось. Но потом краем глаза он стал замечать Салли чаще, а приглядевшись, понял, что тот пытается подойти именно к нему. Не то чтобы Ларри хотел над ним поиздеваться, но и отрицать то, как сильно его умиляла чужая растерянность, он не мог. Не мог он отрицать и того, что в какой-то момент стал сам немного прятаться. Ему это показалось не более чем смешной и интригующей игрой в кошки-мышки. Салли хочет мириться — это слепому видно. Ларри тоже только «за», но и подшутить был бы не против. Сейчас же, стоя буквально в десяти метрах от входа в апартаменты Эдисона и возвышаясь над ревущим Салли он вдруг понял, что при их обстоятельствах со стороны его убегания вполне можно принять за банальное нежелание даже видеть друга, который в один момент просто решил забить на него хуй. За что, кстати, и извиняется, но это все равно было не то, чего Ларри хотел. Ну, то есть он хотел извинений, но доводить Сала до слез — это слишком. — Эй, — металлист присел на корточки и осторожно погладил все еще всхлипывающего парня между хвостиков. — Ты в порядке? — Ларри! — вдруг принялся с новой силой завывать Фишер, безуспешно попытавшись схватить друга за ногу. — Я так виноват! Джонсон вздохнул. — Ага, есть такое. Вс-… — Прости меня! — Ладно, только… — Я все что угодно сделаю, чтобы ты меня простил! Блять, он даже не слушает. Ларри вдруг обратил внимание на то, что плачет Салли в голос и весь трясется. У него была истерика, и металлист вообще не ебал, хули ему делать, а между тем Салли вдруг начал предлагать варианты искупления. — Я могу все апартаменты помыть! И унитазы! И вернуть тебе все футболки, которые я у тебя брал! Или позволить ударить меня! И-или даже обоссать! Обоссы меня! — Салли, ты ебанутый? — дотянувшись уже до капюшона и схватив его за шкирки, выдал Ларри. Он надеялся, что Салли шутит, но он нихуя не шутил — даже замолк, чтобы услышать его ответ. — Блять, не буду я на тебя ссать! — Но почему?! — обиженно вопрошает Салли так, будто ему отказали в какой-то простецкой просьбе. Как полы помыть, блять. Только обоссать. В голове Салли по какой-то причине появилась охуенная логическая цепочка: он накосячил просто пиздец как, обидел Ларри, остальных ребят, а потом решил все-таки помириться. И типа за такие поступки реально обоссать мало, чтобы простить. Но Ларри не хочет на него ссать, значит, не хочет и прощать. И Салли это прям настолько сильно расстраивало, что он уже ни о чем не думал вообще, кроме как о таком экстравагантном способе заслужить прощение лучшего друга. — Не неси хуйни. Пойдем, — поднимая его на ноги, говорит Ларри. Салли едва снова не поскользнулся, поэтому металлист не отпускает его, медленно потянув к себе. Он понадеялся было, что Фишер больше об этом не заговорит, но стоило ему открыть дверь, как появилось желание сразу же ее захлопнуть: — Да что такое, Ларри?! Почему ты просто не можешь на меня нассать? Что мне… что мне сделать, чтобы ты меня обоссал?! Пиздец полный. Ларри не отвечает, заходя в апартаменты и утягивая за собой все еще рыдающего Салли. Он всхлипывал еще громче, искренне не понимая, что делает не так. Джонсону хочется закрыть ему рот ладонью, но мешает протез, поэтому он принимается снимать с себя шарф, чтобы хоть так перевязать его и немного приглушить пламенные речи, а Сал, словно чувствуя это, начинает плакать сильнее. — Блять, чувак, серьезно. Я не буду этого делать, я же не отбитый, — тихо, чтобы их не было слышно, говорит Ларри. — Я так сильно тебе противен? Послышался какой-то странный звук, а затем — слишком хорошо знакомый голос. У Ларри сердце ушло в пятки. — Добрый день, молодые люди. Что у вас случилось? Терренс. Это просто полный пиздец. И Салли, блять, вырывается из рук Ларри, чтобы подбежать к двери и нажаловаться: — Он… Я… Я попросил его нассать на меня, но он… он не захотел… — не зная, как все это объяснить, сквозь рыдания прохрипел Фишер. Пусть никто не видел лица Терренса, Ларри был готов поклясться, что он просто охуел, поскольку замолчал, думая над ответом. Пока Фишер ждал поддержки от Терренса, Ларри побежал к нему и принялся наматывать на протез шарф, затем — накинул капюшон ему на голову, и, расстегнув собственную куртку, ткнул его лицом себе в грудь. Хорошо. Хорошо! Пусть немного помолчит и проплачется. — Извините, Терренс, — бросил Ларри напоследок. — Он поскользнулся возле входа и головой ударился. Немного не в себе. — Позаботьтесь о нем, юноша, — попросил он, решив оставить слова Салли без ответа. — А я подумаю, как обезопасить остальных жильцов. Можете передать Лизе, пожалуйста, чтобы она заглянула ко мне, когда будет свободна? — Без б. Салли очень расстроенно что-то проплакал в грудь Ларри, но никто не разобрал его речь. В том, что он по прежнему просил обоссать его, никто не сомневался. — Что ж, не буду задерживать вас. Хорошего вам дня! — напоследок произнес Терренс в своей привычной манере. Ларри кивнул, ответив тем же, и поплелся к лифту, чтобы спуститься в подвал. Надо будет закрыть его в комнате, а то мама вообще неправильно все поймет. Она обожает Салли, но сейчас он реально просит об очень странных вещах. Вообще, плакал Салли недолго, очень скоро придя в себя. Он больше не приставал к Ларри с просьбами обоссать себя, но по нему было видно, что он немного, мягко говоря, удивлен ходом своих мыслей. Когда же стало ясно, что они оба готовы разговаривать, Фишер наконец-то снял с себя и куртку, и протез, чтобы умыться и вообще хотя бы протереть его изнутри, и вернулся к Ларри в комнату, присев на кровать. Металлист устроился на своем кресле-мешке, какое-то время морально готовясь к беседе. Поправив волосы, он шумно вздохнул, а затем повернулся к Фишеру, кивком давая понять, что он готов. Сал кладет протез на кровать рядом с собой, и, снова шмыгнув носом, так же поворачивается лицом к Ларри. Пора. — В общем… — неловко начал голубоволосый. — Я не должен был так себя вести. То есть… как-то кидать вас или типа того. Я правда не хотел. Просто не заметил, как начал это делать, а потом… это повторялось еще и еще, и я уже просто не знал, что с этим делать. Типа… боялся подойти, потому что думал, что ты меня пошлешь нахуй или что-то такое, хотя я знаю, что ты бы так никогда не сделал. Мне жаль, что я такой мудак. Прости меня. — Я не скажу, что все прям охуенно, Сал, потому что это реально было пиздец как по-мудачески, но я не умею обижаться на своего Кромсалли. Так что ты прощен, — какое-то время подумав, говорит Ларри. Он бы и так и так его простил, не важно, какая бы у извинений Фишера была формулировка. Джонсон очень любил его и ценил их дружбу, поэтому его такое отношение больше расстраивало, чем злило, но он так же понимал, что Салли это в самом деле беспокоило. Возможно, если бы Фишер не волновался и вел себя так, словно все ок, Ларри бы был более категоричным и строгим к нему. Но, сука, Салли так хотел заслужить прощения, что просил нассать на него. Конечно, он просто пиздец как распереживался. Не поверить ему сейчас Ларри никак не может. — Тебе не нужно прощать меня просто потому, что мы друзья, Ларри, — напоминает протезник, опустив взгляд. — Если ты все еще злишься или обижаешься, то лучше скажи прямо. Так будет правильно. — Чел, все в порядке, — устроившись на кресле удобнее, ответил ему Джонсон. — То есть, тип, я не обижаюсь и не злюсь, серьезно. Я понимаю, что ты не хотел и все такое — всякое бывает, реально, — просто надеюсь, что все будет, как раньше. Так же? — Ох, да, конечно!.. — оживился Фишер, понимая, что Джонсон реально прощает его, а не соглашается со всем из вежливости, чтобы потом просто закинуть в игнор и отдалиться. — Обещаю, все будет заебись. — Охуенно. Может, пообедаем? Ларри уже встал с кресла, когда Салли окончательно замялся. Юноша стоит возле двери, глядя на лучшего друга, пока тот пытается собраться с мыслями, чтобы рассказать ему еще кое-что. У Джонсона пульс в ушах стучит, как на ебучем концерте ебашат по барабанам, потому что он как-то сразу понимает, что Салли еще хочет ему сказать. Нет. Только, блять, не это. Пожалуйста, господь, если ты внатуре снимаешь квартирку на облаках, останови этот пиздец. — Мне нужно сказать тебе еще кое-что… — опустив голову так, что Ларри вообще не видит его лицо, Салли чувствовал, как у него даже уши горят. Как же ему было неловко говорить об этом. — Ну, так, чтобы быть честным до конца. Понимаешь? — Да… — растерянно кивнул Ларри. — Короче говоря… помнишь, я говорил, что мне нравится мальчик из школы?.. Нет, нет, нет, нет, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА, ЗАТКНИСЬ. — Да, помню. — Так вот… — потерев шею, Салли сжал руками плед на кровати Ларри. — Это Трэвис. Этого Ларри боялся больше всего на свете. Он правда, правда любил Салли и уважал все его странности и принципы, всякую непонятную хуйню, творящуюся у него в голове, но это казалось таким диким абсурдом, что он попросту не мог это переварить. Ему было настолько… страшно осознавать это, что голова даже слегка закружилась. Шутить и со стороны наблюдать за этим, точно ничего не зная, куда проще и легче, чем принимать тот факт, что это все правда. Салли реально нравится Трэвис. Он влюблен в него, они почти постоянно вместе, и, кажется, у них в самом деле все хорошо. — Ох, блять, — только и смог выдавить из себя Ларри. — Чел, я не был к этому готов. Реально. — Все не так плохо, как ты думаешь. Ну, серьезно. Он очень хорошо ко мне относится и отлично справляется, — в защиту Трэвиса добавил Салли, видя, что Ларри аж побледнел. — Чувак, я не сомневаюсь, что все охуенно, просто мне нужно время. Я его знаю вот с самого первого дня, как в эту школу пришел. И у нас нихуя хорошего не было. — Просто поверь мне. Он хочет исправиться и у него получается. — Я не говорю, что он хуевый, Сал. Я говорю, что я просто в ахуе, — объяснил Ларри. — Типа… неужели во всей школе не было никого, кто бы тебе мог понравиться? Почему Трэвис? Это же… Ларри даже не знал, как его описать. — Это же Трэвис! — завершил он свою речь. Салли пожал плечами. — Не знаю, — признался он. — Но мне нравится.***
После этого все пришло в относительную норму. Не то чтобы Салли забил хуй уже на Трэвиса, своеобразно вернувшись к Ларри, но постарался уделять им равное количество времени и внимания. Было тяжело, правда, но он очень старался исправиться, ведь Джонсон дал ему второй шанс, и Фишер не намерен его упускать. Джонсон второпях рассказывал ему обо всем, что с ними происходило за время отсутствия Салли, и протезник с искренним интересом слушал рассказ Ларри о том, как они с Эшли и Тоддом все-таки погуляли, и что это был просто полный пиздец, потому что Кемпбелл перебрала с мартини и ее стошнило прямо на голову Тодду. А ему, блять, было настолько до пизды, что он с абсолютно невозмутимым выражением лица пошел мыть волосы. И ни слова не сказал, будто так и надо. Ларри же на его месте просто в обморок свалился бы. Или расплакался. Или все вместе. — Бля, чел, это просто пиздец, — не мог успокоиться Ларри, вспоминая это снова и снова. — И, типа, она просто потом спать легла. И он тоже. — Кошмар, — с легкой смешинкой выдал Салли. Ларри перетрясло. — И что, им реально нормально было? — Да пиздец. Сидели, открытки с хуями друг другу рисовали. Сегодня ж как раз всю эту херню с Тайного Санты разносят. Эшли уже получила весточку от Тодда, — пожал металлист плечами. — Говорит, сто хуев ей нарисовал… — Погоди, что? — Сто хуев, прикинь? — Нет, — качнул головой Фишер. — Сегодня разносят письма? — Ага. И сердце Фишера остановилось в ту же секунду. Он-то и думать про то письмо забыл, а сейчас, когда они помирились, он наконец-то осознал, что абсолютно все написанное там — пиздец еще больший, чем блевотина в волосах. Более того, они уже помирились, все в порядке, и письмо это попросту не к месту уже. Но, что самое, сука, страшное — в класс Ларри уже начали разносить письма, если Эшли получила свои сто хуев от Тодда. Фишеру нужно было какими угодно способами перехватить письмо и избавиться от него. — Слушай, я тут вспомнил, что должен был кое-что сделать в классе… — неуверенно проговорил Салли, попятившись. — Так что я пойду, хорошо? Еще увидимся! — Окей? — не совсем понял Джонсон. Металлисту показалось странным, что Фишер так быстро ретировался, но ладно. Может, реально что-то забыл — до каникул осталось совсем немного, поэтому вполне реально, что он что-то из домашки или самостоятельных не сдал, а сейчас вспомнил. Уже подходя к классу, он услышал, как Эшли смеется, в очередной раз раскрыв письмо от Тодда.***
Фишер несся в свой кабинет так быстро, как только мог: до конца перемены без малого минут семь, а им с Трэвисом нужно было узнать, кто раздает письма, и перехватить свое. Вообще, когда в кабинете оказался явно взволнованный протезник, Трэвис не совсем понял, что случилось, а когда тот еще и затараторил что-то про письмо, Фелпс и вовсе растерялся. Что там в этот раз себе Сал надумал — неизвестно, но он был прям пиздец как навзводе: — Нам нужно срочно забрать письмо, — повторил в сотый раз за минуту Салли. — Любой ценой. — Так что случилось? — пытался разобраться в происходящем Трэвис. — Письма уже раздают! А мы с Ларри помирились. Оно больше не нужно, — решив не говорить Трэвису, что дело еще и в том, каким образом якобы Салли просил у Ларри прощения в этом письме, выдал протезник. Салли реально был просто в ужасе от одной мысли, что Ларри прочтет это письмо. Если бы там было что-то вроде того письма Трэвиса какому-то парню, все было бы в порядке, но там же в самом деле написан лютейший пиздец с религиозными наклонностями. Сал вообще не понимает, почему в тот момент решил, что это — достойный способ помириться, но сейчас было некогда охать и ахать. Нужно достать письмо. И уничтожить. Сжечь нахуй. — Это прям настолько важно? — уточнил Фелпс. Сал уверенно кивнул. — Блять. И как мы вообще это сделаем? — Нужно узнать, кто разносит письма. Я… ох, точно! Я могу спросить у Эшли. Ей уже принесли письмо, — вдруг вспомнил юноша. Дышать стало совсем чуть-чуть легче. — Но нам все равно стоит поспешить. Времени вообще нет. — Ага. — Подожди тогда здесь. Я приду, как разузнаю что-нибудь… И Фишер реально понесся обратно, всем богам молясь, чтобы все получилось. Когда же он зашел в кабинет, он первым делом отметил отсутствие Ларри, хотя готов был поклясться, что он зашел сюда. Не могло же его приглючить в такой-то момент, ну! — Эшли! — слишком взволнованно воскликнул голубоволосый, увидев подругу. Та, все еще улыбаясь, уставилась на него. И на столе, как блядское напоминание о проблеме, лежало письмо, точнее, аккуратно нарисованные на линиях сидящие и стоящие хуи. Ровно сто хуев. Ебать. — Слушай, а кто тебе письмо это принес? Не знаешь? Она недоуменно изогнула брови, улыбка стала менее явной. — Какой-то чувак из секции по борьбе, — ответила она совершенно спокойно. — А что такое? Лучше тебе не знать. — Да так… есть одно дело. Нужно было узнать кое-что. — О-о-о! Звучит, как очередное расследование, — заинтересованно протянула она. — Расскажешь или собираешься держать это в тайне, а? Вспоминая строки из письма, Фишер почувствовал, как ему стало прям хуево. — Ох… как-нибудь потом, ладно? Я сейчас просто очень спешу, — не испытывая никакого желания объяснять ей всю сложившуюся ситуацию, да и тратить время на это в целом, ответил он. Девушка пожала плечами. — Ладно. Будь по-твоему, — кивнула она, подтверждая собственные слова. — Тогда беги давай; до урока осталось совсем немного. — Хорошо, — разворачиваясь, растерянно бросил Салли. — Спасибо! — Было бы за что, — откидываясь назад на стуле, говорит шатенка. Отлично. Секция по борьбе, секция по борьбе… Они обычно в спортивном зале собираются, но сейчас обед, так что неизвестно, где они должны находиться сейчас. Вот же ж блять. У них времени вообще нет, чтобы бегать по всей школе и искать их, да и Фишер вообще в душе не ебет, как они даже выглядят и кто это, блять. Что ему теперь делать? Вот что? — Трэвис, это пиздец, — вернувшись в кабинет, начал жаловаться протезник. Юноша сразу подошел к блондину, и, потянув его к себе за руку, стал вести на выход из класса. — Эшли сказала, что это какой-то парень из секции по борьбе. Я вообще никого из них не знаю. И я не ебу, где их искать!.. — Спокойно, — твердо сказал Трэвис, и Салли мгновенно слушается, внутренне даже чутка обомлев. Нихуя себе. — Я знаю, где они шароебятся. — Отлично! Давай веди меня, — сдерживаясь от желания крепко обнять Трэвиса, говорит Салли нетерпеливо. Как же ему с ним повезло, боже. Какой же он замечательный! Салли вообще не знает, что бы сейчас без него делал. Он-то ребят с этой ебучей секции в глаза не видел, а тут нужно прям очень быстро их найти. …и они нашли. В библиотеке. — … письмо для Ларри Джонсона? — переспросил высокий плечистый парень, когда Салли кратко изложил свою просьбу — изъять письмо и забыть про него в ту же секунду. Пока лидер секции вспоминал, кто ответственный за эту партию писем, остальные с большим интересом читали книги по психологии. Сегодня у них как раз начинается раздел контроля эмоций. — Это «Л»… Так, эту букву разносит Сташа. Ого. Салли и Трэвис даже переглянулись. Сташа в секции борьбы? Она же… крохотная, худенькая совсем, ну прям куколка. И занимается борьбой? Может, она тогда реально его толкнула, да они оба этого не заметили? Что же за сила таится в этой маленькой девочке? — Сташа? — уточнил Фишер, надеясь, что ему показалось. Но парень напротив кивнул, подтверждая его догадки. — А не можете подсказать, где она сейчас должна быть? — Прости, но нет. Понятия не имею, где она сейчас ходит, — искренне расстроился парень. — Но я бы посоветовал искать на втором этаже. С первым она уже точно разобралась. Второй этаж. Там же будет урок у Ларри, Эшли и Тодда. Еб твою сука мать. — Ох, хорошо. Спасибо! Мы пойдем! — и, не дожидаясь ответа, Салли развернулся и направился к выходу из библиотеки, потянув за собой Трэвиса. Времени практически не осталось. Они до последнего верили и надеялись, что успеют перехватить письмо, но Фишер с ужасом натыкается взглядом на то, как Сташа, переодетая под Санту — вся в красном, с бородой, блять, в шапочке, и мешок уже явно пустой, — передает Ларри это ебучее письмо. И рядом Эшли, Тодд, им весело, девушка смеется, перехватывая письмо. Сташа махает им на прощание, и Ларри, ответив ей тем же, все-таки потом вырывает письмо из рук Кемпбелл. У Фишера словно земля из-под ушла в этот момент. Трэвис молча наблюдает за происходящим пиздецом, глядя на то, как Ларри распаковывает конверт, достает листок с посланием, и потом вспоминает, блять, про одну ебанутую деталь. — Ой, от кого это? — спрашивает Эшли. Ларри переворачивает лист, замечая подпись в соответствующей графе бланка, и его лицо искажается сильным недоумением. — «Трэвис Фелпс». Они все резко замолчали. Какой же это пиздец, господи боже блять. Трэвис не знает, стоит ли ему вырвать это письмо или пустить все на самотек, и Салли тоже в растерянности. Блондин опускает взгляд на протезника, тот смотрит на него, и в этих чудесных васильковых глазах он видит столько ужаса и мольбы, что сердце удар пропускает. Его тоненькая костлявая ручонка юрко скользит к его ладони. Он мягко и нежно переплетает их пальцы, потом чуть тянет на себя, чтобы Трэвис наклонился к нему — хочет что-то сказать, но тихо, чтобы никто не слышал. И Фелпс поддается, не в силах отказать ему хоть в чем-либо, но, блять. — Пожалуйста, Трэвис, — просит его Салли. — Я сделаю для тебя все, что пожелаешь, только скажи, что письмо написал ты. Нихуя себе подстава, Фишер. Это прям полный пиздец. И вот как сказать ему «нет»? Как отказать, когда он такой ласковый, чудесный и замечательный? Трэвис на пару мгновений закрывает глаза, глубоко вдохнув, а потом кивает, с трудом переведя взгляд на Ларри, лицо которого передавало космическое охуевание. Фишер, обрадовавшись, кратко его обнимает, отпустив его руку, а Фелпсу так тяжело принять все происходящее, что он не успевает среагировать. Эшли все спрашивает, что там такого написано, а Ларри аж в сторону отошел, никому это письмецо не показывая. Нихуя себе какой тактичный и галантный. На его месте Трэвис бы зачитал это в микрофон, находясь на сцене в актовом зале, блять.«Дорогой Ларри
Скорее всего, ты не ожидал получить это письмо, ведь до этого я вел себя с тобой как хуебесный мордохуй, но я правда раскаиваюсь. Сам не понимаю, почему начал говниться на тебя, словно ты хуйло какое, а я Царь небесный и сын его Иисус Христос, рожденный от святой Марии и принявший смерть на кресте во имя искупления грехов наших. На самом деле, я не знаю, как мог так поступать с тобой — бес попутал, не иначе. Ты самый добрый, чуткий, понимающий, пиздоневъебенный человек на этой земле. Ты подарил мне так много прекрасных моментов, рядом с тобой я почувствовал себя таким важным и понятым. Ты заслуживаешь всего мира и даже больше.
Прошу, прости меня за то, что я мудло ебучее и паскуда последняя. Скорее всего, за то, что я ранил твое нежное, хрупкое, наполненное любовью сердце, после смерти меня ждет Ад, где черти будут веками тыкать вилами в мою жопу. Я приму это с достоинством. Лишь искренне скажу, что мне правда жаль. Но пока у нас обоих есть время, я хочу идти с тобой рука об руку и нести твой светлый образ в своем сердце, пока оно не перестанет биться».
Ларри охуел настолько, что даже не смог никому из присутствующих объяснить, почему это он так притих. Он буквально чувствовал, как бледнеет, потому что меньше всего ожидал получить что-то подобное. С одной стороны, он надеялся, что это ебанутый стеб, но с другой — понимал, что Трэвис шутить не умеет. И типа… это что, признание в любви? Что это вообще за хуйня? Как ему на это реагировать? Бля, нет. Никакой любви с Трэвисом. Никогда и ни за что на свете. Но как бы они друг друга (а точно ли так?) не презирали, Ларри просто не мог подойти к нему и прямо послать нахуй. Это… жестоко, он так никогда не поступит. Втаптывать чьи-то чувства в грязь лишь ради мести — хуйня ебаная, и ему попросту будет совестно, что он так жестоко поступил даже с Трэвисом, ебаный в рот. Погодите. Салли же говорил, что ему нравится мальчик, которому нравится другой парень. Сука, абсолютно все сошлось! Ларри становится просто пиздец насколько страшно, а потом он поворачивает голову в сторону и видит — угадайте, кого? — Трэвиса и Салли. Погодите 2. Они же встречаются. Стоп! Что-то тут совсем неладно. Ларри снова проходится взглядом по строчкам. Почерк скачет, вроде местами похож на Фишеровский, но в основном хуета какая-то непонятная. Писал точно Трэвис. Джонсон запутался. Если это было признание в любви, то какого хуя он тогда смотрит сейчас на него, пока рядом Салли? Первое, что Ларри почувствовал после охуевания — вспышка злости. Ты, блять, уебок, будешь моего лучшего друга наебывать?! Хуй с тем, что ты мудло, ок. Смирюсь с выбором Салли. Но встречаться с ним и признаваться в любви мне, отношения при этом явно не расторгнув, это просто пиздец. Джонсону даже захотелось подорваться и въебать этому обмудку, но взгляд упал уже на Салли. Он, типа, реально очень счастлив. И это двоякая ситуация, потому что наебывать Салли не хотелось, но и если он сейчас заявит, что Трэвис нихуя его не любит, а просто поближе к нему, Ларри, подобраться решил, то лучше явно никому не станет. Салли очень расстроится. Это ведь его первые отношения, у него никогда никого до этого не было, и вот так хуево все закончить… Что тогда будет с Салли? Ларри сворачивает письмо и кладет обратно в конверт, честно говоря, не зная, что ему делать. Но ему нужно было ответить Трэвису прямо сейчас. Попытаться объяснить, что отношений он не ищет, что ему вообще не до этого, и у Трэвиса есть Салли, которого Ларри в обиду никому и никогда не даст. Поэтому он очень медленно, не ощущая своих шагов вообще, идет к ним. Самому Трэвису было просто пиздец как неловко и даже стыдно за случившееся. Ларри выглядит и серьезным, и перепуганным, и растерянным, и сам Фелпс прям точно такой же, потому что сейчас произошла сильнейшая путаница. Это недоразумение пиздец каких масштабов. Джонсон может вообще решить, что Трэвис надумался мириться. А у него ни единой подобной мысли не было. Пиздец. — Эм. Привет, — говорит Ларри, стараясь смотреть ему прямо в глаза. Им обоим было до пизды тяжело выдержать взгляды друг друга. — Ага. — Давай поговорим, когда будет время? — предлагает Ларри, а затем объясняет, для чего это. — Насчет… сам знаешь. Салли поворачивается к Трэвису, подбадривающе улыбнувшись. Трэвис этого не видит, но словно чувствует. — Окей. — С глазу на глаз. — Заметано. Ни Трэвис, ни Ларри разговаривать не хотят. Но оба соглашаются на это лишь потому, что не хотят расстраивать Салли, который даже представить себе не мог, что только что натворил.