Перо, Чернильница и Бумага

Утро следующего дня ознаменовалось грохотом и отборной армейской бранью. Приученный к ранним подъемам Сэ пробудился аж в половине шестого. Ночью я проводил его до дверей гостевой комнаты нашего Северного крыла, второй этаж, от лестницы – третья дверь налево, пожелал спокойной ночи и понял, что, имея под крышей своего дома двух несовершеннолетних и «пропаданца», безмятежно почивать в родной спальне, к сожалению, не смогу. Поэтому я принес в соседнюю с гостевой непротопленную комнатенку подушку, свежую рубашку, шпагу, свечи и неизменный рябиновый веник. А перед дверью в обитель черноокого виконта натянул тонкий едва заметный шнурок – на уровне щиколотки, или чуть выше. И дополнил суровый интерьер коридора лоханью, в которую плеснул пару ведер холодной воды. Ничто из этого ни меня, ни братьев, разумеется, не обезопасит. Предупредит – уже хорошо. Собственно, благодаря этим незатейливым мерам предосторожности, я был морально готов к открывшейся моему взору картине «Купание бледного оленя». И не только морально. Он еще отфыркивался и пытался вытереть мокрое лицо мокрым же рукавом, а я уже стоял за его спиной с чистой рубашкой на сгибе локтя и самой невыразительной миной, на которую хватило моей выдержки. Я упорно рассматривал гобелен на противоположной стене и понял, что меня, наконец, заметили, по тому, что «подлые ызарги», «паскудные спруты», «твари головоногие» и прочие милые звери перестали безостановочно вылетать кое у кого изо рта. - Умение появляться в нужное время в нужном месте – отличительная черта представителей нашего семейства, - вежливо улыбнулся я, игнорируя бешеное сопение виконта. – Прошу. Это вам за рыбу, милейший. Мог предупредить – и не предупредил: считай, предал. А предателей я не люблю, извини. - И тебе… чтоб вас всех… тоже… - рявкнул Сэ, забирая предложенную рубашку. Он переоделся, и мы отправились варить крепкий утренний шадди. - Готовить будешь ты. – Заявил Савиньяк, отхлебнув из фарфоровой чашки. Меня это возмутило – причем не столько смысл, сколько тон. - С какой стати? Я же хозяин. - Вот и хозяйничай, - отрубил он. Я смолчал, но поморщился. Невероятно. Просто невероятно. И неприятно тоже. Еще вчера вечером на кухне с нами сидел такой милый, очаровательный Эмиль, а сейчас я столкнулся нос к носу с тираническими замашками невыносимого Лионеля. Это на него, интересно, водичка так повлияла, «прогулка» или что-то еще? В конце концов, я, поразмыслив, решил не связываться и наблюдать. День в общем и целом складывался довольно спокойно – встали и потянулись на запах съестного мальчишки, совсем, как перелетные птицы на юг, в Кэналлоа; выползло блеклое зимнее солнце; я вытер лужу на втором этаже и в очередной раз взялся перечитывать сборник стихов Барботты – когда я впадал в уныние, они неизменно настраивали меня на бодрый оптимистический лад. … Прежний мой храм привычный Больше не для меня, Я ведь теперь язычник – Я поклоняюсь пням. Мир наш стал пылью мелкой, Лица людей – в тени, Мечется время белкой, Но неизменны пни. Ты так боишься ночи, Не доверяя дням, Если ты выжить хочешь – Просто вернись к корням. Знай, от беды и горя Уберегут они. В лжи бесконечном море Истинны только пни… Ближе к полудню я выгнал на улицу капитана и, вручив ему садовый инвентарь, произнес краткую, но емкую речь. Суть её сводилась к тому, что в Васспарде нахлебников не бывает. Если уж жизнь сложилась так, что я кашеварю, мою и чищу, то его удел – тяжелый и неблагодарный физический труд: дрова, вода, снег и конюшня. Камины нужно чем-то топить, суп нужно на чем-то варить, детям нужно где-то бегать, а лошадям нужно куда-то… гм, да. Все это было нужно, не спорю. Но в глубине души я знал, что на самом деле, мне от него было надо только: чтобы он всё время был чем-то занят, чтобы он был занят этим в пределах моей видимости и чтобы к вечеру он не мог от усталости даже «мама» сказать. Не отрываясь от книжки, я бросил в то, что закипало под крышкой, лук, морковь и картошку – ежу понятно, что этими тремя вещами никакое блюдо не испортишь – и вновь подошел к окну, за которым виконт отрабатывал свою вечернюю пайку. Прекрасно. Главное – не давать ему передышки и держать его подальше от сорванцов. Не знаю, почему. Просто потому что. Просто потому что я так хочу. - Приятного аппетита, господа, - чопорно поклонился я, являя на суд почтеннейшей публики очередной кулинарный шедевр. Суп из курчонка. Наученный горьким опытом с рыбой, с тушки я ободрал не только перья, но и шкуру как таковую. Чтобы наверняка. Отрубил голову и хвост –издевательские советы Сэ оказались на удивление универсальны. С рябиновым колом и бакранскими народными плясками у кастрюли решил все же повременить. По идее, должно было получиться как надо. - Что это? – вяло поинтересовался Сэ, заглядывая под крышку. Питер и Клаус открыли рты и замерли в ожидании. Я насторожился. - Суп… А что не так? - Да нет, ничего… - Лопата отняла у виконта столько сил, что на смех их практически не осталось. – Она уже, в принципе, сдается… Все-таки сегодня я, видимо, зачитался. Суп представлял собой желто-рыже-белое месиво – овощи разварились вчистую. Из этой невнятной массы торчали горестно заломленные куриные лапки – противник оставил всякую мысль о борьбе и безнадежно поднял вверх имеющиеся конечности. - Почему ты мне вчера не сказал, что их тоже надо… того? – спросил я, заторможенно созерцая мученицу от кулинарии. - Потому что у рыбы нет лапок, герцог, - терпеливо разъяснил Сэ. И кивнул на приткнувшийся на углу стола томик. – Завязывал бы ты с Барботтой, пока не поздно еще… А то, чего доброго, уподобишься… Где у вас тут библиотека? – обратился он к остальным, и, прежде чем я успел открыть рот, Хитрый подскочил со стула. С воплем «Я покажу!», он рванулся к выходу, увлекая за собой Савиньяка. Из-за дверей до меня долетел громкий заливистый хохот. Наглый был прозван Наглым недаром: он даже не нашел нужным притвориться, будто закашлялся. Питер веселился прямо при мне – весьма непосредственно и откровенно. Через десять минут, которые показались мне вечностью, разведчики вернулись с трофеем. Мне была торжественно вручена видавшая виды поваренная книга, увидевшая свет еще в те незапамятные времена, когда над одной из букв алфавита ставили две горизонтально расположенные точки. - Моя Великая Цель, - провозгласил умирающий от смеха и усталости капитан, - воспитать из тебя дворцового повара. Если бы не десять весьма неприятных минут, мне бы, наверное, тоже было смешно. - Что будем со всем этим делать? Выбросим? Есть еще сыр и колбасы… - Зачем же? – Великодушно отказался от выбора Савиньяк. – Курицу – канонизируем, а эту кашу – съедим. Если ты туда с расстройства не плюнул, возможно, у нас даже будет шанс пережить эту ночь…