* * *
Он тянул время — это хорошо чуяла крыса. Острозубый, ухмыляющийся грызун в печёнках потирал лапки понимающе — потому что сам бы поступил так. Не можешь избавиться от того, кто идёт за тобой — затрудни ему охоту. Авось, и ночь переживёшь, если повезёт. Очень непросто охотиться на кого-то, когда вокруг валятся деревья, всё залито кровью дерущихся гарпий, перепонки трескаются от вопля яприлей, и… боженьки, он что, правда к территории виверниев двинулся? Или там драккайны? Не запомнил по карте. Как же он быстро носится, скотина этакая. Сейчас, стало быть, и огонёчку прибавится. Нэйшу-то, уж конечно, по силам взбесить пару виверниев или драккайн. Тот, кто регулярно ухитряется выводить из себя Гриз Арделл, умеет в принципе достать кого угодно. Двух Трогири у устранителя достать получилось: оба позеленели, а старший так даже ругался под нос. Это потому, что четвёртый яприль оказался слишком близко к ограде — и незамедлительно в эту самую ограду принялся лупиться. Со всей дурью нерастраченной юности. Артефактная ограда показала, что она не пальцем деланная, и выдержала. Трогири же ударились в обсуждение шёпотом. В основном обсуждалось — выстоит ли ограда после ещё трёх-четырёх взбешённых яприлей. Или, скажем, одного виверния. И сколько вообще останется от рощи. И что делать «с этим». На мортаха в помощи «с этим» охотнички, кажись, уже не рассчитывали. Зря, очень зря. Нэйш, например, принимает эту тварь в расчёт. Иначе действовал бы иначе, а не обеспечивал бы дичи весёлый досуг на всю ночь. Может, конечно, он мортаха вымотать хочет — наверняка ведь тот подмял под себя всю рощу, считает её своей территорией, а стало быть, полезет наводить порядки. Но скорее — «клык» просто выигрывает время, чтобы обдумать план, подготовить ловушки, пустить в ход какой-нибудь ещё ресурс… Или подождать, пока ход сделает кто-то ещё. Кто-то, кому налили вот уже вторую чашечку чая с «Истиной на ладони». И кому отчаянно не хватает времени на подумать, потому что что там что-то не так с этим мортахом и датами: то ли я неверно понял Трогири, то ли он не договорил, то ли… Вир побери, что ж там Гриз об этих тварях рассказывала? Идеальные убийцы, идеальные защитники… да, я ещё смеялся и сравнивал их с Тербенно, только вот сравнение было малость неверным. И речь шла о чётком приказе — о приказе и возможностях его отменить, потому что мортахи… они… Крыса мешала, и ругательства обоих Трогири тоже, и попытки напарника в Чаше всех вокруг бесить. Нэйш оказался в этом смысле самым понимающим: он каким-то зельем довёл до безудержного огнеметания с рвотой и завываниями только одну драккайну — грифоновую. После чего проследил её пламенеющий путь и пошёл себе отыскивать уютное дерево с широкими ветвями. Без труда подтянулся, устроился на крупном суку с видом человека, который хорошо поработал. Немного устало улыбнулся наблюдателям, укрылся маск-плащом и прикрыл глаза, прислонившись затылком к стволу. Посреди взбаламученной, обезумевшей рощи это выглядело настолько дико, что оба Трогири аж примолкли на минуту. Потом началось сызнова: — Послать егерей!.. — Отец, это же неразумно, я понимаю, но… мы же останемся без служащих, звери их просто убьют, а приобрести новых… Может быть, мортах сам как-нибудь… — Оглох, идиот?! Его нужно оттуда убирать! Ты ещё не понял? Это было только начало! — Но…. Но даже если они его найдут… Дар Щита! Он же устранитель, а они даже не охотники — мы в любом случае лишимся егерей, но… но не решим проблему! Кажись, Нарден протрезвел за последний час с лишним. Я скромно покашлял, напоминая, что ресурсы-то ещё не исчерпаны. Остался один, последний, с длинным, скользким, помойным хвостом. Жёлтые глаза впились в лицо — острее когтей коршуна. — Вы, значит, недолюбливаете своего напарника? — Черти водные, — ответил я с жаром. — Вы же с ним общались! Нарден Трогири передёрнулся и проникся, старик Мэйс хрипло хмыкнул, «Истина на ладони» вкрадчиво пощекотала язык, приглашая выложить всё-всё. — На самом-то деле это вроде как личное, потому что у нас с ним… как это? Богатая предыстория, как сказал бы один любитель сказочек, не спрашивайте, не хочу накликать. Но вы это вот видали, в Чаше? Так вот, Нэйш так себя ведёт… ну, примерно всегда, так что если кто добрый найдётся загнать его в Водную Бездонь — я бы до конца жизни за здоровье такого героя пил. Только как его, скажем, загонишь? У него же Дар Щита! А так да не так, если вдуматься… Крыса внутри веселилась на полную и играла с зельем правды в догонялки, так что я почти что и вдохов не делал, нёс напропалую: — Дар Щита бывает разный. Бывает абсолютный — это когда сохраняет от всего: не только магия, а и… не знаю, ножички там разные метательные, кулаки в морду, кирпичи в голову. Только такое редко встречается, а чаще Щит бывает — с ограничениями, к примеру, защищает только от разной магии: с Печати, с артефактов, у бестий… А вот если где магия не используется — ну вот хоть и в пустошном оружии… В Чаше полыхали пожары и слышались вопли бешеных зверей. Но оба Трогири теперь смотрели на меня. Младший — туповато. Старший — заинтересованно. — Нарден, — каркнул он. — У него изъяли оружие Пустошей? — В-вроде бы да… — Так поди и узнай, придурок! — Чего там узнавать, — отмахнулся я (или эликсир в моей крови?). — Хорошенький «горевестник», шесть пуль к нему. Это я так, на всякий случай… обзавёлся, да. Вы, правда, лучше меня знаете это, насчёт случаев, у вас же есть небольшой арсенальчик. — Ваш напарник не дурак, — калека глянул в чашу, где Его Устранительное Величество изволило почивать после погромов. — Знает об ограничении своего Дара. Может действовать палладартом с расстояния. И у него этот маск-плащ. Егеря и лесничие — слюнтяи. Стреляют ещё хуже него, — кивок на сына. Вооружим их, вышлем туда всех… Поставлю на него это поместье. Они часа не проживут. Потом он ещё довольно мрачно посматривал, как я хихикаю. Может быть, решил, что над ним. А меня так просто распирало от того, что придётся это произнести, а может — это початая третья чашка с эликсиром дала передоз, но только я хихикал и всё никак не мог остановиться, но в конце концов выбрал время для этой фразы: — Ну, знаете… у каждого есть слабые точки.* * *
— Сто лет не видались, — жизнерадостно сказал кузен Эрли, выплывая из темного угла. — Во что это ты влип, братишка? Вир побери, невезуха какая. Всё-таки Трогири переусердствовали с «Истиной на ладони», или какая там помесь зелий даёт такой эффект? — Ты же применил «Холодную голову», — напомнил Старый Лис Флористан, выплывая из второго угла. Ручеёк крови на его щеке неприятно серебрился. — И было ещё то ли зелье, то ли артефакт раньше. Если сюда войдёт сотня розовых мортахов — я бы на твоём месте не удивлялся, сынок. Эрли захохотал, вынул из своего горла ножичек и воспарил к потолку. — Не отказался б глянуть на такое! Эй, Лайли, давай не жмись. Собирался мозгами пораскинуть — на троих оно пойдёт вернее! — Я всегда давал тебе хорошие советы, — заверил Флористан и почесал простреленный висок. — А, кстати, ты пристрелял свой «горевестник»? Я заверил, что ещё как пристрелял — на прошлой увольнительной растратил аж шесть зарядов на это дело. Призраки дружно умилились моей предусмотрительности. Я начал понимать, что компания-то у меня не худшая. — Готовишься, братишка? — Эрли был участлив сверх меры. — И как там твой план? Ты же должен был предложить им какой-то да план, уж я-то тебя знаю… — Предложил, — признался я честно и почесал здоровенный кровоподтёк на скуле. — Можно даже сказать — его приняли… Кхм… с оговорками, ага ж. — Хороша оговорочка, Лайли! Но ты им что-то многовато выложил. Прямо как одному законнику из отдела Тайных и Внутренних, а-а-а? — Он же опять был под зельем правды, — заступился за меня Флористан. — И я бы так сказал, кое-где он не совсем… Но это не главное, главное вот что: мортах. Ты же узнал что-то о мортахе, да, сынок? Выспросил у них или вспомнил? — В одном уверен — они разбираются в мортахах ещё хуже, чем в травах. И у них точно не было Гриз Арделл в качестве наставника. — Мортахи — как законники, братишка? — Мортахи — как законники, ага. Упёртые, как Тербенно. И хитрые, как… ты. Им нужен точный приказ. Тогда они будут ему следовать. Потому что если будет хоть возможность переписать приказ под себя или обойти… Вот о чём говорила Гриз. Вспоминала насчёт этих мортахов, с которыми приходилось встречаться ей и прочим варгам. Она говорила — мортахи умные твари. И останавливаются они в трёх случаях. Когда заказчик произносит формулу подтверждения — то есть, изначальный приказ выполнен. Когда заказчик произносит формулу отчуждения — то есть, в услугах не нуждаются больше. Но заказчик-то ведь может умереть, а? Или приказ может оказаться неточным. Потому есть третий, самый опасный случай… мортах останавливается, когда сам посчитает, что выполнил приказ. А теперь скажи, Эрли… вот, к примеру, тебе сказали, что нужно повязать контабандиста, чтобы съездить в отпуск. Ты вяжешь одного за другим дюжину, а тебе всё не дают отпуска и повторяют: лови контрабандиста! Если ты повторишь это два десятка раз, а начальство всё недовольно — что ты подумаешь? — Что я уж как минимум ловлю мелкую шушеру, когда нужно… а-а-а-а… Я, кажется, даже скучал по этому смеху. И по одобрительным взглядам Старого Лиса. — Ты всегда отлично влезал в чужие шкурки, сынок. Вот, значит, как. И вот, значит, почему… с датами, да? — Ага, — кивнул я. — Нестыковочка с датами. — Отлично, сынок, просто отлично. Теперь-то понятно: это решает две проблемы из трёх. Правда, третья проблема… Что ты будешь делать с третьей проблемой? Ведь он, насколько помню, спас тебе жизнь три раза? — И не посчитать, сколько раз её изгадил, — Эрли почесал за ухом и фыркнул. — А это только увеличивает проблемность. Пара хороших выстрелов… — Выстрелы — глупости, — твердил Старый Лис, раскачиваясь, будто в такт качке. — Я пересмотрел своё отношение к оружию с Пустошей после своей смерти. Нет-нет, можно же проще, изящнее, а? Просто посмотреть со стороны. Отойти в сторону и посмотреть, да… — Есть другой выход, — прошептал я, и почему-то в оконном стекле пригрезились печальные глаза, наполненные зеленью. — Рискованный выход. Эрли и Флористан разом расхохотались так, что комната качнулась и размылась. — Девяносто семь за один выход — и три за другой, — проплыл надо мною голос Старого Лиса. — Ты же не пойдёшь на риск, сынок? План ведь не таков? — Откуда вы знаете, каков мой план? — голос сорвался в резкий писк, и собеседники зашлись булькающим смехом. — Потому что ты не приводишь напарников живыми, — сказал рыжий кот с окровавленной грудью и подкинул вверх метательный ножичек. — Нет у тебя такого правила. — Потому что ты всегда выбираешь простое, — сказал седой лис, на шкурке которого запеклась кровь. — Потому что ты — это ты, — отскочило от стен каюты, поваленных бутылок рома, я повернул голову и увидел в отражении бутылки серую вытянутую морду с желтоватыми резцами. — Потому что главное — выжить, — хрипло сказала морда, и я взвизгнул, и привычно кинулся бежать, проскочил по гладким, качающимся доскам, протиснулся, обдирая бока, в приоткрытую дверь каюты… — Ты не умеешь иначе! — неслось на два голоса вслед, но я рванулся подальше от них, в объятия давнего кошмара, где — я знал, будут утробные, жадные вздохи «костоломки», горящие паруса и ночное, бурное море, и трупы на палубе… Но горели не паруса. Пылало небо, и от этого вода вокруг была цвета крови, а может — это и была кровь, кровавое море без конца и края, и утлый, неуклюжий кораблик на волнах. А вокруг были сплошь острые скалы, виры и пропасти, и кораблик сносило прямо к краю разверзшейся бездны. Рычали звери в каютах, и Уна и Фреза лазили по мачтам и пытались что-то творить с парусами, и звучала издалека будто бы дудочка боцмана, а кораблик подскакивал и крутился, неуклюже раскачивался на волнах… — Нет рулевого, — сказал кто-то тихо. Гриз Арделл была непохожей на себя: бледной, с распущенными и приглаженными волосами — и ещё она серебрилась, была в струящемся, лёгком одеянии: то ли хламида, то ли сложенные крылья. Брови у неё были нахмурены, взгляд сосредоточен, и она показалась похожей на кого-то виденного давным-давно, только один раз, в высокой белой башне Акантора… — Как это нет? — я оглянулся и увидел мотающийся без контроля руль. — Разве ты не можешь?.. — Нет, — тепло от её ладони на щеке показалось ожогом — мне нужно лететь, Лайл. Попытайся ты. — Но я же не умею рулить, — это показалось до того забавным, что я улыбнулся. Но она не ответила на улыбку — тихо шевельнула губами: «Учись». И взмахнула серебристой накидкой, как крыльями, сорвалась с палубы и затерялась то ли в море крови, то ли в море огня, а над головой плеснули огромные крылья, и я понял, что небо горит из-за феникса… Паруса подожжёт! Палуба вертелась и выскальзывала из-под ног, но я вцепился в горячее, гладкое дерево штурвала, повис на нём, стремясь отвернуть корабль от бездны… — Держи ровнее, Пухлик! — заорала Мел, появляясь из ниоткуда и вцепляясь в штурвал. — У меня тут мортахи размножаются! — Куда держать? — завопил я в ответ. — Я же не умею рулить! Нужно… — Спрыгнуть, мой сладенький? Поверх моих пальцев легла тёплая ладонь — и алые волны опали перед носом корабля. Аманда запела что-то на языке нойя, мы удерживали штурвал уже втроём, но непонятно было — куда плыть, какой путь… — Кто здесь главный? — крикнул я и завертел головой, пытаясь найти фигуру на капитанском мостике. — Какой курс? Мне даже показалось — на фоне пламенеющего неба обозначился силуэт там, на мостике — и я почти узнал его, но тут корабль резко вздрогнул, заваливаясь на борт. И я ругнулся сквозь зубы, стиснул в потных пальцах штурвал, повис на нём всем весом… …и вывалился из сна прямиком в комнату поместья Мертейенх. Пред очи нервного Нардена Трогири. Тот подозрительно глядел, как я расцепляю пальцы, намертво сжатые на столбике кровати. — Рассвет скоро, господин Гроски, — он прямо-таки потел от предвкушения, а справа и слева от него стояли специально отобранные егеря со здоровенными тяжёлыми «скроггами» с Пустошей. — Пора на небольшую охоту.* * *
Солнце не торопилось на небо. Вместо этого там проступала куча алых полос. Похоже было, что светило прирезали ночью, а следы как следует не затёрли, так что вот-вот набежит группа бравых небесных законников — для следствия… Пасть калитки глухо лязгнула за спиной. — Быстрее шагай, — буркнул егерь Борак, длиннющий и носатый. Рванул меня за связанные руки вперёд. Коренастый безусый Клайс тем временем подтолкнул дулом сзади. Ребят, надо думать, отлично проинструктировали. Правда, рта мне никто не затыкал. — Честное ковчежническое, не вижу я в этом особенного смысла. Раз — мы продвигаемся на всех парах к ушибленному жаворонку, могу на бочку пива побиться об заклад — пока будем идти, он проснётся и упорхает. А если даже и нет — услышит, как мы идём и всё равно свалит. Два — я ни разу не был в тейенховой роще, вир побери, ну и красотища! Шелестели и сияли деревья тейенха — громадные колонны, напитанные теплом. Пахло гарью и немножко — горьким тейенховым соком и взрытой землёй. С каждой жилистой, могучей искрящейся ветки на нас мог сигануть мортах, ну или тот, который похуже мортаха. Потому ребятушки нервничали и шикали. Зря они так: роща спала, роща притаилась и испугалась. О ночном буйстве бестий напоминали только вывернутые с корнем молодые саженцы, пропалины, взрытая земля да обломанные ветки. Вообще-то, за это нужно было сказать спасибо мортаху. Это случилось через полчасика после того, как меня начали выспрашивать о Нэйше. Летящая очертя голову самка яприля затормозила ни с того ни с сего. Потом в Чаше обозначилась неясная клякса — словно часть леса, которую малость подкрасили синим с бока. Яприлиха попыталась свернуть, но клякса будто обтекла её, взлетела на дерево и опять оказалась впереди. Снова послышалось хныканье маленькой девочки. В воздухе высверкнуло алое жало. Самка яприля ещё попыталась было побиться в деревья или проломиться через кусты — но даже в Чаше было видно, что бешенство её оставляет, и она дрожит. Непонятное марево всё время оказывалось перед ней, мелькало жало — и в конце концов яприлиха тяжко вздохнула, бухнулась на бок. — Поза покорности, — уронил себе под нос старший Трогири. Неба за тёмным шатром листвы рассмотреть больше не удавалось, но вокруг постепенно светлело. Светлые сумерки тейенха переходили в мутный, но всё-таки день, только от ручьёв поднималась белесая дымка. Темп и направление задавали егеря. Я шёл между ними, а меня время от времени деликатно попихивали дулами, подсказывая — куда. Клетчатая рубашка мелькнула в кустах, я остановился и получил полновесный тычок «скроггом» в спину. Тряхнул головой — тьфу ты, просто паутина — и зашагал дальше, и в ушах противно позванивало, а во рту уксусом отдавалась оскомина. — Давай, ори, — хрипло буркнул Клайс. Стало быть, уже близко. Ну, раз тут нет предрассветной песни яприля… Я набрал в лёгкие побольше воздуха и заголосил: — Нэ-э-эйш! Рихард Нэ-э-э-эйш! «Гу», — хмуро сказала с ветки какая-то птица, которая и без того пережила не самую лёгкую ночку. Парни вошли во вкус и пихали меня теперь двумя стволами, я орал всё сиплее и жалобнее, а тейенховая роща молчала, и с деревьев не торопились сыпаться идеальные убийцы, всё равно какого роду и племени. Так что вступил Клайс — при помощи артефакта-усилителя. — У нас твой приятель, и он под прицелом двух «скроггов»! — заорал егерь. — Выходи и скинь маск-плащ, а то мы твоему дружку мозги высадим! Эй! Слышишь! Выходи! Звучало чертовски решительно. Толчок в плечо был болезненным по-настоящему. — Н-э-э-эйш! — заорал я. — Рихард Нэ-э-эйш! — Мы знаем, что ты здесь! — подключился Борак. Он звучал менее решительно, но более басисто. — Выходи, и без твоих штучек! Иначе он труп, понятно? Даём тебе четверть часа, чтобы показаться! Мы тянуть не станем! Попробуешь напасть — убьём его тут же! Ты, ори давай! — Нэ-э-эйш! Издевательское молчание да перекличка встревоженных птиц. И любопытный шёпот листьев в кронах. Листьям тоже интересно — а не навернётся ли кой-чей план, споткнувшись о нежелание Нэйша играть в «Спасите Лайла» в четвёртый раз. Может быть, три раза — для него предел? Может, он открыл для каждого из ковчежников собственный счёт в ушибленной головушке? Что, если он попросту решит не отзываться? Или, скажем, посмотреть на решимость тех, кто держит меня на прицеле? Потому что с решимостью-то, кажись, всё просто отлично. — Десять минут! Потом мы прострелим ему ладонь с Печатью! Потом начнём поминутный отсчёт! Мы знаем, ты слышишь! Дуло «скрогга», который держал Борак, теперь упиралось в висок. Клайс целился в правую ладонь. Надо же, ребята сносно управляются с оружием Пустошей. И знают, как держать под прицелом мага. Кем, интересно, они были до Города Рабов? — Нэ-э-эй… — голос сорвался, а «эйш-эйш-эйш» стухло где-то между деревьями. — Вир побери! Они хотят меня убить! И если он не появится — наверняка это и сделают. Я же говорил своим галлюцинациям — с моим планом не то чтобы согласились… Малость подредактировали. Самую… — Пять минут! Мы прострелим ему Печать! Выходи без маскировки! Мы знаем, что ты нас слышишь! У нас твой напарник! Выходи сейчас! Четыре минуты! — Нэйш, ч-ч-чёрт тебя, они настроены серьёзно! Хватит выпендриваться! Хотя ему же наплевать — есть ли у меня магия, сколько у меня пальцев или сколько ушей. Вполне может подождать ещё полчасика. Для того, чтобы удостовериться, насколько велика опасность. — Три минуты! Выходи сейчас, или мы его убьём! Прострелим Печать! Отрежем всё лишнее! Кажется, я догадываюсь, кем эти ребята могли быть до Города Рабов. Нужно спросить — они не знают Фрезуанду Волнорезку? Хотя нет, нужно поорать перед мучительной агонией, когда моя Печать окажется прошибленной пулей. — Нэйш! Прошу! Ну же! — Две минуты! Две минуты, потом он лишится Печати! А потом умрёт! Из-за тебя! Выходи сейчас же без маскировки! Одна минута! Отсчёт пошёл, мы будем стрелять! Крыса немо орала где-то в груди. Пока Борак распутывал верёвки, а Клайс шипел: «Вытяни руку перед собой, ладонь вниз, попытаешься ударить магией — мозги тебе вышибем». И мокрое от пота дуло тыкалось в висок, и стекала по нему холодная капля, и нужно было додумать: я же знал, вир побери, я же догадывался, что так и будет, просто иначе не складывалось, и это была единственная возможность… Один шанс из сотни, чтобы не убрали сразу, как свидетеля. — Десять секунд! — гаркнул Клайс, и к ладони прижалась холодная сталь. — Мы стреляем! Девять! Я зажмурился и закусил губу. — Восемь! Роща вымерла, и только азартно перекрикивались прощальники с ветвей: «Ай! Ай! Прощай!» — Семь! Шесть! Лёгкий шорох чего-то соскальзывающего с веток. Мягкий звук шагов. И тяжёлое, рваное дыхание егеря над ухом вместо продолжения отсчёта. Когда я приоткрыл глаза, Рихард Нэйш стоял ярдах в двадцати. Словно какой-то сказочный дух леса. Недобрый дух: на щеках остались следы крови, на светлых волосах тоже. Сумки при нём не было — духам не положено, — а маск-плащ устранитель как раз красиво опустил на землю. — Я же говорил, Лайл, — будто мы виделись минут пять назад, а я просто сбегал в уборную посреди разговора. — Пора нам с этим завязывать. — Полностью согласен, — прохрипел я. Дуло теперь упиралось только в висок: Клайс взял под прицел Нэйша. — Вынь палладарт и брось на землю. Вместе с цепочкой. — Оружие Пустошей, — раздумчиво сказал Нэйш. — Ты с ним знаком, Лайл? — Э-э… есть немного. — И что скажешь? — Если ты убьёшь того, что слева — правый успеет меня грохнуть. — М-м-м. — А если ты ударишь по правому — они успеют грохнуть нас обоих. Хотя тебя-то, может, Дар спасёт. Проверишь? Нэйш совершил неопределённое движение бровью, которое можно было истолковать, как «Почему бы и нет». Егерей такая мимика не устроила. — Брось палладарт, или мы стреляем! — В него или в меня? — осведомился Нэйш, и палладарт неспешно всплыл в воздух над его ладонью. — В обоих, — отрезал Клайс, сделал несколько шагов назад и оказался на исключительно выгодной позиции. Я его теперь вообще не видел, расстояние для палладарта было великоватым, и даже если бы Нэйш успел нанести удар и уйти из-под выстрела — я неминуемо оказывался трупом. — Дарт в обмен на Лайла Гроски, — устранитель качнул головой огорчённо. — Аманда бы сказала: плохой торг. Ты как полагаешь, Лайл? — Как будто ты… меня… послушаешь. — Ну, для разнообразия… Как думаешь, мне стоит остаться безоружным ради тебя? Так будет лучше? Ты посоветовал бы мне это вот в этой ситуации? Мантикорий сын. Я сглотнул прохладный утренний воздух и закрыл глаза, чтобы хоть лица его не видеть. — Да. Я… советовал бы тебе это. Просто поверь… если сможешь: это лучший из выходов. Доволен? Или что — мне нужно перейти к горячим просьбам, мольбам, или… вир побери, Нэйш, ты ж всё равно сделаешь, как решил, а сейчас просто удовольствие получаешь. — Бросай дарт, или… — дуло «скрогга» вжалось в висок — это Бораку показалось, что о нём малость забыли. Устранитель разочарованно покачал головой. Вздохнул и убрал ладонь, позволяя атархэ упасть в траву — и я медленно проводил глазами кувыркающееся серебристое лезвие. Когда я поднял глаза на Нэйша, тот улыбался почти добродушно. — Сколько проблем с тобой, Лайл. Но правило есть правило, верно? — Спасибо, — шепнул я. Я и правда был вполне себе тронут. И потрясён. И ещё у меня зверски пересохло в глотке. — Спасибо… Серебристая игрушка, скрытая в широком рукаве куртки, легко скользнула в правую ладонь, и через секунду в лицо устранителю смотрело дуло «горевестника». — А теперь подними руки, сделай пять шагов вперёд и опустись на колени. Пару мигов он изучал сперва дуло, затем — дольше и с куда большим интересом — моё лицо. Потом «клык» вскинул брови и показал зубы в обворожительнейшей улыбочке, будто я преподнёс ему невесть какой сюрприз. — Даже и так? — Ну, ты сам твердишь — у каждого есть слабые точки. Старикан Трогири в своей «комнате уединения», небось, пеной в этот момент от азарта изошёл. — Отпустить вас туда связанным и под прицелом егерей? — переспросил он, когда я выложил ему часть плана. — И вы думаете, он бросит оружие? Позволит связать себя? Ради вас? Вы видели те картины в холле? Мой атархэ? Даже если под прицелом стоял бы мой сын… Нарден Трогири смущённо покашлял. Я постарался ухмыльнуться как можно безмятежнее. — Правило есть правило. Он всегда приводит напарников живыми. Это его слабое место. Его маленькая традиция, которую он и до ковчежников соблюдал. Оцените, насколько она ему дорога, если как-то раз он схлестнулся с ордой йоссов, почуявших кровь. Та ещё была схваточка, мне говорили. Так что, как бы это сказать, слабая точка моего напарника стоит прямо перед вами. — Слабые точки, — повторил Нэйш, пока неторопливо отмерял пять шагов с приподнятыми руками. — У тебя это желание выжить, не так ли, Лайл? Страх. Или ещё и деньги? Что тебе предложили? — Вот видишь, мы с тобой друг друга поняли. Куртку долой, пояс с ножнами и зельями тоже. Клайс, подбери дарт, сразу суй в сумку, чтобы не призвал. Егерей на самом деле подбирал я. Выбирал тех, которым в Тавентатуме не вышибли мозги окончательно. Клайс так точно сохранил творческую натуру: когда я приказал мне врезать — вмазал так, что в ушах зазвенело. Но что тут поделаешь, если всё должно было выглядеть натурально: бедолаженька-напарник-заложник, связанные руки, угроза для жизни. Следы побоев, а как результат… — Помнится, мы это с тобой уже проходили, Лайл, — говорил Нэйш, неторопливо стаскивая куртку. Под ней оказалась плотная, но тонкая вязанная кофта без пуговиц, наподобие тех, которые богатеи надевают для новомодной гимнастики. — Как там было? Второй совместный выезд, беспамятники. Два твоих гильдейских товарища, один из них с арбалетом… Чем же это закончилось, не припомнишь? Воспоминания тряхнули ознобной болью. Светящиеся стволы тейенха на миг сложились в сырые стены рифской допросной. — Мы стали лучшими друзьями, а мои друзья, как известно, долго не живут, — я держал серебристую игрушку с пустоши таким манером, чтобы это не оставляло сомнений. — Есть пара отличий, если вдуматься. В тебя сейчас целятся трое, ты не в белом, да и… заведи руки за спину. И помни: эта штучка как-то сделала прореху в твоём костюме. Вздумаешь чудить — и я наделаю прорех в тебе. Момент был опасным. Мускулы под чёрной облегающей тканью были уж слишком расслабленными — от этого казалось, что я смотрю на алапарда, который втянул когти, чтобы подождать добычу. — Значит, Шеннетен, — голосок у «клыка» был прямо-таки порхающим, а вот глаза обратились в две прозрачные льдинки. — Ты запасся оружием в трюфельном хранилище… — Как знал, что пригодится. И уж поверь ты мне, свои навыки я обновил. Нэйш склонил голову набок, оценил то ли мою стойку, то ли то, как оружие лежит в руках. Но проверять не стал. Хотя заткнуться явно было выше его сил. — Обновил не только навыки стрельбы, вижу. Так задерживают в Корпусе Закона? — Там тебе придавили бы ладонь с Печатью и отпинали ногой под рёбра, чтобы не трепался. Так что не искушай. Ещё в Корпусе есть особые наручники — вроде рифских кандалов. Магические, с кристаллами-артефактами вместо ключа. У Трогири в поместье не водилось такой красоты, потому довольствоваться пришлось верёвками. Борак уже доказал, что вязка узлов — его конёк. — Поднимайте его, ребята. Держите под прицелом. Напоминаю — дёрнешься, и Уна будет плакать очень громко. — Наверное, не она одна. И разве предполагается другой исход? — Просто небольшая прогулочка в сторону поместья. Можно сказать, тебя приглашают сыграть в «Вершину цепи». Может, тебе даже и понравится. Крыса внутри расхохоталась булькающим и трещащим смехом. Похожим на смех одного искалеченного охотника. Мэйс Трогири долго смаковал так и этак, поглядывая в Чашу, где мортах потихоньку укрощал зверей. Потом поднял на меня глаза: — Вы предлагаете нам содействие, я верно понял? — Так уж вышло, что я как раз подумывал сменить работу в питомнике. Скажем, на что-то более привычное. И раз уж вы всё равно меня туда закинете — почему не проверить мою полезность, а? Заодно получите небольшое развлечение, которого так хотели. Вам же хочется взять этого ушибленного живым? Нарден ещё пытался что-то говорить, но в глазах его папашки уже полыхнул азарт охотника. — Ваши условия? — …жизнь, немного звонких монет и постоянная работа на поприще загонщика — думаю, Аманда назвала бы это хорошим торгом. А с тобой… ну, тебе в некотором роде хотят оказать честь. Удостоить кой-какого знакомства. И уж во всяком случае — убрать тебя отсюда после того, что ты наворотил. Боженьки, ты всегда оставляешь после себя пепелища? Настороженная роща сияла каким-то невероятным светом, переливалась, словно храм во время праздничной службы. Гирлянды твёрдых, словно вырезанных из кости, плодов, тонко благоухали чем-то вроде нарцисса, и светились жёлтым. «Гу. Гу. Гу», — устало твердила птица над головами. Словом, всё вокруг как нельзя лучше подходило для бесед с напарничком, которому ты в данный момент целишься в затылок. — Иногда приходится. Когда ничего больше не остаётся. Ты знаком с этой концепцией не хуже меня, Лайл. Разрушение ради выживания… так? Интересно, что будет, если просто слегка дрогнуть пальцем на спусковом рычажке, а? В увольнительной я палил по тыквам — так забавно брызгали оранжевым соком. — Но одно мне действительно интересно. Ты правда готов меня убить? — Вообще-то, я предупреждал. — Ах да. «Не поворачивайся ко мне спиной». Не то чтобы это звучало серьёзно — учитывая то, кем ты являешься. — Черти водные, вот сейчас ты скажешь, что я не такой, и мне придётся прослезиться. Нэйш чуть повернул голову — так, чтобы видеть меня краем глаза. Выражение его лица не читалось вовсе — зато видна была приподнятая бровь. — Вообще-то, я правда не считаю тебя убийцей. На этом моменте мне пришлось собраться с силами, чтобы не выронить «горевестник». Мне срочно нужен нужен отдельный шкаф с надписью «Изречения Рихарда Нэйша». На почётных полочках будет «Ты умеешь удивлять», «Я о тебе высокого мнения» — ну и вот это. — Точнее, ты не тот тип убийцы, — поправился Нэйш, столкнувшись со слишком явным обалдением собеседника. — Как я уже говорил, я недолюбливаю лишать людей жизни, но я собрал впечатляющую коллекцию тех, кто умеет это делать. Ты безусловно способен убить в крайнем случае — но отнять у человека жизнь обдуманно и хладнокровно… нет, я так не думаю. Ты не наслаждаешься этим, Лайл. Тебе это противно. Потому тот небольшой случай с твоим кузеном меня удивил. Чем он угрожал тебе? В какой угол загнал? Должен же ведь быть угол, Лайл. Ты убиваешь только в момент последнего выбора — ты или другой человек. Всегда выбирая себя. «Всегда-всегда», — насмешливо пропели голоса кота и лиса из дрянного сна. Я зажмурился и потёр зудящую переносицу стволом «горевестника». Ладонь дёргало болью — от нервов, перенапряжения магии, кучи зелий, — и ствол казался слишком холодным. — Скажи мне, что это плохо. Знаешь, если уж выбирать между мной и тобой… Пришлось обойти капкан. Старую, расставленную кем-то из нынче мёртвых охотников ловушку. Ловушка Нэйша была потоньше и лучше замаскирована, я угодил в неё всеми лапками и хвостом и понял, что сейчас дождусь трёх милых, аккуратных иголок под кожу. Трёх напоминаний о том, когда он мог выбрать себя. Поместье Линешентов. Снежное нагорье. И грязный притон в Вольной Тильвии сутки назад. Нужно было ответить что-нибудь поостроумнее. Про Дар Щита, который позволяет легко избегать роковых граней и ненужных выборов. Только вот я уже знал ответ: Дар Щита был не в счёт в схватке с йоссами, там оставалось уже немного, и нужно было придумать возражение уже на это… — Это не плохо. Это естественно. Вот это уже было вовсе неожиданно. Я мысленно скомкал и выбросил уже почти написанную речь. — Помнишь, мы говорили с тобой о бесконечном круге «жертва и хищник»? В этом круге выбирать себя — наивысшая потребность. Для жертв. Для хищников — ну ладно, в твоём случае, возможно, для паразитов. Неестественно и неожиданно скорее иное… — О, ты что, пытаешься сказать мне, что ты меня прощаешь? — Скорее уж — что я тебя понимаю, Лайл. Правда, понимаю. Что, конечно, не отменяет твоей мучительной смерти в том случае, если передо мной встанет подобный выбор. Раз уж ты включился в эту небольшую игру… Он опять повернул голову так, чтобы видеть меня — и теперь подарил усмешечку, микроскопическую, но очень, очень острую. «Извини, но я сдеру с тебя кожу, если будет возможность. И сделаю это медленно» — ладно, а я-то чего ожидал? — Впрочем, есть и другой путь, — продолжил Нэйш философским тоном. — Путь Гриз Арделл — которая, как известно, выбирает кого угодно вместо себя. И старается сохранить любую жизнь до последнего. — Точно. Как она это называла? Тяжкий путь. Это она не о том. В любом случае, жаль, что мы с тобой не гуляем по таким дорожкам. Не пойми неверно, я бы, может, не прочь, и вообще, полон к тебе горячего расположения. Так что может, какой-то шанс и есть, дальше увидим. Удалось или нет вложить нужную многозначительность в голос? — Мне придётся оставить ему надежду на то, что это двойная игра, — говорил я, когда мы расписывали всё по пунктикам: егеря, мои связанные руки, горевестник в рукаве. — Вы, само-то собой, будете слушать, через артефакты. А я, уж конечно, не смогу заорать ему: «Эй, напарничек, я вытащить тебя отсюда явился!» Да он и не поверит. Но какой-то шанс оставить надо — так он будет спокойнее. Не подкинет неприятных сюрпризов, понимаете? Желтоглазый старикашка в кресле пожёвывал гороховое пюре и кивал, ухмыляясь косой прорезью рта. — Что касается питомника… — Ха. Я улажу дело — никто не подкопается. Да и вообще, сомневаюсь, что по нему будут скучать. — Гриз расстроится. Могучие корни переплетались под ногами и тоже едва заметно светились изнутри. Егеря переглядывались тревожно. Наши разговоры им явно были поперёк горла. — Зато у Мел будет праздник. И у Яниста. Возможно, и у Аманды. Новые Перекрёстки, ха. — Но Гриз расстроится. Очень. Ты даже не представляешь себе, насколько она огорчится. — Кажись, у неё теперь есть, кому утешить. И вообще, ты что — заговариваешь мне зубы? Это вроде как моя работа. — Думал, что твоя работа в основном втираться в доверие, а потом бить в спину. И бежать. Хотя нет, бежать — это результат. — А твоя — бить по болевым точкам, а? Знаешь, когда ты говоришь — во мне прямо как будто что-то помирает. Очень может быть, это остатки совести. Хотя нет, едва ли. Наверняка это чёртов грызун. Как он пробрался за грудину, интересно? Поцарапывает потихонечку, попискивает гадостно: ну да, ну да, мы же не умеем иначе… Только — кубарем под горочку или с разбега в воду с корабля. — Может, стоит идти потише? — это уже Борак, к нему вернулась вежливость после того, как мы доиграли трагедию «Пленённый напарник». — Зверь, знаете ли… — Следит, — любезно откликнулся Нэйш, и верная крыса внутри перестала царапаться, но зато и разродилась двумя дюжинами мелких, ползучих крысенят. Холодных и влажных, и все носятся по хребту. — Думаю, ему интересно, что происходит. Как ты думаешь, Лайл, с учётом того, что я связан, а ты держишь меня под прицелом… Кто из нас кандидат для следующей атаки? — Чёрта с два, — возразил я, но сделал это шёпотом. — Я-то не охотник. — Безобидный милый грызун, и мы все это знаем. Не крадёшься, никого не выслеживаешь, а это просто дружеская прогулка, во время которой я безоружен и почему-то держу руки за спиной. Говорят эти милые создания смотрят на мир довольно иерархично. Так вот, если ты… Я запнулся за толстенный корень, выругался шёпотом и от души посоветовал Нэйшу заткнуться, пока мы не решили, что мортаху пора завтракать. Устранитель хмыкнул и замолчал, и молчал почти что до калитки. А недобрый взгляд щекотал между лопатками. Что-то бесшумное, но быстрое шло по деревьям, иногда оказывалось справа, слева, сверху — и наблюдало, оценивало, прикидывало. Готово дело, привлекли внимание. Неплохо бы — чтобы мортах и дальше шёл следом, только б не влез… В конце концов, никто из нас тут пока что не охотник, а? Связанный устранитель, два егеря-раба, которые вот-вот наперегонки рванут к заветной калиточке. Да толстая пожилая крыса, слегка перепуганная и уповающая на свою удачу игрока… Нэйш заговорил, когда впереди замаячила ограда, и бедолаги-егеря рванули открывать калитку, наплевав и на приказ, и на меня. Он остановился — теперь под прицелом только моего «горевестника» — повернулся вполоборота, глядя не на меня и не на оружие, а куда-то в лес. И обращался словно бы даже и не ко мне. — Не боишься заиграться? — едва слышный шёпот продрал морозцем по коже. — Игра в «Вершину цепи» многим стоила жизни. Особенно когда не можешь определиться с целями… или со стороной. В ответ он получил крысиный оскал — жаль, тот ушёл впустую. — Будь спокоен. Насчёт стороны я уверен на все сто. Или может быть, где-то на девяносто семь… или девяносто восемь — так говорил Флористан из сна? Два против девяносто восьми — в вир болотный, у меня нет никаких особенных правил насчёт «привести живыми…» Ни по поводу напарников. Ни по поводу заказчиков. — А если вы лжёте? — спрашивал Нарден Трогири и по рассеянности прихлёбывал из отцовского поильничка. Косился на меня подозрительно и кивал папочке. — Если он нас предаст? — Он под «Истиной на ладони», — щерился калека. — Даже если бы принял общий антидот — на зелье правды они не работают. Он нам не лжёт. Замечательное зелье, покивал я и допил третью кружку с густым бирюзовым осадком. Располагает к откровенности и не снимается общим антидотом. Солгать ты всё равно не сможешь. Только вот если ты собираешься кое о чём умолчать — общий антидот всё-таки помогает. Мэйс Трогири не очень-то хорошо разбирался в зельях двадцать лет назад, и с годами знаний у него не прибавилось. Это будет роскошная игра, — заверил я внутреннего грызуна, пока мы медленно шли к калитке. Просто пальчики оближешь. «Вершина цепи», да. Неостановимый круг «убийца-жертва». Три охотника на одной арене — и маленькая крыска, которая остаётся в живых, потому что не участвует. Потому что иногда так полезно не быть охотником. В роли случайного свидетеля есть куча плюсов, если вдуматься. В моём случае эта роль решает вообще все проблемы. Калитка распахнула нам объятия, егеря потянули Нэйша внутрь. Маленькая ампулка хрустнула под ногой — и игра в «Вершину цепи» началась. Только бы клятая тварь не подвела. ЗВЕРЬ Я самый сильный. Самый быстрый. Самый умный. Но всё-таки я промахнулся. С Ним — промахнулся. Он тоже быстрый. И сильный. И умный. Поставил ловушку — бросил синей пылью. Потом воздух стал жгучим, обожгло изнутри, и на миг я потерял Его. Но всё равно я мог бы пойти за Ним, по следам магии. И Он не быстрее меня. Не сильнее меня. Он — как другие охотники, которые были целями. Только лучше. Ушёл я не поэтому, а потому, что я промахнулся. В первый раз. Усомнился в цели. Найти Охотника. Убить Охотника. Охотник ли Он? Он хищник, это верно. От Него густо пахнет кровью и смертью, и ещё магией Защиты, такой, как у Запретительной Черты, только другой, раньше я такого не чуял. Но есть что-то ещё, что-то иное, чего я тоже не чуял раньше. Странное, неуловимое, непонятное. Хищник, но не охотник? Убийца, но не охотник? Может ли такое быть? Или Он притворяется? У Него тоже есть защитный окрас, почти как у меня. Может, у Него есть ещё какие-то хитрости? Чтобы я неправильно чуял? Это очень интересно, но моё чутьё пострадало, и приходится потратить время. Я нахожу хороший ручей и окунаю в него морду. Убираю защитные чешуйки и пробую языком. Вода хорошая. Двое из тех, которых я убил, пытались положить в воду яд, но я сразу всё понимал. Пью и отдыхаю в воде, струи щекочут морду, вымывают жгучее из ноздрей. Синее, блестящее на боку очень липкое. Отмывается, но не до конца. Нужно оттереть о траву и кору. Чутьё возвращается медленно, и скоро я смогу найти Его. Надо за Ним понаблюдать. Может быть его послал тот, главный Охотник из логова, чтобы запутать меня? Меня не запутаешь. Я очень хитрый и умею разбирать следы. «Найти Охотника. Убить Охотника», — властно звенит под кожей. Потом ухо ловит громкие крики. А чутьё начинает слабо различать кровь вдалеке. Это из тех, кто оставляет следы под деревьями. Вонючие Крикуньи дерутся над добычей. Глупые жертвы. Они мешают: чутьё ещё не вернулось, и я слышу только кровь, кровь, вонь и вопли. И потом ещё визг и треск, и хрип. Это ещё одна жертва, не хищник, из Больших С Копытами, выходит из себя. Обычно они покорны. И тихи, и хотят только еды и сна. Может быть, этот встретил Его? Но жертва только ранена, ранена и разозлена. Нужно посмотреть. Понаблюдать. Прекратить. Они мешают, и это моя территория. Жертвы должны быть покорны. Соблюдать мои правила. Я становлюсь ветром и иду к одному из Больших, с Копытами. Это самка, и она ближе всего. Приходится погнаться за ней и напомнить, что нужно быть покорной. Сначала она упряма, потом показывает, что подчиняется. Тогда я иду к Вонючим Крикуньям. Они дерутся над телами двух из своих. Чутьё работает плохо, и всё забивается кровью. И Крикуньи в крови, и не хотят подчиняться. Тогда я просто убиваю ещё трёх, а остальные разбегаются. Кровь, кровь просачивается в чутьё, кровь и жгучее, которое ещё действуют. Он тут был? Я ищу в округе и нахожу отпечатки Его ног. Если Он тоже наблюдал за крикуньями, то я близко. Но слишком шумно. Ещё один из Больших С Копытами взбесился, визжит и бьётся в деревья. Беспорядок. Вызов. Нужно прекратить. Я обращаюсь в воду, в лес, в ветер. Останавливаю глупых жертв. Они слышат не сразу, и я теряю время. Но потом всё-таки принимают позы покорности. Понимают, что я самый сильный. Только Дышащая Огнём бросает мне вызов, и приходится убить и её тоже. Она молода и вкусна, и я подкрепляюсь ею. Чутьё уже почти вернулось, но слишком много гари вокруг. И запаха магии, и страха, и бешенства, и горького древесного сока. И крови: я чую кровь, а Его я совсем не чую, наверное, Он очень хорошо запрятал следы. Хочет схитрить. Выманить меня сейчас. Но я слишком много обращался в ветер, и я поел и уже не так лёгок. Нужно подождать света. Тогда последить. Может быть, Он что-нибудь будет делать ночью, и я пойму отгадку? Я оттираю остатки синего, блестящего: катаюсь по траве, трусь о стволы деревьев. Потом заскакиваю на дерево. Дремлю и прислушиваюсь. И думаю, почему я промахнулся. А свет приходит с большим шумом. Это идут жертвы, посланники того, из-за Запретительной Черты. И ещё кто-то с ними. У него холодная магия и незнакомый запах. Они идут громко, разговаривают, оглядываются. И мне весело следить за ними с ветвей. Никто из них не охотник. Новая жертва — неуклюжая и смешная, громко пыхтит и много разговаривает. Другие пихают этого, как будто они тут хищники. Они хотят охотиться на него на моей территории? Или съесть его? Или отдать мне? Всё это очень интересно, потому я превращаюсь в листву и следую за ними. Потом они кричат. Зовут кого-то, и в голосе того, нового — страх. И ложь. В голосах двух других — угроза и тоже страх. Это ловушка. Приманка. Как если бы вкусного козлёнка привязали к капкану. Один из тех, кого я убил, так поступил. Тот, кого они призывают, здесь. Он тоже следит за ними, тихий и невидимый для них. Я вижу и чую Его сверху, но не начинаю охотиться. Слишком интересно. Надо понаблюдать. Они с Ним вместе? Или охотятся на Него? Но тогда они — охотники, а Он — жертва? Этого не может быть. Но Он зачем-то выходит к ним, снимает маскировку. Потом отбрасывает своё жало. Потом становится на колени, потому что тот, третий угрожает ему чем-то. Поза покорности? Кто здесь хищник, кто жертва? Я самый умный, самый хитрый. Легко читаю следы, запахи, магию. Вижу ловушки. Но я запутался. С этим третьим внизу тоже что-то не так. Он низкого роста и слишком жирный для охотника. Магия его слабая. Но я слышу в нём что-то не то. Он носит с собой ещё магию? Или это то, как он ведёт себя? Как будто он тоже хищник. Или даже охотник. Они все идут теперь к Запретительной Черте. У Него связаны руки. И я мог бы убить их всех, но не стану. Они не угроза. Не охотятся. И не бросают вызова. Это всё слишком интересно, и сначала мне нужно понять. Они идут и разговаривают, а я опять превращаюсь в листву и слежу за ними. Может быть, этот, третий, тоже хищник и охотится на Него? Обманул Его и поймал в ловушку? Тогда получается, что он лучший охотник. И его надо убить, хоть он и выглядит безобидным. Или они все тут жертвы, а это — ловушка для меня от Того-что-в-Логове? У Запретительной Черты они останавливаются, и я думаю, не броситься ли на них. Пусть я не смогу понять, зато смогу убить. Но это будет плохая охота. Слишком быстрая. Неинтересная. Но если прореха в Запретительной Черте откроется — может быть, я смогу проскочить внутрь? Найти, кто там есть, в логове? Я пытался раньше, но у тех, кто там засел, есть глаза в воздухе. Они следят. И не открывают прореху, если я близко. Две жертвы и два хищника проходят за Запретительную Черту. Я иду за ними просто из любопытства, и тут слышу странный запах. След того, третьего, пахнет невиданным, огромным хищником. Большой добычей. «Иди за мной, там большая охота», — шепчет след, и я иду к Запретительной Черте, к прорехе в ней, потому что это так интересно и соблазнительно. Ловушка? Нет? В магии Черты зияет дыра, я чую её. Дыра остро отдаёт магией холода. Они оставили мне проход? Хотят, чтобы я пошёл прямо в логово? Нужно решать. В логове может быть ловушка. Но в логове может быть Охотник, которому покорны все другие. Может, он прислал этих двоих, чтобы они заманили меня к нему? И кто тогда эти двое и почему так странно себя вели? Они как будто оба хищники, но охотники ли? Или кто-то из них жертва? Но если Он — жертва и не-охотник — что заставило меня промахнуться? Цель стучит в крови, цель подталкивает. Исполнить цель и уйти, и получить ответы на вопросы, и быть свободным. Я беру разбег и опускаю защиту, и зову мою магию. Металл поддаётся под моим ударом. Слышны крики испуганных жертв, но мне всё равно. Пусть себе кричат и бегут. Я иду по следу. Найти Охотника. Убить Охотника. Если они все окажутся Охотниками — я просто убью их всех одного за другим.