Бестселлер в подарок

Одиночество смеется над теми, кто прячется от него в иллюзиях. Все равно вернемся к нему рано или поздно, разочарованные до последней капли крови. Эльчин Сафарли, «Мне тебя обещали». «Я думал покинуть город сразу после окончания карнавала, но теперь планы мои изменились. Вновь смыслом жизни стала погоня за призраками. Я искал Оливию, сам не зная, что скажу ей при встрече, не представляя, чего ищу. Я совсем не знал её настоящую, а той, что когда-то любил, больше не существовало. Тогда, на венецианской набережной, передо мной предстала совсем другая, незнакомая, женщина. Холодная, бесстрастная, уверенная в себе, знающая толк в мужчинах и в жизни вообще. Не было уже той юной босоногой девочки, дочери старика-знахаря, что собирала травы в лесу, а затем сушила на солнце. Тогда мне кружило голову сочетание в её натуре наивности и полной свободы. Гремучая смесь невинности и порока приводила меня в полнейший восторг. Я сходил с ума от ощущения тепла, которое исходило от её бархатистой кожи. Сейчас же тот свет, что был в образе моей возлюбленной, погас навсегда вместе с первым глотком крови из её вен. Вампиризм совершенно изменил Оливию. Но чего я ожидал? Долгие годы, каждая ночь которых венчалась убийством, сделали своё чёрное дело, отравив её душу ядом гордыни и безразличия. Так ведь случилось и со мной. И, наверное, я польстил бы себе, сказав, что это неправда. Можно только догадываться, каким она увидела меня, до какой степени время убило во мне прежнего Джонатана. Остались ли в этой мёртвой душе хотя бы чахлые ростки доброты и света? Что прочла та, которую я любил, в моих стеклянных глазах? Для меня это до сих пор остаётся загадкой… Тем не менее, я с маниакальной страстью принялся за поиски любой информации об Оливии, нанял себе в помощь целую команду частных сыщиков и шпионов. Это не составило труда, так как ночной город буквально наводнён подобными личностями, которые за деньги с радостью готовы будут копаться в чужом грязном белье. И эти люди докладывали мне практически обо всех сторонах её жизни – с кем она встречалась, какую театральную постановку посетила, где покупала себе украшения и даже какими духами предпочитала пользоваться. Вы спросите: не боялся ли я, что эти люди, глаза которых вечно горят алчным огнём, а пытливые умы по долгу службы ищут недостатки и изъяны даже там, где их нет и в помине, узнают во мне существо сверхъестественное и догадаются, что перед ними вампир? Всё очень просто – я платил им деньги. И будь перед ними хоть сам дьявол во плоти, ничего бы не изменилось. Итак, из своих источников я узнал следующее. Оливия перебралась в Италию несколько месяцев назад и попыталась раствориться в толпе прохожих, построить иллюзию собственного счастья, и, что главное, сама же в него поверить. Она взяла себе новое имя – Франческа Бианчи, приобрела дорогое жильё и обосновалась в сердце самого романтичного города Европы. Видимо, она планировала прожить здесь несколько лет, раз с таким рвением взялась за обустройство своего гнёздышка. Тем более что теперь Оливия была не одна. Тот самый черноволосый итальянец, что был с ней в вечер карнавала, сопровождал её повсюду. Они охотились вместе. За этой парой тянулся кровавый шлейф убийств по всему Старому свету. Об этом я судил по газетным статьям, заголовки которых буквально кричали о жутких изощрённых злодействах, совершаемых исключительно под покровом ночи, и объединённых некоторыми схожими признаками. А именно: тело жертвы всегда было обескровлено и походило на ссохшийся стручок фасоли. Несколько раз я становился свидетелем их кровавого пира, но всегда оставался незамеченным. Я следовал по пятам этой преступной пары, сгорая от ревности, несмотря на то, что так до конца и не смог понять, кем для Оливии был этот совершенно бесстрастный молодой вампир с лишённым всякого выражения взглядом. То ли они были любовниками, то ли это были отношения матери и сына. Ведь для Оливии, прожившей века, этот юноша был словно новорождённым. А возможно она стала его учителем, наставницей, что каждую ночь преподавала своему прилежному ученику очень сложный и одновременно самый простой на свете урок, знания о котором в той или иной степени заложены во всякой божьей твари – учила искусству убивать. Как бы то ни было, было ясно, что вампир по имени Винченцо заполнял для Оливии некий вакуум, место в её небьющемся сердце, которое раньше было уготовлено для меня. За несколько лет, в течение которых я неотступно следовал по пятам Оливии и её спутника, Венеция сделалась им мала. Тогда Оливия и её протеже покинули Италию для того, чтобы запутать следы своих ночных преступлений. Я, естественно, последовал за ними и за какой-то десяток лет объездил тот же маршрут. Прага, Берлин, Москва… Я обманывал себя, что еду в тот или иной город, чтобы полюбоваться его красотами или же посетить нашумевшее культурное событие. На самом же деле я был готов исполосовать весь земной шар ради одного единственного взгляда, исполненного презрения, с тем, чтобы как всегда ни сказать той, ради которой живу, ни единого слова. Для меня было достаточного лишь её вздоха, движения полуопущенных ресниц… Время текло как песок сквозь пальцы, и удержать его было невозможно. Да я и не пытался. Человечество жило новыми изобретениями, упивалось прогрессом. Дороги наводнили автомобили, а в небе, словно гигантские птицы, проплывали дирижабли. В домах появилось электричество. Казалось, люди как никогда близко подошли к разгадке тех тайн, о которых всегда хотели знать, к осуществлению тех желаний, к которым шли в течение веков. Они научились передвигаться с неимоверной скоростью, воплотили в жизнь свою вечную мечту – уметь летать. Мы с Оливией тоже менялись сквозь время, оставаясь всё теми же. Ушли в прошлое дорогие камзолы, пудра, буйные локоны волос. Я переоделся сначала в строгий сюртук с удлинёнными фалдами, затем на мне уже был укороченный пиджак из твидовой ткани, а потом и более демократичная куртка из немнущейся и очень ноской ткани - коттона, изобретённого во времена «Золотой лихорадки». Что уж говорить об эволюции моих причёсок! Чего уж я только не носил – и тугие кудри, и щегольские усы с бакенбардами, и гладко зализанные на затылке блестящие от бриолина волны, даже кок под Элвиса Пресли, и, наконец, короткие спортивные стрижки! Сейчас же, вдоволь насладившись экспериментами, я остановил свой выбор на той причёске, что подходит больше всего моему внутреннему миру – естественных волосах до плеч, слегка вьющихся от природы. Конечно, мои предпочтения в одежде (да и не только в ней) относят нас к тому столетию, в котором я родился. Привычки слишком сильны в нас, чтобы запросто от них отказаться. Время заставляло меняться не только меня, но и Оливию. И если меня эти перемены невероятно коробили, то ей, казалось, они всегда приходились по вкусу и, к тому же, очень шли. Она чувствовала себя замечательно в бальных туалетах с открытым декольте, пышной юбкой и с чередою постепенно уменьшающихся в размерах бантиков, украшающих платье от лифа до мыса. Этот фасон парижские знатоки искусства любви окрестили «дорогой в рай». Пошлое, но очень ёмкое определение. Но так же прекрасно Оливия смотрелась и в чёрном обтягивающем платье из стекляруса, дополненном перчатками до локтя и миниатюрной шляпкой с прозрачной вуалью. С короткой стрижкой, обжигающе алой помадой и длинной сигарой в тонких пальчиках она являла собой образец истинной элегантности и становилась украшением самого изысканного общества. Не менее привлекательно её фигура выглядела в брючном костюме почти мужского кроя, подчеркивающем красоту стройных ножек. Она была то «наивной» блондинкой, то роковой брюнеткой, то вдруг возвращалась к своему излюбленному образу страстной рыжеволосой обольстительницы. Оливия носила и романтичные конские хвосты, и собирала волосы в тугой узел, а то и вовсе без сожаления расставалась со своей шикарной шевелюрой, выбрав классическое каре или ультрамодную стрижку «под мальчика» - альтернативу локонам кисейных барышень и явный признак эмансипации. Жизнь не слишком менялась. Только лишь внешне. Сначала я с головой уходил в исследование новшеств нового времени, но вскоре обычная апатия завладевала мной, как это бывало всегда. И опять на горизонте всплывала всё та же вечная погоня, та же неясная мечта. *** Шло первое десятилетие двадцатого века. Я тогда снимал дорогой гостиничный номер в Праге, так как вот уже несколько лет Оливия пребывала в этом прекрасном городе, великолепная архитектура которого произвела на меня глубокое впечатление. И вот однажды в дверь моего номера на Парижской улице постучали. Было примерно девять часов вечера – время, когда вампир выходит на охоту, и я подумал, как бы этот визит не изменил мои планы. К моему удивлению, передо мной стоял мальчик, одетый в коротенькую бархатную курточку тёмно-синего цвета. - Джонатан Оллфорд? – спросил посыльный высоким ломким голосом. - Да, это я. - Вам письмо. Весьма удивлённый, я дал пареньку несколько монет за услугу, и он удалился, вручив мне корреспонденцию. Хм… Кто же мог мне писать? Мне никогда не приходили письма, я даже не имел почтового ящика. Я с интересом рассматривал конверт. На нём витиеватым, но разборчивым почерком было написано: от Винченцо Виотти. Во мне сразу проснулся интерес к этому письму, смешанный с непонятным волнением. Винченцо… Но что он хочет? Что ему нужно? Не в силах более ждать, я разорвал конверт. Письмо содержало всего несколько строк. Точнее, была указана улица и место нашей встречи – в парке на Шмилесовой в 12 часов ночи. Лаконично и коротко, как будто бы каждое слово, каждая буква были тщательно продуманы и выверены. Похоже на вызов на дуэль или на предсмертную записку. Странно. О чём мне говорить с этим Винченцо? Мы ведь даже не представлены друг другу и знакомы заочно при весьма непривлекательных обстоятельствах. Съедаемый этими мыслями, я не заметил, как вечер перешёл в ночь. Что ж, нужно собираться на это странное свидание, которое рискует перейти в конфликт. Я мог бы игнорировать приглашение, но не стал. Не бояться же мне избранника Оливии? С какой стати? Старый парк был залит лунным светом. Деревянная скамья утопала в жёлтой листве высоких клёнов, чьи зубчатые листья покрывали мокрый асфальт. Я вдохнул студёный воздух. Длинный твидовый плащ, надетый поверх костюма-тройки, не спасал от холодного ветра, и изящные лаковые туфли с заострёнными носами тоже оказались неуместны. Я присел на скамью, имея в голове лишь одно желание – поскорее распрощаться с этим парком и забыть об этой дурацкой встрече. Хотелось тепла и уюта моей гостиной. Послать к чертям итальянца и просто погреться у камина! Но я обманывал себя: я желал видеть Винченцо, посмотреть на него, услышать его голос и понять, что в нём особенного, почему именно он занял моё место. Хотелось посмотреть на того, чьи красные глянцевые губы целует моя Оливия, и услышать голос, что шепчет ей на ухо самые нежные слова. К тому же, было до смерти интересно, зачем итальянец вызвал меня, что хотел сообщить? Неужели посмеет предложить противостояние и будет биться за Оливию открыто? Чёрт возьми, да мне была просто необходима эта встреча! Какой холод?! Да я уже весь горел в предчувствии, и ожидание становилось всё мучительнее! Но вот послышались мерные, спокойные шаги. - А вы пунктуальны, - раздался голос Винченцо. И голос этот показался мне неживым. Наверное, так общаются друг с другом бесплотные ангелы или духи. Он говорил с каким-то странным акцентом. И это неудивительно - постепенно в речи вампира сливаются воедино множество диалектов и акцентов. К примеру, моя чистая английская речь, очень старомодная, некогда выдававшая во мне истинного британца, стала мягче, и теперь уже по моему произношению невозможно определить, откуда я родом. Дело в том, что вампир всегда берет из тех мест, где проживает, всё, что может, впитывает в себя знания и обычаи народов, их культурные ценности и особенности мировоззрения. Кровь людей разных народов и рас течёт во всех древних существах, пьющих кровь. Если можно так выразиться, мы с Винченцо оба стали существами интернациональными. Я вгляделся в своего собеседника. Боже мой, он был точной копией меня самого! В этом молодом дворянине я видел своё отражение, как если бы смотрелся в зеркало. Такой же вызывающе красивый, холодный и гордый. Даже одеты мы были почти одинаково. Мы играли одну роль в спектакле, который придумала Оливия, будто сошли со сцены забытого французского водевиля. Как пошло и абсурдно! Оба мы боролись за одну и ту же женщину, как обычные смертные. - Итак, о чём вы хотели говорить со мной? – начал я. Глаза Винченцо казались какими-то застывшими. И когда он раскрыл рот и заговорил, мне почудилось, что я беседую с ожившей статуей. - Помогите мне, - ярко-красные губы дрогнули, хотя выглядел мой собеседник совершенно беспристрастным. То, что он говорил, никоим образом не совпадало с внешними проявлениями эмоций. Наверное, сохранить сдержанность давалось ему с неимоверным трудом. – Избавьте меня от этой пытки! – вампир сделал какое-то нервное движение руками. - Я вас не понимаю. - Заберите себе Оливию! Я больше так не могу. - Что? - Я был ошеломлён. - Да разве она вещь? Я думал, вы будете требовать обратное. Последний раз по вашему взгляду я прочёл просьбу оставить вас с ней в покое, не вмешиваться в ваш дуэт. - Это было давно. Теперь я другой, она другая. Мы оба изменились. Поймите, она выпивает из меня жизнь! Она душит своей любовью, забирает все чувства, как будто высасывает их! Наверное, я вам сейчас кажусь неудачником, который не смог наслаждиться своей победой. Но это так! Я измотан, опустошён. Я просто устал! Было странно слышать от Винченцо такие слова. Точнее, это был какой-то крик, мольба о помощи, стенание человека, который долгое время испытывал боль. Что же у них такое творится? Неужели любовь Оливии так фатальна и отравляет ему жизнь настолько, что он решился на разговор со своим вчерашним конкурентом? - Так что вы хотите от меня? Почему бы вам не поговорить с самой Оливией? Если вам в тягость эта связь, так разорвите её. – Меня начал угнетать этот глупый разговор, и я уже не скрывал, что злюсь. - Если вы думаете, что это так просто – разрубить этот гордиев узел, то ошибаетесь. Оливия не из тех женщин, которых просто так бросают. Она – моё проклятие и мой идеал, любовь, без которой невозможно жить, но имея которую не перестаёшь страдать! Я задумался: он почти повторил сейчас мои собственные мысли. Неужели эта женщина прошла красной нитью и по его судьбе? Я не имею в виду то, что она стала его учителем и создателем. Но что тогда такое эта Оливия? Как может она повелевать сердцами, высушивать души и порабощать? - Я не могу помочь вам, - был мой ответ. – Вы сами должны разобраться в ваших отношениях и в своей душе. - Но… Постойте, вы же любите её, я уверен! Любите до сих пор! Так будьте же с ней! Я пропаду, испарюсь, меня вы не увидите! - Он почти кричал. - Только дайте уже жить спокойно! Пусть без любви, но и без этой муки! - Увольте, сударь. Вы сейчас просто смешны. И позвольте на этой ноте откланяться – не желаю больше слушать этот бред. Я отвернулся и зашагал прочь. Итальянец же так и сидел на холодной скамье – взгляд его был устремлён вперёд и казался невидящим, стеклянным, - как у человека без души… *** После встречи с Винченцо ничего в моей жизни не изменилось. Не было таких ярких событий, которые могли бы быть вам интересны. Прошёл девятнадцатый век, а затем и двадцатый – эпоха кровопролитных войн, социальных экспериментов и революций. Я плыл по течению, намеренно не влезая ни в какие мировые конфликты, тем самым позволяя человечеству учиться на собственных ошибках. Такое могущественное существо могло бы без труда предотвратить многие катаклизмы, свергнуть любого тирана, изменить в единый миг ход мировой истории и жизнь миллионов. Но мёртвые не имеют права вмешиваться в жизнь живых. Если бы я, к примеру, убил Наполеона или Гитлера, на их место без сомнения пришли бы другие. Я убежден в том, что эволюция цивилизаций происходит только через насилие, и существуют определенные циклы, не пройдя через которые нельзя перейти на новый этап развития. Да и почему я должен был становиться мессией для людей? Что хорошего они сделали мне? Да, они давали моему телу энергию для продолжения существования. Но этого явно недостаточно для того, чтобы любить их. А меня не любил никто. Поэтому двадцатое столетие я провёл, стараясь не привлекать к себе особого внимания. И когда в какой-то части света возникали очаги волнений, я перебирался в более спокойные и мирные места. Надо сказать, Оливия поступала также. В веке скоростей границы между странами стали более размытыми, появились новые транспортные средства, ещё более современные, чем раньше, и уследить за всеми её передвижениями стало гораздо сложнее. Она будто нарочно пыталась запутать меня. Я знал все её псевдонимы наизусть. Мелисса Блумфилд, Алисия Холлидэй, Аманда Блэкбери, Вероника Фламбер – вот неполный список тех имён, какими она звалась в разные годы. Но всё же чаще она предпочитала называться Оливией. Только подставляла разные фамилии. Я то терял её из виду, порой даже на несколько долгих десятилетий, то снова внезапно находил, а то опять терял. Давно уже рядом с нею не было Винченцо – он пропал где-то в тумане лет. То Оливия жила одна, то рядом с ней были какие-то люди. Они так же быстро исчезали, как и появлялись. Что касается вампиров, то она всегда выбирала их с особым тщанием – все они были весьма похожи. В основном, это были мужчины, высокие, темноволосые и невероятно красивые. С каждым из них Оливия жила несколько лет. С кем-то больше, с кем-то меньше. Но расставание всегда было неизбежно. Была даже одна женщина-вампир – молодая блондинка с внешностью ангела и голубыми глазами, которые удивленно смотрели на мир, не замечая зла. Её я запомнил. Облик, совершенно не вяжущийся с образом вампира. В голове просто не стыковалось то, как это хрупкое существо, похожее на подростка, в рваных джинсах, коротенькой маечке и с множеством браслетов на тонких запястьях могло пить чью-то кровь. Думаю, именно из-за этого Оливия и выбрала её, чтобы хоть как-то зарядиться наивным отношением к миру и той простотой, что была свойственна странной натуре этой девушки. Отец Клэр (удивительно, но я даже помню её имя!) владел собственной киностудией, и прекрасное будущее ей было обеспечено чуть ли ни с пеленок. Но богатство и вседозволенность привели к тому, что девушка подсела на наркотики, упав на самое дно жизни. Оливия вытянула её из этой грязи, сделав своей наперсницей. Естественно, их отношения перешли грань дружеских. Но винить их в этом я бы не стал, ведь за такую длинную жизнь мы успеваем перепробовать все, что только возможно. И когда мы ищем родственную душу, будь то мужчина или женщина, то забываем о целомудрии, придуманном смертными. Когда стоит вопрос жизни или её отсутствия, то понятия нравственности и морали отступают на второй план. Чего только не было между ними! Это была страстная история с истериками, ссорами, изменами, бурными примирениями. У их дома постоянно дежурила карета скорой помощи, которая не раз увозила Клэр в психлечебницу или на стол хирурга после кровавой ванны с разрезанием вен. Наконец Оливия, не выдержав напряжения, обратила подругу, сделав вампиром. И всё. На том всё закончилось. Страсти улеглись, и вскоре они расстались. В отличие от Оливии, которая в своём поиске перепробовала всё, что можно, я всегда был гораздо осторожнее и рассудительнее. Я никогда более не сходился с людьми, а уж тем паче не создавал вампиров. Но в начале двадцать первого века со мной всё же произошло событие, о котором нельзя не упомянуть – я встретил Себастьяна! Да, да, того самого несчастного слугу, которого сделал себе подобным только чтобы проверить, сработает ли ритуал обращения. Признаться, к тому времени я уже вовсе позабыл о его существовании, как вдруг эта встреча пробудила во мне спавшие до тех пор воспоминания. * * * Мы столкнулись случайно в одном из модных ночных клубов Лондона, среди дыма, светомузыки, мелькания лазеров и человеческих тел. Я пришёл в это заведение в поисках жертвы, а мой бывший слуга, как оказалось, проводил там все свои ночи. Мне была непривычна эта атмосфера, так как я не являюсь заядлым посетителем ночных клубов. Себастьян же чувствовал себя в своей стихии, как рыба в воде. Когда наши взгляды встретились, он восседал за VIP-столиком в компании длинноногих полуодетых красавиц и раздавал улыбки направо и налево. Передо мной был модный молодой человек в дорогой брендовой одежде – настоящий хозяин клубной жизни. Можно было бы подумать, что этот малый – обычный смертный, сын какого-нибудь богача или мафиози. Себастьян так успешно влился в эту картинку, будто средневековый актёр перевоплощается из роли в роль, едва ли не теряя при этом самого себя, своё лицо. Всё в этом вампире говорило о том, что жизнь, которую он ведёт, ему безумно нравилась – нравилась блондинка в ультракоротком платье-футляре, её подруга-шатенка с маленькой собачкой на руках, нравился этот силиконовый мир с его законами, несложными понятиями и навязанными мечтами, где самое главное – деньги, их затягивающая сладостная власть, короткий, но такой дурманящий обман. Сначала я не узнал в этом гламурном парне того, кто когда-то давно чистил мне сапоги, таскал за мной оружие и был на побегушках. Но вдруг из глубины веков вынырнул этот образ, и я удивился тому, что всё ещё помню это лицо. - О, кого я вижу! Никак сэр Джонатан! – Себастьян поднялся из-за стола и оставил своих спутниц к их великому разочарованию. Блестя «Ролексами» и источая аромат изысканного парфюма, вчерашний плебей бросился ко мне в объятия. Себастьян вёл себя так, будто мы с ним расстались только вчера. Не знаю почему, но я тоже был безумно рад этой встрече. Раньше я никогда не любил его, не обращал на него взора, но теперь Себастьян стал для меня олицетворением нашего общего прошлого. Мы кинулись в объятия друг друга как два путника, наконец обрекшие покой; это было похоже на долгожданный ливень после засухи. Я обнял его, радушно улыбаясь. Мы тут же оставили заведение и отправились ко мне в номер. Нам нужно было столько сказать друг другу! Когда мы очутились в моём прекрасно обставленном жилье и устроились напротив друг друга в мягких кожаных креслах, не было существ, счастливее нас. - Я так рад, я так рад! – твердил созданный мной вампир, заглядывая в глаза своего создателя, - Вы, сэр Джонатан, открыли мне целый мир! Если бы вы только знали, как много сделали для бедного Себастьяна, вашего нижайшего слуги! - Да перестань называть меня сэром. Прошло столько времени. - Это неважно. Для меня вы всё равно хозяин. И останетесь им навсегда. Я горько засмеялся. Он тоже улыбнулся, обнажив ряд идеально белых ровных зубов. Мне вспомнилось, что до обращения у него были ужасные зубы. - Неужели ты ещё не понял, что вампиризм таит в себе гораздо больше отрицательного, нежели положительного? - я откинулся на спинке кресла, закуривая ароматную сигару, - Неужели не проклял меня за то, что я сделал с тобой для того, чтобы устроить свою собственную судьбу? Ведь я обратил тебя лишь чтобы попробовать, научиться создавать новых вампиров! Ты был для меня подопытным – промежуточным звеном и не более того! - Я вас не понимаю . Быть вампиром – прекрасно. Не мне вам объяснять, что наш дар – это вечная молодость, красота, неуязвимость и вседозволенность, власть над миром людьми, от которой невозможно отказаться! От этой власти я схожу с ума до сих пор, я не могу ни на секунду забыть о том, что вы это сделали для меня! И мне всё равно, почему вы выбрали именно своего слугу для этой чести! - Да, это власть. Но она и зло. Несомненно, есть немало моментов, за которые многие продали бы душу, не задумываясь, не оглядываясь на условности и мнения. Быть бессмертным – значит, получать неимоверное количество впечатлений, узнавать интереснейших людей, быть в курсе самых ярких событий. Если говорить о себе, то я держал в собственных руках мудрейшие книги лучших мыслителей человечества разных веков и стран, а моему искушённому слуху привычны бессмертные произведения незабвенной классики. Я накопил огромный багаж знаний по медицине и психологии, умею играть практически на всех музыкальных инструментах, существующих в мире, владею в совершенстве даже такими, казалось бы, ненужными вампиру навыками, как вышивание крестом и гладью. Мне открыты сокровенные тайны всех мировых религий: ислам, православие, буддизм, иудаизм. Я даже провел несколько лет в Тибете в поисках вдохновения. В общем, узнал всё и обо всех аспектах жизни, но… не знаю, зачем всё это, в чём смысл. - Как это в чём? В самой жизни! - Себастьян говорил горячо и уверенно. - Жизнь – вот самая главная ценность, которая у нас есть! Вы рассказали сейчас о том, как много вы теперь знаете, и ваши знания – и есть самое главное. - Я тоже так думал. – Я лениво наблюдал за тем, как сигарный дым медленно поднимался к потолку, кружась в причудливом танце. - Но всё неправда, всё мираж. Ведь в моём круговороте нескончаемых путешествий на пути к самообразованию и самосовершенствованию есть и множество отрицательных моментов, так сказать, оборотная сторона медали. На любом мероприятии мне до смерти скучно. Речи кажутся банальными, а беседы до тошноты обыденными. Знакомясь с людьми, я сразу понимаю, что им от меня нужно. Одни хотят денег и отчего-то полагают, что я смогу им их дать, другие жаждут любовных приключений, третьи, подсознательно чувствуя во мне силу, мечтают быть рядом, чтобы хоть что-то понять в этой жизни. Читая роман, я уже с первых страниц знаю, каков будет конец, заранее предвосхищая перипетии даже самого замысловатого сюжета. В вечных переездах у меня нет ни своего дома, ни друзей, я никогда не пробовал завести семью. Думаю, и у тебя те же проблемы. К тому же, как мы с тобой знаем, у вампиров не может быть биологических детей. Да что там дети! Одно убийство перечёркивает всё! Всё меркнет перед смертью, которую мы несём! Что тут говорить, - я замолчал, понимая, что полон горечи, и печаль вот-вот готова выплеснуться наружу. - Да ладно вам, Джонатан! Что такое убийство? Мы с вами рождены в Средневековье, когда смерть была частым гостем в каждой хижине. Она косила людей, словно крыс. Не стоит преувеличивать и корить себя. Кто-то умрёт от болезни, старости или превратностей судьбы, а кто-то станет нашей жертвой. Это просто естественный процесс, который мы не в силах изменить. Да и что думать о людях? Они ведь не думали обо мне, когда я, семилетний мальчик, попал в плен и бежал из него, как брошенный котёнок. Если бы не ваш отец, взявший меня на служение, меня бы заковали цепями, и век пришлось бы коротать на галере, изнывая от едкого пота и укусов насекомых. Так что вы не правы. - Не хочется об этом больше говорить. Мы встретились, и сегодня я счастлив. Расскажи - ка лучше, как ты жил все эти годы после того, как мы расстались, в чём находил смысл всего этого, что интересовало, мучало тебя. Мне интересно всё. - Даже не знаю, что ответить, - Себастьян пожал плечами. – Я просто жил и всё. Искал жертв и удовольствий. - Но как такое может быть? Неужели тебе совсем нечего рассказать о себе? Не поверю. Тогда Себастьян поведал мне, что почти всю свою жизнь провёл в Америке, где вёл праздный образ жизни и даже во времена сухого закона однажды ограбил банк. Он рассказал, что везде и всегда был один, но, что удивительно, это нисколько не смущало его. Он брал от этого мира всё, что только мог и в этом находил своё маленькое счастье. В свою очередь я рассказал ему всю нашу историю с Оливией от начала и до конца. Себастьян слушал мои рассказы о любви и вообще о жизни, едва ли не разинув рот. Мы ещё долго беседовали. И, когда я подошёл к окну, откинув тяжёлую штору, то понял, что рассвет уже близок. - Мне кажется, сегодня тебе лучше остаться у меня. Не то ты рискуешь быть сожжённым в лучах Солнца, - сказал я Себастьяну, - Только гроб у меня всего лишь один. - Не беда, сэр Джонатан, - просто ответил он, - Я могу спать даже в шкафу. Он раскрыл мой шкаф, вытащил из него вещи, а затем положил его на бок и отлично устроился, словно в кровати. Я улыбнулся – парень так легко решил эту проблему! Когда я засыпал, то подумал, что Себастьяну повезло: у него оказалась какая-то защитная реакция на происходящее, позволяющая ему не думать о зле, которое мы несём в мир. Возможно, он не видит всего того, что явно вижу я, но в этом его счастье. Он – везунчик. *** Когда следующей ночью я проснулся, Себастьян уже был на ногах. Всё ещё жмурясь, я наблюдал, как он примерял перед зеркалом костюм, точь-в-точь такой же, в какой был одет я при нашей встрече. Только на мне этот самый костюм сидел как на истинном денди, а Себастьян выглядел в нём несколько нелепо: короткие руки с толстыми пальцами и общая неказистость фигуры портили всю картину. Это меня рассмешило. - Вижу, вы уже проснулись. Скажите, как я вам? – он как-то глупо приосанился. - Очень даже ничего, - выдавил я. Потом мы отправились на охоту на улицы ночного Лондона. Мы побывали в нескольких ночных заведениях, и там Себастьян с нескрываемым восторгом смотрел на то, как я пленяю своих будущих жертв, как говорю, двигаюсь и так далее. После мы опять сидели в моём номере и беседовали. Помню, зашла речь об искусстве, и бывший слуга обратил внимание на картину Пикассо, что висела на стене моей гостиной. Я приобрёл это полотно в Париже полвека тому назад и очень дорожил им. На Себастьяна оно не произвело никакого впечатления. Он только восхитился моей тягой к прекрасному, и тут я впервые заметил на этом простоватом некрасивом лице какое-то странное выражение не то удивления, не то зависти. Потом я показал ему ещё одно моё сокровище – скрипку Страдивари. Да-да, однажды великий мастер создал инструмент, о котором не узнали потомки. Именно эта скрипка попала ко мне. Изумлению Себастьяна не было предела, когда это произведение искусства запело в моих руках. Он смотрел на меня как на чародея, по-ребячески удивлялся и делал огромные глаза, как будто бы я сотворил какое-нибудь чудо. …Себастьян остановился у меня на один день, но визит этот растянулся на полгода. Сначала я искренне радовался появлению рядом родственной души (скорее уж, товарища по несчастью), но потом радость моя стала постепенно таять, как снег по весне. С удивлением я понял, что этот тип начинал меня всё больше раздражать, а его стиль охотиться и добывать деньги совершенно не вязался с образом жизни джентльмена, а казался мне чересчур грубым. Мы стали часто ссориться. Меня выводила из себя его ограниченность, близкая к примитивности. Глядя на Себастьяна, нельзя было представить, что он прожил несколько веков на этой земле. Он навсегда остался плебеем, вечно пьяным, падким до денег и легко достающихся удовольствий. Несколько раз я пытался сказать ему, что не вижу в дальнейшем нашего общего пути, и нам лучше разойтись, но почему-то всегда откладывал этот разговор на потом. Но впоследствии мне пришлось об этом сильно пожалеть. Помню, в ту ночь мы сильно повздорили из-за того, что Себастьян просадил все мои деньги в вист. Последней каплей терпения стало то, что когда я открыл свой сейф, то вместо наличных обнаружил пустоту. На мои расспросы наглец отвечал, что денег не брал. Я хлопнул дверью и отправился спать в свою комнату с чётким намерением завтра же выставить пройдоху вон. Но вдруг дверь спальни с грохотом распахнулась. Я увидел перед собой раскрасневшееся лицо Себастьяна, перекошённое злобой. Его сильные пальцы сжали мою шею, и он вонзил острые клыки мне в кожу, пытаясь прокусить вену. Кровь полилась на атласную рубашку, но испить её я ему не дал, оттолкнув обидчика мощным ударом ноги. Тогда Себастьян с рёвом набросился на меня, как человек, которому нечего терять. Мы катались по полу, заливая ковёр кровью и немилосердно награждая друг-друга тумаками. Наша схватка была похожа на битву титанов – два сверх существа, обладающие недюжинной силой, сцепились не на жизнь, а на смерть. Вот уже Себастьян сидел на мне верхом, сдавливая горло. Я хрипел, чувствуя, что не могу дышать, он же разинул рот, намереваясь всадить в меня свои клыки-жала. Я изловчился и кое-как схватил немеющими пальцами бронзовый канделябр с каминной доски. Миг, и Себастьян уже лежал на полу, недвижимый и побеждённый. Я с трудом поднялся, шатаясь и вытирая рукавом кровь с разбитых губ. Затем взял толстую бечёвку и стянул запястья бесчувственному врагу, взвалил его на себя и водрузил на кровать, крепко-накрепко прикрутив к железной спинке кровати. В результате этих действий Себастьян не мог пошевелить ни единым суставом и был мне не опасен. Исполненный желания отделаться от наглеца, я схватил саквояж и принялся собирать свои вещи: одежду, документы, визитки и прочее. Но тут Себастьян закашлялся и пришёл в себя. Мыча и плача, он начал бормотать что-то невнятное. - Прошу, отвяжи – руки затекли. - Чёрта с два. Ты опять на меня набросишься. – Мой голос звенел металлом, вибрируя и путаясь в стеклярусе хрустальной люстры, что сияла высоко под потолком. – Как ты посмел помышлять о моей крови?! - Я только хотел стать таким, как ты, - сквозь рыдания выкрикнул мерзавец. - Что за чушь ты несешь? - Тебе не понять. Ты из другого теста. Ты всегда был выше меня, лучше, красивее! Время ничего не изменило – я остался таким же неотёсанным рабом, каким и был! А ты… вы… Вы – мой идеал! И почему я не могу стать таким же? - Он залился слезами, но ничуть не вызвал жалости. - А что тебе мешает? – Я хмыкнул. – Я же дал тебе силу и могущество, возможность научиться любым умениям, которые возвышают тебя над чернью. Времена господ и слуг давно прошли. - Но я не умею пользоваться всеми этими возможностями! Они мне попросту не нужны. Мне ничего неинтересно кроме как набить своё брюхо и залить глаза. Вы играете на скрипке, восхищаетесь полотнами художников, имен которых мне и не выговорить. А я… Мне скучно до слёз, но что именно мне нужно, я не знаю. Если бы вы дали мне своей благородной крови… - Я ухожу. - Нет, прошу, останьтесь, будьте для меня примером! А я приспособлюсь и, может быть, когда-нибудь дотянусь до вас и стану сэром Себастьяном! - Этому не бывать. – Я схватил чемодан и вышел. Что стало с ним дальше, я не знаю, и знать не желаю. Может быть, не сумев выпутаться из своей ловушки, этот несчастный был сожжён злым рассветом, но скорее всего, он всё ещё бессмысленно топчет планету. Пусть так. Себастьян мне более неинтересен. Ну что ж, перенесёмся в 21 век, а точнее, в события, произошедшие со мной всего каких-то несколько месяцев назад. Ещё раз прошу прощения за сумбурность и некую непоследовательность в повествовании. Помните, что моя жизнь настолько разнообразна, что просто не умещается в рамках рассказа».