Путь варга-1: Пастыри чудовищ

ГРИЗ АРДЕЛЛ       — Он меня принцессой звал, — шепчет Соора, всхлипывая.        Неизвестно, что ей сказал Джиорел Линешент. Какую надежду дал. Но теперь гувернантку не остановить. Пока они забирают мальчика из спальни, пока ведут его, осторожно придерживая под руки, по тёмным коридорам — Соора выплёскивает из себя историю своих отношений с Гарлоном.        Впрочем, может, её пугает ночь, которая липнет к стенам замка: безлунная, наполненная белесой мглой, пришедшей с болот. Или безмолвные, пыльные коридоры, которые надвигаются и душат — портретами, погрызенными мышами гобеленами, доспехами, источёнными ржой. По которым они пробираются окольными путями. Точно воры. Вслушиваясь в прерывистое дыхание Диммока, и в собственные шаги, и в зловеще примолкший замок — древнее чудовище.        Мел кривится раздражённо и на Соору шикает, та послушно умолкает, но вскоре вновь начинает шептать, приглушённо всхлипывая. Соора шепчет о том, как её взяли сюда, служить добрым господам Линешентам, совсем без гроша за душой, бедную сиротку из деревни. Такое счастье, такое счастье. А потом на неё обратил внимание господин Гарлон («Нет, тогда он еще не травил себя этой отравой, это он уж в последние лет пять так, а был такой обходительный, да пригожий, да ласковый…»).        — Принцессой меня своей звал…        Когда они выходят в галерею — Соора приглушенно охает и замолкает. Портреты со стен пронзают взглядами. Тёмные лики. Лунно-белые геральдионы на руках, на плечах, в корзиночках — будто клочья туманной завесы.        Молчаливый спуск по лестнице — в подвальный коридор, ещё одну галерею, полутёмную и призрачно-голубую в свете раковин флектусов. Этот коридор короче того, верхнего. И в нём нет портретов — девять древних гобеленов по левую руку, от потолка до пола. На полотнах — величественные вельможи в магических доспехах, с луками и мечами, с одинаково поднятой ладонью — чтобы можно было видеть Печать. Под их ногами — охотничьи трофеи: головы мифических драконов, или тела виверниев… или трупы врагов.        Болотный вереск змеится по краям гобеленов, и едва заметно золотятся кувшинки на родовых щитах.        Гордость семейства Линешентов — первые поколения. Основатели рода. Глядят в противоположную стену, на которой — ещё четыре гобелена с четырьмя гербами. От самого первого, с луком, стрелой и болотными лилиями, до последнего, с геральдионом.        Болотные лилии и стрелы — на окованных чёрным металлом дверях, которые Джиорел Линешент отмыкает семейным перстнем.        В лицо ударяет запахом нечистой, гнилой воды, в слух вплетается печальное водное пение.        Зал небольшой и невысокий, с двумя пузатыми чёрными колоннами. У дальней стены — белые статуи. Стрелок — покровитель Рода, Перекрестница — покровительница магии. Под ними — семь белых плит, из которых вырастает серый монолитный камень с отпечатком ладони. Магический алтарь, подобие Камня Акантора — того, что, говорят, воздвигнут Матерью Богов и призван дарить людям магию. Только этот меньше и выполнен руками кого-то из Мастерграда — мощный артефакт для совершения кровных обрядов Рода.        Тихо плачет вода, омывая подножие каменного алтаря: конечно, здесь есть родник, Камень и вода — две основы для магии в Кайетте. Благословенные Воды, которые позволяют людям ходить и смотреть через себя, пронизывают бывший мифический ковчег — и забирают магов в себя после смерти, отнимают бесполезный теперь Дар и относят обратно к Камню — чтобы можно было отдать другим…        — Дышать нечем, — цедит Мел и морщит нос. Потому что родник, пробивающийся через плиты Ритуального Зала Линешентов, отдаёт гнилостными, болотными испарениями. Вместо того, чтобы тихонько журчать в прорезанных канальцах на полу — вода вытекает, как ей вздумается, образует прикрытые ряской лужи в углах. И на чёрных стенах, которые когда-то были пронизаны серебряными прожилками — пятна слизи и плесени.        Мел права дважды, трижды, сотню раз: грудь давит не только спёртый воздух и запахи испорченной воды. В Ритуальном Зале свилась, скрутилась змеёй недобрая магия. Глядит из стен и из алтаря. Покрывает бурыми пятнами серебряную чашу и нож на белых плитах, возле камня. Толкает в грудь.        — Единый, — бормочет жених Мел, оглядывая мрачный зал. Янист Олкест уже помог Джиорелу Линешенту опустить полусонного мальчика возле алтаря, туда, где посуше. — Вы чувствуете? Печать давит. Тут всё пронизано чарами…       — Великого и древнего рода, — злорадно добивает Мел. На лице у неё так и написано: «И вот в такое ты хотел меня затащить, а?!»        Олкест не краснеет — не может. Он бледен, неразговорчив и прижимает к себе книги едва заметно подрагивающими руками. Он нынче — главный, хотя и убил весь вечер на то, чтобы перевести тексты обрядов на общекайетский. Всё равно церемонию проводить — ему.        — Так… нужно зажечь светильники. В Ритуальном Зале Драккантов они загорались при входе, а тут…        Хрустальные светильники-артефакты зажигает Мел. Прижимает к ним пальцы и пробуждает живое оранжевое пламя. Ручьи и лужи на полу тут же окрашиваются то ли огнём, то ли кровью.        «Мы возьмём и тебя, — вышёптывают бурые воды, по которым приходится ступать. Мутные ручейки с запахом тлена и древности. — Унесём тебя в Водную Бездонь…»        Гриз усмехается коротко, иронически. Распахивает свою внутреннюю крепость: а ну, попробуйте!       Воды и камни не властны надо мной. Мой Дар — в крови от рождения. Дан землёй, и в неё вернётся.        Джиорел Линешент рассматривает алтарь, чашу, нож — и древнюю книгу в серебряном окладе, у подножия статуи Стрелка. Соора присела над сыном, вытирает ему вспотевший лоб. И шепчет, шепчет, о том, как Гарлон Линешент звал её принцессой, и радовался тому, что у неё мальчик, и обещал ей для сына большое будущее. Мол, после Посвящения у Камня сын не куда-нибудь — в настоящий пансион поедет, будет учиться, как благородные учатся, а потом уж сперва пойдет служить, ну а дальше господин Гарлон своего сыночка не забудет, пристроит…       — С Диммоком возился… когда маленький тот был… радовался тоже… Своих-то детей с первой женой у них не было. А тут, конечно, когда мальчик мой из пансиона приехал — совсем уже не радовался, да. Хотел даже отправить его куда-то, да господин Порест не дал, что ли.        Джиорел тихо вздыхает от статуи Стрелка. Проводит пальцами по серебряному, с рубинами окладу книги. Мел смотрит на книгу с отвращением — наверняка знает, что это такое.        А Соора всё шепчет, и шёпот её перекликается с шёпотом отравленных болотами вод. О том, как тут страшно стало в последние-то годы — то конюх молоденький захворает, то вот один, молодой тоже, в ученики дворецкому взяли, в болоте утонул… И что господин Гарлон теперь совсем уж другой: то угрюмый, а то в буйство впадает, от зелий своих, а заходить совсем и перестал. А заходит господин Эхр, и о мальчике её — он обещал позаботиться, лекаря родового прислал, о лекарствах вот распорядился, и она тогда поняла — не к добру…        — Простите, — смущённо прерывает Рыцарь Морковка, подходя поближе. — Я только… что это у вашего сына на шее? Это амулет?       — Это? Мне дедушка дал, — моргает Соора. — Сказал, оберег от хвори всякой. Когда Диммок слабеть начал — я ему надела… я может… я не так сделала?        Олкест наклоняется над юношей и пристально всматривается в подвеску из серебра и белой кости. Искусно вырезанный лучник, нет, не лучник. Белая фигурка зверька, в лапах которого — лук и стрелы.        — Королевский геральдион, — бормочет Янист, осторожно касается подвески пальцем и отдёргивает, обжегшись. — И знак Стрелка. Если я помню верно — это родовой амулет с гербом королевской династии. Той самой, к которой принадлежал Наорэйгах Благочестивый.        Джиорел Линешент мигом оборачивается к ним.        — У короля ведь не осталось наследников! Его и Благочестивым-то назвали потому, что он стремился соблюдать чистоту… кхм, даже с женщинами.        — Значит, он стремился её соблюдать не всегда. И у него остались бастарды. Не принятые в его Род даже формально… но зато передающие из поколения в поколение родовые амулеты. Теперь понятно, почему фамильяр испытывал недовольство и голод. Линешенты же были формально включены в королевский род. А здесь отдалённое, но прямое наследие того же рода. Родство по крови. И фамильный амулет защиты. Конфликт родов, и всего-то. Вот, значит, что Линешенты принимали за болезнь…       — А? — хлопает мокрыми ресницами Соора. — Что? Какой король?        — Мы здесь до утра проторчим? — интересуется Мел. Она кривится и трёт ладонь: и ей тоже находиться в Ритуальном Зале сложно.        Пламя дробится и плавится в хрустале. Пляшет на залитом водой полу. Отражается на влажных, испятнанных плесенью стенах. Пламя вызывает к жизни хороводы теней — и они начинают свою увечную пляску. Вздымают руки, скачут по стенам. Прихрамывая, спускаются к воде и раскачиваются в дружном негодовании: нет, ну вы видели, с чем они пришли сюда?! Вломились в Ритуальный зал, нечестивцы. Собираются сделать бастарда Главой рода. Истребить местную реликвию.        Глупцы, глупцы, глупцы…        — Перед тем, как мы начнём. Все понимают, насколько мы рискуем и чем рискуем?       Мел фыркает, пожимая плечами. Янист Олкест вцепляется в книгу с обрядами. С веснушчатого лица скатывается выражение триумфа (разгадал загадку!) и возникает — выражение тихой паники. Соора всхлипывает, полубессознательный Диммок мутно смотрит сквозь приоткрытые веки. Повторяет бескровными губами: «Мы… рискуем?»        — Хочу сразу же сказать — я сделаю всё, чтобы для вас… не было никаких последствий, — звенящим шепотом вставляет Джиорел Линешент. — Я принимал решение, и я… только я несу ответственность за всё, что здесь происходит.       Мел закатывает глаза. Олкест вымученно улыбается.        Джиорел подходит к Гриз и ещё понижает голос:        — Кажется, мы не продумали кое-что. Нет-нет, моя жена уже в поместье, я настоял… Но понимаете — охрана моих сестёр. В самом поместье охраны немного, однако сёстры… из-за пристрастий Гарлона к дурманящим зельям и из-за… кхм, характера Эхра… в последнее время посещают нас со свитой из наёмников. И если родные как-почувствуют обряд Исторжения и решат помешать — они вполне могут… понимаете… обратиться за помощью. И едва ли ваши люди тогда… Ну, словом, вы уверены, что ваши люди… как бы это сказать…       — Вполне, — заверяет Гриз, удерживаясь от улыбки. — Мы под надёжной защитой. ЛАЙЛ ГРОСКИ       — Боженьки, ну и жуть. Кто разрабатывал интерьеры для этой семейки, ребята с Рифов?        Портреты по стенам фамильной галереи хранили угрюмое молчание. И все как один сурово поглядывали сверху вниз — порицая за неуместную серьёзность в таком месте и в такой момент.        Местечко и впрямь было то ещё. Словно пришедшее прямиком из какой-нибудь страшноватой легенды, в которой есть непременный мрачный замок среди болот, ползущие отовсюду туманы, семейка аристократов, у которой из каждого бельевого ящика вываливается по скелету в ржавых оковах. Само собой, и чудовище, которое веками в стенах замка обитает — разве что здесь оно белое, с розовым носиком и в целом может убивать милотой и пушистостью.       — Чёртов приют, — бубнил я под нос, аккуратно простукивая стеночки под портретами, — после этого клятый бешеный кербер в Крайтосе… И на закуску ещё аристократы первого круга с фамильяром четырёхсотлетней выдержки. Блеск. Одно утешает: если я таки загнусь — не придется думать, чем кормить единорога-драккайну, который лопает как четыре виверния, покарай его Мечник в сопло и в остальные места!        — Лайл. Ты разве не вызвался на этот выезд добровольцем?       Нэйш осматривал на предмет тайных ходов противоположную стену. Вплотную приникнув к какому-то из нарисованных геральдионов. Можно сказать, образовав единое целое с интерьером.        — Ты потрясающе прав. Я вызвался добровольцем, и сразу по нескольким причинам: во-первых, я таки «панцирь» нашей группы, если ты ещё не забыл. Во-вторых, мне интересно увидеть, как Арделл станет причиной краха древнего рода, ну и самое главное — я не мог устоять против такой очаровательной компании.        Я выстучал глухое эхо под портретом величественной дамы в грязно-золотистом платье из таллеи. И добавил, как мог, проникновенно:        — И уж можешь мне поверить — это я не о тебе.        Есть у меня нехорошие подозрения, что после третьего совместного выезда за двое суток утешить меня не смогут все винные запасы Лортена.        — Ночь так хороша.        Аманда выплыла из коридора справа от меня — сразу же наполнив мрачноватую галерею улыбкой и запахом ванили. Бесшумное привидение в темной блузе и юбке, кофром в руке и несравненными ямочками на щеках.       — Замок, полный тайн, и вуаль тумана, и ночной светильник Перекрестницы сегодня не горит в небесах, — она мурлыкала едва слышно, подходя вплотную. — И я средь древних стен с двумя обворожительными мужчинами… Словно в песне.        Задумчиво перебрала бутылочки в моей поясной сумке — стоя так близко, что я смог почувствовать аромат волос. Небрежно поманила Нэйша поближе:       — Не получится, сладенький. Здесь в достатке чар, вплетённых в камни, и амулетов в коридорах. Кое-что Джиорел Линешент смог убрать. Что-то из защиты подвластно лишь Главе Рода… Но расставлять мои амулеты, или ставить ловушки, или разливать зелья — риск, да-да-да. Может сработать какой-нибудь артефакт оповещения, донести угрозу, ах, мы же не можем так рисковать?       Мы вообще не очень можем рисковать. Это Гриз Арделл заявила ещё с вечера, явившись в питомник и обрисовав ситуацию:       — Мне не хочется излишнего риска, но мы не знаем — с чем придётся иметь дело. И нужно подстраховаться. Потому идут только добровольцы.       Я готов был побиться об заклад с крысой, что первым в дело влезет устранитель, но тут оживилась травница. И, блестя глазами, заявила, что не пропустит такое за все рубины Кайетты. Пока мы с грызуном ошарашенно прикидывали — с чего это нойя напрашивается на боевые из своей лекарской, голос подал Нэйш. И заявил, что не прочь составить Аманде компанию.       После этого в дельце влез я — по причинам, которые пытаюсь придумать сейчас. Получается нечто среднее между «ну, ты же тут свой в доску парень, кому как не тебе» и «ну, ты же кажется не оставляешь планы по соблазнению вот этой красотки».       А голохвостый грызун тем временем неистово заходится внутри — потому что ему отчаянно не нравится всё здесь. И тёмные переходы, по которым пришлось плутать, когда Джиорел Линешент тащил нас от входа для прислуги, и запах плесени, камня и полыни, и портреты с глазами-буравчиками.       И четырёхсотлетняя тварь с умильными фиолетовыми глазками. Пустыми, как у одного устранителя.       А особенно расклад. Нас трое: травник, «клык» и крыса с Даром холода. Два входа в галерею, посреди — спуск в подвал. Судя по неопределённым звукам — за некоторыми портретами всё же есть то ли слуховые каналы, то ли потайные двери. А нам предстоит это всё защищать от не пойми кого. Возможных Линешентов и их слуг, и вообще любого, кто возжелает помешать обряду.       — Так что… если вдруг фамильяру или Линешентам, или кому бы то ни было вздумается прогуляться — нам придётся встречать их здесь? Скажем так, в лоб? По первоначальному плану?       — Лайл. Тебя что-то не устраивает?       Нэйш был образцово глумливо-внимателен. Даже слегка наклонялся вперёд, как бы говоря: о, поведай же, поведай мне ты, ничтожество, своё мнение, на которое мне глубоко наплевать.       — Вообще-то у меня список на пару листов. Но первый пункт такой: разве не проще заблокировать подвал? Скажем, встать снизу, закрыть проход защитной сферой, ну, или тобой, раз уж у тебя Дар Щита! Им придётся спускаться по лестнице, чтобы пройти мимо вас. С чего вы вообще решили оборонять входы в галерею?       — Потому что нужно иметь пути для отступления, — пояснил устранитель. — Я-то думал, тебе такой вариант нравится.       — И мы не знаем, какие у них амулеты, пряничный, — мягко добавила Аманда. — Может статься, там достаточно, чтобы пробить любой щит. Или они могут сбросить на нас какое-нибудь зелье… привести в действие защиту подвального коридора. Нет-нет, запирать себя изначально — не выход.       Она развернулась теперь к Нэйшу и игриво пробежалась пальцами по пузырькам в его поясной сумке.       — Готов потанцевать, сладенький?       Устранитель в ответ хмыкнул и провёл пальцем по поясу нойя — там пузырьков было гораздо, гораздо больше. Подвешенных в петлях. Лежащих в поясной сумке. И ещё три замшевых мешочка сбоку, да.       — Небольшая разминка ночью… почему нет. Я наконец-то увижу «Огненный вихрь»?       Аманда в ответ погрозила пальцем, безмятежно улыбаясь:       — Поглядите только, какой быстрый. «Огненный вихрь» не танцуют для кого попало: нужно это заслужить.       — Ну, если у тебя есть какие-то идеи…       Между этими двумя за последние полчаса нарисовалось какое-то уж слишком резкое взаимопонимание. С обменом улыбочками, милым флиртом и лёгким духом предвкушения.       Помимо того, что мои шансы на улыбки нойя таяли прямо на глазах — так я ещё и не мог понять смысла того, что происходит.       Аманда многообещающе хмыкнула, показала жестом: у неё есть идеи, ещё и какие.       — Ты услышишь мои идеи как-нибудь потом, сахарный. Наверняка там уже всё началось, и нам пора. Ждать того, о чем ведает лишь Перекрестница.       И обронила, уже поворачиваясь к дверному проёму, который выводил в правый, «её» коридор:       — Это звучит почти пугающе… но я же знаю, кто будет защищать наши спины.       После чего неспешно отплыла к своему посту. Подмигнув на прощание.       Нэйш подмигивать не стал, ограничившись миной сомнения пополам с сожалением. Правда, ничего не сказал, отправляясь к левому выходу из галереи.       Я остался у двери, за которой скрывался вход в подвал. Обеспечивать крепкий и надежный тыл — то есть делать то, что у меня вообще никогда особенно не получалось.       Грызун визжал и бился внутри и сулил большие неприятности — пока я потирал Печать на ладони и поглядывал на то, как Аманда тщательно устанавливает рядом с собой открытый кофр, Нэйш выбирает место рядом с первым портретом и проверяет метательные ножи…       У них это не в первый раз, — стукнуло вдруг пониманием. Это же сейчас общались не устранитель и травница. Это два оперативника-боевика, которые уже побывали в похожих ситуациях. Кажись, я всё-таки мало знаю об особенностях работы в питомнике.       И стоят они так, чтобы вырубать возможных нападавших при входе в галерею — вырубать, потому что настоящего боя допустить нельзя.       И все эти разговоры об отступлении, артефактах и прочим — это потому, что эти двое ждут худшего. Примерно как…       — Ну-ну, тихонько, — пробормотал я, прислушиваясь к истерическим визгам грызуна внутри.       Вообще-то, тут же никто не шатается по ночам, так говорил Джиорел Линешент. Разве что его братец, который балуется дурманящими зельями. Все возможные двери закрыты. Поместье мирно спит.       Как подумаешь — ну вот что случиться может? МЕЛОНИ ДРАККАНТ        Первый обряд проходит быстро и скучновато.       Сперва Грызи вливает в Бастарда укрепляющие и взбадривающие зелья запредельной мощности. Такой, какую может выдержать организм. У парнишки малость проясняются глаза, и тогда Гриз излагает ему всё как есть в паре слов: так и так, Диммок, сейчас мы проведём обряд, который поможет тебе выздороветь. Ты, главное, ничему не удивляйся, не бойся, делай и говори, как скажут. Понял?        Очухавшийся Бастард с недоумением крутит головой, смотрит на заплаканную мать, на Младшего, на Морковку, на меня.        — П-понял, госпожа. А… кто вы все?        — Сразу и не расскажешь, — вздыхает Грызи. — Господин Олкест, мы где должны стоять?        Рыцарь Морковка суетится, посекундно ныряя в книжку. Ставит Бастарда перед подобием аканторской каменюки. Соора и Грызи становятся чуть позади — а вдруг свалится. Мы с Младшим торчим сбоку, под белыми статуями Стрелка и Перекрестницы. Линешент сглатывает и суетливо крутит свой родовой перстень. Я сжимаю в кулаке свой. Мне придётся свидетельствовать обряд. Как члену постороннего древнего рода.        — Какой из меня, к мантикоре, свидетель, я ж в Права не вступила, — попыталась было упереться я.        — А какой из меня, к Водной Бездони, жрец? — зашипел Морковка, и тут-то я поняла, что он малость на пределе. — Да всё что мы делаем — чистейшей воды авантюра без шансов, что получится!        — Так что ж ты в неё влез?        Его Светлость на это гневно забормотал что-то под нос о невыносимых варгинях, а от ответа скрылся. Но я-то знаю, что когда Грызи разворачивается во всю мощь со своими планами, остановить её посложнее, чем бешеного яприля.             Ещё у нас как-то не наклёвывается других выходов. Так что мы все торчим в чёрном, заплесневелом подвале. Под ногами хлюпает, по стенам пляшут огненные тени. Бледный Рыцарь Морковка, пристроившись сбоку от алтаря, бубнит на тайножреческом.       Мантикора знает, что он там бубнит. Жрецов Девятерых обучают в Аканторе, граде Кормчей. А само тайное наречие вроде как порождено теми жрецами, которым Камень послал Дар претворять слово в магию. Язык тайных знаний и обрядов, и где его мог выучить Морковка — вот уж неведомо. Разве что он так отчаялся меня отыскать, что решил податься в жреческое сословие.       Бубнит он, правда, не внушительно: запинаясь и потея под огненно-рыжей шевелюрой. Не торжественно и без выражения. Так, что начинает в сон клонить — а может, это от клятой магии, которая тут сгущена до состояния сливок. Давит на макушку, ввинчивается в виски. Отдаётся в нервы.       Нормальным языком Морковка даёт команды: «Диммок, теперь руку нужно положить на алтарь, в выемку с ладонью», «Теперь немного крови в чашу пролить. Джиорел, вы лучше ему помогите». Потом опять бубнит. Потом: «Руку теперь назад, на алтарную выемку. Ага. Так, чтобы остался оттиск Печати». И опять тайножреческая ахинея. Морковка ещё и выдаёт её с самым своим лучшим ошарашенным выражением лица. У него такое было, когда он с лошади в первый раз свалился.       — Свидетельствуют обряд утверждения Диммока Линешента во главе рода Линешентов, славнейшего и древнейшего, — от этих формул можно пронафталиниться даже на расстоянии. — Джиорел Линешент, четвёртый в своём роде по прямой линии…       — Свидетельствую, — отзывается Линешент, делает шаг вперёд и прижимает к алтарному камню одновременно ладонь с Печатью и родовой перстень.       Порепетировать у нас времени не было, но аристократ, видно, хоть малость смыслит в церемониях.       — …Мелони Драккант — первая в своём роде по прямой линии…       Левой рукой впечатываю в каменюку перстень, правую шлёпаю на холодный гранит. Свидетельствую, как могу.       — Соора Дойн из рода Наорэйгаха Благочестивого…       Служанка оглядывается затравленно, но Грызи живо помогает ей приложить к алтарю ладонь и семейный амулет. Не спрашивая при этом — с чего бы Морковка решил добавить к обряду третьего свидетеля.       Всё. Десяти минут не прошло. Младший передаёт Бастарду реликвии Рода: ритуальную чашу, ритуальный нож. Книгу Ритуалов в руки не суёт — всё равно в ней магии ни на грош, обрядовая вещица. Приносит клятву верности и под конец отдаёт свой перстень.       — Спасибо? — растерянно говорит Диммок, берёт и неловко надевает.       Торжественности в новом Главе Рода не видать. Как и во всей ситуации.       Вокруг тихо. Паскудно пахнет болотом, булькает вода. Тени от огня расплясались не на шутку. Семь белых мраморных плит, на них камень.       Мы все стоим посреди Ритуального Зала и разделяем одно чувство.       Полнейшего идиотизма происходящего.       — Ну, э-э, вроде, всё, — шепчет Морковка. — Ведь обряд же был уже проведён, я только его дополнил.       Соора шмыгает носом.       — Думаете, сработало? — интересуется Грызи.       — Он взял чужой родовой перстень и остался с двумя руками. Так что наверняка.       Взять любой перстень любого из членов Рода может только Глава. Так, чтобы ему на месте Печать не выжгло как минимум. Это даже я знаю.       — Зачем это всё? — удивляется Бастард, глядя на свой перстень. — Господин Линешент… зачем это всё было? Меня же уже приводили сюда, только я совсем не помню, чем кончилось. Мама, не плачь, мы сейчас уйдем, правда же?       Нет. Неправда. Если мы сразу же не прикончим геральдиона — Линешенты что-нибудь да придумают. Отправят Диммока в Водную Бездонь вместе с матушкой. Отправят следом за ними и Младшего. Опротестуют обряд.       У нас есть разве что коротенькая передышка. Пока Джиорел Линешент идёт растолковывать новому Главе Рода, что да как. Раскрывать всю гнусность замыслов местных аристократишек.       Рыцарь Морковка тяжко вздыхает, откладывает в сторону одну книгу, раскрывает вторую. Шуршит страницами, достаёт перевод, над которым полночи корпел.       — Мелони, если что-то не заладится, то вот.       И смотрит глазами шнырка, которому прописана лечебная диета.       — А мне-то это на что?       — Ну, есть вероятность, что сам обряд Исторжения можно провести на любом языке, — шепчет Его Светлость, смущаясь, но не розовея. — Один мой… друг говорил, что язык вообще неважен, важен волевой посыл… ну, и магия. Просто волю легче в слова облечь. Это, конечно, не доказано, и я всё равно буду проводить на тайножреческом, но… но вдруг… на всякий случай…       — Грызи отдай.       У Его Светлости становится такое лицо, будто он проглотил паучью сливу.       — Она видела уже… сказала отдать тебе.       Пожимаю плечами, беру листы и прячу в карман куртки. Прислушиваюсь к беседе возле алтаря: Младший шепотом вещает о шестерых братьях, которые нынче лежат в болоте.       Морковка пялится с зашкаливающим уровнем проникновенности и что-то хочет говорить. Но тут, разбрызгивая мёртвые воды на полу, подходит Грызи.       — Готовы к основному действу, господин Олкест?       Его Светлость передёргивает плечами раздражённо.       — Вы сами-то хоть понимаете, что то, что мы хотим сделать… — он резко выдыхает.       — Этот обряд куда длиннее. Он более сложный. Его не проводили сотни лет! Не говоря уж о возрасте этого конкретного фамильяра. У нас теперь два действующих Главы Рода, а это значит — обряд может быть нестабильным. И если я что-нибудь неправильно понял… не так истолковал какое-то действие, не так перевёл …       — Вам успокаивающего дать? — справляется Грызи сочувственно. — А то у меня с собой. Господин Олкест, я понимаю ваше волнение. Но всё уже обговорено, в том числе и с Джиорелом. Он тоже считает, что это слегка безумно, но это единственный приемлемый выход. Если же говорить о мальчике… Джиорел, как там у вас дела?       Младший оборачивается и посылает нам приветственный взмах рукой. Бастард, который оказывается на общем перекрестье взглядов, малость смущается, но кивает.       — Я готов, — а голос-то твёрдый. У пацана есть нехилый стержень внутри. — Я согласен с господи… с моим братом. Он мне рассказал.       Парня малость покачивает: у зелий, которые в него влиты, действие тоже не вечное. И сам он уж очень бледный. Но взгляд решительный:       — Нужно изгнать Орэйга… ну, эту тварь, которая ест людей. К-которая меня чуть не… В общем, я всё сделаю.       Тут на него напрыгивает мамаша. С мокрыми поцелуями и объятиями. И скороговоркой о том, что надо поскорее отсюда уходить, а то господин Порест рассердится, и как бы не было зла их благодетелям, да и что ж такое происходит, какой из него Глава…       Совсем ничего не поняла, курица из королевского рода. Бастард укачивает её в объятиях и уверяет, что «так надо» и что «всё будет хорошо».       Последнее Морковку малость добивает, и он смотрит на Грызи чуть ли не умоляюще.       — Вы правда считаете, что у нас получится?       — Не узнаем, пока не попробуем, — отвечает Гриз.       Его Светлость выдыхает и начинает священнодействовать. Свидетели этому обряду не нужны, так что нас с Соорой он задвигает подальше в угол, как запасных. Грызи становится у дверей. У алтаря остаются двое Линешентов. Младший сын и старший из бастардов. Мальчишка и… клерк, или на кого там смахивает Джиорел.       — Будь смелым, — говорит Младший, пожимая брату руку на прощание. И окунается в выполнение распоряжений Принцесски: чашу туда, нет, не сюда, левее… обряд идёт на крови, так что лучше сразу сделать порезы на левых ладонях… воды набрать в чашу, туда же кровь… Несколько капель в родник, нет, не вашей, а Главы Рода… оттиск Печати на алтарь, оттиск родового перстня на алтарь, ага, Джиорел, а вы будете держать ритуальную чашу, как скажу — совершите возлияние. Ещё надо будет дать слабый импульс магии с Печати, по команде.       — Диммок… кхм, то есть, господин Линешент. Вам придётся за мной повторять формулу Исторжения в самом конце. Она короткая, но повторять надо громко, решительно. Слово в слово. Хорошо?       Парнишка смотрит, как ритуальный серебряный ножичек взрезает ему левую ладонь. И силится не морщиться.       — Я попытаюсь, господин.       Морковка судорожно кивает и шепчет едва слышно:       — Помоги нам Единый…       Потом утыкается в книгу и вновь начинает выпевать что-то там на тайножреческом.       И тут сверху долетает вопль. ЛАЙЛ ГРОСКИ       Вой разодрал тишину неожиданно. Пронзительный и надсадный, режущий слух. Идущий, казалось, сразу отовсюду: сверху, справа, слева… Будто он века жил запечатанным в этих камнях и портретах, а теперь вот вырвался наружу.       «Понеслось», — обречённо проныл грызун внутри.       Не человеческий и не звериный крик пронёсся по коридорам, отдался эхом — и сгинул, размножившись на другие. Крики и голоса. Хлопанье дверей и шаги. Хриплые, однотонные команды: «К галерее! К Ритуальному Залу! Остановить!»       «Вить… бить… убить…» — кровожадно расскакалось по коридорам эхо — и я увидел ещё, как Нэйш и Аманда обмениваются короткими кивками. Будто зрители, которые уверены, что сейчас они увидят отличную постановочку.       Потом красавица-нойя послала мне воздушный поцелуй.       До того, как надвинуть на лицо защитную маску и послать в коридорный проём первый пузырёк с серебристым зельем.       Слева раздался шорох — и какой-то из местных сторожей осел на пол, едва шагнув в галерею. Бедолага даже не успел магию применить. Нэйш заботливо уложил парня так, чтобы об него наверняка кто-то да споткнулся. Пригнулся, пропуская над собой кинжальный удар огненной магии. Отступил, увернулся ещё от парочки пламенных сгустков. Нырнул навстречу — на этот раз слуге — и уложил того рядом с первым нападавшим.       Плана у тех, кто лез к галерее из коридора, не было никакого. В переговоры они тоже не собирались вступать: просто неслись себе, повинуясь воплям своих хозяев («Остановить! Остановить! Остановить!!!»). Пёстрая компания: слуги с заспанными физиономиями и в пижамах, и местные охраннички с ошарашенным видом, и наёмнички сестёр Линешент: вот с этими было возни малость побольше, потому что они грамотно двигались и выпрыгивали из коридора сразу парами.       Правда, Дар Щита у устранителя стал для них неприятной новостью, а Нэйш присоединил ещё пару тушек к своей баррикаде. Устранитель не доставал пока дарт, работал врукопашную и в той самой манере, которую я успел заметить у него в трактирной драке. Скорость плюс расчёт в движениях. Подождать, пока противник завязнет, увернуться от удара или рассеять Даром Щита, вырубить несколькими тычками в болевые точки, всё, где там следующий.       — Остановить! Останови-ти-и-и-и-ить! — завывали в коридорах голоса, мужские и женские, старые и детские, голоса Линешентов. И эхо делало вид, что вместе с теми, в коридорах, вопят и портреты на стенах.       — Защита в коридорах работает, — огорчённо пропела Аманда, — убирает часть воздействия артефактов и зелий.       И отправила в коридор третью склянку — и я залюбовался. Потому что травница и впрямь танцевала, как и было обещано.       Наклон к кофру, и прогиб — уйти от метательного ножа, и лёгкая бирюзовая дымка защиты с амулета укутывает проём, и взлетают на миг с плеч чёрные тугие кудри, летят по воздуху, обращаются в чёрный вихрь юбки, и теперь изящный уклон, и вот уже один пробившийся сквозь защиту наёмник плавно опускается к ногам, а второй хватается за ладонь, дергается и пытается снять с Печати прилипший к ней камушек-артефакт…       — Останови-и-и-и-ить, — визжали в коридорах и внутри стен, и я пропустил момент, когда слева, шагов за десять, повернулся один из портретов. Из тайного прохода вывалился, вроде бы, старший брат: редкие волосы дыбом, пальцы скрючены, глаза остекленели, как от боли. Линешент споткнулся и упал, тут же оказался на ногах и заковылял к лестнице в подвал, то есть ко мне. Вытянув перед собой ладонь с Печатью-стрелой и явно ни черта не соображая.       У него же даже оружия нет, — успело мелькнуть у меня в голове, прежде чем Нэйш отвлёкся от прохода в коридор, обнаружил новую цель и двумя тычками под дых вернул аристократа на пол.       — Останови-и-и-ить, — хрипел наследничек, корчась от боли и упорно пытаясь ползти ко мне, то есть к лестнице. Нэйш неодобрительно качнул головой — ай-яй, непорядок — и врезал аристократу по точкам слева от шеи и пониже затылка. Гарлон Линешент взвыл и затих, уткнувшись носом в ковёр.       — Сзади! — рявкнул я, потому что те, в коридоре, уже отвалили пару тел со своего пути и теперь воспользовались тем, что Нэйш отвлёкся. Устранитель не спеша захлопнул тайный проход и шагнул навстречу новым противникам — тоже в пижамах, слуги, что ли?       В этот момент повернулся портрет, открывая тайный ход за спиной Аманды. Оттуда выползла костистая старуха в кружевной сорочке и с Даром Ветра. И теперь уже нойя пришлось крутнуться на месте, уйти от удара, разбить под ногами противницы — это что, хозяйка поместья? — склянку с усыпляющим… ту, правда, не взяло. Я от щедрот душевных влепил бабушке слабый холодовой удар, но и это её замедлило ненадолго.       — Останови-и-и-ить, — шипела она и порывалась идти вперёд.       Очередной эликсир нойя просто влила ей за шиворот — и только тогда старуха словно окостенела на полушаге.       — Под магическим воздействием, — хищно выбросила Аманда через зубы. На лице у неё не было даже подобия давешней улыбочки: сосредоточенность, азарт и что-то этакое зловещее. — Они будто под защитой: мало что берёт…       И вновь ушла — в вихрь, в танец, только теперь уже иной: стремительный и страстный, между основным ходом из коридора и тайным проходом за портретом.       Нойя кружилась, щедрой рукой раздавая эликсиры и амулеты всем желающим. Нэйш убирал лезущих из коридора и из тайного хода на свой манер — методично и даже монотонно как-то. С очевидным расчётом: сейчас обработать того, кто прошёл по тайному ходу… развернуться к коридору, распластать по полу ещё одного противника, занять позицию на полпути к портрету…       Я торчал у входа в подвал и делил своё внимание между устранителем и травницей. На случай, если вдруг потребуется помощь. Помощь пока не требовалась, а грызун нашёптывал гаденько изнутри: «Да сами справятся, ты что, а ты у нас тут последний этап обороны…»       — Останови-и-и-ить! — завывали Линешенты, выползая из тайных ходов, выскакивая из коридоров (да сколько их тут?!). Глава Рода (получил по челюсти от Нэйша), две сестрицы в кружеве сорочек (достались Аманде), их мужья, средний брат…       Дети. С остекленевшими глазами и оскаленными лицами. Выстанывающие всё то же слово тонкими голосками. Не желающие падать от снотворного, через силу приподнимающиеся — и ползущие. Пара мальчишек-подростков, потом визжащая девчонка, потом совсем маленький мальчик, лет семи…       Ещё один портрет за спиной Аманды треснул и слетел на пол с оплавленной дырой на месте геральдиона. В дыру неспешно проплыл настоящий геральдион. Белый и пушистый, с лёгкой фиолетовой подсветкой вокруг шёрстки.       Орэйг Первый и Единственный, самолично.       Тварь оказалась между Амандой и выходом в коридоры, так что травница начала медленно отступать к середине галереи, в мою сторону. Фамильяр плыл следом — футах в четырёх над полом, не перебирая короткими лапками. Фиолетовые глазки сияли мёртво.       Две склянки с зельями, которые нойя послала в его сторону, он проигнорировал. Сферу временной защиты с амулета просто проплыл насквозь.       Остановился посреди правой части галереи, будто ощутив что-то. И взмахнул лапкой, словно копался в лоточке.       Треск ткани и звук вспарываемого по-живому паркета. Ковёр на полу разошёлся, дубовые плашки вздыбились и раскололись, обнажая каменную основу. Фамильяр взмахнул лапой ещё раз. И ещё раз. И ещё раз — и паркет трескался и взламывался, горел и плавился, и по каменному полу пролегали глубокие, взрезанные полосы.       Тварь пыталась пробиться внутрь Ритуального зала напрямик — через потолок. Нетерпеливо визжа, купаясь в фиолетовом сиянии, которое становилось всё ярче и начинало отдавать магическим яростным жаром. Ковёр уже занялся, и начали трескаться и оплавляться портреты по стенам.       — Оста… новить… оста…новить… — твердили слитным хором Линешенты — которые уже лежали, но пока ещё не могли говорить. А тварь всё взмахивала лапами, взрезая камень, прорывалась вперёд нетерпеливо, будто шнырок, который пытается добраться до закопанного лакомства… только вот лакомство закопано слишком глубоко.       Фамильяр остановился. Видно, до него дошло, что через пол не пройти.       Так что он медленно двинулся по галерее. Глазницы, в которых плескалась фиолетовая энергия, были уставлены на травницу… и дальше — на меня.       Тварь явно намеревалась проплыть сквозь нас, как сквозь защитную сферу.       Решение пришло мгновенно. Нэйш бы слишком занят с последней парой наёмников, которые не подпускали близко и лупили магией с дистанции. Из тайного выхода выползал ещё какой-то Линешент — плевать, какого возраста и какой магии.       Я прыгнул вперёд, обхватил нойя руками и скатился вместе с ней вниз по ступенькам. ЯНИСТ ОЛКЕСТ       Нестерпимо ломит виски от сгущенной, недоброй магии, ноги в одолженных ботинках промокли — здесь повсюду вода на полу. Но я этого не замечаю, потому что нужно не сбиться, не сбиться, не сбиться, тебе нужно говорить, нужно читать, Рыцарь Морковка, а книга дрожит в пальцах, и голос норовит дать петуха, как же ты жалок, давай же, соберись…       Нельзя отвлекаться на прыгающие тени, и на дурные мысли, и на сомнения, и ты же понимаешь, что это единственный шанс, давай же, тут же Мелони, нельзя себя перед ней уронить, а ударить лицом в грязь перед Арделл будет совсем ужасно, и о чём ты только думаешь…       Я читаю тягучие, напевные строки на тайножреческом. Выливая через себя их смыслы в комнату, полную тенями и запахом болотной воды. Я именую Орэйга Первого, фамильяра рода сего — и обращаюсь к нему (Единый, как дрожит голос!), и призываю богов, в которых я не верю — Стрелка и Перекрестницу — помочь в свершении обряда от имени Диммока, Главы Рода Линешент.       Единый, во мне слишком мало веры в то, что я делаю. Учитель Найго… который и обучал меня жреческой тайнописи — говорил, что вера важнее всего. А я верю разве что в то, что я непременно прочитаю или сделаю что-то не так.       И потому, когда над нами эхом отдаётся сперва пронзительный крик, а потом полные ненависти и ужаса голоса, во мне что-то обрывается. Горло сжимается, голос гаснет. Диммок Линешент, новый Глава Рода, вздрагивает, но не убирает ладонь с алтаря.       Испуганно поднимает голову, вслушиваясь в крики и топот сверху. Соора громко всхлипывает. Арделл оборачивается от двери.       — Не молчите, у нас мало времени. Господин Олкест! Ведите обряд!       Спохватываюсь и ищу глазами фразу, на которой я прервался — но тут над нами начинает звучать отдалённое «Останови-и-и-и-ить… станови-и-и-ить…»       А потом Джиорел Линешент делает шаг вперёд, и глаза его стекленеют.       — Стойте, — хрипит он с окостеневшим, неподвижным лицом. Вскидывает ладонь — и Печать Ветра оказывается наведённой прямо на меня. — Сто-о-о-ойте.       Мелони прыгает на него сзади, обхватывает за шею, и удар магии воздуха раскалывает один из хрустальных светильников по стенам. Джиорел сопротивляется отчаянно, сбрасывает Мелони в воду и поднимает ладонь, чтобы нанести удар магией.       — Оста-но-ви-тесь…       Мелони из положения лёжа бьёт аристократа под колено, изворачивается змеёй и придавливает к полу. Они возятся в воде, и я невольно делаю рывок — к ним, помочь…       — Стоять!!! — рык Арделл пригвождает меня к месту. Варгиня с того места, где стояла, захлёстывает кнутом ладонь Джиорела с Печатью. — Мел, не бить! У него жена на Полном Брачном! Лови, вяжи его! — и перекидывает ей кнутовище.       — Он… он кричит… — шепчет Диммок, почти что падая у алтаря. Губы у него совсем белые. — Там, внутри меня. Он хочет… чтобы я остановил… чтобы я вас остановил…       — Соора! — Арделл хватает за плечи служанку, толкает её к алтарю. — Будьте с сыном, поддержите его! Диммок, ты Глава Рода, он не сможет взять тебя под контроль. Не слушай его! Олкест, вы там заснули, что ли? Что надо делать? Ну?       Надо… читать, не отвлекаться, не слушать. Я пытаюсь, правда пытаюсь. Стиснуть пальцы, и уйти в пение древних символов, ощущать сердцем каждую фразу и каждое слово… Хотя в душе я проклинаю этот обряд за его длину. Проклинаю тех, кто создал его с такими пышными формулами и записал так, что его едва ли можно произнести (И это как читается: «эннелиол» или «инналиол»?). Я вытискиваю, выдавливаю из пересохшего горла не торжественный, не властный напев. И чувствую, что слова не обретают смысла, не достигают разума.       «…а ты, Зверь Рода, да будешь волею Главы славных Линешентов из первого круга из рода исторгнут и извержен, и наша кровь ныне — не твоя кровь, магия же нынче наша — не магия тебе…»       По Ритуальному Залу теперь гуляют волны — это Джиорел Линешент всё бьёт и бьёт магией Ветра, прямо в воду. Мелони сидит на нём верхом, отплёвываясь и держа кнутовище. Кнут обмотан у нашего союзника вокруг шеи — но тот через силу выталкивает из себя магию.       Страницы мокры, лицо всё в брызгах воды. Губы дрожат. Мальчик скорчился над алтарём, его мать обхватывает его за плечи, уговаривает потерпеть…       А там, наверху, творится безумие: шаги, и вопли, и проклятия, и звуки боя, чей-то визг, какие-то удары…       И вот раздаётся скребущий звук сверху: будто гигантские когти прорезают камень над нашими головами.        Арделл подняла ритуальную чашу, выпавшую из рук Джиорела. Теперь держит её в одной руке, а второй прижимает ладонь Диммока к алтарю — чтобы не соскользнула.       Варгиня глядит на меня, и в глазах у неё пляшет оранжевое пламя, причудливо смешиваясь с зеленью. На раскрасневшемся лице — упрямство пополам с решимостью. Она не говорит ничего — но словно бы вздергивает меня с колен на ноги, переливая в меня неведомую, непонятную мне силу — и меня словно укрывает за стенами старой, родной библиотеки Драккантов, огораживает от криков, от жутких скрежещущих звуков сверху…       От сомнений.       И голос крепнет, обретает уверенность:       — Теперь совершайте возлияние из чаши. Выливайте воду с кровью на алтарь! Так! Прижимайте родовой перстень! Воззови к своему Дару, Диммок! Ты готов повторять?       — Я… — мальчик задыхается, это слышно даже сквозь всхлипывания его матери. — Матушка, уйдите… я готов… что надо говорить?       Приковываюсь глазами к нужной строке. Нужно только перевести…       И тут что-то подсекает меня под ногу, словно бы верёвкой. «Паскуда!» — взвизгивает Мелони, и я понимаю, что это Джиорел Линешент дернулся, воззвал к Печати — и всё-таки попал.       Не удержавшись на ногах, я ударяюсь головой о колонну, недалеко от которой стою.       Книга летит в воду вместе со мной, и хлынувшая из носа кровь заливает окончание обряда.       Потом на дверь вовне обрушивается страшный удар, и она идёт трещинами. ЛАЙЛ ГРОСКИ       «Единственный шанс, — нашёптывал изнутри грызун, пока я летел по лестнице, держа в охапке прелестницу-нойя. — Единственный выход, а?»       У меня не было оснований не доверять старому компаньону. Так что когда мы оказались в подвале — я предоставил ему полную свободу. И рванул не налево, по коридору с гобеленами и вышитыми гербами, не туда, где была дверь в подвал. А направо от лестницы, в слепой и тёмный закуток. Коротенький, но достаточный, чтобы вдвоём вдавиться в него шагов на пять вглубь. Выставить щит холода с Печати.       И замереть.       Аманда не говорила ничего. Тихонько дышала над ухом. Волосы щекотали мне щёку. Нойя разве что чуть шевельнулась, выбросив на пол какой-то ещё амулет — наверное, тоже защитный.       Потом мы умолкли, потому что фамильяр спустился вслед за нами по лесенке. Проплыл мимо, не обратив ни малейшего внимания ни на наши щиты, ни на нас самих. И направился как раз направо, к двери Ритуального зала.       Под ударом миленькой белой лапки с фиолетовым сиянием дверь застонала.       Ещё тяжкий удар. Треск дерева, всхлипы металла. Боженьки, надеюсь, Арделл знает, что делать с этой дрянью. Если он вдруг окажется внутри…       Ещё удар — уже не лапой, всем телом. Торопливый, но сильный, с разлёта. Слышно, что там, в зале, что-то выкрикивают на несколько голосов… Удар, всхлипывание петель, скрежет отлетевшей железной оковки…       Тварь взвыла и завертелась в воздухе, объятая фиолетовым огнём.       Гобелены с древними Линешентами вспыхнули первыми — занялись багрово-фиолетовым пламенем, за ним взялись гербы, потом огонь лизнул потолок, а потом пожар разросся на весь коридор. И там, в фиолетовом коконе огня, билась и корчилась жуткая тварь, от геральдиона в которой оставался только силуэт, контур. В конвульсиях, истошно визжа, она разносила всё вокруг себя: падали растерзанные, прогоревшие гобелены, дымно полыхал ковер и раскалялись каменные стены, на которых появлялись глубокие, взрезанные полосы…       Защиту смело, и магическим жаром ударило в лицо. Слишком поздно я сообразил, что наверх нам уже не выбраться: два шага вперёд — и мы с травницей станем живыми факелами. Осталось только держать щит холода — я возобновил его и сам почувствовал, как заполыхала от чрезмерных усилий Печать на ладони. Аманда, что-то прошептав, выбросила на пол ещё амулет, последний, и повеяло холодом…       Но тварь, бьющаяся агонии, извивающаяся, изгибающаяся посреди коридора, всё не подыхала. Она визжала и корчилась, выплёскивая из себя накопленную за века дармовую силу. И камни коридора плавились, защита амулетов истончалась, ладонь опять почувствовала волну магического жара.       Крыса визжала внутри, пока я закрывал Аманду собой, вжимая её в угол. Пока отворачивался от жгущего глаза фиолетового сияния, прятал лицо, выставляя навстречу ему ладонь с Печатью, которая вот-вот обуглится…       Потом меня стиснуло поверх плеч и словно заковало в стальное кольцо, нас с травницей с силой впечатало друг в друга — вмяло и вжало, а фиолетовое сияние билось вокруг — и не доходило, пыталось достать — и не могло.       Вот, значит, как действует Дар Щита.       Знать бы ещё, когда это Нэйш успел спуститься в подвал… впрочем, наплевать. Колдовской жар ощущался всё равно — даже и через щит, просто теперь он не мог испепелить. И поверх плеча устранителя я мельком увидел: посреди оплавленных, раскалённых камней коридора в ореоле магической энергии визжит и бьётся в судорогах тварь. И ореол погасает, жара становится меньше, а тварь изламывается в воздухе всё причудливее…       Взвизгнула особенно пронзительно.       Выгнулась в последний раз, корчась в агонии.       И истлела в фиолетовом сиянии. ГРИЗ АРДЕЛЛ       Вечером она выпустила на волю сомнения. Позволила им прогуляться по улочкам внутренней крепости. Заглянуть в дома.       Наполнить караулки шёпотом: «Неужели ты правда веришь, что у вас получится, Гриз?» Запятнать стены ядовитым вопросом: «А что там будешь делать ты?! Олкест — проводит обряд, Мел свидетельствует, а ты, варг, не имеющий отношения не то что к аристократии — но к Магии Камня, что привнесёшь в обряд ты?»       — Веру, — ответила она, идя по тёмным коридорам вслед за маленьким отрядом — к Ритуальному Залу. — В то, что так правильно. В то, что всё получится. В них всех. Как думаете — это мало?       Сомнения смутились и отползли куда-то в крепостные подвалы. Повысовывались было ещё — пока они с Джиорелом обговаривали детали, пока она моталась в питомник за подстраховкой. Пока читала текст обряда, переведённый Олкестом. Тогда они ещё вылезали из-за каких-то углов, кололи иголочками ну, куда тебе, к чему тебе, зачем…       Потом на главной башне внутренней крепости пробил час для дела. И сомнения привычно сбежали, испуганные.       Дверь трескается под мощным ударом, и за ней нарастает требовательный вой. Янист Олкест, полуоглушённый, пытается достать книгу из воды, но текущая из носа кровь заливает страницы. Светильники по стенам, не сговариваюсь, вымётывают колдовское фиолетовое пламя. Мел, ругаясь сквозь зубы, вжимает в залитый водой пол Джиорела Линешента. Испуганно визжит Соора, застыл мальчик над алтарём…       Гриз действует, не думая. По наитию.       Прыжком подскакивает к Мел, выхватывая у неё из кармана давешний перевод.       Отшвыривает в воду первые страницы, находит глазами последние формулы. В несколько прыжков возвращается к мальчику, подпирает его плечом.       На дверь обрушивается второй тяжкий удар, и слышен хруст петель.       — Повторяй! — кричит Гриз на ухо Диммоку. — Не бойся, повторяй за мной! Я, Диммок Линешент, ныне Глава этого рода, исторгаю из рода фамильяра…       Мальчик задыхается, но повторяет, а на двери обрушиваются удары, вода под ногами начинает нагреваться, и пронзительный визг в коридоре, и Соора сползает под ноги в обмороке, но отвлечься нельзя.       — …Зверь Рода, геральдион Орэйг, ныне и во все дни, вне рода, вне крови, вне дома Линешентов…       Голос у мальчика — слабый, перепуганный, дрожит и срывается, и Гриз сжимает запястье Диммока — спокойно, я с тобой, мы справимся.       И ведёт за собой — голосом, волей, и верой.       — Здесь не твой дом!       — … не твой дом…       — Не твоя кровь!       Голос Яниста Олкеста вплетается, вливается — на тайножреческом, и три голоса обретают силу, звенят в стенах холодного, каменного зала, расплёскиваются и властвуют над испуганным журчанием родника, и камень алтаря начинает согреваться под пальцами.       Ударов больше нет, но там, в коридоре, что-то с воплями корчится и умирает, и через покалеченные двери видно фиолетовое сияние и ощущается жар…       — Здесь не твой род! — выкрикивает вслед за Гриз новый Глава Дома Линешент. У него дрожат губы, но в глазах теперь — всё та же вера…       В то, что всё кончится правильно.       Буквы на листе, выписанные почерком Яниста Олкеста, расплываются от водных брызг, но они уже не нужны: Гриз читала, она помнит, осталось немного…       — …и свидетельство этому — алтарь моего рода, и мой перстень, мой Дар и моя печать.       Два голоса идут за ней — слово в слово. Наперекор возмущённым и жалобным, прощальным воплям в коридоре.       Потом обрушивается тишина. Хрустальные светильники по стенам покрываются сеточкой трещин, но пламя в них возвращает цвет.       Там, вовне, больше нет ни жара, ни сияния. Ни воплей.       Диммок Линешент убирает руку с алтаря, пошатнувшись. Медленно проводит по лбу: зелья перестают действовать, а он всё-таки ещё слаб.       — Это… всё теперь уже кончилось, да? Мы его изгнали? Ох, матушка!       Гриз вместе с ним наклоняется над Соорой. Пустяки: обморок от испуга, шишка на затылке. Где-то в сумке на боку рядом с укрепляющим зельем — флакончик со струёй гарпии, сунуть под нос…       — Господин Олкест, как там ваша голова?       — М-м-м, — невнятно доносится от колонны. — Полна… всяких мыслей. О причинах, почему фамильяров всё-таки запретили. Мелони, ты в порядке?       Презрительное фырканье, которое подтверждает, что да.       — Что это со мной, — с трудом выговаривает очнувшийся Джиорел Линешент. — И кто на мне сидит?       Мел подскакивает, осторожно разматывая кнут из кожи скортокса, которым Джиорел обмотан как следует.       — Орэйг, видно, всех Линешентов под контроль загрёб, — замечает она. — Эй, Принцесска! Ты такое про фамильяров читал?       — Не довелось, — признаётся Янист и поднимается, опираясь на колонну. Трогает шишку на лбу. — Ой… это, наверное, был какой-то неправильный фамильяр. Впрочем, у магических перерожденцев могут быть… разные возможности защищать себя. Механизмы защиты в таких случаях…       — Я что, пытался на вас напасть? — хрипло недоумевает Джиорел, пока Гриз отпаивает его укрепляющим и бодрящим. — Приношу извинения… Гриз, как по-вашему, что нам теперь следует предпринять?       — По-моему, — весело отвечает Гриз. — Нам надо отсюда убраться как можно скорее. Что-то мне подсказывает, что ваши родственники нам спасибо за такое не скажут. ЛАЙЛ ГРОСКИ       — Очаровательно, — пропел над ухом голос нойя.       Виски и щёки щекотали тугие локоны с ароматом ванили и перца. Нос утыкался во что-то мягкое и тёплое: приоткрыв глаза, я убедился, что это подключичная впадинка травницы.        Губам и подбородку досталось даже более занимательное соседство.       А в коридоре позади стояла жутковатая тишь. Непривычная. Без воплей, взвизгов и скрежета невидимых когтей о камень.        — Это было… так самоотверженно, — невозмутимо журчала Аманда над ухом. — И так волнительно, золотенький.        Она подождала, пока я отклеюсь от неё и попробую соорудить виноватую мину (мечтательность всё отчаянно портила). И добавила, глядя поверх моей головы:        — Ах да, Рихард, и тебе тоже спасибо.        Нэйш едва слышно выдохнул где-то сверху — и стальные обручи с плеч исчезли совсем. По крайней мере, теперь он не вжимал нас с травницей друг в друга и в стенку — не то чтобы я был так уж против, но присутствие «клыка» как-то даже портило уединение.        Все шуточки о внезапной тяге Нэйша к обнимашкам и новых уровнях отношений разлетелись в панике, стоило мне окончательно отлипнуть от Аманды, развернуться и глянуть на устранителя.        Идеальной красоты статуи как не бывало: лицо Нэйша было попросту страшным. Застывшее в маске напряжение, какое-то потемневшее, будто обожженное, со вздувшимися на лбу и висках венами, сжатым в узкую полоску ртом. «Клык» стоял, прислонившись плечом к стене, и взгляд у него был — даже в полутьме различалось — остекленевшим. Настолько, что мне показалось: сейчас он либо упадёт, либо кого-нибудь прикончит.        Боженьки, да он же того и гляди в судорогах свалится от такого перенапряжения: сперва бой, потом закрыл Даром троих вместо одного…       — Эй? — устранитель никак не показал, что слышит, а хватать его за рукав мне казалось крайне нехорошей идеей. — Эй, послушай, ты, кажись, выложился на полную, выброс был что надо… так что тебе надо бы присесть, а? Дышать можешь? Воды или укрепляющего…        «Клык» моргнул. Лёгким толчком отделился от стены и, пару раз дёрнув углом рта, сумел-таки выжать ухмылку.        — Спасибо за заботу. Лайл. Я в норме.        — Ну да, а я — королева Ракканта, — грызун внутри с какой-то стати вопил, что нужно бежать, бежать было некуда, так что я частил и частил бешеной скороговоркой. — Слушай, я тут не умаляю твоей стойкости, но если ты ляжешь и помрёшь — Арделл же на меня повесит поиск нового устранителя, не говоря уж о том, сколько человек в питомнике обрадуются и напьются… Эта тварь только что камни плавила, так что тебе не помешала бы подзарядочка в виде пары-тройки зелий, а?        Когда Нэйш качнулся вперёд — я попятился на шаг, не знаю, почему. Судорога, пробежавшая по классической физиономии, показалась голохвостому инстинкту очень уж пугающей.        Но устранитель только чуть расширил ухмылку.        — Действительно, — прошелестел он. — Небольшая подзарядка не помешала бы.        После чего развернулся и стремительно прошествовал к лестнице. Правда, его качнуло при подъеме, но двигался «клык» очень даже быстро… лихорадочно как-то даже быстро. Как уж точно не ходят после громадного выброса магии с Печати, уж я-то знаю симптомы магического истощения.       — Это вообще нормально? — вполголоса осведомился я, глядя Нэйшу вслед. — В смысле… он разве после такого не должен сползать по стеночке и хлебать укрепляющее пинтами?       Аманда, разглаживающая своё платье, чуть пожала плечами.       — Это же Рихард, сладенький. Не пытайся понять. Ох, наверное, нужно узнать, как там Гриз и остальные?       Арделл, Мел, рыжее несчастье Олкест и всякие прочие Линешенты чувствовали себя неплохо: мы удостоверились в этом, когда пролезли в выломанные двери. Правда, Джиорелу нужна была помощь после парализации кнутом, но за это тут же взялась Аманда.       — Погляжу, как там наверху, — предложил я, удостоверившись, что моя помощь не нужна. — Пути отхода… всякое такое.       Очень может быть — я даже хотел бы увидеть Нэйша, отключившегося в портретной галерее. Посреди тех, кого он же сам и вырубил. Несмотря на то, что «клык», вроде как, сегодня самую малость помог нам с травницей выжить.       Но это обозначало бы, что он… ну, не знаю, хоть в чём-то человек. И убавляло бы количество нехороших вопросов.       В галерее Нэйша не оказалось. Линешенты, их слуги и наёмники лежали так, как мы их оставили: кто-то в отключке, кто-то скрюченный от боли, кто под воздействием снотворного или амулетов Аманды… Отдельные личности начинали постанывать и поругиваться сквозь зубы.       Громче всех стонал наёмник, из-под плеча у которого растекалась лужа крови. Потому что в плече зияло аккуратненькое отверстие. Сделанное узким клинком — охотничьего ножа или… другого инструмента.       — Ты же не доставал дарт, — пробормотал я, глядя на пол галереи.       Кое-где на ковре можно было рассмотреть кровавые следы человека, который направлялся к выходу из замка.       Крыса внутри нехорошо оскалила резцы: она не любила тайн и неизвестности. ЯНИСТ ОЛКЕСТ       — «Досточтимая госпожа Арделл!»       Я не могу сдержать фырканье. Потому что варгиня, устроившаяся у камина в компании с алапардом, выглядит, уж конечно, не как досточтимая госпожа. Впрочем, как и остальные, кто слушает письмо: Мелони крутит в пальцах метательный нож, нойя перетирает травы в ступке, Гроски сосредоточенно жуёт и одновременно изучает какой-то счёт.       Арделл бросает на меня насмешливый взгляд и начинает сначала:       — «Досточтимая госпожа Арделл! Очень жаль, что мы так и не были представлены друг другу как следует. Однако мы все так стремились скорее отбыть из поместья слишком быстро, что я даже не успел принести вам подобающие благодарности. Но мой брат, Джиорел сказал, чтобы я написал вам письмо и выразил признательность в нём. А также изложил все последние новости.       Джиорел просил передать, что после сам вам напишет, но теперь он очень занят, и ещё он решил, что Вам приятно будет получить весточку от меня. Боюсь только, что мой слог не слишком хорош. Но брат (он настаивает, чтобы я его так называл!) отказался править моё письмо, поэтому извините, если я буду писать сумбурно или излишне просто. У меня всё просто замечательно, и за это, конечно, я тоже должен благодарить вас и ковчежников вашего питомника. Джиорел и его супруга Мелейя замечательно добры ко мне и относятся как к родному. К матушке они тоже очень добры, а она рада помогать им с их первенцем, который родился на пятый день прошлой девятницы.        Мы с матушкой теперь живём в Айлоре, но иногда нам приходится приезжать в старое поместье Линешентов. Это всё связано с расследованием. Господин Джиорел просил передать, что, возможно, вы не будете замешаны в это всё…»        Гроски издаёт преувеличенно радостное восклицание: бывшему беглецу с Рифов ни к чему проблемы с законом. Впрочем, и мне хочется выдохнуть с облегчением. Поместье Линешентов… не из тех мест, куда мне хотелось бы вернуться или о которых бы мне хотелось впредь слышать.        — «…Но, если законникам понадобится, то они попросят вас явиться на допрос. А пока что им и так хватает работы. Это всё из-за смерти Пореста Линешента. Вы, наверное, слышали — он отравился…»       — Туда и дорога, — долетает со стороны Мелони. И у меня не хватает сил на укоризну во взгляде. Может, потому что смерть Главы Рода была предсказуемой. Он всё же любил реликвии слишком сильно.       — «Я пока не знаю, что мне чувствовать по поводу его смерти. Он был моим дедом, но отдал меня как корм фамильяру, чтобы выгадать несколько лет жизни.        Мне приходилось рассказывать законникам много раз, как всё происходило. Про пансион, и как я там учился. И как меня забрали к Линешентам, чтобы я мог служить у них в замке. И что со мной все были очень ласковы и добры, особенно Гарлон Линешент — я тогда не знал ещё, что он мой отец. А потом они мне рассказали, кто я, и предложили провести обряд — чтобы меня как будто усыновить. Формально принять в род. Потом мне предложили вина и отвели вниз, в Ритуальный зал. А сам обряд я плохо помню. И позже мне пояснили, что пока что я буду оставаться слугой, а потом мне подыщут хорошее место, согласно статусу, они говорили.        Потом я начал слабеть и заболел. Матушка говорит, другие слуги — мои братья из пансиона — тоже болели так. Но она не знала, что с ними проводили какие-то обряды. А потом догадалась, отчего это может быть, но Линешенты пообещали, что будут ухаживать за мной как следует. И ещё она боялась — и до сих пор ещё боится и жалеет, что так вышло с её благодетелями и моим отцом».       — Курица, — прикладывает Мелони безапелляционно. Арделл отрывается от письма и смотрит с мягкой укоризной. — Что? Благодетели… мантикоры их жри! Они её и в служанки-то взяли явно когда пронюхали, что она из рода этого… короля. Ар-ристократы…        И впивается в меня взглядом, как бы говорящим: ну? Видал, что из себя аристократия представляет? И ты вот такое хотел из меня лепить?        Я мог бы ответить, что это уж точно не нормальная аристократия, да и я вообще-то прибыл сюда, чтобы попросить её встретиться с умирающей тётушкой… но едва ли это уместно сейчас. После визита в поместье Драккантов и пережитого в Ритуальном Зале Линешентов Мелони вот уже девятницу не в настроении, и я стараюсь не бередить раны.       — «С Гарлоном Линешентом я пока ещё не говорил: он где-то всё достаёт свои дурманящие зелья. Но я всё равно не знаю, что ему сказать. Сёстры Линешент уехали в свои поместья. А Эхр (это средний брат) в бегах. Джиорел не сомневается, что всё это, с пансионом и другими бастардами затеял именно он с самого начала»… Похоже на то, — говорит Арделл, отрываясь от чтения. — Судя по всему, они затеяли всю эту историю с бастардами лет двадцать пять назад — как раз Эхр Линешент приближался годам к семнадцати. Изворотливый ум, да… Так, что там дальше: «Сейчас у брата Джиорела много дел не только с законниками и родичами, но и с пансионом Линешентов. Он хочет дать всем нашим братьям настоящее образование. Нас учили там, чтобы быть слугами. А теперь мне приходится много чего изучать, и другим в пансионе тоже придётся. А потом Джиорел хочет всех постепенно ввести в Род. Он говорит, у него столько всяких дел, что для каждого найдется какое-нибудь. Ещё брат попытается найти всех женщин, у которых Линешенты забирали детей. Они лгали им, как моей матушке. Обещали, что их дети получат присмотр, образование, будут определены слугами в хорошую семью. Не знаю, как всё это собирается делать Джиорел: ведь в пансион нас привозили сразу после Посвящения, так что мальчики плохо помнят — где они раньше жили и кто их матери. А записей в пансионе не нашлось. И ведь ещё где-то есть наши сёстры, которых в пансион не брали, а просто оставляли у матерей. Джиорел и их хочет найти тоже.        Из-за всего этого брат так занят, что я его почти не вижу. И он не хочет брать себе титул Главы Рода. Говорит — может, позже, а может, и ну его. Пока что оставаться Главой для меня вроде как безопаснее. Джиорел говорит, что договорится с матерью и сестрами о том, чтобы меня не трогали. Но я почти уверен, что меня и так не тронут, потому что теперь у меня появился могущественный покровитель. Пока я не могу написать, кто он. Но он заверил, что я точно в полной безопасности, а Джиорел говорит, что это человек слова».        Здесь Арделл делает паузу. И ещё раз вчитывается в строки со слегка озадаченным видом. На лице у неё так и проступает при этом вопрос — что же это за покровитель такой. Интересно бы знать, почему её это так волнует.        — «Позвольте ещё раз горячо и от всего сердца поблагодарить вас за всё, что вы для нас сделали. Очень жаль, что между Айлором и Вейгордом — Хартия Непримиримости, потому что госпожа Мелейя тоже очень хотела бы видеть вас всех в гостях и хоть как-нибудь помочь питомнику. Но, может, мы что-нибудь придумаем, когда дело с поместьем Линешентов кончится, и можно будет повидаться на землях Ирмелея. Передавайте мои поклоны всем вашим отважным ковчежникам: госпоже Мелони Драккант, и господину Нэйшу, и господину Гроски, и госпоже Аманде (Джиорел не вспомнил её фамилии, прошу прощения за неучтивость). И всем другим, которые приходили в поместье.        А особенно передавайте поклоны и приветы господину Янисту, госпожа Мелейя ему напишет тоже непременно. Своего первенца они с Джиорелом нарекли в его честь. И мы все никогда не забудем его за его отвагу и за то, что он провёл весь этот сложный обряд.        Ещё раз кланяюсь и благодарю вас всех.        Непременно напишу вам снова.        Всегда ваш слуга        Диммок Линешент».        Последних слов я почти и не слышу, потому что чувствую, как щёки наливаются жаром. Потому что это совершенно излишняя честь и излишние благодарности: там, в Ритуальном Зале, я сделал куда меньше того, что мог бы, и выделять меня каким-то образом…        — Вот так, господин Олкест, — говорит Арделл, складывая письмо. — Приветы вам и поклоны. Кстати, говоря, Джиорел прислал нам неплохой такой чек — раза в три больше, чем мы ожидали. Можно будет расплатиться с парой долгов. И выписать вам премию.        Я собираюсь возмутиться и высказаться в том духе, что деньги мне не нужны и хватит обычного жалованья… Но тут Арделл как бы мимоходом бросает взгляд на мои ботинки. Одолжённые у Гроски и пришедшие за последние девятницу в полную негодность.       — И не спорьте. Вам понадобится. Гроски? Мы выделяем господину Олкесту дополнительно десять золотниц. В каком смысле «всё расписано» — мне что, босиком его на выезды посылать?! Что — корма? Что — поставщик ломит цены? А ну-ка дай глянуть, где и как он ломит цены…        …честное слово, она всё-таки совершенно невыносима.