Верхнее ЛЯ не дотягиваешь, Агата. Нужно отрепетировать.

Вокальный фестиваль, проходящий в Лондоне, висит у нас на носу. Ежедневные репетиции вечерами и ночами, которые не обнадёживали нисколько. С собой мы приносим термокружку с горячем чаем, иначе просто сорвёшь голос, как бедная Марта, которую из-за этого и отстранили от сольного пения, и теперь она на подпевках. Угадайте, кто теперь солист? И ради чего эти жертвы? Ради того, чтобы Нильсен с нас не содрал три шкуры! Его, конечно, можно понять. Он - молодой специалист, группа которого будет открывать этот самый фестиваль без преувеличения всей Европы. Первый и единственный позор поставит крест на репутации Александра, и он может смело идти собирать детский кружок. Как мне кажется, все его придирки идут только в мой адрес. Я - солист группы совсем недавно. Чего он хотел, если даже текст вижу без малого раз третий? Святые Битлз! — Перерыв окончен! — откуда-то буквально вылез Нильсен, а я только откусила кусочек Сникерса. Мигом прячу батончик в сумку. Только бы не заметил. Его строгий взгляд прошёлся по нам и вдруг остановился на мне. Я, не успевшая пережевать, пытаюсь сострить самую каменную мину. Нет-нет-нет! Не подходи! — Агата, — он подошел вплотную, — открой ротик. Понимаю, что это полный провал, но продолжаю сопротивляться. Как только он отвернётся, сразу проглочу содержимое. Тогда пусть хоть полицейской собакой обыщет, а пока надо ждать. — Агата, — не унимался руководитель. Его длинные пальцы нежно обхватили мой подбородок и, приложив небольшие усилия, открыли мой рот. Я закрываю глаза и рот, резко отхожу назад. Будто теперь меня это спасёт. Поздно, Агата. В следующий раз не будешь жрать шоколад на репетиции. — Агата, ты же солист, — понеслааась, — ты — царь и бог для всех, а такое себе позволяешь! Есть шоколад во время репетиции. Мисс Харрис, вас в вашем колледже разве не учили, что от сладкого голос «слипается»? Благодаря вам, мистер я — великий певец, знаю. Озвучивать это я не решилась. Но изверг просто! Он вообще запретил есть нам сладкое, даже находясь дома! А вы не в курсе, ваше певчество, что мозгу нужно сладкое? Хотя о чем я? Какой ещё мозг? В вашем - то случае все настолько запущено! — Молчишь? Видимо успокоившись, Александр шумно выдохнул и сжал двумя пальцами переносицу. — Мне все равно как, но не дай бог ты ошибёшься хоть в одной строке, — Нильсен сделал шаг ко мне и ткнул пальцем в грудь. Казалось, остальные участники дрожали от гнева руководителя. Да, когда он ругался, то ярость разливалась на весь зал и вообще здание, но я как-то уже и попривыкла к нему. — Вы домогаетесь меня? — изогнув бровь и скрестив руки на груди, спросила я. Разница в возрасте у нас была совсем небольшая, некоторые участники группы были старше нашего руководителя, но все равно всегда обращались на «вы». Только у меня проскакивало «ты», но это только тогда, когда Александр не ведёт себя, как заносчивая задница. — Это нужно заслужить, каттен, — усмехнулся Александр и развернулся к группе, — продолжаем репетицию, — какой наглец! Надо так быстро тему перевести. Уууу! Дождётесь, мистер Нильсен. — Агата, фальцетом сможешь эту строку? — спросил Александр и ткнул пальцем куда-то в текст. — Я смогу, красавчик, и даже верхнюю пуговку не стану расстегивать, — усмехнулась я и ловко запрыгнула на сцену, чуть выпятив попку. Александр включил минусовку, подошёл к сцене и руками упёрся в неё, а голову опустил, готовясь слушать мое пение. Я мягко вступила, подстраиваясь под мелодию. Все было хорошо до того момента, пока я не дошла до места, где Нильсен внёс изменения. Конечно, я не взяла эти ноты. Александр остановил музыку и вновь подошел к сцене. Он ловко запрыгнул и, приближаясь ко мне, закатывал рукава рубашки, которую всегда носил расстегнутую и поверх футболки. Я нервно сглотнула. Боже, как он сексуален в этот момент. Табун мурашек прошёлся по моей спине, а дыхание участилось. — Я предупреждал тебя, — отчеканил Нильсен, остановившись передо мной. — Н-но... — я забегала глазками по присутствующим, но послышался лишь чей-то смешок, — Но вы специально это сделали, чтобы опозорить меня. — Да, — кивнул он, соглашаясь, — и шоколад тоже я заставил есть, — прозвучало как утверждение, нежели вопрос. Я хотела что-нибудь выкинуть ещё, но Нильсен сказал, что репетиция окончена. Ладно, ему же лучше. Спрыгиваю со сцены самая первая и почти касаюсь дверной ручки как слышу сзади: — Каттен, задержись. Ну что за глупая кличка? Неужели ему не придумать что-то более обидное? Стыдно за фантазию руководителя... Александр дождался, пока все покинут зал. Я же так и продолжала стоять у выхода, кидая гневный взгляд в строну мужчины. Кажется, это его забавляет. Нильсен спрыгнул со сцены и подошёл ко мне. — Верхнее ЛЯ не дотягиваешь, Агата. Нужно отрепетировать. Я встала под сцену, а Нильсен сел напротив в кресло, положив ногу на ногу. Взяв в руки бумажку с текстом он сказал: — Давай оттуда, где фальцет. Только я открыла рот, как Александр сделал рукой в воздухе круговое движение, призывая замолчать. Но я же даже не начала? Что ему опять не так? Не так стою, не так глаза открыла или... — Ты неправильно берешь дыхание, — приехали. Нашел теперь еще одну придирку, — его нужно брать диафрагмой, — на этих словах он подошел ко мне и положил руку на живот прямо под грудь. Мои щеки залились легким румянцем. Аромат его духов так близко дурманил мои рецепторы, и я на секундочку отключилась. Стоп! Мне нравится Нильсен? Нет, сейчас же откину его руку. — А вот теперь давай, — тихо сказал Александр. Его голос звучит так бархатно и приторно, что только от этого мои трусики мокрые. Пусть его рука лежит там же. Вроде не мешает... Я начала петь, и по лицу руководителя поняла, что что-то снова не то. — Грязно, Агата! — пальцами второй руки он огладил мою кожу возле ключиц, — Тут у тебя не должно быть вибрации. Сама контролируй. Нильсен отошел от меня и убрал руку. Без нее стало как-то холодно. Я еще толком не отошла от эмоций, нахлынувших на меня, пока он стоял рядом. Находясь как-то отдаленно, кладу руку под грудью, а вторую выше. Беру дыхание полной грудью и начинаю. Александр снова поморщился и снова положил руку возле ключиц. О, не убирайте ее, мистер Нильсен, пожалуйста. Я подняла взгляд на его манящие губы. Не помню, что именно говорил Александр, потому что следила лишь за тем, как двигаются губы, как он их облизывает, и как кончик языка зажимается между верхними и нижними зубами на артикле. Видимо, Нильсен поймал мой затуманенный взгляд. Он переместил руку ниже — в ложбинку между грудями. Я еле слышно промычала. Александр, словно сорвался с цепи, губами припал к моей шее и начал целовать и покусывать нежную кожу, оставляя красноватые следки, которые чуть позже забурели. Я запрокинула голову, открываясь его ласке. Он подхватил меня за бедра и усадил на сцену. Раздвинув ноги, я скрестила их за его спиной и притянула ближе. Пахом я прекрасно ощущала его эрекцию. — Что мы делаем? — еле слышно прошептала я. — То, чего оба давно хотели, — так же шептал Александр. Раньше его просто ненавидела. Он запрещал есть сладкое, кидал замечания в мою сторону, оскорблял, унижал, кричал на меня. Я мечтала уйти, но не могла бросить группу, к которой прикипела. Нильсен, кажется, так выражал свою увлеченность мною. Без преувеличения я — его наркотик. Не просто так же он требовал приходить на репетиции даже, когда у меня была ангина, я просто сидела на кресле, а мужчина кидал взгляды в мою сторону. А сейчас... Сейчас я пропускаю между пальцами его мягкие волосы, а он вжимается пахом мне между ног. Александр выправил из джинс заправленную ранее блузку, а блуждающие руки положил мне на талию и сильно сжал, от чего я вскрикнула. Скорей всего, завтра там будут синяки от его пальцев, но меня это не волнует. Как, впрочем, и его тоже. Нильсен снова подхватил меня за руки и пошел к ступенькам, ведущих в закулисье. Зайдя за правые кулисы, он не нашел места, чтобы усадить меня, лучше рояля. Попой я почувствовала черные и белые клавиши инструмента, а после звук нажатых клавиш. Всегда мечтала играть на рояле, но не задницей! Чертыхнувшись, Александр поднял меня, удерживая одной рукой, а второй захлопнул крышку и снова усадил на черное дерево. Его пальцы настойчиво расстегнули пуговку джинс, а после стянули их вместе с кружевными трусиками. Уверена, Моцарт перевернулся в гробу, зная, что мы вытворяем на рояле. Я ухватилась за края его рубашки и с треском откинула ее на пол. После я запустила руки под его футболку, оглаживая кубики пресса и затвердевшие мышцы спины. Александр поднял руки, а я задрала мешающую вещь, та отправилась вслед за рубашкой на грязный пол. Настойчивыми музыкальными, черт возьми, пальцами Нильсен отодвинул мои трусики и, не церемонясь, вошел сразу двумя. — Какая ты мокрая, — на выдохе, сжав зубы, сказал Александр. — Ааах, — выдала я в ответ, когда он ускорился, а большим пальцем надавил на клитор. Две жемчужины, которым стало вдруг тесно под широкой рубашкой, окрепли. Розовые ареолы светились сквозь белую ткань. Сегодня я решила пренебречь лифчиком, и похоже, мне это на руку. — Ты можешь выше, — даже сейчас Александр был повернут на музыку. — Так сделай так, чтобы было выше, — я с вызовом посмотрела на него, а потом опустила взгляд на набухший член и прикусила нижнюю губу. Это было кодовым словом для Нильсена. Спустя пару секунд звякнула пряжка ремня, и джинсы упали на пол. Ладошками я быстро стянула боксеры и сжала его разгоряченную и пульсирующую плоть. Александр втянул воздух сквозь сжатые зубы и с рыком вошел в мое влажное лоно сразу на всю длину. Не дав привыкнуть к его размеру, мужчина совершил толчок. Мы только начали, а я уже готова была кончить. Я вцепилась в его плечи, крепко сжала их. Акустика зала усиливала без того громкие стоны и неприличные шлепки. Казалось, еще чуточку и Александр вобьет меня внутрь рояля. Я опустила руки на инструмент, сжала крышку и откинула голову и тело назад. Шатен наклонился вслед, и непрекращая ритмичные толчки усыпал грудь, которую чуть ранее освободил из плена рубашки, поцелуями и засосами. Похоже, я еще долго буду ходить в водолазке. Почувствовав кульминацию, Нильсен резко вышел и кончил на внутреннюю часть бедра. Выдохнув, он поднял с пола свою рубашку и отдал ее мне, потому что на моей были оборваны все пуговицы. Я приняла ее и накинула на себя, но застегивать не спешила. — Думаю, одного занятия не достаточно, — Александр тряхнул головой и пятерней зачесал волосы назад, — следующая репетиция у тебя или у меня? — он засмеялся. — Мистер Нильсен, фестиваль совсем скоро. Стоит продолжить сегодня ночью. У меня, — хитро улыбнулась я и, подмигнув, спрыгнула с рояля.