*
Продолжая кипеть от злости, я быстро уточнил возможности музыкального сопровождения, и под неусыпным контролем охранника поднялся в комнату, едва вспомнив пропустить его вперёд. В лифте я смог перевести дыхание и сразу же определился с номером. Для такого случая вполне подойдет танец с веерами — его не было в программе уже давненько, Валентино не должен был его видеть. Это был скорее акробатический этюд, чем стриптиз — именно это выделит меня среди бездумной демонстрации полуобнаженной плоти с парой танцевальных па, что я пока видел во «Дворце». Тут требовалась сноровка, точная координация движений и много рук — и всего у меня было в достатке. Под разную музыку номер мог выглядеть почти комедийным или превращался в пикантное завораживающее зрелище, а повторять его можно было до бесконечности, если, конечно, не терять детали туалета. Ярких штрихов добавляло то, что я умел красиво ронять веера и шляпку, ловко и будто случайно отбивая их ногами обратно. Костюм состоял из множества отдельных элементов, хитро скреплённых между собой. Верхние руки расстёгивали то одно, то другое, стягивали перчатки и распахивали одежду, действуя грубо и порывисто. Средняя пара стыдливо и с легким опозданием прикрывала оголившиеся участки веерами или ладонями. Нижняя же под прикрытием вееров очень быстро приводила всё в порядок — или придавала наряду всё более откровенный вид. К концу танца можно было остаться одетым как с иголочки — если номер шёл разогревом, или прикрывать голое тело одними веерами — это было уже для приватных вечеринок. — Внизу есть гримёрки? — Уточнил я, но мой спутник лишь недоуменно пожал плечами. Костюм нашёлся быстро, не помешали бы помощники, чтобы затянуть корсет и прочие завязки, но шести рук и зеркала вполне хватило. Макияж соответствовал, осталось добавить лишь пару акцентов. Потом я в лёгкой панике искал веера, и нашёл на дне одной из коробок. Они приветственно зашелестели, разворачиваясь, и громко щёлкнули, сложившись. Последним аккордом я пристроил на волосы шляпку, натянул перчатки и оглядел себя в зеркале — шик! Закончив с экипировкой, я в последний раз проверил подвязки и чулки, накинул шёлковый расшитый розовыми цветами халат — подарок от поклонника — и вышел в коридор. Охранник повёл вроде бы новым путём, мы спустились на другом, маленьком лифте и оказались прямо за основной сценой. Меня как-то объявили, я был слишком на взводе, чтобы вслушиваться, выпутываясь из халата. В ушах стоял лишь гул толпы.*
Занавес поднялся, в голове словно щёлкнул выключатель, мгновенно пришло спокойствие. На этой сцене свет софитов не так бил в лицо, можно было видеть зал, так что я окинул всё вокруг холодным отстранённым взглядом. Мозг оценил форму и размер подиума, рассчитывая шаги, и переключился на зрителей. Контингент таких мест мало отличался — разношёрстная публичка, в которой преобладали хищники разных мастей, ищущие, чем бы поживиться. Ещё раньше я оценил, что во «Дворце» собирается много инсектоидной и чешуйчатой публики, меховые и пернатые были в меньшинстве. Большая часть душ, попавших в Ад, так или иначе наделялась звериными чертами, и это сильно влияло на характер и поведение, независимо от того, признавали ли это сами души. Так что, желая успешно работать с клиентами, я здорово подтянул знания в зоологии. Кроме этого видового разнообразия, здесь встречался другой, недавно появившийся подвид, который я именовал техногенной катастрофой. С этими ассоциировались никель, хром, пластик и резина, фантасмагорически перемешанные с живой плотью, и почти всегда — тычки электричеством. Взгляд легко выцепил двоих таких, подсвечивающих полутьму вокруг себя голубоватыми неоновыми вставками. Я улыбнулся повёрнутым ко мне лицам очень осторожно, почти испуганно. Пусть думают, что сегодня я — их добыча. Ни к чему им знать, что это им суждено по ушки завязнуть в моей паутине. Настраиваясь на нужный лад, я плавно скользнул ближе к краю сцены и легко нашел взглядом Валентино — вип-место находилось на возвышении в глубине зала прямо напротив сцены. Он расселся, раскинув руки по спинке дивана, облепленный целым полчищем девочек, в истоме расположившихся вокруг — выглядело это ну прямо как семейная фотография. Не без ехидства подумалось, что если они насядут разом, он скроется из виду, будто накрытый цунами. Некоторые из них поглядывали на меня с затаённым превосходством, уверенные, что он полностью в их руках. Сейчас посмотрим. В моих силах позаботиться, чтобы ближайшие десять минут для него и для всех посетителей этого места существовал один лишь я. Улыбнувшись смелее, я вернул взгляд в толпу. Вступление закончилось, на первую ноту я плавно выставил ногу из разреза платья и выгнулся, раскинув руки. Веера прищелкнули, как кастаньеты. В зале поднялся одобрительный гул. Музыка и танец — ещё один вид секса, ты им отдаешься, и они вертят тобой, как хотят. Это была неплохая часть работы, гораздо лучше, чем рты с гнилыми зубами и вонючие прелые промежности. Сейчас я был недосягаемым совершенством, толпа восхищалась мной, мои разные глаза и необычные ноги лишь интриговали и добавляли зрелищу пикантности. На несколько минут я сосредоточился на публике, завораживающе плавно изгибаясь в танце. Манить их со сцены всегда было так легко! Продемонстрировать безупречную растяжку, будто случайно на секунду сверкнув подвязками, рассеянно огладить себя, облизнуть губы, оттопырить задницу, склониться поближе к зрителям, переломившись вдвое, сжать руками грудь, чуть распустить лиф, распираемый пружинящим пухом. Когда внимание толпы было полностью приковано ко мне, и пространство вокруг двух боковых сцен опустело, я снова бросил взгляд на вип-место. Валентино разогнал большую часть своры, но две девчонки продолжали жаться к нему с обеих сторон, мечтая утопить в своих бюстах, третья же встала перед ним на колени, и, кажется, собиралась отсосать прямо здесь. Но, что бы они там ни делали, смотрел он на меня, как и весь зал. Снова вернувшись к толпе, я добавил страсти, зная, что никто не может оторвать от меня глаз, подчиняясь моему ритму. Сознание напряглось, протягивая к каждому в зале свои липкие ниточки, следом раскрылись мои другие, иначе видящие глаза. На ночном лугу, усыпанном светлячками душ, Валентино горел костром. Прежде я не смотрел на него так, прежде он не пылал так. Он манил меня, и, действуя по наитию, я потянулся вперёд чем-то глубоким, подспудным и древним, что всегда дремало внутри, ожидая… такого, как он? С головой накрыла приятная щемящая боль. Я дотянулся, как до тепла озябшими руками, огладил его, и задохнулся на мгновение, потому что он вдруг тревожно шевельнулся, ощутив моё прикосновение. Я испуганно шарахнулся прочь. Это меня потрясло, такого я никогда не испытывал. Чудом не сбившись, я распластался по полу в шпагате, выигрывая секунды, чтобы прийти в себя. Но шоу должно было продолжаться, моё время истекало. Тело рывком поднялось, будто его дёрнули за ниточки. Я снова устремил взгляд на Валентино и застонал. Двое облизывали его шею, смирившись с тем, что не могут отвлечь его, третья старалась вовсю, голова так и ходила вверх-вниз. Я бы и сам не отказался быть на её месте, заглатывать его член, чувствовать, как он пробкой затыкает горло и истекает смазкой. Рукояти вееров, выполненные на заказ, были отполированы до блеска и имели недвусмысленную форму. Я сложил их, не сводя с него глаз, перехватил за середины и демонстративно медленно протолкнул один вверх под шнуровкой лифа, утопив в мехе. Когда набалдашник показался наружу, я чуть склонил голову и выпустил на свободу острый язычок. И, разорвав зрительный контакт, мгновенно переключился на взвывшую толпу. Вторая рукоятка повела от груди вниз, распуская завязки корсета и обнажая плоский подтянутый живот. Публика восторженно ревела, над головами взметнулись купюры. Я опустился на колени, ластясь к тем, кто смог пробиться вплотную к сцене. И снова, уже увереннее дотянулся до Валентино, не видя, но ощущая, какими грубыми и размашистыми движениями он насаживает на себя её глотку. Распрямившись, я поднял глаза как раз вовремя, чтобы посмотреть, как вздёрнулся его подбородок и прикрылись веки. С расстояния до меня достала яркая вспышка удовольствия. Я сорвался с места, вихрем закружившись в танце, всем нутром чувствуя, как девка тяжело сглатывает, давясь и захлёбываясь. Я бы, блядь, сделал лучше! Заострившиеся когти сами резанули по животу, и я, слегка задыхаясь, рухнул на самый краешек подиума, позволяя чужим пальцам добраться до кожи, ощупать и подоткнуть купюры под одеяние. Алчущая жажда толпы вливалась в меня, наполняя жизнью. Я бы полежал так ещё, но музыка схлынула, кто-то больно дёрнул за шерсть. Ещё секунда, и меня стянут вниз. Я рывком высвободился, поднялся на ноги и начал, приседая в реверансах, отступать за кулисы, глядя перед собой пустыми глазами и держа улыбку. Рядом со мной, собирая раскиданное, уже шуровала здешняя невидимка, она была не такая кристально-прозрачная, как Эш, больше похожая на вихрящееся в воздухе облачко пыли. Кровопускание на сцене часто привлекало любителей грубых увеселений, распаляло их воображение и заставляло раскошелиться. Иногда находился клиент, жаждущий вымазаться в крови, вскрыть мне живот и закопаться внутрь. Это всегда стоило дорого, после я мог обдалбываться месяц, заглушая омерзение. Нарвался ли я в этот раз, или момент был слишком короток? В Гнезде после выступления я мог сколько угодно прихорашиваться в гримёрке, поджидая, не прорвётся ли ко мне особо страждущий поклонник, или и вовсе сбежать, если не было настроения работать. После удачной премьеры я всегда с удовольствием выходил в зал погреться в лучах восхищения, пофлиртовать и пропустить рюмашку. Здесь была незнакомая территория и, судя по тому, что я уже видел, меня вряд ли спросят, чего я хочу. За кулисами царили обычные сумятица и суета, никому не было до меня дела. Я нашёл взглядом своего сопровождающего и смиренно подошёл к нему. Что теперь? Я должен спуститься в зал в ошмётках костюма и со свежими зовущими царапинами на животе? Или кто-то и так купит яркую штучку с витрины? Охранник накинул на мои плечи халат и двинулся вперёд. Я укутался и кротко последовал за ним, всё ещё немного оглушённый всем произошедшим.