«…однако традиции Рода и обычаи Рода для истинно древних Родов Кайетты священны, и священны реликвии и талисманы Рода, подтверждающие его древность и знатность».
«Энциклопедия Кайетты»
ЯНИСТ ОЛКЕСТ Девочка бежит, утопая в высокой траве. А вечнозелёные косы ложатся ей на плечи, и ветер колышет необъятное травяное море, и кажется — сейчас она споткнётся, полетит в глубину — и не вынырнет. И я прибавляю шаг, чтобы не потерять её из виду: растрёпанный хохолок черных волос, костюм охотницы, который она уже успела перемазать в серую грязь. Загорелое личико, склонившееся к травам — пошептаться… Взметнувшаяся ладошка с Печатью Следопыта: догоняй, Рыцарь Морковка! И короткий смешок, когда чёрная макушка совсем ныряет в волны элейса благословенного, любимой травы Травницы и любимой пищи единорогов. И сейчас я знаю, что должен замедлить шаг, вдыхая густой и пряный аромат, и сделать вид, что я заблудился и не знаю, куда идти. Тогда она, царственно фыркнув, появится откуда-то сбоку. Скажет: — Что, потерялся? Работенка для Следопыта. Идём, провожу, только не копайся, нам еще на единорогов нужно глянуть. Запах элейса — сладковато-горький, по-осеннему дурманящий. Кружит голову, приглашает: давай, не спеши, вот сейчас она появится, сейчас… И я замедляю шаг и со внутренней тревогой отсчитываю мгновения. Сейчас, сейчас она разомкнётся трава справа или слева и раздастся её голос… — Принцесса! — долетает раздраженный окрик спереди. — Ты жрёшь элейс или поэму в башке пишешь? Ногами шевели! Вздрагиваю, трясу головой, откидывая сладкий дурман. Ускоряясь, бегу по проложенной Следопытом дорожке — пока не нагоняю Мелони. Совсем чуть-чуть подросшую, безжалостно обкорнанную чьей-то рукой. Потирающую шрам на виске и шипящую сквозь зубы: — Взяла с собой обузу, тоже… Что, в боку закололо? Давай двигай, так до завтра не управимся. Молча киваю и вновь погружаюсь в бег по бескрайнему травянистому простору Единорожьей Долины. Простирающейся от северной границы Ракканта до южных пределов Акантора. Словно связывающей два государства. В преданиях говорится, что некогда Глубинница Морвила начала насмехаться над Травницей Элейсой, говоря, что та никогда не сможет познать ширь и свободу моря. И Травница сотворила своё собственное Море Трав — прямо посреди Кайетты. Вырастив для этого вечнозелёное растение с дивным запахом и длинными тонкими косами, стелящимися по воздуху. Растение, не желающее расти нигде в Кайетте, кроме Единорожьей Долины — потому что именно единорогов, своих друзей и спутников, Травница пригласила жить в своём Море. Каждый стебель элейса благословенного — словно тонкая, стройная девушка, волосы которой распущены и летят по ветру. Мысли помогают бежать. Мелони отмахивает милю за милей — мерной, ровной рысью охотницы, а не смешной девчоночьей пробежкой, какую я помню. Иногда замедляется, сворачивает или начинает рыскать в траве — я уже знаю, что подходить не следует. Потом непостижимым образом берёт новое направление — и всё начинается сначала. Всё же она замедляет шаг ради меня время от времени. Утешение малое, потому что тут же звучит: — Морковка, на облака засмотрелся? — или ещё что-нибудь хлёсткое. И ещё это просьба невыносимой Арделл. Отправляя меня на задание (на мой первый выезд, да ещё с Мелони!), варгиня бросила коротко: — Мел, глянь, что там, потом вызывай меня. И дело там с огнём, а Лайла пока что нет. Так что возьми с собой господина Олкеста. Если, конечно, он пожелает. Силы Единого — как будто я мог бы отказаться. Несмотря на недовольство Мел и на то, что мое обучение еще не совсем закончено: я в питомнике неполные две девятницы. Но это возможность наконец-то побыть наедине с Мелони — вдали от постоянных клеток, окриков, смешков, вопросов, шепотков, рыка, воя… от бесконечной суеты обучения, уборки, изматывающих знакомств и чуждых разговоров. Побыть с ней в Море Элейсы, в Единорожьей Долине, той самой, куда мы летом и осенью выезжали из Драккант-касла. Я не мог не согласиться. Теперь мне кажется, что невыносимая Арделл усмехалась, когда предлагала мне эту пытку. Потому что пошёл третий час изматывающего бега в море высокой травы под осенним солнцем. И Мелони не намерена останавливаться, не желает тратить ни минуты. А если всё-таки останавливается, то ведёт себя так, будто всего не было. Девочки, ныряющей в душистые травы. Упоённо играющей в следопыта. Затаившей дыхание перед табуном пасущихся единорогов. Благоговейно гладящей серебристого самца, которого я подвёл к ней поближе… Эта оглядывает море трав с сурово поджатыми губами. Обмахивает пот с лица раздражённым жестом. Цедит сквозь зубы короткие, резкие, поясняющие фразы: — Следы копыт. Драккайны не видно. Ч-чёрт, не по воздуху же она сюда… — Единороги отсюда держатся подальше. Заходят, но только поодиночке. Испугались. — Может, вообще не драккайна, а какой-нибудь браконьер-придурок. С амулетом Огня. Тогда приходится кивать. И делать вид, что у меня с собой амулета Огня нет. Мы выслеживаем драккайну в Единорожьей Долине — звучит как причудливая сказка. Только вот это моё первое задание. Потому давай, Рыцарь Морковка. Напомни ей, что ты — всегда на её стороне. Что ты нужен. Полезен. Что не отстаёшь и не раздражаешь. — Это не может быть феникс? — Пропалины непохожи. И феникс не стал бы убивать единорогов. И нападать на этих… как их назвать. Отдыхающие семьи. Влюбленные пары. Те, кто всегда приезжает в Травяное Море — насладиться ароматами и полюбоваться на единорогов. Нормальные люди — вот как они называются, Мелони. Мы такими были не так уж давно. — И феникса видно, а эта тварь… А эта тварь — хитрая, — соглашаюсь я мысленно. Пытаясь отдышаться после очередной остановки. Тварь, которая подкрадывается к единорогам и обжигает их. Которая распугала табуны. И ночью подожгла пару летних шатров отдыхающих. Егеря Единорожьей Долины не видели тварь ни разу, и они поделились кучей версий: виверний, огненная лисица, кербер… Но Мел хмыкнула во время одной из остановок: — Атархэ поставлю — это драккайна. Вир её знает, чья это помесь — может, кербер или игольчатник. А то может, алапард. Но драккайны так действуют. Так что мы ловим драккайну в одном из величайших заповедников Кайетты — в Великом Море Элейсы. Пробираемся по полузаросшим тропам единорогов. Раздвигаем руками гибкие, податливые стебли. Тонем в терпких волнах ароматов. И я стараюсь держать дыхание, отмахиваюсь от длинных, зелёных кос элейса благословенного, лезущих в лицо. И от памяти, которая тут, совсем близко — рукой можно дотянуться. Память о смешной девчонке, играющей с блестящим клинком. — Глянь, Морковка, это мой атархэ! Мастер делал, по особому заказу. Да потрогай, красивый? На будущий год уломаем папашу тебе такой же… О девчонке с серыми глазами, в которых плещется смех. Будто солнце играет на речных водах. — Чего? Я — порежусь? Во, смотри! Над ладонью завис! Папаня говорит — через годик будет полный контроль. И нужно не замедлить шаг. Не крутить мучительно головой по сторонам. В бесплодных поисках: где же, где же эта девочка? Может быть — её поглотило жадное вечнозелёное море? Может — его покровительница, Великая Элейса, сейчас смилуется и отдаст мне ту, которую я любил? Раскроет волны и вернет — сонную и зачарованную… Только вот сероглазую девочку захлестнуло что-то, что страшнее. — Пухлик быстрее ползает! Мелони досадливо топает ногой, поджидая меня на небольшой проплешине, где осенняя пожухшая трава коварно вторгается в заросли зеленого элейса. Рядом с травой разрослись кусты и стоит пара звенящих золотом ясеней. Журчит ручеек, спускающийся дальше, к речке. Мелони сердита не на меня. На отсутствие знаков. Я знаю этот взгляд, которым она сверлит свою Печать. Исподлобья, упрямый: ты что, совсем дурная, да? Ты почему не выполняешь то, что от тебя требуют? Мне так хочется приободрить её. Вызвать хоть на миг вместо этой полунезнакомки — ту, прежнюю, настоящую Мелони Драккант. Которая как-то призналась мне: «Если б где жила, так это только тут». И жалела, что в Единорожьей Долине запрещено строить, можно только ставить шатры. «Ну, ничего, я б поставила здоровенный шатер. Чтоб на годы». И дышала бы благоуханием элейса, и наблюдала бы за единорогами — чистыми, любопытными и прекрасными. Немного капризными, но платящими искренней любовью за добро. — Эй, Мелони… смотри, единорог. Единый с небес всегда следит за нашими мыслями. Потому что кто как не он послал этого красавца — высокого и слегка серебрящегося там, у берега реки. Мелони пренебрежительно фыркает себе под нос и возится с фляжкой. Но я теперь знаю, что делать. Единорог смотрит, как я подхожу, совершенно спокойно. В этом древнем заповеднике они совсем не боятся людей. Когда их плодится здесь слишком много, излишки отлавливают и продают — на это содержат егерей и охранников от браконьеров. Конечно, находятся подлецы, желающие разбогатеть — ставят ловушки, отлавливают тайно молодняк. Но нет безумцев, которые стали бы охотиться в Благословенном Море Элейсы-Травницы. В спину мне летит пренебрежительное «И куда тебя понесло?» — наверняка еще и сказанное без отрыва от фляжки. И по тону я заключаю — насколько Мелони расстроена на самом деле. Иначе непременно подошла бы к единорогу: познакомиться, угостить, посмотреть, не болен ли, нет ли шрамов. Побеседовать или прокатиться — в прежние времена она часто их седлала. И я знаю, что ей станет легче. Когда я подведу его к ней, как в старые времена. Когда она погрузит пальцы в чёрную шелковистую гриву. Огладит рубиново-алый рог. Пройдется по спине, которая отливает почти что каменной зеленью… Единорог теперь поднялся по берегу и движется ко мне навстречу. Не проявляя ни малейшей опаски. Я иду навстречу восхитительному зверю, протянув ему руку. Словно во сне или в моей памяти, а он всё ближе, и ближе, и движется все стремительнее, будто к кому-то, кого давно узнал. — Принцесса! Лежать!!! Вопль Мелони ударяет в спину внезапно. Вздрагиваю и оборачиваюсь — и её лицо искажено, она бешено машет руками и выкрикивает: «Лёг и замер, быстро!» Увидела опасность, мелькает в голове быстрее молнии — только вот где… Потом я слышу рычание. Хриплое и низкое. Вместо ржания. Там, где только что был перестук копыт. А когда я разворачиваюсь — прекрасный серебристый единорог на бегу выпускает в меня длинную струю пламени. Шипение и жар прямо над головой, трещат волосы: это я валюсь на землю, пропускаю пламя над собой. Потом я качусь прочь с его дороги, чтобы не попасть под копыта. Успеваю заметить: жёлтые клыки, хлопьями падает с них пена, налитые алым огнём глаза и черно-серебристая чешуя — знак драккайны под гривой, вдоль хребта. Потом копыто ударяет туда, где только что была моя голова. Бешеный храп, и стебли элейса — они мешают катиться и встать, захлестывают, укутывают. Вопль Мелони: — Эй, ты! На меня смотри, кому сказано! И яростные копыта стучат, направляясь туда, дальше, к ней… Единый, помоги мне! Вскакиваю, отчаянно путаясь в стеблях. И вижу Мелони со снотворным в занесённой руке, и чудовище… чем бы оно ни было… не собирается останавливаться, идет на нее уверенной рысью. — Не к ней! Ко мне! Ко мне, чёртова тварь! — Морковка, не лезь! Камней под руками нет, за амулетом далеко тянуться. Под руку попадает мой слетевший ботинок, а в голове ни к селу ни к городу звучит батюшкин голос («Туфлей, как дамочка в мышь? Ты безнадёжен»). Потом голос батюшки недовольно умолкает. Потому я попадаю. С первого раза и твари по голове. Так, что чудовище замирает и оборачивается, полыхая огненным рогом. И тут Мелони делает рывок и метает перед ним пробирку со снотворным. Голубоватая дымка. Мгновенное замешательство — тварь яростно мотает головой, грива разлетается, будто брызги чернил… — Мелони, он сейчас… Хорошо, что чудовище снова целится пламенем в меня. Потому что я стою дальше — и оно не попадает. И что оно начинает движение ко мне — тоже хорошо. Потому что я начинаю отступать и знаю, куда. Только я надеюсь, что дойду до речки раньше, чем он меня нагонит. Пятиться неудобно: носок намок от сока элейса, каждую секунду могу оступиться. А Мел что-то кричит про Дар, но я её не слышу, просто пячусь, не отводя взгляда от глаз твари, в которых полыхает яростное, веселое пламя. И понимаю, что не успеваю, когда единорог ускоряется и наклоняет голову, выставляя опасно блеснувший рог. «Сейчас он меня осалит», — последняя глупая мысль… А в следующую секунду на единорога взлетает Мел — лёгкой пичужкой. Хватает его за уши и выкрикивает: — Принцесса, воды ему в сопло! Тварь сначала останавливается, пораженная, потом начинает бешено брыкаться и крутиться — и я наконец делаю три последних прыжка. Теперь скатиться с берега в воду, воззвать к Печати (та откликается с натугой и стоном). И навести плотную водную струю в морду бестии. — Вшшшш, — это погас огненный выдох. Дальше — рык, недоуменный храп, даже что-то похожее на ржание… Мел скатывается со спины твари сама — и всаживает в неё две стрелки с усыпляющим из трубки. Единорог останавливается — высокий, статный, среди примятых ярко-зеленых стеблей. Серебро, опоясанное драконьей чешуёй. Черная развевающаяся грива и драгоценно-рубиновый витой рог. Только когда он подгибает колени и валится в сон — я вижу у него ещё один признак драккайны. Чёрный, узкий, шипастый драконий хвост. Драккайна совсем мокрая. Я тоже: всё-таки, стою по пояс в воде. И, кажется, второй ботинок я утопил. Мелони стряхивает воду с коротких волос и отфыркивается. — Чем ты уши затыкаешь — книжицами своими? Орала же — чтоб не лез, у меня снотворного хватает. — Что-то не видно было, что оно на него подействовало. — С огненными бывает — особенно когда пламени много. Сразу кинуть водой в него не мог? Или поставил бы водный щит — пф, защитничек навязался. Я ж тебе кричала — совсем оглох, Морковка? Молча дергаю плечом (главное — не покраснеть!). Не думаю, что Мелони готова сейчас услышать о моих поисках, об Алчнодоле и об учителе Найго. Она… не поймет. Мало из тех, на ком Печать, поймёт. Со штанов течёт и капает речная вода, а носки сплошь в иле. Мелони шагает к ручью — чтобы вызвать «поплавок», наверное. По пути она разворачивается ко мне и бросает: — Ну, ты дал. И это, конечно, она о моей попытке прокатить её на драккайне… Вот только губы всё равно расползаются в улыбку. Гроски говорил, что на первом выезде у него был обезумевший зверинец и бешеный виверний. Может, у меня всё не настолько эпично… но для первого раза неплохо. — Что? Да, драккайна-единорог, Фреза, прихвати вольерных — грузить! Ты вряд ли допрёшь. Да знаю я про ту историю с шестью бочками виски! Ну, как-как… Принцесска поморгал единорогу ресничками, тот бахнулся в обморок от счастья, давай уже быстрее, сколько нам тут торчать?! Звонкий голос Мелони разносится над удивлённым, волнующимся, бескрайним морем пряных трав. Серебром отливает река, и серебрится драккайна — едва заметно волнуются во сне бока. И где-то далеко-далеко — в волнах элейса, в серебре вод бежит, отражаясь, далекая девочка из прошлого — и улыбается мне. Шепчет на ходу: — Для первого раза совсем неплохо, Рыцарь Морковка. Только ботинок, конечно, жаль.* * *
Люди подобны книгам. Многообразием, многоцветьем. Тем, насколько обложка иногда не совпадает с содержанием. Бесконечностью смыслов и прочтений. А ещё ты иногда не представляешь — что встретишь через несколько страниц. Казалось бы, например: авантюрный пиратский романчик. Крикливая обложка насквозь пропиталась табаком и морской водой. Ну, откуда бы там хоть строка о летающих единорогах? Но Пиратка Фрезуанда только расфыркалась, когда увидела наш с Мелони трофей. Потерла сухонькие ладошки, напряглась… И вот тебе старушка, которая тащит по воздуху спящую драккайну-единорога. И подмигивает: каково, а, Рыцарь Морковка? Когда-то я полагал, что книги интереснее людей. Теперь знаю, что самые интересные книги — люди. Их можно читать, не отрываясь. Не уставая. Всю жизнь открывая новое. — Ото ж и ничего себе, — сказала Йолла, почтительно заглядывая в клетку. По клетке неспешно трусил хмурый единорог с рубиновым рогом и шипастым хвостом. — Это он других единорогов убивал, стал быть? И вас сожрать хотел? Смотрела она на меня как на героя, так что я даже застеснялся своей обуви: растоптанных восточных туфель, расшитых бусинами. Их мне ещё в «поплавке» всучила Фреза, буркнув что-то вроде «завалялись с поездки в Дамат». Отказаться было неловко. Но Йолла не глядела на туфли — глядела на меня. Милая летняя книжица песенок и стихов с вечной грустинкой: девочка — «пустой элемент», да ещё вечно пьющая мать, совершенно опустившаяся. — Едва ли всё-таки он хотел нами полакомиться. Но намерения у него были самые недружелюбные. — Пф, — отозвалась Мелони, которая прилипла к решётке и ворковала с единорогом. — Грызи глянула его сознание, говорит, он просто поиграться хотел. — Да-а, конечно, было очень похоже. — Очень и было похоже, иначе от тебя мокрого места не осталось бы! Тут такое дело. Единороги — существа открытые, ласковые, любят всякие поигрушки. Драккайны наоборот — агрессивные и кровожадные. Ну, и Грызи говорит — у Вулкана одно на другое наложилось. Играть хочется, общаться тоже… только он этого не умеет. И не понимает, что все остальные единороги — не такие, как он… да, Вулкан, огнём никто не умеет, ты у нас один такой? Вот он их и обжигал, бедолажка. А от нас просто территорию оберегал, да и познакомиться хотел. Ну, ничего, мы с тобой малость поработаем, да и поиграем тоже, но сначала — сначала поедим… Я знаю, на какую книгу она похожа. На историю о Лесной Деве — сбежавшей от гнева отчима и ставшей сестрой для духов леса. Давшей клятву заботиться о живом, созывающей зверей и птиц своим пением. Околдованной… спящей в волшебном гроте и ждущей поцелуя суженого — который пробудит её. И драгоценная обложка зачем-то завёрнута в грубую, старую ткань. — А я ж думала, драккайн-единорогов не бывает, — Йолла потеребила светлую прядку. — Единороги — они ж травоядные, а драконовы гибриды — по хищникам обычно, так? Ну там, керберы-драккайны, гарпии, игольчатники, лисы огненные. Как это оно так… — Нойя говорят — пути Перекрестницы не угадаешь, сладкая. Аманда подплыла неслышно — окутала запахом ванили и специй. Передала Мелони мясо, приправленное «пламягасилкой». И стала тут же, опершись на растущую возле клетки яблоню в самой соблазнительной позе. Ало-золотая книга с рецептами всего — зелий, и выпечки… и ядов. — Происхождение драккайн и без того считают тайной Кайетты, да-да-да? Сколько они появляются? Семь десятков лет? И всё на разных концах страны. И время от времени являются новые, а отчего так… — Академики постарались, конечно, — буркнула Мелони, которая бросала кусочки мяса единорогу. Плотоядная тварь косилась подозрительно, то и дело показывала страшноватые клыки — но мясо с пола подбирала. Даже не принюхиваясь. Я читал достаточно теорий о происхождении драккайн — начиная от «это всё учёные с Вольных Пустошей», заканчивая «это тайные происки Эвальда Шеннетского». И в общих чертах представлял, о чём речь. — Это же ты про бегство учёных из Академии Таррахоры? В тысяча пятьсот двадцать первом, да? Но ведь это не доказано. Я хочу сказать: ну да, у главы факультета природной и естественной магии были разногласия с ректором и остальными академиками. И да, Арвин Мантико покинул Академию после той трагедии на научном симпозиуме… и действительно, там была какая-то тварь, но ведь ни в одном источнике нет… Мелони фыркнула ещё презрительнее, и я невольно договорил потише: — …или у вас свои источники? — О, просто мы знаем нравы Академии, пряничный, — нараспев проговорила нойя. — как-никак, мы туда часто наведываемся по вызовам… В древних стенах Академии Таррахоры живёт много чего… слухов и шепотков, медовый, и старых книг. Из них можно сложить хорошую песню — а может, предание о том, как один знаменитый учёный увлёкся идеей вернуть природе её прежний облик… прежнее величие. Возродить истинное пламя, сквозь которое, говорят, когда-то перемещались, как мы сейчас — сквозь воду. Словом, Арвин Мантико захотел возродить драконов. Пахнуло теплом в лицо. Оранжевыми и малиновыми языками огня: это единорог попытался изрыгнуть пламя, но вышла только короткая вспышка. Пламя взвилось — и пропало, и осталось только — перед глазами, под мерный полураспев нойя. И там был ученый — в кругу своих учеников, за книгами и ретортами, над образцами костей и крови, древними символами, заклинаниями, знаками… — …лишь Ходящей по Перекресткам известно — что они призвали тогда к жизни… Они не успели изучить это: тварь сбежала, учинив погром. Погибло несколько учеников Арвина Мантико, а он сам вместе с остальными учениками бесследно пропал в неразберихе — и записи его тоже были преданы огню. Кто знает, кем? Однако с той поры в разных лесах… рощах… пещерах… они начали являться. Драконовые гибриды, убивающие своих матерей при рождении или просто по неосторожности, по игре. Ах, пряничный, они такая же тайна, как пропавший Ребёнок Энкера. — Тайна, пф, — огрызнулась Мелони, вытирая руки тряпицей. — У того, что они вывели… у перводраккайны — явно аномальная скрещиваемость. Она иногда и у гибридов второго поколения сохраняется. Размножается этот гибрид, конечно, с такой скоростью, будто они кровь кролика брали для своего обряда. Ну, или Лортена. Первыми-то были вивернии-драккайны, потом гарпии… похожее искал. А там начал расширять круг того, с чем можно спариться. Морковка, чего краснеешь опять? Я так и не привык, что тут постоянно рассуждают о спаривании, случках, течках… упаси Единый — привыкнуть. — С единорогами раньше не было — это точно. Я, правда, слышала насчёт яприля, но это на востоке, на… Мантикоры печёнка, тебя сюда не звали, Мясник! Устранитель появился, как всегда, без приглашения. И как всегда — мгновенно и бесшумно, словно скинул маск-плащ. Анатомический атлас в белой обложке. С небольшим приложением — книжицей по энтомологии. Там и там остались чистые страницы — чтобы вписать новое… Например, главу о строении единорога-драккайны. Которого Нэйш провожает пристальным взглядом — стоя с другой стороны клетки. — Просто хотел взглянуть на потенциального клиента. Если бы я не видел щит на его ладони — подумал бы, что у него особый Дар. Выводить людей из равновесия. Всем — взглядом, усмешкой, лёгким наклоном головы. Вкрадчивостью голоса. — У тебя здесь клиентов нет, — отчеканила Мел. — Так что иди куда шёл, а лучше — иди подальше. Нэйш хмыкнул. Не спеша провёл пальцами по прочной решётке из несгораемой древесины. — Не этот, Мелони, ну что ты. Я не устраняю в питомнике: разве что… в крайних случаях, ты же знаешь. Но это первая в своём роде драккайна-единорог. Скоро появятся другие, с игольчатниками и керберами было так же. Просто хочу знать немного больше на случай, ну, скажем, непредвиденных ситуаций с людскими жертвами. Всё же это гибрид. Строение в точности неизвестно… а значит, у него могут быть какие-то особенные уязвимости. Мелони не переносит Нэйша на дух, и я её понимаю: он очевидно дразнит её. Даже сейчас, когда взглядом сдирает с единорога кожу, разбирает по костям, проходится по мышцам… — И ты собираешься определить эти уязвимости на взгляд, золотенький? — осведомилась нойя с обжигающей улыбкой. — Ну, раз уж нет тела… немного наблюдений… — Наблюдай за своей рожей в зеркале, раз это тебе так нравится, Мясник! Вали отсюда. Обо мне все как-то позабыли, так что я смог обогнуть клетку и оказаться рядом с устранителем. — Мне кажется, вас попросили удалиться. Йолла там, за двумя слоями решеток, вытаращила глаза. Нэйш не удостоил меня взглядом. — Как вы оцените его скорость, господин Олкест? Выше, чем у обычного единорога? Удар по подколенным сухожилиям кажется довольно перспективным. Шея крутая, интересно бы узнать, где у него сопло при таком раскладе. Если пониже горла, то один хороший удар… Шея, конечно, всегда довольно уязвима — что у драккайн, что у людей… что у гарпий-бескрылок. И чуть-чуть приподнял губы, так, что полукруги возле них врезались сильнее. Так, будто мог увидеть моё загоревшееся лицо. При этом невозмутимо рассматривая единорога. — И то сказать, — отозвался я сквозь зубы. — уязвимы все. Даже те, у кого щит на ладони. Вот вы, например, можете прожить хоть день, чтобы не развлекаться за счёт других? Или у вас конвульсии к вечеру начнутся? Нэйш медленно повернул ко мне лицо — до отвращения идеальное, словно лики сказочных статуй Ледяной Девы Дайры. Вписывался даже тусклый, льдистый взгляд. — Полагаете, стоит проверить? Просто вписаться, подстроиться, подождать, — голос у него укатился в едва слышный шёпот, а взгляд чуть соскользнул с единорога — туда, где Мелони хмуро подкидывала нож на ладони. — Побыть рядом, будто верная тень… вы это предпочитаете? У каждого свои коллекции. Мне вот нравится наблюдать реакции. Пограничные и крайние состояния. Вы не можете знать — волнуется ли она сейчас за вас, там, по ту сторону клетки. Но если я, например, причиню вам боль — какой будет её реакция? Равнодушие? Злость? Досада? Может, облегчение, как будто я убрал что-то, что ей мешает? Мелони на той стороне клетки точно слушала разговор, потому что сорвалась с места с явным намерением отворить кровь экспериментатору — вне зависимости от того, предпримет он что-то или нет. Нэйш отметил это удивленным поднятием бровей: — А вам есть, на что надеяться. Кто бы мог подумать. О, и поздравляю с успешным первым выездом. Он похлопал меня по плечу прежде, чем я сумел увернуться, бросил взгляд на расшитые туфли Фрезы и ускользнул с прощальным смешком — а мне пришлось ловить Мелони, которая уже была на подлёте. — Наш-ш-шёл, с кем разговоры разговаривать, в эту мразь сразу нож метать надо! Чего красный такой? — Мне… надо с тобой поговорить, — нойя через клетку улыбалась уж очень понимающе, но я решил, что после сегодняшнего утра мне не помеха ни улыбки нойя, ни проклятый устранитель. Всё-таки этот кое в чём был прав: Мелони не совсем на меня наплевать, это видно, так что нужно ещё раз попытаться… — Тебе б только трепаться. Ну, подходи через пару часов, я Сквором займусь. Но если будешь мне опять мозги конопатить насчёт Венейгов… — Нет тут… хочу поделиться кое-какими сведениями. В конце концов, я ждал почти две девятницы — и если Мел настолько слепа, то… — Насчёт кого или чего? — Насчёт… — Аманда, притирка для драконов где? Йолла, тебя Фреза зовёт, ей без тебя никак! Легка на помине — та самая, ореол святости вокруг которой я собирался нынче развеять. Совершенно лично непонятный для меня ореол святости, потому что Арделл была… — Мел, у нас вызов на вечер, чёрт знает что, но ты мне точно понадобишься, сейчас всё поясню… Что с Вулканом, поел нормально? Так, гляну-ка я ему ещё в сознание, может, недосмотрела что. Господин Олкест, сработали неплохо, только воду нужно было раньше призывать. Вы ж в частном пансионе учились, судя по вашим аттестатам — что у вас такое с Даром или с реакциями? И кстати, вы как, обсушились? Совершенно невыносимой. Во всём. За две девятницы я успел в этом убедиться сполна. В трактатах по истории и народах Кайетты обозначалось, что варгов нужно опасаться. Что они себе на уме и склонны заботиться о животных, а не о людях. Филор Крайтонианец проводил последовательное сравнение с терраантами и делал выводы, что варги недалеко ушли от пещерников: проживание в лесах с животными, дикие обряды, отсутствие стыда и хоть каких-нибудь приличий. Даррек Майлотон напрямую уподоблял варгов животным и даже приводил легенду, по которой от животных они и произошли. Моарейна Стилк в двухтомном труде «О благочестии» рассуждала о возможности проживания варгов в обществе, прививания им норм пристойности… хотел бы я поглядеть, как она эти нормы будет прививать Гриз Арделл. Разгуливающей в клетчатой рубахе и штанах, использующей кнут по поводу и без. Сыплющей распоряжениями, копающейся в навозе, лишенной, кажется, всяких понятий о манерах и деликатности… ах да, в придачу шло ещё отсутствие морали, если вспомнить о любовнике-устранителе. И из рук вот этого человека придётся вырывать Мел. Которая считает Гриз Арделл чем-то вроде (одновременно) своей сестры и Единого на небесах. В первые дни она и вовсе меня не хотела слушать, так что я прекратил попытки развеять этот дурман. И доказать, что Арделл… мягко говоря, небезгрешна. Уже одно решение брать в питомник бывших пираток, бывших отравителей (у здешней нойя весьма занятная история, как поведал мне законник Тербенно), деревенскую пьяницу Изу… ну, пусть с дочерью… да, конечно, это кажется милосердным. Однако Фрезуанда мастерски готовит и управляется с гиппокампами, Аманда варит зелья, Иза убирается, а Йолла постоянно на посылках… как бы объяснить Мелони, что её непогрешимая Арделл попросту использует людей? — …подряд, но это же ничего? Я сейчас Гроски вышлю в Морвильское Море, пусть выбивает гонорар, так что оплату за оба сразу получите. За раздумьями я как-то пропустил, что Арделл уже успела войти в клетку, о чем-то побеседовать с драккайной, выйти из клетки, перекинуться несколькими словами с Мелони… а теперь вот она обращалась к нам обоим. — Что? — Вызов, — повторила Арделл. — На вечер, в Союзный Ирмелей. Что-то не так с королевским геральдионом у Линешентов. — Снова геральдион, черти водные. С нашими возни… — тут Мелони немного неправа, насколько я успел узнать — в питомнике нет геральдионов. Только их дикие разновидности, тхиоры, с которыми полно трудностей при дрессировке… И тут я осознал. — Линешент? Но это разве не знать первого уровня? Одна из древнейших семей Ирмелея, род, если я не ошибаюсь, с… — Точно, — отозвалась Арделл и почесала бровь. — В общем, вы бы там пригодились. А то я как-то не разбираюсь в тонкостях церемоний. Согласны ехать? Да? Тогда будьте готовы к шести. Мел, пошли проверим молодняк. Господин Олкест, а вы… хм, смените обувь, что ли. Попросите у Гроски или у Лортена, Нэйш вряд ли поделится своей. Если бы она была книгой — страницы в ней были бы разного размера и цвета. А половина — ещё и с перевёрнутыми буквами. Некоторые — на разных языках… и да, какие-то ещё и написаны справа налево. В отличие от моего соседа по комнате. Гроски легко вообразить себе в виде толстенного тома баек и застольных историй (собрано по всем кабакам Кайетты). Затрепанного, засаленного, почтенного и подходящего решительно к каждой ситуации, отчего его и хочется постоянно таскать в сумке. — Боженьки, мне прямо неловко спрашивать — но почему у тебя на ногах даматские тапки? Перешёл на новую моду? А дальше что — напялишь белый охотничий костюм из таллеи? Я развел руками и упал на свою кровать, стряхивая с ног вышитое недоразумение. — У тебя, случайно, не найдется запасной обуви? На день-два, потом я попрошу старого Тодда… это же так зовут типа, который торгует со своей телеги всем на свете? Гроски хмыкнул и тут же нырнул под свою кровать — перебирать запасы. Даже и не знаю, кого он напоминает мне своей феноменальной хозяйственностью. То ли местного шнырка Щекана, то ли Олли, старого лесничего Драккантов. У того тоже был такой же хитроватый прищур. — Старина Тодд, конечно, может звезду небесную достать, но обувка — дело серьезное, парень. Так что я посоветовал бы тебе прогуляться в деревню и спросить сапожника. Не спутаешь — Илай, как местного короля, Хромой — ну… как Шеннета-Хромца. Мастер ничего себе — я у него луну назад рабочие сапоги шил, после того как мои гидра прокусила… на-ка, прикинь пока. Кожа на ботинках была жестковата, да и еще они были малость велики. Но Лайл Гроски, что бы он про себя ни говорил, еще и довольно щедрый человек. — Лови носки — неношеные. Подарок от Фрезы, ха. С ними пойдет. И рассказывай уже, каким божествам ты принёс в жертву обувь. — Ну, один ботинок на дне реки… А одним я дал по голове единорогу-драккайне. И, в общем, оказывается, ботинок частично попал под огненный залп. Какое-то время Гроски задумчиво глядел, как я влезаю в его ботинки и пытаюсь окончательно высушить волосы полотенцем. — А ведь луны три назад меня бы это даже и удивило. Но теперь у меня только один вопрос: надеюсь, ты грохнул драккайну своим ботинком? Юмор у соседа по комнате иногда бывает… чрезмерным. Особенно если вспомнить, как мы с ним познакомились. — Ну, я же не Нэйш. — Стало быть, вы притащили зверушку сюда. Черти водные. Ещё одна тварь, жрущая как не в себя — кстати, что она там жрёт? В последнее время сосед стал до неприличия одержим вопросами кормов — поручение Арделл, как он сам поясняет. Но, в общем, причитания о том, что «у каждой твари в этом питомнике не иначе как вир в глотке, точно тебе говорю» — можно и потерпеть. — Мясо точно, а что ещё… Может быть, ты сам у драккайны спросишь? У нас с ней почему-то не вышло нормальной беседы. — Если бы ты мне дал ботинком по башке — у нас бы тоже с тобой нормальной беседы не вышло. Драккайна-единорог, стало быть. Ну, расскажешь вечерком, а пока что я пошёл выжимать из заповедника твоё первое жалование. С первым выездом тебя, к слову. Ну как, Мел ещё не начала выбирать цвет платья к свадьбе? Голубой, по-моему, вполне бы… — Я ей передам, — пообещал я со всем доступным чувством юмора. Хотя на душе и скребли кошки — не менее дюжины. За две девятницы меня кто только не спрашивал о свадьбе с Мелони. В основном — о том, как меня угораздило. Да, и ещё мне не удавалось поговорить с ней начистоту, и она не торопилась хотя бы подумать над тем, чтобы съездить к Венейгам. Может, мне получится донести это до неё в нынешнем разговоре. Я чистил тот свой костюм, который приберегал для выходов в свет, и старался отбросить тяготящие меня мысли. Так, как советовал мне учитель Найго — все равно ведь печальные раздумья не помогут. По крайней мере, я теперь рядом с Мелони, и могу защитить её на выезде… ну, или не защитить, а хотя бы жизнь за неё отдать — уже что-то. И я буду сопровождать её к Линешентам, кто бы мог в это поверить! А это — настоящая родовая аристократия, одна из древнейших семей Кайетты, ведущая род, по преданию, от самого Стрелка Лина. И это Туманный Замок, затерявшееся среди болотных низин величественное и мрачное строение четвёртого века от Прихода Вод, — я видел его ещё в детствах, в книгах об аристократических родах… И видел герб — свернувшийся белый геральдион, а над ним золотая стрела… И, может, Мелони убедится, что настоящая аристократия, истинные традиции родов — это не так уж и плохо. Может, сегодня удастся донести до неё толику подлинной информации об этой Арделл. Может — со временем, постепенно — мне удастся пробудить мою зачарованную Деву Леса. «Мечтай, — фыркнул в голове голос Гроски. Так, будто сосед по комнате не вышел четверть часа назад. — Интересно вот прямо — а сколько лет тебе на такой подвиг понадобится?» Будто отзываясь, со стороны закрытой части долетел торжествующий рёв виверния. Похоже, я завяз в проклятом питомнике сильнее, чем мог себе представить. МЕЛОНИ ДРАККАНТ — Ну, кто помрёт? — спрашиваю я. — В ближайшее время, а? Сквор наклоняет голову и изображает на птичьей физиономии полнейшее недоумение. Мол, не знаю ничего, откуда бы. Ой, а я что — горевестник и должен бы такое предсказывать? Да не может быть. — Давай старую песенку, — выдыхаю я и показываю ему орех. — Я вот кто? — Мел. — Этот пухлый, который только что вышел? — Гроски. — Палач в белом? — Нэйш. — Пьянчужка и балбес? — Лортен. — Нойя, которая тебя утром ягодами кормила? — Орех! Орех! Оре-е-е-ех!!! Этого не проведёшь, да. Даю горевестнику орех и показываю следующий. Тренировки идут не так плохо. Если учитывать, что приходится отвлекаться на выезды, вдову Олсен и дела питомника (особенно со шнырками беда). Сквор — умняшка, уже запомнил всех из «тела», кое-кого из остальных — тоже. Называет без вопросов, слов вот новых кучу выучил. Только с предсказаниями малость не ладится. С утра я к Сквору подходила и интересовалась — ну как, есть у кого-нибудь шанс помереть? Горевестник кряхтел, хохлился и отворачивался. А три дня назад орал моё имя, хотя и вызовов-то не было. Теперь и не поймёшь — то ли сегодня не видел единорога-драккайну, то ли три дня назад со временем ошибся. Потому что, как ни крути, но возможность помереть сегодня была, и нехилая. И у меня, да и у Принцесски. Этот, лёгок на помине, спускается по лестнице. В таком виде, будто решил тащить меня в храм брачеваться вот прямо сейчас. — Это чего? — тычу я пальцем в Рыцаря Морковку, омерзительно приличного — в сюртучке, при жилеточке и прочем. — Янист Олкест, — сообщает мне Сквор и смотрит как на дуру. — Орех? — Просто решил собраться заранее. Принцесска ерошит рыжие вихры и приглаживает манжеты. На физиономии — куча благоговения, потому как «о-о-о-о, это же Линешенты». За благоговением можно высмотреть какие-то новости. — О чем поговорить хотел? — Об этой вашей… Арделл. — Гриз Арделл, — уточняет горевестник важно. — Орех?! Звучит угрожающе, так что я даю ему орех. — Понимаю, как звучит, — с обречённостью говорит Принцесска. — Вы вместе работаете, у вас одно дело, она вроде как заботится о животных… — Вроде как, ха! — …так что ты не думаешь, будто я могу знать о ней что-то, чего не знаешь ты. Но я тут наводил справки… И думаю, что она не показывает тебе некоторые её стороны. Ты, например, знаешь, за что её изгнали из общины? Там явно была какая-то тёмная история, настолько, что глава общины — кстати, её отец — отказывается говорить, едва слышит имя дочери… Рыцарь Морковка тип основательный. Он, прежде чем в питомник лезть, подготовился как следует. Даже платил кому-то из Гильдии Чистых Рук, а ещё ходил к лучшему сборщику информации во всём Вейгорд-тене — это он сам мне рассказывает. Пока старается доказать, что Грызи — лошадка тёмная. Моя тётушка и все его подружки могут им прямо-таки гордиться. У них это было в заводе: собираться и вываливать кучу мерзких сплетен, всё равно про кого. В куче всегда есть гнусь на любой вкус: от тёмных историек из прошлого до недопустимого поведения сейчас. Или повесившегося-утопившегося благородного красавца. — …наконец, госпожа Сотторн явно считала её виновной в безумии и смерти сына. К сожалению, год назад она скончалась, не перенесла потери… но она обвиняла Арделл во всеуслышание. И это складывается в довольно зловещую картину: аристократ такого уровня и с такой карьерой внезапно заявляет, что женится на безродной, да ещё на варгине… потом внезапно порывает все связи с миром и пропадает, и все провидцы твердят, что его нет среди живых — его даже нельзя отследить по Печати… одновременно Арделл совершает нечто такое, за что её изгоняют из общины и даже сейчас не желают о ней там слышать… да и её дальнейший путь, поверь мне… Дальнейший путь Грызи — ужас и мрак. Если глядеть глазами контрабандистов, устроителей боев и прочего отребья — или с кем там эти собиральщики сплетен говорили? Получается, что Грызи и мамашу Лортена обманом к себе расположила, чтобы рулить в питомнике. И подстроила так, чтобы криворукие ковчежники время от времени помирали. Особенно «клыки» («Обрати внимание на уровень смертности, Мелони, это же ненормально»). — Жратеньки, — страдает забытый Сквор. Я пока раздумываю, как бы приложить Рыцаря Морковку. За всё хорошее, во что он меня окунул. По мне — так у Грызи два минуса: первый — вечное стремление пожалеть всякую погань, второй — чёртов Мясник Нэйш. На которого уже второй год не распространяется эта самая ненормальная смертность. На всё остальное плевать я хотела. Собираюсь как следует это пояснить недоженишку. Но тут по лестнице сходит Грызи. Как раз когда ода возмущения Принцесски доходит до манер и умения одеваться. Грызи на ходу впихивается в голубенькое платье и бубнит себе под нос: «Совсем не влияет на фигуру, как же…». Морковка, весь багровый, с грохотом вскакивает и отворачивается, чтобы не развратиться по самые уши. Гриз приветственно кивает: — А, хорошо, что вы тут. Уф-ф, Мелони, помоги-ка завязать эту дрянь, только не туго. Пришлось распускать из-за Фрезы с её обедами. Я так скоро Лайла обставлю… — Чего это ты так рано? — спрашиваю, когда берусь за завязки корсета. — Линешенты торопят с прибытием. Обещают даже дополнительные деньги за срочность. Их, видно, очень беспокоит этот их геральдион. Вир болотный, не так сильно, мне ж и не почесаться теперь. Вы сами-то готовы? — Ага. Принцесска, который сперва хотел задвинуть что-то гневное, о приличиях, поворачивается и таращится с приоткрытым ртом. — В… в каком смысле, Мелони? Ты что, так и пойдешь?! — Ну. Штаны я чистые надела, рубаху перекинуть — пять минут, куртка новая вельветовая — лежит в комнате, вместе с походной сумкой. В самый раз. Нормальный охотничий костюм. Но Морковка выглядит так, будто его удар хватит. — Но это же… — Линешент! — подсказывает Сквор, сидящий на своей клетке. — Линешент! Линешент! Линешент! Грызи смотрит на него с любопытством. — Он что, чует опасность? — Или повторяет словечко, которое он услышал. И оно ему понравилось. Эй, Сквор… помрет кто-то, а? — Линешент! Линешент! Линешент! Линешж-ж-ж… жратеньки? — В каком… в каком смысле, Мелони, ты что — собираешься к одной из древнейших семей… но ведь даже госпожа Арделл на этот раз оделась как дама! — Даже? — вскидывает брови Грызи. — Хм. На лице Морковки можно яприля испечь. — Я не имел в виду… только хотел сказать, что несмотря на всё… этот наряд вполне достоин того, чтобы в высшем обществе… — Ох, ради Аканты, — не выдерживаю и влезаю. — Да она в ботинках и без чулок! — К-к-как это… — Не в туфлях же мне туда, — удивляется Грызи и приподнимает подол. Демонстрируя облегающие штаны и сапоги. — А вдруг война, а я не в форме. — Угу, например, через ограду надо сигать, как у Моргойлов… — В-война? — кажись, у Морковки сейчас будет какой-то особенный, овощной удар. — Это метафора, — говорит Грызи мягко. — Ну-у, Лортен говорит, что это метафора, я-то не уверена. Может, это эпитет или что-то такое. Мел, ты куртку-то всё-таки смени. Понятно, что к тебе другие требования, но всё-таки. — Может хотя бы платье? — выдыхает робко Принцесска. Надо же, вернулся в разговор. — К чертям, мне в нём негде прятать ножи. — Мелони, мы едем к Линешентам… — Линешент! Линешент! Линешент… орех? — Единый, дай мне силы… Мелони, это древняя аристократия, зачем тебе там вообще ножи?! — Вот потому и ножи. Несчастный Морковка делает вывод, что лучше всего — поставить мне в пример ту самую Грызи, которую он только что нещадно поливал навозом яприля. — Но ведь госпожа Арделл — взгляни, выглядит вполне как жен… кхм, вполне женственно, несмотря на всё. То есть, я хотел сказать, госпожа Арделл, вам идёт этот цвет… и у вас очаровательная сумочка. — Благодарю, — спокойно говорит Грызи. — Это для кнута. Пойду скажу Фрезе, чтобы готовила «поплавок». Отчаливаем через четверть часа. И исчезает за дверью. Помахивая сумочкой в жемчужинах и пытаясь почесаться. Сквор хлопает крыльями, косясь то на меня, то на Морковку. И очень точно обрисовывает ситуацию: — Неописуемо. — Вот и что ты в ней нашла, — стонет разнесчастный недоженишок. — Ну-у-у, — я скармливаю Сквору последний орех и подталкиваю того в клетку. — Кучу всего. Например, она не врёт. Уже через час мне приходится это заявление серьёзно пересмотреть.