Come, so come with me and float Into the neverending dream Пойдем со мной и поплывем В бесконечную мечту. In This Moment — The Dream
POV Китнисс — Итак… расскажите, пожалуйста, в чем суть названия Вашей выставки «Бесстрашие»? На моем телефоне мигает красный огонек, показывая, что диктофон уже записывает, но автор выставки, Николас О`Нил, задумчиво рассматривая мою, надеюсь, брошь в виде зеленого жука-скарабея на пиджаке, а не вырез на блузке, почему-то медлит с ответом. Его выставка, проходящая в Галерее Аллана Стоуна, состоит из серии картин, выполненных в черно-белом стиле. Их сюжеты сосредоточены на изображении человеческих эмоций, проявляемых в моменты, призванные испугать человека до смерти. Но вместо страха — яростный огонь в глазах, плотно сжатые губы, сдвинутые на переносице брови… Самое интересное в этих картинах — образы людей и их эмоции изображены по-разному, и нигде, ни в одной детали, не повторяют друг друга. И как только Николасу это удалось?.. Краем глаза замечаю, что Энни как раз остановилась под одной из его картин, и раздраженно опускаю взгляд на часы на правой руке, как тут слышу: — Мисс Эвердин, что для Вас означает бесстрашие? Недоуменно смотрю на него, гадая, шутит он или нет, и является ли вообще дурным тоном отвечать вопросом на вопрос. Я хмурю брови и немного сбивчиво отвечаю: — Это… смелость, это твердость воли и духа… но это все синонимы. Главное — это отсутствие какого-либо страха. — А Вы сами бесстрашны? — Странные у Вас вопросы, мистер О`Нил. Я склонна полагать, что ничего в своей жизни не боюсь, но ведь это не совсем так. Возможно, я просто еще не знаю, чего именно мне стоит бояться. А вообще… разве все не зависит от ситуации? Николас вдруг лучезарно улыбается мне, рассеянно взъерошивая свои длинные светло-рыжие волосы, заплетенные в косички подобно прическам викингов. — Вы абсолютно правы, мисс Эвердин. Думаю, Вы уже сами услышали ответ на свой вопрос, в чем же суть «Бесстрашия». Мне тут же хочется хлопнуть себя по лбу. Или его. Больно уж довольная и раздражающая у него физиономия. — Вы меня извините, но мне нужно отлучиться ненадолго. Можем позже продолжить, — он на мгновение задерживает на мне свой задумчивый взгляд, — в более интимной обстановке. С этими словами художник, улыбаясь, разворачивается и уходит куда-то вглубь помещения, оставив меня медленно закипать от такой неслыханной наглости. — Нет, ну что за напыщенный индюк! — тихо возмущаюсь я и, резко повернувшись, вдруг сталкиваюсь нос к носу с… — Пит! — удивленно восклицаю я. — А… что ты здесь делаешь? Пит в ответ широко улыбается. — И тебе привет, загадочная девушка. На самом деле, ничего особенного, я тут за компанию с Финником, — он кивает в сторону тех самых черно-белых картин, где стоит высокий светловолосый парень в сине-сером пальто и непринужденно болтает с Энни. Видимо, разговор выходил забавный, поскольку моя подруга не уставала улыбаться. — Похоже, твой спутник только что нашел общий язык с моей коллегой, — замечаю я с ухмылкой. — Похоже на то, — соглашается Пит. — К вопросу о том, что я здесь делаю, скажу вот что: наше издательство выпускает арт-бук, посвященный выставке молодого художника, точнее, художницы из Бруклина, Оливии Вэйл, произведения которой уже наделали много шуму в социальных сетях. Теперь о ней знает почти вся Америка, а ее картины хотят приобрести все, кто хоть что-то смыслит в искусстве. — Надо же, — говорю я, с интересом смотря в невероятные голубые глаза Пита, в которые хотелось нырнуть, очертя голову, словно в глубокий пруд, и уже никогда не подниматься на поверхность… «И кому нужно это искусство, когда тут есть кое-что, а, вернее, кое-кто намного лучше? Вы только посмотрите на эти оттенки голубого и синего, они ведь как черная дыра или кроличья нора — так и манят раствориться в них…» — Китнисс? — А? Что? — кажется, я потерялась в пространстве, и прослушала абсолютно все, что он мне говорил за… целых две минуты?! — В облаках витаешь? — снова эта его кривоватая улыбка, которая преследует меня в воспоминаниях и снах еще с самого Парижа, и от которой забываешь обо всем происходящем в мире в этот момент. — Если только совсем немного, — улыбаюсь я. Мой телефон вдруг жужжит у меня в руке, заставляя меня резко дернуться, от чего я чуть не роняю телефон на пол. Было бы плачевно, если это случилось — ремонт телефонов в Нью-Йорке ощутимо бьет по кошельку. С фразой: «Извини» я открываю мессенджер. Так, письмо от Прим: «Кит! Завтра в десять вечера мое соло-выступление в «Руфтопе». Ты обязана прийти. Отказа я не приму. И кстати, можешь привести кого-нибудь. Гейла, например». В конце сообщения стоит показывающий мне язык желтый смайлик. Я хмыкаю про себя и, думая, что с подлодки мне никуда уже не деться, пишу короткий ответ: «Хорошо, уговорила». — Что-то важное? — спрашивает Пит с нотками легкого любопытства в голосе. Я в ответ пожимаю плечами. — Если это можно назвать важным. Завтра моя сестра выступает соло в клубе «Руфтоп». Она у меня ди-джей. — Ого! — искренне удивляется он. — Знаю это место. Слушай, а есть «плюс один»? Могу я пойти с тобой? Теперь уже моя очередь удивляться: — Ты точно этого хочешь? — Конечно! Уже сто лет не был в хорошем клубе, а развеяться очень уж хочется, да и не помешает. Думаю, тебе тоже. — И то верно. Что ж, хорошо. Будешь моим «плюс один». В десять вечера начало, не опаздывай. — Отлично, — Пит с обворожительной улыбкой подмигивает мне, от чего я моментально начинаю краснеть. — Буду вовремя. Я не могу сдержаться, и возвращаю ему улыбку. Пит кивком указывает мне на Финника и Энни, приглашая подойти к ним. Без лишних слов я следую за ним, и моя рука невольно скользит в карман синих джинсов, и пальцы сжимают маленькую жемчужину, которая с той самой вечеринки теперь всегда рядом со мной. «Или мне кажется, или я только что пригласила парня на свидание. Или это он меня пригласил? А, не важно… главное — я снова его увижу. И на этот раз никакой темноты и чертового неона. Теперь все будет по-другому. Все будет иначе». ***You're barely sleeping, no longer dreaming Now what you do to feel alive Ты едва спишь, и не видишь больше снов. Что же теперь ты сделаешь, чтобы вновь ожить? Black Veil Brides — Ritual
POV Пит — Делли! Я дома, — связка ключей звенит о деревянную поверхность, когда я кладу ее на стол. Я снимаю черную кожаную куртку и шарф, расшнуровываю ботинки. Чуть не запутавшись в шнурках, иду на кухню, где слышны звуки закипевшего чайника. До сих пор не понимаю, зачем я говорю это, возвращаясь домой. Будто бы Делли и так не будет понятно, кто именно пришел. Ключ ведь есть только у нее и у меня. Если только… за мной не увяжется призрак моего беззаботного холостяцкого прошлого. Но нет. Ей было крайне важно, чтобы мы повторяли это, как и дежурные фразы «доброе утро», «спокойной ночи», «как дела на работе?», «я люблю тебя», которые были ничем иным, как простым фарсом. Нашим сакральным ритуалом, нашей глупой игрой в семью, которой мы не являемся. После разговора с отцом я был полон решимости все сказать Делли, как есть. Я хотел порвать с ней. Но не вышло. Я все еще прокручиваю этот момент у себя в голове, пытаюсь понять, что и где я сделал не так. Мы вернулись в Нью-Йорк спустя день, и всю дорогу я молчал, словно воды в рот набрав. Делли пыталась меня разговорить, но все было бесполезно. Не то, чтобы я был таким неразговорчивым, нет. Только наедине с ней я был таким. И нет, это не было специально. Просто… так получалось. Когда мы были дома, я в тот же вечер, вот как сейчас, пошел к ней на кухню, взял ее руки в свои, и сказал одну-единственную фразу: «Делли… я бы хотел…». И на этом все. Слова дальше не пришли — застряли в горле, прямо посередине, причиняя мне необъяснимую боль. Я чувствовал себя так, будто бы находился в вакууме, где мои легкие сдавило до размеров ореха, и из них испарился весь воздух. Но нет, мне тогда не хватало вовсе не воздуха. Сила воли — вот, что в тот момент мне было так отчаянно необходимо. И этой силы не было. Она спросила: «Что ты хотел?», и знаете, что я ответил? «Я бы хотел показать тебе закат». Так по-идиотски, не правда ли? Показать закат… Делли тогда просто улыбнулась и ответила, что у нее на такие детские глупости нет времени, и в ту же ночь уехала на вечеринку по случаю успеха модного показа, в котором она участвовала. Оставила меня со своими мыслями, от которых мне повеситься хотелось. И вот… прошла почти неделя, а я все еще не понимаю, почему не смог ей этого сказать. Ведь это так просто: «Нам лучше расстаться», «Давай расстанемся», «Останемся друзьями?» или «Я тебя бросаю». Вариантов много и не важно, какими словами или каким тоном это произнести, смысл тот же. Что-то меня тогда остановило. Может, я просто привык к ней настолько, что не допускаю даже маленькой мысли о том, что мы когда-нибудь расстанемся? Может… я просто боюсь? Но чего?.. Ответа на этот вопрос у меня все еще нет. — Привет, — Делли, не оборачиваясь, разливает по кружкам горячий чай с жасмином. — Что-то ты рано сегодня. Не понравилась выставка? — Выставка самая обычная, — пожимаю плечами я, беря свою кружку из рук девушки, и присаживаясь на стул. — Ее создательница снабдила нас необходимыми материалами, так что где-то через месяц ее арт-бук уже выйдет в печать. — Мм, здорово, — отвечает Делли, делая большой глоток коричневой жидкости из кружки. — Кстати, хотела предупредить: у меня завтра намечается благотворительный вечер, поэтому раньше следующего утра меня не жди. Программа обещает быть насыщенной. — Хорошо, понял, — говорю я и, сделав вид, словно что-то вспомнил, добавляю: — Совсем забыл. Я завтра вечером тоже буду не дома — Финник предложил пойти с ним в клуб, и я не смог отказать. — Пит, это хорошая новость, — улыбается она. — Хоть развеешься, а то с этой твоей работой один сплошной стресс. — Да, ты права, — решаю про себя, что не расскажу ей о том, что иду в клуб именно с Китнисс. Возможно, с моей стороны это проявление малодушия, но я на сто процентов уверен, что Делли тоже есть, что от меня скрывать. Поэтому… все честно. — Ладно, — я ставлю свою кружку в посудомоечную машину, и, целую Делли в лоб со словами: — Спокойной ночи. — Спокойной ночи! — эхом вторит она мне в спину. Я, не оборачиваясь, иду в душ в надежде смыть с себя эти слова, которые вызывают у меня ничего, кроме тошноты, а также весь сегодняшний день. Конечно, за исключением нескольких приятных моментов. О которых Делли знать совсем не нужно. ***And every night, the red light Will burn like your eyes И каждую ночь красный огонь Будет гореть подобно твоим глазам. The Birthday Massacre — Play With Fire
POV Китнисс К клубу «Руфтоп» я прибываю почти вовремя — в десять часов десять минут. Гостей уже начали потихоньку впускать внутрь, и я немедля занимаю место в очереди. — Китнисс! — слышу вдруг знакомый голос и оборачиваюсь, ища глазами его обладателя. Нахожу его через буквально трое человек от себя, и приветливо машу рукой. — Опаздываешь, — говорит Пит, сверкая своей обезоруживающей улыбкой, и подходя ко мне. Улыбаюсь ему в ответ, подмечая про себя, что он потрясающе выглядит: кожаная мотоциклетная куртка идеально сочетается с черной футболкой с надписью «Iron Maiden» на ней, с темно-синими потертыми джинсами и высокими черными ботинками на шнуровке. — Привет, — говорю я, к своему стыду осознавая, что начинаю краснеть. — Попала в весьма неожиданную пробку, причиной которой оказалась черная кошка, решившая перебежать дорогу на красный свет. Никто из водителей не осмелился задавить ее, потому тут же создался затор. Пит смеется моим словам: — Занимательная история. Хотел бы я быть там, чтобы увидеть все собственными глазами. Я тоже смеюсь, а он протягивает мне руку. — Ну, что? Идем? — Еще бы, — беру его протянутую руку и мы, пройдя контроль на входе в виде огромного и сурового на вид охранника, оказываемся внутри клуба, заполненного дымом, цветомузыкой и кучей народа. Невольно ловлю четкое ощущение дежавю — подобное уже было. Только теперь я точно знаю, что парень рядом со мной — Пит, и мне не придется больше гадать, реален ли он. Потому что я знаю — реален. Как никогда. Прим замечаю сразу же: она, как и говорила, уже стоит за диджейским пультом, создавая миксы, и зажигая народ. Решаю, что вряд ли она меня заметит, поэтому не пытаюсь привлечь ее внимание. Вместо этого показываю Питу свою сестру, чувствуя, какая нереальная меня переполняет сейчас гордость за нее. Моя маленькая сестренка — настоящий ди-джей, управляющий толпой лишь силой своего творчества. Она невероятна со своей бешеной энергией, огромной, необъятной волной накрывающей нас всех... Мы с Питом ловим ритм и начинаем двигаться в такт музыке, танцуя совсем рядом друг с другом, но без лишних прикосновений. Смотрим глаза в глаза, и я понимаю, что боюсь отвести от него взгляд и потерять его из виду. Боюсь, что он просто исчезнет, испарится. Боюсь, что он — очередная моя фантазия. Но нет… тут его пальцы касаются моей щеки, едва уловимо скользят по подбородку, и мои страхи, дрожа на кончиках его касаний тысячами электрических игл, сразу же разбиваются в прах, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Вот же она — реальность. И я… хочу окунуться в нее, растаять в ней. Без остатка. Ловлю его пальцы своими, и наши движения замедляются. Или это мир вокруг просто остановился, чтобы дать нам немного времени?.. В тот момент мне все казалось нормальным. Все казалось правильным. До «сейчас». До того, когда музыка внезапно начинает стихать, и Прим в мигающих лучах цветомузыки на моих глазах медленно оседает вниз, пока не падает и полностью не скрывается за диджейским пультом. — ПРИМ! — мой собственный дикий крик тут же оглушает меня. Цветомузыка продолжает заполнять разными цветами клуб, вспыхивая на лицах людей вокруг, которые остановились и в шоке наблюдают за ситуацией, но я не вижу их. Не слышу их. Мои ноги сами несут меня к пульту, туда, где упала моя сестра. — Черт, — ругаюсь я, опускаясь на колени перед лежащей без сознания Прим. Дрожащими пальцами пытаюсь нащупать пульс, и мне кажется, что он есть. Только очень слабый. — Что же ты натворила, дурочка… — Китнисс, — рука Пита ложится на мое плечо, и я невольно вздрагиваю, но не поднимаю головы, боясь отвести взгляд от сестры. — Я вызвал скорую, они с минуты на минуту будут здесь. — Спасибо, — тихо говорю я, борясь со слезами, спешащими вырваться на волю. — Спасибо, Пит… Он больше не говорит ничего, и считаю, что это к лучшему. Мне сейчас не нужны слова. Я накрываю его руку, все еще лежащую на моем плече, своей, сжимаю ее. Крепко. Словно это было моим спасением. Что ж, возможно, так и есть… Второй рукой я держу еле теплую руку моей Прим. Слезы все-таки капают вниз, бегут по щекам, орошая кожу солеными дорожками. Тихо шмыгаю носом, глядя на побледневшее лицо сестренки. Еле слышный шепот, срывающийся с моих губ, звучит для меня подобно грому во внезапной оглушительной тишине: — Держись, Прим…