»…в некоторых случаях руководство стаей берут на себя самки. Самцы же выступают скорее в качестве украшения и для привлечения внимания…»
Энциклопедия Кайетты «КРЫСА» ЧЕТВЁРТОГО РАНГА С запиской лютому, но справедливому господину Арделлу пришлось повозиться. Из кипы бумаг в углу я выкопал основательно засаленный огрызок, отыскал царапучее гусиное перо и взмолился Дарителю Огня, дабы на меня снизошел огонь вдохновения. Шиш, показанный божественной десницей в ответ, был единственной вдохновенной искоркой. Потому изложил я коротко: так и так, хочу работать у вас, помираю — не могу, если вдруг нужен надежный маг с Даром Холода — это про меня. Испытываю, в общем, неистребимое желание увидеться лично и проявить себя. Пересчитал сделанные ошибки — достаточно для среднего наемника. Подписал «Кейн Далли» — этим именем ещё можно было спокойно пользоваться. Заботливо посадил пару клякс, высушил сделанное, запихал в тубус и отправил водной почтой. И наконец смог отдохнуть душой, выслушивая новый виток страстей за стенкой. И рассуждая примерно в таком ключе: Стольфси говорил, им постоянно нужны работники. Клюнут — ладно, не клюнут — продолжим осаду. От Вейгорд-тена до питомника миль тридцать: если не обернутся за трое суток, то уж там видно будет. Лютый господин Арделл обернулся за сутки. С работниками у ковчежников была беда. С написанием писем у господина Арделла дела обстояли примерно так же: ответная записка содержала короткое «19-го Стрелка, полдень». Неразборчивую подпись наполовину закрывала клякса вдвое больше и внушительнее моих. Когда я получил сие грозное послание, на дворе как раз стояло 18-е, и Луна Стрелка шла на убыль, так что оставалось меньше суток на подготовку. Ну, лицо с необходимой наемнику помятостью и щетиной — это-то при мне; куртку, вопившую каждой заплатой «мне очень нужны деньги», я извлек из шкафа; к куртке прихватил кастет и пару амулетов, плюс ножичек в потайном кармашке. Зашел еще к Милке, а затем и к Лу. И уже перед самым своим уходом как-то получилось, что завернул в храм Круга на южной окраине Вейгорда. Не могу себя назвать совсем уж религиозным, но после какого-то витка падения с жизненной лестницы (в моем случае — с витой, длинной и ведущей в дурное никуда) — начинаешь призадумываться. Мол, слишком уж много совпадений, и потому вполне возможно, что мир наш управляется извне. Кем-то, у кого отвратительное чувство юмора. Да и еще жизнь меня научила не оставлять за спиной недовольных. А ну как что-то такое есть — лучше уж выкинуть пару лишних монет впрок. Храм Круга был небольшим и полным до краёв мамаш с визжащими детьми — этого добра в Вейгорде больше, чем даже собак. Мамаши перекидывались последними новостями и украдкой пожевывали оливки. Дети пытались опрокинуть на себя как можно больше светильников, жрецы старались не отдать светильники на поругание. В целом, напоминало малый филиал Последней Войны. Девять статуй в Круге — четыре пары и Перекрестница поодаль — взирали на этот бардак со сдержанным одобрением. Я положил серебряную рыбешку-монету в жертвенный желоб перед Стрелком — покровителем месяца. На всякий случай добавил такую же Снежной Деве — чтобы магия не оставила в нужный момент. И Целицельнице — точно лишней не будет, с таким-то заданием. Подумал, подошел к Перекрестнице. Наверное, если есть покровительница тех, кто постоянно спасает свою шкуру — то это она. Спутница, которая сама как-то ударилась в бега. Я постоял еще — смотрел на длинный балахон, на закрытое капюшоном лицо, на протянутую ладонь из серого мрамора, которая, казалось, сейчас дернется и поманит пальцем. Выложил в истертый желоб для пожертвований две монеты. Жаль, тут нет этого самого десятого — покровителя бестий и маминого любимчика Керрента. Хотя даже хорошо, что нет: иначе не знаешь — то ли дать ему пожертвование, а то ли в морду. Ну, а покамест Перекрестница не спешила воздать за монеты и провести, куда надо. Стрелок тоже не высылал своей крылатой колесницы, так что до питомника я добирался обычным способом: через воду. Вир расположился сразу за южными воротами — меньше, чем в ста шагах. Вокруг приземистой зеленой постройки прохаживались торговцы, бросающие друг на друга полные огненной ненависти взгляды. Во всю глотку расхваливали мелкие амулеты («Не вымокнешь во время пути!»), артефакты направления («Дорогой-любезный, клянусь Глубинницей — всегда вынесет, куда надо!»), обереги от вирных тварей («Эта ракушка спасла мне жизнь восемь раз, но за разумную сумму…») и общемагическую дребедень. Гам стоял истинно вейгордский, но дежурный в облегченной тунике ухитрялся тихо дремать у двери здания, откинувшись на кресле как на троне. — Питомник, — сказал я, звонко отсчитывая в чашку для сбора податей пять медных монет. Дежурный подарил мне в ответ царственный зевок. Я толкнул дверь и оказался в полутьме, наедине с легкой водной пылью, летящей в лицо. Идти сквозь Водное Окно страшновато, и в тысячный раз — как в первый. Я навидался разных виров: кристально чистых и полузаболоченных; таких узких, что кажется — не пролезешь, и размерами с добрый дом; с выложенными мрамором краями (один так был даже во дворце) и наполовину заросших камышом; и внешне медленных, и яростно буйных, но внутри они — одинаковы. Коварны, таинственны и чужеродны. Говорят, в древние времена как-то созвали со всей Кайетты мудрецов — чтобы ответили: что это такое, откуда возникло и как Водные Окна сообщаются между собой. В ответе мудрецов было сплошь про предвечные благословенные силы, богов и «лучше бы в такие дела вообще не соваться». Но соваться-то все равно приходится. Здешний вир был размером десять на десять локтей, с ровными песчаными краями. Над вращающейся и кипящей бездной воды чья-то добрая душа пристроила мостик: если сигать, то уж с головой. Было бы интересно этой самой головой столкнуться с кем-нибудь, кто идет навстречу тебе. Но столкновений никогда не бывает. Так уж, видимо, тут все работает. Водный амулет, который я вытащил из кармана, пообтерся, камни на плавниках у морского конька поблескивали тускло: на три прохода осталось, не больше. Потом — либо покупать новый, либо снова заряжать этот же в лавке у кого-нибудь с водным Даром. Либо вылезать из вира мокрым насквозь, как и поступают те, у кого вовсе нет денег. — Поплыли, — сказал я достаточно уныло, сигая в водную бездонь. В уши рванул шум водного потока, остро захотелось закрыть глаза, в которые просилась серо-синяя круговерть. Замелькали вокруг темные провалы, мутные морды невиданных рыб, водовороты, завихрения, остовы лодок. В Кайетте немного людей, которые находят путешествия через вир хоть чем-то привлекательным: кому понравится, когда тебя несет и крутит, а вместо молитв или ругательств нужно держать в голове конечный пункт назначения. Питомник Вейгорда. Мы с серым братцем вцепились в эти слова намертво, так только крысы умеют. И нас потянуло через бешено бурлящую воду. Потом вышвырнуло, будто пробку от бутылки. С завтраком я не расстался, исключительно по той причине, что ничего не ел. Переваривать что-нибудь, пока вир переваривает тебя — сегодня мне как-то не хотелось на это идти. Нащупал поручень, оттолкнулся, вскарабкался по ладно сделанным ступенькам. Пощупал влажные волосы — что-то нужно делать с подлюгой-амулетом. Здешнее Водное Окно располагалось под открытым небом, зато перильца были затейливые — в виде драконовых голов. На деревянном помосте у вира было полно озирающейся публики — и время от времени кто-нибудь вылезал наверх, как и я, цепляясь за ступеньки. Оживленное местечко. Ближайший указатель был скуп на стрелки. «Питомник» — надпись на той, которая указывает на юг. «Ручьище» — это на второй, которая ведет на восток. «Свин и свирель» — а это уже к западу, по дороге. Потускневшая стрелка в самом низу тоже вела на юг и обозначала: «Гостиница "Ковчежец"» — видать, у хозяина было своеобразное чувство юмора. До питомника пришлось минут двадцать топать в одиночестве по пыльной дороге. Вдоль внушительного вида забора — в высоту локтей десять, не меньше. За решеткой забора сперва расстилался тихого и мирного вида лес, потом начался такого же вида сад с огромными, замшелыми деревьями. Выглядело все довольно пустынно, тварей с огненными глазами поблизости не наблюдалось. За всю дорогу навстречу только и попался, что загорелый мужичок в крытой повозке. Повозку тянула кляча, у которой поперек морды виднелось однозначное желание поскорее пойти на колбасу. — Табак, сыр, сладости, — протянул в нос мужичок, когда мы с ним поравнялись. — Оружие, соль, одежда. Все остальное — по вашему желанию. Судя по виду местного торговца — он не отказался бы пойти на колбасу за компанию со своим скакуном. — Оберегов от бестий нет? — поинтересовался я, сходя с дороги. Из-под нависших бровей на меня посмотрели невыносимо унылым взглядом. — От местных — нет, — потом ответил мужичок. — Если ты браконьер — Арделл тебя всё равно прибьет. А если такой чокнутый, что пришел сюда наниматься — то тебе и амулет не поможет. — Что же мне поможет в таком-то случае? Мужичок немного пожевал губами и принялся монотонно перечислять: — Есть вино — коли вздумаешь пить с Лортеном или Изой. Есть сахар — коли решишь с Мел лезть в дружбу. Есть сладости для Йоллы. Есть хорошие грибы — коли вдруг поймешь, куда вляпался. Есть противоядие — коли поссоришься с Амандой. Есть похабные картинки из Велейсы — коли захочется завести беседы с вольерными или егерями… Есть специи из Дамата — если надо будет для Фрезы… На похабные картинки или грибы я не отважился, зато разжился сахаром, сладостями и специями. Заодно поинтересовался, есть ли что-нибудь для Арделла. Мужичок хмыкнул и пояснил, что тут «всё бесполезно». Потом посмотрел на меня, как на больного, сообщил, что приезжает через день, и укатил в сторону, где располагалось Ручьище. А мне оставалось только дойти до ворот питомника и удостовериться, что никто не горит желанием меня встречать с распростертыми объятиями. Сами ворота были нараспашку. Стражи не видно. На одной из створок виднелась надпись, оповещающая, что «Его милости Илая Вейлорского питомник дивных, редких, опасных тварей» находится именно здесь. Вторая надпись, пониже, гласила, что на корм животным принимаются любые пожертвования. Вход в питомник был явно бесплатным, но местечко популярностью не пользовалось. За воротами я раскланялся с мамочкой и доченькой — те, размахивая руками, обсуждали, «как бесчеловечно держать зверушек в клетке». У клеток, которые начинались через полсотни шагов от ворот, расхаживали еще какие-то люди — наверное, посетители. Десяток, может, больше. Наверное, нужно было отправить господину Арделлу еще одно послание. И поинтересоваться — куда я, собственно, должен был явиться. Я с тоской похлопал по набитому сахаром карману, оглянулся на ворота, потом обернулся и обнаружил, что дорогу мне загораживает небритое тело лет двадцати пяти-двадцати семи, смуглое, длинноносое и черноглазое. Какое-то время мы с небритым телом созерцали друг друга. — Ты мне сердце разбил, — хрипло сказало после этого тело. — Я вообще-то думал, что ты — хорошенькая блондинка. Я поморгал. — Или брюнетка, — безутешно продолжал парниша. — Или рыжая… Что-нибудь, что скрасило бы мои деньки в этой безотрадной дыре мироздания. Понимаешь, я влачу ужасное существование. Среди снобов, грязных животных и деревенских женщин, от которых пахнет чесноком. И неплохого вина, кажется. Во всяком случае, мой нос различает нотки позапрошлогодней южной лозы в аромате, который идет впереди собеседника. — Как ты так мог со мной поступить? — вопросил тот, и я почувствовал жгучий стыд за то, что не оказался хорошенькой блондинкой. — Погоди-погоди… но если так… почему тебя тогда зовут «Кейна»? Ты что, из этих, которые… Вид у него был такой, будто он в полном восторге. — Кейн, — выпалил я. — Кейн Далли, я тут… на работу устраиваться. Просто искал главного, ну и… Парниша небрежно махнул рукой, показывая, что главный тут он (портрет грозного господина Арделла в моём мозгу крякнул и просел). Осмотрел меня с таким разочарованием, что я понял: сейчас меня отдадут на съедение какому-нибудь питомцу. Шатнулся. И вдруг спросил трагическим шепотом: — Погоди, может, ты еще и не пьешь?! Мой вид, полный праведного негодования, стал лучшим ответом. «Лютый господин Арделл» просиял и потряс мне руку. — Тогда мы сработаемся, дружище… тогда сработаемся. Считай, ты принят. Пойдем, пойдем в мою резиденцию… это нужно отметить. Ты принят. Да. Путь к резиденции мы миновали уже закадычными друзьями: начальство висело у меня на плече, радостно заплеталось ногами и бубнило не умолкая. — Не представляешь, каково это — руководить таким местечком, как это. Проклятый зверинец. Кровожадные твари. Все эти… посетители, — рука щедро указала на десяток посетителей у клеток. — «Покатайте мою маленькую на грифоне, я дам вам серебряную монету!» «А вы можете продать нам детеныша виверния, мы будем держать его дома и даже сделаем ему небольшую клеточку!» И еще, — тут он остановился и с отчаянием выкрикнул в пространство: — Посетительницы сплошь страшные! Знаешь, на что приходится идти, чтобы не умереть от недостатка женского внимания?! Я поддакивал, сочувствовал и срисовывал глазами местность. Сразу же за воротами начинается зверинец — манок для посетителей. Три десятка клеток, загонов, вольеров. Вон единороги, вон яприли — твари наподобие дикой свиньи, только темно-зеленые и поопаснее. Травоядные по правую сторону, хищники по левую, из клеток доносится рык чего-то явно кровожадного (виверний? мантикора? откуда мне знать). Направо скромный павильон, на котором написано «Птичник». Вязы, пальмы, яблони, кусты, папоротник — разная природа, словом, повсюду. Всё вперемешку. Пара служителей, по виду деревенских парней. Хмурые. Пробежала девчонка лет десяти, усмехнулась, замахала чумазой ладошкой — местная? Посетители — две громкоголосые матроны… если они все на внешность тут такие — можно понять начальство. Налево, за клетками деревянное двухэтажное здание, немаленькое. Рядом с ним еще пристройки, а потом кусты, не разглядеть. — А это… — А, — махнул рукой «лютый господин». — Для работников. Раньше здесь была харчевня… или гостиница… «Ковчежец», да? Теперь живут те, кто составляет несчастие моей жизни. Возятся… с этими тварями. Конечно, мы заключили договор, но если бы они знали место! Здесь обитает ужасная женщина, ох. Дружище, ты ведь тоже считаешь, что дева хрупкая и длинноволо… светловоло… как это в той песни о рыцарях… что она не должна бы командовать? В Айлоре у руля королева, согласен, но женщина, которая распоряжается… бр-р-р! — В Айлоре у руля Хромой Министр, — пробормотал я. — А насчет баб у командования — очень согласен. Моя бывшая, понимаешь ли… В общем, мы замечательно излили друг другу душу. Попутно паренек сделал робкую попытку объяснить, чем же тут занимаются: «Это решение нашего… ик, государя… чтобы охранять животных… вон там закрытая часть питомника, мы охраняем ее… вернее, они охраняют, а еще спасают, лечат… а, к черту». Попытка провалилась. Зато мне продемонстрировали «резиденцию» — небольшой, но новенький особнячок, даже с колоннами. В холле особнячка стойко переплелись запахи вина, пыли и благородного нежелания убираться. Сам холл был основательно превращен в гостиную: с мягкой мебелью, полумраком, шкурами на полу и массой бутылок по шкурам. Повсюду валялись карты, канделябры, оружие, кубки и чье-то белье. Я почувствовал себя дома. — Дружище, ты мой спаситель, — выдохнул парень, когда я сгрузил его на софу. — И сейчас мы свершим возлияние. Обязательно. Понимаешь, грозный глас той, что породила меня, еще нескоро раздастся над моей главою грешника… я надеюсь… так что свершим! Только найдем чистые бокалы. Чистых бокалов не нашлось, так что довольствоваться пришлось кружками в пинту. Парниша беззастенчиво разлил бутылку на две кружки и выдохнул: — А, и доливать не придется. Словно чернь, словно пирующие нойя у костра! — после чего всучил кружку мне и сделал большой глоток из своей. — Понимаешь, они все непьющие, черти бы их брали. Здесь была пара-тройка нормальных, но быстро перевелись, так что надежда на тебя… Мел сплошь в зверушках, Аманда может тебя отравить, Уна — ха, сплошь незаметность, а Нэйш… кто в здравом уме будет пить с Нэйшем, я вас спрашиваю?! И вот уже я опускаюсь на дно, потому что у меня нет соответствующей компании, и я пью со слугами или со смотрителями, или с посетителями, и чтобы добраться до приличной вечеринки мне приходится сбегать, потому что ужасная женщина… Ну, нет худа без добра — вино отличное. Не меньше пяти лет, Айлорские виноградники, видно, кто-то контрабандой притащил, у Айлора и Вейгорда отношения — хуже не придумаешь. Отведать такого — хоть какое-то утешение от того, что не на того попал. Что это не Арделл — я понял достаточно давно: варг бы не стал так говорить о животных. Вопрос остался за тем — кто это тогда? Хорошее воспитание так и лезет наружу, намекает — богатенький сынок. На ладони — печать Меча. Какой-то оболтус из военных? — А ты вообще давно тут всем заправляешь? — поинтересовался я. — От начала мира, — ответил мне загробный голос с софы. — Когда взошло солнце новой зари и нашего государя осенила идея создать питомник — он отправил меня в постыдную ссылку, и я влачу заточение. Но им было недостаточно моих мук, нет, недостаточно: они приставили ко мне стража! Эту демоницу в человечьем обличье, эту… — Лортен, ты зачем новичка спёр? — осведомились от дверей. — Никто ничего не знает, я уже думала — он забрел в закрытую часть, и там теперь все сыты. В полутемный холл, забросанный мохнатыми шкурами и уставленный креслами, пролился свет от дверей. «Явление», — подумалось почему-то, когда я увидел фигуру на пороге. Облеченную в платье, сшитое из неба и с волосами из солнечного света… Ах да, платье голубое, а волосы каштановые, просто в них светит солнце. Забористое вино. С софы донесся трагический вопль. — Она явилась! О, горе моей неправедной жизни! За воплем по воздуху пролетела тапка, от которой женщина — девушка? — и не подумала уклоняться: у Лортена был сильно сбит прицел. Потом раздалось шуршание. Лортен, или как там его, пополз прятаться под софу, бубня, что никто не извлечет его из убежища, где он намерен вкушать прелести беззаботной жизни. — Целительница Премилосердная, какое ж тут свинство, — весело заговорила девушка, озирая холл, меня, очень много бутылок на полу и наши полупустые кружки. — Лортен, я тебе не нянька всё-таки. Поэтому выползешь ты сам и отрезвляющее примешь самостоятельно. — Ты… обслуживающий персонал, — невнятно донеслось из-под софы. — Потому могла бы сделать кофе. Вкуснейший кофе, доставленный с восточных окраин. Только для истинных аристократов. — С удовольствием, — отозвалась девица. — Могу поручить варку Аманде. А потом принести и влить в тебя. Хочешь кофе, хозяин мой? Под софой застонало, заскрипело, и раздался мрачный ответ: — …нет. — Тогда верни себе человеческий облик, к вечеру тут будет вдова Олсен, а она собирается дать питомнику денег в благотворительных целях. — Старая грымза, — безутешно донеслось из-под софы. — Именно поэтому с ней не могу говорить я — она сочтет мое поведение неблагонравным. — Ужасные женщины, — едко неслось из-под мебели, — ужасные женщины всегда поймут друг друга. Затем там захрапели — очень возможно, что притворно. На девушку это особого впечатления не произвело. — Я попрошу Изу зайти к тебе, чтобы привести это в порядок, — заговорила она вполголоса. — Если это можно привести в порядок. И если она в состоянии. Если за час до визита Олсен ты не будешь в приличной форме — тебе нанесет визит Аманда. Понял? Что-то зашуршало, и я услышал невнятное бормотание: — …ты вообще должна называть меня на вы… Девушка выдохнула и перевела взгляд на меня. — Кейн Далли, так? Идём, я покажу, куда нужно. Когда тебя приглашает дивное видение в дверях — очень сложно отказаться. Кажется, за спиной раздался стон наподобие «Не оставляй меня, друг!» — но я все-таки поборол угрызения совести, оставил кружку на столе и шагнул к свету. Спросил участливо: — Трудно с ним, а? Молодая женщина (всё же ошибся с возрастом, с виду ей было не меньше тридцати) вздохнула. Не улыбнулась, но показала ямочки на усыпанных веснушками щеках. — Бывает. Вреда от него немного, и обычно он играет свою роль главы питомника даже с воодушевлением… но этот загул что-то длительный. Главное ему не потакать. И не пить с ним. Если ты — можно на ты? — будешь работать с животными… спиртное — раздражитель. Под хмельком опасно даже в открытой части питомника, ну, а уж в закрытой… У нас тут из-за этого уже погиб кое-кто. Несколько кое-кого, если точнее — хотя предупреждаем мы всех. Но егеря и служители часто из деревень — само собой, любят выпить. Отлично. Запрет на спиртное. Теперь в дополнение к этому дню нужно, чтобы с небес посыпались громы и молнии. Или явился настоящий лютый господин Арделл. Из этой самой закрытой части, о которой уже была речь. — Глава питомника, ну надо ж. Как парня вообще так угораздило? Я так понимаю, загремел за какую-то провинность, а? Говорить с ней было легко. Говорить и задавать вопросы. Редко я встречал такие открытые лица, да и такое ощущение, что человек мне нравится, возникало в жизни раза два, не больше. Не как женщина, хотя она была вполне себе симпатичной: совсем чуть повыше меня, гибкая, телосложение без изрядностей, но и кости наружу не выпирают, волосы цвета спелого каштана перехвачены лентой, чтобы на лицо не лезли; нос бойко вздернут, глаза большие серые, с разводами какими-то будто. Но она понравилась просто как человек, который вдруг обращается к тебе так, будто вы сто лет знакомы, и все сто лет он к тебе испытывал искреннее расположение. А я отвык от расположения лет сто назад, еще когда во мне не поселился грызун с серым хвостом. — Точно. Лортены из местной знати, приближенной к королевскому двору. Так что Алдгар Лортенский мог бы рассчитывать на отличную карьеру при дворе. Но как-то не сложилось: какие-то нарушения дисциплины. — Самоволки в публичные дома, дезертирство со службы, пьянство на посту, карты, дамы, кабаки? — разумно предположил я. — Ага. Проступки были довольно серьезными, так что Лортену грозило позорное разжалование. Но тут вмешалась его мать, вдова… испросила у короля приставить сына к какому-нибудь государственному делу. А Илай Вейлорский как раз решил создать этот питомник — и вот пять лет назад Лортен его… как бы сказать… возглавил. — С тех пор с ним мучаешься? Она кивнула. Приостановила ту самую девчонку лет десяти, которая теперь неслась уже обратно. — Йолла, если твоя мама может — пусть зайдет к Лортену, хорошо? Нужно прибраться. Девчонка завела глазки, потеребила белобрысую прядку и вдруг выдала знакомым тоном: — Ужасная женщина пришла и разрушила храм наслаждений, который я возвёл. О, я должен совершить возлияние! Посмотрела, как я смеюсь, состроила глуповато-тоскливую мину (Лортен в миниатюре), подмигнула и унеслась. Женщина в голубом платье, правда, только чуть усмехнулась. Вслед маленькой Йолле смотрела скорее с тревогой. Ладно, похоже, она тут всех знает, кем бы она ни была (помощница? распорядительница?). Может, хоть кто-то подарит мне долгожданную информацию. — А Арделл? — рискнул я. Собеседница вскинула брови, пробормотала: — А что Арделл? Похоже, её больше интересовали те самые матроны, которые решили покормить с руки какого-то кошачьего в клетке. Так что моя спутница отвлеклась, чтобы обозначить: «Знаете, для медового алапарда ваша рука — слишком легкая закуска, суйте прямо голову!» И только потом обернулась ко мне. — Он-то чем тут занимается? Вроде как, я пришел наниматься к ковчежникам… — Знаю, — она махнула рукой на ту самую бывшую гостиницу. — Они располагаются вот тут, так что жить будешь здесь, запоминай. Ты ведь раньше с животными не работал? — Да вот не доводилось, — пробормотал я. Хотя если вспомнить нрав народа, с которым я общался в Гильдии… — Тогда сначала ты будешь на обучении в зверинце — это вон те вольеры и клетки, их ты видел. Потом познакомишься с теми, что за «Ковчежцем» — там ведется настоящая работа: животные не для показа публике. Слишком редкие, или слишком… нервные. Или слишком опасные. Которых нужно лечить, разводить, охранять, дрессировать. Дальше. Будешь патрулировать закрытую часть — туда наведываются браконьеры, чтобы поживиться. Главное — чтобы при этом тобой не поживился кто-то. В закрытой части бестии дикие и гуляют на воле. — Ого? — Так ведь для чего и создавалось. Она остановилась возле клетки, где сопели несколько пепельных волков — хвосты и загривки унизаны черными иглами. — Арделл — глава группы ковчежников. Настоящие вызовы обычно приходят не из питомника. Со всей Кайетты. Из частных зверинцев аристократов. От тех, кто держит животных. Приходится сталкиваться с контрабандистами. Иногда бестии нападают на людей. А твоя задача… у тебя же Дар Холода? Я молча поднял ладонь, показал Печать — мол, ага, так и есть. — Это хорошо. В питомнике много огнедышащих, так что прикрытие никогда не вредит. Да и на вызовах… Утешила с ног до головы. И пробормотала: «Погоди, дело» — метнулась к какому-то усатому служителю. Я остался наедине с клеткой, из которой на меня недружелюбно лупала глазами бескрылая гарпия. Малоприятное создание, похожее на очень крупную птицу, обросшую чешуёй и где-то потерявшую крылья, зато отрастившую дополнительно гибкий хвост и пару мощных когтистых лап. Гарпия скрежетала зубастым клювом и всем своим видом показывала, что не против попробовать на вкус пару моих пальцев. Или руку. Эта тварь была мне выше пояса, так что я не сомневался, что она могла мне и шею прокусить. — Раккантский подвид, — сказало видение в голубом платье, возникая у моего левого плеча. — Отняли у контрабандистов, с трудом выходили. Горги пока не очень доверяет чужим, да, Горги? Руки к нему в клетку лучше не совать. — Вот уж не собирался, — заверил я. Новая знакомая задумчиво кивнула и вдруг небрежно сунула руку в клетку и похлопала гарпию по чешуйчатой голове. Горги ткнулся головой в клетку и благодарно что-то заклекотал. Ходячая иллюстрация к тому, как они тут правила соблюдают. — Кейн, — спохватилась она потом. — Так? Пойдем-ка внутрь. С бумагами мы разберемся потом, а пока что нужно пояснить в общих чертах — чем мы тут все-таки занимаемся. Любишь животных? — Терпеть ненавижу, — хмуро сообщил я. — Но ты уж меня не выдавай этому вашему Арделлу. Работа нужна позарез. Местная помощница кивнула — приняла к сведению. И решительно потащила меня к «Ковчежцу». По пути я невольно задался вопросом — что все-таки делает в питомнике этот самый Арделл? Его помощница управлялась с делами куда как лихо. Мы только успели дойти до бывшей гостиницы, но по пути пара вольерных получили распоряжение заняться новыми клетками, а шустрая старушка в клетчатом платке — просьбу готовить «поплавок на вечер» (если я верно расслышал). Уже на крыльце мимо нас пробежал худой хмурый подросток со шрамом на щеке и в охотничьей куртке — с ним женщина в голубом перекинулась парой фраз о «вчерашнем пополнении». — Людей не хватает, — развела руками потом, проводя меня внутрь дома. На первом этаже гостиницы когда-то располагалась таверна — теперь ее зал был сильно сужен и превращен во что-то вроде общей гостиной. Широкий деревянный стол, стойка, стулья и кресла, шкура алапарда растянулась перед столом, тлеют бревнышки в очаге — с виду вполне себе мило. Стены увешаны картами, на столе стопка книг. Откуда-то издалека мягко булькает и доносится аппетитный запах чего-то рыбного. — Кухня, — пояснила ковчежница, ткнув пальцем в одну из дверей. — На кухне Фреза — к ней можно обращаться по всем делам хозяйственным. Она, так сказать, «желудок». Насчет желудка я не особенно понял — а переспросить не успел. Потому что шкура алапарда возле стола лениво зевнула и поднялась. Видели когда-нибудь алапарда вживую? Лично я — только на картинках. Оказывается, они там были изображены довольно верно — похожи на огромную, почти в пять футов в холке, изящную кошку светло-медового цвета с золотинкой. Пухлые мягкие лапы, круглые уши. И золотистые глаза — то есть, вот теперь я увидел, что они золотистые. Когда эта штука уставилась на меня с расстояния двух вытянутых рук. А еще разглядел клыки — полным-полно, очень внушительное зрелище. В книге еще было сказано, что движение алапарда совершенно бесшумно, а при желании он способен двигаться так, что взглядом почти нельзя разглядеть. Самое быстрое существо Кайетты — и одно из самых опасных. Двое таких красавцев лет четверть века назад покромсали в небольшом городке массу людей — говорят, до тысячи счет доходил. Жителей спас только легендарный Ребенок Энкера, который до сих пор считается одним из чудес Кайетты. Возле меня легендарных детей не наблюдалось. Возле меня наблюдался принюхивающийся ко мне алапард. А во мне — отчаянно бьющаяся и визжащая крыса. — Морвил. Иди сюда. Ковчежница небрежно похлопала рукой по бедру. Алапард качнул узкой, хищной головой, недовольно рыкнул в мою сторону. Вздыбил шерсть на загривке. — Это новенький, Морвил, — шепнула эта, в голубом платье, и положила руку алапарду на холку. Потрепала за меховое ухо. — Кейн теперь с нами. Ну давай, давай, познакомься с нашим «панцирем»… Вытяни ладонь, Кейн. Главное — не бойся. Светло-золотистая тварь настороженно водила хвостом. В глазах у нее так и читалось — все, мол, про тебя знаю. Жрать таких как ты положено. Эй, как тебя там, Далли? Не желаешь ли поиграть в кошки-мышки? — Странно, — пробормотала ковчежница. — С чего бы он так… И обняла огромную кошку, прошептала что-то — я уловил только «вместе» — и через секунду я почувствовал, как в мою руку ткнулся влажный нос. Потом зверь мурлыкнул — неохотно. Посмотрел поспокойнее, но в глазах так и светилось: «Я за тобой слежу». И улегся следить под стол. А я пытался отдышаться и успокоить внутреннего грызуна: серый друг совсем сбрендил после знакомства с местной кошечкой. Нужно было срочно изобрести какую-нибудь шуточку. Что-нибудь о том, что, надеюсь, мыши-то у них тут не соответствуют по размеру… И тут я наконец посмотрел на правую ладонь моей новой знакомой — совершенно чистую ладонь. Без всяких признаков Печати. И еще глаза… мог бы поклясться, что когда она обнимала алапарда — в глазах у нее невесть откуда взялась куча зелени. Будто поднялись из глубины и расходились зеленые волны, разводы… Теперь они выцветали — и глаза опять становились серыми, разве что зеленые узоры чуть-чуть обозначены. — Варг, — сказал я хрипловато. — Ты — варг, да? Отсутствие Печати еще можно было объяснить — в Кайетте примерно каждый сотый не проходит Посвящение у Камня, остается без магии и считается «пустышкой». Вот только глаза… и умение управляться с животными… и не только с животными. Остальные выводы пришли как-то сами по себе. Как и фееричное продолжение беседы. — То есть, ты женщина, — со священным ужасом произнес я. — С утра была, — с достоинством ответила мне «лютый господин Арделл». — И ты здесь… в общем… — Я здесь вроде как главная. Уже пять лет как. В точку. — А что обозначает «Гриз»? — поинтересовался я убитым тоном. — Гризельда. Как по мне — так дурацкое имя. Но вот на всех этих старых дев-благотворительниц действует на удивление успокаивающе. Как только слышат полную версию — уверяются, что я целомудрие во плоти. Идёшь? Пересекла комнату и толкнула ближайшую дверь, выводя меня в небольшую уютную каминную, когда-то бывшую частью таверны. У потухшего камина вольготно свернулись два толстенных серых кота. Место дышало лирическим покоем. Моей душе этого покоя как-то очень недоставало. — Сильно стукнуло? — сочувственно спросила Арделл, усаживаясь на стул возле круглого столика. — Ну… — протянул я и упал в кресло напротив. — Не сказать, чтобы я уж так всю жизнь мечтал пойти в подчиненные кому-нибудь в голубом платьице. Чертово вино Лортена. Грызун внутри так и подпрыгнул от ужаса. Ты что несешь, Гроски?! Арделл, правда, вроде как не обиделась. Усмехнулась немного печально — и стала казаться совсем девчонкой. — Не ты один так думаешь. Немногие, знаешь ли, хотят идти в подчиненные к варгу в голубом платьице… Платье, к слову, — для благотворительниц. Когда к ним выходишь в рубашке и с кнутом на поясе — они почему-то проникаются ко мне крайним недоверием. Остальным ковчежникам повезло больше… ладно, постой, я тебе покажу. Она сдвинула в сторону круглую чашу со слабо переливающимся в нем синим кристаллом-сквозником. Из-под стола достала и расстелила крупную карту Кайетты. И принялась показывать шпилькой, которую мимоходом выдернула из своих волос. — Насколько я знаю, сейчас существует девять групп ковчежников, в разных местах Кайетты. Одна из них — в Аканторе. Две на севере. Три на востоке. Одна на западе. И две на юге — на землях бывшего Таррахора. Одна — в Айлоре… — Под крылышком, значит, у Хромого Министра, — проворчал я. — И лишь одна — в Вейгорде. Мы. При этом именно на землях Вейгорда бестий — пруд пруди, — передо мной теперь развернули карту Вейгорда, где несколько мест были обведены красным. — Вот наши основные точки. Это — три больших зверинца, возле городов. Зверей часто содержат непонятно как. Ни смотрители, ни держатели зверинцев сами о них ничего не знают. Болезни, приступы бешенства, побеги — здесь на любой вкус. К нам обращаются часто поздно, когда положение уже крайне серьезное. Четыре крупных магната плюс поместья придворных разной степени знатности. Богачи держат бестий для удовольствия… и тоже понятия не имеют, с чем столкнулись. В поместья мы чаще всего выезжаем на болезни. Вот Академия — конечно, имени Мечника и Целительницы… лежит между Айлором и Вейгордом, на границе. Одно из пакостнейших мест — студенты ставят над бестиями эксперименты, магистры могут просто по рассеянности вызвать что-нибудь неизвестное из другого мира… Чего стоила их попытка возродить драконов! Ну, и милые мелочи — контрабандисты, браконьеры, подпольные бои животных и нападения на людей в деревнях. Когда речь заходит о бестиях, охотники не всегда могут справиться. Вообще-то, чаще всего у нас тут мирно. Но иногда приходится и пропадать на вызовах неделями. Бывает, что запросы присылают из других стран — отовсюду, кроме Айлора, конечно. С нами связываются либо по водной почте, либо — если дело срочное — шлют курьеров. Или вызывают через сквозник. Она махнула рукой на чашу, в которой голубовато светился одинокий кристалл. — Что еще? Перемещаемся через виры. И есть еще собственное средство перемещения — потом ты увидишь «поплавок». Тебе, как я говорила, придется участвовать в вызовах часто — огнедышащих в Кайетте хватает, да и вообще заморозка много где может пригодиться. Я покачал головой, малость пришибленный размахом моих будущих деяний. Питомник, дежурства, больные животные, бешеные животные, разборки с контрабандистами, людоеды… «У тебя будет очень интересная жизнь, Гроски», — гадко ухмыляясь, сказала откуда-то далеко Судьба. Крыса внутри обреченно взвыла. — С кем или с чем работал? — цепко поинтересовалось новое начальство. Оно все меньше походило на наивную девочку в голубом платьице. Взгляд серых глаз с зелеными разводами теперь пугал. Он был теплым, но уж слишком глубоким. — Проще сказать, с чем не работал. Приходилось торговать, проворачивать сделки в разных местах — от Велейсы до Крайтоса. Был охранником, посредником, было дело — на кораблях ходил в рейды. Отлавливал и сдавал разбойничков… А еще я грыз и пакостил, и обращал в труху, как любой серый, мусорный грызун, каких полно на задних дворах городов или на помойках. — Проблемы с законом или со старыми знакомыми? Арделл спрашивала так, будто в каждой комнате дома у нее располагалось по разыскиваемому головорезу. В ответ на мою мину, полную невинности (что? Какие проблемы?! Да откуда же?!) хмыкнула и начала пояснять: — Ты не выглядишь как тот, кто не смог бы устроиться в Вейгорд-тене. Если не в столице, то в других городах Вейгорда. Дар Холода, конечно, встречается часто… но всё же, какая нужда толкнула тебя в питомник? Сам ведь сказал — ты недолюбливаешь животных. Ну, а у нас… работа бывает опасной, а денег хватает не всегда. Ещё у них тут запрет на алкоголь и не в меру проницательное начальство, да-да, я уже усвоил, Стольфси очень мало заплатил мне за это задание. — Устал, — выдохнул я почти честно. — Выдалась какая-то… знаешь, сплошь чёрная полоса, куда ни сунусь в последние пару лет — с концами. То не заплатят, то контора разорится, то подрядчики перессорятся, дважды вот еще пожар случился, так что я уж даже начал думать — прокляли меня, что ли. Крыса внутри расчувствовалась и вытерла голым хвостом пару слезинок. Видать, что всякоразные бедствия обрушивались на мои прежние конторы исключительно по причине… как бы это… меня. — А в Вейгорде мне вот уж как три недели что-то не везло с устройством — срывалось одно за другим. Да и надоело мыкаться по разным шарашкам. Услышал — мол, королевский питомник. Поменьше людей, побольше всяких… бессловесных тварей. Подумал — вдруг да… И понурить голову, и махнуть рукой: понимаю, что доверия не вызываю, я тут покоцанная жизнью, несчастная крыска, ну пустите же меня на порог… — Ясно, — сказала Арделл. Откинулась на стуле, небрежно погладила алапарда, ткнувшегося ей в бок. — Я так понимаю, вещей у тебя немного? А, всё с собой. Ну, тогда расположишься на втором этаже «Ковчега» — у нас там жилые комнаты и лекарская. Шестой номер как раз пустует, его и займёшь. Бельё, воду, всё нужное — спросишь на кухне, у Фрезы, заодно и пообедаешь. В полдень жду тебя здесь — проведу по питомнику, покажу вольеры и обслугу. С вольерными и егерями потом сам познакомишься, а вот само «тело» у нас небольшое… Я тихо и вопросительно поморгал, показывая, что не успеваю за полетом её мысли. — Тело, — повторила варгиня. — Основатель ковчежников… великий варг Патриц Арнау уподоблял группу, которая призвана помогать живой природе, живому же телу. И настаивал, что в группу не должен входить только варг — любому магу может найтись место в «теле», вне зависимости от способностей. Мел — наше «чутьё», у неё Дар Следопыта. Аманда — «дыхание», она нойя-целитель с Даром Травника, Хатаа — «слух», она терраант, Рихард Нэйш — «клык», отвечает за устранение… И раз уж у тебя Дар Холода — ты будешь нашим «панцирем», нашей защитой. Лестно до чрезвычайности — я-то уж успел вообразить себя то ли хвостом, то ли вечным желудком. — А… ты? Варгиня, слегка улыбнувшись, указала пальцем на грудь. «Сердце», конечно, ну кто бы сомневался. Кажется, мозга в получившемся теле — клыкастом и бронированном, с чутьем и сердцем — было не предусмотрено. Хотя она же, наверное, назвала не всех — наверняка где-то прячутся крылья-ноги-хвост… И мне страшно представить, за что тут может отвечать Лортен. Арделл не стала держать меня долго. Обрисовала мою долю на вызовах (треть — в бюджет питомника, остальное делится между участниками работы), бросила пару слов об обязанностях (сперва походишь у клеток и на мелкие вызовы, а потом кто знает) и подскочила со словами: — Так что ты тут располагайся, а у меня еще тысяча дел. Махнула рукой вверх, будто собиралась полететь, и рванула на выход. Спасибо ещё, что не забыла алапарда прихватить. Я уже почти собрался озадаченно раздуть щёки, поскрести затылок и попытаться уместить в своей черепушке последний час. Почти. Потому что в следующий миг Гриз Арделл возникла в дверном проёме опять. Уже начиная сдирать с себя голубенькое платье (очень достойное зрелище). — А, да, Кейн. И ещё вопрос. Самый важный. Выглядела она, пожалуй, озабоченной. — Ты быстро бегать умеешь? Крыса поперхнулась изнутри вместо меня — мне-то было нельзя. Я же уже начал влезать в шкурку свойского парня, самого лучшего сотрудника, просто мечта… — Ну, во всяком случае, — выдал я, вид имея лихой и придурковатый, — меня пока ещё никто не догнал.* * *
Расположиться в шестой комнате оказалось не проще, чем разговаривать с новым начальством. Я прогулялся по коридору, пару раз свернул, убедился, что это место выстроил какой-то вдохновенный безумец, насчитал шесть дверей, понял, что все они пошарпаны одинаково… И что ни на одной нет номера. «Ну, заодно и познакомлюсь с ушибленными ковчежниками», — радужно прикинул я, протягивая руку, чтобы поскрестись в ближайшую дверь. — Заблудился, сладкий? День выдался урожайным на дивные видения. И на занимательных женщин. Ну ладно, в этом случае — на ослепительных женщин. Соблазн пополам со страстью, с ног до головы и во плоти. Черные кудри колечками разбросались по смуглой шее — высунулись из-под цветастого платка. Поблескивают звезды-глаза под дугами-бровями — и тоже чёрные. Танцующая походка и фигура богини (внутренний голос после первого взгляда взвыл от восторга) — такой женщине место бы где-нибудь во дворце, среди восхищённых поклонников. Во дворце — или среди кочевников нойя. Потому что она была из них, из свободного народа, и одевалась как они — блузка с широкими рукавами и развевающаяся юбка в пол. В таких одеждах они танцуют у костров, или гадают на ярмарках, или торгуют ядами по подворотням… — Похоже на то, — отозвался я, разводя руками. — Я, понимаете ли, думал, что пришел наниматься к ковчежникам, а вот, поднялся сюда — и, кажется, попал в царство Травницы, где все сплошь прекрасные девы. И, честно говоря, мне уже и выбираться не хочется. Красотка-нойя обогрела зазывной улыбкой, и заворковала, начиная потихоньку приближаться: — Неужели Перекрестница наконец смилостивилась над нами, и «Ковчежец» пополнится мужчиной? Да ещё и настолько учтивым? О, мои молитвы наконец-то были услышаны. Как же мне поминать в молитвах Перекрестнице нашего отважного защитника? — Кейн. Кейн Далли, — и я поднял ладонь в стандартном приветствии — так, чтобы показать Печать. — А можно узнать, кто испарил все мои сомнения насчёт моей новой профессии? — Аманда, золотенький, — мягче мягкого отозвалась красавица, — можно сразу на ты: жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на официальности. И в любом случае нас ждёт с тобой тесное знакомство: здесь никто не минует моей лекарской… Стало быть, Травник — ага, вот и Печать на ладони. Странно только, что Арделл назвала ее целителем — все-таки, это два разных Дара. Нойя через одного либо Травники, либо Стрелки… И почему — Аманда? У женщин нойя сплошь имена-драгоценности, если не ошибаюсь. Полукровка или называется чужим именем? Об этом я размышлял, пока с восторгом заверял прекрасную нойя, что буду очень, очень рад тесному знакомству, даже если для этого мне придется скормить какую-нибудь часть тела местным бескрылым гарпиям. В ответ насладился заливистым смехом. — Будем надеяться, что не придётся, медовый. Части тела приходится беречь: они могут не только оказаться полезными, но и доставлять изрядное удовольствие. Похоже, мне стоило самому доплатить Стольфси за это задание. Местная травница проплыла мимо меня, обдав ароматом корицы, гвоздики и ванили. Шепнула на ходу: — О, не волнуйся, сладкий: причины для встреч будут. Например, вечером тебе придется зайти ко мне за набором зелий, да-да-да? У каждого из нас такой, для заданий, я покажу тебе. Задержалась, открывая одну из дверей — из неё тут же поплыл густой травяной аромат. И добавила с лукавой улыбкой: — Между прочим, сегодня я собираюсь печь имбирное печенье. Подмигнула, обернувшись над плечом, и проплыла в дверь, сразу же после этого чуть принагнувшись, чтобы поставить у порога кофр, который держала в руках. Зря она это сделала: юбка у нее здорово обтягивала фигуру, и вид… Почему-то вспомнилась пекарня в той деревне, в Крайтосе, где я таскал противни совсем пацаненком. И с противней украдкой от хозяина утаскивал божественно круглые булочки, остро пахнущие корицей. Запах корицы я чувствовал еще пару секунд после того, как машинально открыл дверь напротив. Сокрушительно при этом ошибившись. В выборе этой самой двери. «Боженьки», — с уважением подумал я, озирая стены, увешанные рамочками. За стеклами распласталось что-то крылатое и местами яркое. Бабочки, стрекозы и цикады мрачновато, как покойники из разоряемого склепа, посматривали на книжные полки. И на длинную доску, увешанную какими-то схемами. Мрачнее всего здешнее разнообразие пялилось на широкий стол, за которым восседал хозяин помещения. Этот как раз решил увеличить количество рамочек еще на одну, потому повернулся в сторону окна и обозревал что-то яркое у себя на ладони. — Архонт Вериэлла, — прошелестел вдруг тип, слегка склоняя голову и не переставая любоваться тварью у себя на ладони. — Совершенно особый вид. Рождается бесцветным. До корня иссушает цветы, соком которых питается, но зато и впитывает в себя их краски. Больше цветов — больше яркости в крыльях. — Черти водные, красота какая, — восхитился я с запредельной честностью в голосе. Пытаясь при этом понять — где я мог слышать голос. Вроде как, у меня в знакомых не было кучи бабочколюбов… ой, нет. Нет-нет-нет. Страх пришел сразу, без дополнительных расшаркиваний. Стоило ему самую малость повернуться, услышав мой голос — и я словно грохнулся в воду, провалился в прошлое. Стоял, глядя в точеный профиль, похожий на профиль Стрелка на статуях. И ощущал спиной, что дверь как-то запредельно далеко — целых полшага. И что я вряд ли успею заорать «Привет, я Кейн, я тут новенький, приятно познакомиться, до свидания», а после этого выскочить в эту самую дверь, избежав его взгляда. Значит, остается выдерживать этот самый взгляд — холодный, неотступный, нацеленный взгляд хищника, брови чуть приподняты в мнимом изумлении. Одна надежда — с Рифов двенадцать лет прошло. Я за это время оброс, обрюзг и растолстел. Никогда не был так влюблен в свою щетину. — Мы не могли… встречаться? Тяжелая дверь грохнула, и зазвучали неспешные, размеренные шаги по коридору. Наши костоломы так не ходили: бегали торопливо, сгорбившись, вечно что-то жуя на ходу, перехрюкиваясь шуточками или известиями: в таком-то блоке попытка бунта, а там-то трое подохли от водяной чумы. — На выход! — бухнуло лениво, и тогда-то мы и встретились с ним взглядом впервые. Мешковатая серая форма сидела на новеньком слишком ладно и привычно, будто он в ней родился, а жезл охранника он держал небрежно, двумя пальцами, будто он и не был ему нужен. И у губ его застыли, отпечатались два полукруга — будто начал улыбаться и решил на этом остановиться. — Хряешь с этими пахать на восьмое поле, — буркнул Койн. Заросший, в заляпанной форме и рядом с новым охранником — до неприличия звероподобный. — Сорвутся — штаны береги. — Думаю, все будет в порядке, — безмятежно отозвался новенький. — Правда? И улыбнулся нам полной предвкушения улыбкой, от которой меня продрало морозом. Кличка Стрелок закрепилась за ним через сутки после перевода в наш корпус. Смеяться над ним перестали на вторые сутки. Бояться стали на третьи. Через девятерицу мы поняли, что бежать нужно не в его смену. Серый друг, попискивая, извивался внутри. Бился в холодную нацеленность взгляда. Искал выходы. — Раньше? Да кто там знает, — выдал я хрипловато, — я-то много где побывал. Вы, скажем, не были в Хартрате? Да и вообще, многим кажется, что они меня где-то видели. Диво прямо какое-то. — Да, — сказало мое прошлое во плоти, — удивительное ощущение. Лайл. На Рифах у нас не было имен — буквы и номера. Блок и порядок поступления. Как и у охранников, к слову — эти больше кличками обходились, даже между собой. Но он помнил поименно — и их, и нас. Знал наши дела. Кажись, мы его равно за это ненавидели. И заключенные, и охранники. Я вздохнул, потер лоб и облокотился на доску, увешанную схемами. Надеюсь, там нет никого в разрезе. — Боженьки, — сказал я решительно. — Я-то уж понадеялся, что ты твой брат-близнец. Хотя откуда в Кайетте второе такое — ума не приложу. — Такое? — вскинуло брови мое прошлое. — Такое. Представь себе, я-то полагал, ты продолжаешь служить на Рифах. Дослужился до главы блока… а, нет, лучше до заместителя Большого Начальника, старины Детраска, этот-то всех переживет. Вгоняешь в трепет заключенных одним своим именем — кстати, как хоть тебя зовут? Устраиваешь показательные казни по воскресеньям. Приветствуешь новичков так, что те ночами рыдают. А ты вдруг тут. — Ожидания — вещь обоюдоострая, Лайл, — отозвался Стрелок. — Я-то полагал, что ты мертв. Как все рифцы, которые бежали с тобой. Сколько вас было? Восемь? Нет, девять, восемь — количество трупов, которое нам удалось сложить. Как мозаику. Значит, восемь. Я-то до конца надеялся — кто-то еще остался в живых. Пит, или Эрни, или здоровяк Ноттар. Что кто-то исхитрился спрыгнуть с корабля, пройти заграждение-«костоломку», а потом как-то выплыть, просто нас выбросило в разных местах, а Кайетта велика, и потому мы вряд ли когда встретимся. — Надеюсь, я не задел никаких твоих чувств, — выдал я, прижав руку к груди для пущей искренности. — Тебя не понизили в должности, не подвергли никаким наказаниям, и твоя вера в человечество от этого не ослабла. — Нет, спасибо за беспокойство, — он говорил так, будто искренне верил: я ночами не спал, а размышлял о его самочувствии. — Вы, в конце концов, бежали не в мою смену. Койну повезло немного меньше. Он перестал жить. «Туда и дорога», — отчаянно захотелось мне ляпнуть. Тюрьма на Рифах из всех делает зверей — и из заключенных, и из охранников, и Койн уж точно прошел полное преображение. Хотя мне сейчас как-то важнее, что со мной будет, потому что Стрелок смотрит на меня взглядом хищника, узревшего хорошо приготовленное блюдо. — И, надеюсь, ты не собираешься сводить счеты за бедного старину Койна? Если что — могу напомнить: суд меня оправдал уже после побега. Так что я вообще-то чист, как младенец. Как ризы Снежной Девы. Как волосы Стрелка. И как мои карманы в настоящий момент — это эталон, уж поверь мне. Именно так и никак иначе. Я тут, может, честным трудом отчаянно пытаюсь заниматься. Честный бывший уголовник. Пообносившийся, обедневший и дошедший до отчаяния. Хорошо бы, он не помнил моего дела через двенадцать лет. — Лайл Гроски, — оправдал мои плохие ожидания старый знакомый. Он вернулся к своей бабочке и принялся устраивать ее в деревянной рамке. — Бывший законник, приговорённый к двадцати годам заключения на Рифах за… — Слушай, это в прошлом, — злость даже играть не пришлось. Просто не хотелось, чтобы он начал вслух перечислять все мои старые грешки. — Мне плевать, веришь ты или нет, только с моей-то историей не особо легко устроиться детишек воспитывать или там украшать кремом тортики. Вот, пришлось податься сюда. Скорее всего — пока чего получше не подвернется. Черти водные, я животных терпеть не могу, это вообще последнее место, куда бы я подался, а тут еще к тому же и ты! К слову, мне как-то кажется, ты здесь тоже не из вящей любви к живой природе. Тут я бросил выразительный взгляд на насекомых в рамочках. И скривил гримасу сомнения — потому что на месте Арделл я бы точно не стал подпускать к зверушкам этого типа. К любым зверушкам, в том числе к виверниям или альфинам. Хотя не сказать, что эта самая Гриз хорошо в людях разбирается — она же решила взять в свою группу меня. — Я? — он больше не глядел на меня. Приглаживал крыло бабочки на своей ладони кусочком тряпицы. Посмотрел, осторожно обмакнул тряпочку в раствор, провел по крылу. — Да, я здесь… по другим причинам. Другие обязанности. Внутренняя крыса подпрыгнула и впилась зубами в печень. Потому что нельзя же быть таким дураком. — Отвечаешь за устранение, — в это верилось без усилий. — «Клык». Стало быть, ты — Рихард Нэйш. — Теперь, — подтвердил Стрелок таким тоном, что стало ясно: не только я успел поменять тьму тьмущую имен. — «Ночь», так? Пришлось попутешествовать, и на Западе бывал. Странное дело, в Шимене, скажем, или в Атратее все, кто хочет скрыть родовое имя, называют себя «Нэйш». Мужчины, вестимо. Женщины там через одну — «Далли», «День». — Имена так многообразны, — отозвался Нэйш. — Я, например, в своих путешествиях ни разу не встречал имени «Лайл». У мужчин. Скажи, Лайл, какая роль в нашем «теле» досталась тебе? Чувствовал я себя брюхом. Голодным и печальным брюхом, если точнее, поскольку кухню мне обнаружить явственно не светило, а вокруг было полно несъедобной дряни в рамках. — «Панцирь», — отозвался я и продемонстрировал снежинку на ладони. — Эта ваша главная… Арделл высказалась в том духе, что приходится часто иметь дело с огнедышащими тварями. В том числе бешеными. — О, да, — чопорно подтвердило мое проклятое прошлое, бережно укладывая бабочку в рамочку. — В Кайетте довольно распространены виды драконовых. Драккайны потрясающе разнообразны, и появляются все новые. Потом еще вивернии — довольно агрессивный вид. Есть мантикоры, огненные лисы, есть огнедышащие гидры… что я забыл? И, конечно, фениксы. — Они же вроде как не нападают на людей. Местный устранитель хмыкнул. Он осторожно длинной иглой устраивал крылышко бабочки поудобнее. — Обычно да. Прозвучало жутко утешительно. Почти так же утешительно, как то, что я вообще его здесь встретил. — Звучит так, будто я зря запросил себе такое низкое жалование. А ты, стало быть, всё это разнообразие устраняешь, если взбесится? Едва заметный утвердительный жест. Немигающий взгляд при этом упирается в бабочку. — Погоди-ка… один?! Глупо, конечно, было предполагать, что они каждый раз несутся всей толпой убивать бешеную зверушку. Только вот перед приходом сюда я еще раз прогулялся к Лу. И узнал, что Илай Вейгордский не просто так создал питомник в здешнем лесу: он запретил охоту из-за гибели охотничков. Слишком много юных идиотов высокой крови собирались поразить всех трофеями — а поразили разве что ранней кончиной. Притом, если собирались меньше, чем впятером, гибли обычно все до единого. Бестию не так-то просто взять без особо хитрых ловушек или особо мощного Дара. Похоже, за годы, прошедшие со времен службы на Рифах, Стрелок достиг нового уровня своей отмороженности. Он и там-то себя вел так, будто урвал от кого-то дар бессмертия… — Что тебя удивляет, Лайл? Да, бестии отличаются от обычных животных: они быстрее, разумнее, они более живучи, лучше защищены и обладают определёнными способностями, вроде того же огнедыхания… — он поднял глаза, обворожительно улыбнулся и добавил: — Но ведь, в конечном счете, слабые точки есть у каждого? Крыса внутри забегала по кругу, испуганно взвизгнула. — Просто нужно знать слабые точки, — шепнул он мне в допросной. — Они есть у каждого. Вы ведь расскажете то, что меня интересует. — Да я, знаете ли, сверх того готов рассказать, — с честными глазами ответствовал я. — Кто сколько спит, кто ныкает еду, а Барни, представляете, приручил водную крысу и… Боль ударила, будто молния. Белая, разветвленная — прыгнула от шеи, растеклась по спине, подарила дрожь в пальцах… «Скаты» обычно использовали свои магические жезлы, но это было что-то другое. Что-то более страшное. Непонятное. И не отпускающее… не отпускающее… Пока шеи опять не коснулись пальцы. Вид у молодого «ската», которого мы прозвали Стрелком, был скучающий. — Если взять чуть ниже — будет больнее примерно в полтора раза, — сообщил мне негромко. — Вы расскажете всё, что меня интересует. И не солжете. Боль резко отдавалась в копчик — наверное, рос крысиный хвост. — В чем дело, Лайл? Воспоминания? Нынешний Стрелок рассматривал меня точно таким же препарирующим взглядом. Будто прикидывал, какая часть меня пойдет на супчик, а какая — на отбивную. — Кейн, — буркнул я. — Кейн Далли. Так я назвался, когда устраивался сюда на работку. Слушай, я могу попросить, чтобы ты не ударялся направо-налево в прекрасные воспоминания о том, где мы с тобой познакомились? Раз уж придется работать вместе… Кажется, я только что попытался воззвать к совести того, кто про это экзотическое слово вряд ли даже слышал. Нэйш чуть вскинул брови. Он улыбался легкой улыбочкой заядлого садиста. — Просьба подразумевает вознаграждение. Разве не так? — Слышишь? — проникновенно вопросил я. — Слышишь этот пронзительный тоскливый звук? Это ветер надрывается в моих карманах. Поскольку оплату натурой ты вряд ли примешь — мне нечем тебе заплатить. Разве что ответной любезностью. Я промолчу о том, кем ты был на Рифах — как тебе такое? — По-твоему, это что-нибудь изменит в моем положении здесь? — осведомился устранитель, окидывая взглядом увешанные бабочками стены. Нужно будет, к слову, выяснить это самое положение. Либо оно настолько прочно, что дальше некуда. Либо его настолько ненавидят, что опять же — дальше некуда… В любом случае от этой части моего печального прошлого придется избавляться. Мало он мне крови на Рифах попортил — чего доброго, сдаст просто для развлечения, а тогда уже и заданию каюк. — А вот и проверим. Рискнем вдвоем спуститься к Арделл, а? Ты изложишь ей выдержки из моего дела. Я расскажу о том, кем ты был помимо охранника. Опишу твои милые методы общения с заключенными. Как думаешь, она проникнется? Несколько секунд он так и смотрел на меня не мигая, с этой задумчивой, предвкушающей полуулыбочкой. Я решительно сопел в ответ и решительно же щурился. Внутри так и крутилась вихрем дрянная память. Выход на работу, короткое замечание: «Л-76, без разговоров!» — и вот Л-76, здоровяк Фогг, один из заводил в бараке, вскидывается, ухмыляется: «Смазливенький, это ты мне, что ли? Захотелось настоящего мужика? Ну, так я покажу, как разговаривают с такими сладенькими на Рифах». И в ответ — мечтательная, полная предвкушения улыбка молодого парня в серой форме. Улыбка, которой можно заморозить надежнее, чем Даром Холода. Жезл парень перебрасывает кому-то из других охранников. Потом небрежно шагает вперед — и кулак Фогга проходит возле его скулы, и второй удар не достает до плеча, потом до челюсти. Фогг сопит и рычит ругательства, а охранник неспешно ведет вокруг него плавный, завораживающий танец смерти: уходит от ударов, обтекает их, уклоняется… Потом делает несколько коротких, жалящих движений — таких, что не сразу можно увидеть и, наверное, мы и видим не все… видим только, как руки здоровяка Фогга обвисают плетьми. Потом он валится на землю, в грязь рудника, и его начинает дергать, как от боли. «Скат», прозванный Стрелком, смотрит на эти конвульсии ничего не выражающими глазами. — В карцер, — говорит он так, будто он не новичок здесь, а начальник охраны. Но остальные «скаты» почему-то послушно утаскивают старину Фогга в карцер… Местный устранитель перевел взгляд на бабочку в рамке. Аккуратно пристроил поверх бабочки стеклышко — закрепил. — Ну так что? — рискнул я. — Ты меня не знаешь, я тебя не знаю? Или вместе прогуляемся к начальству, падем на колени и покаемся в грехах? Учти: попытаешься применить свои штучки со слабыми точками — я орать начну. То, что ты слышал на Рифах — были цветочки: тут-то я отъелся и заработал голос на распевках. Пришлось, знаешь ли, в хоре при храме Снежной Девы попеть. Не так давно. Он только усмехнулся, любуясь бабочкой под стеклом — архонтом как-его-там. — Для мага холода ты слишком горячишься. Кейн. Я не имею привычки углубляться в воспоминания. Что я должен прибавить еще — «Добро пожаловать»? — Да я, в общем-то, могу обойтись и не разрыдаться, — отозвался я. Подумал, что еще через пару мгновений он выдаст что-то наподобие: «Ну, тогда приятно встретить тебя здесь». И ухмыльнется той улыбочкой, которая меня потом будет преследовать во сне. Так что я просто вымелся не прощаясь. Потому что и так ведь увидимся. То, что мы еще увидимся — это, к слову, нехило так отравляло нам с внутренним грызуном жизнь. Что нужно его убирать — даже вопрос не стоит. Вот только как бы старой доброй крысе Гроски не сломать себе зубы о такое препятствие. Я и на Рифах-то видел, на что этот молодчик способен, а теперь он — местный убийца бестий, и ссориться с ним вряд ли с руки… с руки… — Какая Печать? — пробормотал я про себя. Странно ведь — смотрел же, вроде. Неужто растерялся под оценивающим взглядом старого знакомого? Хотя такое встретишь — еще не так растеряешься, диву даюсь, что я по двери не влез на потолок… И все же — какая Печать? Какой у него Дар? Прислониться к стене и вспомнить. Вот он пристраивает бабочку в рамке. Вот берет иголку, поворачивает ладонь… и на руке след — не снежинка, как у меня, не лук и стрела, как было бы у мага-лучника… не меч, не огонь, не волна, не знак ветра, не цветок… Меня некстати потянули за рукав — и в полутьме я чуть было от чрезмерного расстройства не заехал в нос некрепко стоящему на ногах Лортену. — Дружище! — возмутился тот. — Везде тебя ищу. Готов был спасать от… ужасной женщины, да. Как из логова дракона. Постой, ты что, решил побеседовать с Нэйшем? Да ведь он же чокнутый — точно говорю тебе, чокнутый! На это мне возразить было нечего. Я только перебирал мысленно виды Печатей — пламя, рыба, длань — знак Целительницы, глаз — Знак Следопыта, свирель… что же там было? — Совершенно чокнутый, — бурчал между тем Лортен. — Никто понять не может, зачем Гризельда взяла его в группу… ни разу не явился пропустить стаканчик — можешь себе представить! Тут я на время отвлекся от мысленного перебора Печатей. И до меня дошло во всей красе. — Ты же не хочешь сказать, что местные ковчежники — четыре бабы и этот маньяк?! — И теперь еще ты, — нежно заверил меня глава питомника, обвивая меня за шею. — Это нужно отметить, а? Совершим возлияние в честь твоих великих подвигов, а? У меня духу не хватило отказаться. Когда я уже уходил за Лортеном, крыса вскрикнула, будто ударившись обо что-то твердое — и я наконец вспомнил. Вспомнил, что за знак был на ладони у моего неприятного прошлого, с которым нужно расстаться как можно скорее. Щит. Знак полной неуязвимости. Вот тогда-то я и понял, что сигануть с борта этого корабля будет непросто.