«…однако, в случае, если ты дал обет – другу ли, возлюбленной ли, родителю ли – да пребудет он нерушим и через годы и да употребишь ты все возможные силы на то, чтобы исполнить обещанное…» Имменей Варс. Книга адепта Единого
ЛАЙЛ ГРОСКИ — А я-то думал, варги — олицетворения милосердия, — поведал я в пространство. Дежурная сторожка отнеслась к такому заявлению с умеренным вниманием. Капканы в углу, в общем, не возражали. Засаленные карты на столе — тоже. Потертые куртки на вешалке, прочий хлам и пауки под потолком молчаливо сочувствовали. — Добрые, заботящиеся о живых существах, — безутешно продолжил я, адресуясь к щелястым стенам. — Благородные и жалостливые… ну, по крайней мере, они не склонны к таким вот подлым финтам в духе Шеннета-Хромца. На сей раз пространство отозвалось тихим смешком. — Мне кажется, ты драматизируешь, Лайл. Ты против моего общества? Нет, у меня тут просто крысиная истерика средней величины. Потому что свой второй штрафной патруль я должен был отрабатывать в компании Арделл. Только вот у той нашлась какая-то дополнительная тысяча дел, из-за чего Гриз приволоклась в питомник поздно вечером. И не соизволила меня уведомить о смене планов. Так что в сторожке я застал празднично улыбающегося Нэйша. Повинуясь воплю инстинкта, я чуть было не выскочил обратно на улицу. Потом еще пару минут молчал, прежде чем начать стенания перед сторожкой. Чтобы начать их по крайней мере цензурными словами. — Ты это о том, что мне придется ночь разгуливать в паре с тобой по лесу, полному опасных и диких тварей? Нет, я преисполнен энтузиазма. Но, знаешь, ли, считаю, что Арделл могла бы и предупредить. Чтобы я подготовился — скажем, сломал себе ногу или еще какую конечность… Почему вообще она не пошла сама? Не спрашиваю, почему не Мел и не Хаата. Терраант и так ошивается по питомнику чуть ли не круглые сутки, надо же и ей хоть изредка, но спать. Мел в последнюю девятницу — ни на шаг от миляг-тхиоров, и даже добилась с ними определённых успехов. Тхиоры безоговорочно почуяли старшую по кровожадности. Скоро они будут ей тапочки приносить. — Насколько я понял — сегодня произошло что-то подобное тому, что мы видели в зверинце Гэтланда. Только на востоке, в Дамате. Зверинец какой-то знатной особы, с теми же последствиями, вроде бешенства зверей. Меньшие масштабы, впрочем. Понятно, почему у Арделл был такой убитый вид по возвращении. Нужно будет забежать к Аманде, осведомиться о подробностях: нойя обожает посплетничать в рамках приличий за чаем со сладостями. Ну, а вчера у Гриз было ночное патрулирование открытой части, а позавчера они с Мел ночь возились с захворавшим грифоном… — Думаю, она просто решила позволить себе маленький отдых. Ну, а поскольку остальные были заняты… можешь считать — это её маленькая просьба. Ну да, ну да, и я не буду комментировать, с чего бы Нэйш явился от начальства в приподнятом настроении и с сытой улыбочкой. И почему машинально приглаживает волосы и поправляет ворот рубахи — чтобы лежал побезупречнее. Фреза до меня в подробностях донесла, что у устранителя с главой ковчежников… многогранные отношения. — Просьба, само-то собой. Влепила тебе парочку внеочередных, а? Свою куртку я уже скинул, нацепил плотную служебную — из дубленой кожи яприля. Малость великовата, но моего размера пока не пошили — приходится выбирать, из чего есть. Перебрал маск-плащи в коробке у двери — не тратить же свой! Почти все изодраны или в пятнах… ну вот, есть поприличнее. — Хотя тебе же нет нужды, да? Сколько у тебя вообще штрафных дежурств? Больше, чем у всех вольерных и всех сотрудников, взятых вместе. Это до меня донесла Иза — когда я составлял ей компанию за стаканчиком деревенского винца. Нэйшу снаряжаться было не нужно: при нём был неизменный белый костюм из таллеи, плюс маск-плащ. Плюс тревожно хорошее настроение. Так что он сидел на крае стола, подкидывал на ладони дарт и поддразнивал меня взглядом. — Несколько здесь… несколько там… я не считаю. Своего рода коллекция, не так ли? Мой последний штраф был, кажется, за тот случай с драккайной и её потомством. Или за что-то другое. В любом случае, у меня пока что нет штрафных дежурств из-за того, что я не смог разгадать козни невинной маленькой девочки. Ну, я так и знал, что мы к этому придём. Мало мне Аманды с участливым: «Как заживают укусы, золотенький? А? А как тебе бальзам, который я приготовила для маленькой Мариэль, ай-яй, так и знала, что понадобится…» И презрительных пофыркиваний Мел. И приглашений Лортена на выпивку. — Если тебе завидно, что ты прозевал такой редкий экземпляр — так и скажи, — Теперь я копался в коробке со снотворным на столе. — У тебя-то само собой всё с пометочками «За устранение кого не следовало»? К слову, у меня есть тут теория, почему это Арделл решила послать нас в дежурство двоих. Думаю, боится оставлять тебя с питомником наедине — это же у тебя там дарт? Ты, случайно, не собираешься кого-нибудь грохнуть во время нашей маленькой прогулки? Выбрал три бирюзовые бутылочки снотворного из коробки — не помутневшие и с хорошими пробками. Забросил в карман. Проверил фонарь из желчи мантикоры: сдвинул заслонку наполовину, потом на полную: двигается, светит. Сквозник в нагрудном кармане для связи — есть. Фляга с водой — во внутреннем. Теперь эссенцию альфина на ворот, чтобы хищники не лезли — и всё, можно идти. — Ну, мало ли, что может случиться, Лайл, — издевательски обозначил Нэйш, пропуская меня во двор первым. — Может попасться кто-нибудь особенно раздражающий. Ночка выдалась прохладной для второй девятницы месяца. Луна Глубинницы принимала ванну где-то в небесах — плавала в розоватой на горизонте пене облаков. Питомник дневной засыпал: сонно похлопывали крыльями грифоны, погромыхивала хвостом стимфа; единороги фыркали и похрюкивали яприли — готовились отойти ко сну. Зато просыпался ночной питомник, и всё чаще раздавалось настойчивое «урлюлюлюлю» гарпий-бескрылок, порыкивание драккайн, бурчание уже почти что выздоровевшей мантикоры… а вот алапард выдал ленивое, растянутое «аррррау». В первый день здесь я полагал, что ночью в питомнике будет потише. И уснул исключительно из-за жизненного опыта, в котором значились учебка законников, Рифы и гостиницы вейгордского побережья. А ещё в воздухе застоялся пронзительный яблочный дух. Яблонь в питомнике и возле него было предостаточно. От мелкой, корявой, усыпанной алыми плодами — под окном «Ковчежца», до дуплистой, раскидистой и огромной — уже за оградой. А теперь вот настала горяченькая пора основного урожая — и Фреза сутками пропадала за варкой повидла, а Аманда постигла новые вершины выпекания яблочных пирожков на меду. У вольерных и Изы добавилось работы — обтрясать ветки и собирать паданцы. Зверушки вроде яприлей, единорогов и лайлов гроски от такой пищи были в бурном восторге. Впрочем, себя что вольерные, что Иза тоже не забывали, так что вся округа который день благоухала сидром. Пьяный запах яблок слегка перебивал мускусный дух альфина на моем воротнике. А ночной концерт питомника — хриплые взвизги крысы. — Мне нужно рассказывать тебе о правилах поведения, Лайл? — справился Нэйш, который шаг в шаг следовал за мной по тропочке. — Думаю, я как-нибудь да обойдусь без подробных инструкций. Что-что — а это Арделл донесла до меня в подробностях. От «находиться в прямой видимости с напарником» до «постоянно держать при себе снотворное» и «ни в коем случае не лезть на рожон». В свой первый ночной патруль я ходил вместе с ней же, пару девятниц назад, второй был вместе с Мел. И оба раза всё прошло сносно — ну, помимо того, что Мел то и дело сигала в кусты обниматься со знакомыми зверушками. Четвертый раз — та грань, когда к работенке пора бы уже привыкать. Только вот перед тобой неотвратимо вырастает тёмная стена деревьев — и воображаемый сквозняк так и гуляет по позвоночнику. И на лесную тропу вступаешь с трепетом, как в первый раз. Потому что питомник же остаётся у тебя за спиной — малость чокнутый, но, в общем, довольно уютный питомник, где звери отделены от тебя клетками и досками загонов. Само-то собой, приходится заходить в клетки по работе. Но это… не то. Особенно ночью. Днём мне тоже приходилось прогуливаться по заповедной части питомника — проверял вместе с вольерными кормушки, наполнял зельями поилки, Арделл учила меня читать следы и показывала тропы перед ночными патрулями. И лес был, в общем, обычным лесом. Дубы, ясени, кустарники, дикий виноград, дальше вглубь — ели и сосны, ничего, словом, особенного. Животные большей частью отсыпались где-то на полянах и за кустами. Или прогуливались на водопойных тропах и у кормушек. А ночью вот питомник менялся. Словно сдёргивал с себя бархатно-зеленую шкурку притворства — и становился опасным и… чуждым. Тени съели последние закатные лучи, перемигнулись и надвинулись, извиваясь от предвкушения. Деревья потянули лапы — с тихим, насмешливым шелестом приглашая покружиться с ними в ночном хороводе. И начали один за другим зажигаться огни, будто в ответ звездам на небесах. Желто-зелёные и ярко-зеленые точки, переползающие с места на место — сперва одиночные, а чем дальше в лес, тем гуще, больше, чаще… Праздничная иллюминация — светляки-гроздевики, которые встречаются там, где много магических животинок. Очень облегчает патрулирование в том смысле, что не нужно постоянно держать фонарь. Если бы только это сборище гроздевиков не превращало ещё лес во что-то призрачное — словно из страшных сказок. Не ходите, деточки, в лес за огоньками — не вернётесь… — Нервничаешь, Лайл. Шёпот напарничка над ухом заставил меня взлететь на полметра вверх. — Подсказать тебе — почему?! Свет гроздевиков обратил физиономию устранителя в что-то потустороннее и зловещее — ещё и глаза стали совсем зелёными. — Смотри на это как на небольшую прогулку. Отличная ночь, чтобы подышать свежим воздухом. Из глубины питомника донёсся неопознанный, но зловещий вой. Звучало так, будто нас учуяли и крайне хотят сожрать. Нэйш не повел бровью — ну, а что взять с человека, который в заповедной части пропадает не только ночами. Он ещё и на рассвете тут пробежки устраивает: это я узнал от трепетливой Уны, которая исправно кушает нашего устранителя глазами. Славные такие тренировочки по утрам в любую погоду, по принципу: «Если во время пробежки на меня нападёт хищник — это проблемы хищника». Насколько я понял из рассказов Уны, хищники передавали информацию об отмороженности устранителя из уст в уста. Только так могу объяснить то, что никто пока не запал на движущуюся мишень. С фатальными последствиями для себя. — Прелестная ночка, ну да, — сказал я в древесную темноту, подсвеченную гроздевиками. — И роскошная прогулочка под ночные распевки здешних обитателей. — Мы даже можем встретить браконьеров, — кажется, это была сомнительная попытка меня подбодрить. Я молча отвернулся и затопал по тропе. Нэйш тихо хмыкнул за спиной и — лёгкий шорох кустов — соскочил с тропы вбок, скользнул между деревьями. Шаг у устранителя переменился, стал текучим и бесшумным, и его стало чертовски сложно различать в темноте. Впрочем, как и Мел и Арделл — эти вообще сливались с лесом, но верный инстинкт предупреждал: где-то тут, идут рядом со мной, время от времени находят меня взглядом… Тропа истончалась, ветвилась под ногами, приходилось остановиться и сличать направление по меткам. Метки делались светящейся краской на стволах деревьев — работа вольерных. Едва заметные стрелки с пометками буквами: юго-восток, северо-запад, к гарпиям. Значит, сперва на юг, оттуда браконьеры являются чаще всего. Как раз, ради чего и затевались ночные патрули: зверушки-то между собой разберутся сами. А вот от любителей поживиться в заповедной части питомника приходится как-то отбиваться, потому как — лезут не переставая. Группами и по одному (да, бывают и такие идиоты). С ловушками, с артефактами, с ядами, с опасными капканами, а то и просто с магией. Деревенские храбрецы, решившие поживиться редкими зверушками. Контрабандисты, которым нужны животные на продажу в зверинцы. И аристократы, которым не указ законы Илая Вейгордского. Словом, хватает любой братии. — Приходят они обычно от ближайших виров и со стороны реки, — поясняла Арделл еще в мою первую девятницу на новом месте. Черкая при этом карандашом по карте питомника и окрестностей. — Смотри, вот наша заповедная часть. Она тянется вот так, простирается от «Ковчежца» вдоль на десять миль. Это и есть питомник, а дальше идут заповедные земли миль на двадцать, ну, а потом начинают тянуться леса, плавно переходящие в тильвийские болота. Теперь взгляни. Наш питомник зажат между рекой, полями… и прочими преградами. Там, где лес примыкает к территории зверинца — это узкий клин лесной территории. Потом он постепенно расширяется. Так что мы выпускаем зверей, которые выздоровели и которым можно дать свободу… прямо вот сюда, в лес. Иногда помогаем освоиться… — Это добычей им, что ли, служите? — Нет, но… возвращаем охотничьи навыки. И стараемся отучить от доверия людям. Это работа наша с Мел и Хаатой… Так вот, звери какое-то время остаются на узкой части, ближе к нам, а потом продвигаются всё дальше вглубь территории. Осваиваются, начинают охотиться — и уходят в тильвийские леса, ну, а там уж — мигрируют, куда захотят. Я уже знал, что бестии не жрут друг друга. Так что не задал постыдный вопрос: а не может ли вылеченный и отпущенный алапард сожрать вылеченного и отпущенного единорога. Зато спросил другое: — А как обстоит дело с теми животинками, которые у нас обычно не водятся? — осведомился я тогда. — Скажем, йоссы — они же в основном живут на севере? Или вот даматский подвид гарпии — это ж восточные зверушки? — Возвращаем в места обитания, тут без вариантов, — отозвалась Арделл, поглаживая наглого котяру, который вспрыгнул прямо на карту. — Так вот. Браконьеры повадились прогуливаться где-то на этом уровне. Видишь? Где лесная полоса еще довольно узкая, а территория питомника подходит к концу. Животных здесь очень легко найти, они не успели еще уйти вглубь и попадаются часто. Так что наша задача… Наша задача — сделать так, чтобы браконьеры не повредили зверушкам. И наоборот — чтобы зверушки не внесли себе приятное разнообразие в ежедневный рацион. Мел, правда, так и заявила: пущай едят придурков, те сами напросились. Главное — чтобы милые драккайны-вивернии-алапарды-керберы не потравились. Словом, патруль обычно выглядит как прочёсывание леса на всю ночь (ноги болят после жутко, но спасибо мазям Аманды). Один патрульный просматривает округу на предмет ловушек и капканов. А второй страхует и, если что, вытаскивает товарища из ловушек и капканов — а то были, были случаи… Аманда как-то обмолвилась, что одного из «клыков» — тех, что были до Нэйша — они на патруле и потеряли. Так что ночной патруль — счастливая обязанность не вольерных, а исключительно членов ковчежного «тела». И, к слову, я тут чувствую себя… хвостом, а не панцирем. Поджатым длинным, голым хвостом. Потому что ночная песнь уже началась — и летит со всех сторон. Истерически хохочут вездесущие пересмешники-скрогги. И нежно позванивают на ветках золотистые тенны, и высвистывают что-то непристойное шнырки… древесные, что ли? Ну, с этих станется. И в кустах, и между деревьями время от времени возникают, вспыхивают точки — провожают с пристальным, целенаправленным интересом. Непохожие на светляков точки — плывут и стелются: зелёные и оранжевые огоньки. И вой игольчатника за тридцать шагов, гулкие, хрусткие, тяжелые шаги позади, мурлыканье алапарда у ручья, далёкие, хриплые крики гарпий — это уже всё почти привычно и не вызывает страха. Страшнее всего — эти, которые молчат и крадутся в темноте, так что я вижу только тени… и не понимаю: есть там кто-то, среди кустов? Или это очередная тень распласталась по поляне? Вздор, на тропы они не сунутся, тропы ограждены отпугивающими артефактами, обработаны зельями… тропы — привилегия персонала. Только вот в этой привилегии, если вдуматься, есть пара интересных оговорок. И первая из них — кровь. — Если животное ранено или учуяло кровь — оно не реагирует на отпугивающие зелья и артефакты, — это Арделл повторяла до одури. — Как и при болезни или бешенстве. Если животное вышло на тропу — сразу же применяй снотворное. Без раздумий. Даже если оно целенаправленно движется к тропе — не рискуй. Даже если оно слишком близко подошло к тропе. Интересно бы знать — вот эти… которые, я почти уверен, слушают мои шаги и крадутся там, за древесными стволами (или всё-таки — не крадутся?!) — насколько близко они? Настолько, чтобы запустить в кусты флакончиком быстродействующего снотворного? Вздор, конечно, «Бирюзовый сон» — штука мощная, быстро испаряется, но зато и действует точечно, швырять нужно в зверя или прямо перед ним… Так что остаётся утешать себя тем, что зверушек отпугнет секрет альфина у меня на воротнике. Ну, или артефакты по краям тропы. Или аура опасности вокруг нашего «клыка». Кстати, где это он? Я остановился осмотреться, посветил фонариком на стволы, удостоверяясь, что иду верно. Из кустов донеслось недовольное ворчанье, и фонарик я притушил. Сощурился, соображая: что там может шебуршать, за этими зарослями. Потом развернулся, чтобы идти, и обнаружил, что Нэйш стоит в двух шагах от меня, задумчиво пялясь куда-то поверх моей головы. — Песнь Охоты, Лайл. Пора бы уже перестать так подскакивать, наверное. Но что тут сделаешь, если грызун прямо-таки взвился в вопле? — Черти водные — ты хочешь меня заикой сделать? Я же, вообще-то, мог бы и врезать, не разобравшись. Нэйш мимоходом качнул головой — мол, сомневаюсь, что ты мог бы. — Это Песнь Охоты. Слышишь? Гарпии напали на след добычи. Всё равно что сказать уличному торговцу: «Эй, ты же слышишь вон ту арфу в этом оркестре на сто разных инструментов?» В какофонии ночного питомника потерялся бы любой композитор. — Ну, если ты так говоришь… — Две мили, может три, — Нэйш повел пальцем, намечая линию движения. — Это если напрямик, по лесу. Что бы их могло так взбудоражить? Пожалуй, я взгляну. Я подумал было возразить, но обнаружил полное отсутствие звуков в организме. Ну, помимо нарастающего крысиного визга. — Ты меня замедлишь, да и не думаю, что ты горишь желанием покинуть тропу. И тебе же не нравилось моё общество, а, Лайл? Очень может быть, что он от души наслаждался моим оцепенением. Молчанием. И ужасом, который потихоньку начинал сочиться из всей моей натуры. Но успешно скрывал это — за маской чуть издевательской заботы. — Справишься? Ну, конечно, справишься, ты специалист по выживанию. Закутайся как следует в маск-плащ и продолжай движение. Не сходи с тропы… и кричи, если что. Высверк прощальной улыбки и заботливое похлопывание по плечу на прощание… и всё, «клык» пропал между деревьями раньше, чем я успел вцепиться ему в маск-плащ и заорать в лицо: «Ты что, совсем поехал кукушечкой — оставлять меня здесь одного?! На тропе — но одного?! Наедине с тенями, плотоядными звуками и взглядами? Да Арделл же повторяла — нельзя расходиться! Да ведь я же…» — А, да, Лайл, — полетело из темноты. — И не суйся на территорию гарпий. Лёгкий шорох удаляющихся шагов после этого оказался громче визгливого хохота скроггов. Я оперся на шершавую кору здоровенной сосны на развилке. Глотнул прохладного воздуха с нотками неизменных яблок, и опадающей листвы, и грибов, и чего-то неуловимо звериного. Сейчас нужно было непременно справиться с обезумевшим грызуном внутри — иначе я сотворю что-нибудь бездумно-трусливое, что выльется в нехорошие последствия. Попытаюсь догнать Нэйша, например. Или брошусь обратно в питомник. Собьюсь с тропы. Потому что крысиный инстинкт — конечно, хорошо, но только не когда крыса полностью выключает разум. Уж я-то знаю. Придавленный грызун корчился и бился, а я давил его, давил и шептал словечки, которые обычно цедила Мел по адресу браконьеров. И старался убедить себя: это просто шуточки Нэйша, ничего больше. Решил малость развлечься за счет своей любимой игрушки. Посмотреть, как я буду вздрагивать от каждого шороха. Небось, на самом деле будет где-то поблизости, наблюдать, будто за бабочкой в агонии… а я… Ну, веду себя гораздо менее достойно, чем бабочки в агонии. Сцепил зубы, сплюнул. Выудил из внутреннего кармана фляжку — жаль, с водой. От воды полегчало, так что я смог сдвинуть ногу вперед по тропе. Умница, Гроски. Шажочек-другой. От этого не убудет, а? И впрямь, просто прогулка лесная, ну, а что ночью… так и это бывало, да? Вот еще с часик погуляем, послушаем (и ничего, что вокруг плавают какие-то там огни. Это светляки — и заткнулись там, не рычать, насекомые!). А дальше, если Нэйш не вернется, можно будет вызывать по сквознику Гриз — ручьев-то вокруг достаточно. И поинтересоваться: что бы мне сделать в такой ситуации? Едва ли меня после этого отправят в патруль в такой компании, ну, а раз так… всё, если пораздумать, очень даже неплохо. Только, разве что, скрогги над головами, да голодные тени за кустами. Ну, и еще ветерок время от времени доносит порывами вонь от логова гарпий. А у этих тварей, как известно, ко мне великая гастрономическая любовь, вне зависимости от подвидов. Так что надо бы быть поосторожнее. Мел как-то бросила под хорошее настроение, что здесь красиво. Наверное, если присмотреться — все эти ручьи, светляки и кружева теней — и впрямь симпатичны. Для Мел. Скверно другое: невозможно так и гулять по тропе в полной боевой готовности. Расслабляешься и отвлекаешься, и в голову начинают лезть мыслишки наподобие: как-то там мое задание, интересно? В прошлый визит в Вейгорд-тен меня даже не пропустили к Стольфси. В «Честной вдовушке» ко мне спустился в зал связной Гильдии. И обозначил коротко: новости будут, когда будут. Заклад и контракт не отменяются, жди сколько нужно. И не смей появляться в этой таверне. Пришлось с горечью проститься с Милкой и ее превосходным пивом. Хотелось бы — чтобы ненадолго… Но всё-таки — у заказчиков что, что-то не ладится, а? Или меня нарочно посылали настолько заранее, чтобы я полностью втерся в доверие (ты делаешь это шикарно, Гроски, — хмыкнул внутренний голос). Но тогда что это может быть? Что? Крик. К заданиям и размышлениям он не относился никак. Зато как следует прорезал ночь — где-то на востоке, куда ушел Нэйш. И это не был крик животного: я много раз слышал, как кричат люди, и на Рифах, и до них. Так что узнал сразу. А потом я наконец-то услышал Песнь Охоты гарпий-бескрылок — когда она разрослась и заплескалась между деревьями. Отдаленное, но ясное «Урлюлюлюлю!», пронзительные, игривые, хищные взвизги… Миля? Две? Да где ж они и почему перемещаются? Питомник вокруг заинтересованно примолк. Я затормозил посреди тропы и пялил глаза в подсвеченную гроздевиками тьму — а где-то там, в глубине, между деревьями звенело и перекатывалось бесконечное «Урлюлюлюлю!» Отдавалось эхом, раскатывалось и разливалось, и ширилось, и металось в разные стороны… Гарпии любят поиграть, ну да. Погонять добычу туда-сюда. Развлечься с ней, будто кошка — с мышкой. Очень может быть, меня только поэтому и не съели в питомнике за три месяца. Пока гарпии настраивались на игру с обедом — обед уже пробегал мимо их клетки. Но это… Криков больше не слышалось, только ликующие вопли гарпий — то дальше, то ближе, то влево, то вправо… где ж там Нэйш, вир его побери. И что делать — стоять на месте и молчать или орать, ну просто для разнообразия? Крики гарпий как будто начали отдаляться и глохнуть — а потом «Урлюлюлюлю» опять резануло слух — и теперь уже куда ближе. Остальные гарпии гнали кого-то на восток, а одна, особенно упорная, судя по звукам, неслась прямо ко мне… неужто учуяла новую добычу? Нет, просто нарушители разделились, и теперь вот бескрылки гонялись за кем-то там, в глубине… А один браконьер отстал или заплутал — и я его уже слышал, под его шагами трещали ветки, пару раз он влетел в кусты и вскрикнул. И вокруг него — сужая круги — носилась торжествующая бескрылка, и «Урлюлюлюлюлю» не смолкало ни на миг. Гонит в логово, — сообразил я каким-то задним умом. Это где-то впереди по тропе, так что надо бы сместиться… Сто ярдов я отмахал единым мигом и крикнул потом: — Эй, кто там есть, бегите сюда, на тропу! Здесь она не тронет! Эй! Сюда! Хорошо бы — он не был ранен, потому что если там кровь… Браконьер, видно, услышал мой крик, потому что теперь держал курс по лесу точно на меня. Только вот я его всё равно не видел из-за деревьев и кустов, и еще, как назло, здесь был темный участок тропы, без гроздевиков. Так что я достал фонарь и теперь светил им в чащу, покрикивая: — Сюда, сюда, на меня, а ну быстрее! А вокруг меня смыкалась тьма, и скользили тени, и я слышал, как скользит и падает браконьер, пытаясь до меня добраться (мать-Аканта, да он, никак, уже в самое логово влез). И понимал, что вряд ли он дойдет, потому что ликующие вопли гарпии всё ближе и ближе, и стало быть — скоро я услышу крик… — Давайте сюда! Бегите что есть мочи! Давайте, уже близко! «Покидать тропу, конечно, можно, — говорила Арделл, когда давала инструкции. — Особенно если худо-бедно ориентируешься, а тебя еще и прикрывают. Но желательно бы не лезть к животным прямо в логово: все виды защищают свою территорию, и тут струя альфина их уже не собьёт». Дальше припомнить инструкции я не успел, потому что развесёлое «Урлюлюлю» сменилось всплеском и коротким воплем ужаса. Инстинкт законника, — сказал я себе, пока проламывал кусты и несся между деревьями в направлении звуков. «Твоя дурость», — не согласился внутренний голос. Вечный серый компаньон прибавил что-то неопределенно-тревожное. Потому что последний полог из ивовых веток наконец-то поддался, и я рассмотрел трагедию, которая скрывалась за этим занавесом. Вместо подмостков театра выступала небольшая полянка, явно служившая спальней для бескрылок. Так что декорации были в типичном стиле «гарпианский исконный»: трава вытоптана и изгажена, всюду кости, перья, отрыгнутые комки и прочие неароматные отходы. А ещё — куча раздобытого барахла наподобие старых сапог, кружек черепов, до чего так охочи гарпии. Жертва (рыжий и молодой браконьер) настроилась на героическую смерть, прижавшись к дереву и выставив перед собой ладонь с Печатью. Гарпия-бескрылка полагала, что это её бенефис. Потому наступала на жертву по всем правилам театрального искусства: прыжок туда, прыжок сюда, встопорщивание серо-бурых перьев (почему-то мокрых). Угрожающее помахивание крыльевыми отростками и пощёлкивание зубастым клювом. Блеск чешуи и роскошь длинных игривых воплей «урлюлюлюлю!» — Боженьки, — выдал я вместо законных аплодисментов. Крупная тварь, ирмелейский подвид, ростом повыше своей жертвы, если шею вытянет. И настроена сперва поразвлечься, а потом и пообедать, стало быть — нужно доказать ей, что ночной сон полезнее, чем ночная обжираловка, вот только… только вот… Только вот это было бы легче сделать, если бы в кармане у меня было снотворное. Флаконов в кармане не оказалось. Ни в одном. Зато правый порадовал меня дырой, в которую можно было запихнуть бюджет Вейгорда. Водные черти, и кто ж её проковырял-то такую… И да, было как-то слегка самоуверенно вламываться на полянку, не достав снотворное. Всё равно что вылезти на сцену посреди представления и возопить: «Эй, а можно я тут тоже буду жертвой?» Потому что на мою скромную персону тут же обратили внимание решительно все действующие лица драмы. — Уберите эту тварь! — заорал браконьер с какой-то странной уверенностью, что мне такое по плечу. — Урлюлюлюлю! — с радостным предвкушением выдала бескрылка. У которой в мозгу сработал естественный для этих тварей переключатель на «Сожрать Лайла Гроски». — Ма-а-а-а-ать! — переорал я гарпию, оценив её первый прыжок в мою сторону. «Бежим!» — взвизгнул внутренний грызун, привычно принимая на себя руководство моей тушкой. Сзади были ветви и кусты, так что инстинкт дёрнул вбок — туда, где поляна расширялась и тёк загаженный ручей. Гарпия развернулась следом, сделала пару боковых коротких прыжков, следя немигающими жёлтыми глазками. — Йихахахахахаха! — то ли призыв своим, то ли просто радость оттого, что можно будет позабавиться. И альфинные метки не действуют, потому что она меня видит. Это я соображал уже, ныряя за ствол дерева. Бескрылка подоспела следом, и мы пошли по кругу, играя в «а куда ты побежишь теперь». Влево? Или лучше вправо? Или просто вокруг ствола? — Легче, красотка, легче, — шипел я, пытаясь нащупать в кармане снотворное, но проклятая штука провалилась в дыру основательно. Флаконы перекатывались где-то внизу, внутри полы. Да ещё мне приходилось отвлекаться на тварь, игривую как котенок. Как огромный, чешуйчатый, с перьями котенок, который хочет вам выпустить кишки. — Урлюлю? — спросила гарпия, склоняя набок головку и кокетливо лупя хвостом по земле. — Да, умница, умница… — и как только Мел находит общий язык с этими мерзавками. Вроде как, голос нужно поспокойнее, никакого страха, только забота и любовь. — Спокойнее, дорогуша, спокойнее. Мы с тобой найдем общий язык, просто нужно немного… а-а-а, черти водные! Бросок был еле уловимым, таким мгновенным, что меня опять спасло только чутьё. Гарпия наскочила на ствол дерева слева, вытянула шею, щёлкнула зубами — и я выдернул руку из кармана, влупил лёгкий холодовой с Печати, сиганул вправо и через ручей, но впереди выросла стена кустов, в которых что-то подозрительно копошилось, так что я перепрыгнул обратно, едва не свалившись в воду. Бескрылка обиженно мотала хищной башкой, стряхивая льдинки. Судя по всему, я провалил переговоры на предварительном этапе. Ладно, будем играть по-своему. — Отвлеки её! — рявнул я браконьеру, сдирая с тебя куртку. Куртку выставил перед собой, заодно потряс кверху тормашками. Из карманов посыпались сквозник, бутерброд, фляга, ножичек и прочая мелочь, флаконы упорно не желали появляться. — Чем?! — отозвался позади рыжий браконьер. Который на удивление не сделал ноги. И не онемел, а только одурел, раз не понял — чем. — Собой! Магией! Можешь сплясать ей раккантскую народную-у-у-у-у! Может, я мог бы породить что-то более остроумное. Только это как-то сложновато сделать, когда изображаешь с гарпией-бескрылкой представление в духе аренных боёв. Разве что вместо красного полотнища в руках — служебная куртка. За взмахами которой приплясывающая гарпия наблюдает с полным одобрением: мол, отлично, теперь тебя и свежевать не придется! Флакон упал на землю как-то вдруг. Я его скорее почувствовал, чем увидел: он блеснул при свете гроздевиков совсем слабо, тускло, и почти сразу же гарпия шастнула ко мне навстречу. Так что я отправил куртку прямо в оскаленную, ухмыляющуюся морду, следом добавил бутерброд с ноги. И быстро пригнулся, схватил драгоценное снотворное, и теперь остался уже только бросок. — Увлюжлу, — невнятно донеслось из пасти бескрылки. В пасти теперь была куртка, но клятая тварь всё равно рванула ко мне навстречу, и я поднял руку в коротком замахе… В эту секунду нас окатило водой. Сплошным потоком — и меня, и гарпию, так что мы разом поскользнулись и наткнулись друг на друга в месиве, в которое обратилась поляна. Запоздало я успел понять, что это браконьер так вовремя выполнил мое распоряжение насчёт «отвлечь». У парня Дар Воды… чтоб его гарпии жрали. Вместо меня. Потому что снотворного больше нет. Флакон выскользнул из мокрых пальцев, весело подмигнул бирюзовым бочком и канул в ручей, и при неверном свете гроздевиков его теперь не найти — среди травы, веток и хлама, вроде старых башмаков… А меня сейчас сожрут, потому что упавшая было гарпия подхватилась на ноги. Я отскочил было в сторону с линии атаки, но почти сразу повалился в вонючую грязь, которой теперь полно было на поляне. Гарпия нырнула следом, мотая головой и не выпуская из пасти куртку. Будто пират, обросший за годы странствий густейшей бородищей. Издающий свои хриплые пиратские вопли: — Урглип-глип-глллл, на абордаж! Я выкинул было вперед руку с призывом холода — но тут гарпия в двух шагах от меня рванула в сторону и низко, жутковато зашипела. Вытряхнула куртку из пасти. Откатился подальше, подскочил — и увидел, что по морде твари проходит алая кровавая полоса. А рыжий браконьер замер в боевой позиции, и ладонь опять выставил. Ту, с которой он только что метнул в бескрылку нож. — Лучше б ты ей сплясал, — пробормотал я, отступая поближе к парню. Снова кристально ясно вспомнились наставления Мел и Арделл. Общие в одном: ни за что, никогда не доводить с животным до крови. Уж слишком возрастает опасность помереть. Бескрылка больше не собиралась играть — слышно было по гортанному рычанию… показалось даже — такое же откликнулось в кустах, то ли справа, то ли сбоку. Вариантов оставалось меньше одного. Пальцы сложили заученный в учебке пасс: «Каток». И выплеснувшаяся из ручья — спасибо браконьеру — водичка начала застывать, становясь ледком. По которому на нас и рванула бескрылка — с утробным клокотанием и с удивительной скоростью. Задорно похрустывая ледком. Максимальный удар холода я вломил, когда она пробежала две трети пути. Гарпия возмущённо подпрыгнула, будто танцорка на льду, издала вопль высочайшей противности, заскользила, рыча и взмахивая хвостом… Морда у неё покрылась изморозью, так что она не слишком-то различала — куда скользит. И с каждым оборотом набирала скорость — как и полагается при танцах на льду. Пока не наткнулась на торчащую из земли корягу, совершила удивительно изящный пируэт с перелётом и с невнятным «Урблю-блиньк!» отрубилась где-то в зарослях куманики. Судя по звуку — смачно приложившись башкой то ли во вторую корягу, то ли просто в дерево. На закрытую часть питомника после этого почти что снизошла благословенная тишина. Если не считать последних распевок тенн да зловещего похохатывания скроггов. Вдалеке слышалось подвывание и треск веток. Будто кто-то исключительно торопливо ломился подальше от этого центра безумия. В общем-то, я этого кого-то даже вполне понимал. — Спа… спасибо, — удивленно выдохнул рыжий браконьер. И тут же добавил торопливо: — Не подходите. Наверное, видок у меня, был чересчур красноречивый. Пока я поднимался на ноги весь в грязи и в помете гарпии, в перьях, листьях и какой-то малоопределимой дряни. Даже не хочу знать, что конкретно сулило моё лицо: недостаток зубов, боль в почках или в каких-нибудь более экзотических местах. Но парень выставил в боевом жесте правую ладонь со Знаком Воды и левую — с тускло блеснувшим артефактом огня. И зачастил скороговоркой: — Не беспокойтесь, я не причиню вам зла. Если вы будете благоразумны. Мы вполне можем разойтись миром. Просто идите своей дорогой, сделайте вид, что не заметили меня… Я даже могу вам заплатить. Надо же, а балбес-то, видать, не из браконьеров. Грамотная речь, да и одет не как деревенский. Видно, опять каким-то знатным придуркам пригорело поохотиться на особую дичь. Ладно, вязать его всё равно придётся. — И много? — осведомился я. Дел было в избытке: посмотреть, что осталось от куртки… немного, на самом деле. Подобрать сквозник и прочие вещи — рассовать по карманам брюк. — С собой у меня пятнадцать золотниц, но если мы решим договориться… стойте смирно, руки на виду! Не пытайтесь заговорить мне зубы. Двинетесь — я ударю. Я наслышан о вашем… «Ковчежце» и его обитателях, так что, уж поверьте, не стану медлить. На густо усыпанной веснушками физиономии была прописана твердокаменная решимость вдарить немедленно. Как только я рыпнусь или брошу косой взгляд. Так что я не стал бросаться взглядами направо-налево. Возвёл очи в небо. Там тоже было полно пересмеивающихся светляков, но эти хоть не мельтешили. — Боженьки, — выдохнул, разминая шею. — Позволь спросить — тебя-то где носило? Слабый шорох, легкий вскрик и звук падения позади я принял как должное. И глумливый смешок — оценку моего неотразимого вида. — Небольшие дела в окрестностях, Лайл. И здесь, вокруг. У ирмелейских бескрылок в привычке стайная охота. Озноб бахнулся за шиворот — будто крыса пробежала по позвоночнику. Я открыл глаза и завертел головой, вглядываясь и вслушиваясь почти с остервенением. Светляки по-прежнему гроздьями свисали с веток. Пересвистывались шнырки. Медленно оттаивал каток посреди поляны. Бедный браконьер сидел, скорчившись и схватившись за бок — и пытался впихнуть в себя хоть крупицу воздуха. Следствие знакомства с одним из обитателей «Ковчега», который стоял тут же, задумчиво разминая кисть и неторопливо оглядывая полянку. — Так что, — продолжил Нэйш, — мне пришлось сперва заняться теми тремя, которые вышли на след нашего второго нарушителя. Их я убрал усыпляющим, но догонять жертву времени не было: вы подняли шум. Я успел усыпить тех двух, которые были сзади и слева от тебя, так что, Лайл, ты бы мог и поблагодарить. — Точно. Мог бы. Знаешь, я бы, наверное, даже сделал это. Если бы ты убрал ещё одну гарпию — ту самую, вир тебя забери, гарпию, которая чуть не откусила от меня нехилый такой кусочек! Рыжий парниша издал придушенный шип, пытаясь подняться. Нэйш, аккуратненько снимая и складывая маск-плащ, чуть приподнял брови: — Судя по тому, что все твои кусочки на месте — с одной бескрылкой ты справился. У тебя ведь было снотворное? Оно — и прорехи в куртке, и чересчур шустрый браконьер. В это я вдаваться не стал — махнул рукой в сторону бескрылки. Вернее, когтистой лапы, которая виднелась из зарослей. Лапа слабо подергивалась: я отомстил за куртку сполна. — Не было времени доставать снотворное, пришлось вырубить так. Вот и ладненько. Пусть пока устранитель посмотрит — скоро ли эта тварь придёт в себя. Я пока что малость себя приведу в порядок … и надеюсь, парнишка там может идти после знакомства с Нэйшем. Говорить браконьер точно мог — потому что через силу выхрипел: — Это… не сойдет вам с рук. Вы… если вы думаете, что можете отделаться от меня таким способом… — Нет уж, куда уж, — отозвался я, засовывая в ручей трясущиеся, перемазанные руки. Вонь гарпии забивала дыхание, и даже светляки казались что-то уж слишком зелёными. — Не таким способом, само-то собой. У нас на тебя куда более зловещие планы. Попытки отмыть рубашку от следов гарпии — не самое странное, чем я занимался по ночам в лесу. Хотя за предосудительными занятиями меня обычно не пытались прожечь взглядами. — А мой проводник? — Ну, судя по тому, что мы его не слышим, он в большем порядке, чем ты. — Вы не будете его преследовать, чтобы отомстить? Надо будет спросить — этот парень не перепутал нас с какой-нибудь сектой, вроде Братства Мора, случаем? — Сегодня луна неполная, так что у меня как-то… нет настроения свежевать браконьеров. Позади раздался такой звук, будто парень подавился воздухом и вознамерился лопнуть от возмущения. — Я не браконь… — Отличная работа, Лайл. Вид у Нэйша, который теперь прислонился к молодому дубку, был почти умилённый. Будто у разводчика, который видит, как его породистый щеночек в первый раз берет след. Крыса застучалась изнутри о рёбра тревожно. — Да… — «клык» обогрел меня нежнейшей улыбкой, от которой бедняга-браконьер застыл с приоткрытым ртом. — Скажи, а ты не хочешь, случайно, стать вторым устранителем? С таким началом — я бы сказал, что у тебя талант. Визгливым хохотом залились скрогги над головами. Ладони сперва вспотели, а потом покрылись коркой льда, а ночной воздух куда-то подевался из лёгких. Может быть, туда же, куда моё понимание — что произошло, потому что я ж не мог, вир меня забери… — Погоди… она там что, померла? — Такое случается, когда ломают шею, Лайл, — участливо сообщил Нэйш. — Знаешь, впечатляюще. Практически никаких следов. Почти мгновенная смерть. Даже не думал, что ты прибегнешь к настолько эффективному способу решения проблемы. Да уж. Эффективнее некуда. И грызун это хорошо понимает, потому что визжит и носится, носится и визжит, пока я стою, упираясь в колени, и ловлю ртом воздух. И смешочки Нэйша — это мелочи, легкие укольчики, как в бабочку иголкой, потому что… — Я покойник. Твою же мать. Всё, с концами. Покойник… — Ты это про Арделл? Брось, Лайл, варгам же нельзя убивать. — Да, ты прав, — согласился я, тупо глядя перед собой. — Грохнет меня Мел. — Г-грохнет? — поразился виновник ситуации и попытался подняться. — Если успеет, — присовокупил я, вцепляясь в ворот рубашки. — Потому что Арделл сделает проще: выкинет меня за ворота питомника, а ты же помнишь, что мне нельзя отсюда уходить по небольшим таким, не зависящим от меня причинам?! Т-твою ж… Сперва Тербенно, потом провал с Милли, теперь вот это — кажется, судьба окончательно решила стать похожей на ушибленную крысу, которая пытается вылезти у меня из горла, цепляясь при этом за рёбра. И орёт дурниной так, что подкашиваются коленки, и не пытается искать выходы. Так что у меня ни выходов, ни идей. «Клык» озирал мою перепуганную физиономию с тщательно отрисованной фальшивой тревогой. — Ну, знаешь, я на своём примере могу сказать, что Арделл не так уж сурова к… нарушениям такого рода. — Не так уж сурова к тебе, а? — из горло лезло сплошь крысиное шипение со всписками. — Так может, потому что ты — это ты? Весь питомник вроде как в курсе, что ты у нее в любимчиках, гадают только — за какие-такие заслуги, и предположения, знаешь ли… разные. Как насчёт помощи? К фальшивой тревоге прибавилось такое же наигранное недоумение. — Помощи, Лайл? Тебе? — Ага, мне, — слова тонули в хохоте скроггов, так что приходилось подступать ближе, чтобы донести свою мысль как следует. — Ты же, вроде бы, предлагал мне помощь? Тебе же так нравится наблюдать за этим маленьким представлением, которое тут творится — так вот, хочешь и дальше измываться надо мной — включай мозг и помоги мне остаться в питомнике. Устранитель сузил глаза. Оттолкнулся плечом от дерева и встал прямо — чтобы разница в росте на голову была как следует заметна. Губа чуть-чуть вздернулась, показывая край белых зубов — будто хищник предупредительно показал клыки. — Лайл. Ты правда считаешь, что твое присутствие или отсутствие в питомнике значит для меня вообще хоть что-то? Ну да, ну да. Я же всего лишь очередной экземпляр. Может, занятный — трясущаяся, трепещущая крыльями крысобабочка. С помётом гарпии на крыльях. Но если экземпляр пропадет — разве не найдется следующего? — Ну, я же не идиот. Для тебя, вир побери, ничего не значит вообще ничьё присутствие или отсутствие. Но тебе же любопытно, а? Наблюдать. Ждать, чем кончится. И видеть, как крыса извивается в попытках отыскать выход. Почти как агония боли. Почти как тогда, на Рифах. Черти водные, я столько раз торговался за свою жизнь, я всегда знаю, кому и что предложить, и ни над одним человеком в питомнике у тебя нет такой власти, как надо мной — ты что, правда готов меня просто отпустить? Нэйш слегка шевельнул бровью, как бы говоря: ну как, что надумал? — Скрывать улики — вообще-то, не моя специальность. Твоя. Солёные капли ползли по лицу. Посвистывали древесные шнырки. Да крыса изнутри визжала зло и остренько — думай, давай, думай! — Мы вообще… можем прикинуться, что она это сама? Ты же сам сказал, следов нет. — Может, тебя это удивит, Лайл, но в дикой природе гарпии обычно не ломают себе шеи, просто прогуливаясь по лесу. Это удел куда более неуклюжих созданий. Нужно было сразу ему предложить аргумент: «Ты сможешь издеваться над моими вариантами» — он бы сходу согласился. — Так. Стало быть, нужно что-то решать с телом. Нэйш снял с пояса палладарт и теперь задумчиво постукивал лезвием по ладони. — Тело не проблема. Насколько я успел заметить, бескрылка была ранена. Запах крови вскоре привлечет остальных. Все гарпии каннибалы и падальщики. Отрадный факт, большое спасибо. — Стало быть, наша версия — «Её сожрали свои же. По невыясненным причинам». — Это могло бы сработать, если бы не одно маленькое препятствие. «Препятствие», о котором я как-то успел позабыть в пылу истерики, открыло рот и вполне связно сообщило: — Вы ненормальные. И знаете что? Я этого так не оставлю. Попытка изобразить на физиономии примирительную улыбку не удалась. Так что пришлось обойтись миной «ощер средней уголовности». — Можешь считать, у нас сегодня хорошее настроение. Так что уматывай. Найди своего проводника и ему тоже скажи сюда не соваться. И не думай больше показываться на территории. Понял? Браконьер сверкнул глазами и не поверил ни на грош. Судя по веснушчатой физиономии — и с планом он расставаться не намерен, потому обязательно полезет сюда во второй раз. За тем, что ему так нужно на нашей территории. Кстати, что ему так уж нужно? А, наплевать. — Беспамятники? — Хм. Ну да, ну да, мало ли на кого можно нарваться ночью в питомнике, пока я понесусь доставать зелье у Аманды. Да и посвящать саму нойя — не дело. — Ты, случайно, не знаешь каких-нибудь… точек забвения? — Нет, Лайл. Боюсь, тебе придется прибегнуть к более очевидным методам устранения препятствий. — Что… что это вы предлагаете? — осипшим голосом поинтересовался дурашка-браконьер. — То же, что всегда, — отрезал я, впиваясь в Нэйша средней суровости взглядом. Тот пожал плечами — мол, а почему нет-то? — Если вы думаете меня отвадить — у меня для вас дурные новости, — прошептал нарушитель, вынуждая меня закрыть глаза по второму разу. Потому что светляки уж слишком рассиялись на ветках деревьев. И потому что мне не хотелось видеть эту упрямую физиономию. Которая так и сообщала: «Ну, всё, теперь у тебя остался единственный выход». — Как я тебе уже говорил, Лайл, — долетело от устранителя, — мне не слишком-то нравится иметь дело с людьми… в этом смысле. Так что тебе придётся самому. Могу его придержать, если хочешь. Обеспечить молчание и отсутствие сопротивления. Рыжий парнишка попытался подхватиться на ноги, приземлился обратно и уставился на нас с ужасом. По лицу Нэйша понять — всерьез он или нет — было совершенно невозможно. Зато в желто-зеленом свете гроздевиков были видны задушевная улыбочка и стеклянный взгляд убийцы. — В чем дело, Лайл? Стесняешься? А как там поступали со свидетелями в той милой организации, после которой ты оказался на Рифах? Или тебя ни разу не направляли на подобные задания? Ну, знаешь, всё бывает впервые… Ага. Всё бывает впервые. К примеру, я еще ни разу не оказывался в настолько препаршивой ситуации. На волоске от потери «задания с заказом». И волосок — он всего-то жизнь рыжего браконьера. Крыса оскалилась, почувствовав серой, попорченной спинкой угол. Зашипела истошно: что ж ты медлишь-то, а?! — Здесь недалеко есть заросший вир. Неработающий, но… тело не найдут. Если обойдешься без следов в процессе — есть даже шанс остаться незамеченным другими обходчиками. А разложение в вирной воде идёт быстро, так что… — Боженьки, да заткнись уже, — прошипел я сквозь сжатые зубы. Подошел по влажному мху к незадачливому нарушителю. Молча нырнул под попытку врезать мне по скуле (у него что-то с магией или с мозгами, а?). Отцепил с пояса тонкую бечевку из арсенала незабвенной Фрезы и принялся вязать браконьеру руки. — Помоги его поднять, — буркнул в сторону Нэйша. — Надеюсь, он после твоей обработки может ходить? Стоило устранителю сделать в его сторону шаг — бедный парень подскочил как на пружинках. Вот и ладненько. Моя физиономия достигла уже такой степени перекошенности, что последнее «Куда мы идем?» — браконьер выдохнул через силу. — Навстречу жуткой, мучительной участи, — поделился я, — для нас всех. Даже и не знаю — с чем можно было сравнить наш обратный путь до открытой части питомника. Точно — не с триумфальным шествием. Может быть, с чем-нибудь арестантским, рифно-камерным. Впереди тащился рыжий нарушитель — с заботливо завязанными руками, ибо маг воды, пусть даже бестолковый — не совсем то, от чего можно просто отмахнуться. Парень наотрез отказался называть своё имя, зато пыхтел, сопел, дергал веревки и всячески на ходу соображал — каким еще изуверским мукам его подвергнут. Дальше следовал я — то ли второй арестант, но со свободными руками, то ли задерганный, раздраженный конвой. Спотыкающийся обо все корни в округе и шепотом костерящий: корни, идиотов-нарушителей, проклятых гарпий, светляков, скроггов и свою ненастную судьбу. Нэйш, по крайней мере, не стал набрасывать плащ, лезть в чащу и шариться по окрестностями. Он решил выступить в привычной роли: конвоя настоящего. Так что шел за три шага от меня и по временам подбадривал шпилечками. — Я прямо-таки опасаюсь оставлять тебя в питомнике одного, Лайл, — это было сказано в самом начале пути. — С учетом, чем это может кончиться для животных. Словом, я осознавал, что вывернуться мне не светит, Нэйш развлекался, а пленник строил планы. Он-то и подал голос, когда в осенней ночи уже зачерствели строения и вольеры. — Раз уж вы меня всё равно задержали — я желаю поговорить с вашей главной… с Гризельдой Арделл. Немедленно! Я испустил тихий вздох умирающего и покосился на Нэйша. — Обычно ночную добычу мы держим в сторожке до утра, — напомнил тот. — Но раз уж здесь особый случай, смерть животного… думаю, придётся разбудить Гриз. Он помолчал, оценивающе приглядываясь к порыкивающему, беспокойному ночному питомнику. — Я схожу за Йоллой. — Ну, а я пока что сообщу вольерным, что нужна новая патрульная гру… погоди, что? Йолла? Вообще-то, ночка была тёмная, но мне показалось, что на идеальном профиле устранителя читается почти что жалость. — Лайл. Мы собираемся разбудить главу «ковчежников» за два часа до рассвета. После двух бессонных ночей. С известием о том, что патрулирование провалено, у нас нарушитель, а одна из ирмелейских гарпий мертва по твоей вине. В таких случаях мы всегда посылаем Йоллу. — Да почему… — Или Аманду. В принципе, могла бы и Уна, но она опасается. И всё-таки Йолла… ну, знаешь… ребёнок. Похоже, я всё-таки слишком мало пробыл в питомнике. Во всяком случае — мне как-то невдомек, чем чревата такая побудка. — Ты что же, не можешь поднять её сам? Я-то думал, вы с ней… — Лайл, — мягко оборвал Нэйш. — Несмотря на мой Дар… я же не сумасшедший — так рисковать. Увидимся в сторожке. И скользнул во тьму. Мы с браконьером переглянулись молча. У парня на лице вполне себе было желание принять обет молчания. Ну, или остаться в питомнике, в каком-нибудь заболоченном вире. Не скажу, чтобы я не разделял его порывов.Перекрестье 2. Прогулки по ночам. Ч. 1
3 апреля 2021 г. в 13:50