Путь варга-1: Пастыри чудовищ

ГРИЗ АРДЕЛЛ        — Шестеро, не меньше.        Олкест отскакивает от окна, прикрывается шторкой. Начинает разминать правую ладонь с Печатью, сосредоточенно хмурится — смотри там, не подведи…        — Черный ход? — спрашивает Гриз, надевая куртку и прихватывая кнут со стола.        — Он тут забит.        — В лобовую тоже не выход.       — Городская стража! — несётся с улицы. — Открывайте, или ломаем дверь!       Дверь и без того скоро откроется: вон, уже ходит ходуном от ударов. И звенят тревожные крики соседей.       И вторит им густой, безмятежный храп из комнаты хозяйки.       — Так накройте их усыпляющим. У вас же с собой?         — Вломятся в коридор — накрою. На улице слишком влажно, оно осядет сразу.         — О чём вы, вообще… — шепотом вмешивается законник Тербенно. — Я с ними поговорю. Мой доступ Аканторского Корпуса даёт преимущество…         — Помереть первым, — уточняет Олкест внезапно неаристократично. У него пылают щёки и горят глаза. И он красив — внезапной, бесшабашной какой-то красотой.       — Маски?        Антидотные маски они натягивают одновременно, в ту секунду, как дверь почти подаётся. Гриз ещё успевает сделать короткий жест в сторону Олкеста: держите подальше законника! Выскальзывает в коридор, прикрывая дверь и распластываясь по стене. Три ампулы снотворного Аманды тихо нагреваются в кулаке, хватит ли? Аманда всё время повторяет: «Медовая, с твоей тягой к опасностям — ты бы хоть два-три боевых артефакта брала!»        Ага, — усмехается Гриз во тьме коридора. Вот сейчас пойду к Джемайе заказывать себе дарт. Нет уж, Пастыри не носят оружие. Единственное, что у нас есть…        Дверь подаётся, и воздух коридора вибрирует от возбуждённого дыхания, кто-то хрипит: «Рассредоточиться, всех вязать, законника и варга гасим сразу».        …кнут и пряник.        Гриз дожидается, пока они сделают первых три шага. И разжимает ладонь, давая ампулам свободу. Несильный, точный бросок, опробовано сотни раз на разных животных…        Впереди идёт огненный маг, слышит звон под ногами, из поднятой ладони вырывается пламя, но петля кнута ложится поверх Печати. Пламя гаснет, рывок — впечатать в стенку…         — Э! Стреляй по ней! Стреля…        Стрелок идёт четвертым, успевает выпустить из арбалета единственную стрелу, но уже только в потолок. Мгновенное снотворное рассчитано на единорогов и яприлей, шестеро магов валятся в коридоре, пьяно качаясь, заплетаясь ногами, грохоча лицами об пол.        Гриз ныряет назад за дверь, туда, где Олкест — опять! — удерживает Тербенно. Рыцарь Морковка оглядывается на неё и выдыхает с облегчением.         — Сейчас пойдём, — шепчет Гриз. — Пару минут, чтобы рассеялось…        — Вы что — напали на городскую стражу?! — высвобождаясь, шипит законник.        — Они хотели вас убить, не верите — разбудите и удостоверьтесь, — Гриз трёт лоб в мучительной попытке сообразить — что дальше, куда дальше… — Повезло ещё, что они без мозгов. Ломились громко, влетели сразу все. Будь там кто поопытнее… Ладно, уходим быстро и тихо, потом посмотрим. Не разделяться, не бежать, меньше разговаривать.        Последнее — для законника, и Гриз чувствует, что слова пропадают впустую. Крысолов слишком завяз в своих подозрениях насчёт них, чтобы поверить хоть единому слову. И слишком высокого мнения о своей должности — чтобы послушаться.        Они только-только успевают врезаться в пропитанное водой, плотное, туманное покрывало ночи. И он тут же начинает:        — Вообще-то, вы можете считать себя арестованными. Как только я доберусь до местных властей…        — Они до вас быстрее доберутся. Вы так и не поняли?        — Я понял, что вы собираетесь запудрить мне мозги маловероятными сказочками о заговорах. И если вы только попытаетесь поднять в мою сторону свой кнут…        Свист долетает откуда-то слева, из тёмного переулка, и Гриз останавливается, поднимая кнут, разрезая им туман — с ответным свистом.         — Да как вы… — начинает Тербенно, поднимая костяную дудочку.         — Вниз! — рявкает Гриз, кидаясь на мокрую мостовую. Дёргает с собой законника, и первая, шипящая струя пламени проходит у них над головами. Рыцарь Морковка пригибается сам, а в тумане и в темноте кто-то кричит:         — Все сюда! Они здесь! — и раздаётся торопливый топот, и от второго огненного удара приходится откатиться в лужу…        Гриз вскакивает, мысленно благодаря туман и ночь, и бесшумно рвётся туда, откуда летят огненные сгустки — там главная опасность, те, что сзади и сбоку — пока что лишь шаги… Низенький маг посылает навстречу длинную струю пламени — мелочь, не сравнится с молодыми виверниями. Гриз обтекает пламя, выкидывает вперёд руку с кнутом — и тут ухо ловит позади глухой вскрик Яниста, какой-то шлепок, а потом звучный голос:         — Немедленно прекратите! Я — представитель Корпуса Акан…        Голосу Тербенно вторят торжествующие вопли: «Здесь! Вали его, ребята!» — и Гриз чудом успевает стряхнуть кнут, несётся назад и оказывается позади того мага, который ближе всех к Крысолову, маг уже поднял ладонь и прицелился, так что Гриз просто прыжком сшибает его с ног, потом что-то поднимает её в воздух и отбрасывает. Воздушный Дар, — понимает она, падая мягко, как умеют только варги и кошки, перекатывается и подтягивает к себе кнут, встаёт, окидывая улицу мимолётным взглядом…        Огненная вспышка гаснет, придушенная водой: это Олкест справился с контролем Печати и теперь стоит против второго огненного мага, долго ему не выстоять, и к нему ещё один несётся слева, в руках — короткий меч…        Удар воздуха настигает её, воздушная петля обвивает ногу не хуже кнута, и мир на мгновение теряется, крутится и обрастает дикими красками… и запахами… и музыкой.        Музыка звучит, словно связывая цепь, звенит короткими, повелительными запретами: «Нельзя! Нельзя!» — и где-то во тьме и в тумане откликается недоуменное: «Да что за…»        Петля на ноге ослабевает, и Гриз изворачивается и достаёт своего противника кнутом — тот пропадает в тумане, зато справа налетает второй, тычет ей прямо в лицо ладонь, на которой чётко виднеются языки пламени.        Не увернуться, не защититься, не успеть.        А музыка падает и падает — немного неуклюжими, жесткими каплями в туман. Словно замыкает кольцо или защёлкивает замок.        Печать у лица Гриз молчит. А на физиономии нападавшего — совсем молодой ещё, безусый — торжество медленно перерастает в изумление. Потом в обиду — когда Гриз молча захлестывает его кнутом за шею.        Теперь ей, наконец, видно Тербенно — конечно, это играет он, костяная дудочка порождает резкие, заунывные звуки — лязг металла, оковы, запреты…        Нападавшие трясут ладонями и недоумевают, и Гриз успевает парализовать ещё одного, потом она кидается туда, где в тумане и темноте мелькают тени и доносятся звуки драки.        По пути ей приходится перепрыгнуть через ноги Мечника — меч лежит неподалёку.        Гриз успевает в самый раз, чтобы увидеть, как Рыцарь Морковка нахлобучивает последнему нападавшему на голову мусорный бак и отправляет бедолагу пинком вниз по улице.        — Простите-извините, — выдыхает Олкест вслед. — Ночка сегодня не задалась, — и отфыркивается от мороси. – Ух-х… вы целы?        Гриз кивает, с невольным уважением оглядывая поле битвы. Из тени стены высовываются ещё одни ноги: Рыцарю Морковке досталось не меньше трёх противников.        — Мел мне не говорила, что вы такой лихой боец.        — Ну… потому что я этому научился в Алчнодоле, — Олкест потирает скулу и ощупывает плечо. Морщится. — Видел бы это отец — сказал бы, что я посрамил всю аристократию разом. Лучше дерусь без Печати, чем с ней, ну и когда у всех разом Дар отказал — это мне было только на руку. Кстати, а с чего это…        Она молча кивает назад — туда, где музыка смолкла, и фигура Тербенно ясно виднеется через туманную простынь, наброшенную на город.        — Стандартная мелодия на блокировку Дара, — говорит законник, не дожидаясь их вопросов. — Не благодарите.        Олкест бормочет что-то вроде «Это ещё кто кого…», Гриз же просто замечает, что атархэ законник не убрал. Держит недалеко от губ, и в темноте различается даже едва заметное свечение на ладони: Печать в готовности.        — Нужно уходить.        — Нет. Это переходит всякие границы, и я намерен выяснить, что здесь творится, сейчас же.        Он кивает на распростёртые в лужах тела и задирает подбородок, и сердце Гриз валится куда-то в пропасть, когда она различает сквозь туман высокомерный прищур.        — Что вы собираетесь…        — Действовать по букве закона, разумеется. Думаю, я потребую ответа непосредственно у господина Тоу, — Гриз делает шаг вперёд, и законник вскидывает атархэ. — Не приближайтесь! Пальцы у меня не дрожат, как видите. Так что я мог бы вас арестовать и заставить пойти вместе со мной…        — Вы, неблагодарный сын мантикоры! — вспыхивает Олкест, подаваясь вперед. Гриз удерживает его на месте: между ними двадцать шагов, а сколько времени нужно Тербенно, чтобы сыграть боевую мелодию — неизвестно.        — Или я мог бы усыпить вас на месте! — повышает голос Тербенно. — Учитывая вашу любовь чинить препятствия сыску. Но если вы будете благоразумными…        Гриз безнадёжно качает головой. Меряет расстояние взглядом: успеет она с учётом длины кнута? Едва ли. Законнику достаточно будет разорвать дистанцию, как только она начнёт движение.        — Вы туда не дойдете живым. А если дойдете — оттуда не выйдете.        — Увидим, — усмехается законник с невыносимым превосходством. — Я, как видите, не нуждаюсь в вашем покровительстве. Проявите хоть каплю рассудительности. Предоставьте разбираться профессионалу. А ваши методы… и ваши, господин Олкест… мы обсудим позже.       Окидывает на прощание презрительным взглядом и начинает отступать, не расставаясь с дудочкой. Затем разворачивается — и по мокрому переулку отдаются чёткие шаги, а через три секунды туман, морось и ночь съедают фигуру законника совсем.        Гриз Арделл остаётся стоять, опустив кнут — на улице, посреди мусора и тел. В туманной ночи Энкера, которую прорезает перекличка любопытных…         — Эй, там что, драка?        — А кого это они, стал быть?        — Может, опять варги те самые?        И лежат и стонут парализованные, и Олкест над ухом, кажется, обрушивает на Тербенно удивительно красочные эпитеты (Гриз почти уверена, что слышит что-то вроде «слепоглухобаран на всю голову»), и нужно решать…        Нужно решать.        Очень медленно, словно опасаясь порвать покрывало тумана, Гриз трогается вслед за законником. Ничего, что его не видно — зато слышно, как он шагает. Разбрызгивая воду в лужах. Направляется к центру города, к резиденции мэра — той, что недалеко от Белой Площади…        В пасть к алапарду — по собственной глупости.        И разум шепчет: давай, быстрее, за ним. Бесшумно нагнать, оглушить, потом найти транспорт, потом снотворное, что угодно, лишь бы не сунулся…        Но во внутренней крепости нынче — иной комендант. Интуиция вопит: не приближайся, не ходи за ним, слушай ночь, потому что это — ночь непростая, ты же забыла, что тут происходит по ночам. Стой на месте!        Гриз выбирает среднее — и движется медленно. И слушает. Стоны и ругательства позади. Перекличку из ближних домов. Попискивание испуганных крыс. Город, пропитанный водой, памятью и тайнами…        И ещё она почти уверена, что сейчас в хор добавятся извинения Олкеста. Рыцарь Морковка топает вслед и по-прежнему высказывает всё, что думает по поводу Тербенно. Скоро он поймёт, что наговорил, и начнёт извиняться — перед Единым, небом или…        — Ох… простите. Я обычно, знаете ли, так не ругаюсь, особенно при дамах, — Рыцарь Морковка полыхает щеками и пытается ускорить шаг. Готов, кажется, за рукав её тянуть вперёд. — Хотите, догоню его и врежу?        — Думаете, его это остановит?        — Не знаю. Но вот хуже не будет в любом случае, — он тяжко выдыхает. — Понятно, почему с преступностью в стране такое вот… Ну так что вы собираетесь с ним делать? Оглушать? Или парализовывать? Или… у вас там есть ещё снотворное?        Гриз дёргает головой и не отвечает, потому что ночь накатывается на неё, и звенит, звенит струнами мелодии — куда там дудочке Тербенно. И слишком много людей на улицах, будто бы ждущих, и у храмов толпятся жрецы, в окнах свет, и чего, чего они так все ждут, ну не того же, что в прошлую ночь?        — На людях? — момент упущен, они вышли на людные улицы. — Даже если он нас не отследит — а он настороже… Сами же на себя наведем тех, кто нас ищет. И это мы ещё не знаем, что он может со своей дудочкой.         — Ну, вообще-то, кое-что о магах с Даром Музыки я читал, — ожидаемо выпаливает Олкест. — Обычно у них в распоряжении что-то вроде дюжины мелодий. Может, и больше, но это всё одобренные. Могут нагонять сон, подчинять своей воле, блокировать магию — он этим и воспользовался, да? В одной энциклопедии есть еще о мелодиях замедления, оцепенения… Вот, кстати, не могу сказать: сколько им требуется времени: наверное, все мелодии разные. Но мы могли бы его отвлечь: Дар требует сосредоточенности, точности, правда, есть туманные упоминания об опасностях такого Дара, но это скорее вне нормального обучения, а упоминания о сиренах мне кажутся слегка относящимися к области мифоло… вы меня не слушаете, да?        — А? — Гриз останавливается: интуиция словно сдавливает грудь. Фигура Тербенно совсем пропала — растворилась за туманом и другими фигурами, всё равно по улице не пробраться, народ стоит группами, под фонарями, шныряют ушлые торговцы, все переговариваются, кто-то с зонтиками, кто — с водными амулетами.        — Конечно, не слушаете, — вздыхает Олкест. — Может, вы хотя бы сообщите мне — что…        Голос его пропадает, изглаживается. Заглушенный оглушительным звоном крови в ушах. Задавленный догадкой: якобы-Ребенок Энкера говорил на площади о полнолунии, следующая ночь, да… Кто бы ни поставил этот спектакль — он больше не выведет своих актеров на сцену до финального действия. Зато… зато неплохо бы подогреть интерес.         — Чудо! — взрывается воплем улица. Несколько голосов. Кричат торговки нойя, прорицательницы, некоторые жрецы. — Знамения! Он придет в это полнолуние! Придёт, чтобы указать путь! Он придёт!         — Придёт! — ликующим эхом отдаётся с другой улицы. — Придёт! Он придёт! Полнолуние! Защитник людей придёт!         — Придёт! — подхватывают толпы людей (широко раскрытые глаза, распяленные рты, ожидание чуда в каждом жесте). — Чудо Энкера вернется! Явится! Покажет себя!        Крики растекаются — от центра, от храмов, от палаток прорицательниц, от фургонов нойя… Охватывают город, будто лихорадка — и через несколько минут уже не понять: кто кричал, зрящие или жрецы, или нойя… потому что кричат все, передавая друг другу эту весть.        — Полнолуние завтра!        — Он явится! Завтра!        — Мы увидим чудо! Чудо!        И полыхает небо над головой — и сначала ей кажется, что там гроза. Пока она не поднимает голову и не видит, что низкий, темно-сизый свод прорезала не молния.        Птичий силуэт. Мгновенно мелькнувший высверк крыльев феникса. ЯНИСТ ОЛКЕСТ        Город вокруг бесновался, будто штормовое море. Он вскипал толпами, этот город, и накатывался волнами людских голосов, и в неясном гуле улиц различались истерические выкрики — будто вопли чаек. «Чудо!» «Он придёт!» «Полнолуние!»        Кажется, даже небо заполыхало то ли ранним рассветом, то ли ненужным закатом. И где-то там по мокрым улицам с суетящимися людьми, среди воплей и ликования, шел к своей смерти идиот-законник с глупой дудочкой.        А Гриз Арделл застыла посреди хаоса, запрокинув в небо задумчивое лицо. Островок невозмутимости в море безумия. Фреска, перенесенная в жизнь из древнего храма: «Невыносимая Дева в ожидании неминуемого».         — Что мы будем делать? — мне пришлось кричать ей это в ухо, но даже тогда она не моргнула. — Будем делать хоть что-то?!        Морось медленно сеялась сверху, на её лицо — блестящая в свете тусклого фонаря, под которым мы стояли. Ресницы медленно двинулись вниз — словно под тяжестью капель или слёз. И пришла неуместная, дикая мысль — в хаосе криков, среди обезумевшего от пророчеств города: она же с непокрытой головой сейчас, под дождем. Без водного амулета или зонта — вдруг простудится.        Потом ресницы взметнулись, и под ними взвились извивы зеленого пламени. Арделл рванулась вперед так стремительно, что её окрик «За мной!» — долетел до меня уже будто бы издалека.        Дальше мыслей почти не было, кроме одной, прыгающей — о чьей-то неизменной невыносимости. Мы неслись по запруженным людьми улицам, потом по каким-то переулкам, закоулкам, спрямляли через дворики, вляпывались в лужи — и за это время Арделл ни оглянулась ни разу и не сказала ни слова. У меня все силы уходили на то, чтобы дышать, бежать и не потерять её из виду — она ещё и очень резко поворачивала.        Куда мы направляемся — я не имел ни малейшего понятия. Но вроде бы, мы удалялись от Белой Площади. И от нашей бывшей квартиры тоже.        Когда силы начали меня оставлять — Арделл приникла к какой-то лавчонке мясника и принялась барабанить в дверь.        — Джемайя, извини, но это срочно!        Изнутри щёлкнул засов, и дверь отворилась сама собой.        — А… плохая покупательница, ты вернулась. Я не спал и не работал — в такую-то ночь! Крики отсюда слышно. А кто это с тобой?        Мы ввалились в лавку Мастера — это сразу стало ясно, вокруг было не повернуться от стеллажей и полок с артефактами. Волшебное место, полное пыли и зачарованных предметов, точно маленькая сокровищница. И мелкий, скрюченный слепой хозяин, который с чего-то натянул на лысину круглую шапочку с вышивкой, какие носят в Дамате.         — Ещё один плохой покупатель? И тоже не-твой? Или ты всё-таки созрела, чтобы купить хоть…         — Джемайя, я созрела, чтобы попросить о помощи, — как Арделл так быстро перемещалась в таком забитом пространстве? — Твои пташки на улицах сейчас?         — Щебетуньи мои… — старик улыбнулся с нежностью, — ну, где ж им быть.        — Нужно отследить кое-кого у дома мэра. Если только его не задержали — как раз должен быть где-то рядом. Высокий, темноволосый, в плаще. Дар Музыки.        — Постоянно орёт: «Я — представитель закона!» — добавил я себе под нос, но старый Мастер услышал и захихикал.        — Какие у тебя интересные знакомые. Музыкант и законник? Я бы послушал — что он сыграет… а атархэ?        — Костяная дудочка.        — Так, — Печать Мастера — знак Камня — едва заметно засветилась на ладони белым. — Так… Мои щебетуньи почуют музыкальный атархэ… сейчас, сейчас… есть у тебя время? Конечно, нет, у тебя никогда его нет, ты даже сюда бежала, я слышу. Но надо подождать, сейчас…        — Конечно, Джемайя, — кивнула Арделл. — А мы пока одолжим у тебя пару Водных Чаш? Да? И если бы где-нибудь развернуться.        — Сейчас… сейчас… — старик чуть морщился, прислушиваясь и подергивая носом. Водил ладонью так, словно управляет чем-то на расстоянии. — Да, бери вон там, на полке. Хорошие, опробованные… Сквозники у тебя есть? Есть, конечно, ты бы попросила, если бы не было. Хм, где же, где же… А развернуться можно в подсобке, это вот сюда зайдите и вот в этот люк, вниз… да, где же…        Варгиня кивнула, будто это всё было в порядке вещей. Сгрузила мне на руки тяжеленную каменную Чашу, сама схватила такую же. Каким-то чудом протиснулась за прилавок, пройдя мимо хозяина (я чуть не опрокинул бедного Мастера вместе со стулом). И шастнула по лестнице вниз, крикнув:        — Джемайя, я всё объясню, это очень важно!        — Конечно, важно, раз это говоришь ты, — спокойнейшим тоном полетело мне в спину. — Да где же, где же…        Лестница скрипела и норовила рассыпаться под ногами, зато «подсобка» меня поразила. Когда Арделл зажгла артемагические светильники по стенам — мы оказались в низком зале раза в четыре побольше самой лавчонки. Выстлан зал был даматским ковром — несомненным произведением искусства восточных мастеров. В углу стояла мягкая тахта — оттуда же. Вдоль стен громоздились ящики, ящички и комоды, под светильником стояли два длинных стола с инструментами для работ по камню, металлу и дереву. Был даже маленький кузнечный горн — в углу напротив тахты.        И — бесконечные сокровища на столах, в ларцах на полках и в ящиках: ограненные и неограненные камни — аккуратно разложены в разные коробки, пластины серебра и тонкий блеск золотых нитей, красное и палисандровое дерево, теплые переливы тейенха — теплой древесины.        Настоящий храм артефактов. Миниатюрное напоминание о Мастерграде — великом Закрытом Городе Мастеров, куда есть путь магам лишь с одним видом Дара, где хранятся невыразимые тайны и где я так мечтал побывать в детстве.        — Олкест! Вы знаете, как вызвать дежурного Корпуса Акантора?        Голос Арделл вырвал меня из наваждения. Я встряхнул головой, обернулся…       Артемагиня уселась прямо на ковер, обнимая Сквозную Чашу. Смотрела она серьезно и, видно, торопилась.        — Аканторский Корпус. Ну? Или кого-то из прессы. Хорошо бы еще пробиться в королевский дворец или что-то в этом роде. Хм. Или к Кормчей?        Наверное, у меня все-таки отвисла челюсть, потому что она пояснила:         — Тербенно скорее всего дойдет до дома Тоу целым. Слишком много народу на улицах. Слишком много свидетелей, да и затеряться легко. Так что вопрос в том — что с ним будет после того, как он войдет. Единственный выход, чтобы он дожил до рассвета — в том, что как можно больше людей узнают, где он. По возможности — официальных служб. Это понятно?        Мысленно я горячо не согласился: по-моему, законник мог убиться и на ровной улице, ввязавшись в какую-нибудь историю. Но все же уточнил:         — Вы собираетесь заявить, что законник Тербенно в опасности, и вызвать сюда еще больше законников? А если вам не поверят?        — Нет, я собираюсь на него жалобу подать, — деловито отозвалась Арделл, отыскивая сквозник в кармане куртки. — Он же собирается арестовать мэра Энкера, когда должен ловить Душителя!       Видимо, мое лицо опять требовало пояснений, потому что она махнула рукой:        — Да до них так быстрее доходит. Как у вас с прессой? Знаете, как с ними связаться? Ну, тогда пресса на вас. И, Янист…        Удачно удалось поставить на ковер Чашу — чтобы скрыть пылающее лицо. Нужно будет всё же сказать ей, что я не соглашался на подобную… фамильярность. И не собираюсь, к примеру, называть ее по имени.        — Мел говорила, вы кучу книг прочитали, да? Так вот, я надеюсь на вашу фантазию, — она послала мне подбадривающую усмешку, от которой сердце провалилось куда-то в желудок, и крикнула в Чашу, швыряя туда сквозник: — Акантор, Корпус Закона, дежурный!       Следующий час (или два, три? Мне казалось — это длится бесконечно) был выматывающим, опустошающим до донышка… и каким-то детским. Словно из поучительных сказочек про озорников, которые играются со сквозниками и называют туда вымышленные имена — а под конец попадают на кого-нибудь серьезного, и обязательно следует наказание… Не знаю, какое наказание должно было пасть на нас — в конце концов, мы называли не просто вымышленные имена. Мы называли даже вообще не имена — названия газет и служб. И сообщали всем, до кого могли дотянуться — что законник Тербенно собирается арестовать мэра Сирлена Тоу. По подозрению в заговоре. И прямо сейчас наверняка входит в дом мэра.        — Эксклюзивная информация, — шептал я, мучительно вспоминая газетные штампы. — Из собственных источников. Вы, наверное, слышали, что происходит в Энкере? Ах, у вас и корреспондент тут имеется? Ну, тогда его явно заинтересует то, чем законник занимается в доме мэра. В такой-то час. Нет, я хотел бы остаться анонимным. О, я просто… сознательный гражданин, который не может пройти мимо.         — Ирма, это потрясающе! — орала в это время Арделл. — Ирма, ваши подруги должны это услышать… да, законник! Да, с Даром Музыки! Да, экзотично! Нет, не конфиденциально! Что… а, да, я передам ему привет, он тут, недалеко. Господин Олкест, вам приветы и поклоны. Нет, Ирма, мы его потом представим вашим подругам. Так вот, насчет законника…        С башней Кормчей мы тоже на всякий случай связались — ответил дежурный жрец, которому наверняка еще и не то приходилось слышать. Сдержанно отозвался, что передаст информацию, куда следует. Зато во дворце Илая Вейгордского выслушали со вниманием и пошли кого-то искать… правда, так и неясно было, нашли или нет.        В общем, мы поставили на ноги всех — в местных храмах, в вейгордской прессе, среди законников, королевской службы… нам оставалось разве что связаться с Эвальдом Шеннетским, чтобы абсурд этой ночи побил рекорды.        — Тербенно нам спасибо не скажет, если даже и выживет, — выдохнул я, отодвигая Чашу. Та была горячей от постоянных вызовов. — Ему предстоит объясняться с такой кучей народа, да ещё и с прессой….        Арделл покосилась в Чашу, будто пытаясь припомнить — кого бы еще взбаламутить. Потом пожала плечами и свою Чашу тоже отставила.        — Он и так нас уже заочно арестовал, так что… Вы как — держитесь?       Мысли путались, а руки начали подрагивать: конечно, всё было во благо, но… самому разносить сплетни… да еще ложь, ведь законник не арестовывать мэра собрался, а выяснять — что происходит. И вдруг как-то разом навалилось всё остальное: суматошный, полный тревогами день, и стук в дверь, и бой на улицах… Захотелось растянуться на ковре, уткнуть лицо в ладони, спросить: как я вообще дошел до этого всего? Что делаю здесь? Но было нельзя проявлять слабость при варгине — и ведь ей же наверняка хуже, Мел говорила — ей тоже тяжко даётся ложь…       — Пока не собираюсь в Водную Бездонь. Но если придется такое вот повторять — можно это переложить на Гроски?       — Полностью согласна, — Ардел подскочила и потянулась. — Как там говорил Тербенно? Поручить профессионалу, ага. Так, сейчас мне нужно поговорить с Джемайей…       — Иду, иду уже сам, — донесся довольный голос сверху. — Слышу, вы перестали разносить вести. Совсем как мои щебетуньи, а? Сейчас, вот я уже и чайник несу… у вас усталые голоса, так что чай и сладости придутся впору, как хороший атархэ, э?       Старик соскользнул по лесенке с поразительной ловкостью — удерживая прямо в воздухе огромный медный чайник. Сгрузил его на стол и принялся рыскать на кривоватых ногах, при помощи Дара призывая пиалы, заварник, пакетики сладостей из Даматы…       — И подушки, конечно, подушки — будем пить по-старому, мой друг? Тридцать лет я прожил в Дамате, с тех пор как решил покинуть Мастерград и стать вольным одиночкой… трудно отвыкать. Да, вот молоко. Сварю особенный даматский — с молоком и специями, такого ты нигде не попробуешь. Если бы не новые законы и не непомерные налоги — сейчас бы там жил, а так…       Арделл не прерывала: молча нагнулась над низким столиком, принялась раскладывать сладости. Я хотел было вернуть на место Чаши, но хозяин махнул рукой: «Я их потом быстрее… дай лучше тебя послушать». Помолчал, уставившись серебристыми бельмами за моё плечо. Улыбнулся.       — Ты приводишь хороших друзей, плохая покупательница. В этом вот шумит море, а над ним знак благоволения Единого. Да. Ты хорошо заводишь друзей, он мне тоже это сказал…       — Кто сказал, Джемайя? — тихо выговорила варгиня, опускаясь на ковер и медленно принимая из рук хозяина пиалу, от которой так и тянулся дух специй.       — Молодой варг со знаком феникса, — пояснил хозяин, ласково и беззубо улыбаясь. — Он опять заходил. Недавно вот совсем. Извинялся. Говорил: встретил моих щебетуний, ну, и подумал, что это я тут спектакли устраиваю. Вот и зашел в мою лавку — присмотреться. Потом понял, что не я, потом узнал, что я дружен с тобой…       — Узнал? — эхом откликнулась Арделл. Она сидела очень прямо, держа пиалу в горсти. Не пригубила пока ни разу.       — Узнал. У него глаза и уши в небесах, прямо как у меня, — Мастер ткнул пальцем вверх. — Хороший человек! И тебя знает. Просил, правда, передать, что знакомиться еще не время — это потом… Но он обещал мне!       Тут старикан с довольным видом стукнул кулаком в грудь.       — Я сказал ему: тут в городе один из наших. Кто-то, кто пошел против Устава и обратил свой Дар на мерзость. И еще тут заговор, а ты мой друг, а я стар и не могу пойти с тобой. И он обещал за тобой присмотреть, да! Сказал — всё будет хорошо, пора наконец всё исправить. И передал вот что: «Иди без страха, сестра. Мы вместе».       В молчании, которое наступило потом, Мастер подпихнул ко мне пиалу с чаем и блюдечко со сладостями. Но мне было уж совсем не до угощений.       — Молодой варг… еще какой-то варг в городе? Который знает вас, но вы не знаете его?       Арделл не ответила и отпила из пиалы с таким видом, будто ее интересует исключительно чай.       — И он что, на нашей стороне, раз обещал за вами присматривать?       — Ты плохо слышишь? — сочувственно обратился ко мне Мастер. — Может, хорошо видишь хотя бы?       — Да я вообще… не очень-то понимаю, что происходит! Но вам не кажется, что это всё… фальшивые варги и фальшивый Ребенок Энкера, Мастер-ренегат, мэр и Тербенно, теперь вот еще неизвестный варг… что это всё как-то слишком?       — Это вы ещё в питомнике весной не были, — отозвалась Арделл и зачерпнула засахаренных фруктов. — Когда у всех животных разом гон, а у благотворителей обострение. Ладно, с варгом разберемся потом. Джемайя, тебе удалось отследить законника?       — Мои щебетуньи нашли его, — с удовольствием ответствовал Мастер. Он пил чай, вытянув губы трубочкой. И от души наслаждался и чаем, и компанией. — Провели до дома мэра. Одна даже зашла с ним внутрь. Вернётся и всё нам расскажет.       — Это хорошо, — задумчиво молвила Арделл. — На доме наверняка экранка от прослушивания, но если артефакт минует её действие…       Старый Мастер зафыркал носом с притворной обидой.       — Артефакт! Артефакт! Мои щебетуньи — это не какие-то артефакты для прослушки! Сколько в них вложено… а уж сколько они могут, если умеючи! Никому не говорите… я из-за них-то и убрался из Даматы. Когда кое-кто из знати проведал, что у меня есть уши в воздухе… Ох, им это не понравилось, как не понравилось! Всё опасались за свои секреты да сплетни. Хотели сперва меня подкупить, давали хорошие деньги за моих щебетуний — чтобы те летали по улицам Дамат-тэна и рассказывали всё им. Угрожали еще потом, ха. Убить даже пытались бедного слепого старика…       Мастер рассказывал это всё с очевидным удовольствием: наклонялся вперёд, подливал чая — молочного, с густым вкусом имбиря, бадьяна и корицы, — и похмыкивал, и отправлял в рот полоски сливочных тянучек в орехах.       Арделл молчала и размышляла, я тихо недоумевал. При всём могуществе и искусстве Мастера…       — Но как же вы оттуда выбрались? Вы же…       — Старик? — вскинулся Джемайя. — Слепой? Хилый? Не надо, не возражай. У хилого слепого старика есть хорошие друзья. Они помогли переехать и перевезти лавку. Друзья всегда помогут, верно?       Арделл, задумавшись, покачивала пиалой с остатками чая. Но тут встрепенулась и взглянула на старого Мастера.       — Верно. Джемайя, не знаю уж, как тебя и благодарить. Ты нам помог очень сильно. Если разрешишь у тебя здесь малость пересидеть — я вообще из долгов тебе не выберусь.       — Никаких долгов между друзьями, — широко улыбнулся слепой. Помолчал и добавил, и серебристые бельма вспыхнули острым, почти стальным блеском. — Если ты его остановишь — того Мастера… это я буду должен. Все наши будут тебе должны… А пока что не хочешь ли побыть моей щебетуньей? Ты расскажешь мне, что знаешь. Что было. Я расскажу тебе всё, что слышали на улицах мои пташки — авось, всё станет яснее!       Арделл кивнула и подтянула к себе пару подушечек. Устроилась поудобнее на ковре, пока хозяин наливал ей новую порцию чая. И начала тихо:       — В город мы прибыли шестого числа…       Сначала я слушал её пересказ — не нарушая ни словом, просто наблюдая за этой картиной из-под полуприкрытых век: варгиня, с растрепавшимися, промокшими волосами, и маленький слепой старик, друг напротив друга в чинных восточных позах, со старинными пиалами в руках. Как на… нет, не на картине Ирмы, пожалуй, как на иллюстрации из одной из даматских книг, пропахших пылью и пряностями. И вокруг — будто бы подземелье из восточной сказки, и течёт плавная, неспешная речь…       Потом веки потяжелели, а речей стало две, они обвивали друг друга, будто весенние ручейки, и сливались в утекающую на восход, к полнолунию, реку… И откуда-то, наверное, долетали звуки дудочки, а может — это были крики ликующего на улицах народа, и нужно было заглянуть в Водную Чашу — чтобы узнать, кто это, а может — чтобы связаться с Мелони, и еще нужно было приподнять веки, чтобы смотреть и дальше — на растрепавшиеся волосы цвета спелых каштанов, на точки веснушек, на тонкие пальцы в застарелых шрамах, но поднимать веки на самом деле было незачем, я и так мог это всё видеть во сне…       Ещё во сне было море. Тянулось ласковыми волнами, заманивало мягкой синевой, и пена щекотала щёку, когда погружался в солёную, пронизанную солнечным светом глубину…       — Вставайте, господин Олкест. Утро, и у нас тысяча дел.       Вздрогнул, выныривая из сладостной глубины. Потом подскочил на ковре и запутался в одеяле, которое кто-то на меня набросил. Но я что же, правда…       — Я что, уснул?!       — Вам это было нужно, — отозвалась Арделл спокойно. Выглядела она бодрой, будто на планёрке в питомнике. — Я и сама часик подремала. Завтрак на столе, Джемайя разбирается со своими щебетуньями, а возле дома мэра толчётся полгорода из-за нас. Слухи тут быстро разлетаются.       — Откуда вы…       — Я туда сбегала на рассвете, осмотрелась.       — А сколько…       — Почти полдень.       Единый! Это било уже какие-то рекорды невыносимости: я, получается, просто отключился, а Арделл и не подумала вернуть меня в беседу, или растолкать, или…       — Вы что, подушку мне под голову подложили?!       — Хм, — Арделл от стола с завтраком скосилась иронически. — Господин Олкест, понимаю, что вы хотите быть в центре событий. Но основное действо будет ночью, и от вас будет мало толку, если будете засыпать на ходу.       — Бодрящее…       — О, спросите у Мел, как оно действует на организм, особенно на магию. Она у нас большая любительница не спать. Отучите её от этой привычки — я вам премию выпишу.       — Да вы…       — Нервничаю, — сумрачно отозвалась вдруг варгиня и точно, нервно потерла руки. — Уборная вон там, маленькая дверка за шторкой. Ешьте, а я расскажу новости.       Пока я поглощал хлеб и сыр вместе с обязательным чаем, Арделл принялась за новости. Так я узнал, что наша афера с Водными Чашами и сплетнями дала благоприятные плоды: к дому мэра примчалась куча народа, несмотря на ночь (впрочем, кто спал этой ночью?). Видимо, посмотреть, как Сирлена Тоу будут арестовывать.       — Ирма и её подруги — просто чудо какое-то, — говорила Арделл почти с умилением. — Я совершенно уверена, что это они так всем разнесли. В общем, там весь цвет города… приезжие, зеваки, жрецы… кто-то вообще ляпнул, что мэра сразу казнить собираются, прилюдно. Устроят ему Правую Ночь, как Арианта Айлорская — Хромому министру. Оказалось, из приезжих многие с побережья или из Вейгорд-тена. Словом, заварушка вышла отличная! Там под утро такие волнения начались…       — Вам это, кажется, нравится?       — Ну-у, успокаивать их выскочил сам Тербенно, так что он, по крайней мере, жив. Хуже другое, — варгиня слегка пристукнула костяшками пальцев по столу. — Мне с ним поговорить не удалось, а выглядел он ну просто очень довольным, что уже как-то навевает тревогу…       — О, Единый! — С учётом всего, что я уже успел понять об этом законнике — его довольный вид пугал меня больше Чуда Энкера и варга-ренегата вместе взятых.       — Да-а… На улицах спокойно, только нойя и прорицатели твердят что-то о восходе Луны Мастера.       Сперва мне показалось — я рассмотрел какой-то символ: Мастер-ренегат, Луна Мастера… Потом вспомнил — это же просто дата, сейчас месяц посвящен Ирлу-Всемастеру, каждая луна — его, сейчас уже восьмое число, получается, она всходила уже восемь раз?       — Они о полнолунии?       — О нем, да. Меня скорее тревожит слово «восход». Я-то думала — они со своим представлением до полуночи дотянут. Но они с чего-то передумали.       Теперь Арделл в задумчивости играла кончиком своего кнута — эта её привычка раздражала и была… вызывающей, что ли. Чёрный хлыст щупальца извивался в пальцах, и отвести от него глаза было невозможно.       — Может, они опасаются, что прибудут другие законники? — предположил я. — Кстати, а из Корпуса Акантора никто…       — Никто, — отозвалась Арделл тихо. — Видите ли, вир возле Энкера как-то очень внезапно перестал работать. Если кто-то попытается добраться до города через водный портал — его просто выкинет там же, где он вошел. Джемайя говорит — такое можно сделать при помощи мощного артефакта.       Всё-таки оторвал глаза от кнута в исполосованных шрамами пальцах. Поднял глаза на Арделл — та щурилась тревожно.       В городе затевается нечто плохое — вот что обозначали вести. Настолько, что они — кто бы ни затевал это — заблокировали даже портал. Сколько понадобится Корпусу Акантора, чтобы добраться из центра Кайетты по воздуху до Энкера? Достаточно времени. А если не по воздуху, если к ближайшему от Энкера водному порталу, а уже оттуда — на лодке или пешком, то…       — Город умирает, — сказала Арделл, обращаясь к кнуту.       — Что?       — Джемайя рассказал мне кое-что из того, что принесли ему его артефакты. Старик любит сплетни, так что смог немало интересного рассказать насчет состояния города и мэра Сирлена Тоу. Ах, да….       Варгиня нырнула под стол, вынырнула уже со своей сумки, покопалась в ней и бросила на стол пару газет.       — «Вейгордский вир», всё, что смогла достать. Своей прессы тут нет, а аканторские газеты разбирают быстрее. Выпуск от пятого числа, но основные лица…       Почему-то я не люблю газеты: в них не бывает благородства, солидности и древности книг. Шуршащие и крикливые свёртки, пестрящие ошибками и неумелыми каламбурами.       Так что я не стал вглядываться в то, что там, под заголовками: «Он вернулся: Чудо Энкера или мистификация?». Пролистывал страницы рассеянно, задерживаясь на лицах. На портретах. Вот на первой странице, самый крупный — Илай Вейгордский, взирает из-под кудрей печально и вдохновенно, только маленькие усики-пёрышки под носом портят поэтический облик и придают королю вид трагикомический. В самый раз — под статью о новых союзах и новых королевских причудах, вроде создания того же питомника.       Величественно взирает с соседней страницы королева Ревелейна Вейгордская, черноглазая, гордая красавица из южной высшей знати. Наверняка рядом с портретом будет что-то о балах, светских приёмах и визитах. Вот короткая заметка — и не портрет, а лёгкий набросок, острыми, жёсткими линиями. Худой профиль, острые скулы, мрачные брови — и клинок рядом. Кузен короля, Дерк Горбун, не любит портретов и не любит позировать, но вот кто-то ухватил и зарисовал — по памяти, а может, на поединке. И профиль, и меч выписаны живо — куда там официальным портретам королевских особ. Первый Мечник государства любим народом.       Сирлен Тоу — на четвёртой странице. Круглое лицо, на пухлых щеках — бакенбарды, пенсне на хрящеватом носу — и растерянный вид отставного профессора Академии, который по рассеянности вот забрел в кабинет мэра и теперь понятия не имеет — что со всем этим делать. Удивлённо приподнятые брови — господа, а что тут происходит, вообще-то? Неужели вы меня в чём-то подозреваете? Да как меня вообще можно хоть в чем-то…       — Он здесь практически с Энкера — предыдущего мэра сместили после Резни. Сначала сделал неплохую славу городу: на паломниках, прорицателях и прочем… что было связано с тем днём. Это во многом усилиями Сирлена Тоу Ребенка из Энкера нарекли Десятым Чудом Кайетты — мэр раздувал это событие. Постройка храмов, все эти… театры, куклы, представления с алапардами… Но с годами город начал умирать. Тоу протащил кучу своих родственников на все городские должности — а семья у него большая, Джемайя уверяет… Поборы. Штрафы. Торговцы и мастеровые начали разоряться и покидать город. А аппетиты мэра и его семейки росли, так что…       — Одного не понимаю — куда они в таком случае девают украденное, — буркнул я, вглядываясь в глаза местного главы города. Жалобные, беспомощные, удивлённые глаза. — Я видел дом мэра — и он не так уж…       Варгиня поглядела без снисходительности, но с некоторым удивлением.       — Особняки в Вейгорд-тэне и на Бирюзовом Побережье. Бумажные фабрики в Ирмелее, корабли в Вольной Тильвии, торговля пряностями с Даматой… они находят, во что вложить деньги. Джемайя говорит, торговцы много интересного болтают о том, что и кому принадлежит.       — И его или их… не пытались остановить? Понимаю, что в Энкере некому, но… король?       Портрет Илая Вейгордского вновь укоризненно взглянул с первой полосы. Кажется, даже дернул усиками: бороться с казнокрадами? Ну, что за скука, я тут о народе радею.       — Об этом Джемайя знает мало. Вряд ли о таком на улицах можно услышать. Но ведь Тербенно говорил, что какие-то расследования велись — и тогда Тоу прикрылся родством с королевой.       Ревелейна Вейгордская, когда я приподнял страницу, недовольно сморщила нос на портрете: не сметь меня впутывать!       — Но из того, что Джемайя всё же успел услышать… сюда что-то зачастил королевский кузен. И во второй его визит, месяца три назад, была какая-то суета. Джемайя говорит — даже кое-что покрасили да замостили. Фонарей вот наставили, а то и их не было. Понимаете? Похоже, что у Дерка Мечника дошли руки до этого города. А он едва ли испугается гнева королевы.       Я задумчиво кивнул, глядя на острый, горбоносый профиль. Не испугается, да. Дерк Горбун — воплощение благородства и отваги. Кумир моего детства — книжник и воин, борец с разбойниками и пиратами и победитель бесчисленных поединков. В высоких кругах, я слышал, считают его уж слишком сухарём… я же полагаю, что, если бы королём стал он, а не прямой наследник престола — у Вейгорда поубавилось бы проблем.       — И тогда… — Арделл нагнулась совсем близко, и чёрный кнут перечеркнул газету.       — Это может быть причиной, понимаете? Город умирает, Дерк Мечник собирается заняться им как следует. Сирлену Тоу позарез нужно привлечь народ и финансы. Чтобы удержаться за тепленькое местечко еще лет на десять.       — А в прошлый раз у него получилось сыграть на Энкерской Резне! — подхватил я.       — Стало быть, он как-то вступил в сговор с этим Мастером, они наняли актёров, прихватили алапардов и принялись разыгрывать Великое Возвращение. Получается отлично, город кипит народом… но что?       — Но недостаточно, — тихо подсказала Арделл. Пальцы на рукояти кнута стискивались всё крепче, до побеления. — Им недостаточно, что об Энкере будут говорить сейчас, понимаете? Им нужно, чтобы о нём говорили… годы. А для этого мало простых явлений фигуры в плаще вместе с алапардами. Нужно чудо, явление, что-то эффектное, нужно что-то вроде…       Замерла — провалившись то ли в память, то ли в раздумья.       — Что-то вроде Энкера? — закончил я тихо. — Госпожа Арделл, вы же не думаете, что они собираются… действительно решатся на это? На вторую Резню?!       — Не думаю, — отрезала Арделл. Она не моргала и тревожно заострилась с лица. — Вторая Резня, пусть даже её и остановит их фальшивый Ребёнок Энкера — это отток людей. Паника. Нет, им нужно что-то обратное Резне… Обратное Дню Энкера.       — То есть, погибнут два человека и куча алапардов? — я осознал, что ляпнул ужасную глупость и торопливо сделал вид, что изучаю газету. Арделл сидела, словно окаменев: надеюсь, она не сочла мои слова бестактной шуткой в духе Нэйша.       Голос Джемайи сверху раздался, словно спасение:       — Да, вот сейчас и услышим всё, а? Сейчас, стало быть, ты нам всё и поведаешь, моя дорогая.       Старик спускался в подвал по лестнице, ловко перебирая ногами. И, кажется, беседовал с собственным кулаком. Но вот дошел до нас, раскрыл ладонь — и оказалось, что на ней притаилась изящная игрушка. Маленькая птичка с бронзовым оперением, вроде тех, которых полно было вверху, в лавке Мастера. Тончайшее произведение искусства, почти живое — и даже синие бусинки-глазки смотрели как-то осмысленно.       — Вернулась, — изрек Джемайя с непередаваемой гордостью. — Та самая… Ну, вот теперь мы и поглядим, на что годен настоящий Мастер. Так… садитесь все. А ты, милая, расскажи нам, что слышала.       Может, он и взывал к Печати — но пасса я не заметил, увидел только, как медная пташка затрепетала крыльями и кивнула головкой. Открыла чёрный клювик — и подвал внезапно превратился в улицу, в бурную реку, где свивались ручьи чужой речи:       — Он явится! Придёт! Чудо!       — Да что ж такое-то…       — …Белая Площадь…       — Видели с алапардами, Стрелком клянусь!       Голосов было слишком много — мужских и женских, и детских, и звонких кличей нойя, и встревоженных старческих возгласов — наверное, жрецов, и они все сливались и протекали мимо, окунали нас в себя, захлёстывали…       — Это мои пташки в поиск ушли, — пояснял слепой Мастер, и его бельма серебристо сияли. — Славная, давай вперёд… когда вы нашли этого законника.       Голоса смазались, пропали. Птичка повела головкой — и из клюва полился шелест, будто стая таких же меднокрылых пичуг кружилась по улице, над чьей-то головой. Затем знакомый возглас:       — Что за… да отвяжитесь вы! — и недовольное бормотание, и шорох ткани.       Джемайя медленно уселся на ковер, скрестив ноги. Свой артефакт он так и держал на ладони.       — Такая смышленая щебетунья, — улыбнулся беззубо в нашу сторону. — Забилась ему под воротник… или, может, в капюшон. А остальные отстали, слышите? Да, теперь вы тоже слышите, конечно. А фон? Это он уж к дому мэра подходит, там три почтовых канала сходится, вон, вода как гудит. Вовремя перехватили, пичужки мои! Ну, дальше, дальше!       Я мысленно поставил свои ботинки на то, что следом мы услышим довольно знакомую фразу.       — Я — представитель Корпуса Акантора! — и не прогадал.       — Ему не надоедает это повторять, да?       Арделл, которая тоже уселась на ковёр и внимательно вслушивалась, тихо фыркнула:       — Когда господин Тербенно объявился возле питомника… мы это одно время по семь раз на дню слышали.       Другие голоса долетали слабее — должно быть, охрана или слуги мэра. Голоса на разные лады повторяли, что сейчас не приёмное время, и господину законнику нужно записаться, и господин Сирлен Тоу уже приготовился ко сну…       — Так сообщите ему, что творится в его городе, — отрезал Тербенно. — Я подвергся нападению по пути сюда! И если он не желает объясняться с Корпусом Акантора…       В таком тоне он ухитрился пробиваться через окружающих не меньше часа. Причем, голоса слуг всё бледнели и блекли, а тенор Тербенно всё набирал и набирал мощь, так что я невольно начал вспоминать легенды о певцах с Даром Сирены, которые рушили стены голосами. Арделл изредка фыркала в кулак, слушая законнические обороты, а старый Джемайя благодушно улыбался и покачивал головой.       — Такой упорный, этот твой друг. Из него мог бы выйти хороший Мастер!       Лучше бы из него вышел хотя бы средний законник. Я вовремя поймал себя на том, что мыслю примерно как Лайл Гроски, и прикусил язык. Там, в неведомом нам доме мэра, наконец-то начало происходить что-то интересное. Сперва голоса сменили мелодию и начали утверждать, что у господина Тоу важные переговоры по Водной Чаше. Потом кто-то из слуг устал пререкаться с законником и ушел докладывать, а вскоре послышались шаги по коридору и звук отпираемых дверей: наверняка Тербенно впустили и вели куда-то… в кабинет хозяина?       — Прошу меня извинить… ох, вечерний туалет… и что-то живот прихватило… и все эти тревоги, треволнения… господин… как? Тербенно, конечно. Ужасно, всё это ужасно, я в полной растерянности, и вы… так сказать… так вовремя. Право, если бы вы помогли мне разобраться со всем этим…       Разбитый голос старого человека — надтреснутый, словно древняя тарелка из фарфорового сервиза… Я невольно бросил взгляд на портрет — неужели это тот самый Сирлен Тоу? Человек на портрете был моложе голоса. Глядел всего лишь растерянно — а этот, кажется, пребывал в отчаянии. Живо представилось, как он рысит по богато убранному кабинету, заламывая руки:       — Ни на кого нельзя положиться… я окружен ужасными… да, людьми… и все эти вызовы, так внезапно… простите, а какой у вас ранг? Четвертый, да, конечно, четвертый. Какое счастье, что вы наконец-то появились, я… я в полнейшей растерянности. Что вы говорите?       — Хотите сказать — вы не знаете, что происходит на улицах? — в голосе Тербенно явственно сквозило недоверие. — Все эти появления якобы Чуда Энкера, якобы варгов-заговорщиков…       — Я-якобы? Вы… вы говорите, что это не… это не…       Судя по звуку — мэр города куда-то с размаху упал. Наверное, в кресло: заскрипели ножки.       — Есть основание так полагать. Для начала, мне нужно узнать, что известно вам. Если, конечно, вы желаете сотрудничать. В противном случае…       — Же-желаю? — плачущим голосом переспросил Сирлен Тоу. — Я… же-желаю… Девятеро, дорогой мой… ах, простите за эту фамильярность… вы — то чудо, о котором я молил небеса, как же я могу не сотрудничать с чудом?! Все, все мои сведения и все ресурсы — в полнейшем распоряжении, и если только вы можете сделать что-нибудь с этим ужасным хаосом…       — Посмотрим, — сияющая от самодовольства физиономия законника представилась так ясно, что я едва не расстался с завтраком. — Итак, я жду, что вы сообщите мне сведения, которыми вы располагаете.       — Но я ничем не располагаю… — Тербенно хмыкнул подозрительно. Мэр продолжил говорить горячо, причем дребезжал теперь не только голос, но и стекло о стекло. Булькала какая-то жидкость. — О, вы — человек энергичный… но я уже стар, право слово… этот груз, этот проклятый город так тягостен для управления… Что, в сущности, я знаю? О каких-то странных нападениях с участием алапардов, потом все эти слухи о том, что… знаете… ну, Он вернулся.       «Он» было произнесено шёпотом. И вне всякого сомнения — с большой буквы.       — Значит, вы поверили, что это Ребенок Энкера? И произвели какие-либо действия?       — Я… да… ну… я обрадовался.       Тербенно издал неопределённый звук горлом — словно в глотке у законника застряла его собственная дудочка. Мэр шумно пил что-то из стакана, отфыркиваясь.       — Обрадовался, — говорил он, — конечно, обрадовался. Вы не из Энкера, конечно? А можно поинтересоваться… о, из самого Акантора. Благословенный Город, Камень и Кормчая, да-да. Конечно, вы не знаете, как это, а мы тут… каждый год, каждый житель… и все ждём только одного. Чтобы Он наконец-то явился — символ города, его чудо. Предначертанный для людей Щит — вы же знаете эти все… пророчества, да? За эти десятилетия было столько разочарований — но мы так и не перестали надеяться. И вот является тот, кто спасает людей от этих… варгов. И он повелевает алапардами. Конечно, я обрадовался, но… вы говорите, что это не Ребенок Энкера? Это, получается… самозванец с дрессированными алапардами?       — Есть основания так полагать, — напыщенно изрёк Тербенно. — Более того, вероятно, присутствует сговор между этим якобы Чудом и этими якобы варгами. Итак, ни он, ни они не вступали с вами в контакт?       Голоса звучали слишком ярко — и я невольно прикрыл глаза и представил — нарисовал в мыслях картину, словно при чтении. Законник — серый промокший плащ, задранный подбородок и полный проницательности прищур. Мэр — обмяк в поскрипывающем кресле, теребит поясок от халата и боязливо мотает головой.       — И с вами не связывались другие личности, которых можно было бы счесть подозрительными? Может быть, кто-то с необычным Даром? К примеру… Мастер?       Где-то за голосом Тербенно тихо-тихо захихикал Джемайя и вздохнула Арделл. Но я не открывал глаз: мэр в кресле покачивался, прикладывал стакан к лысеющей голове.       — М-мастер? Нет, я не думаю… вы, впрочем, можете взглянуть на книгу регистрации — она, знаете ли, у моего секретаря, все мои встречи тщательно регистрируются, и Дар всегда указывается… Было… много людей, много работы, да. Столько шума, столько визитёров… конечно, для города всё это неплохо, но так утомительно, дорогой мой, так утомительно! И все хотят знать одно и то же: о Чуде Энкера.       — И вы не попытались ничего выяснить? — спросил Тербенно с такой небрежностью, что и младенец бы понял подвох. — Насчет этих слухов. Не попытались, скажем, узнать — действительно ли это Чудо Энкера гуляет по вашим улицам? Как-то войти в контакт… при том, что ждали тайну энкерскую столько лет?       — Я… я попытался, конечно. Но поймите, все совсем от рук отбились, я никому не могу доверять… Конечно, я отдал приказ городской страже и местным слугам сыска. Выяснить — потихоньку… и… и задержать подозрительных, если вдруг окажется, что это мошенник. Но боюсь, они неверно поняли указ — вчера они донесли мне, что… кхм, простите, что в городе орудует мошенник под видом законника из Акантора…       — Хм, — звук несется разом отовсюду. Из клюва медной птахи, от Джемайи и Арделл. И из моей груди. Но продолжает лишь Тербенно: — Или же кто-то из местных сыщиков — заодно с заговорщиками. Я был дважды атакован за сутки: при помощи артефакта прошлой ночью и этой… напрямую.       Звякнуло, разбиваясь, стекло. Панически всхлипнуло кресло, и мэр в моём воображении замер, выпучив глаза.       — Вы считаете, что и мои люди вовлечены в это?! Но что же тогда… зачем?! Это же… получается, целая шайка? С… с артефактами, вы говорите? И с алапардами? И… Девятеро, Девятеро, вы знаете о сбоях в ближайшем вире? Мне доложили вот… сейчас, совсем недавно. Вы же не думаете, что и это они могли…?       — Это лишь доказывает, что на стороне злоумышленников — серьезная мощь, — Тербенно там, в далеком доме мэра, мерил длинными шагами мягкий ковер. — Вы говорите, вир? Они явно опасаются прибытия подмоги из Акантора или Вейгорд-тена — так что, что бы они ни затеяли, это может быть очень серьёзно. И случится, думаю, еще до наступления ночи — иначе подкрепление может явиться другими путями.       — Ох… ох… но что мне делать? Я уже стар, право, а этот город и без того так ужасен… и вокруг меня — сплошь враги, мои и королевы. Воры, старающиеся очернить моё имя… ведь это может быть направлено против меня? Да? Они могут… сотворить какой-то скандал, прикрываясь именем Ребенка из Энкера! О, Девятеро, за что мне это… и кому доверять?       — Можете положиться на меня, — выдал Тербенно с необыкновенной дозой самолюбования. — Думаю, если мы объединим усилия — мы сумеем захватить заговорщиков, так сказать, на месте. Однако мне необходима свобода действий.       — Всё… всё в вашем распоряжении, господин законник! Всё, что угодно… я напишу расписку… или лучше указ? Да, о том, что вы можете отдавать какие угодно приказы — страже, и сыщикам… вы ведь хотите посмотреть на вир, верно?       — Посмотреть на вир, — зашелестели страницы блокнота, — опросить актеров из местных театров. Местных сыщиков тоже опросить. Непременно. Далее — вы говорили о книге регистрации. И еще — свидетели всех этих… явлений якобы энкерского Чуда.       — Что угодно, я… конечно, что угодно…       Тербенно ещё какое-то время сыпал распоряжениями под нескончаемое дрожащее «что угодно, что угодно». В общем, распоряжения примерно укладывались в «Мне нужно допросить примерно две трети жителей этого города, и ещё всё нужно сделать тихо».       — Чтобы не насторожить заговорщиков! — бодро выдал законник в финале. — Понимаете? Мы должны делать вид, что ничего не случилось!       — Да, да, разумеется, дорогой… ох, простите. Я, возможно, не всё понял, но… разве не вы сообщили в Службу Акантора и в королевский дворец о том, что вы, э, направляетесь сюда?       — Что?!       — И в прессу. По правде сказать, меня как раз вызвали… из Акантора и Вейгорд-тена перед вашим приходом. А мой секретарь получил несколько вызовов от знатных горожан и прессы. Говоря честно, сперва я даже поверил, что вы идёте меня арестовывать, даже как-то стало не по себе… вот ведь какая штука…       Он конфузливо хихикал, шумно прихлебывал из стакана — а законник тем временем стоял столбом и багровел, даже в моем воображении. Он даже обронил тихое, шипящее проклятие — без сомнения, адресованное нам с Арделл.       — …да, но потом слуги доложили мне цель вашего визита — и я понял, что всё обстоит наоборот, что вы… так сказать, драгоценная рука поддержки в трудные времена. А всё это — происки заговорщиков. Кхм. Но если это заговоршики — получается, что они уже в курсе, что вы в городе? Это разве не помешает секретности?       — Да, — сквозь зубы процедил Крысолов. — То есть, нет… Вернее, нужно досконально выяснить — кто стоит за организацией всего этого.       Судя по его голосу — варгине и мне лучше не появляться бы на улицах. В ближайшие тридцать лет. И жаль, что я всё-таки не узнал — как Лайл Гроски сбежал с Рифов, потому что его историям насчёт «а потом мы заклинили заграждения рычагами, слепленными из хлебных корок и застывшей баланды» верить не приходится.       — Но-но-но… постойте, вы предполагаете, что это — какие-то другие заговорщики? Но тогда они оказали невольную услугу тем — предупредив их о нашем с вами союзе! Я, конечно, только пожилой человек, я не знаю — что у них там на уме. Но до сих пор они предполагали, что вы один — теперь же, узнав, что я окажу вам помощь… Разве они не могут попытаться, скажем, сбежать?       — Значит, придется что-нибудь предпринять, — отчеканил Тербенно. — Не беспокойтесь: в Корпусе Акантора отлично учат справляться с подобными ситуациями.       — Не сомневаюсь, конечно, не сомневаюсь. Аканторский Корпус… да, — Сирлен Тоу как-то странно заёрзал. — Не сочтите за любопытство — вы сказали, что дважды были атакованы. Как же вам удалось в одиночку отразить эти атаки? Я подумал — возможно, напарники…       — Тренированный Дар и малость подготовки, — небрежно отозвался законник. — Повторяю: не беспокойтесь. Утром я представлю вам готовый план. А пока что мне хотелось бы взглянуть на вашу регистрационную книгу. Вы не могли бы вызвать секретаря?       — Ах, конечно, конечно…       В кабинете поднялась суета. Сперва мэр трезвонил в колокольчик, потом влетел перепуганный секретарь, вбежали еще какие-то слуги, начали докладывать, что возле дома собирается толпа и что там «Даже репортеры!» — прозвучало, как весть о катастрофе. Мэр стонал, приподнимался и бухался в кресло, Тербенно извел весь голос на распоряжения и уверения, что «Всё будет под контролем, я всё выясню», слуги и секретарь получали от Сирлена Тоу уверение за уверением, что «Теперь всё в руках этого молодого человека, он наш спаситель, да-да, выполняйте его любые распоряжения». В конце концов Тербенно откланялся и убыл — исполненный собственной важности и печатающий шаг, будто на параде.       Странно, но шаги законника словно бы отдалялись, размывались. Да и голос словно растворялся вдали. А вот стоны и сопение мэра звучали всё так же ясно.       — Это она шмыгнула за шкафчик, а может, за шторку залетела, — нежно пояснил голос Джемайи. — Щебетунья моя… умница, поняла, что здесь интересного больше! У них, знаете, чуйка на хорошие новости — сам не знаю, как вышло, такое-то в них вложить…       — Отличнейший вы актёр, господин Тоу.       Здесь я открыл глаза невольно. Голос, который раздался из клюва медной птахи, был чересчур звонким и чистым. Сперва показалось — говорит девушка, и только там, за насмешкой отдались более низкие, мужские нотки… юноша? Подросток?! Ребёнок?!       — Если бы ещё ваши бездари из театров играли как вы — мы бы, может быть, и не попали в такое положение. Впрочем, ваши сыщики и наёмники не лучше: проворонить этого законника и его приятелей!       — Вы, кажется, тоже не смогли никак удержать — и законника, и приятелей. Прошлой ночью.       Теперь голос Сирлена Тоу не подходил к его растерянной физиономии в газетном портрете ещё больше. Брюзгливый, холодный и сочащийся сарказмом, — он явно не принадлежал старику. И ещё меньше — растерянному, испуганному старику.       — Полагаете, он сможет помешать?       — Законник? Пф! Пока ваши слуги удерживали его у двери, я кое-что проверил по вашим каналам. Законник с Даром Музыки в Корпусе только один. Крысолов — так его прозвали. Мило, правда? Четвертый ранг, мелкая сошка. Дара Музыки тоже можно не опасаться: ниже среднего уровня. Упорства ему не занимать, а так… судя по отзывам — круглый идиот.       Я невольно проникся почтением к неведомым источникам неизвестного мага.       — Да ещё и вы его так отменно обработали, что он для вас, того и гляди, спляшет — вы же это насчёт ворот подводили, о побеге? Неплохо сделано.       — Благодарю, господин Пэтейр. Но если не этот круглый идиот — что же вас тогда беспокоит?       — Пташки на улицах, — из клюва щебетуньи зажурчал звонкий смех. — Уж слишком послушные кое-чьей воле алапарды — они даже после перехвата моим «Хозяином» артачились. И так… знаете… кое-какие знаки в небесах. Огненные знаки.       Скрипнуло кресло — иным, не тревожным звуком. Мэр подвинулся к столу и теперь барабанил пальцами по столешнице — выстукивая мотив баллады о «Синейре Весёлой, Эменейрихе-короле и их детях».       — Иными словами, вы опасаетесь срыва операции?       — Если бы я опасался срыва операции, господин Тоу, — я бы отказался от операции. Успокойтесь. Вы получите свой спектакль и своё Чудо в лучшем виде. В город хлынут толпы паломников, а газеты протрубят об Энкере не на год и не на два. Не говоря уж о триумфе, которое ждёт известную нам организацию.       — Я уже слышал это, господин Петэйр — и я не забываю о нашем соглашении. Но последние события…       — Я разве дал вам возможность сомневаться в моём мастерстве?       В звонком голосе прорезались холодные ноты — словно сквозь чистую родниковую струю пробились скалы. Без труда представилось, как передёрнул плечами мэр.       — Не горячитесь, юноша. Я видел ваш блокировщик вира и ваш… «Хозяин», так вы его называете, свой артефакт? И другие ваши творения. Кто бы мог сомневаться после такого? Но я, как-никак, политик, и мой долг — просчитать всё. Вы же сами говорили об организации, которую я имею честь представлять. Поверьте, моим покровителям не хотелось бы, чтобы сорвалось из-за… мелочей. Вы вот, к примеру, говорили, что вас не устраивают актёры.       — Пф. Говорил и повторяю. Для черни и эпизодических появлений — возможно, и сойдет. Но для финального акта… может, только на роль противников. Но никак не на Основную Роль — кто знает, с чем предстоит столкнуться и как играть? Сами же понимаете, какая толпа соберется на площади — и эти актеришки вряд ли такое видали на своих уличных представлениях. Нервы могут не выдержать, а нам важно не допустить ни малейшей фальши. Знаете ли, те, кого вы находите, в подметки не годятся вам по актерским качествам. А еще задают слишком много вопросов и требуют слишком много денег. И… быстро заканчиваются.       Дохнуло почему-то холодом — словно из птичьего металлического клюва доносилось дуновение Ледяной Девы. Нет, это просто мурашки по рукам и шее — словно дотронулся до чего-то мерзкого, скользкого, вроде прогнившей рыбы, а утереться не можешь.       Иначе я стер бы с себя два этих смешка — мальчишески-чистый и цинично-политический.       — В городе выбор невелик. Приглашать из другой местности — риск. Но если вас не устраивают все варианты — я не представляю, что вы предлагаете.       — Пожалуй, я возьмусь сам.       Из клюва щебетуньи не донеслось ни смешка, ни шороха, но я невольно представил, как мэр откидывается в кресле, недоверчиво улыбаясь:       — Вы — в роли Чуда Энкера? Помилуйте! Ладно — фигура, волосы… но возраст!       — Как я уже сказал, я кое-что понимаю в мастерстве создания артефактов, — голос Петейра скрежетнул холодными, каменистыми отмелями. — Изменение внешности — это пустяк.       — Не слышал о подобных артефактах от знакомых мне Мастеров.       В этот раз мальчик смеялся долго. Заливисто, совсем по-детски и как-то радостно, будто ждал, пока ему скажут о других Мастерах.       — Тех Мастеров, которые торгуют в лавочках Водными чашами и сквозниками? Или тех, что режут атархэ для охотников? Неужели вы думаете, что Мастерград делится с Кайеттой секретами настоящего мастерства? Ха! Да вы и представить себе не можете… — он замолк на миг и добавил вдруг: — Да и там не все могут.       Я поглядел на Джемайю: лицо старика морщилось, будто сушёный чернослив. Подрагивала нижняя челюсть, и даже серебристые бельма начали казаться тёмными.       — Голос вы тоже измените? — осведомился тем временем мэр. — Что ж, так будет даже проще. Вы сыграете Ребенка из Энкера. Разберетесь с тварями… я обеспечу отход — помните, должно быть эффектно!       — Будет очень эффектно, — за звонким голосом чуялась недобрая усмешка. — Я исчезну, пока все будут ошеломлены. Уверены, что не хотите увидеть собственными глазами? Поучаствовать, разыграть удивление?       — Я — пожилой человек… — Сирлен Тоу явственно пародировал свою же манеру разговора с Тербенно. — Предпочитаю наблюдать со стороны — горожане привыкли, что мэру ни до чего дела нет. Очень удобно. Вы ведь установили эти ваши «Всевидящие очи» там, где следует?       — «Надзорники», — поправил Мастер холодно. — После полудня сможете их испытать. Останетесь довольны. Они уже опробованы были … в одном поместье. Да, и, пожалуй, придётся на вечер спектакль перенести. Судя по моим предсказателям погоды — ночью опять начнётся дождь.       — Вы что же, думаете — это помешает вам собрать достаточно зрителей? Да бросьте. Вы видели, что сейчас творится на улицах? А это ведь только наши кликуши отрабатывают своё серебро.       Значит, они подкупили всех этих крикунов на улицах, — отметил я мысленно. Всех, кто кричал о чуде. Или, по крайней мере, подкупили некоторых, а остальные подхватили.       Мастер, казалось, колебался. Затем проговорил не спеша и каким-то искусственным, нарочито небрежным тоном:       — Всё равно лучше не рисковать. Да и вам едва ли понравится наблюдать за всем через морось.       — Ну что ж, крикунам придётся постараться ещё немного. Пусть объявляют, скажем, о восходе Луны Мастера? Думаю, уж вам-то такое подойдёт.       Мэр захихикал сам, довольный своим каламбуром — но юноша-Мастер остался серьезным.       — Хорошая шутка, господин Тоу. А насчёт этого законника…       — Можете не волноваться, мои люди будут за ним присматривать. Поводят по нужным свидетелям, обставят всё как следует. Думаю, до мысли насчёт ворот он дойдет сам — раз уж он такой идиот, как вы говорите. А во время спектакля увидит, сколько ему положено, а попытается вмешаться — внезапная потеря сознания… Не улыбайтесь, Петэйр, — именно потеря сознания. Отчитываться за смерть аканторского законника, притом, что Горбун и так наступает мне на пятки… К тому же, этот Крысолов может быть ценным свидетелем. Признаться, он волнует меня куда меньше других, о которых вы так старательно умалчиваете.       Прозвенел и затих под сводами подвала развесёлый смешок — пронесшийся сквозь время и расстояние.       — Умалчиваю?       — Или как это называется у Мастеров? Мои люди докладывали, что в бой с ними вступили трое. Законника мы знаем. Один боевой маг — возможно, с водным Даром. И варг. Варг с фениксом — вы же не зря упоминали о каких-то там огненных крыльях в небесах?       — Вы внимательны.       — А вы зря полагаете, что можно управлять этим городишкой двадцать с лишним лет и не приобрести осторожности. Что вы собираетесь делать с подельниками Крысолова?       — Сомневаюсь, что они подельники. Но маг воды мне вполне безразличен — достаточно держать его на расстоянии…       Мысленно я пообещал самоуверенному Мастеру, что он ещё увидит — насколько трудно меня будет держать на расстоянии. Мэр тем временем посмеивался — скрипуче и неприятно.       — Вы опять увиливаете. Что вы собираетесь делать с варгиней? Это ведь она была прошлой ночью с алапардами? Да ещё этот феникс. Верно я понимаю — что это одна из тех…       — Из тех или нет — нет никакой разницы, — юношеский голос изменился разительно. Он словно вобрал в себя весь холод здешних слякотных улиц. — Все они одинаковы. Я знал, что кто-нибудь явится непременно — они не смогли бы удержаться… И пожалуй, я даже рад. Не беспокойтесь, господин Тоу — ей уже уготована роль в нашем маленьком представлении. Честно говоря, я даже надеюсь, что она придёт. Надеюсь настолько, что… скажем, если бы я её слышал — я сам бы пригласил её на Белую Площадь. Думаю, я сказал бы примерно так…       Тут он повысил голос и заговорил издевательским тоном, но очень чётко:       — «Эй, варгиня! Приходи посмотреть на восход Луны Мастера и на новое Чудо Энкера! Приходи, чтобы увидеть место тварей, о которых ты заботишься. И своё заодно». Счастливый смех опять зазвенел — холодным ручейком о камни, капелью среди льдов.       Мы молчали. Я смотрел на бледное лицо Арделл, на её плотно сжатые губы. На свившуюся, приулёгшуюся зелень в глазах. Смотрел — и с тоской и ужасом осознал, что удержать эту невыносимую… мне не под силу.       Никому не под силу.       Ручейковый смех отдалялся, утихал где-то за закрывшейся дверью. Мэр всё ещё был слышен — он проворчал что-то вроде «…всё же не совсем нормальный». Потом зашелестел какими-то бумажками.       Птичка, потрепетав ещё немного крыльями, прикрыла клюв и съежилась, прильнула к ладони своего Мастера. Джемайя погладил её с ласковой улыбкой:       — Молодчинка, умничка. И назад добралась, вот оно как. Так он, значит, тебя заметил? Ведь не просто так же говорил. Да, хорошее чутьё, сильный Дар… что скажешь ты, мой друг?       Нужно было как-то обсудить это. Всё, что вывалилось на нас в одночасье. Это всё… о спектакле, артефактах на площади, новом Чуде и чьём-то там триумфе. И несколько мгновений я собирался с мыслями и подбирал слова, отыскивал — с чего начать — и потому не заметил рывка Арделл.       Варгиня сорвалась с места какой-то невообразимой молнией, бросила на ходу: «Нужно проверить, ненадолго», взлетела по лестнице быстрее белки — я только и успел пару раз глазами хлопнуть. Вот Джемайя не растерялся совершенно — пожал плечами:       — Плохая покупательница спешит. Ты разве не с ней?       Тогда я наконец вскочил, кинулся вслед, оступаясь на проклятой лестнице, второпях снес несколько артефактов с полок в лавочке наверху (Единый, какие узкие проходы!), вывалился в переулок — и едва успел заметить, как за углом исчезает пучок каштановых волос. Бросился следом, чуть не сбил двух сплетниц-кумушек, перескочил через поваленный мусорный бак… поздно — Арделл уже была в конце переулка и опять поворачивала.       Ещё через три переулка я понял, что не догоню её ни за что. Окликать варгиню я опасался — не привлечь бы внимание — а оборачиваться она так и не думала, бежала и бежала по серым, скучным улицам, спрямляла через дворы храмов и перепрыгивала заборчики… и, кажется, двигалась всё же не к дому мэра, это утешало… но куда тогда?!       Пустой экипаж подвернулся почти сразу, я вскочил в коляску и ткнул пальцем в фигуру Арделл — та оторвалась от меня уже на три квартала. Возница понимающе фыркнул носом и тронул с места лошадь.       — Что, изменяет, небось, вертихвостка?       Я отмахнулся, пытаясь выровнять дыхание. Конная погоня за девушкой-беглянкой… у кого же это было из поэтов? Или не из поэтов, а в какой-то зарисовке, полной ужасов? Небеса, и что только в голову лезет в такой момент… Варгиня направлялась к городским воротам, скоро это стало очевидно. Она даже не сворачивала больше: вышла на прямую линию и неслась по ней так, что возница только одобрительно цокал языком, понукал лошадь и бормотал сомнительные шуточки насчет «Во припёрло!» Когда Арделл наконец начала замедлять шаг, я попросил остановиться и расплатился.       — Всё-таки вы невыносимы, — выдохнул, нагоняя её.       — Мгм, — отозвалась Арделл недовольно. — Я ж сказала, ненадолго. Нужно было проверить немедленно — потому что если я права…       — Что именно проверить — вы мне, конечно, не будете объяснять?       Арделл молча свернула, не доходя квартала до Привратной площади. Миновала пару двориков и наконец нырнула за крыло храма Глубинницы — или, вернее, за его плавник, чешуйчатый и серебристый. Нагнулась, осторожно из-под плавника выглядывая — и потом поманила меня.       Пришлось пристроиться над её плечом: ужасно неловко, почти неприлично… но вид заставил забыть меня о светских манерах.       С места, на котором мы стояли, Привратная площадь была как на ладони — вся, с плотно закрытыми воротами и оцеплением перед ними. Перед оцеплением — не меньше тридцати стражников — прохаживался законник Тербенно. По его жестам смысл распоряжений угадывался однозначно: никто не войдёт, никто не выйдет.       — Ворота…       — Да, — тихо отозвалась Арделл. — Вы же слышали их намеки насчет этого. Мэр говорил, что заговорщики бежать попытаются, а этот Петейр тоже упоминал… Значит, Тербенно всё-таки дошел до этой мысли. И теперь вот кого бы они ни опасались — никто не войдет в город. Магическая блокада, видите?       Вижу. Едва заметный бирюзовый отсвет — такой же, как от ограды вокруг открытой части питомника. Артефактная защита.       — А я-то Аманду думала сюда позвать, — пробормотала варгиня. — И Лайла, если они там справились с пьющим яприлем, конечно. И…       Она покосилась на меня и умолкла, словно понимая, что я не одобрю идею позвать в Энкер устранителя.       — Мы можем поговорить с ним, — предположил я со слабой надеждой. Глядя на Тербенно, который вышагивал в своем сером плаще и был явно невероятно горд собой.       — Если предъявить ему разговор мэра и Мастера, то…       Осёкся. Арделл, изогнувшись, поглядела на меня в упор — так, что я мог подсчитать каждую веснушку на её щеках.        — …то он их попытается арестовать, а они его просто прикончат… — голос с чего-то осип. Я попятился, чтобы не быть в этом нелепом положении — лицом к лицу с варгиней. — Они явно серьезно настроены. Но что они вообще планируют? Они говорили о каком-то спектакле, что-то о тварях…       — Вы правы, — сказала Арделл, бросая на площадь последний взгляд. Выпрямилась, погладила серебристый плавник — краска с чешуи отставала полосками. — Вы были правы. Людей это не коснётся. Люди получат чудо, давно ожидаемое… избавление.       Она усмехнулась сухими губами, сглотнула и прикрыла глаза.       — Тела под их ногами, Янист. Варги, которые якобы нападают и натравливают алапардов. И Чудо. Защитник людей, он же себя так назвал? Который повторяет всё то же самое… что в тот день. Но без Резни. Вы были правы. Умрут не люди — умрут алапарды. Все, кого Мастер зачаровал своим артефактом. Триумф людей над природой — вот о каком триумфе они говорили. Триумф прогрессистов. Настоящее чудо для мира людей…       Я растерялся окончательно — от того, как она прислонилась к стене с закрытыми глазами, от боли в её чертах, внезапной хрупкости и внезапного осознания: едва ли что-то можно сделать. Мы отрезаны от подкрепления, идиот-законник нас арестует при первой же встрече, со мной — мой переменчивый Дар да вера в Единого… А Арделл — всего лишь двадцатипятилетняя варгиня с хлыстом. И что можно сделать в таких условиях? Уповать на чудо?!       — Что можно сделать? — шепот сорвался с губ невольно, едва слышно. Я почти прихлопнул его, этот шепот — и почти протянул руку, чтобы сжать её плечо… утешить и ободрить хоть немного.       Арделл повернула ко мне лицо — и я отдёрнул руку, обжегшись о решительность в её усмешке. О непреклонность, взвившуюся за зелеными изгибами в глазах.       — Ну, раз он меня приглашает — я пойду и узнаю своё место.