Путь варга-1: Пастыри чудовищ

ГЛАВА 13. ТОЧНО В СКАЗКЕ

«…верно то, что старые сюжеты могут получать новую жизнь в произведениях уже современных авторов. Однако вопрос об исторических корнях данных сюжетов следует посчитать спорным и недовыясненным. Верно, впрочем, и то, что такие великие трагедии, как Война за воздух, Пламенный мор, Сонный мор породили множество произведений фольклора, в том числе легенд, преданий и сказок…» Энциклопедия Кайетты

ЙОЛЛА ДОМЕРТ        Вотчина Морвилы Глубоководной, Хозяйки Вод разлилась, расплескалась по бумаге. С отмелями и омутами и с диковинной разной рыбёхой. Посреди моря развалился разбитый ковчег — Кайетта. Нос от удара скособочился, корма раструхлявилась. Вокруг роем — осколки-Рифы. Вот интересно — а что там за ними? Сколько строили на самих Рифах кораблей, сколько ни отправляли — и по морю, и по воздуху — так ни один и не вернулся. И на связь не вышел. Какие осколками пригнало, какие с концами сгинули — может, добрались-таки до Благословенных Земель, а?        Только не время сейчас про эти самые земли мечтать. У меня, может, тысяча дел.        — Поглядим, как у тебя с этим, — говорит Гроски. — Дай-ка подумать… Акантор?        Атлас мне подарил Янист к Перекрёсткам. Чтобы я могла учиться, сталбыть. Я и учусь потихоньку, а в перерывах крепко прячу атлас за старым шкафом, чтобы ма не сбыла кому.       Передать нельзя — до чего ж шикарная вещь: переплёт роскошный, и красочные страницы, и карты самые разные: на какой звери обозначены, а на какой крупно каждая страна с городами.        На такой-то красоте и не найти Акантор. Вон, в самом центре Кайетты воткнут. Отлистываю нужную страницу и обвожу границы: почти круг, самую малость неровный.        — А что надо-то? Если всё государство с землями — то во, земель у Акантора немного, там больше по другому делу. Законники там всякие… Ордена, которые для всей Кайетты, то есть. Учёные тоже есть свои, вирники главные. Совсем все главные, словом. А посередь Акантора — Башня Кормчей. Там сидит Кормчая и жрецы её, да ещё Ковен Камня собирается.        А ещё лежит клятая Каменюка, которая кому даёт силы, а кому и нет.        — …а из-под камня источник течёт, из-за которого воды говорят, да? Магия в нём великая, сильная. Этот-то источник и вирам силу несёт, и остальным водам магию даёт… Гроски, а правда, что ли, что воды молчат иногда?        Гроски моргает, щурится — вроде как вопрос недослышал.        — Чтобы воды молчали… да, бывает такое дело. Воды, понимаешь ли, смолкают, когда Кормчая назовёт преемницу. Обряд у них там какой-то особенный, что-то вроде того. Но в этот день — всё. Не связаться по сквознику, не пройти через вир. Кстати сказать, последний раз был в двадцать шестом году, так что кто там знает — может, ты застанешь такое.        Ага, жди теперь, пока Кормчая сменится, когда они до двухсот дотягивают. Не все, правда — но вот Шестая ж дотянула! Потому что была она до того благонравной и достойной, что Великий Камень определил ей прожить аж две сотни лет уже после того, как её выбрали, а выбрали-то уж после семидесяти…        — А как они это определяют… ну, Кормчие? Кто их преемницей будет? Они что, правда все души видят людские, вот все-все сразу? И кто самый лучший — того называют?        — Ну-у, кто там знает, — чешет в затылке дядька Лайл. — Думаю, об этом неплохо бы Яниста спросить. Парень-то уж наверняка знает наизусть биографию каждой, до нынешней Девятой.        Я тоже это всё дело знаю наизусть. И про то, что Кормчими становились великие целительницы или просто те, кто много добра сотворил. И как звали нынешнюю Девятую до обряда. И как она людей лечила да целила, имение своё богатое раздала…        Только вот мне тут Гриз большую ответственность поручила. Присмотри, говорит, за Лайлом, что-то сердце не на месте у меня. Ну, я и присматриваю, даже к нам в домик заволокла, все равно ма сейчас на кухне с Фрезой, а в «Ковчежце» не поучишься. Там Сирил, и он орёт.        — Гроски… слышь, а не-маг может стать Кормчей? Ну, понимаешь, если она самая лучшая?        — Боженьки. Если ты поступишь в Академию — а я в этом не сомневаюсь — задай этот вопрос на каком-нибудь философском диспуте. Драчка среди профессоров будет нехилая. Так. Дай-ка я как следует воображу себе аканторским профессором, чтобы осчастливить размытым и многоумным ответом. «С моей точки зрения, если данный феномен до сих пор не был зафиксирован в природе Кайетты — это, однако, не обозначает, что такое явление не может иметь место в будущем…»        Во шпарит, во шпарит. Почти даже весёлым выглядит. Только это он от жалости ко мне бодрится. Думает, я это про себя, насчёт Кормчей — чтобы без магии…        Смешной какой. Нашёл самую лучшую.        — Что-то мы заплутали в дебрях учёности. Надо бы выбраться. Вейгорд?        — Ха! Это б и Сквор нашёл.       Карта на пятой странице интереснее всех. Там Кайетта древняя. Акантор да четыре государства: вотчины Мечника и Целительницы, Стрелка и Травницы, Ледяной Девы и Дарителя Огня, Глубинницы и Мастера. Это потом уж все разодрались, границы поменялись, государств разных наросло…        Вот они мы — Вейгорд. В кормовой части Кайетты разлёгся возле моря. Косо протащился с юга на восток — продолговатый, как рыбина. Смотрит глазом-столицей в море, на Южные Рифы.        — …а вот тут, сталбыть, столица, Вейгорд-тен, где сидит Илай Башкой Бахнутый, да его стерва-королева, да кузен-Мечник, Горбун который…        — Бо-оженьки, вот от кого ты набралась?!        — Так Мел говорит.       — Про остальной двор можешь не рассказывать, а то вдруг моё сердечко не выдержит. А что за государство повыше нас?       — Айлор, ясное дело. Вражины злобные! Змеищи лютые! Аспиды-василиски!        Перехихикиваемся малость. Потому что — ну да, Братские Войны, Хартия Непримиримости, торговать нельзя, жениться нельзя, а если кто из двора Айлора приедет в Вейгорд — ему башку открутить должны. И наоборот. Армия вон на границах двести лет друг в друга магией поплёвывает, привыкли уже все.        — Ай-яй, где ужас на лице, где? — дядька Гроски трясёт пальцем перед носом, шамкает, как бабка из деревни: — Да эти-то айлорцы спять и видять, как наши порты отжать. Да они нам тут все реки потравили, и Душителя заслали, и короля ума лишили, а по ночам, небось, через виры так и пруть, сотнями-тысячами — да в городах по углам гадють!        Выпучиваю глаза и за сердце хватаюсь. И скулю, как соседская кумушка.        — Ой, ни гавари, ни гавари, у них же ж там этот… Хромец! Душу-то он заложил, а под перчаткой у него — знак чёрный, чтобы плесень людям сквозь уши заползала. Вона, королеву-то он уж обморочил…        Гроски фыркает носом: «Плесень в уши? Я-то только про хвост слыхал и насчёт армии демонов».        — Айлор-тэн, — злобно тычу во вражескую столицу. Айлор похож не на рыбину, а на кошку. Расселась сверху на Вейгорде, хвостом границу проложила, а головой вон, в земли Акантора упирается. — Тут этот гад сидит, стал быть. Умышляет разное. Как народу больше заморить.        Вожу пальцем, вспоминаю, что Янист говорил. А по карте выходит весело. У воды лежит рыба-Вейгорд: небось, выкинуло на тарелку. Кошка-Айлор следит за рыбой: утащить бы! А под боком и той и другой, на востоке…        — А это вот Триграничье, а тут вот Дамата. Белое ханство там правит. Меж собой грызутся, торгуют всяким: специи, ткани, табак… зверей вот там разных много, Гриз говорит. Богатые… как их, лихо… эйшееты, вроде как знать по-нашему… зверинцев там у них много, одни перед другим хвалятся.       Дамата пусть побудет змеёй. Свернулась — песчаная, с зелёным убором. Уткнулась в море. По чешуе рассыпались города.       — Это вот Дамата-тен, столица, а вот Тавентатум, там всем торгуют, и рабами тоже. Вир знает, как. Служба закона же есть и Кормчая.       — Выгодное дельце. На словах эйшееты, конечно, открещиваются и порицают, а на деле туда съезжаются со всей Кайетты. Фабриканты, владельцы борделей, те, у кого есть грязная подпольная работёнка. Прикрыть эту лавочку не так-то просто. Корпус пробовал много раз, но у Даматы достаточно денег и наёмников, чтобы заткнуть рты даже в Корпусе. Отлавливали, конечно, кое-кого — так, мелочь, шушеру…        Голос у Гроски ровный, глаза остановились, на карту уставились. Ой, ой, надо уводить от Триграничья, подальше от замка Шеу и этого вот всего.        А то как бы снова с мамкой вместе не напились.        — О, а вот это ж Фениа — ну, где колония фениксов и священная роща тейенха, да? Вроде как, этот город фениксы во время Войны за Воздух дотла спалили. Хотя учёные говорят — не может такого быть. И Мел говорит. Мол, не нападают фениксы на людей… А это охвостье откуда?        У рыбы-Вейгорда будто хвост торчит. Только другого цвета. Или это хвост змеи-Даматы? Может, два хвоста перевились и в море вылезли. Вроде как, от кормы Ковчега кусок отвалился.        — Велейса Пиратская. Видишь, полуостров, только краем граничит с Вейгордом и Даматой. Тут рулит совет пиратских капитанов, ну, как совет — одно название только. Мощные порты, хорошее прикрытие отмелями. И покровительство тех, с кем они торгуют. Это если ты спросишь — почему Корпус или кто ещё не прикрыл эту лавочку.        Что ж я, дурная совсем. У нас же тут Фреза. Она мне и про шторма, и про абордажи, и про кристаллы ускорения — завсегда с радостью. Я спросила чисто чтобы Гроски отвлёкся малость. Теперь мотану-ка на запад.        — Хорошее соседство нам досталось, а? Сверху Айлор и Хромой Министр. С востока Дамата и Велейса с пиратами. А с запада Вольная Тильвия притёрлась!        Прислонилась пьяновато: пардон, мы загулямши. И одежды как у пьянчужки — сплошь из заплаток да кусков. У них король для виду — у тильвийцев. А рулят аристократы да магнаты, а уж как между собой грызутся, как земли делят! Их совет — всей Кайетте посмешище.        — …пару войн так и вовсе продули Айлору и Вейгорду, так и земли потеряли. Тут тоже на границах вечно стычки. Ну, варги живут — Гриз вот оттуда, из Тильвийских лесов… Хаата, може, тоже — там и терраанты ютятся. Большие леса там и болота. А в них контрабандисты, наёмники, полно уродов всяких. Да они даже столицу не могут выбрать! То у них Хартрат — вот, на границе с нами, правильно?       — Чем знаменит?       — Большой порт. А то Ойтэр — тут на границе с Ирмелеем…       — А этот чем?       — Ну… тоже порт, в общем. А можно я про Ирмелей рассказывать не буду? Скучища.        Закон и Мудрость, этот их Совет, добропорядочность, травы, стада и прочее. Щурюсь — с чем сравнить? Пусть бы — птица: вытянулась в полете, крылья прижала. Клювом — тюк в Айлор, хвост широкий обмакнула в море, под одним крылом внизу — Тильвия, на голове стоит храм Ракканта.        — Про Раккант тоже не хочешь рассказывать? Здорово показывать, чего знаю. И задание Гриз выполнять. А только как подумаешь: Гроски же, наверное, был во всех этих городах и странах. До единой. И Гриз была, и Мел, Янист вот ездил… а я нигде совсем не была, так, байки одни слушаю.        — Да чего там. Королева там об благопристойность треснутая. Сто тыщ правил придумала для всех: как в обществе себя вести, да при дворе, да дома. А вон Эрдей. Город храмов. Там жрецов мильён, наверное.        Гляжу на Раккант, будто он меня разозлил. Пряничный домик, а может, храмик. Встрял между Ирмелеем, Акантором и Дурными Землями.       — Я бы так сказал, это сильно преувеличено, кхм. Ладно, что там осталось ещё… Крайтос?       Крайтос разлёгся на самом севере — занял здоровущий кусок у носа «ковчега». Жирный такой, ленивый, как объевшийся шнырок. Шкура поросла зеленоватым мехом-соснами, нацеплялись здоровенные колтуны — горы и холмы. Интересно, найдётся на карте поместье Драккантов? Или деревня Гроски?        — …а вот тут Скорпионьи Горы, сталбыть, это вы туда к ним близко мотались, когда за йоссами. Вот оно, Заброшье-то, и на карте видать. А если дальше — там уж пойдёт Морозный Надел, Усклепье… суровые места. Разве что морозные гиены да снежные антилопы там водятся.        Гроски глядит куда-то сквозь карту, иногда рассеянно кивает. Даже прислушивается будто бы. Хотя час — свободнее некуда: зверей покормили, «встряску» провели… разве что вызовет кто. Ну, Мел и Гриз, понятное дело, на посту — они ещё с этими зверями возятся, которых на Перекрестье из замка Шеу притащили. Во праздник справили — врагу не позавидуешь.        — Король в Крайтосе… забыла, как бишь его. Но его все Стариком обзывают. За него всё министры да дети правят — а уж жадные! Податями всё пооблагали. Сволочи. Давай лучше ещё спрашивай, а то чего тут интересного-то.       Дядька Лайл вскидывает брови: изумление корчит.       — Я даже и не знаю, про что спросить. Что там осталось-то — Рифы? Или Академия Таррахоры?        Будто сам не знает, что выше Акантора, до Крайтоса ещё лежат Дурные Земли. Или Странные Земли, или Ничейные Земли — сплошь долины, окружённые реками и горами. Люди там жили раньше, в вотчине Дарителя Огня, а потом Йенх-Даритель напустил на людей Пламенный Мор да по своей вотчине сильнее всего и вдарил. Теперь туда мало кто суётся, да и соваться-то опасно — там горы да пещеры, пустоши да странные твари. Виров мало. А интересного пропасть найти можно, если присмотреться.       К Крайтосу прижались Чёрные Льды — как чаша в ущелье, а в ней озеро под вечным льдом, а лёд чёрный — будто горел! Алчнодол там тоже — этот к Ирмелею поближе подкатился, да не докатился. Эх, Янист про свою общину рассказывал всякое интересное — как там «пустые элементы» все вместе дружно живут. А ещё есть Закрытые Города — Мастерград тот же, куда только Мастерам ход есть. И Гегемония там же, в Странных Землях Окопалась, пустошники то бишь. Тоже, как я, без Дара, только эти вроде как не мирные, как в Алчнодоле, а сильно на магов злые.        И сейчас я это всё расскажу Гроски — а может, ещё о чём у него спрошу, пусть видит, что со вниманием. А деревенские со своими кричалками пусть утрутся — им-то таких атласов в жизнь не дарили, небось, и не сидели, по географии вот так не спрашивали.        Открываю рот — сказать про Ничейные Земли. И тут от «Ковчежца» звенит колокольчик, зовёт на общий сбор. В неурочный час — стало быть, срочный вызов.        А потом Гроски хватается за карман — наверное, его по сквознику как раз вызвали.        Во какие совпадения бывают. ЛАЙЛ ГРОСКИ        «От Ковчежца» долетал заливистый звон артемагического колокольца — срочный общий сбор. Налившийся холодом карман чувствительно подмораживал левый бок. Внутри голосила крыса, которая ни на миг не верила, что это совпадение.        — И я ещё на безделье жаловался, — закатил глаза, подхватился на ноги, подмигнул на прощание Йолле. — Потом закончим, а?        Теперь, вкрадчивой рысцой… куда? Водная Чаша в «Ковчежце», но там сейчас Арделл, значит, нужен водоём, хорошо бы — без лишних глаз.        Хотя кто там знает? Я давал право вызова тройке-четвёрке поставщиков кормов, да и тому же Тербенно — в свете нашей маленькой договорённости следить за одним устранителем. Так что вполне может быть и совпадение. В жизни же бывает куча совпадений, да?        Судьба философски переждала, пока я преисполнюсь надежды и добегу до ближайшего ручья. После чего размахнулась и привычно треснула по черепушке.        Из ручейковых вод выплыло лицо связного Гильдии. Того самого молодого и чернявого, которому я как-то раз отчитывался в Вейгорд-Тэне.        — Приехал Робби, передаёт приветы, — весело заговорило лицо. — Готовы твои часики. Цену вопроса знаешь, а как подойдёшь — это уж сам решай. Забирать будешь?        Стандартные фразочки Гильдии на случай связи. Любое имя — задание, приветы — время выполнять, часы — напоминание не медлить. «Сам решай» — любой способ выполнения задания. Как это там обмолвился Стольфси? «Заказчика волнует только один заказ. Но если ты вдруг пустишь ко дну всю контору или решишь их всех вдруг вырезать…»       А цена вопроса — это, стало быть, я. Бляха гильдейца и пыльная крысиная шкурка.        — Что ж вы так тянули-то?       — Вышло так, — отрезал связной тоном «тебе ещё вот не сказали». — А что, проблемы? Так будешь забирать-то?        А, ну да, точно. Стандартный отзыв.        — Само-то собой, сразу как выберусь в столицу. Я сообщу.        Связной Гильдии фыркнул и пропал. Я остался ловить кристалл связи в ледяной воде непослушными пальцами.       В голове вместо визга крысы ни к селу ни к городу звенел колокольчик.        Хотя что это я, это же не в голове.        Общий сбор. Задание, которое я должен «потопить».        Непросто преисполняться надежды на бегу, пока в ушах трезвонит колокольчик, а в брюхе подпрыгивают за компанию плотный завтрак и внутренний инстинкт. Так что до «Ковчежца» я так ничего и не преисполнился — и правильно сделал.        Выражения лиц у ковчежников были такими, будто им тоже только что приказали кого-нибудь утопить. Например, свою мать.        — Где тебя носит, Пухлик! — шикнула разозлённая Мел с порога.        Нахмуренная Гриз Арделл отмахнулась от моих попыток изобразить пантомиму на тему «Извините, срочные естественные надобности». Махнула мне на кресло и выпалила:        — Вкратце. У меня в кабинете сидит доверенное лицо заказчика. Который предлагает нам пятьсот золотниц только за выезд на место.       Задание Гильдии начало сходу приобретать зловещий размах.       — При этом посыльный отказывается сообщить — кто заказчик, в чём проблема и даже куда нам придётся направиться, — добила Арделл и скрестила руки на груди. — Более того — он требует выезда на место всей группы сразу. И нам придётся оставить боевые артефакты — в том числе атархэ — и любые яды. Иначе нас просто не пропустят внутрь поместья.        Я задался резонным вопросом — почему Гильдия решила, что я могу сорвать задание, которое мы вообще не возьмём.        — Очень подозрительно, — озвучил очевидное Янист. — А после того, как мы схлестнулись сперва с прогрессистами в Энкере, теперь вот с работорговцами… и, думаю, старшие Линешенты тоже не желают нам добра…        Олкест малость приуныл, осознав, сколько разных сущностей не желают добра королевскому питомнику Вейгорда. Мел выручила уже-не-суженного, выпалив яро:        — Ловушкой за милю несёт.        — Настораживает. Особенно последнее условие и то, что он принёс с собой половину денег, — согласилась варгиня. — Так вот, это ещё не всё. Посыльный настоял на том, чтобы пройти проверку под зельями. Аманда?        Нойя с сокрушённым видом прищёлкнула пальцами:        — Тот человек не лжёт. Он и впрямь служит какому-то высокому и могущественному дому, и ему приказали пригласить нас. Потому что это крайне деликатный и очень важный вопрос — вопрос жизни и смерти, так ли он сказал, золотенькая? Вопрос жизни и смерти, надежда только на нас… Тот, кто инструктировал посыльного, знал, что делал. Отводов от зелий у него в крови не было — даже противоядий! И он согласился на любые зелья, включая «Истину на ладони».        — И не побоялся, что разболтает лишнего? — удивился я, как заслуженный эксперт по потреблению зелья правды.        Травница обогрела меня теплейшим взглядом:        — Представь себе, сладенький. Либо он настолько стоек, что преодолел эффект, который вызывает желание говорить, либо ничего не знает, либо же…        — Связан высшей магической клятвой, — припечатал Олкест. — Клятвой служения — кровной или на Печати. Он сказал что-то ещё?       — Только то, что нам ничего не угрожает — и со стороны заказчика мы в полной безопасности.       Со стороны заказа, надо полагать, нам никто такого не гарантирует. Потому что — мало ли какие твари бывают. Вроде бешеных тхиоров или геральдионов-перерожденцев.       — И он обещает, что мы можем продумать любые гарантии — в разумных пределах, конечно, — добавила Арделл с мученическим видом. — Например, оставить Фрезу на связи за пределами имения. Всё это как минимум странно, а после выезда на вызов Аграста, в Заброшье…        Взгляды ковчежников сошлись на моей скромной персоне. Я машинально почесал пузико, в которое угодил кинжальчик Аграста-младшего.       — …не хочется рисковать, — договорила Гриз. — Мел, Янист, вас я поняла, Аманда, ты тоже сомневаешься, так? Остальные?        Она с сомнением скользнула взглядом по предвкушающей физиономии Нэйша, покосилась на безучастную даарду и Уну под волосами.       — Лайл?       — Ну, похоже, что нам тут сделали предложение, от которого мы не можем отказаться.        Общество посмотрело с обоснованным сомнением. Аманда задумчиво полезла в кофр за какой-то проявлялкой спиртного.       — Буквально не можем отказаться, — уточнил я и попытался принять полную внушительности позу прямо в кресле. — Много вы знаете в Кайетте особ, которые могут выложить пятьсот золотниц только за выезд? Если там правда настолько большая шишка, а надежда… как там, только на нас? Вряд ли мы можем сходу заявить: «О, привет, вы нам подозрительны, мы решили не брать заказ» — без весомых последствий. Учитывая, что клиент может быть не в Вейгорде — мы еще и можем вляпаться в международный инцидент. Раз уж питомник под покровительством короля. Не говоря уж о том, что особа влиятельная и разозлённая может и так некисло нагадить. Лишить благотворителей, прислать Лортену заместителей — что-то в этом роде.       — О таком раскладе я не думала, — призналась Арделл задумчиво. — Так твоё мнение — нужно ехать?        — По крайней мере — выслушать, что нам собираются подкинуть. И решить на месте. Само-то собой, при этом обговорить страховку. Если, конечно, мы не собираемся склепать себе коллекцию могущественных врагов.        Хотя, судя по кое-чьей скульптурной физиономии — у нас даже есть те, кого вдохновляет такая идея.        Начальство кивком оценило мою убедительность, оглядело ковчежное тело и особых трепыханий не выявило. Так что варгиня прибегла к последнему аргументу:        — Сквор?        Горевестник в клетке откликнулся грустным предвесенним сипом. Пара девятниц в радостных весенних воплях малость ограничили его предсказательную мощь.        — Посмотри на нити, Сквор, — мягко попросила Гриз. Открыла клетку и позволила халадриану прогуляться по руке. — Погляди вперёд. Кто-то умрёт?        — Кхррр… — жалобно выдал Сквор, топорща перья. Я мысленно поставил золотницу на то, что он прохрипит что-то наподобие «Красавица! Красавица! Любви!» — Крыс-с… Грыз-з… Кхрис-с-и…        Шипение на первом слове так живо отдалось Рифами, что я успел облиться холодным потом — ещё до того, как со стула подорвался Янист.        — Он сказал «Гриз»?!        — Или «Крис», — предположила нойя. — Сладенькая, ты можешь взглянуть в его сознание?        Арделл только головой качнула: ничего внятного, смотреть в сознание горевестника можно, а вот поймать момент прозрения будущего — тонкое и сложное мастерство. Особенно когда у тебя на руке полуохрипший и полуобалдевший от воображаемой весны птах.        — Неясно.        — Ещё раз, — умолял Олкест, — это же не шутки, Сквор. Почётче… почётче…        — Кр-р-ы-з-с-и, — как полному идиоту, сообщил Сквор. — Кры-ы-ы-ыси-и-и-ивое!!!        После чего перешёл на свист и потрескивания, похожие на язык терраантов.        Если Янист не плюнул с досады в горевестника — то не от хорошего воспитания, а из опасений попасть в Арделл.        Оная Арделл, задумчиво покачав головой, сгрузила горевестника назад. Пробормотала: «Надо бы ещё того бальзама в поилку…» и подняла начальственный взор.        — Сбор на выезд всем «телом». Идём налегке, оставляем все боевые зелья и артефакты здесь. Время сбора — час, я раздам распоряжения вольерным.        — Клянусь тропами Перекрестницы, — проворковала Аманда, улыбаясь, — вызов всем «телом» — это же так волнительно. К тому же ещё и без оружия. Мы словно семья, что едет навестить дальних родичей.        Ну да, ну да, умеренной дружности семейка: мама при кнуте, папочка в белом костюмчике, отмороженные детки на любой вкус. Воображение пририсовало ушибленной семейке пожилую крысу-питомца и тётушку нойя в провожатые, икнуло и отвалило.        — …нойя так любят навещать родичей — особенно тех, о ком ничего не знаешь. Скажи, золотенькая — если нельзя брать опасные зелья, то об ингредиентах же речи не было, так?        А что ты, собственно, трясёшься-то? — резонно вопросил тут внутренний голос. Нет, ты их видел, ты их видел, а? Как тебе Мел, которая шипит что-то трудноопределимое и крутит в пальцах метательный ножичек? Или Олкест с «готов жертвовать собой» на лице? Перепуганная Уна, раздражённая Хаата (кстати, тоже шипит) — и здоровенная вишенка на этом десерте из малость неадекватных людей. В белом костюме и с мечтательной ухмылочкой — как будто с рождения мечтал пойти туда — не знамо куда, а дарт оставить рядом с бабочками.        Боженьки, сказал внутренний голос успокаивающе, — да тебе и делать-то вряд ли что придётся. Так, порыдать за компанию с заказчиком над эпическим провалом.       К слову, интересно — кто бы это мог назначить группу Арделл на роль последней надежды.       По всему выходит, что кто-то вроде Лортена.       Ну, может, только немного более безумный.

* * *

       Представитель клиента мне категорически не понравился.        Посланник отрекомендовался господином Даллейном и окинул нас взглядом так, будто каждого знал с колыбели. На долю мига задержал водянистый взгляд на мне.        Светскость, скромность и спокойная, предупредительная повадка общения, от которой зубы ноют. И ни малейшего проблеска чувств на неприметной физиономии. Идеальный сейф для хранения секретов: по одежде не узнать — из какой страны, возраст может колебаться от тридцати до пятидесяти, а на ладони, если не ошибаюсь — боевая перчатка. Идеальная штука, если хочешь скрыть Печать и врезать сквозь ткань неожиданным ударом. Применяется у наёмников и в тайных службах.        Внутренний законник никак не хотел выключаться до самой пристани. На которой посланец непонятно кого вежливо напомнил, что нам придётся оставить магическое оружие, боевые артефакты и опасные зелья. После чего безукоризненно светским жестом предложил нам занять места.        — Я помогу госпоже Ингворт с выбором дороги.        Очевидный вопрос укусил Яниста за бочок, только когда мы оказались внутри «поплавка».       — Какой… госпоже Ингворт?       — Я и не знала настоящую фамилию Фрезы, — задумчиво вставила Аманда из малость интимной, голубоватой полутьмы. Арделл как-то неопределённо прочистила горло.        — В том-то и дело. Я тоже.       «Бульк-бульк», — сказала вода за толстыми стёклами. С явным нехорошим намёком. Да и вообще, молчание установилось довольно тяжёлое. Переполненное взглядами — в основном направленными на меня. Во взглядах явственно было что-то насчёт моей ответственности за аргументы в пользу миссии.       Нужно было сказануть что-нибудь эпическое.        — Всегда, знаете ли, мечтал узнать: как это гиппокампы понимают, куда именно нужно плыть под водой? Или как Фреза путь находит — под водой-то?        Взглядов стало меньше, потому что кое-кто закатил глаза. Аманда тихонько рассмеялась и прижалась в полутьме покрепче (я был бы в положительном восторге, если бы моя левая сторона не упиралась при этом в Нэйша).       — Самое время для таких вопросов, да-да-да? Гриз может тебе рассказать, что гиппокампы очень умные и привязчивые — запоминают место, куда плыть, с одного раза, можешь себе представить?        — Не помнят. Знают.        В свете флектусов глаза Хааты чуть заметно светились зелёным.        — Водные скакуны все связаны. Сохранили остатки кэлда-ард, Древней Пуповины, что всех соединяла. Утраченное нами. Роем. Теперь каждый знает, куда плыть. Какой путь выбрать. Она говорит им.       Что даарду заговорила при всех — это уже новость. Но судя по тому, как нагнулась вперёд Гриз — Хаата ещё и сообщала какие-то поразительные новости.        — Она, сладкая? — рассеянно переспросила Аманда. — Ардаанна-Матэс? Но ведь гиппокампы же обитают в воде…        Даарду фыркнула нетерпеливо:       — Разве ваши воды не говорят теперь? В них её кровь. Она говорит с ними. Указывает путь.       Показалось, может быть, в призрачном свете флектусов — или лицо Хааты стало чуть ли не мечтательным?        — Среди варгов ходили легенды о такой способности гиппокампов, — медленно проговорила Арделл. Она вглядывалась в бурлящую за окном воду. — Только мы считали, что они вроде как памятью могут делиться, передавать друг другу водные маршруты. Вот, значит, как…       — Только вот гиппокампы — истинные нойя среди морской живности, — прошелестела над ухом Аманда. — Любят людей… особенно когда те бросают им блестящие монетки или ракушки. А больше всего любят свободу. Водную волю — в море ли, в реке, неважно. А не любят — служить. Гиппокампов не посадишь силой в упряжку — они всё равно будут плыть туда, куда захотят. И делать то, что захотят.       — Черти водные, — пробубнил я, стараясь побольше коситься вправо. — Какие занятные миляги, оказывается. Стало быть, с ними никак не сладить?        — Если только они не решат подарить тебе себя, — игриво уточнила Аманда мне на ушко. — Как те трое, что здесь, у нас. Фреза спасла их, когда они были израненными малышами. Выкормила и вырастила, а теперь вот…        Ну да, ну да, неплохое подспорье для ковчежников. Если учесть, что гиппокампы преодолевают грандиозные расстояния, проплывают невесть какими путями и спокойно тащат нехилые грузы. Да к тому же ещё перемещение с гиппокампами и не отследишь — не то что через вир. Контрабандисты были бы в восторге, да и вообще — Фрезуанда Волнорезка могла бы зашибать нехилую деньгу, не то что в питомничке. Вот и ещё вопрос — что она-то тут делает со своими лошадками?        Ох, что-то многовато тумана в этом вызове.        Тумана, точно, было многовато: мы в него и высадились, прямо в белесую мглу. Непонятно было, на чём даже покачивается «поплавок»: речка это, ров или озеро. Вдалеке виднелся прихотливо изогнувшийся мостик.        — Прошу сюда, — позвал проводник. — Сейчас ваш «поплавок» погрузится. Госпожа Ингворт донесла до меня, что она получила от вас все желаемые инструкции. На случай, если вы не выйдете на связь или останетесь в опасности.        Фреза в своей кабинке свирепо жестикулировала. С предельной ясностью обозначая, что мы — безмозглые яприлеголовые, смотреть надо в оба, а ежели с нами чего случится — все живые тут позавидуют мёртвым.        — Да, разумеется, — отозвалась Арделл, глядя, как Фреза с кровожадной физиономией откручивает кому-то воображаемую головушку. — Донесла… то есть, пойдёмте.        Туманное шествие началось от пристани по аккуратной аллее, потом продолжилось вдоль ограды довольно-таки примечательного вида. С виду она служила чисто для декораций — изящная ковка, хитросплетения металла — но вот увидеть, что там, по ту сторону ажурной ограды, не выходило. Взгляд словно расплывался, соскальзывал, смешивал детали или вовсе рисовал что-то удивительное — нагромождение крыш, пышные кроны деревьев — зимой-то! — исполинские букеты цветов…        Воздух над оградой посвёркивал и отливал едва заметными бирюзовыми искрами, а туман останавливался точно возле неё.        — Высшая магическая защита, — пробормотал Янист, поравнявшись со мной. — Всё это… и даже туман, могу поспорить, он далеко не простирается, только будто укутывает поместье. Сколько ж тут артефактов?        Неудивительно, что нас попросили оставить боевые артефакты и яды. Ограда такого типа может попросту не пропустить гостя с магическим оружием.        — Постой, постой, — бормотал Олкест, потирая виски. — Сейчас вспомню. Поместий с таким уровнем защиты на всю Кайетту с полдюжины — не считая, конечно, некоторых королевских дворцов, но… А какая страна? Не Крайтос — там сейчас холоднее. В Вольной Тильвии такого нет, и это точно не Дамата… стоп.        Он малость отстал, и до меня долетело поражённое: «Ковка и цветы… да не может быть!»        Вслед за этим впереди нарисовались высокие ворота — тоже ажурные и изящные, словно состоящие из переплетений цветов. По бокам ворот располагалось два здоровенных щита с гербами.       И те, кто шли перед нами, начали замедлять ход — молча, глядя то ли на ворота, то ли на щиты…        — Постойте-ка, — долетело позади. — Это же может быть только… мы что, в Айлоре?!       Я деревянно кивнул, глядя на первый герб, выступивший из тумана. Вставший на дыбы виверний, в синем пламени и в обрамлении синих же цветов — под сапфировыми изящными буквами «Чисты как пламя».        Да, младший, в Айлоре… но не в этом наша проблема.       С последним шагом из пушистой, белой пелены на меня неспешно выплыл второй герб.        Тускло-серебристый меч, наискось перечёркнутый стеблем полыни. Два слова над ним — «Любыми путями».       Герб и девиз, которые в Кайетте знает последний придорожный нищий — потому что зловещие уши обладателя этого герба, согласно общему мнению, торчат из каждого громкого дела, каждой интриги и политической заварухи в Кайетте.        За гербом встаёт грозная тень — с тростью и перчаткой, скрывающей Печать на правой руке. Тень заговорщика, интригана и предателя, отравителя и устроителя козней, того, кто каким-то чудом пережил Плесенный Мор, двух королей и собственную ночь Искупления.        Плесневого Министра.       Хромого Министра.        Первого министра Айлора.       Эвальда Шеннетского. ЯНИСТ ОЛКЕСТ       Это похоже на сказку. Ту, что прячется в старинном, потёртом, запылившемся томе с полустёртым названием. Вычурная и страшноватая сказка о заколдованном поместье, полном цветов.        Цветочный Замок, Единый Премилосердный! Мог ли я поверить, что мне придётся оказаться в одном из самых таинственных поместий Кайетты? В месте, где воспитывалась Арианта Целительница, где она постигала премудрости дворцового этикета перед тем, как взойти на престол? Мог ли представить себе, что своими глазами увижу произведения мастерства — дивные оранжереи?        Сразу же за воротами мы вступаем под высокий купол — и окунаемся в душистое тепло, в сияние преломлённого солнца, тонем в кружеве вьющихся роз. Шаг за шагом — мы словно уже внутри дворца, и вправо и влево от дорожки разбегаются живые аллеи, тоже внутри оранжереи. И я знаю, что оранжереи огромны, ими обнесён весь дворец, и всё это — под защитой особых стёкол и артефактов, которые помогают сохранить тепло и влагу.        Диво Цветочного Дворца выстроил Халест Виверрент вскоре после окончания Братских Войн. Он безумно любил жену, она же была печальна и болезненна от перенесённого в детстве, в последние годы войны: Рия Виверрент опасалась выходить из поместья, боялась сквозняков и холодов, и ей везде мерещились наступающие воины. И тогда Халест решился подарить своей жене вечное лето, неувядающее и прекрасное. Он перестроил мощный замок, превратив его в удивительный Цветочный дворец — и он же при помощи магов из Мастерграда воздвиг оранжереи, равным которых нет и при дворах королей.        Уже можно рассмотреть здание впереди — похожее на причудливый букет, каждая стена — сложная мозаика или каменная вязь. И щебечут птицы над нами, за стеной зелени журчат фонтаны…        А Гриз Арделл так мрачна рядом со мною. Она идёт вслед за нашим почтительным, молчаливым провожатым — не желающая вчитываться, всматриваться в сказку. На лице у неё тревога, и я стараюсь держаться рядом… жаль, что нельзя взять её за руку, но может, я могу как-то утешить… или помочь? Вполголоса рассказываю то, что мне известно об истории Цветочного дворца и о том, чем он знаменит. Потому что не только оранжереи и история создали этому поместью громкую славу.        — Сын Рии и Халеста нажил себе много недоброжелателей к старости лет. Он опасался, что его могут отравить или послать наёмника. И он решил превратить Цветочный Дворец в артефакторную крепость. Маги из Мастерграда годами трудились над оградой и над самим зданием, чтобы владелец поместья был сохранён от напастей, защищён от врагов. Какие чары вплетены в каждый дюйм этого поместья, какие артефакты его хранят — кто знает.        Провожатый никак не прерывает мой рассказ — впрочем, я и не говорю ничего крамольного: то, что было в книгах. Что знают все. Ведь даже тирану Даггерну Шутнику приходилось разоружаться, когда в поместье справляли свадьбу Эвальда Шеннетского.        Имя отдаётся скользящим, змеиным холодком вдоль позвоночника. И я не называю его — это небезопасно даже здесь, пусть и пишутся в книгах насмешливые истории о том, как Плесенный Министр оказался одураченным и не обнаружил принцессу Арианту в поместье своей собственной жены.        Здесь особенно легко поверить в это — когда мы вступаем на порог Дворца Цветов, и оказываемся в искусном продолжении оранжереи — просторном круглом холле, отделанном тейенхом — тёплой древесиной — и малахитом.        Причудливая игра хрустальных светильников — будто рассветные отсветы в листве. Малахитовые листья кажутся усыпанными капельками росы, стволы и ветви источают мягкое свечение, и в вазах на столиках стоят свежие цветы…       Сказочному саду не хватает королевы — и вот она бесшумно спускается по резным ступеням. На ней васильковое скромное платье, из украшений — лишь нить жемчуга да под жемчужную сетку подобраны тёмные волосы, и от этого лицо Касильды Виверрент, жены Хромого Министра, кажется ещё более бледным, словно выточенным из алебастра.        Она словно сошла со старинной гравюры, вся — олицетворение спокойного достоинства, гордая осанка и тонкая, одухотворённая красота… и тайная печаль в синих глазах.        — Госпожа Арделл, — она не тратит время на представления, но учтиво наклоняет голову, приветствуя сначала Гриз, потом остальных. — Простите мне секретность, в которой вы прибыли сюда. Я опасалась, что вы откажетесь помочь, если узнаете, куда придётся отправиться.        Гризельда Арделл хмурится, возвращая учтивый поклон.        — Госпожа Виверрент. Извините за прямоту — но вы ставите нас в очень неловкое положение. Хартия Непримиримости между Айлором и Вейгордом…        — …подразумевает запреты на любую торговлю, на браки и дипломатические отношения, — продолжает Касильда Виверрент ровным мелодичным голосом. — Однако я позвала вас не чтобы покупать что-то или продавать.        — Сомневаюсь, что это будет учтено, если о нашем визите сюда узнают в Вейгорде. Моя группа — под покровительством королевского питомника, и сейчас мы…       Она покачивает головой, как бы обозначая всё сразу: что мы не просто в Айлоре, а совсем близко от столицы и что наш заказчик, как оказалось — жена Эвальда Хромца. Злейший враг своего мужа — но ближайшая подруга королевы Арианты. То есть лицо более чем приближённое ко двору.        На лице Касильды Виверрент — ни тени разочарования или гнева.        — Я приму ваше решение, госпожа Арделл. И если вы решите тут же вернуться в питомник — не буду уговаривать или препятствовать. Я прошу лишь об одном: чтобы вы взглянули на… то, что случилось. Может быть, вы сможете дать какой-то совет. В любом случае — вы и ваша группа будут щедро вознаграждены за тревоги.        Она делает приглашающий жест и словно выплывает в боковую дверь — воздушная и грациозная, истинная Дама. Гризельда коротко оглядывается — лицо напряженное — кивает остальным и идёт следом.       — Можно спросить, почему…        — …я обратилась к вам? Потому что ковчежники Айлора могут быть слишком приверженными влиянию известного вам лица. Мой муж, хотя и скован по отношению к королеве Обетом Служения, — не оставил своих интриг и не утратил связей. По этой же причине я не могла обратиться к ковчежникам Ирмелея или Тильвии, или к любой другой группе — я не знаю, кому можно довериться.        О муже Касильда Виверрент говорит, как о чём-то чуждом, с холодным отвращением. И шелестят в мыслях, перелистываются страницы древнего фолианта, и вот ещё одна глава сказки: о короле-тиране Даггерне Четвёртом, Даггерне Шутнике, и о заговоре против тирана. О прекрасной молодой вдове, которой король навязал мужа насильно — и которая не покорилась, сделалась непримиримым врагом коварного супруга, разрушила множество его козней и под конец возвела на престол Арианту Целительницу — дочь настоящего короля.        — И вы решили довериться группе из враждебного государства?        — Нет. Решила довериться вам.        Мы проходим дивные залы, расположенные анфиладой — и в одном из них Касильда Виверрент останавливается и оборачивается к Гриз Арделл.        — Я слышала о вас достаточно, чтобы понять: вас непросто купить, вы не боитесь идти против сильных мира сего и выше всего ставите жизни. Джиорел Линешент отзывался о вас очень лестно. Впрочем, и нынешний Глава Рода, Диммок, тоже.        Пережитое в подвалах замка Линешент, во время обряда исторжения фамилиара из рода, вновь вспыхивает перед глазами.        — Возможно, они упоминали меня в письмах, но не называли имён, — проницательно добавляет Касильда Виверрент: я как раз осознаю, что в письмах юного Диммока (он прислал их уже семь) время от времени всплывают упоминания некого могущественного друга и покровителя.        Роскошные дворцовые залы заканчиваются, мы сворачиваем и оказываемся в уютной комнате, где стоят огороженные ширмами кровати. И воздух напоён ароматами лекарственных трав. Лекарская.        На первой кровати, к которой нас подводит хозяйка поместья, лежит совсем юная девушка с русыми волосами. Бледное лицо спокойно, и её можно принять за глубоко спящую.        Если бы не пасмурные лица лекаря и служанок в комнате. И не тревога во взгляде Касильды Виверрент.        — Это моя горничная, Тарра. Последняя, кого мы нашли в таком состоянии. Первыми были двое садовников, пять дней назад. И с тех пор не проходило ни дня, чтобы кто-нибудь не впал в забвение. Мы находили их в оранжереях, подсобных помещениях, на кухне… двух последних девушек обнаружили на кухне.        Гриз Арделл кивает Аманде и склоняется над спящей — вслушивается в дыхание, поднимает веко. Травница тем временем извлекает из сумки хрустальный шар-проявилку, кладёт под правую руку девушки и вглядывается в туманные узоры.        Госпожа Вивверент продолжает говорить — удивительная женщина, не проявляющая ни капли страха, лишь заботу о тех, кто служит в её доме:        — Мы сделали всё, что могли, но позавчера двое садовников, найденные первыми, скончались. Вчера умерли ещё двое — повар и девушка, отвечающая за составление букетов. Здесь две девушки и один юноша — те, кого мы нашли последними. Господин Финбо, прошу.        Пожилой лекарь не выказывает никакого неодобрения, глядя как Гриз и Аманда проводят осмотр. Покашливает, поглаживает учёную бородку клинышком:        — Симптомы похожи на то, что наблюдалось при Сонных Морах — во время Братских войн и после них. Одна из горничных потеряла сознание у всех на глазах, так что точно можно сказать, что жертвы не пили или не ели чего-нибудь сразу же перед тем, как впасть в оцепенение. Состояние, как вы можете заметить, похоже на безобидный, но крепкий сон: ровный пульс, дыхание замедленное… Однако вывести из этого состояния пациента невозможно. Я пробовал комбинации бодрящих зелий, но пациенты только ненадолго приоткрывали глаза — часто даже не узнавая окружающих. Отдельные случаи бреда, да…       — Вы проверяли их на яды? — хищно спрашивает Аманда. От воркования нойя не осталось и следа, и она деловито звенит какими-то пузырьками. Лекарь кивает, перечисляет названия нескольких зелий или компонентов — и разводит руками:        — Реакция обескураживает. «Зоркое око» показало, что с кровью что-то не так, однако это скорее не яд, а… что-то вроде магии. Чужеродного артефакта или незнакомой энергии, которая пульсирует в крови. Выводящие зелья или противоядия на эту энергию не действуют. И если вы позволите показать… Попрошу мужчин отвернуться.        Он подходит к пациентке — слышен шорох откидываемой ткани.        — Вот тут, выше икры, этот синяк — видите? Меня он, признаться, несколько насторожил. Похоже на след укола или укуса — только крошечный, и ранка подживает даже слишком быстро. Мы осмотрели тех пациентов, которые ещё живы — и обнаружили такие же следы. Собственно, потому я предположил, что это может быть не яд или артефакт.        — И я нашла эти соображения логичными, — отзывается госпожа Виверрент. — Как вы знаете, яд или вредоносный артефакт сложно пронести в моё поместье. Однако, насколько мне известно, на нём не ставилась защита от… бестий. Не от всех, во всяком случае: мы защищены от огня виверниев или таранного удара мантикоры. Но… разве нет того, чего мои предки не могли предугадать?        Потихоньку оборачиваюсь — встревоженный лекарь поправляет одеяло на бедной девушке. Аманда полностью поглощена своими пузырьками. По лицу Гризельды Арделл ничего нельзя прочесть.        — Мы не знаем — заразно ли это, — в твёрдом голосе Касильды Виверрент, будто сталь в ножнах, прячется дрожь. — И потому я не обращалась к нашей королеве… к Арианте Целительнице. Но если вы можете чем-нибудь помочь… подсказать… обещаю, что даже если в Вейгорде узнают об этом — у меня достаточно связей, чтобы защитить вас и ваших людей. Если что-нибудь нужно…       Варгиня кивает задумчиво.       — Уна, иди-ка сюда, ты понадобишься. Госпожа Виверрент, господин Финбо, вам тоже придётся остаться. На случай, если возникнут вопросы. Остальные… в общем, подождите где-нибудь.        Я пытаюсь поймать её взгляд, но смотрит она куда-то сквозь нас — занятая размышлениями, а может, воспоминаниями. Испуганная Уна тоже приближается к постели спящей служанки, а слегка полноватая женщина в костюме горничной приближается, чтобы нас сопровождать.        — Мел! — окликает Арделл, когда мы уже собираемся покинуть лекарскую. — Комнату проверь Даром на полную катушку. Звуки, запахи, особенно движение. Хаата, ты тоже послушай как следует. Засечёте что живое — не трогать, не геройствовать, сразу звать меня! Все поняли?        И добавляет в ответ на вопросительный взгляд хозяйки дома:        — Предосторожность на всякий случай — всё-таки мы с бестиями работаем.        Но у меня остаётся впечатление, что моя невыносимая знает больше, чем говорит. МЕЛОНИ ДРАККАНТ        В каминной, куда нас отводят, вполне сносно. Нет идиотской роскоши — приятная зелень обоев, скромный ковёр, на креслах вольготно разлеглись две кошки. Наше появление обе встречают царственным посапыванием.        Обходим с Шипелкой комнату — вслушиваюсь и внюхиваюсь при помощи Дара. Даарду свистит себе под нос, трогает стены и тоже не засекает ни черта. Мотает головой, кивает на кошек:        — Тут спокойно. Иначе они слышали бы.        Не поспоришь. Глажу красотку кофейного цвета, предлагаю подремать у меня на коленях. Попутно кидаю в сторону Морковки:        — Давай, рассказывай. Про эту Виверрент и муженька её.        А то как бы Его Светлость не лопнул от переизбытка сведений. Он вон уже Грызи на ходу просвещал по поводу строительства этого дворца.        — Ну… — тянет Принцесска шепотом, — не думаю, что это уместно… Да и вообще, почему я?! Лайл…        — Потому что такие дела надо поручать специалистам, — отзывается Пухлик и бахается на софу. Со странно весёленьким видом, как будто приз на ярмарке выиграл. — А меня нельзя назвать специалистом по светским хроникам — в смысле, конечно, знаю кое-что — а кто не знает?! Но чтобы в подробностях и с подоплёкой, так сказать…        Морковка кочевряжится ещё минут пять. Подбирая аргументы от «а если нас услышат» до «ну это же неучтиво». На самом деле — явно не хочет распинаться в отсутствии Грызи и присутствии Мясника. Тот молчит в дальнем кресле и поигрывает карандашом. А мне наконец надоедает:        — Ты что, не слышал, что эта Виверрент говорила? Насчёт того, почему она к нам пошла? Остальных ковчежников может подкупить её муженёк. Так что она думает, он тут как-то замешан. Может, он это и начал.        Морковка жалобно давится воздухом. Мясник ухмыляется, а Пухлик выдаёт всё с тем же праздничным видом:       — А раз уж судьба подкинула нам надобность воевать с Эвальдом Шеннетским — надо б хотя бы знать, с кем мы связались. И сдаётся мне, тут вряд ли кто шпионит в его пользу — слуги явно связаны с хозяйкой обетом служения, а защита на комнатах должна стоять… ну, вспомним историю Арианты Айлорской, ага.        Малой малость успокаивается. Вдохновенно таращится в камин. И начинает нараспев, будто сказочку рассказывать собрался.        Выходит так, что жили-были в государстве Айлор Виверренты — знать первого уровня, приближённые короля Ритгора Четвёртого. С размножением Виверрентам везло примерно как моим предкам — они ухитрились настрогать одну Касильду, после чего делали попытки ещё шестнадцать лет, не добились успехов и дружно померли.        — …Плесенный мор, — Морковка виновато моргает — тоже сходство усмотрел, — охватил Айлор в тысяча пятьсот восемьдесят пятом и стал настоящим бедствием на несколько лет… Касильда Виверрент осталась сиротой к шестнадцати годам, и все ближайшие её родичи в Айлоре тоже пострадали от Мора. Однако это было лишь началом её злоключений. В Айлоре действует древний закон: если потомок высокого рода остаётся без родичей — опеку над ним принимает король. Это «право отца», по которому король в таком случае устраивает судьбу своего подопечного. И Ритгор Чистосердечный был бы для госпожи Виверрент хорошим опекуном — если бы не коварный замысел его кузена…        А чего вообще было ждать? Назвался Чистосердечным — валяй, помри от кинжала в спину.        Помню я все эти Морковкины рассказы с детства — мне как раз около десяти стукнуло, когда Даггерн Стрелок провернул переворот и взял власть в Айлоре. Папаша и мамаша обсуждали эти тухлые новостишки между собой, а Принцесска мне пересказывал. Чуть не плакал: этот Ритгор был такой храбрый-честный-расчудесный, настоящий Мечник, а его кузен бах его — и сверг. Ещё и заставил отречение подписать в обмен на жизни королевы, дочек и его самого. А потом — ну кто бы мог подумать — соглашение нарушил.       — Даггерн Четвёртый предательски убил своего кузена-короля. В это время королева была в загородном поместье. Когда ей сообщили о смерти мужа, люди Даггерна Вероломного уже были недалеко. И она решилась пожертвовать собой — увела погоню за своим экипажем, чтобы только преданные ей слуги смогли вывезти и спрятать двух принцесс — Илиду и Арианту… Королева могла скрыться, если бы не магнат Рельт Берделл, который перешёл на сторону узурпатора и выдал её убежище. Даггерн Стрелок приблизил к себе предателя. По «праву отца» он выдал за магната Касильду Виверрент — таким образом, включив того в древний аристократический род.        Касильде было семнадцать, когда её сунули в потные ручонки этому уроду. Отдали, как награду, лысоватому старикашке с плотоядным оскалом — меня даже от его газетных портретов выворачивало. И уже в детстве, когда я слышала про это, думала: лучше помереть. Или ему глотку перерезать во сне. Чем вот так вот жить — закрытой в своем поместье, как в золочёной клетке, с таким муженьком. Но Касильду Виверрент явно приучали быть хорошей, послушной девочкой — так что она даже не повесилась. Так и жила, пока через три года её муженёк не сдох на какой-то шлюхе.        Только вот лучше после этого не стало.       — Своей свободой вдова Виверрент распорядилась весьма достойно — она участвовала в заговоре против тирана. Однако заговор был раскрыт, восемь участников казнены… Участие госпожи Виверрент, к счастью, подтвердилось лишь косвенно. Однако Даггерн не зря получил прозвище Шутник. Он решил провернуть жестокую шутку и воспользовался «правом отца» во второй раз. Выдав Касильду Виверрент за того, кто раскрыл заговор.       Ясное дело, за Эвальда Шеннетского. Вон у Морковки аж голос от негодования дрожит.        — Плесневый министр, ага ж, — оживляется Пухлик. — Та ещё была свадебка. В девяносто втором, так? Шеннет тогда был в королевских любимчиках — настолько, что Даггерн даже подарил ему особую должность — Министра Последних Решений, что-то вроде того. Мол, если какая проблема, в любом ведомстве — решение за Шеннетом. Хотя кто там знает, может, заведовать казной ему и больше нравилось.        Морковка сбит со своей сказочки: Шеннет вполз в его рассказ невовремя и прямо на глазах стремится нарастить на себя гнусные подробности. Сказочник колеблется — но со своей линии не сворачивает:        — Приближённый советник, да… Шеннет ухаживал за вдовой Виверрент год или более того — однако она отвергала все знаки внимания и явно демонстрировала своё презрение. Тиран решил наказать Касильду Вивверент за участие в заговоре — а может, заключить, как в подобие темницы, в брак с ненавистным человеком.        И нечего так смотреть на меня, Морковка, ясно тебе? Давай уже дальше — про то, как эта самая Касильда обставила муженька. Хорошая сказка. Её на каждом углу Кайетты треплют в разных видах.        — Роковая шутка… Во-первых, древность рода Шеннетов и Виверрентов оказалась одинаковой, и ни один из супругов не вошёл в род другого — вы же видите, разные фамилии и гербы. Во-вторых, Касильда Виверрент сделала всё, чтобы обратить брак против своего мужа. Она шпионила за ним и расстраивала его планы — и он быстро понял, что держать рядом такого врага опасно. Не знаю, почему он не убил её — может, полагал, что она будет полезна, а может, опасался… Но он предоставил ей просто жить в её поместье, сам же наведывался время от времени — визиты вежливости, не более. И даже это Касильда Виверрент сумела обернуть в свою пользу.        Дальше — навязшее в зубах. Все знают, что эта Виверрент сумела установить связь со сторонниками короля Ритгора, которые вывезли наследниц престола. То есть одну наследницу — принцессу Арианту. На принцессу и тех, кто укрывал её, велась охота. И Касильда опередила муженька: её посланцы забрали Арианту раньше, чем Шеннет добил покровителя принцессы.       — Говорят, сама Кормчая не дала свершиться несправедливости, — с идиотским сиянием в глазах выдаёт Морковка. Из своего кресла тут же покашливает Пухлик:        — Я слышал малость другое. Будто бы Заговор Семи Родов был не то чтобы семи… словом, там повязали всяко уж не главных участников. Главные сумели не попасться Шеннету и остались в тени. Вот они-то и помогли спрятать принцессу в этом самом Цветочном Дворце. Может, даже в этой комнате.        Оглядываем комнату заодно с проснувшимися кошками. Трёхцветная стекает со своего кресла и обнюхивает ногу Яниста с вежливым интересом.       — Сомневаюсь, что Арианту Целительницу прятали только в этом поместье, — добавляет Морковка. — Скорее уж, постоянно перевозили из дома в дом. Но и этот дворец был её укрытием — и даже во время своих визитов Шеннет не мог обнаружить девушку. Дворец, послушный распоряжениям хозяйки, скрывал её.        Или это могло быть потому, что в этом дворце пару питомников спрятать можно. Вряд ли Шеннет каждый раз, как навещал жёнушку, носился и обыскивал все комнаты — принцесса не пробегала?        Но Его Светлость над этим не задумывается. Он добрался до момента восхождения Арианты на трон. Брызжет нездоровым экстазом:        — Так вот, после кончины Даггерна Шутника…        — Умеренно трагической, — фыркает в сторону Пухлик. Морковка косится на него и хмурится:        — Никто не нашёл ни яда, ни воздействий артефактов. И даже в академии Таррахоры согласны, что это было просто… словом, Даггерн выпил чересчур много вина, пошёл смотреть своих любимых комедиантов…       — …а комедия была такой смешной, что все за животики похватались, а королю стало настолько весело, что он даже помер. Последняя шуточка. Самая остроумная.        — В книгах излагается, что у него лопнул от смеха какой-то сосуд… Ты на что-то намекаешь?       — Да Единый меня упаси!        Пухлик делает какой-то жест, явно подсмотренный то ли у самого Яниста, то ли у других адептов Единого. Малой зыркает на это подозрительно, но упрямо продолжает:        — В общем, узурпатор умер. И на трон собирались было возвести его сына, но… мне нужно излагать эту историю? Это было меньше четырёх лет назад. Сперва придворные жрецы онемели прямо на церемонии. Потом посланник Кормчей выронил из рук корону. Чертог погрузился во мрак, а королевский плащ загорелся. А что творилось в храмах Айлор-тена… статуи Девятерых падали, разверзалась вода, водные вихри… И лишь Храм Целительницы — тот, что возле королевского дворца — просиял невероятным светом, а когда поражённый народ бросился к нему — двери открылись, и на пороге предстала она.       «Она» — это Арианта Целительница, Арианта Справедливая, Арианта Златоволосая и как там её только не звали — королеву, на которую вот уже четвёртый год с придыханием молится народ Айлора.        Хотя, глядя на Илая Бахнутого… ладно, не только народ Айлора.        Может, она в самом деле ничего. Не такая, как Морковка расписывает — вся из себя прекрасная-мудрая-проницательная-воплощение Премилосердной Целительницы Тарры на земле. Но хоть не полная идиотка. И точно мощный Целитель по Дару.       А ещё она уела Шеннета, и вот это уже достижение.       — Вскоре после восшествия Арианты на престол сторонников узурпатора судили за их преступления. И какое-то время всем казалось, что Эвальд Шеннетский вывернется: его не преследовали, только сместили с должности, и это даже вызывало ропот, как я слышал. Но в конце концов и он был арестован. Приговор судей был однозначным — смерть. Однако королева решила, что не хочет начинать правление со смертных казней: она подписала помилование для всех осуждённых, кроме одного. Преступления, в которых обвиняли Эвальда Шеннетского, были настолько тяжкими, что Арианта заменила его казнь Ночью Искупления…       Сказочка набирает жути. Прорастает кровью по страницам — вот-вот на пол закапает…       Ночи Искупления, Ночь Испытаний, Пыточная Ночь — кровожадная дрянь, которая сохранилась только в Айлоре да в Дамате. Вроде как, жизнь преступника отдаётся на волю богов. Доживёшь до первого рассветного луча после всего, что тебе устроят — будешь искуплённым.       Шансы дожить ничтожные. В списке Испытаний куча всего изобретательного, от огня до ломания костей. И если даже выживешь — будешь грудой окровавленного мяса, которое не срастить никакими зельями.       Или просто спятишь от боли где-то к полуночи.       — Девяносто пятый год, — кивает Пухлик, — Первое число, восход Луны Целительницы. На главной площади Айлор-тэна тогда, наверное, весь город собрался. Смотрели с крыш, с дирижаблей…       Неповторимое зрелище: как будет орать под пытками осуждённый министр.       Небось, там и леденцы детям продавали. А кого-то сразу паковали в саваны: там только толпа больше сотни задавила, ещё чуть-чуть — и был бы второй Энкер. Больше двух лет прошло, а всё смакуют.       Морковка молчит и размышляет. Завершать или нет. Потому что дальше все уже знают без него: Шеннет всё-таки дожил до рассвета. Оттащили его всё в тот же храм Целительницы неподалёку. Чтобы он там мог смирно отдать концы — потому что к этому всё и шло.       А вслед в этот самый храм явилась королева Арианта. Проявила свои силы, исцелив предателя. Потом вытворила ещё кое-что покруче: на крови наложила на Шеннета мощнейший обет служения себе и народу Айлора. И теперь Шеннет мало того что не может строить заговоры против королевы — ещё и вынужден худо-бедно эти обязанности выполнять.       — Обет такого рода исключает возможность навредить королеве — а с учётом того, что Арианта ещё и спасла ему жизнь… Это целый клубок, переплетение разных обетов. Он обязан подчиняться её прямым приказам, так что неудивительно, что год назад королева отдала Шеннетскому должность первого министра. Объявив при этом, что это будет его настоящим Искуплением — служение своей стране. Должность, конечно, высока, но едва ли такие узы радуют Хромца — полагаю, что он…       — Один вопрос.       Морковка смолкает с таким видом, будто из угла какой-то дрянью несёт. Оно и ясно — голос подал Мясник.       — Со своей женой Шеннет связан такими же обетами?       Морковка разевает рот, как голодный птенец феникса. То ли возмущается дремучестью Нэйша в обрядовой магии, то ли просто воздуха набирается. Чтобы выдать всё и скопом.       Ясное дело — нет. Между мужем и женой бывает два типа обряда. Малый Брачный, Полный Брачный. Конец.       Эта Виверрент неспростра подозревает своего муженька в каких-то кознях. В том, что он дозрел наконец и решил развестись простейшим аристократическим способом: ты здесь, жена — в Водной Бездне.       — Я бы даже мотивчик нарисовал, — добавляет развесёлый Пухлик. — Отличнейший мотивчик. Как насчёт Йеллта Нокторна, поклонника Касильды? Слухи ходили, что она была к нему уж как- то слишком благосклонна.       Морковка выпрямляется так, будто оскорбили лично его. Вот-вот вызовет Гроски на дуэль на подушках.       — Светские сплетни могут утверждать многое, конечно… и в салонах Касильде Виверрент приписывают едва ли не десяток фаворитов. Но я не думаю, что она… в смысле, я уверен, что на самом деле хозяйка этого дворца — особа высоких принципов…       Мясник и Гроски переглядываются — и ухитряются сделать молчание пакостно-говорящим. Шипелка из угла покачивает головой — мол, всё, такая незамутнённость и некрозельями не лечится.       Стараюсь подбодрить Морковку взглядом — в вир болотный сплетни. Ясное дело, про высокие принципы Его Светлость завернул, потому что проникся личиком Дамы (иначе обозвать не получается). Только вот…       — Помню, я был знаком с одной женщиной, — сообщает Мясник своему блокнотику, — исключительной добродетели. Скромность и благопристойность… Прикрепляла на корсаж белые лилии — символ невинности. Пользовалась бешеным успехом в Галотте.       Цветки на корсаже или в петлице (для мужчин) — знак продажной любви. Морковка сходу различает подтекст, выпрямляется в кресле и чеканит со звоном благородной стали в голосе:       — Не сомневался, что вы можете похвастать разве что знакомствами подобного рода.       — Ага, да, и мы в восторге, но что насчёт Касильды Виверрент? — это уже Пухлик. — Понятно, что вряд ли насчёт всех фаворитов правда. При дворе любят приврать — и не только женщины. Мужчины вовсю хвастают достижениями — а роман с жёнушкой Министра это не шутки. Но ведь не каждого же хвастуна вызывает на дуэль сам Хромец? История-то из ряда вон. Я бы расспросил этого Йеллта Нокторна…       — Ну да, что-то было в газетах, но…       — Да я тебя умоляю!       Морковка пытается выяснить, откуда у Пухлика такие сведения. Пухлик с довольным видом несёт что-то про «места знать надо». Хотя какие, к виру места, когда он вчера со мной ездил к вдове Олсен — часа два хлебал чай со старой каргой. Он сейчас по информированности самого Хромца может обставить.       Кошка растеклась по коленям. Сонно мурлыкает в ладонь. Я поглаживаю красотку по спинке. Похоже, дело тут ясное, и Хромец всё же ухитрился протащить в поместье что-то опасное — только вот что? Паука? Змею? Яд бы в крови определился. А эти симптомы — с засыпанием и смертью через три дня — вообще ни на что не похожи.       Точнее, они похожи на Сонный Мор во время Братских войн. Во время которого, якобы, пробуждали уснувшего поцелуем любви.       Но уж это всё точно сказки. ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ       — Похоже на Сонный Мор, сладенькая, — озабоченно говорит Аманда. Морщит нос, наблюдая за кровью пациентов в своих пробирках. — Не думаю, что здесь болезнь или зараза. Это и впрямь сон, только колдовской, а вот что его вызывает…       Я могу сказать, что его вызывает, — думает Гриз. Глядя на бледную, почти бескровную руку юноши-полотёра. На руке — едва заметный синяк и две точки, словно зловещий знак: не отвертишься, не скроешься… не сбежишь из сказки.       — Уна, попробуй проникнуть в его сны.       Девочка подходит робко, бросая взгляды исподлобья. Садится на край постели — гибкая тростинка. Встряхивает волосами, кладёт на лоб юноши руку, на которой едва заметно начинает гореть Печать Сноходца.       Ойкает — и почти сразу руку отдёргивает, словно обожглась.       — Там… там такое… Там… он с женщинами. И они… они его зовут, всё время. Чтобы он…       Для чего юношу зовут — отпечатывается на той части лица Уны, которая не закрыта волосами. Край щеки, нос и подбородок стремительно наливаются краской.       — Понятно. Посмотри сны остальных.       Что ты ишешь, Гризельда Арделл? Возможность потянуть время или окончательные доказательства? В твоей крепости и так уже открыта нужная темница. Вот-вот наружу вырвется то самое слово. А доказательства — вот они. Одна из девушек — в кругу семьи, за столом. Обменивается новостями, шутит с маленьким братишкой, с родителями…       — Сирота? — спрашивает Гриз наобум, и получает от Касильды Виверрент удивлённый кивок: да, вся семья погибла, девушка воспитывалась в пансионе.       Из снов второй служанки Уна возвращается, подрагивая.        — Там что-то страшное… что-то чёрное. Лес, мокрые стволы, а за ними кто-то стоит. И она бежит, а на неё смотрят… и гонятся за ней.        — Спасибо, Уна, — говорит Гриз мягко. Вздыхает, погружаясь наконец в сказку полностью. Если совсем чуть-чуть прикрыть глаза, посмотреть через ресницы — так просто поверить, что перед тобой та самая история: хозяйка замка прогневала богов, и в замке все заснули, и только поцелуй любви…        Хозяйка Замка, впрочем, не спит и смотрит с требовательным вопросом. Но ещё осталось последнее испытание.        — У них кто-нибудь был? — Гриз кивает на троих спящих. — Кого они любили… с кем встречались? Супруги, помолвленные, любовники…        Травник испускает возмущённое «Ну, это уж…» на последнем слове. Касильда Виверрент невозмутима.        — Я прикажу узнать. И доставить сюда всех, кого сумеют найти.        Отдаёт короткие распоряжения слугам — и те уносятся, а в приоткрытую дверь просачивается гибкий серый кот с зелёными глазами. Независимо поглядывая по сторонам, идёт между кроватями — знакомиться.        — Не выгоняйте, пусть, — говорит про него Касильда Виверрент, которую меньше всего можно заподозрить в безумной любви к кошкам. — Госпожа Арделл, вы, кажется, уже что-то поняли?        Взгляд синих глаз — испытывающий и острый. Гриз присаживается на кровать к служанке Тарре и без опаски впускает в себя вопрос этого взгляда.       — У меня есть догадка. Но я бы предпочла получить доказательства.       — Госпожа Арделл, по всей видимости, считает, что нам поможет легендарное лекарство времён Сонного Мора, — язвительно вклинивается лекарь Финбо. — Поцелуй любви, не так ли? Прошу прощения, госпожа Виверрент… вы, разумеется, слышали все эти сказочки. О том, что во время таких Моров выживали те, кого целовали их возлюбленные. Это антинаучная чушь, как доподлинно известно Академии: от Сонных Моров не было найдено лекарство, такие моры и их отголоски остались ужасными бедствиями эпохи Братских войн и последующих тёмных времён. И только варг и нойя могли…        — …предположить, что официальные источники могут быть неполны, добрый господин? — выпевает Аманда со сладкой угрозой в голосе. — О, в конце концов — столько хроник было сожжено и переписано, с той и иной стороны. Чтобы скрыть преступления одних и очернить других… Иногда мне кажется, что в песнях нойя больше правды, чем в исторических текстах.        Лекарь умолкает, пренебрежительно разведя руками и бросив под нос едва слышное: «Вейгорд!» Касильда Виверрент молчит. Зеленоглазый хулиган требовательно мяукает у ног Гриз.        — Аманда… нойя ведь поют о чёрных снах?       — Старые песни, сладенькая, песни для дождливых ночей, — мгновенно откликается травница. — Это тёмные песни о паутине, которая прокрадывается в сны и уносит с собою навек. О горячих губах, которые способны развеять любое наваждение. И о маленьких следах возле уснувших — крошечных, почти незаметных следах, то ли человеческих, то ли птичьих.        Гриз кивает, почёсывает кота за ухом. Всё сходится, и всё верно, и иногда сказки и песни оказываются правдивее учёных трактатов…        Когда ты оказываешься в цветочном дворце с заснувшими слугами — наука никуда не годится. Нужно чудо.       Чудо входит в комнату, настойчиво подталкиваемое тем самым господином Даллейном, который провожал группу. Растрёпанное чудо, конопатое и сероглазое, совсем ещё юное. Парень ни на кого не смотрит — только на бледную Тарру на кровати. Бросается к ней, хватает за руку.        — Меня не пускали, — говорит жалобно. — Не верили, потому что я ещё… такого ничего не говорил.       Кому это он? Наверное ей, спящей. Гриз тихонько подходит, касается плеча парнишки.       — Нужно, чтобы ты её поцело…       Мальчик не слушает до конца, наклоняется и целует любимую — раз, два, три, четыре, будто количество может что-то решить. Гриз не останавливает — только наблюдает, как розовеют щёки и вздрагивают ресницы служанки.        Тарра открывает глаза посередине очередного поцелуя, недоуменно мычит, отталкивает паренька.        — Пит! Ты чего, а? А где все… там же были…       И оглядывается, ищет тех, с которыми только что говорила — родителей, братика, может, ещё какую-то родню. Недоуменно оглядывает себя, видит Касильду, стыдливо вскрикивает и закутывается в простыню:       — Ой, госпожа…        Но тут подлетает Аманда, обволакивает воркованием: «Ничего не бойся, сладенькая, ты была больна, никто тебя не будет бранить, а вот сейчас мы выпьем укрепляющего, да-да-да? И только посмотри, какой верный у тебя поклонник: вызволил из чёрного сна, ай-яй, какой молодчинка, мальчик, а тебе вот успокаивающего — и давай до дна…»       Гриз перехватывает требовательный взгляд Касильды Виверрент. Чуть склоняет голову: готова говорить.        Вместе они отдают последние распоряжения. В основном жестами — потому что и без того ясно, что делать: слугам Касильды — искать пару для остальных спящих. Аманде и Уне — ждать результатов и хлопотать пока вокруг Тарры и её друга. Местному лекарю — молча изумляться.        Серый кот, гордо подняв хвост, идёт вслед за ними в соседнюю гостиную — всю обитую деревом. Показывает путь, а потом гордо разваливается на дорогой зелёной софе.       — Говорите, — тихо просит Касильда Виверрент. Она вырастает посреди комнаты, будто синий цветок с белым венчиком. Неожиданно — больше не ледяная придворная дама. Словно скинула покрывало, перекинувшись в кого-то более простого, понятного и тёплого.        Кому можно без опаски сказать даже это.       — Веретенщик. Ложный василиск, моровик черносонный… настоящий виновник Сонных Моров двухсотлетней давности.       — Это животное? Вернее… бестия? Магический зверь?       — Не совсем. Вернее, с виду — это ящерица. Совсем небольшая, меньше пяди в длину. Часто разноцветная и может становиться ярче или тусклее в зависимости от настроения или состояния. Может дышать, есть, испражняться и размножаться — на этом сходство с животными исчерпывается. Веретенщик не создан природой. Он был выведен магами во время Братских войн Айлора и Вейгорда. Теперь уже неизвестно, какая сторона несёт ответственность… но это вид магического перерожденца, и создавался он как оружие.       В памяти словно распахивается нужная дверь — впуская в весенний вечер, в запах сочных трав. Темнеет, и мотыльки собираются вокруг светильника, а лёгкий ветерок шевелит страницы на столе, и за спиной — тёплый смех бабушки: «Снова за старыми дневниками засиделась?» Гриз болтает ногами, кивает — снова, бабуля, снова, в дневниках предков же иногда бывает так интересно, вот бы и в моём так…        Пожелтевшие от времени страницы уводят на два века назад, в них тяжесть Братских войн и описание внезапно уснувших людей.        По ту и другую сторону.       — Наставницы и главы наших общин ведут дневники, которые иногда хранятся в общинах столетия. Так вот, во время Сонных Моров, когда возле уснувших начали замечать необычных ящерок, маги обратились к варгам. И тем удалось узнать кое-что о веретенщиках. Из того, что наиболее важно: местные оранжереи для них — идеальная среда обитания. На всякий случай будем учитывать худшее — если он тут не один… то это отличное место и для размножения тоже. А свою территорию веретенщики защищают очень агрессивно. Попросту нападая на всех, кто им встречается.        Гриз очень надеется, что Касильду Виверрент всё-таки можно напугать. Потому что то, что она собирается предложить…       — Вы видите сами — угроза крайне серьёзная. И я настоятельно советую вам на время…       — Нет.        Жена Хромого Министра говорит это тихо, совсем не властно. Но тоном, который ясно даёт понять: другого решения быть не может.       — Я не могу покинуть Цветочный Дворец на неизвестное время. Чары защиты слишком сильно завязаны на личность хозяйки и на её приказы. Пока я здесь — дворец скрывает то, что в нём… даже от тех, у кого есть право доступа внутрь.        Она изящно присаживается на софу возле серого кота — и кот недоверчиво косится, фыркает, но с софы не поднимается.       — Это место хранит в своих стенах далеко не только цветы. Вы понимаете, конечно.       Трудно не распознать крепость, когда внутри тебя самой — стены, стены и бойницы. А Цветочный Дворец — это артефакторная крепость, не зря же об этом говорил ещё Олкест, пока они шли сюда. Изящная, утопающая в цветах неприступная твердыня, в которой скрыты чужие секреты… документы? Люди? Можно не спрашивать — от кого они скрыты здесь. Против кого так упорно сражается Касильда Виверрент все эти годы.        Она не согласится, думает Гриз, глядя в усталые синие глаза. Но нужно попробовать.        — Госпожа Виверрент, ваши опасения я понимаю. Простите мне мою прямоту, но в случае вашей смерти дворец останется без защиты наверняка.        — Можете звать меня по имени. Гризельда… Гриз, если позволите. Ведь в случае укуса проходит какое-то время до смерти. И жертву ещё можно вернуть через день, два… как вернули Тарру?        — Насколько мне известно — максимум трое суток, всё зависит от организма, но…        — В таком случае вы можете обо мне не тревожиться. Однако нужно отослать слуг, — она поднимается, стремительная и сияющая. — Тех, у кого нет… лекарства. Я отдам распоряжение о переводе в одно из моих имений всех одиноких, несчастных в браке, не влюблённых. Словом, тех, кого невозможно пробудить поцелуем. Верно ли я поняла — это действует и в случае безответной любви жертвы или к жертве?        Гриз щурится, вспоминает старые, похрустывающие страницы дневников. «Если ты любишь, если тебя любят»… Действует, да, вот только на ранних этапах, здесь и влюблённость подойдёт, и страсть, и устоявшиеся чувства, а вот потом «чёрный сон» уводит жертву веретенщика всё дальше, и чувства нужны взаимные и крепкие. И всё это она излагает Касильде, которая смотрит на Гриз ласково, будто на давнюю знакомую.        И взгляд доверчиво распахивает истину: «Верно, верно, я не боюсь веретенщика. У меня есть лекарство, которое легко отыскать».        Счастливых в любви, говорят нойя, легко узнать по сиянию. И если приглядеться — то можно рассмотреть… за красотой, безупречными манерами, ненавистью к мужу. Сияние — даже когда хозяйка дворца спрашивает:        — Итак, после того, как мы обезопасим слуг — что мы будем делать? Вы уже оказали мне неоценимую помощь, Гриз, — когда нашли причину бед. Согласны ли вы и ваша группа помогать и дальше?        — Я не знаю, сможем ли мы хоть что-то. Мои знания всё же ограничены, и разумом с веретенщиками соединиться нельзя.        Магические перерожденцы, порождение лабораторий — они даже не слышат голос крови варга, не слышат и не отзываются. Но это люди — тут. Засыпающие беспробудным сном люди, и неизвестно сколько перерожденцев на территории, и если они начнут размножаться — это опять Сонный мор. Значит, Лайл Гроски прав. И ей сделали предложение, от которого непросто отказаться.       — Да. Я сделаю всё, что смогу. На двух условиях. Первое — моя группа… те, кто находится в опасности — должны быть удалены из питомника, как и ваши слуги.       Касильда Виверрент кивает, чуть изогнув безупречной формы брови       — Далее, — Гриз заставляет говорить себя медленнее. — Мы заключаем официальный договор. Где будет указано, что моя группа выполняет работу безвозмездно.        Безупречные брови не отражают ни капли изумления. Или несогласия.       — Это достаточно дальновидно с вашей стороны. Если учитывать Хартию Непримиримости… В любом случае — способ достойно вознаградить вас и ваших людей найдется. Я отдам нужные распоряжения — договор подготовят сейчас же. Нужно также представить вас своему Мастеру — чтобы наделить особыми полномочиями в замке. Не беспокойтесь, в дело будут посвящены только доверенные лица, связанные со мной серьёзными обетами.        Она поднимается — стремительная и изящная. Наставница королевы. Одна из самых знаменитых красавиц Кайетты. Вечный полководец на войне против собственного мужа.       Внутри Касильды Виверрент — тоже крепость. Неприступные стены, увитые цветами и украшенные сапфирами. Вивернии, охраняющие врата — все в жемчужинах. Башня из льдистого металла, в которой спрятано сокровище.       Сияние. Знание о том, что даже сказочные крепости умеют любить. ЛАЙЛ ГРОСКИ       Если бы злодейка-судьба позволила мне вернуться на полгода назад в трактир «Честная вдовушка» — я бы сделал кучу разных вещей. К примеру, страстно припал бы к бочонку Милки, а то и к самой Милке, кто там знает. Полил бы несчастную пальму, чахнущую в кадке посередь коридора. Очень может быть, я даже схватил бы за шкирку пристарелого Щура. Приволок бы пред ясные глазыньки Стольфси и заявил: это его территория. Вот вам местная «крыса», его на выезд и отправляйте. А меня не надобно. Потому как — а что вы вообще от меня ждёте, господа хорошие?!       — …размер — около пяди, — обозначала нашу проблему Арделл. — Искусно маскируется, предпочитает густые заросли, но не брезгует помещениями — карнизы, шкафы, шторы, всё что угодно. Окрас — обычно зелёный с радужными переливами на хребте и хвосте. Небольшой гребешок, челюсти с виду слабые и неопасные, это обман. Насчёт питания не знаю, всё же магический перерожденец, так что может быть что угодно. Главное — очень быстрое восполнение яда и крайняя агрессивность. Веретенщик, который обороняет свою территорию, бросается на всех, кого считает угрозой, то есть на любого человека. Животные вне опасности, его же выводили именно как оружие против магов… Достоверно неизвестно, на что он ориентируется, но можно предположить, что зрение довольно слабое. Однако бывали случаи, что даже один веретенщик укладывал по сотне магов за сутки. Помните — этих тварей крайне сложно удержать: они просачиваются в малейшие щели и прогрызают насквозь толстые деревянные ящики, так что ни о каком «хватать руками, даже в перчатках» речь не идёт…        Арделл сыпала подробностями, будто мешки острейших даматских перцев над головой опрокидывала. От этого хотелось чихать. И потирать нос, по-крысиному обиженно: вот и зачем я тут, спрашивается? А, дорогая Гильдия? А?! Какими это я, интересно, способами могу поспособствовать невыполнению и без того невыполнимого задания? Мне нужно собственноручно принести ящерку-кошмар к женушке Хромого Министра? Ласково погладить, расположить на подушечке и умильно попросить — мол, ты уж меня сейчас не кусай? Или что — каким-то способом уговорить оную женушку Хромца не покидать свою цветочную обитель? Так она, кажись, и не собирается. Гриз сказала, что эта Виверрент отправилась составлять договор и руководить эвакуацией из замка недолюбленных слуг. Интересно бы знать, почему сама остаётся — в такой ситуации лично я бы чувствовал себя спокойно, только если бы крайне сильно кого-то любил. Или кто-то крайне сильно любил бы меня. Или то и это сразу.        — М-да, я бы таки поговорил с этим Йелтом Нокторном насчёт того вызова на дуэль от Хромца…        — Что, Лайл?       — Ничего, так, мысли вслух. А есть способ… я не знаю, как-то приманить эту дрянь? Или убить?        Я уже почти приготовился, что в меня прилетит ножичек от Мел. Или кошка — раз уж Мел её взгромоздила на колени. Но наследница Драккантов кошками кидаться не спешила и даже внезапно не возражала против истребления дрянной ящерки.        Вообще, судя по лицам остальных — все были за. А кое-кто так и особенно.       — Приманить или отпугнуть… не знаю, но попробовать нужно, Аманда, на тебя вся надежда, — начальство полезло истязать причёску, которая за последний час и так обратилась во что-то малопристойное. — Убить ложного василиска можно обычным способом. Удар чем-то острым. Огонь. Холод.       — На яд бы я не ставила, сладенькая… — пробормотала Аманда, которая свела плотное знакомство со второй кошкой. Нэйш улыбался с такой нежностью, что в его улыбке буквально отражался дарт. Олкест кашлянул нерешительно.       — Я ведь не ошибаюсь, они как змеи или… другие ящерицы? При холоде впадают в спячку?       — Мантикора знает, это ж магические перерожденцы, — прилетело от Мел. — Творение магов-учёных, ч-ч-ч-чтоб их всех. Может, эти дряни по снегу гуляют, как единорог по полю элейса.        — И в любом случае — переморозить все оранжереи не выход, — добавила Арделл. — В теории, конечно, можно открыть все двери и окна и впустить внутрь холод с улицы…        Тройной вздох Аманды, Хааты и Уны выразил дружную скорбь о местных цветочных красотах.        — …но кто может поручиться, что веретенщик не затаится где-то — да хоть и землю зароется — не заснёт до лучших времён? Или не переберётся в дом? Или что он уже не в доме? Никаких холодовых чар не хватит выстуживать все помещения.        Точно. Так же, как и никаких магов — хоть и Следопытов — не хватит, чтобы отыскать малька в реке. Или, как говорят у нас в деревне, сосновую иголку в лесу. Я уже даже не удивляюсь, что Арделл согласилась на эту миссию — звучит невыполнимо и безумно, в её лучших традициях. Вон даже Хаата прониклась — трёт землистой ладошкой лоб и шепчет явно что-то терраантски-малоцензурное.        Начальство скептически оглядело ковчежное «тело» и достало из-за метафорической пазухи мешок с последней дозой перца.       — О веретенщиках в Кайетте не слышали около двухсот лет. Во всяком случае, последний случай Сонного мора был в Вейгорде в тысяча четырёхсот первом. Это если официально. Встречалось что-то подобное в глуши, но… только слухи, очень быстро исчезающие. Я склонна думать, что и в Айлоре, и в Вейгорде вряд ли хотели бы, чтобы кто-то знал о том, каково происхождение ложных веретенщиков. Или для чего их применяли.        «Чу-у-у-удненько, — стонала внутри крыса инстинкта, обожравшаяся отборными плохими новостями. Новости были жирные, сочные. — Мне, пожалуйста, ещё парочку вкусненьких. На десерт».        — Думаю, мне не нужно обозначать — чем грозит новое появление веретенщиков. Если кто-то вздумал их то ли выводить, то ли разводить…        То твари могут сбежать и закатить Сонный Мор, не хуже чем во время Братских войн. О которых безбожно врут все стороны, так что точное число жертв всё равно не узнать. Но в любом случае — тысячи.       — Г-госпожа Арделл… а они могут… ну, знаете…        Гриз с некоторым недоумением пронаблюдала за тем, как малый пытается изображать размножение. При помощи кулачков, целомудренно опущенных ресниц и яркого покраснения на всех видимых участках себя.       — Кто-нибудь подглядывал за ними в замочную скважину? — подсказал я шёпотом. — Вообще, магические перерожденцы это умеют?       — Какое прекрасное поле для исследований, — промурлыкала Аманда, перебирая кошачью шерсть.        В «Ковчежец» явно налетело откуда-то с моря слишком много весны.       — От трёх до десяти яиц в кладке, — отозвалась Арделл, чарам весны неподвластная. — Да. Перерожденец с возможностью размножения. Но размножаются только в местах высокого скопления магии — например, там, где куча артефактов. И если уж собираются размножаться в таком месте — стараются очистить территорию от людей полностью.       Варгиня подождала, пока решительно все ощутят себя сидящими в самом центре территории, которая идеально подходит для гнезда веретенщика.       — Лекарство от укуса пока что известно одно. То, которое помогло служанке сегодня. Поэтому на этот раз уйдут не только те, кто хотел бы не участвовать, — Олкест возмущённо подпрыгнул в кресле. — Уйдут все, у кого нет… возможности мгновенного исцеления. Если вы не влюблены в кого-то или в вас кто-то не влюблён…        Скрипучие и свистящие звуки — смех Хааты — идеально подвели черту под этой ситуацией.        — Я остаюсь, — выпалил Олкест под этот аккомпанемент. Машинально он изобразил на кулачках какую-то оргию веретенщиков, но этого не заметил и излучал разве что решимость пополам с вулканическим румянцем. Наступившая тишина была полна знания — причём, знание поперёк с предвкушением струилось решительно отовсюду. Кажется, даже от кошек.        Гризельда Арделл — единственная пребывающая в блаженном неведении — прочертила взглядом линию «Янист-Мел» и задумчиво кивнула.       — Мел…       — Без вариантов, — отрубила та. Демонстрируя совершенную беспечность в отношении своей жизни. — Конфетка, набодяжь мне бодрящего и на восполнение сил побольше. Следопыт будет нужен.        Вина из глаз Яниста Олкеста, казалось, готова затопить зал.        Вторую черту Арделл прочертила от угла до Нэйша. Или, вернее, от Уны в углу и до Нэйша. И по этому поводу говорить ничего не стала.        Хаата под следующим вопросительным взглядом опять свистяще рассмеялась.       — Дурной корень никто не любит. Только любите вы. Буду ходить. Слушать, искать тут. Не надо бояться. Услышу тварь. Тварь не тронет. Боится тех, что с корнями.        И добавила длинную фразу на своём языке — из скрипа, свиста и диковатого распева. Мел что-то вычленила и хмыкнула со своего места, а у Арделл подскочили брови.       — Об этом я не думала… хм. Да и у нас не сказано. Действительно, интересно. Ну, если ты так решила — спасибо, Хаата. Аманда…        Черти водные, — сообразил я запоздало. — Она же сейчас дойдёт до меня. И мне придётся либо прилюдно признаваться в горячих моих чувствах к прекрасной травнице (что-то как-то мне кажется, она не оценит пламенное признание), или нужно что-то врать, иначе Гильдия доконает меня не хуже ядовитой ящерки. В любом случае, нужно остаться в поместье, там посмотрим.       — …неужели ты полагаешь, что даже и в питомнике на найдётся пылающих сердец, славная?        Аманда подмигнула мне блестящим чёрным глазом — я ответил игривым тиком с левого века.       — Ну-у-у, не знаю, как там у женской половины этого мира с обожанием меня… но я-то точно кое-кого… скажем так, храню в сердечке, — очередная линия, которую прочертила Арделл взглядом, оказалась малость удивлённой. — И клятвенно заверяю, что далеко бегать не придётся… сойдет, если я обозначу имя и положу записку в карман, а?        Черти водные, кого писать-то? Аманда, конечно, решительно прекрасна, но, Гроски, — ты можешь вот так прямо сказать, что влюблён в кого-то… что вообще за последние лет пятнадцать был влюблён в кого-то? Тёплые ночи, флирт и симпатия — конечно, отменное дело, но в список противоядий от ящерки-то как будто не входят?       — Записку в карман… — Арделл тряхнула наполовину развившейся причёской, будто проснувшись. — Да, неплохо — кстати, советую сделать то же самое и всем остальным. Итак, расклад по заданию…       — Вы ничего не забыли, госпожа Арделл?       Некоторые присутствующие смогли бы посоревноваться с веретенщиком в количестве яда. Некоторые в белых костюмах и с участливой улыбочкой, да.       — Кажется, вы не назвали себя. Понятно, что вы «сердце» в нашем «теле» и считаете своим долгом остаться… но разве вы не подвергаетесь опасности наравне со всеми? И при отсутствии вариантов…        Ему даже хватило наглости выглядеть искренне обеспокоенным.        Кажись, жарко в комнате стало даже кошкам. От обивки кресла Олкеста так точно запахло палёным. На скулах Арделл вспыхнули алые пятна.       — Со мной дело решённое, — отозвалась она негромко. Вцепившись при этом глазами в зрачки Нэйша. — Я остаюсь.       — Однако, если вдруг…       — «Если вдруг» — у меня есть страховка, и больше мы к вопросу возвращаться не будем.       Арделл демонстративно старалась не смотреть на Олкеста. Нэйш, наоборот, смотрел с предельным интересом. Как и Аманда. Как и Мел. Я задался невольным вопросом — не следует ли мне подбежать к парню и охладить его при помощи Дара. Это точно вызвало бы очень громкое «пшшш».       — По делу, — раздражённо сказала Арделл и с силой вогнала в причёску шпильку которая попыталась было совершить побег. — Касильда… госпожа Виверрент после подписания договора представит нас Мастеру. Тот даст нам доступ во все основные помещения замка. У кого хорошо со знанием артефактов? Мел, Олкест? Поспрашивайте его насчёт защиты жилых комнат. И возможности перекрывать помещения. Любые поисковые артефакты тоже очень пригодятся… Предложения принимаются, в любом случае.       — Нужно посмотреть, кто останется из слуг, — буркнула Мел. — Если там Следопыты или маги холода — можно попробовать организовать и послать прочёсывать местность. Оранжереи местные точно знают получше нас.       — Хорошая идея, берём на заметку. Мел, работаешь на поиск, со слугами тогда… Олкест, тогда вы, — обращаясь к Янисту, Гриз старательно смотрела на Хаату. — Хаата, слушай корни в оранжереях. Я попробую в доме посмотреть. Любые следы — испражнения, кусочки чешуи… ищем всё. Помните об осторожности. Аманда, тебе карты в руки…       — Нойя любят карты, медовая!       — Тогда зайди с козырей и поищи способ приманить или отпугнуть веретенщика. И посмотри, что творится с жертвами: о яде веретенщика всё-таки известно слишком мало. Уна, ты то же самое, но с другой стороны: нужно вглядеться в их сны. Понять механизм того, как именно они умирают.       Под волосами в углу наметился утвердительный вздох. Арделл нервно потёрла ладони. Так, будто хотела смыть с них что-то неприятное.       — И ещё. Самое опасное — в том, что мы не знаем, сколько особей сейчас на территории. И это… как говорят нойя?       — Дурная игра, фианак, — милая улыбочка Аманды решительно могла отравить. — Да. Это дурная игра — когда не знаешь, сколько придётся играть.       — А пока мы не узнаем, сколько их — мы и не поймём, — припечатала Арделл. — Как вы понимаете, узнать это можно только одним способом: найти, каким это образом в замке очутились веретенщики. И кто их сюда отправил. Я не уверена, согласится ли со мной наш клиент…       — Я заранее выражаю согласие.       Всё-таки появление Касильды Виверрент создавало ошеломляющее ощущение. С мурашками и благоговением. В моём случае — ещё и с неприятным подёргиванием внутри. От того, что смотришь на ту, которой придётся помочь умереть.       — Договор составлен и заверен с моей стороны — прошу, вы можете ознакомиться.       Царственный взмах руки — и вот солидный стряпчий, излучающий даже бакенбардами преданность клиентке — разложил бумаги по столу. Ещё один спутник госпожи Виверрент оказался местным Мастером — маленький человечек с тихим, писклявым голосом и высоченным лбом. Мастер держал в руках один из родовых артефактов — статуэтку виверния из прозрачно-синего камня, с живыми, поблёскивающими, чёрными глазками.       — Необходимо познакомить магию дворца с вами, чтобы предоставить группе допуск в основные помещения и оранжереи, — сходу заявил Мастер и лёгким движением ладони отправил каменного виверния в полёт. Статуэтка с полушелестом-полускрежетом развернула каменные крылья и пустилась в путешествие по воздуху: подлетала к каждому и на миг словно облекалась лёгким магическим ареолом — голубым возле Яниста, зелёным — у Гриз, ядовито-розовым — у Аманды… Остановилась и возле меня — и чёрные глазёнки артефакта заглянули внутрь, закололо в Печати на ладони… Статуэтка облеклась в светло-светло голубой.       Пока шло магическое знакомство, Арделл сначала изучала договор, потом вполголоса переспрашивала что-то у местного распорядителя бумаг, потом подписывала и заверяла — при помощи Олкеста и Мел. Поскольку, во-первых, они могли поставить оттиск Печати, как это делается в особо важных случаях и в аристократической среде. Во-вторых, только они к этой самой среде и принадлежали, и их слово, в случае чего, стоило дороже.       Касильда Виверрент во время всей церемонии подписывания-знакомства не проронила ни слова и заговорила, только когда её подчинённые откланялись.       — Итак, госпожа Арделл, на время работы вам — или вашему заместителю — будет предоставлена должность временного распорядителя в Цветочном Дворце и прилегающей территории. Слуги будут выполнять ваши приказы — в том числе господин Куорд, мой Мастер. Доказательство — моя печать.       Она выложила поверх договора перстень с родовым гербом - синим вивернием.       — Теперь вы мой официальный представитель. Об условиях для ваших сотрудников можете не беспокоиться — однако я хотела бы попросить вас не слишком часто отлучаться в питомник, по крайней мере в течении ближайших трёх-пяти дней.       По ошеломлённым физиономиям Яниста и Мел читалось, что такой уровень доверия к наёмным работникам — это даже как-то и чересчур. На лице Гриз было написано то, что это вот внезапное высокое доверие её как-то даже и не радует.       — Благодарю, госпожа Виверрент… Касильда, — называть вельможную даму Айлора по имени у варгини получалось с трудом. — Но я как раз хотела сказать пару слов насчёт «отлучаться». Поскольку мы не знаем — сколько особей веретенщика на территории, а разведение этих тварей грозит всей Кайетте…       — …вы решили оказать мне ещё одну услугу и найти негодяя, который это начал. Да, я успела услышать. И сама хотела провести расследование — однако вы понимаете, что в Айлоре нужно действовать с оглядкой. Я была бы признательна, если бы кто-то из вашей группы присоединился к моим людям. Господин Гроски ведь бывший законник?       Благосклонная улыбка Касильды Вивверент почти заставила меня превратиться в очень печальную лужицу.       — И весьма неплохой, — выражение лица Гриз Арделл вернуло меня в разум и почти заставило поверить, что в Корпусе Закона меня где-то ждёт забытая награда «Лучшему законнику всех времён». — А подстраховкой… в случае осложнений… займётся господин Нэйш.       Специалист по осложнениям поднялся из кресла и отвесил галантный поклон. Жена Хромца наградила Нэйша даже более тёплой улыбкой и заявила, что придаст нам в помощь своего доверенного помощника — того самого господина Даллейна. О да, на него можно положиться, и мы не будем испытывать трудностей ни с чем — ни с документами, ни с перемещениями, ни со сведениями, только скажите — что нужно.       У меня возник было закономерный вопрос: «А зачем нужны мы, в таком-то случае?» — но задавать его женушке Шеннетского я постеснялся. В конце концов «Погиб из-за сыскной работы» — выглядит для Книги Утёкшей Воды вполне сносно. А то, что не удалось остаться в поместье… ну, а когда у меня было что-то через голову. Судьба всегда показывала мне какие-то совершенно противоположные части тела.       Разумеется, я всё-таки попытался — когда Касильда Виверент дообсудила с Гриз Арделл какие-то подробности и отправилась руководить эвакуацией слуг. Как только шорох синего платья стих за дверью — тут же выпалил:       — Тебе не кажется, что я был бы… ну не знаю… полезнее здесь? Всё-таки, дар Холода.       Гриз покусывала ногти, щурясь от каких-то дурных предчувствий. Предчувствия скрывались как раз за той дверью, куда ушла Касильда Виверрент.       — Почему я не спросила… надо будет спросить. Что, Лайл? Нет, я считаю, что ты как раз будешь полезнее на другом поиске. У тех, кто прислал сюда веретенщиков, могут сохраниться какие-то сведения о них… Как-то же они с ними работали. Словом, найдите что угодно. Нэйш, с тобой то же самое. Очаровывай служанок, тряси поставщиков, можешь наоборот — но узнайте, откуда прибыли ложные василиски!       Нэйш пожал плечами и открыл рот, чтобы сообщить общественности нечто вроде: «Приятно видеть, что вы цените мои скромные способности» — но Мел срезала фразу непочтительным цыканьем. Следопытка приподнялась в кресле, сгружая с себя кошку, вид — серьезнее некуда, на чуть приподнятой ладони тихонько светится Знак Глаза.       Через секунду точно такие же стойки сделали Арделл и Хаата — разве что ладони не поднимали. Варгиня пробормотала:       — Что-то случилось, — и первой рванула к двери, я каким-то чудом успел вторым — и только пробежав за Арделл пару залов услышал топот по коридорам и встревоженные голоса служанок: кто-то звал лекаря, повторяя: «Госпоже плохо!»       Касильда Виверрент стояла, прислонившись к увитой каменными цветами колонне — почти сливаясь к колонной синим платьем и белизной лица. Глаза устало полуприкрыты, на губах задумчивая улыбка. Вокруг растерянно метались две горничные с нюхательными солями.       — Госпожа, пойдемте… давайте сядем! Сейчас принесут воды!       — Лекаря! Травника!       — Укололась обо что-то, — пролепетала Касильда, едва только Арделл влетела в зал. — Просто головокружение, сейчас… пройдёт. Булавка… острая… расстегнулась…       — В сторону! — гаркнула Арделл, подскочила к жене Шеннета и под дружный ах служанок встряхнула её за плечи. — Касильда, смотрите на меня! Кого вы любите? Быстрее, быстрее, имя! Аманда, бодрящего, антидотку, быстро! Касильда, быстрее! Кого вы любите? Ну?!       Мел, которая вбежала сразу же следом, энергично ругнулась шепотком и кинулась осматривать колонну с другой стороны. Свистнул метательный нож — одновременно со вторым ругательством. Подбежала Аманда, крикнув на ходу: «Слуг уберите!» — зазвенела пузырьками…       Касильда Виверрент тихо сползала по колонне на пол, соскальзывала в сон. Полуулыбка на лице была безмятежной — так, будто вокруг не раздаётся топот и вопли, будто её не встряхивает с отчаянной силой Гриз Арделл.       — Не засыпайте! Боритесь! Касильда, слушайте меня! Скажите мне, кого найти? К кому обратиться? Кого вы любите? Кого…       — Лучшего, — выдохнула Касильда, улыбаясь снам, которые уже смыкались над ней. — Лучшего из людей…       — Кого? Имя, имя его!       — …нельзя говорить… нельзя, чтобы знали… никогда… нельзя…       Янист оттеснял служанок и выглядел чуть ли не более испуганными, чем они. Мел обшаривала зал, Аманда вливала в жену Шеннетского бодрящее, антидоты и вир знает, что. Остальные наверняка тоже были чем-нибудь заняты, не знаю. Я смотрел на платье цвета сапфира, разметавшееся по светлому паркету. На жемчужную сетку, упавшую с густых черных волос. На едва заметный укус на оголившейся руке — и на чёрные, густейшие ресницы, за которыми пропадала, как за частой решёткой, синева глаз.       Крыса внутри хихикнула. Шепнула было: «Ну вот и всё, а? Всё ведь, Гроски? Тебе и делать-то ничего не пришлось. Бляха твоя, денежки твои, задание выполнено». И я как следует прихлопнул грызуна чем-то тяжёлым — заткнись хоть сейчас, а? Какое, в вир выполнено, когда у нас на руках — потенциальный труп придворной Айлора, ты что, думаешь — мы отсюда выйдем?       Арделл стояла на коленях над хозяйкой Цветочного Дворца. Поддерживала под спину и умоляла — не засыпать, бороться, сказать имя… Но Виверрент уже не отзывалась.       Только, когда уже закрыла глаза — нащупала руку Гриз и сдавила в слабом пожатии.       — Он… придёт, — шепнули бледные губы. — Не оставит…       Потом пришла, ошалело грохнулась звенящая тишина. Перестали даже всхлипывать служанки — вытянули шеи и замерли. Мел начала было говорить: «Промазала — ушёл куда-то вверх, я только кусок хвоста отрубить успела». Ругательства нойя, уговоры Яниста, вздохи Уны и свист терраанта — всё смылось сонной, глухой, мягкой тишиной.       Тишиной зачарованного замка, в котором покоится уснувшая красавица. Ровно дышит, тихо улыбаясь снам. Ждёт, пока разбудят.        Чёрт побери, — сказал я себе отчаянно. Это уже тянет не просто на сказочку. Больше похоже на страшный сон — тот самый «чёрный сон» — словно нас всех перекусали веретенщики, и нам всем разом понадобятся целящие поцелуи.        Только вот целящий поцелуй нынче нужен кое-кому другому.        В этом-то и проблема.