Говорят, слово «тоска» не имеет аналогов в других языках, и, кажется, Тэхен понял, отчего же оно так одиноко в своем значении. Остановившись под расписным мостом вдали от всяких злых глаз он сидел вместе с истерзанным чудовищем, пока то облизывало его окровавленные руки. Здесь, в Верхнем кольце, было не просто страшно находиться, а скорее тяжело. Несмотря на приближение середины весны, все вокруг напоминало только о печальной зиме, и фальшивое солнышко отказывалось выглядывать, одаривая людей только странным кровавым оттенком. Вокруг и вовсе не было ни души, не было цветов, только атрофированные обрубки света.
В воздухе читалось одиночество, оно же оседало в легких, и на пластиковых деревьях все раскачивался страх, улюлюкая в своем ледяном молчании. Пока мальчишка бежал сюда вместе с животным, он не встретил никого, кто согласился бы ему помочь, только одних безразличных, идущих вдоль закрытых лавочек прямиком в утреннюю пекарню. Все смотрели на потерянного ребенка с какой-то своей блаженной снисходительностью, присущей только жителям этой части Республики Сеул. Небо над головой болезненно трещало, стекленело, и в сердце невольно появлялись раны.
— Куда нам теперь бежать?.. — прошептал Ким, обнимая чудище и прижимаясь щекой к этой грязной шерстке. — А что если это снова уловка?..
И тогда волк, заглядывая в чужие глаза, вдруг оскалился, начал принюхиваться, припадая к земле и после уже срываясь с места. Несчастный не сразу же понял, что от него хочет его милый друг, но в то же мгновение, когда он замер, его тело было подхвачено этим ненормально большим монстром. Подросток осторожно сжал чужое туловище в своих руках и закрыл глаза, страшась таких гонок, однако он понимал, что ему уже все равно было некуда бежать.
И пока небо распадалось, где-то отваливаясь, а где-то меняясь слишком быстро, они неслись прямо по асфальтированным дорожкам, мимо гула машин и еще оставшихся здесь карет, вдоль проспектов с поднимающейся в гору вереницей огромных особняков и улиц, наполненных запахом яда. Так странно было видеть удивленные лица горожан, сидящих напротив своих столиков с расписным стеклом и искусством, созданным специально только лишь для того, чтобы поставить на него чашку с кофе. Хотя, может, в этом и есть предназначение всего того, что делают несчастные авторы мира, пытаясь рассказать никому не нужные истории в безмолвном пространстве. Тэхену было жаль выплеснувшего свою боль художника, творчество которого использовалось для чужих утех. Жаль, но сделать он ничего не мог, только безвольно смотрел на умирающий, дрожащий, как крыса та, небосвод.
— Пожалуйста, отвези меня к маме… — прошептал зачем-то мальчик прямо в ухо своему чудищу.
А то захотело плакать: оно не могло отступиться от своей цели. Не могло, ведь уже наперед знало, куда лежал их путь, и поэтому, что-то себе под носик прорычав, отправился дальше, скользя лапками по шершавому асфальту и в кровь сбивая подушечки. Останавливаясь около поста пограничников, зверь тут же вывернулся и попробовал отбежать подальше от людей с этими их ружьями и диким желанием убивать всякого, кто нарушал их правила. Испугавшись, юноша прижался покрепче, точно не оставляя волку выбора, и тот сразу же бросился напролом, пытаясь перепрыгнуть через сетку и тут же подставляя собственное тело под все электрические удары. Секунда — и сирена оповестила о нежданном госте охрану, выбежавшую тотчас же со своими хлыстами, алыми, под стать их налитым кровью глазкам.
Конечно, внутри животного проснулось неизведанное желание уничтожать, однако он обязан был защитить того, кто был слишком дорог другой его половинке, и потому, только зарычав так громко, как только мог, попытался убежать в глубь искусственного леса, чтобы хоть как-то скрыться, однако настигли его слишком быстро, и тогда, не боясь ни боли, ни чужих криков, он отважно бросился прямо под удары заряженных чем-то хлыстов, позволяя другим наносить все новые и новые шрамы и даже не скуля при этом. Ким прижал к себе руки, хватаясь за палку и пытаясь тоже напасть следом, но в итоге получая по лицу этим странным сияющим прутом, заставившим кожу под собой расползтись и обжечься. Упав на колени, он на секунду отвлекся от происходящего, но после, когда услышал чужие тяжелые крики, тут же обернулся в сторону, видя это месиво в обрамлении холодного тумана. Сокрушенные чужими клыками, солдаты сваливались на землю, пока разъяренный монстр один за одним вырывал у них последний вздох из горла.
В сотни раз больнее, когда кто-то страдает за нас, и потому юноша готов был заплакать, увидев шатающееся животное, еле-еле стоящее на своих разбитых лапках. Боже, если бы только существовало хоть какое-то лекарство, он обязательно отдал бы все целебные травы этому милому другу, но тот, не думая даже о собственной боли, преклонился, подставляя свою спину и вынуждая младшего присесть на нее снова, надавливая на все открывшиеся шрамы. Качнувшись в сторону, волк отбежал еще немного по границе, останавливаясь около новой сетки и внюхиваясь в нее.
Если бы из пасти могли литься слова, он попросил бы мальчишку вдохнуть поглубже, но сделать этого не мог, только что-то неясно прорычал, прикрыл свои лунные глазки и спокойно зашагал прямо в это на первый взгляд электрическое поле, проходя в пространство без времени и цвета. Белоснежный мир открылся их с Тэхеном взору, и как-то уж совсем невольно захотелось наполнить его собственными красками. След кровавый тянулся за ними сзади, и из него прорастали маки на радость округлившимся глазкам беглеца. Вскоре все вокруг снова наполнилось красками, оповещая о том, что они вновь оказались под куполом этого фальшивого неба. Среднее кольцо открывалось прямо перед их глазками, и чудище, тряхнув головой, немедля бросилось в бег вдоль искусственных дубрав, умело обходя все возможные препятствия и следуя по зову собственного сердца.
Оказалось, в этом мире было так много чего, о чем Ким попросту не знал, и оттого смотрел на все вокруг с этим искренним детским удивлением, неожиданно для себя улыбаясь и точно приоткрывая дверцы собственной израненной души, чтобы увидеть красоту того Сеула, которого не знал. Сейчас, пробегая между этими белыми одинаковыми домиками, расталкивая людей в странных, ничем от друга не отличимых нарядах, он вдруг понимал: весь белый свет и есть его дом, который, как считал сам юноша, он никогда не имел. И страх исчез в эту же секунду, хотелось петь и жить, плясать на угольках собственного разума, больше ничего в этом мире не боясь и ничего не страшась.
И когда, казалось бы, он уже готов был отпустить всю свою боль, чудище остановилось, а глаза прожгло насквозь от такого знакомого лика. Мин Юнги, стоящий перед ними, и сам был до ужаса напуган и удивлен такой встречей, роняя свой ножик и тут же делая шаг назад. Они оба замерли на склоне, стоя на только-только начавших распускаться цветах; под бледные руки палача и его жертвы лезли одинокие растения, точно пытаясь насладиться этим человеческим теплом хоть единожды. Только в телах с застывшими эмоциями не было нужного им свойства, и оттого даже казалось, что скоро все это поле, отдаленное от городской суеты, сейчас же расплачется. Внутри Кима так и застыла та невысказанная обида, внутри старшего — ненависть к себе.
— Тебя разыскивает полиция, — начал последний, опуская глаза. — Ты… Ну в общем… Я сейчас у них на привязи, поэтому не могу ничего сделать тебе, так что… Ну… Пойдем со мной, ладно? Я не ударю тебя, меня сдерживает этот ошейник, так что…
Он попытался протянуть руку навстречу, но получил вместо этого только кровавый взгляд волка и дрожь в чужом теле. Конечно, он прекрасно понимал, что не имел права даже разговаривать с этим ребенком, понимал, но вместо того, чтобы извиниться за все те избиения, вместо того, чтобы объяснить, почему единственное, что он умел — заставлять других страдать, он только разозлился пущего прежнего и даже попытался ударить чудище ногой, не страшась даже этого ряда острых, как иглы, зубов, но сделать ему этого не дали. Агрессия затанцевала на гнилой душе, заставляя его снова и снова ненавидеть всех живущих, вот только все в нем резко замерло в тот же момент, когда по лицу прошелся язык волка в каком-то исконно ласковом жесте. Непонимающе уставившись на зверя, он вновь сделал шаг назад, но монстр уже не давал ему прохода, заваливая на спину и начиная его вылизывать, пока тот отчаянно сопротивлялся.
Честно говоря, Тэхен совершенно не понимал этого, он не хотел, чтобы к королю проявляли хоть каплю нежности, не хотел больше его прощать. Его доброта была уничтожена, изъедена кислотой чужих пороков, и младший пытался оттянуть своего дикого друга от злейшего врага. Ведь даже там, среди тех, кто никогда не должен был его жалеть, с ним обращались лучше, чем в приюте, куда неоднократно заявлялся этот проклятый Мин, чтобы собрать «дань» и исполнить свой долг — за пару монет избить главную тряпку этого места.
— Лучше бы ты привел меня к маме, — выдохнул он, накрывая глаза руками. — Я так скучаю по ней…
В этот же момент лежащий под лапами Юнги вспомнил, за что же так сильно ненавидел этого ребенка. Улыбнувшись про себя, он вновь почувствовал дикую зависть ко всем, кто хотя бы был рожден от любви, ведь сам он являлся порождением ненависти. Изнасилованная незнакомка, буквально вырвавшая дитя насильника дома в ванной и умершая там же — вот виновная в жизни столь ужасного человека, и как же юноша мог не завидовать хотя бы возможности других помнить о своих родителях? Он хотел заставить других умыться кровавыми слезами, потакая собственной боли снова и снова.
— Ненавижу, — выдавил из себя он, нанося удар по мордочке животного и тут же получая удар током в шею.
В эту же секунду на горизонте показались две другие фигуры, уже взрослые, совсем не похожие на те детские телеса, которые сейчас были на поле. Испугавшись, Ким вжался еще сильнее в своего монстра, отчего-то наивно думая о том, что сейчас его снова украдут и отправят на плаху, чтобы затянувшиеся шрамы вновь вскрыла та трубка. Зверь тяжело вздохнул, тут же срываясь с места и уносясь прямо прямо навстречу этим силуэтам. Что-то в них было таким знакомым и родным, что сердце несколько раз пропустило свои удары, заходясь в приступе той самой тоски, имя которой никак нельзя было перевести.
Не успел низкий незнакомец и глазом моргнуть, как все в нем вдруг задрожало. Подросток тут же свалился на землю, а его друг начал нарезать круги, запечатывая в тюрьму из своих ран того, кого так долго пытался найти. Вскоре за линией поля показался и Чонгук, тут же подбежавший ко всем остальным и встревоженно поглядывавший по сторонам. Понять, что здесь происходит, для беглеца, в последнее время видевшего только чужое печальное личико и машинную безразличность, было слишком трудно, так что он и не пытался как-то это объяснить. На плечо высокого полицейского приземлилась красивая изумрудная птица, расправившая свои крылья и засиявшая в этой туманной пустоши.
— Что ты хочешь от меня? — злобно спросил юноша, бесстрашно глядя в глаза зверя и находя в нем собственное отражение. — Что тебе нужно?
— Кажется, снег начал падать… — вдруг прошептал Чон, ловя первую снежинку на ладошку.
Все тут же задрали головы, и уже даже обычные люди могли увидеть: небо рушилось. Стеклянная его плоскость буквально трескалась, осколки глыбами ледяными неслись прямо на них, разбиваясь в воздухе друг о друга, и из кровавых ран над головой сыпались белоснежные хлопья. Дикий ветер, неожиданно пронесшийся по земле, заставил всех стоящих опомниться. Распустившиеся цветы склонили головы перед реальным миром вещей, а травинки и деревья все преклонились к земле, начиная увядать. Сокджин, собрав волю в кулак, тут же схватил двух мальчишек за руки и приказал бежать за ним. Даже глупец бы понял, что находиться сейчас под открытым куполом было небезопасно.
И они убегали, друг другу чуждые и ненавистные, знакомые и такие по-родному далекие. И только Чимин с места не сдвинулся, видя убегающих напарников и все равно замирая перед этим странным чудищем. Отчего же оно так на него смотрело? Отчего так отчаянно желало быть услышанным, даже если могло только выть. Протянув свою руку к чужой мордочке, он вдруг провалился в чужое тело, отшатываясь и тут же прижимая к себе конечность. Сделав шаг назад, он почувствовал, как чужие клыки впиваются в его сердце, прокусывая его насквозь.
И тогда в нем родились эмоции, самые настоящие и такие далекие. Тэхен, увидев странное изумрудное сияние, тут же остановился, оборачиваясь на этот всплеск и видя, как два тела сливаются воедино, как тот милый зверь буквально исчезает внутри тщедушного юноши, тут же схватившегося за грудь и упавшего на колени. Сотни воспоминаний неожиданно влились в голову огромным цунами, накрывая те осколки его собственной памяти и заставляя их задохнуться. Ах, да он и сам начал отхаркивать все это, собирая силы в кулак и поднимаясь обратно.
— Так ты и есть моя душа, — усмехнулся он, стирая ручеек полившейся из носа крови и тут же начиная убегать дальше по склону.
На место, где он доселе стоял, неожиданно свалился огромный кусок неба, распавшийся на сугроб и укрывший в своим саваном белоснежным все несчастные цветы. Подхватив за руку беглеца, полицейский тут же убежал вслед за коллегой, крепко сжимая чужую ладонь в своих ледяных пальцах и скрываясь в небольшой пещерке. Здесь тоже было опасно находиться, ведь ее могло завалить снегом, однако сейчас это была их единственная возможность хоть как-то ограничить самих себя от возможности умереть под разваливающимся небом. Попытавшись отдышаться, все пятеро вдруг начали переглядываться: о такой встрече никто, разумеется, и думать не мог.
Сокджин свалился на землю, пытаясь обдумать все эти события. На самом деле он безумно устал, так сильно, что и мыслить ему уже давалось тяжело. С момента, когда они покинули тот странный дом прошло всего лишь несколько часов, а он уже узнал достаточно много нового, совершенно не списывавшегося в его привычный механический мир. Во всяком случае сейчас, бегая глазами по всем остальным, он понимал одно: они ввязались в нечто, что не в силах преодолеть самостоятельно. И пока он пытался продумать стратегию, Пак смотрел на Тэхена, смотрел на других и после вдруг прошептал:
— Кажется, я знаю, что здесь происходит.
***
Намджун много не понимал, еще большего понимать и вовсе не хотел, однако, получив это странное сообщение от напарника, тут же подорвался с места и побежал в свое подземное царство. Весь день и всю ночь хост провел в объятиях странной, незнакомой ему печали, вспоминая, как собственными руками нанес удары близким ему людям, как разрывал чужие тела, не понимая, что делает. И он даже не помнил, кем были те люди, не помнил, как и когда их встретил, но ощущал внутри себя все то, что чувствовал тот ребенок, в одночасье превратившийся в чудовище для всех, кто им дорожил.
Даже золото может почернеть, и все цветы обязательно увянут, исчезнет и песня, и только оставленные шрамы обязательно запомнятся. Почему-то Ким помнил только свою боль, держал эти детские слезы на своих ладонях даже тогда, когда все его естество неслось к метро. Влетая в здание и пробегаясь вдоль холодного темного коридора он остановился около двери, пальцами цепляясь за сломанную ручку и глядя на лежащего на своей кровати наемника, закрывавшего глаза сложенными в крест предплечьями. Оглядываясь по сторонам, младший заметил лежащий на пыльном столе пистолет и зачем-то сделал шаг вперед, спрашивая:
— И что случилось?
— О, можешь говорить, несмотря на начало месяца? — выдохнул Чон, странно улыбаясь и все еще не открывая лица. — Верно, построенному ими миру действительно приходит конец, как славно.
— Я не понимаю тебя.
Разумеется, он не понимал. И никто не понимал. Никто никогда бы не понял, ведь не было ни одного равного ему человека. Эта мысль заставила старшего засмеяться, а иссохшим оазисам его глаз налиться кровью. Он не мог плакать, ведь это было бы бесчестно по отношению ко всем тем, кому он уже причинил боль, и поэтому Хосок запретил себе даже думать о том, чтобы быть слабым сейчас. Приподнявшись и склонив голову набок, он осмотрел коллегу с ног до головы, кивая на лежащее рядом оружие и не пытаясь больше чего-то объяснить. Наверное, он и сам не знал, отчего же ему сейчас захотелось перестать подчиняться. Возможно, оттого, что он хотел разрушить этот мир. Он хотел уничтожить все, что создали его родители, ведь тогда ему не пришлось бы больше о чем-то сожалеть.
— Возьми его, — он снова подал голос, указывая на разделяющий их кусок железа.
— Зачем? — спросил Намджун, но все же послушался, опуская дуло в пол.
— Чтобы застрелить меня.
Мужчина улыбнулся так отчаянно, что смерть, вероятно, стала бы для него настоящим подарком судьбы. Он грезил своей пробитой пулей головой и даже в мечтах расписывал собственную агонию, если бы тело его подвесили на крюки и заставили любоваться всем тем, что он покадрово помнил, всем, что хранил в своей насквозь прогнившей душе, однако хост вовсе не был согласен с таким решением и, посмотрев на знакомого еще раз, вдруг вышел из комнаты, начиная искать пленника или хотя бы их собственного монстра, так любовно отданного заказчиком — никого не было. Вокруг стоял только ненавистный стук поездов за стенками и писк крысиный. Запахом крови и газа наполнялись эти коридоры, и железные двери то и дело скрипели, наседая на нервы. Вернувшись обратно в чужую спальню, хост вновь замер в косяке, сталкиваясь все с той же отчаянной улыбкой.
— Ну же, стреляй в предателя и уходи отсюда, — через пару минут тихо добавил старший, поджимая губы.
— Почему ты так хочешь умереть, а? — он сделал шаг навстречу, приставляя дуло к чужому лбу.
— Какая тебе разница? — пожал плечами Чон, поднимая уставшие глаза на напарника.
И правда. С чего его должна была волновать смерть этого человека? Отчего ему не хотелось снова причинять другим боль? Все так переменилось в одну секунду, но никто не мог объяснить, почему это случилось. Однако сам преступник, сейчас чуть ли не готовый надавливать на чужие пальцы, чтобы те все же смогли коснуться курка и подарить ему тяжесть последнего вздоха, все прекрасно понимал. Проект «Рай» скоро должен был впустить в себя первых людей, ведь с самого начала ученые, его спроектировавшие, создавали на обломках разрушенного мира эту реальность только для того, чтобы получать детские чистые души и строить из них свою новую империю, маленькое идеальное место, где не могло быть ни печали, ни радости. Бесконечное спокойствие и созидание — вот то, к чему так стремилась верхушка, преисполненная собственными пороками и уже познавшая все прелести мирской жизни.
Отчего же никто не мог разгадать столь простую схему? Мужчина действительно не мог осознать это, но верил в человеческую глупость, ведь Республика Сеул — такая же иллюзия, как и все, что в ней ценилось. Люди получили возможность жить и радоваться, любить и страдать, плакать и улыбаться, получать деньги и беднеть. Чего им еще желать? У всего была своя схема, и создатели фальшивого Эдема прекрасно ее понимали, оттого и создали нечто столь ужасающее, выбрав козлом отпущения Чона, наблюдавшего и помогавшего им во всех их начинаниях с самого начала.
В глазах Кима не было понимания этого, и он попросту смотрел на странного, глупого и безрассудного человека перед собой, пытаясь своей пустой головой разгадать боль этого человека, но, по правде говоря, это было невозможно. Понимая это, старший слегка посмеялся, опуская голову и больше не глядя на собеседника, голос которого проснулся действительно неожиданно.
— Я расскажу тебе кое-что, — снова начал наемник, — была одна семья с двумя мальчиками. Одного звали Сокджин, а второго Намджун, и был у них отец, человек, совершивший очень много ошибок по молодости, главной из которых являлась вера в бесчеловечный эксперимент. По семейной линии досталась ему одна книжка, в которой подробно расписывались возможности детских душ, чистых и непорочных. Этими идеями воспользовались ученые, создавшие на основе старых рукописей новые машины, позволяющие отделить дух от тела. Первым, кто попал под иглу, стал старший ребенок в семье основоположника этой идеи. Его душа была очень красивой, она приняла форму птицы, исполняя главную мечту своего хозяина.
Младший слушал все это, слушал и не верил ни единому слову, хотя знал, что ему не лгут. Он прирастал к каждому слову собственной истории и укладывал их в хаотичном порядке внутри своей души, чтобы после расплатиться этим за все свои утерянные печали. Они оба слышали, как рушится небо, и пока оно рушилось, преступник мог говорить спокойно, разматывая этот клубок истории с приставленным к голове оружием. Смерть уже пряталась за его спиной, и поэтому он совсем ничего не боялся. Он просто хотел поделиться тем, что был обязан хранить внутри себя, потому что он больше не мог убивать. Он не хотел исполнять приказы. Но и жить без них не мог, поэтому пуля казалась ему лучшим исходом этого долгого пути к признанию своего отца — человека, создавшего тот самый аппарат.
— И когда Сокджин лишился души, — продолжил он, — всем показалось, что они делают нечто настолько великое и прекрасное. Ведь тогда они открыли для себя нескончаемый источник силы — человека и его собственный внутренний мир. И раз первый эксперимент прошел так удачно, им вдруг захотелось узнать, что же получится из того, кто успел настрадаться. И они отыскали ребенка, пережившего самое страшное — насилие со стороны родителей, попытавшихся от нищеты полакомиться своим же сыном. Ученым было мало этого, мало страха, и они заставили одного ужасного человека изнасиловать это дитя, а после вытащили наружу волка, огромного, злого, ведь они не учли, что у всех разные характеры. И иногда жертвы насилия не замыкаются в себе и становятся слабыми, а напротив набираются ярости и перестают видеть границы между добром и злом. Правда?
Казалось, Ким помнил этого мальчишку, помнил и оттого его сердце ныло от боли, в нем исчезали все затонувшие корабли, утягивая вниз за собой. И чем больше Хосок рассказывал, тем тяжелее становилось. Почему все, что рождается из красивого и прекрасного, обязано обрести уродливую форму? Почему всему в этом мире суждено было либо исчезнуть, либо деформироваться? Даже камни некогда были горами, а теперь безвольно лежат под ногами прохожих, и никто их не замечает. Никто не хочет узнать их историю. Так никто и не хотел останавливаться в своих экспериментах над существом человека: каждый грезил о чем-то далеком и больше не сдерживал монстра внутри себя. Намджун все это прекрасно понимал, и ему было
мучительно больно.
— И что же было с третьим ребенком? — спросил он, надавливая на курок.
— А третий ребенок завидовал другим, ведь тех всегда вкусно кормили и поощряли за жертву. И чем сильнее была его зависть, тем страшнее становилось его душа. Отец его знал все это, но уже не мог прекратить эксперимент, и поэтому делал все так, чтобы его родной младший сын почувствовал себя ненужным, нелюбимым и одиноким. Он вкладывал в это все свои силы, иногда даже избивая его и внушая мысль о том, что он обязан все решить кровью.
Перед глазами невольно возникала алая пелена, слезы сами наворачивались и стекали по впалым щекам. Но остановить эту жестокую правду уже было нельзя, и поэтому он слушал до конца, уже зная, что ему расскажут. И Чон продолжал говорить о том, как несчастный взял ножик и изрезал тех, кому так завидовал, всех своих друзей, пытаясь выместить на них все то, в чем его убеждали. Горячие от крови руки уже нельзя было отмыть, и они оба это знали, поэтому им и было так тяжело сейчас ронять это прошлое друг другу на сердца.
— Понравилась история? — улыбнулся старший, посмеиваясь разбитой грудью. — Надеюсь, ты будешь рассказывать ее своим детям, а теперь убей меня.
— Нет.
И захотелось кричать до порванных барабанных перепонок. Отчаяние родилось в чужих глазах, и мужчина тут же свалился на колени, умоляя наконец положить конец его мучениям, но слушать его уже не стали, отходя в сторону и прислоняясь к стенке. Все это было невыносимо, все это было слишком сложно, Ким не представлял, как он должен справиться со всем этим, если до этого всю его жизнь он просто отсиживался в сторонке, ничего не зная и ни о чем не думая. У него не было памяти, и жизнь без нее казалась такой прекрасной, а теперь сотни иголок вонзились в его тело, не позволяя больше дышать свободно.
— Это ведь не конец, верно? Что случилось дальше? Где моя душа?
— Я не знаю… — он опустил голову. — Она… В форме меча, но где точно я даже не представляю. Когда твой отец понял все свои ошибки, он схватил Чимина и Сокджина, увозя их в неизвестном для меня направлении. Знаю только, что они все начали служить в нашей полиции, ему казалось почему-то, что так он сможет откупить свои грехи перед человечеством и ними самими, но… Насколько я знаю, они оба уже мертвы, и я…
— Ясно.
Внутри него все горело, и он ему уже действительно хотелось просто выстрелить между глазами этого человека, но вместо этого он положил оружие на стол, собрал свои вещи и молча ушел оттуда, забирая машину и уносясь так далеко, как только мог. А Хосок и не останавливал, оставаясь наедине со своими собственными пожарами. Теперь он предал даже предателей, так как его называть? Точно ребенок, мужчина спрятался под одеяло, погружаясь в эту темноту и вновь пытаясь спрятаться в своем собственном мире, где его уже в сотый раз поедали заживо.
Он и смерти не заслужил за все, что натворил.
***
— То есть ты хочешь сказать… — подытожил речь напарника старший. — Ты хочешь сказать, что…
— Да, вероятно, нас решили убить, потому что в существовании Сеула больше нет смысла.
Все замерли, не веря своим ушам и не зная, что сказать. Больше всего были поражены дети, разбившиеся по разным углам пещеры и дрожащие от холода. Полицейские смотрели прямо в глаза друг друга, и им обоим было тяжело. Сокджин то опускал взгляд, то снова его поднимал, однако он понимал все вышесказанное даже очень хорошо, как и понимал то, что теперь он уже не сможет вернуться в ту размеренную жизнь, в которой у него были свои маленькие мечты, пусть и назвать он их так не решался. Он понимал, что теперь должен был принимать новые, более сложные для себя решения. Во всяком случае, его радовало нахождение потерянного мальчишки и его спасение, пусть сам Тэхен и не хотел с ними разговаривать, молчал как партизан и не реагировал на все, что говорил Пак.
Может, даже и лучше, что подростки пока что решали собственные вопросы в своих головах и не лезли во взрослые дела, из-за чего детективы могли разобраться с тем, что им делать дальше. Они бы могли отпустить сейчас и Чонгука, и Юнги, однако те могли понадобиться для слежки или разговора с посторонними. Раз официально коллегам нужно было поддерживать статус мертвых, то эти мальчишки могли стать для них отличными шпионами, так что Ким для себя решил, что даст им свободу только тогда, когда поймет, что делать дальше. Вопрос был в том, что теперь им делать, чтобы не допустить разрушения этого мира, и стоит ли им противостоять этому вообще, если спасения уже нет. Чимин тоже думал об этом, про себя отчего-то решая, что сложить руки и просто ждать конца намного легче, чем бороться. Переглянувшись, следователи кивнули друг другу и просто решили бездействовать.
— Нам нужна теплая одежда, — сказал старший, поднимаясь с колен через пару минут и выглядывая на улицу. — Если этот снег продолжит идти, мы просто замерзнем здесь. Я найду нам что-нибудь. Скоро вернусь.
— Я пойду с тобой, — сказал Юнги, оглядываясь по сторонам и доставая из кармана ножик. — Если у Чонгука замерзнут пальцы, и он больше не сможет играть на скрипке, я не прощу себе этого, поэтому я пойду тоже, ясно?
— Да я тебя и не останавливал, — пожал плечами детектив.
Королю было немного стыдно, однако он решил спрятать свои алые щеки за поднятым воротником, уходя следом и тут же чуть ли не падая на землю. Дикий ветер подкидывал вверх снежинки, кружил их в своих рук и не позволял двигаться дальше. Казалось, сейчас их полностью занесет снегом. Из разбитого неба выглядывала алая луна, страшная и жуткая, точно улыбающаяся всем живым. Честно говоря, маленький мирок Мина не мог вместить в себя нечто подобное, поэтому он отвернулся, не желая видеть все это, и пошел прямо по сугробам, когда почувствовал, как его руку сжимают в своей.
— Лучше так, иначе потеряемся, — сказал Ким, натягивая на лицо капюшон.
— Да я и не запрещал, — огрызнулся он, но сжал ладонь мужчины покрепче в своих пальцах.
