Бестселлер в подарок

Большинство людей живут и умирают со своей музыкой, ещё не сыгранной. Они никогда не осмеливаются попробовать. Мэри Кэй Эш. «Это случилось в Лондоне – в том городе, где мы с вами встретились, и я передал вам свой диск, который вы в данный момент и слушаете. Этот город стал отправной точкой моей длинной жизни. Он же послужит и отличными декорациями для её финала. В ту ночь я проснулся от звука сообщения, пришедшего на мою страничку в социальной сети. Да-да, вы верно всё себе представляете. Я часто беру ноутбук с собой в гроб. К счастью, устройство может работать не только от сети и никаких проводов не требуется. И пока дневной сон окончательно не сморит меня, можно пользоваться благами цивилизации, даже находясь под крышкой гроба. Я чувствую себя как дома, блуждая по просторам всемирной паутины. Когда интернет только появился, это стало глотком свежего воздуха для всех искателей чего-то нового. Но существу с моим интеллектом понадобилось всего каких-то пару недель, чтобы перелопатить всемирную паутину вдоль и поперёк. Но всё же интернет – отличнейшее из изобретений человечества. Он сделал существование вампира более удобным, позволив отыскать потенциальную жертву даже не вылезая из своего дневного укрытия. Я просто открываю очередной сайт знакомств или захожу в популярную социальную сеть, ставлю на аватар своё фото, с которого томно улыбается обольстительный сердцеед взором, сочетающим в себе высокое благородство с самым низким пороком. И чем больше на фото будет обнажённого тела, тем лучше. Пишу в статусе что-нибудь заумное об одиночестве и несовершенстве мира или же душещипательное о страданиях покинутого романтика. И дело сделано. На меня тут же «клюют», словно рыбки на приманку, девочки-подростки лет шестнадцати в надежде отыскать своего принца на белом коне. Чаще всего в эту ловушку попадаются именно такие. Я уже путаюсь в бесконечном количестве их ников и аватаров – «Сладкий Котик», «Твой Наркотик», «Механическая Кукла», «Девочка-Стервочка» и т.п. Но ни в этом суть. Фактически за несколько ночей нашего общения я становлюсь новым богом своих юных обожательниц. Пожертвовав сном, девушки ночами напролёт не отходят от компьютеров или же неустанно сжимают в руках сотовые телефоны. Поражённые витиеватостью моей речи и редкой способностью дать возможность поверить в сказку, они поручают мне свои тайны, в том числе и сердечные, и, напрочь позабыв запреты строгой матери общаться со взрослым мужчиной, назначают мне свидание. Ах эта чудесная девичья наивность, с которой они придаются собственным фантазиям! Переписываясь с ними, я порой ловлю себя на мысли, что чувствую себя живым и молодым. А когда в кожаном салоне авто или на скамейке тенистого парка прокусываю их тонкие запястья или нежные шейки, всегда испытываю ощущение дежавю – всякий раз стыд, смешанный с жалостью и дикой жаждой. Последняя всегда побеждает. Итог нашего общения всегда один. Утром полиция вновь обнаружит очередной обескровленный труп, а где-то в опустевшей квартире многоэтажки несчастная мать хватится непослушной дочери… Но встречается и другой контингент. Всевозможные брачные аферистки, и даже мошенники мужского пола. Эти отъявленные мерзавцы работают с молодыми людьми нетрадиционной ориентации, к которым меня иногда причисляют из-за на редкость красивой внешности и умения стильно одеваться. Я общаюсь и с незамужними дамами бальзаковского возраста, уставшими от одиночества, и с пресытившимися семейной жизнью молодыми женщинами, которым вдруг захотелось настоящих эмоций и истинной страсти. Особа, приславшая мне сообщение, на этот раз была как раз из числа последних. В 20:04 мне пришло письмо от некой «Героини твоих грёз», адресованное «Падшему ангелу» - так я назвался на сайте. Абсолютно беспроигрышный вариант. Тут вам и загадка, и, если хотите, какая-то фатальность и обречённость. Я прочёл: «Милый Падший ангел! Не могу больше находиться в стенах моей опостылевшей квартиры. Хочу к тебе. Муж сегодня не ночует дома по долгу службы, и мы как раз могли бы встретиться». Далее шла информация о времени и месте нашего свидания. Я отправил в ответ улыбающийся смайлик со словами несоразмерной радости от предстоящей встречи. Итак, птичка попалась в клетку. Я надел свой любимый светло-бежевый костюм в тонкую серую полоску и выбрал атласный галстук нежно-молочного оттенка с выбитыми на нём узорами в виде монархических лилий. Посмотревшись в зеркало, я сбрызнул причёску лёгким гелем, чтобы создать ощущение мокрых волос. Я сделал это аккуратно, боясь переборщить с количеством геля, чтобы волосы не утратили свежести. Французы говорят: «Если женщина плохо выглядит, то пусть вымоет голову». Эти слова справедливы даже для вампиров-мужчин. Я бросил последний мимолётный взгляд на своё отражение в зеркале, и, найдя его вполне достойным, вышел в ночной город. Лондон встретил меня приятной прохладой. Стоял сентябрь, но погода была нетипично тёплой для этого осеннего месяца. Я уверенной походкой направился в кафе на Хеймаркет, где и должен был встретиться с «Героиней твоих грёз». Мне ещё отлично помнится то далёкое время, когда этот район имел романтическое название «Квартал красных фонарей». На Хеймаркет всегда по ночам было полно экипажей, так как в прошлые времена здесь действовал известный на весь Лондон публичный дом. Кстати, весьма неплохой даже на мой взыскательный вкус. И сейчас, пребывая в этом месте, я, кажется, всё ещё слышу громкий смех девиц в тугих корсажах с напудренными лицами и в высоких париках, вульгарно зазывающих джентльменов в свои сладкие продажные объятия. Я знал, что по-настоящему мою подругу по переписке зовут Нэнси – вполне себе современное имя, ничем не выделяющееся. Интересно, как же она выглядит на самом деле? Думаю, не нужно объяснять, что фото шикарной блондинки, украшающее её страничку – всего лишь фикция. Кажется, я даже встречал где-то на просторах интернета это типичное для 21 столетия лицо: слегка вытянутое, с огромными губами, хищным выражением львицы и улыбкой, похожей на оскал. Но это была всего-навсего аватарка. Наверное, на самом деле моя Нэнси - скучнейшая дамочка, серый чулок. Она говорила, что работает где-то в офисе, которых в городе что грибов после дождя. И этот образ офисного клерка, должно быть, не покидает молодую женщину даже вне работы. Я подошёл к кафе – уютному местечку на теперь уже тихой пешеходной улочке. Практически все столики были заняты, и я с удовольствием вдыхал запах крови, что исходил от тел моих смертных соседей. Благо, он ещё не раздражал мои рецепторы настолько, чтобы думать только о насыщении – в запасе у меня имелось несколько часов. Несмотря на осень, тут ещё ощущались отголоски лета. Яркие жёлтые зонтики даже ночью создавали ощущение присутствия солнечных лучей. На них красовались логотипы известной марки газированных напитков. Я устроился за столиком в небольшой беседке, увитой пластмассовым искусственным плющом. Официант в синей бейсболке вежливо предложил меню и оставил меня в размышлении. Я выбрал гамбургер и вишнёвый сок. Конечно же, пища осталась мною нетронутой, но зато послужила неплохим прикрытием. Я наслаждался последними ночами загостившегося тепла, мимолётом рассматривая здешних посетителей, вслушивался в усыпляющий фон их мерных разговоров, смешанный с шумом, создаваемым проезжающими неподалёку автомобилями и лёгкой музыкой, что беспечно текла из магнитофона. Но вот она идёт! Сразу же бросился в нос манящий запах её крови, слегка перебиваемый ароматом цветочных духов. Я пожалел о собственных мыслях, ведь допустил оплошность, предполагая, что моя знакомая окажется весьма бледным существом. Нэнси оказалась довольно приятной на внешность тридцатилетней женщиной с красивой копной густых русых волос. На ней была нежно-розовая блузка с коротким рукавом и серая юбка чуть ниже колен. На ногах светлели белые туфли-лодочки на небольшом устойчивом каблучке. Мне запомнился шарфик с причудливыми узорами, повязанный вокруг красивой тонкой шеи. В её взгляде читалось волнение и скрытое беспокойство. Однако, завидев меня, она приветливо улыбнулась, махнув рукой. - Добрый вечер, Джонатан, – тут Нэнси смутилась. – А в реальной жизни вы выглядите даже ещё лучше, чем на фотографии. - То же самое я могу сказать о вас. – Я улыбнулся, одарив её одной из самых обольстительных улыбок, что имелись в моём многовековом арсенале. Она скромно присела на самый краешек красного пластикового стула и поставила рядом с собой сумочку. На её нежном запястье пульсировала голубая жилка, приковывающая взгляд вампира не хуже всякого браслета. О, совсем скоро я прильну к этой тонкой ниточке, а сейчас приходится держать себя в руках. Я заказал угощение для своей дамы – ванильное мороженое с фисташками и коктейль. Мы разговаривали о всякой всячине. Вернее, говорила в основном она, повествуя о том, как ей надоедает начальница на работе, как хочется уже бросить всё и отправиться в отпуск, о муже, что почти не уделяет внимания моей интернетовской знакомой, о детях, которые вечно шалят... Я в свою очередь шутил, она краснела и сдержанно смеялась, прикрывая рот ладошкой. Нэнси всё время теребила в руках связку ключей с потёртым кожаным брелоком в виде сердца, украшенным длинной бахромой. Я внезапно подумал, что именно эта нехитрая вещица станет для меня памятью об этом вечере и самой Нэнси и займёт должное место в моей коллекции сувениров. Наконец она закончила рассказ о том, как провела сегодняшний день. К своему стыду во время этого монолога мне с трудом удалось не поддаться зевоте. Повисла напряжённая пауза. Тогда я решил заказать ещё что-нибудь из летнего меню этого маленького оазиса и ненадолго оставил свою подругу, подойдя к витрине. Я не без удивления думал об этой молодой женщине, о том, зачем ей понадобилось всё это. У неё ведь есть всё – устроенная жизнь, семья. Не хватает только какой-то яркой искорки, вспышки, приключения. Именно это она искала во мне. Чувствовалось, что от женщины исходили волны страха, даже когда она улыбалась мне аккуратно подведёнными карандашом тонкими губками. Но тут моё внимание отвлекла яркая афиша, приклеенная к фонарному столбу, которая вырвала меня из потока мыслей о Нэнси. На афишке цветными буквами было написано: «Только один день! Шоу акробатов, гимнастов и силачей в вашем городе! Гвоздь нашей незабываемой программы – девушка, парящая под куполом!». Внизу я прочёл, что последний сеанс как раз начинается через пятнадцать минут. Странно, что цирк даёт представление так поздно – ровно в десять часов вечера. Видимо, слишком много желающих его посетить. Наверное, действительно, шоу зрелищное и стоит на него сходить, раз оно имеет успех даже у искушённого лондонского зрителя. Не хотелось пропускать такое грандиозное событие ради встречи с этой милой, но весьма ограниченной искательницей приключений. Я, конечно, жаждал её крови, но не в такой степени, чтобы посвятить ей целый вечер. Покинув без зазрения совести Нэнси, я тут же последовал в сторону цирка. Мне было всё равно, что «Героиня твоих грёз» подумает о «Падшем ангеле», так негалантно оставившем её в одиночестве. Ей, к тому же, придётся оплатить счёт за нас обоих. Но, согласитесь, несколько долларов – неизмеримо меньшая плата за нашу встречу, чем её жизнь, которая висела на волоске, пока эта леди была рядом со мной. Пусть я останусь лишь легкой грустью в её усталой улыбке. Не так уж, в конце концов, и мало для одного вечера, чтобы она могла запомнить его на всю оставшуюся жизнь... * * * «Я шёл по ночному Лондону, как всегда удивляясь тому, как отличалось то, что я видел сейчас, от тех образов далекого прошлого, что время от времени услужливо выныривали из недр моей памяти. Город жил своей жизнью; в ночных клубах развлекалась золотая молодёжь, распивая элитные коктейли, загипнотизированная светомузыкой и действием лёгких наркотиков. К оперному театру, освещенному со всех сторон ярким светом огней, подъезжали дорогие лимузины; из них выходили невероятной красоты дамы в меховых манто и исчезали за дверями великолепного здания. А рядом, за углом, собирались бедняки – грязные бородачи и их женщины с мутными глазами. Они ещё с ночи ожидали открытия забегаловки для нищих, где утром бесплатно накормят тех, кому повезло в этой жизни чуть меньше, чем остальным. Город различий, поразительных контрастов…С баннеров и стендов жителям Лондона предлагалась тысяча удовольствий, начиная от услуг отбеливания зубов и заканчивая рекламой украшений с бриллиантами по сниженным ценам. Город... Огромный мегаполис-миллионник. Монстр, который так похож на вампира. Также завладевает сознанием, а затем захватывает и выпивает душу досуха. Его улицы напоминают кровеносную систему живого существа. И мы бродим по нему, суетимся, пытаясь что-то обрести, и всё же постепенно теряем себя в его невидимых лианах, словно в каменных джунглях. Вдалеке уже виднелся огромный купол цирка из прочной брезентовой ткани, плотно натянутой на алюминиевый каркас. Его соседство с современной архитектурой Лондона выглядело как-то непривычно и несколько гротескно. Мне он напоминал то ли шляпку гигантского гриба, выросшего из земли, то ли какого-то огромного монстра, непонятно каким образом тут появившегося. Яркая цирковая афиша сделала своё дело, завладев моими мыслями. Итак, я отправился на представление. Когда я отыскал своё место в верхнем ярусе, цирковое действо уже началось. Изящно одетая публика заполнила почти все места. По правую руку от меня оказалась маленькая кокетка лет семи, девочка-непоседа с огромным бантом на макушке, в сопровождении матери. Она не выпускала из рук плюшевого мишку. Но это была едва ли не единственная малышка в зале. К моему удивлению, в цирке, этом мире сладкой ваты и детских грёз, было немного детей - программа была рассчитана на взрослую аудиторию, да и время было позднее. Играла оглушительная музыка, светили яркие разноцветные прожектора, освещая круглую арену. Жёлтые, красные, фиолетовые… Их лучи, причудливо перекрещиваясь и преломляясь, прошивали темноту. Прожектора будто были живыми; они словно следили за происходящим, сканируя всё, что попадалось на пути, как если бы искали в зале сбежавшего из тюрьмы преступника, но никак не могли найти. Зрителям было обещано незабываемое зрелище. Это уже был не тот цирк, который я знал раньше, несколько веков назад. Тогда я помнил цирк, артисты которого выступали по рыночным дням на главной городской площади, на только что сбитой деревянной арене, где ещё не просохла краска, и пахло свежей древесиной. Занавес кулис нередко состоял из одних заплат, а костюмы и грим делались самими циркачами. Номера были сравнительно простыми, почти банальными, но всё же прекрасно скрашивали обыденные дни городских жителей. Сейчас же никого уже не удивить ни выступлением грубоватых клоунов с раскрашенными лицами, в огромных париках и глупых полосатых костюмах, ни трюками учёных собачек, ни сноровкой ловких жонглёров. Всё это уже не привлекает нынешнюю публику. Все ждут большего. Зрителям подавай грандиозные шоу виртуозных трюкачей, чьи номера находятся на пределе человеческих возможностей, где каждая деталь просчитана с помощью новейшего цифрового оборудования и отработана до совершенства. Именно такими - современными и будоражащими воображение - были номера этой программы. Но даже несмотря на это, мысли мои были далеки от того, что происходило на арене. Я практически не слушал плоских шуток конферансье – напомаженного толстяка с закрученными усами, разодетого в блестящую зелёную ливрею и желтые брюки в клетку. Не внимал я и выступлению иллюзионистов, которые приводили в восторг зрителей всевозможными интригующими штуками. Их сменили атлеты с накаченными торсами и блестящими мускулами, демонстрирующие свою недюжинную силу. Пантомима, женщина-змея, девочка с хула-хупами… Всё это я уже видел много-много раз. Я закрыл глаза, так как ужасно тянуло в сон. Волей-неволей, несмотря на громкую музыку и разговоры, я слышал всё, что происходило в тот момент за кулисами. Вампиру это подвластно. Я отчётливо слышал, как рычал бурый медведь и носился взад-вперёд по клетке; как выпал мячик из рук мальчика-жонглёра; как, взметнувшись вверх, просвистел кнут в твёрдой руке грозного дрессировщика, усмиряющего бенгальского тигра. Животное не желало сегодня работать, чувствуя присутствие большого количества людей. Но вдруг неожиданно раздалась тревожная барабанная дробь, словно учащённо забилось огромное сердце цирка. Это вывело меня из состояния полудремы. Парчовый занавес, расшитый блёстками, распахнулся. Конферансье торжественно и интригующе воскликнул: «Мадам и месьё! Дамы и господа! Слабонервным и впечатлительным просьба удалиться! Сейчас вы увидите то, ради чего и пришли сюда – гвоздь нашей программы! Прошу любить и жаловать! Для неё не существует гравитации! Впрочем, сейчас вы всё увидите сами. Встречайте, восхитительная и неподражаемая мадемуазель Розалия!» Всё вдруг стихло. Свет погас. Но тут высоко под куполом один единственный луч света выхватил из темноты стройную женскую фигуру. Гимнастка выполняла умопомрачительные трюки в кольце, закреплённом под куполом цирка с помощью незаметного троса. Кольцо вращалось и сияло, словно солнечный диск. На глазах женщины была черная повязка, а в зубах – алая роза. Она была грациозна и тонка. Совершенство линий, сотворённое природой. Девушка была облачена в обтягивающий комбинезон бежевого цвета, густо расшитый пайетками; короткие черные волосы, причесанные в стиле 20-х годов прошлого столетия, блестели от декоративного лака; маленькое лёгкое пёрышко украшало изящную головку. Я сразу её узнал. Вы верно догадались, мой любезный слушатель, это была Оливия! Ещё на цирковой афише я узнал эти черты, но не хотел себе признаваться, что шёл сюда только из желания увидеть её. Ах, как это похоже на Оливию, она всегда была такой! Риск – её второе имя, её призвание! Проделывая смертельно опасные трюки в воздухе, она будто смеялась над смертью, доказывая всем и самой себе, что для неё нет ничего невозможного. Она бросала вызов своей бессмертной природе, испытывая на прочность неуязвимое тело. Казалось, что она вылеплена из пластилина, так гибки были эти мышцы. Движения Оливии были точны и отточены, словно кинжал в умелых руках убийцы; взгляд был полон высокомерия, а в улыбке скользила холодность. Мелодичная музыка окутала сияющее кольцо, а тонкая фигурка в нём поражала своей пластикой и растяжкой. Она больше не подчинялась законам физики; притяжения земли для неё не существовало… Оливия улыбнулась своей белозубой улыбкой и бросила в зал алую розу, которую тут же подхватил мужчина из первого ряда. Сотни напряжённых взглядов застыли на этой точёной фигурке, которая, поднимаясь всё выше и выше, к самому небу, превратилась в маленькую точку. - Она же работает без страховки, - послышались возбуждённые голоса. Ни один воздушно-акробатический номер не обходится без сетки, ведь сложные элементы невозможно выполнять со стопроцентной гарантией. Это не касалось Оливии. Она сделала резкий взмах, и тело её стремительно бросилось вниз, в воздух, наполненный током… Все, как один, смотрели только на неё, моля небеса, чтобы номер кончился благополучно. Сейчас она упадёт и разобьётся вдребезги, как ёлочная игрушка! Это были мучительные минуты, но вместе с тем восхитительные. Зрители ахнули, но Оливия всё же в последний момент смогла ухватиться кончиками пальцев ног за алюминиевый обруч. И вот она снова хозяйка ситуации! Этот воздушный танец, полный бесстрашия, продолжался. Я вдруг почувствовал, что не вижу людей вокруг себя и больше не слышу музыки. Всё исчезло. Осталась только она, её безупречное тело на высоте… Эти прекрасные длинные ноги, сильные, но вместе с тем такие нежные, руки, женственные изгибы округлых бёдер. Я завороженно смотрел представление. И хотя был, как и другие, потрясён её смелостью, всё же понимал, что Оливии не угрожало ничего, в отличие от её менее любимых судьбой смертных коллег, которые, всякий раз выходя на арену, рисковали жизнью. Наконец кольцо спустилось вниз, и она, победно улыбнувшись, разослала в зал воздушные поцелуи. Номер окончен. Та самая девочка с огромным бантом, что сидела рядом со мной, выбежала на арену и протянула циркачке своего плюшевого мишку. Оливия схватила её детскую ручку и стала что-то нашёптывать малышке на ухо. Эта сцена затянулась. Оливия, казалось, не хотела отпускать пухлую ручку ребёнка и всё гладила девочку по голове. Но вот она наконец отпустила ребёнка и, захватив с собой игрушку, ещё несколько раз поклонившись, скрылась за кулисами. Тут же был объявлен антракт. Зрители повставали со своих мест, желая успеть в перерыве купить сладостей или же сфотографироваться с цирковыми животными. Я едва смог протиснуться сквозь толпу, чтобы оказаться за кулисами. Мне было необходимо видеть её. Мысли мои путались, перед глазами стоял туман. Я всё ещё был под впечатлением номера. Вот она – импровизированная гримёрка Оливии. Созданная на несколько дней, она показалась мне весьма странным помещением. Стены здесь заменяла натянутая на алюминиевый каркас ткань грязно-красного цвета. Я довольно настойчиво постучал в дверь. - Открыто, – послышался усталый голос. Комнатку освещала настольная лампа, даря тёплый разряженный свет только пространству возле туалетного столика. В темноте же тонули разнообразные цирковые костюмы и парики, покрытые пылью картонные коробки. Всё здесь было завалено старым реквизитом. В углу стоял большой ящик, обитый чёрным бархатом, очень напоминающий гроб, на котором сияли серебряные звезды. Видимо, тут Оливия проводила дневные часы. Прямо на его крышке стояли ваза с белыми розами и открытая коробка шоколадных конфет – подарки от восторженных поклонников. Мне бросилась в глаза причудливо выполненная маска из папье-маше, передающая выражение ни то страдания, ни то осуждения. Она мне напомнила ночи, проведённые в Венеции, и я почувствовал, как тисками сдавило сердце. Перед зеркалом сидела Оливия и держала в руках плюшевого медвежонка – подарок девочки из зала. Когда я вошёл, она даже не подняла глаз, будто знала заранее, что я приду. Она ещё не успела смыть с лица следы сценического грима. Такая красивая, но одновременно опустошённая… Усталая, как выжатый лимон… Черты её прекрасного лица отражались в зеркалах, заставляя меня внутренне сжаться от этого стального взгляда. Она не глядела на меня, а уставилась на собственное отражение, как будто пытаясь прожечь его полными боли огромными глазами. Тут, вблизи, её макияж казался чересчур ярким, а краски слишком сконцентрированными: веки были покрыты золотой краской, линия ресниц подведена тонкой чёрной стрелкой, кожа, всегда бледная, сейчас источала тёплое бронзовое сияние, делая Оливию похожей на статуэтку или древнее божество. Чёрный парик только усиливал это сходство. Губы блестели от яркой помады непривычного цвета голубики. - Это ты? Но зачем ты здесь? – ее голос прозвучал едва ли ни гневно. - Я не мог не прийти. И ты это знаешь. Моё место рядом с тобой. И так было всегда. Хватит бегать от судьбы. Она быстрым движением сняла парик, и меня ослепил яркий блеск её роскошных рыжих волос, что рассыпались золотой волной по её острым плечам. Я шагнул к ней навстречу. - Ты что, следил за мной? - слова-кинжалы, направленные мне в сердце. - Нет, я случайно оказался здесь. Просто прочёл афишу… Оливия встала и подошла ко мне так близко, что можно было без труда слышать её дыхание. Во взоре женщины сверкали молнии. Она осмотрела меня с ног до головы, как будто бы видела впервые. - Хм… Ты всегда оказываешься поблизости. И тебе не надоело быть моей тенью за все эти века? Тебе мало того, что ты сделал меня несчастной, обратив в монстра?! - Прошу, не надо. Я раскаиваюсь в содеянном, но исправить ничего уже не могу. Ты – единственное, что держит меня на этой земле, мой маяк среди мрака ночи и вечного одиночества. - Одиночество… Да что ты об этом знаешь? Ты – не женщина. – Она разразилась нервным смехом. – Думаю, ты заметил, как я смотрела на ту девочку, - она бросила беглый взгляд на плюшевую игрушку, сиротливо сидевшую теперь на столе. - Я не могу смотреть равнодушно на чужих детей. И всё из-за тебя! Ты отнял у меня возможность познать счастье материнства! Чёртовы вампиры лишены способности иметь потомство, – голос её срывался, на глазах засверкали слезы. – Ты сделал так, что в гробу, долгими днями, мою грудь разрывают страшные крики, когда я представляю, что и у меня могла быть простая человеческая жизнь, обычное женское счастье. Что и я могла прижать к себе дитя, которое назвало бы меня матерью! К чёрту вечность и несгораемую красоту! Я враз отдала бы всё это! Забирай! Мне они не нужны! - Не знаю, что и сказать. Я тысячу раз виноват перед тобой. Я со своей гордыней хотел поравняться с богами и сам решить твою судьбу. Каким же нужно было быть эгоистом, чтобы решиться на такое! Но былого не вернуть, а нам нужно жить дальше. Только рядом с тобой я чувствую себя живым, настоящим. Только когда мы вместе, в моей груди бьётся сердце, а не осколок металла; вместе мы можем ещё удержаться на последней черте, за которой – лишь безумие. Не гони меня, ведь нет ничего хуже этого проклятого одиночества, разъедающего изнутри. Я больше этого не вынесу! Это всё, что я смог вымолвить. Как долго я представлял эту встречу, сотни раз в сознании прокручивал, что именно, какие слова буду говорить, но сейчас все аргументы выскочили из головы. Я был снова наивным юнцом перед ней, глупым мальчишкой… Годы ничего не исправили, а только больше укрепляли стену, которая всё так же росла между нами. Воздух казался наэлектризованным, а стены маленького пространства будто смыкались. Комнатка с каждым мгновением становилась всё меньше, а страсть моя всё росла. Она подступала к мозгу словно сладкий яд – старая, но незабытая боль. - Умоляю, дай мне шанс, давай попробуем всё вернуть или хотя бы что-то! – я отчаянно пытался растопить лёд в её душе. Я готов был на всё, лишь бы она осталась со мной. Хотелось плакать. Глупо, но мне было не до гордости. Слёзы потекли по моим щекам. Тут в Оливии случилась перемена. В ней что-то сломалось. Она вся задрожала, внезапно сделалась хрупкой и незащищённой. Куда-то исчезла гордыня, и я узнал прежнюю девочку с огромными зелеными глазами, в которых отражалась неисчерпаемая тоска, а мнимая отстраненность ушла, как только что исчез грим с её лица. Будто и не было всех этих лет… - Джонатан… - нежная рука коснулась моих волос, а губы стали искать мои. Оливия целовала меня, захлёбываясь в рыданиях, а я неистово обнимал её, вдыхая пряный запах волос, прижимал к себе, не в силах отпустить. Её тонкие пальчики ловко расстегивали мелкие пуговицы на моей сорочке. Галстук с выбитыми на нём королевскими лилиями полетел в сторону – в темноту, где ждали своего часа цирковые костюмы. Без труда пальцы мои нащупали на спине Оливии молнию на сценическом наряде и заскользили по атласу её нежной кожи. Костюм, словно сброшенная лягушачья кожа, остался на полу. В старом зеркале отражались наши тела; они существовали как будто в другом измерении, в другой реальности. Я увлёк возлюбленную на стол, заваленный красками для грима, вновь обладая её телом, каждый изгиб которого знал наизусть, представлял, хранил в памяти как святыню. Оливия ногтями вцепилась в мою спину, причиняя мне приятную боль. Я тихо вскрикнул, а она закрыла мне рот своим поцелуем. Здесь, в гримерке, в царстве обмана и иллюзий, мы стали единым целым, одним существом, совсем так же, как в ту роковую ночь много веков назад. Хотя от безупречного тела прекрасной дочери зла исходил теперь только холод, мне было тепло. И ничто на этой земле не согрело бы лучше этого огня – огня страсти, которую мы удерживали в себе бесконечное число одиноких лет».