Путь варга-1: Пастыри чудовищ

ЛАЙЛ ГРОСКИ       Вообще-то, меня дважды судили, так что всё происходящее было почти что даже и привычно.       Разве что вместо судейского зала со скамьями и высоким потолком выступала щелястая сторожка, насквозь пропитавшаяся запахами пота и алкоголя. И заваленная хламом вроде карт, старых кастрюль, сломанных лопат и подозрительного назначения ведер.       Публику и газетчиков заменяли сверчки по углам да порыкивание ночных хищников. Вместо дознавательного совета была лопающаяся от любопытства Йолла.       Нэйш мог сойти за обвинителя и защитника разом, поскольку с самого начала облюбовал единственное кресло, уселся, заложив ногу за ногу и всем своим видом показывал, что он тут не с подсудимыми.       В смысле, не со мной и не с рыжим браконьером. Мы-то как раз сидели в кругу света от лампы, на виду.       Руки я парню развязал, но мой собрат по преступлению всё равно негодующе пыхтел и прожигал судилище взглядом.       Если на этом действе чего не хватало — так это артефакторной завесы, скрывающей лицо судьи.       Потому что лицо Гриз ничего доброго не сулило. С того самого момента, как она вышибла дверь ногой и влетела внутрь сторожки, гаркнув вместо приветствия:       — Кто мёртв?       — Гарпия-бескрылка, — непринужденно отозвался Нэйш, пока мы с браконьером пытались отползти на стульях от разгневанной Гриз. — Два года, след рассеченной раны на загривке. Кажется, это Кумушка. Припоминаю, что Мел возилась с ней в прошлом месяце.       — Браконьеры? — осведомилась Арделл голосом, который не оставлял сомнений: шкуру спустит за то, что не уберегли.       — Я не браконьер! — возмутился пленник. — И я не имею никакого отношения…       Гриз заткнула его взглядом — так, мимоходом, будто огрела кнутом. Развернулась к углу с креслом и спросила, тщательно отделяя слово от слова:       — Ты что же, убил на территории питомника?       — Госпожа Арделл, — глумливая ухмылочка вслед за шелестом голоса представилась без труда. — Почему вы вообще подумали, что это был я?       — А что, я должна была внезапно подумать иначе? Предположить, что это был браконьер…       — Я не браконьер!       — …или несчастный случай?!       — Ну, в определенном смысле — это был несчастный случай. Если, конечно, вы считаете, что это обозначение подходит…       Нэйш позволил эффектно упасть окончанию фразы в пропасть. И упёрся взглядом в меня.       Осталось прочистить горло и показать: да-да, я ваш несчастный случай. Местами — так даже по специальности, только вот вы этого не знаете… и не узнаете уже, да.       Арделл прошагала за занозистый, грубый стол, на который я перед этим выгрузил добро, извлеченное из карманов пленника. Уселась и бросила:       — Рассказывайте.       Уж я-то знал, как давать показания — втянув голову в плечи, скорчившись на стуле и всем своим видом источая раскаяние. Нещадно валя на других («Это не я, это рыжий браконьер!» — «Да не браконьер я!»). Дрожа губами и обращаясь в основном к серым носкам своих сапог. Взиравшим беспристрастно и равнодушно, как и полагается хорошему судье.       Йолла у двери хваталась за щеки и ахала.       Гриз Арделл во время моей безрадостной повести прикрыла глаза и терла пальцами виски. Вообще-то, ей полагалось бы выглядеть даже забавно: в косо наброшенной рубашке, с растрепанными по плечам волосами и с припухшими от сна веками. Но вид у Гриз был такой, будто она сейчас попросит Йоллу удалиться, а после в щепки разнесет эту сторожку. Со всеми присутствующими.       Рассказ подошел к концу — и стало невыносимо от любопытствующего «стрррень-стттрень-стрррень» сверчков по углам.       — Я… соберу вещи к утру, если ты хочешь, — выдавилось напоследок. — Я… понимаю, что всё это… одно за другим… в общем, я мог бы остаться хоть вольерным… к черту. Я понимаю. Я соберу вещи.       Крыса надрывно рыдала внутри — большая любительница трогательных сюжетов… Вроде бы, Арделл глянула с разочарованием — было не понять из-за общего ее вида. Сравнимого с видом виверния, который сейчас шарахнет пламенем.       — Это уже тянет не просто на ошибку, — заговорила она звенящим голосом. — И не просто на глупость. Ты растерял последние мозги? Забыл о своих правилах? Или собирался таким вот образом поразвлечься?       Я вжал голову в плечи и открыл было рот для новой порции покаяния… Но Арделл, кажется, даже воздух не вдыхала и не собиралась делать паузы.       — Мне что — теперь ещё и на патрулировании ходить за тобой вслед, а? Или напоминать очередность работы с атакующими животными? И мне кажется — устранение это по твоей части, Нэйш!       Нэйш? Сверчки дружно поперхнулись и замолкли, а у меня заболела шея от резкого поворота влево.       Лица Рихарда видно не было, но носок ботинка качнулся вопросительно.       — Теперь мне ставят в вину, что я оставил животное в живых?       — Ты не вмешался, — Гриз приложила ладонью по столу. — Успел к моменту атаки и не вмешался. При этом гарпии сзади и сбоку могли подождать. Или вообще не атаковать! Ты это знаешь не хуже меня, вир тебя забери, это вопиющее наплевательство! — второй удар.       — Лайл новичок в питомнике! Ты вообще не имел права так далеко от него отходить во время патрулирования!       — Ну, я предполагал, что три месяца — достаточный срок, чтобы приобрести хотя бы минимальные навыки…       — Не для ночного патруля! Он на ночные дежурства только в этот месяц заступать начал, ты обязан был его страховать на краткой дистанции. А при обнаружении браконьеров…       — Да я не…       — А вами я еще займусь! При обнаружении браконьеров в первую очередь должен был активировать ближайший артефакторный «манок» на дереве. Мы что, зря их конфискуем, что ли?! Увести и отвлечь зверей, найти напарника, а потом уже лупить усыпляющим, если нужно. И в любом случае — не оставлять новичка наедине с разозленной гарпией, жри тебя мантикора!       Почти что бальзам для моей израненной душеньки. Ну, то есть, был бы бальзам — потому что в следующую минуту Арделл обрушилась на меня.       — Лайл… грифона селезенка — это что было вообще? Ты не знал, с кем ты в патруле? Если уж собирался уходить с тропы — почему не достал снотворное? Что куртка? Какая куртка? Вам всем что, мало говорили о том, что снотворное всегда должно быть под рукой?! Зашей карманы! Пришей новые! Держи склянку со снотворным в кулаке и не забывай про перчатку! Я же тебе об этом в твой первый патруль и говорила — что, за две девятницы забылось уже?!       Носки сапог поглядывали уже почти сочувственно. Кстати, ничего сапоги такие — брал крайтосскую кожу, так за два года даже не прохудились…       Дознавательный совет в лице Йоллы явно был на моей стороне. Потому что посапывал сочувственно.       — Насчет твоего удара…       — Это вышло случайно! — взмолился я. — Как только этот браконь… этот идиот влез под руку — все пошло наперекосяк. Я бил-то так, чтобы она просто вырубилась, думал продержать ее до прихода подмоги, а вышло…       — Слишком удачно, — ненавязчиво помог Нэйш.       У Арделл сделался такой вид, будто она сейчас придушит нас обоих.       — Да я в жизни не думал, что эта тварь может сдохнуть, просто куда-то там стукнувшись головой! Или чем она там стукнулась. И неужели ты думаешь, что я свернул бы с тропы, если бы вот этот остолоп не устроил с гарпией Псовые Бои посередь питомника?       — Я не устраивал бои! — прорезался голос у остолопа. — Эта ваша гарпия собиралась меня сожрать, что мне, по-вашему, оставалось делать — пригласить ее на ужин? Я вынужден был обороняться. И к слову — вы вообще вмешались не ко времени, я бы справился без вашей помощи…       — Переварился бы в желудке у чертовой твари?       — Кажется, вы ей пришлись куда как больше по вкусу!       — Заткнитесь уже оба! — грянула Арделл, бахнув по столу теперь кулаком. — Нэйш, удар был оправданным?       Мне живо припомнился первый суд, в Аканторе. Когда защитник сделал всё мыслимое и немыслимое, чтобы меня закопать.       Интересно, «Пошел в расход из-за гарпии-бескрылки» сойдет в запись Книги Утекшей Воды?       — Абсолютно.       Воздух в моих легких обратился в студень, так что облегченное «фу-у-у-ух» вместо меня издала Йолла.       Нэйш чуть выдвинулся из полутени — так, чтобы можно было увидеть лицо, полное бесстрастной искренности — ну, если не считать привычных полукругов у губ.       — Гарпия была ранена, раздразнена погоней, сопротивлением и кровью. Она видела цель. В таких условиях не срабатывают ни манки, ни защита эликсирами. Не факт, что ее замедлило бы даже снотворное. Я бы тоже бил на поражение. Эффективнее, конечно, было сперва использовать снотворное, потом пытаться затормозить зверя магией… но в целом — действия были грамотными. Да и потом, это же было непреднамеренно. Все, включая сверчков по углам, преисполнились молчаливого недоумения.       Крыса тихохонько покусывала печень — прикидывала, что за такого внезапного защитника — в костюмчике и с профессиональной усмешкой — заплатить придется крайне дорого.        — Ты сейчас договоришься до того, что я вам обоим выпишу премию вместо по шее, — угрюмо сообщило начальство. — С чего такое рвение, Нэйш?       — Потому что они в сговоре, — сообщил не-браконьер. — Между прочим, вот этот… — он ткнул пальцем в «клыка», — предлагал вот этому, — указующий жест на меня, — меня убить. И бросить тело в вир.       Арделл взглянула на нас с таким выражением, будто эти новости ее уже как-то и не удивляют.       Я молча воплотил Невинность и Недоумение в едином лице. Устранитель добросил Невозмутимость.       — Просто небольшая шутка.       — О да, это было так забавно, — ядовито процедил рыжий не-браконьер, — как и ваш удар, после которого я едва смог ходить. Вы просто хотели спасти меня, верно?       — Он мешал, — лаконично ответил Нэйш. По-прежнему на взгляд Гриз. Нашу добычу он взглядом не удостаивал.       — И, кстати говоря, он собирался мне врезать, — решил я утопить нарушителя до конца. — Угрожал амулетом. Уже после того, как я спас ему жизнь.       — Вы спасали свою жизнь! — взъерепенился рыжий пленник. — И жизнь той проклятой твари, которая на меня навалилась.       Смешок из угла обозначил, что с последней миссией я оплошал.       — А вы, — тут нарушитель ткнул пальцем в Гриз Арделл. — Не могу сказать, что я не ожидал такого от вас, но посылать на перехват это отребье…       Наверное, надо бы обидеться, если бы парню не удалось так феноменально переключить внимание начальства на себя.       — Посылать на перехват? — раздельно переспросила Гриз. — Вы наткнулись в королевском питомнике на патруль против браконьеров…       — Я не браконь…       — Это я уже поняла! — грянула варгиня, указывая на стол. На столе, кроме кошелька, ножика, сквозника и прочей мелочи красовался амулет огня и отвод от зверей из Мастерграда. — Вы что вообще делали в моем питомнике ночью? С одним невооруженным проводником? С мастерградским отводом, который рассчитан только на алапардов и проработает часа два? Вы совсем идиот?! Решили обеспечить вашей матушке преждевременный траур?       Нарушитель резко выдохнул через нос — явно пытаясь собраться. Встал со стула, оправил серую бархатную куртку, расправил плечи (вышло эффектно). Откинул голову, намалевал на молодом лице аристократическое презрение и выговорил:       — Думаю, вы даже слишком хорошо знаете — кто я и что мне нужно в вашем питомнике, госпожа Арделл. Что ж, давайте объяснимся. Я — Янист Олкест.       У него был такой вид, будто это объясняло решительно всё.       Судя по присутствующим — это имя всем сказало ровно нисколько.       — А я Гриз Арделл, — отрубила Гриз Арделл. — Повторяю вопрос — вы за какой надобностью поперлись ночью в питомник?       — Не знаю, кто предупредил вас о моем появлении, — упрямо продолжил говорить рыжий Олкест, — но раз уж вы натравили на меня своих псов — кто-то предупредил. Так вот, что бы вы ни решили насчет меня — это не сойдет вам с рук. Мои товарищи… в курсе, куда я направлялся, и если вы только позволите себе…       — Натравила? — тут уже Гриз подорвалась на ноги. — Мантикорья печенка! Да я знать не знаю, кто вы такой!       — О, да, разумеется, вы не знаете! И вы не стали бы препятствовать мне пройти в питомник и увидеться с…       — Пройти в… питомник… — с запинкой повторила Гриз. — Вы что — хотели просто попасть в питомник?! И поэтому влезли в запретную зону? Почему бы в таком случае вам… — это был шепот перед гневным воплем: — не воспользоваться калиткой, на которой большими буквами написано «Вход»?!       Янист Олкест заморгал, но пыла не утратил.       — Чтобы вы сразу же связали меня по рукам и ногам? Ну уж нет, видите ли, у меня были веские причины сомневаться, что вы дадите мне увидеться с невестой!       — С… с кем?       — С моей невестой, которую вы удерживаете в вашем питомнике, которой запорошили голову своими бреднями, и на состояние которой вы наверняка нацелились вместе со своими подельниками!       Гриз вопросительно оглянулась на подельников. Я показал, что в принципе утратил нить беседы.       Нэйш смотрел на горящее лицо Гриз с таким азартом, что это было почти неприлично.       Йолла тихо крутила пальцем у виска.       — Имя, — голос варгини прозвучал как сухой щелчок кнута. — Как имя вашей невесты?       Янист Олкест ухмыльнулся презрительно и сложил руки на груди.       — Вам отлично известно, о ком я говорю. Я явился за Мелони Драккант. Сверчки подарили нам три секунды полновесной тишины.       — Мелони, — прошелестело из угла с легким смешком. Нэйш явно радовался, что не он один питает пристрастие к этой форме имени.       — Неве-е-е-еста? — выразила свое сомнение Йолла.       — Драккант? — пробормотал я, только тут сообразив, что не слышал раньше фамилию Мел.       — Морковка? — донеслось от Гриз, к которой незамедлительно повернулись вообще все. Потому что мало ли как влияют на хрупкую варжескую психику такие вот заявления.       — Вы — Рыцарь Морковка? — продолжила Гриз тихо, опускаясь на стул.       Рыжий Янист хватанул воздух ртом и создал лучшее в мире доказательство. Сделавшись идеально морковного цвета. И тоже осел обратно, пробормотав едва слышно:       — Она вам… она вам рассказывала.       — Да, кое-что рассказывала… — Гриз устало потерла лицо руками. Покачала головой, как бы отказываясь верить, что такая несусветная дурость вообще могла случиться. — Йолла, сбегай, пожалуйста, за Мел. Скажи — к ней приехали. Только про Кумушку пока не говори.       Девочка закивала и упорхнула, подарив мне на прощание умоляющий взгляд: «Ты же расскажешь, что будет?» Я осмелился подмигнуть в ответ. Похоже было, что мне всё-таки светит остаться в питомнике.       — Вы позволите нам увидеться? — спросил Олкест недоуменно.       Арделл оторвалась от ладоней, с трудом спрятав в них зевок. Подтолкнула к неудачливому жениху его вещи.       — Заберите свое добро. С чего вы вообще взяли, что я буду как-то препятствовать вашей встрече? И эту вот всю… чушь про подельников и наследство?       — Потому что я прибыл забрать её из питомника, — сумасшедший, которому пригорело жениться на Мел, пожал плечами, — вернуть в нормальную жизнь. И не намерен позволять таким как вы и дальше забивать голову Мелони… этими вашими бреднями насчет животных.       — А я забиваю, — уже вполне спокойно уточнила Арделл.       — Во всяком уж случае, мои источники дают мне веские основания усомниться в вашем бескорыстии. С учетом того, что приближается двадцатилетие Мелони — ее вступление в Права Рода…       Двадцать лет? Я-то думал, ей лет семнадцать — наверное, это от недокормленности и привычки таскать на себе одежду на пару размеров больше. Стоп, тут же есть вопрос поважнее.       — Я, может быть, что-то упустил… но она что — правда Драккант? Это же аристократы из Крайтоса. Знать первого уровня!       Никогда особенно не интересовался историей знатных родов, но про Драккантов слышал еще в детстве — наша деревенька была возле их угодий. А лет десять назад был слушок, что последние Дракканты канули в Водную Бездонь — то ли отравившись, то ли самоубившись, то ли еще из-за какой-то трагедии.       — Мелони — последняя наследница Драккантов, — с легкой надменностью поведал Янист Олкест. — После гибели своих родителей опекунство над ней взяли дядя и тетя. К сожалению, после ее побега след потерялся… но теперь госпожа Венейг послала меня — ее нареченного — отыскать ее и вернуть. Мел надлежит встать во главе самого славного рода Кайетты, и сколько бы вы ни препятствовали этому, удерживая ее здесь…       — Я? — Гриз показала на себя. — Мел пришла в питомник по своей воле. И остается здесь, потому что хочет этого.       Янист Олкест отозвался высокомерным фырканьем, которое прямо так и гласило: «Ну да, конечно, конечно, я уж ваши козни насквозь вижу».       Беседа начала заходить в тупик. Срочно нужно было её оживить, пока сенсация в виде жениха Мел не затмила всякие там мелочи. Вроде дохлых гарпий-бескрылок.       — А ты, стало быть… её с детства знаешь.       Морковный Олкест покосился с возмущением. Но я-то полагал, что после всего, что между нами было — мы можем быть на ты. Совместный драп от гарпии чрезвычайно сближает.       — Да, мы были… друзьями детства. Я воспитывался в поместье после смерти моего отца. Господин Драккант, отец Мел, взял меня под свою опеку. И он же хотел, чтобы мы с Мел поженились. Так что это… понимаете, это священная клятва.       — А-а-а, тогда понятно, — разом отозвались я и Гриз. Но доля понимания на наших лицах явно была слишком уж ничтожной. Суровый господин Олкест, который только-только начал оттаивать, нахмурился опять:       — В чём дело? Считаете, что подобные обязательства — это глупости?       — Я?! Да Аканта меня упаси, — тут я изобразил благочестивый жест отвода зла: стряхнул невидимую пыль с Печати. — Наоборот — это всё объясняет. А то я, знаешь, было уж решил… ну, что ты в неё безумно влюблён.       Нэйш избрал как раз этот момент для особенно глумливого смешка. Так что Рыцарь Морковка побагровел почти до состояния Барона Свёклы.       — В каком это вы смысле?! Разумеется, я люблю свою наречённую, и если вы видите здесь хоть что-нибудь смешное — я…       Я выставил беззащитные ладони.       — Эй, полегче. Конечно, я не считаю это всё смешным. Какой уж тут смех!       Тут во весь рост трагедия, потому что о, Дикт, и Аканта, и все их Девятеро деточек (нет, десять — вон, вон сидит полномочный представитель Керрента-Первоварга)… у нас же тут тот, кто собрался связать Мел узами брака. И сделать её главой аристократической семьи.       Возможно, Рихард Нэйш, который займется выращиванием петуний, будет являть собой хотя бы вполовину что-то трагическое… хотя нет, вряд ли.       По лицу Арделл ничего нельзя было сказать, но в прозелени глаз сверкал смех.       — А Мел вот… — осторожненько начал я, когда убедился, что начальство говорить не намерено. Жених-морковка тут же огрел меня взглядом, и я поправился. — Мелони. Мне просто интересно… Она вот… всегда была такой?       — Какой?! — опять полыхнул Олкест, приподнимаясь. — На что вы намекаете?       Тут дверь удачно растворилась, и нашему взгляду явилась собственной персоной аристократка первого круга Мелони Драккант. Ходячим пояснением к моему вопросу. Со шрамом на виске, короткими волосами, спросонья торчащими в разные стороны, в растасканной рубахе на два размера больше и в накинутой на одно плечо куртке. К куртке прилагалось исключительно кровожадное выражение лица. Обозначавшее среднего уровня желание метнуть в каждого встречного нож.       — Что за… — буркнула невеста-мечта, озирая собрание.       Собрание посмотрело в ответ со смешанными эмоциями. Я, например, вежливо помахал ручкой (ибо подобает приветствовать того, кто, возможно, утром отправит тебя в Водную Бездонь, узнав о кончине Кумушки). Нэйш созерцал сцену глазами знатока и благосклонно кивнул, отметив нужный уровень заспанности и хмурости на физиономии аристократки Драккант. Арделл поглядела с сочувствием и показала жестом — мол, глянь, у нас тут оказия.       Оказия встала со стула и распростерла объятия с улыбкой.       — Мелони! Я так… счастлив тебя видеть, мне пришлось так долго тебя искать! Боюсь, у меня горькие новости. Господин Венейг скончался. Но госпожа Венейг хочет повидаться с тобой: она не держит зла на твой побег. Понимаешь, она так тревожилась за тебя… и теперь ведь тебе скоро нужно вступить в Права Рода, так что она просила найти тебя как можно скорее. Как же долго я не видел тебя, о Единый…       Мел, молча и не двигаясь, выслушивала этот сбивчивый поток счастья. Выражение лица у нее было таким, как если бы кто-то из вольерных сообщил ей, что у вон того раненого кербера опять понос.       — И, как ты понимаешь, я могу тебя защитить от любых выпадов Альбрехта Оттона, да и… слухи улеглись, и твоя тётя хочет лишь повидаться с тобой. И теперь она не видит никаких препятствий для нашего брака. Так что ничто не помешает твоему возвращению: ты можешь ничего не опасаться. Наверняка ты захочешь проститься с… кхм, своей этой жизнью, так что… девятница, или, если хочешь, две… я подожду, сколько скажешь, только дам весточку госпоже Венейг. А Лэйси! Ты помнишь свою кузину Лэйси? Она всё спрашивала о тебе, и ты представляешь… так хотела увидеть…       Жизнерадостность потихоньку начала из него выдыхаться. Мел как-то слишком сосредоточенно смотрела своему женишку в переносицу.       Надо отдать парню должное: руки он опустил, но не сдался.       — Ты можешь наконец занять предназначенное тебе место, — молвил проникновенно и мягко. — Дракканте-касл ждёт, я там был… там почти всё по-старому. Помнишь пруд, а? Только немного зарос. Тебе незачем быть здесь, Мелони, с… — он как-то исхитрился и не произнес вслух «отбросами», — теми, кто тебя использует. Единый, я искал тебя так долго… Наконец-то увидел, теперь вот сбиваюсь. Так долго… мечтал, что скажу тебе это. Мелони… поехали домой.       Последнее вышло как-то даже и пронзительно — даже крыса изнутри грустно облизнула усы. Ай-ай-ай, какой хороший парень, — вздохнул грызун. Мне его как-то даже вдвойне жалко. Первый раз — потому что взвалил на себя такую ношу.       Второй — из-за того, что сейчас случится.       Застывшая у двери Йолла вытянула шею. Арделл подперла щеку кулаком.       Сверчки за стенкой опомнились и изобразили что-то вроде свадебного марша в наступившей тишине.        А потом потомственная аристократка первого уровня отмерла и зарядила:        — Шёл бы ты в вир болотный!        И добавила словцо, которое явственно показывало: она и благопристойность — вещи несовместимые.        Развернулась на каблуках и унеслась в сторону вольеров, сопровождаемая тихим «ыхыхых» Йоллы.        Несчастный наречённый тихо хлопал ресницами вслед. Арделл с выражением полнейшего спокойствия любовалась потёками на потолке.        Я почти кожей чувствовал, как по мне прошёлся, в общем, обычный день в «Ковчежце». МЕЛОНИ ДРАККАНТ        В дурацких книжонках, которые с неподдельной страстью глотает Плакса, часто встречаются карамельно-сиропные истории. Про то, как юнец-воспитанник знатного аристократа влюбляется в дочь этого самого аристократа. Потому как влюбляться ему больше, видно, не в кого: только эта самая девица перед глазами. Родители девицы в книжонках не в восторге от такой неравной любви. Так что юнец обычно получает здоровенный пинок под седалище и отправляется свершать великие деяния, выручать драконов, побеждать королей. Или наоборот. А высокородная зазнобушка сидит себе да капает слезами из высокой башни — в ожидании счастливой концовки. Или бежит на поиски любимого, переодевшись в жрицу Целительницы.       Зависит от автора и дешевизны книжонки.        По страницам любой такой истории обязательно раскидана куча фраз типа «вечная любовь», «я люблю его с детства», «он всегда был со мною», «он мне ближе, чем брат». По любой. Это даже не зависит от количества горячих лобзаний и счастливых соплей в финале.        Из нашей с Его Светлостью Рыцарем Морковкой истории такую книжонку состряпать не получится. Этому я от души рада.        Для начала — никакого «он всегда был со мной» у нас не вышло. Потому что отлично я помню, как папаня приехал в поместье мрачный. Весной это было, у яприлей брачные песни начались. Видно, у папиного дружка рыжебородого Олкеста что-то такое тоже брачное началось. Потому как папаня сказал — дядьку Рыжеборода убил какой-то рогоносец. Помню, восьмилетке-мне сначала это было дико интересно — насчёт рогов.        — Как единороги в поединке за самку? — спросила я у папани, и тот фыркал-фыркал и кивал, и вытирал красные щёки. И кивал мамане — мол, какая смышлёная растёт! А она улыбалась, потому что он улыбался, но шептала, что это неуместно, и мне не надо знать, и траур…        Потом из разговора уже стало понятно, что не было там нормального поединка на рогах, а был скучный магический, потому что какой-то там Мечник поймал рыжего Олкеста со своей женой, ну и решил с ним разобраться. И разобрался.        У Рыжебородки осталась тоже жена, про которую папаня сказал, что она любит крутить хвостом. И что она молодая и загрызёт пасынка.         — А ты дай ей по носу, чтоб не грызлась, — предложила я папане на это. — С керберами помогает.       И он зафыркал и согласился:       — Вот уж надо бы! Ну, мальчишку я не брошу. Обещал другу — и не брошу.       А про Рыжебородку-Олкеста слуги всегда шептали, что он был такой себе отец. И муж. И что он первую жену куда-то там свёл в Водную Бездонь. И вечно просил у папани денег. И аристократ он был «захудалый», что ли. Только они с папаней вечно охотились вместе и влезали во всякое. Ну, а мне Рыжебородка привозил птенцов скрогга и ещё щенка кербера. И говорил, что ему б такую боевую дочку, а то сын у него…       — Он балбес, — сказала я папане, припомнив, как Олкест хотел с ним поменяться.       Папаня хрюкнул, и у него жалобно затрещали пуговки на камзоле. А мама зашептала всякое про «бедный мальчик, мы должны быть добры к нему, он теперь совсем сирота, Мелони, ты должна поступить достойно…»       Ну, а через сколько-то дней балбеса-мальчика-сироту привезли, и шепотки слуг говорили странное — что папаня его купил у мачехи за хорошую цену.       Балбес оказался высоченным, костлявым и худющим, будто кто не посмотрел, что ему одиннадцать, а вытянул на все шестнадцать. Волосы цвета спелой тыквы пополам со спелой морковкой. И на лицо рыжина тоже затекла — с волос, видать. Сплошная рябь веснушек.       В охапке Олкест-младший держал дюжину рыцарских романов, которые его здорово перевешивали. Он в них вцеплялся, как голодный яприль — в репу. И смотрел поверх книг на весь мир с беспощадной суровостью.       «Серьезный человек, — подумалось мне. — Надо б начать беседу с важного».        — Я Мел, — начала я довольно-таки светски. — По деревьям лазаешь?       Папаня забухал хохотом, а юнец вцепился в книжки покрепче и замотал головой.       По следу он ходить тоже не умел. И не видал брачных игр единорогов. Это мы выяснили тут же. После чего я подумала, что к нам в поместье заявился довольно никчемный тип. И приложила:       — Принцесска.       Повернулась и потопала кормить собак под громовой папашин хохот.       — З-зато я хорошо плаваю, — пробубнил бесполезный тип себе под нос почти неслышно. Но у меня всё ж таки Дар Следопыта. Так что я притормозила и решила, что из балбеса-мальчика-сироты может быть какой-то прок.       — Значит, мне можно с ним к озеру, да?       На озере жили две гидры, довольно-таки мирные. Ещё там была целая куча интересных рыб и одна истеричная черепаха Крайя (по имени моей горничной). Я по уши залезала в воду, или обшаривала норки зубастых прибрежников, а Янист сидел на камнях и читал. Иногда оттаскивал от воды. Или без особой симпатии глядел на притащенную к нему краснобрюхую жабень. Или лез по моим наущениям доставать из воды клапан с яйцами озёрной халатеи.       Ещё иногда тренировал Дар Воды — тогда озеро от меня убегало. Или приволакивало мне что-нибудь интересное. В этом смысле полезность Принцесски оказалась исключительной.       Правда, довольно скоро выяснилось, что младший Олкест умеет разговаривать. Вернее, его не заткнуть. Как только начнёт рассказывать о вычитанном в этих его пылесборниках. Отчего полезность новичка ещё поползла вверх. Потому что кормить найденных водных шнырков вдвойне интересно, пока слушаешь о разных там дальних странах. И обычаях. И невиданных зверях, вроде альфинов.       Правда, больше всего на свете Янист любил истории о рыцарях. Будь его воля, он бы не вылезал из библиотеки, в ворохах страниц и обложек, среди унылых личностей — храбрых Мечников, весёлых Стрелков и прекрасных Дам. Мне эти историйки были поперёк горла — потому что альфинов, виверниев и драконов эти храбрые сволочи неизменно убивали.       Так что раз я сказала, что в нормальной сказке обязательно должна быть Усмирительница Животных.       — Это ещё зачем? — опешил Принцесска.       — Потому что дурость — что их там нет, а только рыцари и дамы. И вообще — я хочу быть Следопытом и Усмирительницей.       — Так не получится, ты же знатного рода, — возразил Янист. Когда нападали на его романчики — он становился каменно упрямым.       — А ты хочешь стать кем?       Рыцарем, само-то собой. Чтобы спасать знатных и прекрасных на каждом шагу.       — Ну, и у тебя не получится, потому что ты рыжий.       Принцесска засопел, а потом поделился:       — А я… стану пиратом и отправлюсь в плавание за Рифы, открывать новые земли. На этом мы и порешили. В историях вместе с рыцарями теперь появлялась Усмирительница, которая укрощала злобных драконов. Дамы как-то спасались при помощи весёлых альфинов. Я учила Рыцаря Морковку лазить по деревьям, дразнила Его Светлостью и слушала сказки про море, пиратов и шторма.       Папаня таскал Яниста на охоту, учил дракам и видам оружия и был по горло доволен таким воспитанником. Даже заявил, что непременно нас поженит.       — А что? — рокотал и хохотал, и пивная пена оседала на длинных усах. — К чёрту предрассудки про неравенство! У Олкестов в роду всего-то колен восемь — так что малыш после свадьбы уйдет в наш род. Драккант из него получится на загляденье. И наша егоза с ним не пропадет — ха! Знаешь, что он мне заявил? Что будет защищать её до конца своих дней ценой жизни!       Сколько не тужусь — не припомню, как такое понравилось моей мамане. Очень может быть, что совсем не понравилось. Только вот ей до меня не было особого дела, а до папани было и еще какое, так что чем там еще могло кончиться, кроме обычного «Если ты так хочешь, дорогой».       Я отнеслась к помолвке вполне себе равнодушно — меня больше интересовало, можно ли мне взять единорога на конюшне и поскакать в леса имения.       Рыцарь Морковка — тот малость рехнулся на всём этом, принялся таскаться по пятам и опекать. Но как я ему зарядила в нос — малость отстал и вернулся в разум.       В конце концов, почему бы и не замуж, — размышляла я. Загрызать я его не буду. Питомник заведём для больных животных. Мачехе этой его пошлем в подарок три сотни пудов навоза яприля — вот она обрадуется!       Словом, всё это дело насчёт женитьбы казалось довольно-таки решенным и продуманным. А сорвалось из-за смерти моих.       Когда опекунство надо мной взяла сестра мамани — она много от чего пришла в ужас. От моих манер и увлечений, и от дерзости с непочтительностью. От неумения носить платья. Больше всего — от Яниста.       — Он тебе не ровня, дорогая, совсем не ровня, — ворковала, пока пыталась обрызгать меня вонючими духами.       — Он же мне друг, — пыталась я растолковать тётушке. Только она закатывала глаза и начинала нудную песню, что это непристойно, и недостойно, и Янист не ровня, а мне нужно подобрать достойную компанию.       Например, кузину Лэйси — розовощёкую, всю в локончиках, с умильными глазками. Кузина, правда, была не совсем пропащая — я живо научила её ругаться, и тайком сбегать из замка на конюшню, и пачкать платье.       Это она мне и передала прощальное послание от Рыцаря Морковки. Которого тётушка всё-таки сбыла с рук. То ли в учебку, то ли обратно к мачехе, то ли ещё куда — так и не узнала. В письме было три листа излияний в рыцарском духе Его Светлости — обещания вернуться и непременно помнить, и глупые клятвы, что всё точно-точно будет хорошо, и он добьётся.       В общем, в книжонке бы написали, что рыцарь отбыл свершать подвиги. Только я как-то не сообразила, что мне надо бы сидеть и истекать по Его Светлости соплями. И писать письма, и посылать их по водным каналам в разные стороны с молитвами к Глубиннице — чтобы донесла до кого надо.       Переодеться в жрицу я тоже не сообразила. Ну, когда случилась та история из особенно плохого романа: грустнеющую девицу пытаются выдать за немилого, а она от этого грустнеет окончательно.       В моём случае погрустнел немилый.       А я после разборки с новым женишком решила, что тётка и вообще любые аристократы могут идти себе на все стороны. Драпанула на волю из клетки.       И за четыре с лишним года не особенно вспоминала всю эту дрянь — тётку, аристократов, кузину, фамилию Драккант и прочую муть. Рыцаря Морковку — тоже.       Если уж откидываешь прошлое, будто койна — хвост, то к чему на это дело оглядываться?       Только вот хвосты иногда бывают приставучими на удивление.

* * *

      Пока вспоминаю — успеваю заглянуть в птичник, постоять возле алапардов, погладить больную гарпию-бескрылку — она чуть поднимает голову, слабо урчит. Настрой — как перья у стимфы Шери — какой-то непонятный, растрёпанный, взъерошенный. Отрос хвост, когда не ждали. Припёрлось давно оторванное.       Хорошо б — чтобы Его Светлость услышал моё пожелание и скоропостижно канул в болотный вир.       Только куда там — упрямства с годами не убавилось. Даже отыскивает меня в загоне для молодняка, где я попыталась схорониться.       — Мелони… — начинает решительно. И тут же летит на подстилку. Потому что поросята яприля трех месяцев от роду — увесистые такие товарищи. И любят ласку, так что накидываются на Его Светлость с торжественным «уии-и-и-и-и!». А Клёник удачно подшибает его под колено сзади.       Будет наука — не называть меня чёртовым полным именем.       Любуюсь картиной. Рыцарь Морковка — полные волосы соломы. Шесть быстрых пятачков обнюхивают его карманы — не принес ли вкусняшек? Яприлята тычутся в ладони, трутся боками и всячески пытаются утопить Его Светлость в милоте.       Но с пафоса его не сшибают.       — Кхм… Мел… я понимаю, ты на меня сердишься. Честное слово, я писал… но госпожа Венейг перехватывала мои письма — она сама мне призналась недавно. Вряд ли я смогу простить себе, что бездействовал — но она убедила меня, что так для тебя будет лучше, что у них ты среди своих… Уверяла даже, что у меня будет шанс всё же жениться на тебе — когда я выучусь. У меня были друзья среди вхожих в дом, так что они… писали мне кое-что — сообщали, что ты… в общем, прежняя. Потом через два года до меня дошли слухи про ту помолвку с Оттоном, я с пары попыток сбежал из ирмелейского пансиона… и не успел. Уфф, какие настойчивые. С ними можно что-нибудь сделать?       Ну не знаю, мне вид Рыцаря Морковки в соломе и яприлятах прямо даже нравится. Приобрел хоть какой-то шарм.       Посвистываю сквозь зубы, опускаюсь на корточки, руки вытягиваю. Мелкие кидаются восторженно, тоже чуть не сшибают с ног. Тычутся рыльцами в ладони и в карманы, вовсю подставляют бока. Разливаются в восторженном хрюканье        — Ирмелей, значит?       — Ага, представь себе. Пансион недалеко от Ирлианского нагорья, с суровыми порядками. Подъём по расписанию, тренировки, этикет… в основном там готовили военных, ну, или стражей закона.       Ну да, ну да, в Союзном Ирмелее же надышаться не могут на Закон. Им этих стражей с каждым годом всё больше надо.       — К счастью, там была богатейшая библиотека, а то бы я пропал, наверное. Ладно, я не об этом. Опоздал я на девятницу, не больше, твоя кузина рассказала мне всю ту историю. С Оттоном, его… подарком тебе и твоей реакцией.       — Подонок получил за дело.       С этим Морковка спорить не пытается, надо же. Куда это подевалось его вечное рыцарство?       — Да… я вызвался помогать тебя искать, и Венейги это как-то допустили. Приставили ко мне своих соглядатаев, наёмников, которых наняли для твоих розысков… Ну, и замаялся я их сбивать со следа!       Его Светлость негромко смеётся, потирая лоб. У него на руке ссажена кожа: где-то упал или с кем-то зацепился.       — Ты — что?!       — Хотел тебя найти, — разводит руками Принцеска. — Повидать, поговорить… помочь. Только вот я же понимал, что если тебя отыщут Венейги — я не сумею тебя защитить. Мне было восемнадцать, Дар у меня… ну, сама знаешь, я не Онэр Водный из древних легенд. Средств тоже особенно не было. А Венейги… они были на тебя злы.       Ха. Это он мне будет рассказывать. Когда я как следует попортила шкурку Подонку Оттону — всё поместье пропиталось успокаивающими настойками. А тётушка охала про позор, и про слухи, и про «нельзяжетак», и про прочее. Собиралась даже меня вести в Акантор — то ли исцелять, то ли у Кормчей отмаливать. Дядька был попроще — и намерения у него были попроще.       И спасибо моему Дару — что успела сбежать.       — …так что всё, что я мог придумать — сбить погоню со следа, а потом найти тебя самому. Единый… ты не представляешь себе, как я за тебя беспокоился. Понимал, что ты выживешь — это же ты. Но мне каждую ночь снилось, что ты сцепляешься с кем-нибудь — то в таверне, то в каком-нибудь зверинце. И… что тебя принимает Вода.       Подходит, протягивает руку, чтобы дотронуться до моего шрама на виске. Уворачиваюсь — нечего лапать. Яприлята решают, что Его Светлость тут ради них и дружно атакуют его ноги. Морковка гладит их — как-то неумело. Отвык, понятно. Я его вечно к животным таскала в отцовском зверинце.       — Поначалу я действовать не мог: уж очень плотно ко мне пристали соглядатаи Венейгов. Когда я отделался от них — я, наверное, обошел каждый зверинец в Крайтосе. Потом понял, что ты почти сразу покинула Крайтос — на корабле, да? Так что я тебя потерял.       «Влюбленные переживают драматическое расставание», — кажется, это так называется в паскудных книжонках Плаксы. Дальше по сюжету — годы поисков друг друга. И непременное хранение верности любимым и мечте.       По Рыцарю Морковке сразу видно: он это дело свято соблюдает. Небось, намалевал еще по памяти мой портрет и пялился в него ночами, повторяя: «О-о-о-о, моя невестушка, я тебя найду».       — Гм. А как ты опять снюхался с Венейгами?       Вокруг подает голоса ночной питомник. Под руками — мягкая изумрудная шерстка. Мелкие сопят, пихаются, борются за мое внимание. А я сижу, сержусь.       Какого вот чёрта у него всё так сложно, а?       Я, конечно, думала насчет Его Светлости после побега. Так и знала, что расстроится и разволнуется. Только я полагала, что ему еще хватит мозгов успокоиться со временем, найти себе какую-нибудь даму сердца и пойти себе просто жить.       — …наотрез отказался возвращаться в пансион — хватило с меня благодеяний… Помогал устраивать дела в поместье у Драккантов, потом работал у мужа моей мачехи — он был ничего, кстати. Но мне не сиделось на месте — и потом, я всё надеялся найти тебя. Так что я отправился странствовать, и…       — Плавать хоть начал?       — А? — Янист начинает обращаться в Рыцаря Морковку. Вон уже уши полыхают, сейчас и щёки начнут.       — На кораблях. Ты ж всё мечтал проплыть за Рифы, новые земли открывать.       — О. Ты помнишь… ну, я… прошел обучение морскому делу, даже пара небольших рейдов была в прибрежных водах… но понимаешь, ведь отплыть надолго я не мог. Я надеялся, что рано или поздно нападу на твой след. Так что…       Зажмуриваюсь. Очень легко себе представить сидящей на берегу нашего старого озера. Вечер уже опустился. Переворачиваются старые страницы. И знакомый голос рассказывает нескончаемую историю: жил-был на свете рыцарь, он потерял свою наречённую, с горя пустился странствовать, чтобы обрести себя. Заносило его то в Айлор, то в Мастерград, то в Раккант с его свихнувшейся королевой, а ещё…       Вздрагиваю, открываю глаза. Вокруг питомник. Дело к рассвету. Счастливые яприлята прихрюкивают малость сонно. Требуют колыбельных.        Рыцарь Морковка присел напротив на корточки и вовсю повествует, как его разыскало письмо от тётушки. В котором она сообщала, что мой драгоценный дядюшка завалился наконец-то в Водную Бездонь. Потому как хватил его удар во цвете лет.       — На похороны я не успел, но повидался с самой госпожой Ималией Венейг. Смерть мужа стала для неё тяжелейшим ударом и, боюсь, повредила её разум.       Пф, будто она и так была в разуме. Если учесть, что она несла.       — Но тебя она помнит, Мелони. Во время просветлений… то есть, я тебе потом расскажу, что с ней творится… она вспоминает тебя. Она чувствует себя виноватой в том, что поступила так с тобой… из-за той помолвки и… из-за того, что согласилась с решением мужа — ты ведь знаешь об этом, я верно понял? Мел…       Он встаёт — весь красный, встрёпанный и проникновенный. Смотрит в глаза.       — Я не думаю, что госпоже Венейг осталось долго. Она просила привести тебя, потому что ты — их единственная надежда. Через полгода ты сможешь вступить в Права Рода, и тогда опекунство над родом Венейгов перейдет к тебе — главе рода Драккантов. Твоей кузине Лэйси больше трех лет до вступления в Права, а других наследников у Венейгов и Драккантов нет. Ты понимаешь? Без тебя оба рода будут обезглавлены.       Будто мне есть до этого дело. Хмыкаю и собираюсь выложить это в лицо Рыцарю Морковке, и тут он говорит:       — Погоди. Я искал тебя не ради этого. Вернее… не только ради этого. Госпожа Венейг… она просила найти тебя, чтобы попросить прощения. И чтобы помочь. Она хочет хоть немного загладить свою вину и предлагает тебе любую помощь, понимаешь? И… она хочет, чтобы ты была счастлива.       Да она этого всегда хотела. Яприлята укладываются вокруг меня на сбившейся подстилке. Подгребаю им сено под бока. Что угодно, лишь бы не смотреть на Принцесску.       Они этого все хотели. Тетушка, дядюшка, кузина Лэйси. Чтобы я была счастлива. Как счастливы светские дамы — среди приёмов, салонов и чаепитий. И душных прогулок в коридорах у замшелого короля Дайрана Восемнадцатого. С длинными рассуждениями о старинных традициях.       Мы тебя переделаем, вывернем твое нутро, а ты потом будешь так благодарна и счастлива по нашим рецептам, деточка.       — Передай ей, что я зла не держу. И что я счастлива.       — Что?       Поднимаюсь, выскакиваю из загона, пока Его Светлость не перебудил своими орами яприлят. И ещё полпитомника. Иду себе по дорожке с прицепившимся хвостом — рыжим и возмущённым.       — Мелони… ты что, всерьёз? Ты не хочешь даже увидеться с ней… поговорить с ней, успокоить её?       — Ты и успокой. У меня это плохо выходит.       — А дом Драккантов…       — В вир болотный. И дом Венейгов туда же.       — Мелони… она больна, и…       — Она больна, а дядька помер, я поняла.       При мысли — что придётся тащиться обратно в поместье Венейгов, слышать бессвязный бред тетки, улыбаться ей и давать обещания на смертном одре — чуть не выворачивает.       — Можешь её в лобик поцеловать. Денег её мне не надо, так и скажи. Слушай, ты вообще долго еще за мной таскаться собираешься, а? Работы куча.       Куда б мне зайти, чтобы он следом не полез — к мантикоре, что ли?       — Мелони…       Всё, хватит. Торможу у загона серной козы и разворачиваюсь, стиснув кулаки.       — А что — я должна обрыдаться от счастья и на шею тебе кинуться? Ты приперся от чертовых Венейгов! Я оттуда мечтала убраться — и убралась, а ты тут припёрся и тащишь меня назад. И затираешь мне про Права Рода, тётку и всё эту дичь, да мне наплевать на это всё! И на тётку, и на кузину, и особенно — на Права Рода, не собираюсь я туда возвращаться!       Орать не ору, а то звери взволнуются. Так что шиплю слова в темноту. И в растерянное лицо из прошлого, мантикоры бы его взяли.       — И попробуешь меня туда силком затащить или под снотворным — я тебя…       — Ткнёшь ножом, — подсказывает Морковка. — Я не настолько забыл, какая ты.       Ну. Бракованный товар — так, вроде, говорила мамаша Оттона-подонка, когда приходила к тетке обсуждать помолвку.       Только вот Его Светлость таращится в осеннюю темноту с паскудным романтичным обожанием. Всем своим видом говоря: у-у-у-у, я ни за что тебя не оставлю, сколько ни отталкивай, и вообще, ты вся в моем сердце.       От этого прямо жутко.       — И думать забудь насчет свадьбы, ясно? Не собираюсь за тебя… вообще не собираюсь. Наплюй на свой… что у тебя там, обет? Хочешь — можешь жениться хоть на Арианте, понял?       — На королеве Айлора?       — На нашей серной козе.       Проснувшаяся Арианта требовательно бодает свой загон изнутри. Я пытаюсь пойти дальше. Пытаюсь — это потому что Принцеска загораживает мне путь. С праведногневным выражением на лице.       — Ты что, меня не слышишь? Сестра твоего отца умирает и хочет только проститься с тобой. Твой род и род Венейгов — два самых знатных рода Крайтоса — могут рассчитывать только на тебя! Я наконец-то нашёл тебя через шесть лет — а ты отсылаешь меня обратно? Что с тобой такое, Мелони?! Это из-за… этой женщины?       Пытаюсь протиснуться мимо — хватит уже, наговорились. Принцеска — знатный чушеносец, только дай ему волю — заговорит меня до смерти. Только Янист снова загораживает мне путь. Правда, малость обалдевает, потому что мимо него неспешно проходит Морвил. Идёт себе по своим делам, а Его Светлость провожает его хвост взглядом. Но от своего не отступает.       — Это что… алапард? Нет, Мел, постой. Я шесть лет тебя искал, нахожу в… этом ужасном месте… в таком виде. И ты заявляешь мне, что тебе на всё плевать и ты счастлива? И думаешь — я этому поверю? Единый, как ты вообще очутилась в этом месте… и в этом виде?       Это он про причёсочку, видать. Родители-то не разрешали мне обрезать волосы. Или, может, про шрам… Да не, еще на куртку таращится. И на заляпанные грязью сапоги.       Прекрасную деву, кажись кто-то превратил в чудовище. Вон, Рыцарь Морковка уже и вперед подался. Раздумывает: вдруг, если меня чмокнуть, я вся просияю красотой, прозрею, заору «К мантикорам питомник!» и стану настоящим Драккантом.       Разочаровываю его, пока правда не полез целоваться.       — Я сюда пришла сама. А теперь отойди с дороги, пока я тебе не прописала как следует.       Протискиваюсь мимо, иду к мантикорьему загону. Быстро — чтобы Рыцарь Морковка не вздумал хватать.       Можно было бы ему рассказать, конечно… только вот что он поймёт.       А ещё от этой памяти у меня вечно башка гудит. Потому что и тогда она у меня прямо раскалывалась.       И ноги вязли в грязи, когда я шла от вира с волчонком на руках.       Это тоже была Луна Глубинницы, и Водная Сестра решила хорошенько показать свою стихию. Так что с неба хлынуло море, и от вира я чуть ли не плыла. А Дар ничего подсказать не мог. Во-первых, руки у меня были заняты тяжеленьким израненным игольчатником. Во-вторых, башка гудела.       А ещё я в первый раз тогда убила человека. Хотя он не особо был человеком.       Паскудный живодёр-пират, который решил поразвлечься и показать на привязанном волчонке мастерство клинка. Он пообещал мне голову снести с плеч, когда я помешала.       Только вот не смог — то ли потому, что был пьян, то ли мой атархэ оказался быстрее. Но всё-таки рассёк висок порезом длинной чуть ли не в пядь. Я в горячке и не заметила, что рана ничего себе такая. Слишком торопилась перерезать на игольчатнике веревку и смыться. Пока не подвалили дружки живодера и не поняли, что у него дырка в глотке. В Велейсе Пиратской разговор после такого короткий.       Потом ещё оказалось, что пиратская погань чем-то смазывала свой клинок. Так что у волченьки загноились раны и начался жар. У меня, в общем, было то же самое. Да, и ещё я потратила последние гроши на то, чтобы переправиться из Велейсы в соседний Вейгорд.        В приморской деревне мало что знали насчёт ядов да ран. Ну, хоть не удивились, когда я начала спрашивать — нет ли кого, чтобы зверя полечить. И одна старушенция перевязала мне голову и дала ткани — промыть раны волченьке. Потом вечерком к ней пришли кумушки судачить — так вот, одна из них и припомнила про королевский питомник Вейгорда. Будто бы там помогают животным. Это она знала из рассказов какой-то дальней своей родственницы.        А с утра волчонку стало совсем худо, и я сиганула в ближайший вир. И высадилась прямо в дождь. Так что всё, что помню о дороге сюда: горящая, чугунная голова, раскисшая грязь под ногами и тяжесть на руках. Повязка размоталась и мешала, так что я её скинула, а всё вокруг было в сплошной пелене дождя. Но дождь — это было даже ничего, он малость охлаждал кожу и губы. А вот волчонка мне пришлось в куртку завернуть, где лежал амулет от воды. Он почти уже разрядился, но на куртку хватило.        И ещё всё крутилось перед глазами. После вира. Так что я брела не то чтобы быстро, оскальзываясь, отдыхиваясь и останавливаясь, чтобы протошниться. Пока не уперлась носом в надпись «Королевский питомник Вейгорда». И не пнула калитку ногой.        Первой мне встретились Гриз и Фреза. Просто я к тому времени мало что могла видеть, ну и брела себе по запаху. Набрела на кухню и в неё завалилась, ну, а Грызи как раз что-то там обсуждала с Пираткой насчёт кормов.        — У него раны, — сказала, когда ввалилась внутрь. — Отравленные.       Дальше — всё. Ураган звуков, вихрь действий. Два голоса переплелись и бьются в жаркой кухоньке.        — Ах-х-х ты ж, Морвила Глубинная — да она вся в кровище.        — Волчонка на стол!        — Да куды на стол тварь блохастую!         — Убери продукты, зелья есть?         — Соусы есть! Погоди, кликну нойя.         — Давай, я пока, чем могу…        Потом мир плыл вокруг, и запахи наваливались, скручивали желудок спазмами, голова валилась набок, но я старалась — не сбиться. Не уплывать совсем. Найти глазами малыша на деревянном столе — над которым склонилась какая-то в клетчатой рубахе. И успокоилась, потому что увидела, как она бережно его касается, промокает чем-то раны… осторожно вливает в пасть зелье из бутылочки.        Потом прохладная рука оказалась на голове, мне оттянули веко и тоже залили внутрь зелье.        — Воды дать? — спросил голос над ухом. Я помотала было головой, зашипела — это она чем-то по ране мазнула.       Потом в кухню впорхнула Конфетка с кофром, принялась цокать языком и щебетать так омерзительно, что меня всё-таки вывернуло, но хоть голове и полегчало. Ну, а после то ли она, то ли Грызи смазали мне рану и как следует накачали зельями — тут и муть перед глазами малость рассеялась.        Так что я попыталась было даже сразу свалить из лекарской, куда меня отвели.        Потому что понимала, что начнется: «Ой, какая ты юная! А откуда это ты? А где твои родители, ай-яй-яй, неужто умерли, какой кошмар. Как, говоришь, твоё полное имя? А где жила? А откуда взяла волчонка? Ух ты, какой редкий Дар…»       Но Конфетку где-то носило, а Грызи мой побег пресекла в своей манере.        — Вот это надо будет пить три раза в день, — сказала она, влетая в комнату и не обращая внимания, что я уже поднялась и пытаюсь удрапать. — А то, вполне возможно, голова у тебя раздуется и лопнет. И повязку обновлять раз в сутки, с вот этой мазью. Если не торопишься — этим может заняться Аманда, наш целитель.        Целитель-нойя, да еще со знаком Травницы, угу. Я потрогала забинтованный висок и решила, что, в общем, если башка лопнет — это будет не очень-то приятно. Так что опустилась на кровать и начала ждать потока вопросов.        Не дождалась.        — Как ты его назвала? — вот что она первым делом спросила. — Волчонка. Ему нужно будет имя, если он останется у нас.        — Омр, — ну да, как-то получилось, что мелкий назвался по имени любимого охотничьего волка Хоррота-Мечника — из легенд. Наверное, потому что мне хотелось — пусть бы вырос таким же непобедимым волчарой.         — Буду знать, — отозвалась Грызи. — Ты молодец. Спасла его. И хорошо, что принесла сюда: яд в ране был довольно опасным, так что он уже был у самой черты… но он поправится. Думаю, после обеда можешь его уже навестить. Обед на кухне — сама пообедаешь или принести? Сама? Ну, ладно, приходи в питомник, как полегчает. Думаю, тебе-то хватит ума не совать руки в клетки. Так, у меня ещё тысяча дел.        И усвистела в коридор, только по пути обозначила:        — А, да, я Гриз Арделл. Придумай, как мне тебя называть.        В питомник я потащилась уже после того, как Фреза закончила пихать в меня еду. Ну, вылитая самка скрогга, которая птенцов кормит. Попутно Пиратка донесла до меня, кто они все тут такие и чем занимаются. Хоть я этого и не просила.        Про Илая Долбанутого я к тому времени уже наслушалась как следует. А ковчежников пока не видала, только слышала о них, как о фанатиках, которых явно бешеные шнырки покусали. Да и слишком это всё миленько звучало: о, привет, мы тут спасаем животных.       Так что я была вполне себе уверена, что в питомнике меня ждет всё то же. Как в остальных зверинцах, которых я навидалась за два года после побега.        Свалявшаяся шерсть, тяжкий запах, проступающие рёбра. Потухшие глаза.       Только вот реальность малость врезала мне по гудящей башке. Я переходила от клетки к загону, от загона к клетке. А койны веселились и покачивались на хвостах, выкидывали разные трюки, и громадный яприль, весь в шрамах, подошёл, чтобы я поскребла ему бок, и два единорога подошли поинтересоваться — а нет ли у меня яблок. Шнырки плескались в переполненной после дождя поилке, а керберята гонялись друг за другом и пытались куснуть за бока. И Дар Следопыта ожил и говорил мне — что скрыто во всём этом. В голосах животных, в рассыпанной по полу чистой соломе, в залеченных ранах, в сытом блеске звериных глаз.        Любовь.        Усилия.        Забота.       Это потом я узнала другую сторону питомника. О том, как приходится крутиться с деньгами. И о браконьерах, промышляющих в заповедной части. О фыркающих благотворительницах, вечно пьяненьком Лортене и олухах-вольерных, и ночных дежурствах.       А тогда показалось — я таки померла и попала в место для таких, как я. Которые любят живое и настоящее.        Грызи заявилась, когда мы ворковали с даматским самцом бескрылки. Красавцу было малость скучновато из-за дождя. А ещё он линял. Так что сперва развлекался и хватал зубастым клювом палку, которой я водила по прутьям клетки. Потом начал подставлять мне шею — чтобы поскребла чешуйки.        — Он тебя не укусил.        Ходить так, чтобы Следопыт не услышал (хоть я к Дару и не взывала) — это надо умеючи. Почему-то сразу ясно стало: она за моей спиной уже пару минут маячит. Наблюдает.        — С чего б, — буркнула я и побарабанила красавцу пальцами между глаз. Они такое просто обожают.         — Просто Горги — парень своенравный и не любит чужих, — тут Гриз сама подошла к клетке и прошлась пальцами по шее бескрылки. — Но зато у него очень хорошее чутьё. Тебя ведь не кусают животные, да? Грифоны не пытаются ударить клювом, а вивернии не дышат огнём.        Просто я не причиняю им боли. Не боюсь их и их самих не пугаю. Не отбираю ничего и не посягаю на территорию. Могут, конечно, кусануть под плохое настроение, так и я такое могу. А если по игре — это не считается.        Со зверями в этом смысле куда как легче, чем с людьми. Звери не притворяются и чуют, кто им добра хочет.        — Ояканно-мэй, — пробормотала Гриз. Глянула на моё лицо и пояснила: — Так даарду зовут тех, кто дружен с животными. Это зависит не от Дара — от человека. Такие люди настолько сильно любят живое, что живое отвечает им взаимностью. Из них выходят лучшие укротители, дрессировщики или звериные доктора… Если ты не устала — могу показать тебе часть питомника, закрытую от посетителей.       Ещё б я от такого отказалась.        Остаток дня был счастьем в чистом виде. Мы с Гриз Арделл обошли все вольеры, от ясельных до «больничных», подкинули еды земляной кошке, поиграли с единорожками, малость почистили шнырков и перевязали раненого грифона. Завернули к моему Омру. Грызи рассказывала о всех, кого мы видели. Как они пришли в питомник, какие у них привычки, характер, как за ними ухаживать, что с ними дальше будет…        Я всё больше помалкивала и обдумывала — нужны ли им тут руки. Потому что я отсюда уже с обеда никуда не собиралась. Разве что волоком за ограду вытащат — и то под вопросом.        Обо мне Арделл так ничего и не спросила, потому что по уши ушла в животных. А я вот спросила. Когда увидела, как у неё изменился цвет глаз на единении с вивернием. И поняла, кто она.        — Варги разве не живут в общинах?        — Это большинство, — отозвалась Гриз и принялась промокать зельем рану у виверния на шее. — Но вообще-то, я когда-то там и жила. В одной из крупнейших общин варгов, в Вольной Тильвии, да…        — Выперли? — осведомилась я почти даже с сочувствием.        — Ну-у-у, может, они и не против были от меня избавиться к тому-то времени… Но я бы так сказала, что я сама выперлась. Сбежала, — пояснила она, усмехаясь. — Когда мне было семнадцать. Подай мне флакон с синим зельем из кофра. Ну как, ты уже определилась с тем, как к тебе можно обращаться?        — Мел, — сказала я. — Мел Драккант. Впервые за два с лишним года. Потому что не смогла назваться выдуманным именем.        Потому что в своём доме мы называем себя настоящими.       И что из этого рассказать Рыцарю Морковке, спрашивается? Вон, увязался. Он эту чушь в себе шесть лет копил, теперь его не собьёшь.        — И что тебе пообещала эта варг? Защиту? Забвение? Мелони, ты что — правда считаешь, что сможешь спрятаться от собственной натуры в клетках у животных? Скрыться за… выездами, ночными дежурствами, что у вас тут ещё есть? Спрятаться от своих мыслей?        Ага, о выездах он знает. Небось, так меня и отследил. Не стоило Моргойлам называться своим именем — наверняка они растрепали.        — От кого мне прятаться — от тебя, что ли? Я тут на своём месте.        — Здесь? — обводит рукой питомник. — Ты — Драккант… на своём месте?        Хмыкаю, останавливаюсь теперь возле вольера мантикоры.        — Да. Здесь моё место. А не в поместьях, на приёмах, на балах, или что ты там ещё себе вообразил. Меня с души от этого воротит. С детства.        От елейных улыбочек, поклончиков, витиеватых титулов и обязательных чаёв с нужными людьми, и от придворных церемоний, и пыльных свитков с правилами этикета — как присесть, как одеться, какой жест сделать…        — Помню, — говорит Морковка и горько ухмыляется. Становится похож на себя-прежнего. — Ты всегда была слишком искренней для любых церемоний. И я не отрицаю, что здесь ты можешь быть счастлива — тебе для счастья-то только и нужно было — любить живое и спасать живое. Этим она воспользовалась, да? Эта варг? Сказала, что здесь ты будешь заниматься любимым делом? А она, случайно, не заговаривала с тобой насчет того, что питомнику нужны деньги, не вспоминала состояние Драккантов? Знаешь ли, эта твоя знакомая… не так уж и проста. Я навел о ней кое-какие справки…       Черт бы его побрал, а. Никогда не умела быть красноречивой. Ещё меньше умею говорить, когда полыхаю от злости. Но уж если этот болван начнет трепаться о Грызи — я, чего доброго, ему нос сломаю.        — Это потерпит, — говорит себе Рыцарь Морковка под пока еще целый нос. Рассмотрел мое лицо, видимо. — Но ты не думала, что поступаешь попросту эгоистично, запираясь здесь? Ты же не варг, живущий в питомнике. Ты Драккант. У тебя есть кое-какие обязанности, помимо чистки клеток. Не передо мной, да… но хотя бы перед твоими родителями, которые тебя любили. И ты ведь можешь сделать для любимого дела куда больше, если вступишь в Права Рода. Единый… да ты можешь вообще всё что угодно! Открыть свой питомник, свою лечебницу для животных, заняться благотворительностью или просвещением, да с состоянием Драккантов ты можешь изменить всё не только для животных… как минимум в Крайтосе! Но сейчас-то я просто прошу тебя повидаться с умирающей теткой. И дать ей попросить у тебя прощения. Неужели эта варг тебя не отпустит. Или что… я прошу слишком многого?        Вечно вот с ним было трудно. Только остановишься — присядет на уши и начнет к совести взывать. Странно, как он не заделался каким-нибудь жрецом.        — Хочешь совет, Принцесска? Плюнь на свое чувство долга. Поступи на корабль, как хотел. И плыви куда подальше, хоть за Рифы. А то еще женись хоть на ком… хоть на Арианте. Не на козе, а на королеве Айлора, хотя… да мне плевать, можешь вон на кузине Лэйси жениться. Потому что я не приму Права Рода. И никуда отсюда не собираюсь. И если ты сейчас за мной пойдешь — Мист тебе башку отгрызет, наша мантикора чужих не любит.        Разворачиваюсь и ныряю в жаркое, болотистое нутро загона, где в грязи тяжко поворачивается мантикора.        Затылком чувствую взгляд Рыцаря Морковки. Прямо-таки орущий «Мы этот разговор с тобой не закончили, и вообще, я не сдамся и буду драться за тебя до конца».        Будто я без того не знала. Этот заново отросший хвост так просто не отбросишь. Так что ближайший месяц, самое меньшее, Его Светлость будет путаться у меня под ногами. И взывать к моей совести.        Самое паршивое — теперь я даже сбежать не могу. ЛАЙЛ ГРОСКИ       После эффектного старта Мел за дверь — её наречённый брякнулся на стул и с минутку посидел, осмысливая то ли неласковый прием, то ли общий вид своей невестушки. Вернее всего — оценивал общий масштаб проблем. Однако довольно быстро тряхнул головой, вскочил и вперился в Арделл обвиняющим взглядом.         — Что вы… что вы с ней сотворили?        По его мимике можно было подумать, что годы назад Мел являла собой нежную девочку в веночке из маргариток и с манерами принцессы.        — Вы, конечно, хотите её догнать? — невозмутимо вопросила Арделл. — Тогда поторопитесь, а то Мел успеет уйти в загоны к хищникам, а оттуда вы ее можете ждать долго. О, и не упоминайте о происшествии с Кумушкой. Ради вашей собственной безопасности. Спросит — вы просто прошли через заповедник, нарвались на патруль… а подробности ей объясню я.         — Что бы вы там о себе не думали — я не собираюсь лга…        — А я вас и не прошу. Йолла, проводи господина Олкеста, посмотри, чтобы он нашел Мел. И проследи, чтобы его не съели.       От души веселящаяся Йолла закивала и утащила грозного женишка за руку. Тот, правда, уже из дверей кинул последний привет:        — Я с вами еще разговор не закончил.        — Я вообще-то тоже только начала, — отозвалась Арделл и сделала прощальный жест. Вторым жестом она срезала мою постыдную попытку к бегству: я-то уж думал как раз улизнуть под шумок.       Молчание, которое вслед за тем обрушилось на сторожку, яснее ясного говорило: да уж, мы все находимся в самом начале длинного и мучительного пути наказания.        — Собственно, а когда ты просила проследить, чтобы его не съели — ты имела в виду наших хищников или его милую невестушку?        Мой знаменитый покойницкий юморок всё же показал своё. Крыса внутри повякивала как-то совсем неприятно, так что я усердно старался заглушить её шуточками.        — Может, нам вообще стоило ему обеспечить… ну, знаешь, сопровождение. Там в конце-то концов Мел. А рядом хищники. И… есть куда спрятать тело.        — Например, бросить его в вир? — осведомилась Арделл, метая глазами зелёную молнию.       Ростки юморка слегка подвяли, но до конца не испепелились.        — Что? Я, может, просто примеряю на себя свою собственную участь. Как думаешь, она меня скормит алапардам или, может, гарпиям — для поэтической-то справедливости? Я же верно понял, что ты собираешься рассказать ей, что случилось с Кумушкой?        — Стоило бы, — буркнула Гриз. Потерла щёки, глотнула из фляги бодрящего. — Только вот лучше от этого не станет никому… Нэйш, возвращайся в патруль. Прибери там следы. С телом гарпии, конечно, уже сами разобрались… в общем, прибери, если что-то осталось. Заодно посмотри, добрался ли проводник этого Олкеста до нужной границы. За твою сегодняшнюю выходку получаешь еще дюжину ночных дежурств — одиночных, раз уж ты не можешь патрулировать с кем-то в компании. Тридцать золотниц штрафа с ближайшего жалования. Остальное обсудим, как вернёшься с патрулирования.        Носок сапога, попадавший в полосу света, качнулся насмешливо.        — Буду ждать с нетерпением.         — Лайл… ты же, я думаю, сам понимаешь, что совершил пару серьезных ошибок?        Почти мягкий тон стал для нас с крысой немалым шоком. Но покаянный вид я принял исправно.         — Остаток своих ночных дежурств проведешь в паре со мной. Да, и в свободное время я ещё подучу тебя вести себя в заповедной части. Сверху получаешь пять внеочередных вахт у Чаши и по ночному питомнику.        Грызун внутри подавился собственным визгом. Так и замер с подергивающимся глазом, не в силах поверить в такое мягкое наказание. Вахты у Чаши и вахтами-то не были: подремываешь себе или сидишь с книжкой у камина, только время от времени поглядывая в Водную Чашу — нет ли вызова? А ночные обходы в питомнике всегда совершались вместе с вольерными. И тоже не предполагали, что ты влезаешь в клетку.         — Да-а-а, — протянула Арделл задумчиво. — Ты радоваться-то подожди, у меня на тебя малость другие планы… Как у тебя с ценами на корма — не вникал пока?        Цены на корма? Встречи с поставщиками, которые эти самые цены загибают? Возможность поговорить о звонких монетах? С нашим счастьем — в этом я как раз заверил зевающее начальство. После чего меня начали посвящать в тонкости кормовой темы, так что беседа даже начала становиться вполне даже милой.        До тех пор, пока в дверях опять не возник жених Мел. Выглядящий так, будто ему пришлось не улепётывать от Кумушки, а уговаривать гарпию выйти за него замуж.        В принципе, это было недалеко от истины… но он хотя бы был жив.        — Она просто… слегка нервная по ночам, — попытался я утешить парня от доброты душевной. Парень особенно не утешился, плюхнулся на уже обжитой стул и зарядил в сторону Арделл:         — Сколько вам нужно?        — Сейчас или в принципе? — поинтересовалась варгиня, которая за последние десять минут основательно погрузилась в мир цифр. — Гроски, если учитывать еще расширение вольеров, клетки… сколько у нас там набежит? Сотни три золотниц хорошо бы на первое время. Хотите сделать пожертвование?        — Не прикидывайтесь, что не понимаете, о чём я говорю, — отрубил рыжий женишок. — Сколько вы хотите, чтобы оставить в покое Мелони? Я, знаете ли, сильно сомневаюсь в вашем бескорыстии.        — И правильно. Я на самом деле очень корыстный человек — вон, Лайл подтвердит, он со мной только что обсуждал, как мы можем выпить побольше крови из честных торговцев. Но, господин Олкест, — как вы воображаете себе это вот ваше «оставить в покое Мелони»? Я должна перестать давать ей задания или я должна снять её с вызовов? Или мне нужно явиться к ней и заявить ей в лоб: «Всё, ты больше тут не нужна, у тебя два часа на сборы»?        — А если бы даже и так!        — То есть вы предлагаете мне ей солгать. И готовы подкупить меня, чтобы я ей солгала и вышвырнула её из питомника, который ей дорог.       Казалось, что бедолагу Олкеста сейчас хватит удар, и он распадётся на сотни маленьких морковок.        — Что? Вы искажаете мои слова! Послушайте… она же к вам прислушивается, по каким-то причинам… не знаю, по каким. И вы могли бы донести до неё… сказать ей о том, что это на самом деле важно. Что она не может оставаться здесь, что её род в опасности, а её умирающая тётушка ждёт. Вы… могли бы её направить на нужный путь.        — И вы собираетесь подкупить меня, чтобы я её туда направила.        Я слегка отодвинулся от Рыцаря Морковки на случай, если у него сейчас взорвётся голова.        Гриз подпёрла щёку ладонью и вздохнула.         — Господин Олкест, вы зря считаете, что я могу переубедить Мел насчёт её рода. Здесь она для себя давно решила, и я не стану даже пытаться. Я поговорю с ней о тётушке, которая её хочет увидеть… но ничего обещать не могу, честное слово.         — Ну конечно. Не можете.        Судя по усыпанной веснушками физиономии — сбылись, сбылись все мрачные предчувствия. А потому настало время решительных действий.        Янист Олкест скрестил руки на груди и отчеканил:         — Хочу, чтобы вы знали — я не собираюсь сдаваться. Понимаю, что вам невыгодно отпускать Мел и вы приложите все усилия, чтобы помешать… Но я не оставлю её здесь. И даже если вы выставите свои патрули по всей территории — я найду способ…        — Лайл, он прилично бегает?       Вид у Арделл был такой, будто ей просто обрыдло слушать это всё за час с лишним до рассвета.         — Отменно — раз уж его не поймала бескрылка. А с чего бы…        — С чего бы вас это интересует? — осведомился прерванный в момент патетики Олкест.        — С того, что я не дам вам шататься по моему питомнику в качестве посетителя. С вашими методами — мы рискуем лишиться половины поголовья хищников. Не говоря уж о том, что вас сожрут, Мел расстроится, а про питомник будут говорить, что у нас тут звери-людоеды.        — Как будто они у вас и без того не…        — Поэтому, — Арделл щёлкнула пальцами, чтобы заткнуть женишка Мел, — либо вы поджидаете Мел за воротами, разговариваете с ней только в здании и только когда она не занята… В общем, говорите с ней раз в девятницу… либо вы поступаете на работу в «Ковчежец» и будете здесь постоянно, но как сотрудник. Проходите обучение, получаете жалование… и да, тогда вы сможете быть рядом с Мел почти постоянно.        Едва ли на Яниста Олкеста сваливались такие блестящие предложения карьеры, так что он малость приоткрыл рот. Откуда полетело только придушенное:        — Вы… позволите мне работать вместе с ней?        — Не будете мешать работе — пожалуйста. Дар у вас Водный, в нашем «теле» пока что такого нет. Станете нашей «кровью», так сказать… я потом вам объясню. Вы даже сможете ходить с ней на вызовы — особенно если они касаются огненных существ, а таких немало. Будете её прикрывать… и переубеждать попутно. Ну как?        — Это какой-то подвох? — Олкест недоверчиво усмехнулся. — Вы что же, решили избавиться от меня таким образом… или напугать? Разумеется, я согласен.        — Отлично, — меланхолично молвила Арделл. — Договор я завтра подготовлю, а вы пока располагайтесь. Познакомьтесь — это Лайл Гроски. Лайл — знакомься, твоё наказание. Жить будете в одной комнате.         — Пхаааа! — никогда бы не подумал, что могу выдать синхронную реакцию с таким вот рыжим несчастьем. Но чего не сделаешь, когда у тебя внутри крыса валится с сердечным приступом.        — Других спален нет, — пояснила Арделл, пожимая плечами. — Можете снять комнату в деревне или в трактире у Злобной Берты, но первое — далеко, не успеете на вызовы, второе… хм, в общем, сами увидите. Или можете расположиться в особняке у директора питомника. Если выдержите ежедневные оргии с возлияниями и предложениями присоединиться. Боюсь, что визиты полуголых девиц и… не всегда девиц…        Арделл почесала бровь, явно припомнив что-то забавное. Фыркнула и развела руками:        — Есть ещё мой кабинет, но он крошечный, кровать вряд ли влезет. Так что… Лайл, кстати, тоже в питомнике недавно, поэтому у вас неплохой шанс сработаться.        Сверчки за стенкой исполнили новое произведение — «Марш Отчаянного Сомнения».        — А теперь подождите, пожалуйста, за дверью — мне нужно поговорить с моим сотрудником, — добавила Арделл. — Утром после общего сбора я поясню вам детали.        Возражать новый сотрудник питомника не стал. Разве что смерил нас на прощание взглядом, исполненным хмурой подозрительности.        — А Мел тоже чем-нибудь провинилась? — первым делом спросил я, когда дверь за Олкестом захлопнулась. — Скажем, грохнула пару благотворительниц, из-за чего ты решила приставить к ней вот это чудовище?        Арделл испустила горький вздох о моей недогадливости.        — Ну, мне же надо было ее как-то отвлечь от Кумушки и всей этой истории. И потом, кто там знает, может, ей будет полезно…        — Да, правда. Может, она проникнется своим положением и начнет пырять всех своим атархэ, одновременно делая книксены. Стало быть, ты считаешь, что друг детства может ей малость вправить мозги… а я должен буду вправлять мозги ему, так?        Ну да, ну да, не надо делать вид, что я не понял, какой титанический труд на меня возложили. Парень явно предубежден против питомника и того, чем Мел тут занимается. Надо как-то с ним договориться… ну, а я же всегда умел договариваться. Вот только если ты ждёшь каждый день — когда же тебе сообщат твое задание, то у тебя поневоле будет потребность в уединении. А теперь об этом придется забыть. И да, у нас тут есть дополнительная проблема.        — Ради Девятерых — вправлять мозги человеку, который выбрал своей парой Мел! Да о каких там мозгах вообще… Могу я поселиться у Лортена, а? Честное слово, родной печени не пожалею. Обещаю с честью переносить вторжения полуголых девиц и… кто бы там не был. Нет? Ну, я готов спать в «поплавке»…        — Гроски, — тут в голос начальства вплелись благородные нотки стали. — Ты сейчас доведешь меня до того, что я тебя к Нэйшу переселю.        — Буду очень рад, — любезно отозвался из угла устранитель. О нем все как-то успели позабыть — может, потому что он не издавал ни звука и не двигался. Высший уровень маскировки. — Коврик у двери как раз пустует.        — В лекарской, вроде, три кровати дополнительных, — припомнил я сходу. — Клянусь, что не буду мешать Аманде.        Кстати, вот еще и теснее бы познакомились, почему нет-то.        — Лекарская — только для больных с серьезными ранениями или болезнями.        — Могу обеспечить, — прошуршал Нэйш из угла.         — Порушенная психика считается? — процедил я, покосившись на устранителя.        Ладонь Арделл опять бахнула по столу.        — Хватит уже, вы, оба! Нэйш — почему ты вообще ещё здесь, а не в лесу порядок наводишь? Остался час до рассвета — марш на патруль! Лайл, покажи новичку «Ковчежец», где кладовка — ты знаешь.        Великолепная вырисовывается концовочка для исключительной ночи: придется раздвигать две кровати в моей спальне, перетаскивать вещи — словом, лишать себя мало-мальского уюта. Во имя женишка Мел.        — Мне хотя бы можно будет завтра надраться с Лортеном?        — Нет, — отрубило безжалостное начальство. — Ты всё равно сейчас под бодрящим зельем, и тебя не возьмёт. Только сердце посадишь. Всё, до встречи на утреннем обходе.        Вот так и получилось, что я вымелся из сторожки первым и в довольно… своеобразном настроении.        Неподалеку расхаживал женишок Мел. Он же новичок в питомнике. Он же мой внезапный сосед по комнате. Которому я должен вправлять гипотетические мозги.        На меня новая проблема поглядела подозрительно, и я постарался все ожидания оправдать.        — Как ты бегаешь — я видел, — выдохнул тяжко в осеннюю ночь. — Так что мой тебе совет — беги отсюда со всех ног, парень.        Янист Олкест хмыкнул презрительно и всем своим видом выразил, что таким советам следовать не намерен.       Зря он, конечно. Была бы у меня такая возможность — уж я бы шанс не упустил.