*
Ещё в первый раз, оставшись наедине с собой, я приметил способ незаметно унести отсюда ноги. На одном дыхании взбежав по ступенькам на крышу, я прошёлся по ней, прикидывая и присматриваясь. Погода опять менялась, дул лёгкий ветерок, отдающий тухлыми яйцами и перебродившим вином, пентаграмма над городом будто бы вращалась вокруг оси в поднимающихся потоках воздуха. Желающих перекурить не было, я снял сапоги с перчатками, сунул их под пиджак и, упруго приплясывая, размялся, снова наполняя кровью каждую мышцу в ногах. Это получалось само собой, стоило только захотеть, так же легко я мог контролировать собственный член, держа стояк часами. В последний раз примерившись, я пригнулся и метнулся к краю. С Гекко я успел стать отличным воздушным гимнастом, это для меня раз плюнуть! Места для разбега было даже больше, чем достаточно, тело взмыло с края, как запущенное из пращи. Распростёршись в воздухе, я без проблем дотянул до здорового билборда, установленного посреди окружающей здание стоянки. Когти рук и ног глубоко вонзились и пропахали борозды по поверхности, полосуя на ленточки обращённую к зданию сторону. Я легко соскочил на асфальт. Невдалеке с тарахтением завёлся мотор, загорелись фары. Улыбаясь, я впрыгнул на пассажирское место, с облегчением захлопнув дверцу. — Ловко! — Похвалило пустое водительского сидение, и машина тронулась с места. — Ты уверен, что тебе, ну… можно уйти? — Мне это точно не запрещали, детка! Валентино и не заметит, что меня нет. А если за мной явятся посланцы цветника — пускай себе ломают головы, куда я подевался.* * *
— …Энжи? Знакомый голос. Кто-то издалека звал по имени. Я поморщился и попытался закопаться в подушки, но подушек не было, была чешуйчатая теплая кожа Гекко, чьи-то костлявые конечности, упёршиеся в бок и тяжелое тянущее нытьё в паху. — Энжи? — К голосу добавился стук. Застонав и пытаясь продрать глаза, я винтом выкрутился из бесчувственных объятий и сел, спустив ноги с кровати. Член, заскорузлый от засохшей слюны и смазки, вместе с мошонкой был туго стянут ленточкой с шаловливым бантиком. Края глубоко врезались в плоть, всё уже начинало опухать. Сжав зубы, я поддел когтем узелок и перерезал его. Перед глазами вспыхнули огни святого Эльма, я едва не потерял сознание от пронзительной режущей боли и тихонько взвыл. Переждав несколько секунд, я поднялся, покачнулся и, держась за мебель, двинулся на шум. В голове били набаты, шерсть слиплась омерзительной коркой, между ног будто камни тёрлись. Запнувшись о лежащее в отключке тело, я наконец проморгался достаточно, чтобы осмотреться. Комната была большой, с явными следами погрома, воздух спёртый, окна закрыты тяжелыми портьерами. Какой-то волосатый чувак потерял сознание, уткнувшись лбом в край стола, перед ним осталась недоснюханная дорожка кокаина, и я поспешно втянул ее, чуть отклонившись от курса. Сейчас станет полегче. Переступая через распростёртые тела, я добрался до двери, распахнул её и не без труда сфокусировался на зеленоватой взвеси, плавающей в воздухе. — Энжи! — С облегчением выдохнула та. — Перепила абсента, детка? — Надсадно прохрипел я и закашлялся. — Есть что курнуть или горло промочить? Взвесь отрицательно качнулась. Что вчера было? Я отчетливо помнил только, как блевал, придерживая рукой нетерпеливо подрагивающий эбонитово-черный член, пока кто-то ещё долбил меня в зад. Остальные отрывочные воспоминания тонули в дрожащем мареве — много выпивки, дурь, танцы, пыль, ещё один бар и ещё, джанк, новые знакомые, крэк, поездка с ветерком на тачке, сортиры, потасовка, вписка… — Мне надо… — Я бессмысленно заморгал — а что мне, собственно, надо? — Сейчас тебе нужно помыться, ты смердишь, как помойка. — Жестокая, жестокая женщина! За ручку подержишь?*
Прохладный душ прояснил мысли. Постукивая зубами, я завернулся в пару замызганных полотенец. — Мне нужно во Дворец. Эш промолчала, и у меня нехорошо ёкнуло сердце. — Сколько времени? — Боюсь, ты опоздал, Энжи. Я искала тебя весь день. Земля ушла из-под ног. — Я же… Я опять всё просрал, да? Она не говорила ни слова, и я с ненавистью укусил себя за руку. Боль и кровь не принесли облегчения, хотелось побиться о стены своей глупой головой и расцарапать лицо до костей. — Энжел. Я беспомощно заскрипел зубами, чувствуя, что ударяюсь в панику. Можно, как обычно, сбежать и залечь на дно, но, если я правильно понимал, куда дует ветер, скоро в городе не найдется места, чтобы укрыться от него. Выбора всё равно не было — если он меня выгонит, пусть это будет уже его решение, а не моя трусость. Решительным жестом я сбросил пропитавшиеся водой тряпки, облачился в обычный наряд прямо поверх влажного меха, и двинул на выход. Понимание пришло ко мне чётко и ясно — не хотелось бежать, хотелось оставаться сладким мальчиком и капризной принцесской для него. — Отвезёшь меня? Я извинюсь. — Ты не умеешь извиняться, Энжел. — О, да, я всегда начинал нарываться и делал ещё хуже! Можно было только надеть маску уверенности и начать хорохориться: — Да не убьёт же он меня. Постелюсь, вылижу ему задницу на глубину языка. — Энжел, мать же твою! — Ну, пускай выпорет. — Энжел. — Что «Энжел»?! — Рявкнул я и осёкся, поспешно сбавив тон. Иногда она так напоминала мне сестру. И, как с сестрой, хотелось сорваться и наорать на неё — она ведь обещала отвезти меня вовремя. Но я прекрасно понимал, что сам сбежал с весёлой компанией, и она приложила огромные усилия, чтобы найти меня. Я облажался, и было ребячеством винить кого-то кроме себя. — Я совершаю свои ошибки и плачу за них сполна. — Энжел. — Ты поможешь или нет? — Мы вывалились из здания, и я вынужден был притормозить, представления не имея, где нахожусь и куда идти. — Да отвезу я тебя! — Выдавила в сердцах запыхавшаяся Эш и двинулась вдоль по улице. — И топор заточу, и веревку намылю, чтоб тебе пусто было! Прозелень внутри неё начала бледнеть и растворяться, так что я заткнулся и не без труда последовал за ней, боясь потерять из виду. Мы так мило сплетничали в машине по дороге из Дворца, я с ужимками рассказывал про наши выезды, танго, примерку и прочее, веселя до слёз, она в ответ делилась кое-чем о ребятах и изменениях в Гнезде. В какой момент я потерял контроль и ринулся во все тяжкие?