* * *
На полсекундочки, половину глупого мига — меня захлестнуло облегчением. Растворило в злорадных мыслишках наподобие «Ну, вот одной проблеме и конец, чудненько, чудненько». Да ладно, я целых пять шагов наслаждался распрекрасной картиной. Нэйш на коленях — подумать же только! — руки связаны или скованы, ребята из Гильдии торчат себе расслаблено прямо над пленником. Стало быть, кончено, кончено, конч… На шестом шаге явился крысиный визг. Такой, будто крысу поджаривали на медленном огне. Своему инстинкту я верил очень даже хорошо, потому остановился, не дойдя шагов на двадцать до честной компании. — Боженьки, что тут творится-то, а? — А-а-а, Сорный! Джерк распахнул мне объятия сходу. Его вечный компаньон вскинул было арбалет, но тут же опустил. Медленно этак, рисуясь. — У нас вот небольшая беседочка с твоим напарничком, Сорный, — разливался Лапочка, изображая жест бывалого фокусника. — Решили вот с утра пораньше свести с ним знакомствие. У тебя же, вроде, были с ним какие-то проблемочки? Ну вот, ты теперь считай — их нет. Всегда рады другу помочь, м-м-м? — Рука руку моет, — поддакнул Батти (или как его там?). Щербато и недоумисто ухмыльнулся. — У тебя есть друзья, Лайл? — не остался в стороне Нэйш. — Надо же. Представишь? Да запросто. Будьте знакомы, господин устранитель — это два идиота, которые только что поздоровались со мной девизом Гильдии. Два идиота, будьте знакомы — это наш «клык», который, кажись, возомнил, что он на светском рауте. Да что тут вообще… — А он забавненький, ну надо же, — Джерк потирал лапки и облизывался. Махал мне — подзывал поближе. — Такой беленький, такой гладенький, такой… недешевенький. И покладистый, просто душка, а нам же очень нравятся покладистые, м-м-м? И хлопот-то не доставил, такой разумненький! Некоторые-то, знаешь… когда им в затылок наводят арбалет — еще дрыгаются, на коленочки становиться не хотят, а этот — оружие в травку выкинул, ручки вытянул, такой хороший мальчик, м-м-м? «Хороший мальчик» растянул губы пошире, глядя немигающим взглядом того, кто настроился пообедать двумя придурками из Гильдии. — Не доставил хлопот? — удивился я, по шажку продвигаясь вперед и пытаясь понять — что ж тут капитально не так в этой ситуации. — Прямо как-то, знаете ли, даже и не верится. Джерк в ответ запустил в меня смешочками — меленькими, легкими, как бумажные шарики из плевательной трубки. И начал заверять, что главное же найти общий язык, и вот они его прекрасно нашли, никаких просто проблемочек… Я видел как минимум одну большую проблемочку. Размером с живого Рихарда Нэйша — какого черта живого еще?! У которого такой вид, будто он в полнейшем восторге от происходящего. Притом, что «клык» безоружен, стоит на коленях, а руки у него скованы… нет, связаны. Связаны спереди. Крыса в груди издавала режущий, надсадный звук — от него ныли зубы и болели десны. Солнце нещадно палило макушку, и в знойном мареве расплывалась тупая болтовня Джерка Лапочки. Терялась, как звон мошкары. Оставалась только пронизывающая до костей улыбка человека, который стоит на коленях. И короткое осознание — хуже иглы. Они связали ему руки. Спереди. Не сковали оковами, блокирующими магию. Связали. Связали спереди. Черти водные — их что, не предупреждали, с кем они дело имеют?! — …а, Сорный? Вздрогнул, вынырнул из мутного марева, непонимающе хлопнул ресницами. — Говорю — ничего не хочешь сказать на прощание своему напарнику-дружочку? Может, он даже немножко проникнется и попросит у тебя прощеньица за обидки, м-м-м? Они связали ему руки. Спереди. Спереди… — Да, Лайл. К слову. Ничего не хочешь мне сказать? «Давай, Лайл, — вкрадчиво шепчет усмешечка, — ты же понял, да? Ты уже понял, что им конец. Но теперь же есть еще ты. Что предпримешь?» Крыса остервенело взвизгнула, подпрыгнула, и мысли понеслись и заскакали наперегонки с ней. Двое идиотов стоят слишком близко, арбалет опущен, Джерк поигрывает ножом, это бесполезно. Крикнуть этому, как-его-там-Бетти, чтобы стрелял прямо сейчас — черт, он же не успеет даже поднять арбалет, сколько там надо Нэйшу, чтобы вскочить на ноги и обезоружить обоих? На такой дистанции наверняка справится быстро, начнет, как только я рот открою, не годится. Если крикнуть и одновременно метнуть нож? Я как раз за десять шагов, вдруг он не успеет увернуться, да кого я обманываю, успеет, он же на меня и смотрит, а идиот-как-там-бишь-его-Багги не успеет выстрелить, а если он только ранит Нэйша — я со своей попыткой буду точно покойником, не годится… — Только ты уж не порти ему личико, Лайл, личико, говорю, не порти, — ворковал Лапочка сизым голубем, — ценненький товар, мы ведь для того и в живых оставляли, понимаешь. Такие на рынке в Тавентануме ох как ценятся, а у нас тут как раз есть, кому сбыть… эх, Сорный, тут тебя разыскивал кой-кто — но об этом потом будет беседочка, ха, разговорчик. А если попробовать сблизиться, обойти Нэйша сзади, заговорить зубы и ему, и этим ходячим трупам… да нет, не даст возможности, у меня только один ход, и как раз его он и ждет — неужели и повязали его так легко, потому что решил устроить мне испытание? Что тогда… метнуть нож в затылок Джерку, со Стрелком Нэйш уже сам разберется, нет, не годится, он знает теперь, что я из Гильдии, он думает — я навел этих оболтусов на него, он этого тебе не спустит, тебе конец так и так, Гроски… — На рыночке, говорю, ценятся, — доносилось до меня как из Водной Бездны, — ты, лапочка, не бывал на рыночке в Тавентануме? Такой интересненький рыночек, где выше всего ценятся те, у которых не только личико-фигурка, но еще и чтобы покладистые. Так что ты уж привыкай быть послушненьким, мальчик, а то упорных там обламывают. Неделька под плетьми и исцеляющими зельями, неделька с оголодавшими пиратами — и ломаться уж и не хочется. Особенно как увидишь, что там дальше бывает, с теми, кто упорничает, м? Так что ты уж привыкай и не трепыхайся — такого, как ты, все равно не пошлют в каменоломни, а приспособят под что другое. Ну, это ничего, уж совсем ничего — привыкнешь, даже, может, со временем и понравится… Выход, выход, выход, отчаянно верещала крыса, нельзя оставлять в живых этого отморозка, и пока есть хоть малость надежды, что его прикончат — подыгрывать ему тоже нельзя. Но с другой стороны — и против него нельзя выступать, сплошные стены, нет выхода, выхода нет, только солнце и скороговорка Джерка, и пронзительная, холодная улыбка того, кто наслаждается ситуацией. Джерк наконец тоже заметил улыбочку Нэйша и малость расстроился. Жертвы же, вроде как, должны что-то такое испытывать, — нарисовалось на физиономии Лапочки. Отчаяние, ну или страх, или хоть тревогу, что ли. Жертва — связанная и на коленях — должна бы хотя бы испытывать неудобство, а не глядеть, чуть приподняв брови, как на что-то редкостное. Что распластано под увеличительным стеклом. — А вот взглядов таких, знаешь ли, не надо, — поигрывая ножичком, заметил Джерк, — а то я ведь могу и кровушку отворить. А моему дружку, знаешь, очень интересно будет посмотреть, как я это сделаю и что случится потом. Нэйш облизнул губы и засмеялся таким смехом, что продрало всех. Меня, Джерка, его друга. Возможно, даже арбалет. — Ну, в каком-то смысле, — голос у «клыка» был на диво мягкий, — мне тоже интересно будет на это посмотреть. «Вскинь арбалет, идиот!» — возопил внутренний голос, когда я увидел, как напряглась спина этого, как его, Билли. Потом понял — тот все равно вряд ли успеет. Хотя кто знает — может, и успеет все-таки. Грызун внутри поёжился — это поднимался холод от сердца. — Сорный, эй, — окликнул Джерк с веселым недоумением, — а напарничек-то твой не малахольный часом? Может, вообще нет смысла его всознательного-то продавать? — Ну, вы ж должны были вроде как знать, — отозвался я уже даже без горечи, — насколько он там малахольный, чем дышит. Это, случаем, не ваша работа, дилетанты вы этакие? Боженьки, да я могу об заклад побиться — вы его даже не обыскивали как следует. Дайте-ка я гляну. Простите, ребятушки, но уж если вы не насторожились после его слов и не попытались его вырубить, и не поняли, что перед вами — отбитый наглухо тип… что-то не хочется мне играть на стороне неудачников. Так ведь можно и потерять свою серую, блохастую шкурку. А она мне как-то сегодня особенно дорога. Но шанс я вам, конечно, оставлю. Почему бы и не поиграть по заветам Гриз Арделл, которая не скупится на шансы для всякой мрази, вроде меня? — Эй, мы кармашки-то прошерстили, а пояс с ножиками сняли, — весело донеслось из-за спины, — И сумочку прибрали. Сорный, что за находочки ищешь? Или просто решил пощупать напарничка, напоследок-то уж? Ага, ага, раньше никогда не приходилось обыскивать Провожатого — аж прямо бегу навстречу этой участи. Говорят, слуг Перекрестницы можно увидеть, только перед тем, как они накидывают на вас белые саваны — чтобы потом увести твою душу в Водную Бездонь. Могу поклясться — они смотрят именно вот так, эти твари. Оценивающе и с легким любопытством. Приглашающе — давай, мол, не укушу, я же всего только жизнь у тебя заберу. Позади подталкивало в затылок солнце и болтовня Лапочки, впереди были безмолвие и холод. Я старался не дрожать пальцами, когда обхлопывал устранителю сюртук. Ежесекундно ожидая удара. Все-таки я же для него чертовски удобный щит и удобный случай. Нэйш с чего-то медлил — то ли ему интересно было — что буду делать, то ли так себе развлекался. Может, просто не был уверен — вдруг, пока он будет приканчивать меня, этот как-бишь-его-Бейси успеет вскинуть арбалет. Шмыг-шмыг — липкими лапками по белой, прохладной ткани. Не встречаться глазами — плевать, что это плохо получается. Напоказ проверить карманы — само собой, внешние они в первую очередь посмотрели, но я ж тут профессионал. Нагрудный. Крыса заходится неистово — давай уже заканчивай, пожалуйста, заканчивай… Внутренних карманов в сюртуке у устранителя оказалось четыре: правый нижний, левый — на уровне пояса, два на уровне груди. Нож отыскался в левом нагрудном — тонкий, легкий и острый. Похожий на скальпель, которыми доктора отворяют вены. — Гляньте-ка, ребята, чего нашел! — вскинул кулак, торжествующе ножичком помахал. — Хороши вы были бы, если б поволокли его на перевалочную базу с таким-то подарочком. Представляете, что было бы, если бы он руки освободил? Что, совсем ничего не дернулось, а? И не напряглись, не подумали, что надо бы его получше скрутить? Мне вас уже почти не жалко. — Ух ты, Сорный! А я-то всегда говорил, что у тебя чуечка отличная! Замечательная чуечка, ага! — А то ж, — подтвердил я, опуская свой собственный ножичек — воровской, потяжелее, зато и держать удобнее — в левый поясной карман белого сюртука. — Сам себе иногда удивляюсь. Ну, вот, теперь, вроде бы, готово. Готовее некуда. Сюртук расстегнут, нож в кармане. Правда, чтобы его достать надо быть тем еще акробатом, но я же тут шансы раздаю и очки в глазах двух сторон зарабатываю. А стороны, кстати, и не против. Джерк Лапочка ухмыляется и снова о чем-то там стрекочет. Его дружок добывает мизинцем из зубов какие-то запасы на черный день. По физиономии Нэйша особенно ничего не поймешь. Но, вроде бы, там безмятежность. Я точно лишний в этой пасторали. — Ну, а дальше уж тогда без меня, ребятушки, — приложил напоследок, разворачиваясь в сторону выхода из парка. Джерку с сотоварищем это показалось лучшей в мире шуткой — молодчики, само собой, уже прикидывали, как будут делить прибыль. — Что, Сорный, неужто и не попрощаешься? Да и мы сейчас будем договариваться с твоим дружочком — посмотреть не останешься? — Да, Лайл, — повторил Нэйш с легчайшим удивлением. — Ты не останешься посмотреть? Дать бы им время — они б ещё друзьями стали. — Натура у меня чувствительная, — сказал я, поднимая глаза ввысь. — Чуть увижу где жестокость — в слезы кидает, аж потом неделями кушать не могу. Да и я же уверен — я вам тут совершенно ни к чему. Всё равно не успеваю метнуть чёртов нож. Теперь еще и дистанция не та — удаляюсь слишком живо, чувствуя, как взгляд Нэйша ввинчивается между лопатками. — Чистые ручки, Сорный? — весело донеслось из-за плеч. — Отмыты и не пачкаются, — отозвался я — и больше уже не оборачивался… не прислушивался. Грызуна внутри не слушать было сложнее. Крыса — юркая, трусливая, извивалась, изворачивалась. Шевелила усиками — чуяла угрозу. И шипела — ладно, убрались, одобряю. Только теперь — давай сбежим. Совсем сбежим, подальше. Ноги в руки, до водного портала — собрать золотишко, потом до портала опять. Проскользнём незамеченными, ну! Но я только вышел из дверей парка, аккуратненько притворив скрипучую калиточку. Отыскал симпатичный валун и на него уселся. Солнце здорово припекало макушку и, кажись, улыбалось с неба едко, как моя судьба. Будто подначивало: давай, побегай, а я посмотрю. Будто тоже знало — мне не убежать далеко. Ни от Гильдии. Ни от того, что выйдет сейчас из этих вот ворот… вон, инстинкт начал привычно вгрызаться в печёнки. Тоже догадывается — кто это будет. А ну тихо, — прикрикнул я мысленно на грызуна внутри. У меня тут, знаешь ли, не слишком много времени — чтобы обдумать, как себя вести и что делать. Может статься, у меня и вообще-то времени немного. Играли когда-нибудь с серьёзными ребятами? У тебя в руках — затрепанные карты, сплошь мелочёвка, а один из противников сейчас сожрет другого и примется за тебя. А ставки сделаны, на засаленное сукно выкинуто последнее, и выиграть всё равно не можешь, только — сохранить жизнь и статус игрока. Кузнечики звенели как ополоумевшие — приветствовали зной. Я сидел на горячем камне, втягивал в себя воздух — как обжигающий суп — и ждал шагов судьбы. Внутри дурниной орала крыса. Отличное времяпровождение, словом. — Ты не сбежал, — сказал он тихо. В пяти шагах за моей спиной. Как это я забыл, что рок ходит бесшумно? Прилизанность «клыка» сошла на нет, а так свидание с парнями из Гильдии прошло для него бесследно. Ну, почти — он растирал запястья и был полностью занят этим делом. — Ну, я думал было сгонять за подмогой, но это было бы слишком долго, да и незачем — нет, что ли? Извини уж, что не остался на расправу, но я не сомневался, что ты их уработаешь. Как они вообще тебя повязали, с твоим-то Даром? — Организованная засада, — теперь Нэйш проверял состояние безупречных манжет, — На самом деле — случайность, но довольно досадная. У всех есть свои слабые точки, Лайл. Не могли же они действительно просто навести ему арбалет в затылок. Дар Неуязвимости должен бы предохранять от всего… или всё-таки — не от всего? — Я так понимаю — у них слабых точек оказалось побольше, — спокойствие на физиономии давалось с трудом, но уж на гримасах типа «я не при делах» я съел не собаку, а стаю бешеных керберов. — Правда, я малость поспособствовал. Что ножик, пригодился? Нэйш полез во внутренний карман и извлёк моего воровского дружка. Повертел в пальцах — отражённое от блестящего лезвия солнце ярко сверкнуло в глаза. — Полезная вещь. Действительно, со связанными руками всё было бы сложнее… и медленнее. К слову, отличная балансировка. Вроде бы, это всё-таки было сказано ножу. Во всяком случае, он как раз небрежно провернул его в пальцах, перед тем как протянуть мне. По родному и продуманному сценарию надо было бы поглядеть сейчас устранителю в лицо с непоправимой честностью — ничего же не случилось! Вот только он стоял слишком уж близко. А сталь моего ножа на его ладони, посвёркивала, завораживала. Так что обращался я к ней. — Да, неплохая. И да — можешь не благодарить за помощь. — В самом деле, ты же, кажется, помог. И прежде любил помогать, да, Лайл? Прекрасно вписывался в команду. Казался таким полезным, без тебя просто никуда… Я не был дураком, потому перетерпел ещё одно искушение — выбросить руку с ножом вперёд. Когда услышал этот тон — обволакивающе-теплый, будто солнце, которое едко ухмыляется в небесах. Каждую секунду готово сжечь тебя до головешек. Приятно холодящий руку нож я спрятал в карман. И одновременно со следующим вопросом попытался шагнуть назад. — Намекаешь, что в этот раз я как-то не вписываюсь? А я-то уж думал, мы сработались. На плечо легла рука. Я поднял глаза — и увидел сперва доброжелательный оскал улыбки, а потом глаза палача. — Мы отлично сработались, Лайл, — шепнул мягкий голос. — Ну, разве что одна маленькая деталь. Солнечный полдень выцвел, зной свернулся в серые стены с водными потёками, на зубах заскрипела морская соль. Небо дохнуло холодом камеры. Осталась только рука на плече — та самая. И многообещающая улыбочка, и голос: — Ты же расскажешь мне всё, что я хочу знать? Конечно, конечно, господин допросчик, я расскажу всё, — резануло из прошлого. И не солгу — вам не солгу никогда, только… Боль пришла вдруг. Мы с грызуном её ждали — давно, с того самого момента, как два месяца назад я услышал голос из прошлого, увидел бабочку и иглу в ней… Ждал, готовился, настраивался… Не успел, а она пришла, ударила от шеи, парализовав плечо и руку с Печатью, сведя мышцы, растеклась огнём по груди. Нэйш не стал меня держать, и я, зашипев, привалился к валуну, вцепился ногтями левой руки в камень, будто пытаясь то ли остановить, то ли заслониться… Крыса орала неистово — и не могла заглушить. Мягкие шаги по траве — вокруг, вокруг, вокруг. Взвешенный голос. — Значит, Гильдия, Лайл? Не ожидал, что ты работаешь с крупными организациями — думал, тебе по вкусу вольные хлеба. Я и сам одно время выполнял задания «чисторучек» — правда, как сторонний наёмник. Знаешь, из тех, к которым обращаются в специфических ситуациях, по необходимости. Но я кое-что слышал об их системе рангов и должностей… какая бы могла быть у тебя, а? Дай догадаюсь. «Крыса». Верно? Верно, верно — мерзкий помойный грызун, попавший в ловушку. Видите, как извивается от боли? Что-то даже, вроде бы, визжит — наподобие: «Хватит, хватит, не надо больше, прекрати, я скажу…» Но шаги не стихают — кружат и кружат, мягкие и хищные. Замыкают в кольцо, в безвыходную ловушку. Страшная, не отпускающая боль и шелест голоса — едины. — Да, конечно. «Крыса». Припоминаю, что это было твоим занятием и до Рифов. Завоевать доверие. Влезть внутрь. Кто же заподозрит такого полезного, такого необходимого… А какой ранг? Наверняка высокий, ты ведь такой старательный. И что же делает «крыса» такого высокого ранга в питомнике Лортена? Кому-то понадобился Лортен? Питомник? Арделл? Слушаю, Лайл. Давай. В чём было задание? — Я… не… я не знаю… Голос дрожит, срывается в хрип, потом в визг. Потом — в мольбы. Но допросчик только цокает языком. Отлично лжёшь, Лайл. Не растерял мастерства. Ты, кстати, знаешь, что врать нехорошо? И вторая волна боли приходит за первой — от затылка и вниз по позвоночнику, острая, жгучая, так что остаётся только корчиться и скулить. И ждать, что он остановится — должен же он остановиться, он же всегда останавливался, чтобы дать мне ответить… Но шаги всё плывут — размеренные, плавные. В голосе допросчика — разочарование, а его нельзя, нельзя, нельзя разочаровывать, и спина изгибается сама собой — подставить хребет в знак покорности… — Ты же понимаешь, Лайл, как легко мне вернуться с этого задания одному? Трагические случайности на охоте… особенно если тварь опасна, вроде гидры или беспамятников… нередки. Давай же, ну, мне любопытно. Что за заказ? — Они мне правда… ничего не… Бо-оженьки, почему я так и не научился от этого отвлекаться, почему не выпил обезболивающее сразу, почему… Кажется, я слегка растворился — в зное, крысином визге, в попытках кричать, в мольбах. В воде Рифов — прибрежной, солёной, хлынувшей в горло. Подумал ещё — махнуть хвостом, уплыть в глубину. И тут понял, что вода пресная, просто смешивается с кровью во рту. Наверное, язык прикусил, когда отключился. И затылком ударился о валун — вон, раскалывается… На удивление — раскалывается затылок, а не валун. — Пей, Лайл, — полный неизмеримой заботы голос из блаженной темноты. — Раньше ты, кажется, выдерживал дольше. Темнота перестала быть блаженной тут же. Я глотнул ещё, и фляжку от губ убрали, зато в лицо брызнули водой. — Старею, наверное, — прохрипел, и попытался промигаться и оценить обстановку. Полусижу на траве, опираясь на валун. Боль схлынула, оставила дрожь да тягучее, ноющее ощущение. Будто послевкусие от старого, знакомого кошмара. Нэйш закручивал колпачок фляжки — прямо-таки жрица Целительницы, только знака алого сердца не хватает. Ну, и ещё кое-чего. Милосердия, например. — Вижу, тебе лучше. Продолжим? — Не надо. И так всё скажу. Хочешь — можешь взять у вашей прелестницы-нойя эликсиров правды, проверить. Я… не солгу. Не могу, если точнее. Потому что крыса поднялась изнутри, оттолкнула в сторону, и грызун теперь главный, и главное — выжить, только выжить и избежать боли, а всё прочее неважно, и это он шепчет моими губами: — Они направили меня втёмную, не обозначая задания. Сказали только — внедриться и ждать. Они сами сообщат — когда действовать. Им нужен срыв какого-то дела, какого-то… одного дела, но какого — они не уточняли. Думаю… либо не знают сами, либо заказчик чего-то ждёт… — Интересно. По крайней мере, он не начинал опять играть со мной в Рифы. И камень холодил спину, а солнце грело сверху. И я мог шептать. — Эти сволочи дали контракт с залогом, под залог бляхи… под залог жизни. Я не могу не выполнить, я не могу отказаться. Я не могу. И при этом даже не знаю, что им нужно. А тут ещё ты, черти водные… Ты, клятые зверушки, да еще эти придурки — и я даже не знаю, какое из заданий должен сорвать. Всегда считал себя невезучим, но тут мне, кажется, не свезло просто удивительно. Крыса внутри подрагивала, нашёптывала — тут задрожи голосом, тут вставь истерический смешок, а тут сорвись в полурыдание. Так, Гроски, так, ещё жальче, ещё ничтожнее. Ты — не опасность. Пусть себе смотрит с презрением, пусть не желает замараться, главное — выжить и избежать боли. — Ты навёл их на меня. Если бы ещё можно было что-то прочитать по лицу допросчика. — Нет. Он шагнул вперед со слегка разочарованным видом, так что я подскочил и вжался спиной в камень. — Нет, погоди! Я только обозначил насчет тебя, сказал, что ты… можешь помешать, я понятия не имел — какие выводы они сделают. Нэйш, ты серьёзно думаешь, что если бы их наводил я — я не упомянул бы твои умения? Боженьки, я же видел тебя в работе, я бы попросил… не знаю, чтобы они с десяток нормальных «уборщиков» выслали. И главное… ты что, думаешь, я бы просил взять тебя живым? Может, с заданием я пока справляюсь не ахти, но я надеюсь, что ты не считаешь меня полным идиотом. Сверху хмыкнули, так что я рискнул — приоткрыл один глаз, оценить размер опасности. Нэйш рассматривал меня, наклонив голову. Так, будто прикидывал — стоит ли возиться с данным экземпляром, или можно уже вешать на стеночку. — Видимо, я должен быть польщён? Мотнул головой — а это уж как знаешь, моё дело правду тебе сказать. Противная дрожь всё не уходила, сотрясала тело, и остатки боли отдавались — покалывало спину, тянуло шею, ныла рука. Что там говорила красотка-нойя — укрепляющее у нее не только восполняет силы, но и от боли может малость помочь? Надо бы попробовать — только вот пальцы дрожат и скользят по поясу, рука не слушается, прерывается дыхание… И давит неизвестность — как холодный, изучающий взгляд. Потому что допросчик всё ещё тут — раздумывает, верить мне или нет, и следит, следит. Какой смысл? Все козыри брошены на стол, ход уже не за мной, а выиграть партию теперь, когда он знает — и вовсе невозможно. — Я хочу знать, в чём твоё задание. Чуть не раздавил пузырёк во мгновенно вспотевших пальцах. Крыса внутренне сжалась, приготовилась к новой пытке. — Я же тебе ска… — Когда тебе сообщат его. Я хочу знать — в чём оно заключается. И ты мне скажешь. Это уже тянуло на такой уровень изощрённости, что крыса внутри перестала извиваться и зашипела. Какого… — Нравится играть с мышкой перед обедом? Или что у тебя там… на конвульсии смотреть? Нет, я не отказываюсь от нескольких дней… или месяцев жизни, просто тебе-то на что? Хочешь поймать на горячем? Так ведь поймал уже. Собираешься сорвать мне заказ и понаблюдать, как Гильдия снимет с меня голову? Думаешь, у них фантазия побогаче твоей? Или хочешь сдать меня законнику, который у вас тут ошивается? Ты… — Знаешь, Лайл, тебе стоит больше доверять людям. Бранные словечки в моей глотке смялись и скомкались, придушенные взрывом нежданного хохота. — Да… — продолжил «клык» невозмутимо. Он опять начал прохаживаться вокруг камня — и вокруг своей жертвы. — Я же сказал: я хочу знать твоё задание, и только. Можешь считать это любопытством. Может быть, я просто понаблюдаю со стороны. Или, кто знает… решу даже помочь. — Помочь… мне? Наверное, я выглядел порядком-таки забавно — с совершенно ошарашенной физиономией. Солнце хохотало сверху, раскидываясь жгучими лучами. Устранитель тоже выпустил из-за зубов небольшой смешок. — Думаю, из этого может получиться неплохое исследование. Может, ты заметил, Лайл, я далёк от идеалов Арделл по поводу любви ко всему живому. Так что в питомнике я по другим причинам. Например, здесь обширный материал для наблюдений. На выездах встречаются иногда исключительные экземпляры. И не только на выездах. Я наконец открыл зубами пузырёк и сделал глоток. Что-то пахучее, горько-острое, травянистое. Надеюсь, я правильно рассчитал дозу. И правильно сделал поправки по поводу количества бешеных шнырков под черепом одного устранителя. — Хочешь, значит, посмотреть, как я ткну палкой в муравейник? — Преодоление трудностей, — Нэйш слегка пожал плечами, — всегда любопытно. Бывал в цирке, Лайл? Так увлекательно наблюдать, как дрессированный зверь берет очередную планку в прыжке. Пролетит через огонь или нет? Возьмёт высоту или свалится. Можешь считать, — он чуть нагнулся вперёд и понизил голос, — что мне интересно следить за тем, как Гриз Арделл раз за разом прыгает сквозь огненный обруч. Так что кто знает — может быть, небольшая помощь… Дрожь, которая было отступила (угадал-таки дозировку) вернулась обратно. С лихвой. Я-то ещё считал, что я — вполне себе отвратная личность… Приятно, когда есть кому отдать первый приз без боя. — Так что, — продолжил «клык», задушевно улыбаясь, — ты сообщишь своим друзьям в Гильдии, что я больше не представляю угрозы заданию. Что мы отлично сработались. Стали лучшими друзьями. Ты понял, Лайл? — Лучшие друзья. Да. А как же. Я запил дрянной привкус в горле вторым глотком укрепляющего — если приноровиться, можно вообразить, что это крепкая настойка. Хороший заменитель виски. Остаётся только надеяться — что мой новый распрекрасный друг не станет отыгрывать свою роль слишком рьяно. Совместных пикничков и охот за бабочками я точно не перенесу. — Отлично. Поднимайся же, Лайл. Нужно прибраться. Черти водные. За всем этим сеансом воспоминаний я как-то и позабыл, что на территории валяются два тела, бывшие наёмниками Гильдии. И эти тела могут породить нехорошие вопросы уже ко мне. Ладно, тут, вроде бы, полно глубоких и тёмных омутов в местности, хотя тащить может быть и тяжеловато — главное, чтобы никто не заметил… Не говоря уж о том, что мне предстоит смотреть на художества Нэйша — а мне даже думать не хочется, что он там мог сотворить с этими придурками. По дороге обратно от скрипучей калиточки я прогонял остаточную дрожь из рук, просчитывал варианты и воображал ужасы. Реальность оказалась настолько кошмарной, что все варианты растаяли, как сосульки под солнцем. Крыса со стоном осела на задние окорочка при виде этого зрелища. Дрожь в руки вернулась. Оба наёмника валялись, распластавшись, в травке, где еще недавно на коленях стоял устранитель. Оба были живы. Надежно вырублены — то есть, сначала он врезал им по болевым точкам, потому что оба скрючены, а вот потом добавил и отрубил начисто. Вот только они были живы — я увидел это сразу, как остановился над ними. — Какого… — я всё же не поверил глазам, тронул за шею одного, потом другого. — Какого ты… ты что, их не убил?! — А должен был? — невинно удивился Нэйш. Его от души забавляла эта ситуация. Особенно то, как я раскрываю рот и пытаюсь достать из себя слова. Хорошо бы еще — цензурные слова. — Нет, ты должен был угостить их пивком и рассказать про бабочек! Хочешь сказать — тебя с какой-то радости посетило чувство человеколюбия, и ты не довёл дело до конца? — Ну, по правде сказать, я недолюбливаю убивать людей, — оглоушил меня Нэйш по второму разу. — Есть в этом… знаешь, что-то ненормальное. Убийство кого-то, кто одного вида с тобой… отдаёт каннибализмом. Вынужденно — может быть, но вот так, беспомощных. Отвратительно. Ты как полагаешь? Я полагал, что вчера в болоте беспамятники все-таки своим ароматом проникли через маску. И породили во мне какие-то странные галлюцинации. — Поэтому, — продолжил Нэйш с той же неумолимой мягкостью, — думаю, этим придется заняться тебе. В конце концов, Лайл, они же твоя проблема. Так будет… справедливо. Тебе не кажется? — Ты предлагаешь мне… — Решить проблему любым способом, который ты предпочтешь. Нож. Арбалет. Удавка. Что ты предпочтёшь, Лайл? Кажется, он от души настроился — насладиться зрелищем. Позабавиться. Будто скучающий зритель, который вдруг набрел на уличный балаган. Вот только моя физиономия в этот момент вряд ли подходила для веселого представления. — Ну, брось, Лайл. Ты-то ведь не чураешься таких методов, а? Сколько у тебя уже на руках. Три, четыре… пять? — цифры падали неспешно и размеренно, и он не отрывал взгляд от моего лица — искал ответы. — Больше. Я так и думал. Даже если не считать тех, кого ты сдал на Рифах — ты же никогда не отличался щепетильностью. Так? Точно. Никогда. И грызун сейчас извивается и бьется, бьется внутри: они наверняка поняли, что это ты сорвал их задание, Гроски, они донесут на тебя Гильдии, они будут мстить, они — проблема, реши же ее, реши ее сейчас, немедленно… Нэйшу, похоже, настолько плевать на себя, что он и правда способен просто их отпустить, но у тебя-то нет такой роскоши… — Вот и какого черта я оставил тебе нож, — выдохнул я, распрямляясь и подставляя макушку под жгучие лучи. — Потому что ты очень хочешь жить, Лайл, — озвучил Нэйш непреложную истину. Почти даже не глумливым тоном. — А ты ведь хочешь, не правда ли? Ну. Я жду. Разрешающий жест — давай, решай проблему. Ты же хочешь жить, Гроски. Что для тебя эти-то двое — плевать, что без сознания, плевать, что ты с ними работал. Это же — то, чем ты живешь. Так решай проблему, решай, Гроски! Воздух ушёл из груди — совсем. Осталась противная дрожь. Соленые капли пота на щеках. Безжалостный, давящий взгляд солнца сверху. — …или мне отвернуться? Утекающее время для решения. Незримые стены, окружающие со всех сторон. Нужно отыскать выход. Выход, — прикрикнул я на крысу. Ищи выход, выход! И голохвостая мусорная тварь внутри понеслась по кругу: где же, где же, как соединить воедино, дать каждому — желаемое. Я хочу жить, Джерка с его другом не спросишь, но они тоже не откажутся. Нэйш, кажется, хочет развлечься. Грызун с разбегу ткнулся в ближайшую щель. В очевидное. — Ты, кажется, говорил, что тебе для гидры нужна кровь или приманка… Нэйш обернулся с праздничной улыбочкой и видом, который яснее ясного говорил: «А вот теперь я тебя внимательно слушаю».* * *
Тащить Джерка пришлось, конечно, мне. Он был щуплый мужичонка, но вы попробуйте волочь три пуда груза, да еще по яркому солнышку. Нэйш шел рядом и — могу поспорить — от души наслаждался зрелищем. Время от времени заботливо вставлял: «Лайл, он обронил сапог» или «Нужно взять левее». Надежный инстинкт — грызун — цепко держал меня в лапках, так что я молчал. Поднимал сапог, опять напяливал на Лапочку. Останавливался, хватал ртом воздух, вытирал соленые струйки с лица. Опять брался за плечи товарища по Гильдии, продолжал волочь. Расстояние до трясины показалось вечностью. Кое-как мне удалось втащить Джерка на мостки гати — а вот дальше двигаться с грузом было уже опасно. Я и так провалился пару раз. Выбрался обратно, зигзагами дошагал до ручейка, припал губами к воде. Крыса на сковородке. Сверху льется густой, прямо-таки ненормальный для Тильвии жар. Ломят руки, горит поясница. Колени трясутся. Да тут еще последствия милой беседы с напарником — позвоночник так и отдает тупой болью, в шею будто шило всадили. Проблему я осознал, только как следует попив водички. И дотащившись до… Боженьки, как его там зовут, этого Стрелка? — Громилу я… не дотащу. Нэйш смерил глазами громилу, скорчившегося на лужаечке. Посмотрел на меня и сделал утвердительный жест — ага, вряд ли. — Помочь ты мне, конечно, не хочешь. — Я уже говорил, Лайл. Они — твоя проблема. Узнаю, кто в Гильдии выслал за ним этих олухов — распотрошу, честное слово. В боку отчаянно кололо. Нэйш придирчиво рассматривал свой ножичек — отобрал у Джерка, конечно. — Для приманки хватит и одного. Так что… у тебя всё еще есть другой выход. Звучит почти даже соблазнительно — простые решения всегда примерно так и звучат. Только что-то мне не хочется преподносить Нэйшу последний подарок — а устранитель, похоже, очень желает посмотреть, как я кого-нибудь прикончу. — Точно. Есть другой выход. Помоги-ка мне привести его в себя. Ну да, конечно, к кому я обращаюсь. Справился сам. Влепил Барку (или как он там?) с десяток оплеух, полил водичкой, сунул в зубы его собственную фляжку. Последняя мера сотворила чудо, и дружок Джерка восстал. С ревом и рывком, очень быстро перешедшими в стон и падение. Я успел отскочить и почти что ему сочувствовал. По себе знаю — если уж Нэйш врезал по болевым точкам, останутся… приятные последствия. Через какое-то время громила еще и обнаружил, что его арбалет держу я. И еще — что на него недвусмысленно глядит моя ладонь с Печатью-снежинкой. — Шагай вперед и молчи, а то подморожу. Вышло вполне внушительно. Нэйш, во всяком случае, показал, что он весь из себя впечатлен. Спасибо еще — у этого детинушки не было сложного внутреннего мира. Зато хорошо работали здравый смысл и повиновение. Так что он и впрямь молча дотащился впереди меня до болота. Даже сделал одолжение и под моим бдительным присмотром протащил Джерка еще шагов на пятьдесят внутрь трясины. Зыркал, правда, убийственно, пару раз ругнулся, но хоть ничего не сказал. Я почти готов был за это полюбить парня. Когда ударом по затылку вырубал его вторично. На душе было паршиво и без того, чтобы мне еще сообщали — что я такое. Просто ты хочешь жить, Гроски, — твердил я, пока брал нож Джерка. Пока делал надрезы на руках Брэдли. Пока вспарывал ему куртку и протыкал ладонь. Хочешь жить, вот и все. А это — выход. Нечего тут думать, после подумаешь. Вложил нож в пальцы Лапочки. Потом взял арбалет и со второй попытки (руки тряслись, после допроса, наверное) прострелил ему ногу пониже колена. Джерк дернулся и почти даже очнулся — пришлось угомонить еще ударом по голове. — Когда их найдут, — сказал я куда-то в пространство, — будут думать, что они… надышались этой дряни. Спятили, начали драться друг с другом. Что теперь? Маску я повязал перед тем, как мы углубились в трясину. И не видно, как пляшут губы. — Хорошо, Лайл, — тихий шелест голоса откуда-то сзади. — Они лежат на достаточном расстоянии. Теперь отойди. — Если она появится… мне делать что-то? Пренебрежительный смешок. — Не настаиваю. Жаль, в болоте маловато мест для отдыха. Особенно в таком, где обитают гидры, беспамятники и, может, еще какая дрянь. Я просто прислонился к угрюмой сосне — потный, перемазанный тиной, почти раздавленный грызун. Стал бессмысленно смотреть на то, как из моих бывших гильдейских товарищей вытекает в трясину кровь. Пытаясь не задаваться вопросами — а если крови нужно слишком много? А если цветочки не учуют кровь и не всплывут? А если гидра не учует и не вылезет? Беспамятники явились первыми — десяти минут пройти не успело, как один всплыл поближе к голове Джерка, насколько позволяли мостки гати. Скоро начали появляться остальные — побулькивали и поднимались из черно-зеленой грязи. Не такие впечатляющие, как в лунном свете — тусклые и как будто беловатые, только низ отливает серебром. Но ведь пахнут, что с них взять — вон и голова слегка начинает кружиться. Освежил воздух холодом вокруг себя, глядя как все больше и больше лотосов поднимается рядом с Джерком и его дружком. Надо будет глотнуть все же антидота из сумки на поясе, — думалось вяло. Еще надо спросить у нойя… спросить — может ли вернуться после такого память. Потому что если может — придется искать другой выход. Если, конечно, эти двое вообще останутся живы. На этот раз гидра появилась не внезапно — видно, глубина не позволила. Сначала наметилось движение в трясине — волнообразное, нацеленное. Как будто что-то очень немаленькое плывёт в вашу сторону. Тяжело и местами даже неуклюже — скажем, приволакивая одну недействующую шею. Потом движение замерло минут на пять, у самых мостков. Затаилось. Серебристые лотосы очень невинно плавали в тине — похоже было на танец в Хороводный день. Всплывали и лопались пузырики. Медленно струилась кровь — с мостков в трясину. Нэйш возле здоровенной коряги обратился в часть леса: маск-плащ сливается со стволом, маска скрывает лицо, на левой ладони тихонько трепещет лезвие палладарта. Я прижал поплотнее локоть к боку и поднял правую руку — ударить, если вдруг что. Тина приподнялась, расступилась, пропуская голову гидры — круглую, тупую, серо-черную. Маленькие глазки. Пасть, похожая на пасть миноги. Еще помедлила, протянулась шеей вперед по мосткам, наконец уверилась и рванулась вперед, вцепляясь в руку Джерка… Короткий свист. Мне так и не удалось рассмотреть — сам дарт слетел с ладони, или Нэйш метнул свою игрушку. Лезвие безошибочно вошло в глаз — голова зашипела, разевая пасть, забилась в трясине шея… Потом гидра выметнулась из болота — скользким туловом, наполовину состоящим из одних только шей, еще почти наполовину — из хвоста. Общей длиной — футов в двенадцать. Ринулась вперед: на месте одной шеи сплошная рана, вторая исходит конвульсиями, и только правая пасть живет, держится, готова кусать. Обвить, ударить хвостом, утащить в трясину и уволочь! Мостки гати затрещали и прогнулись под тяжестью упавшей на них туши. Нэйш легко вскочил на корягу, дернул цепочку дарта — тот покорно принесся в руку. И не спеша отправил гидре лезвие в последнюю голову. Потом вдохновенно, как в танце, спустился вниз, прошел между бьющимися и шипящими шеями и закончил дело размеренным ударом ножа. В узел меж трех шей. Бесчувственного Джерка во время разборки гидра смахнула с гати — мне пришлось лезть за ним, доставать. Намораживая для себя ледяные мостки. Банти, или кто он там, лежал, где положили, только вот гидра упала наполовину на него. Все было в крови и в тине. И вокруг плясали проклятые лотосы. Устранитель осмотрел этот натюрморт, не пытаясь скрыть удовлетворение. — Оплата — твое дело, Лайл, — сказал наконец. — Я закончил. Ногой столкнул половину гидры обратно в болото. Наклонился, рассмотрел тулово. — Трехглавая, я же говорил. Ей пришлось отбросить шею. С той головой, которую я ранил вчера. Сдернул маск-плащ. Снял с сука коряги аккуратно повешенную сумку. И уже проходя мимо меня, добавил: — На твоём месте — я обождал бы час, прежде чем привести сюда слуг господина Ивверта. Чтобы беспамятники подействовали. Я ничего не ответил. Отвернулся от белой фигуры, которая преспокойно удалялась в направлении выхода из парка. Стал смотреть сначала на мертвую гидру — шея вытянулась по мосткам, на месте глаза дырка, где-то внутри тины еще утихают последние конвульсии. Потом на Джерка с его дружком — раскинулись на мостках гати, подкармливают кровью трясину, вокруг голов и рук тихо поднимаются привлеченные кровушкой серебристые венчики лотосов. Подождал я на всякий случай два часа.* * *
— …и ты не представляешь, как мне пришлось выкручиваться перед Нэйшем и пояснять — что эти два придурка вообще забыли в болоте с арбалетом. Боженьки! Впереться в самую гущу этих лотосов — нет, отдаю им должное, местечко для засады они выбрали ничего себе, ну, то есть, если бы рядом не было полно беспамятников, да плюс там еще была гидра, которая совсем уж нацелилась сожрать обоих, когда мы подоспели. Пивко подходит к концу — досадно. Здесь оно густо-янтарное, с благородной горчинкой, и тоже отдает ароматом специй. Жаль только — крысы не умеют варить пиво или готовить полыхающе-острые изумительные блюда. У меня вот другой талант — врать. Вдохновенно, с честными глазами, с шуточками, мешая истину с ложью — в разных пропорциях. Связного Гильдии я только что накормил враньем по горло — как обратно не лезет? В красках расписал: Джерк и его дружок сами сказали мне, за кем их прислали, и я даже их отговаривал, Печатью поклясться могу! А они всё лопотали что-то насчет приказа Гильдии и советовали не вмешиваться. Ну и кто я, чтобы вмешиваться, спрашивается? Опять же — чья вина, что их понесло в то болото? У меня и в мыслях не было, что они выберут для засады такое место. Тем более — что надышатся этих паров и начнут драться между собой (вир их знает, что им привиделось там!). — Так что я выкрутился. Вызвал местных, чтобы забрали балбесов… Даже не знаю, перед кем Гильдия больше в долгу: передо мной или перед милыми цветочками. За то, что избавили её от этих… как бы их ещё назвать. Найжи уже давно отверг переперченную яичницу и теперь переваривает исключительно моё враньё. Я тактично даю ему время — с блаженным видом затягиваюсь трубочкой и показываю, что всё, решительно всё у меня расчудесно. Может, оно так и есть. Выглядит как жутковатая история с отличной концовкой, где все довольны. Например, старикашка Ивверт выложил двадцать золотниц почти без вопросов — и добавил пять за то, чтобы я порассказывал в местных заведениях, что его вины тут нет. Местные от души счастливы, что им не придётся разбираться с крылатыми кошками, или змеями, или девами. Правда, у них, кажется, возникли какие-то вопросы к папаше-Ивверту. Ну, да это уж его дело. Красотка-нойя тоже была довольна, когда я притащил ей с полдюжины сорванных лотосов, понадежнее засунутых в сумку. Слушала историю и цокала языком, поила чаем и прищелкивала пальцами — «О, медовый, такие сказки хорошо слушать у костра!» И отвечала на вопросы: «Нет-нет, я думаю, что память этих бедняг едва ли восстановится. Нужны мощные зелья, очень дорогие, мой медовый, настоящих мастеров — и то… Беспамятники могут подменить их воспоминания ложными». А когда я забормотал, что вот, прихватил малость… не знаю, надо оно или нет, вроде, в зельях используется, но кто там знает… Расцвела от удовольствия, прижав руки к сердцу — «Ах, таких цветов мне не дарили никогда, какой ты галантный, ну надо же!» Подмигнула игриво черным глазом, с удовольствием перебирала пальцами лепестки, и смотреть на неё можно было решительно вечность. Начальство, похоже, тоже было довольным — «Хорошо справился, Кейн». Пять золотниц Арделл оставила мне как премию, без вопросов отпустила в город (хотя и наваяла список покупок для питомника). Только вот щурилась на мою физиономию как-то тревожно. — Нэйш обмолвился, что вы вроде как сработались. И поскольку я пока от него такого не слышала не то что после двух выездов в паре с кем-то, а вообще… Кейн, точно всё в порядке? — Немножко выматывает с ним срабатываться, — выдал я в ответ привычную полуправду. — А так-то — просто замотался. Обещаю быть в образцовом порядке, как только малость передохну. Кажись, удалось даже сделать вид, что поясница ноет после разборки с гидрой. Хотя мне до сих пор в дыму мерещится встревоженный взгляд варгини. Нанесло ж на начальство с такой чуйкой! Спасибо еще, у Найжи чутьё похуже. Может, его просто отшибло плотной завесой из дыма и перца, которая колышется в воздухе. — Стало быть, теперь вы с этим Нэйшем приятели? — Самые что ни на есть наилучшие, — заверяю я, — всё путём. Так что пусть Гильдия даже не думает слать своих живодёров. Так и скажи — я разберусь сам. Связной Гильдии кивает, заходится в кашле. Машет — мол, всё, поговорили, новости передам, а ты давай тут, внедряйся дальше. И бежит на свежий воздух — то есть, насколько он там свежий в бедном квартале с кучей табачных лавок и сапожных мастерских. Не спеша докуриваю. Рука от плеча так и ноет ещё, хотя мазь от Аманды чудо как помогает. Три медянки на поднос — комплимент хозяину. Вежливый поклон. На выход получается пойти уже вполне себе ровно, хоть поясница и тянет. Вокруг, в дыму, тонут недосказанные слова. Ага, ага. Я разберусь сам, Найджи. Я разберусь с ним сам. Подставив во время задания. Столкнув с каким-нибудь заказчиком. Во время выполнения моего задания - ведь когда-то мне про него да сообщат! Или даже после. Придумаю что-нибудь. Непременно. Крысы — чертовски мстительные создания. Склонны помнить долго, а бить — исподтишка. А до того будут извиваться, притворяться испуганными, избегать вашего взгляда — и выжидать, выжидать… Рано или поздно — вы утратите бдительность и подставите спину.