I think of you every night and day You took my heart then you took my pride away Я думаю о тебе каждую ночь и день, Ты забрал мое сердце, а затем — мою гордость. Halestorm — I Hate Myself For Loving You
POV Китнисс Дергающийся курсор на белом фоне документа заставляет дергаться и мой глаз тоже. Статья на тысячу слов о новой постановке мюзикла в театре на Бродвее под названием «Несчастные влюбленные», которую мне кровь из носу нужно дописать сегодня, не хочет появляться на свет, показывая мне лишь средний палец. Со вздохом откидываю голову на спинку кресла, и поворачиваюсь к окну. За стальным холодом стекла нет ничего интересного, кроме соседних небоскребов да серого неба, но мне как-то все равно. Необходимо отвлечься. Быстро. Сейчас. Встаю с кресла и начинаю раздраженно мерить офис быстрыми шагами. «Думай, Китнисс, думай!» — приказываю себе, но ничего не выходит. В итоге от напряжения только начинает адски болеть голова. Тру пальцами левый висок в надежде прогнать эту назойливую пульсацию. Тщетно. Тихонько рычу про себя от досады и облокачиваюсь бедром о стол, рассеянно запуская пальцы в распущенные темные волосы. — Да что со мной не так сегодня? Прямо размазня какая-то… — У кого-то сегодня день не задался? — вдруг слышу знакомый голос и оборачиваюсь на него. — Энни?! — вырывается у меня возглас со смесью радости и удивления, и я бегу к двери, своими ярыми объятиями чуть не сбив с ног девушку с рыжими волосами, разметавшимися по плечам, и счастливой улыбкой до ушей. — Собственной персоной, — говорит Энни, и мы обе плюхаемся в парочку темно-синих кожаных кресел, расположенных друг напротив друга у противоположной от стола стены. — Пару часов назад прилетела из Калифорнии и вот, решила проверить, как у тебя дела. — Странная ты девушка, Энн, — говорю я, качая головой с легкой укоризной, — нормальные люди во время своего отпуска, даже если это последний день, продолжают отдыхать. Но только не ты. Ты почему-то рвешься в офис. — Кит, — Энн прищурилась, глядя на меня своими яркими сине-зелеными глазами, — отставь ворчание и скажи мне прямо: ну неужели ты по мне совсем не скучала? — Конечно, скучала! — я порывисто обнимаю Энни, перегнувшись через низкий кофейный столик, чуть не смахнув с него фарфоровую вазочку с ромашками. — Ты не представляешь, насколько! Черт… Энни, когда завтра выйдешь на работу, пожалуйста, прошу тебя, ну, просто умоляю: забери Пейдж! Или уволь ее… сделай что-нибудь… она меня ужас как достала… — Что она натворила? — нахмурилась Энн. — Загрузила непосильной работой? Разлила кофе над твоей клавиатурой? Перепутала материал? Или… отбила твоего парня?! — Эм, ты про Гейла? Не смеши меня, — фыркаю я, скрещивая руки на груди. — Пейдж, как ты знаешь, любит поговорить. А я, как ты тоже знаешь, говорить не очень люблю. Так вот, угадай, кого мне приходилось выслушивать все две недели, пока тебя не было? Энни тут же закрывает заметно покрасневшие уши ладонями. — Прости меня, Кит. Не думала, что все так будет… — Ладно бы, знаешь, разговоры по теме и о работе. НО! Мне совершенно, повторяю, даже подчеркиваю: совершенно не нужно знать, с кем она проводит свое драгоценное свободное время в барах и клубах, и с кем спит каждую ночь. Но нет, она решила, что мне это будет интересно. Клянусь: если мне придется работать с ней напрямую снова, я выкину ее из окна. И я не шучу. Говоря все это, я старалась не улыбаться: уж слишком пафосно я звучала в этот момент. Но вместо меня рассмеялась Энни. И не просто рассмеялась — громоподобно расхохоталась. — Я тебе верю, Кит, честно, — говорит она сквозь новые приступы смеха. — И буду твоим адвокатом в случае чего. Я чувствую, как широкая улыбка растягивает мои губы, и тоже смеюсь. — Ладно, оставим эту тему, она меня больше не вдохновляет. Лучше расскажи, как там Калифорния? Энн глубоко вдыхает, успокаиваясь, и смотрит на меня озорным взглядом. — Да как обычно. Жара страшная, пляжи никуда не смыло, все, как стояло на месте, так и стоит. Меня, кстати, научили серфингу, можешь себе такое представить? — она подмигивает мне, а я удивленно смотрю на нее. — Вот-вот, и я тоже не могу. Я ведь тот еще ленивец… Но, тем не менее, это произошло. Теперь я могу покорять неприступные волны, а не только мужские сердца. — Что, кого-то уже успела покорить? — спрашиваю, не оставив без внимания последнюю ее реплику. — Нуу, — Энн мечтательно смотрит на чудом оставшуюся в живых вазочку на столе, и поправляет ромашки, располагая их ровнее. — Был один парень, и это не то, чтобы любовь там, чувства, нет… просто разрядка на одну ночь. Он был весьма мил со мной, и я не удержалась. А потом только утром выяснилось, что он, оказывается, женат. Если честно, было неприятно. — Бедняжка, — я беру ее за руку, сочувственно сжимая ее ладонь в своей. — Но ничего, карма не дремлет. Этому придурку еще зачтется. — Ой, я о нем забыла уже, — улыбается Энн, махнув рукой куда-то в сторону, а затем выжидательно смотрит на меня. — Так, а у тебя что в жизни происходит? И не обманывай меня. По глазам ведь вижу, что ты о чем-то мне хочешь рассказать. Я права? Вот в этом вся Энни: она всегда смотрит прямо в душу и видит самую суть. Врать я ей не могу, да и не сильна в этом, поэтому говорю все, что меня в этот момент мучает: — Энн… кажется, я влюбилась. Она какое-то время смотрит на меня, затем озадаченно приподнимает одну бровь. — У тебя же парень есть. Или ты… В ее взгляде внезапно отражается понимание, и на губах появляется лукавая улыбка. — Хочешь сказать, что это не Гейл? — Сюрприз, — я издаю нервный смешок, и смотрю на нее с некоторым страхом. — Это не Гейл. Я… втрескалась по уши, как подросток, и теперь не представляю, что мне делать… А ведь началось все с прошлого лета в Париже… — Так это он тот парень?! — Энни аж присвистывает. — Вот так припыли… — Да, тот… помоги мне, Энни, пожалуйста! — И чем я тут помогу? — Да чем угодно: верными словами, советом… это явно чрезвычайная ситуация. — В этом ты права. Что ж, — она тяжело вздыхает, и ее взгляд становится серьезным, — вот тебе мой совет: не спеши, подожди какое-то время. Присмотрись к нему. Ведь если в итоге окажется, что этот человек тебе не подходит, то будет гораздо больнее. Ну, а если выяснится, что ты нашла родственную душу, прямо любовь до гроба, то бросай Гейла тут же, не задумываясь. — Совет, что надо, — ворчу я, прокручивая в голове ее слова. Должна признать — в них есть истина. И логика. — Ладно, я не буду спешить. — Умница, — мягко улыбается в ответ Энни, и добавляет: — Ты меня прямо заинтриговала, и теперь я просто обязана на него посмотреть! — Я… Не успеваю договорить. Тут дверь моего кабинета резко открывается и на пороге показывается Хеймитч. — О, Энни! Какими судьбами? Я думал, у тебя отпуск заканчивается только завтра… — И тебе привет Хеймитч. На самом деле мне завтра уже выходить на работу. — О, вон оно как. Что ж, будем рады твоему возвращению, — говорит Хеймитч с улыбкой, и переводит взгляд на меня. — Кит, для тебя задание: отправляйся сейчас в Галерею, возьми интервью про новую выставку под нелепым названием «Бесстрашие» у ее создателя, после собери материалы для новой статьи. А, и еще: раз уж ты у нас фотограф, то не забудь сделать фотографии. — Хорошо, начальник, — говорю я, и добавляю, вспомнив про другую мою работу: — А что со статьей про мюзикл? Хеймитч задумывается на мгновение, затем выдает: — А черт с ней, со статьей. Сроки сдачи продлю, у тебя в запасе еще дня три будет. — Ого, — только и говорю я, с трудом веря в такую неслыханную щедрость со стороны нашего главного редактора. — Спасибо, Хеймитч. Это неожиданно и весьма приятно знать, что у меня есть еще время, чтобы уложиться в сроки. Наверное, про «здоровый» четырехчасовой сон мне придется забыть на все эти три дня… — Не стоит благодарности, — говорит он, прищурившись. — И не нужно язвить мне, Эвердин, а то завалю тебя работой — мало не покажется. С этими словами он вышел, прикрыв за собой дверь, а я не выдерживаю и говорю парочку непечатных слов. Затем неохотно покидаю кресло и, взяв сумку вместе с фотоаппаратом, поворачиваюсь к Энни со страдальческим выражением на лице: — Ну, мне пора. Не поминай лихом… — Перестань, Кит. Зачем эта излишняя драма? — Энни тоже поднимается с кресла. — Я с тобой поеду. Вещи всегда успею разобрать, никуда они от меня не денутся. Я благодарно улыбнулась ей. — Тогда едем. Чего зря время терять? ***I'm hating what she's wearing Everybody here keeps staring Я ненавижу то, во что она одевается. Все здесь продолжают пялиться на нее. Nickelback — Next Contestant
POV Гейл — Гейл! Сквозь сон морщусь и издаю протяжный стон разочарования. — Отстань… — Не отстану! Кит на работе, так что к ней с вопросами не попристаешь. Принесли счета, я бы хотела обсудить с тобой, как нам теперь все оплачивать. Ну, учитывая, что я теперь больше не нахлебник. Нехотя открываю глаза, и мой взгляд натыкается на решительную голубую лазурь, блестящую на чересчур серьезной девчачьей мордашке. — Прим, ты слишком близко. Моему лицу некомфортно. Она фыркает и встает с пола, где все это время сидела и, я так полагаю, тратила время на просмотр отупляющих телепередач. А я, похоже, уснул на диване за чтением статьи Китнисс в журнале «Черный Одуванчик». Недурственная статья, если быть честным. Пусть я и не разбираюсь в современном искусстве. Да и чего греха таить: ни в каком искусстве я не разбираюсь. Для меня это совсем уж темный лес. — Может, позже разберемся, а, Прим? У меня котелок сейчас не варит, чтобы со счетами сидеть в обнимку… — Ну, как хочешь, — пожимает плечами девушка и, повернувшись, идет на кухню. — Я за кофе, тебе сварить? — Да, если можно, — отвечаю я, встряхивая головой, чтобы привести мысли из хаоса в нужный мне порядок. Затем опускаюсь на колени на ковролин перед кофейным столиком, который мы так же именуем «журнальным», потому как на нижней полке мы храним всякие книги с, собственно, журналами, и хочу вернуть на место выпуск, на котором я уснул. Но что-то сразу идет не так. То ли от того, что только-только проснулся, я такой рассеянный, то ли от всего в целом, но стопка журналов вдруг летит на пол — я нечаянно задел их рукой. Пару раз чертыхнувшись, начинаю складывать их на место, попутно пролистывая. И между страницами выпуска «National Geographic» почти двадцатилетней давности вдруг замечаю какую-то бумажку, сложенную, кажется вчетверо, если не еще плотнее, и несколько потемневшую от времени. Опустив журнал на пол, я разворачиваю эту бумажку, и обнаруживаю, что это старая фотография. Вспоминаю, что у меня была похожая — мы с Китнисс были как-то в одном лагере, кажется, он назывался «Сноу Лэйк», но еще до нашей с ней встречи в лесу неподалеку от Ричмонда. В самом лагере мы не пересекались, потому как из-за двухлетней разницы в возрасте были в разных группах. Она была в младшей, я — в старшей. Но не это было важно. Мой взгляд приковал светловолосый мальчишка в самой середине фотографии. В мыслях мелькнула тень узнавания. Если мне не кажется, то его зовут Пит Мелларк, и… у меня с ним не слишком приятные воспоминания. Пит был чересчур тихим мальчиком и, на мой взгляд, немного нелюдимым и от того странным, поэтому я и мои приятели из нашего отряда над ним частенько издевались. Причем, это не было потоком простых обзывательств, смешков и словесных издевок с нашей стороны каждый раз, как мы его видели. Нет, все было похуже: мы ставили ему подножки, пихали в спину, да так, чтобы он обязательно упал лицом в грязь на глазах у всего лагеря; мы неоднократно запирали его в сарае для лодок, причем выбирался он оттуда только с помощью вожатых; пару раз даже макнули его головой в унитаз. Сейчас, вспоминая все это, я понимаю, что поступал подло и некрасиво по отношению к этому мальчику. Может быть, я даже извинюсь перед ним, если его когда-нибудь встречу, кто знает… — Держи, — перед моим носом на столик со звоном опускается дымящаяся кружка с кофе. — Спасибо, — бросаю я и сразу же делаю осторожный глоток, стараясь не обжечься. Фух, пронесло. Перевожу взгляд на Прим, которая устроилась на диване среди подушек вместе со своей кружкой, и вдруг задаю странный для меня вопрос: — Прим, ты знаешь, кто такой Пит Мелларк? Младшая Эвердин в ответ задумчиво стучит пальцами по корпусу кружки, создавая глухой стук, и спустя мгновение говорит: — Припоминаю что-то… Китнисс как-то рассказала мне по секрету, что в детстве она ездила в лагерь в горах, название, извини, не помню. И в этом лагере какой-то, цитирую: «прикольный мальчик с красивыми голубыми глазами» признался ей в симпатии и подарил букет одуванчиков. Что-то там еще произошло, но память меня подводит — давно это было. «Мальчик с красивыми голубыми глазами», — проносится в голове мысль, и я, оцепенев, сам не замечаю, как фотография в моей руке медленно превращается в смятый комок бумажки. Умом я понимаю, что это все в прошлом и сейчас, надеюсь, ничего не значит, но… не могу ничего поделать со своей реакцией. — Гейл, ты в порядке? — слышу голос будто бы издалека, и поднимаю голову, пытаясь сфокусировать взгляд на объекте звуков. — Кажется. — Ты что-то сильно побледнел, — слышу беспокойство в ее голосе. — Может, тебе аспирин принести? — Нет, Прим, спасибо, — осторожно поднимаюсь с колен, не разжимая кулака, в котором покоились останки фотографии, целостность которой была так нещадно мной уничтожена. — Мне просто нужны свежий воздух и глоток воды. С этими словами иду на кухню, не обращая внимания на Прим, которая как-то подозрительно на меня покосилась, но потом возобновила просмотр телеканалов. Уже на кухне я, еле разжав кулак, бросаю бумажный комок в размельчитель и со странным удовлетворением наблюдаю, как уже бывшая фотография разлетается на кусочки, превращаясь в мельчайшие частицы пыли.