***
Читая «Ежедневный Пророк», после своего выступления, Гарри заметил, что ни один журналист не сказал что-то прямо оскорбительное. Никто не хотел умалять Героя Чародейского Мира, особенно, когда имя Альбуса Дамблдора все ещё было в памяти. Хорошим событием, что пришло после небольшого выступления Гарри, было то, что рейтинги одобрения Кингсли взлетели. По сути, Гарри снял с Министра высокое давление и даже скрыл его, имя «Гарри Поттер» дало для множества журналистов и профессиональных сплетников, возможность чтобы поговорить или удивиться. Кингсли в своей предельной свободе от прессы смог полностью прекратить действие некоторых из самых диковинных законов. Было действительно позором, что из всех министров, которым были даны ограниченные полномочия, это был Кингсли. Он был великим человеком сам по себе. Гарри также был очень удивлен тем, сколько пресса обсуждала его фонтан. Некоторые называли это национальной достопримечательностью, а «туристы», пытавшиеся войти в министерство, вызывали недовольство среди персонала. Он вздохнул и выбросил газету в сторону. Тедди подбежал к нему, просунул морду сквозь решетку, и схватил газету. Он очень радовался, разрывая бумагу в клочья и махая хвостом. Гарри скрестил руки на коленях и смотрел, как щенок играет. После того, как Тедди закончил рвать газету, он начал энергично лаять, а потом бегать кругами вокруг клетки в которой был Гарри, в подвале. Волчонок остановился, немного задыхаясь, от постоянного лая на Гарри, а затем побежал в противоположном направлении. Четыре часа этого и Тедди всё равно был не менее симпатичным. Гарри был поражен тем, что тот до сих пор ещё не упал. Впрочем, он полагал, что если бы он едва мог ходить на двух неустойчивых ногах, не цепляясь за стену или другого человека, и получил внезапную способность бегать на четырех лапах, это должно быть, было бы забавно. Тедди не был похож на оборотня. Он выглядел как настоящий волчонок. Чем дольше Гарри сидел в этой клетке, а луна полностью взошла на ночном небе, тем больше удивлялся. Тедди был естественным животным, будучи метаморфом и живорожденным оборотнем. Единственное, что противоречило этой теории, кроме последних двух полнолуний, Тедди оставался человеком. Может быть, в мире были оборотни, которые были естественными? Гарри наверняка собирался исследовать это. Он вздохнул и подумал, что сделает это, как только выйдет из этой чертовой клетки. Гарри был почти уверен, что если бы он собирался трансформироваться, он бы уже сделал это. Но он остался в преображенной клетке Андромеды в подвале, которая была сделана безопасной для ребенка/щенка. Андромеда ждала наверху (со своей палочкой), чтобы Гарри позвал, если что-то случится. Ничего не произошло. Ну, кроме того, что Тедди оставил подарок в углу и играл в какую-то игру в прятки с самим собой и своим хвостом в куче разорванных газет. Около трех часов утра мальчик уснул в той же куче, прислонившись к боку Гарри, прижатому к решетке. Его пушистые лапы дернулись в воздухе, и он зарычал во сне, как будто даже там он всё ещё бегал. Примерно через час Гарри заснул, его рука прошла через решетку, а пальцы прижались к этому маленькому нечеткому лицу.***
Андромеда не выдержала в четыре тридцать утра. Гарри так не позвал её. Только доверие к парню не позволило ей оказаться там, а также то, что он заставил её поклясться не спускаться вниз, если не было реальной причины. — Нам не нужно, чтобы у всех троих была ликантропия, — сказал он. И держать Тедди в подвале казалось не таким жестоким обращением с ребенком, как запирать его в клетку. Когда она спустилась по лестнице, то увидела их как людей, полностью одетых. Женщина вытащила Тедди из газетного конфетти. Гарри не проснулся, хотя и слегка пошевелился. Тедди был в своем подгузнике и футболке, в которых он превращался в оборотня. Их рабочая теория о том, что Тедди может быть естественным животным, выглядела более вероятной, поскольку он был настоящим оборотнем, то его одежда была бы разорвана на части. Гарри, полностью одетый, указывал на то же самое. Она почувствовала облегчение, что Гарри не был оборотнем, прижимая Тедди к груди и плечу. Это была не самая страшная вещь в мире, но он и так прошел через многое. Андромеда открыла клетку, взмахнув палочкой. Гарри не шевелился. Должно быть, он был измотан стрессом прошлого месяца. Когда она опустилась на колени рядом с ним, она почувствовала маленькое сожаление о том, что его одежда не повреждена. Женщина встрепенулась. Но Гарри действительно был привлекательным молодым человеком. Ключевой термин -молодым. Андромеда вытащила бутылочку с зельем из кармана юбки и откупорила. Она держала её прямо под носом у Гарри, он встрепенулся, но напряжение в нем ослабло, и он снова упал на решетку. Зелье было разработано для пациентов с беспокойным сном или легко спящих. Это был не первый раз, когда она использовала это зелье за последние несколько месяцев. Гарри работал слишком усердно. Андромеда, была очень благодарна ему, и знала, что ему нужно больше спать. Он взял на себя всё бремя. В некотором смысле Гарри был противоположностью её Теда, который жил мгновением и был легкомысленным почти во всем, что он делал. Это был замечательный набор навыков для целителя. Он был абсолютной свободой от традиций её собственной семьи. Часть её была рада, что Тед умер до Нимфадоры, прежде чем его сердце могло познать эту боль. Андромеда взмахнула палочкой, поднимая Гарри по лестнице. Она хотела бы привести его в постель, но не могла подняться на второй этаж. Женщина положила парня на диван. Схватив одеяло, она свернулась калачиком рядом с ним. Прижимаясь к его груди. Тедди благополучно лежал рядом с ними. Даже в глубоком сне Гарри повернулся к ним и крепко обнял их обоих. Глаза Андромеды закрылись, и она уснула, погрузившись в тепло и любовь, которые необъяснимым образом окружали её.***
Гарри проснулся в полдень, его очки косились на его лице и два теплых тела были на его груди. Тедди пускал слюни, голова мальчика была повернута назад, и, несмотря на то, что не выглядел особенно живописным, он был настолько очарователен. Он удерживал себя, чтобы не произнести умилительное «Ооо». Его изумрудные глаза сосредоточились на Андромеде. Сердце Гарри сжалось. Как она может быть такой красивой? Во сне, линии печали и беспокойства не морщили её лицо. Солнечный свет заставлял кожу Андромеды сиять, вызывая медные оттенки в её темно-каштановых волосах. Гарри не мог удержаться от того, чтобы провести рукой по её мягким кудрям. Он расчесывал эти волосы бесчисленное количество раз, видел её обнаженной не раз, но, возможно, впервые он увидел Андромеду не как скорбящую вдову, не как бабушку Тедди, не как мать, которая потеряла Нимфадору, а скорее он видел её как индивидуальность, как желанную женщину саму по себе. Гарри должен было встать, не нужно, чтобы её мягкая форма обвивала его. Ситуация, которая стала ещё более неловкой, когда Тедди спит на нем. Поттер глубоко вздохнул и выругал себя. Он был ребенком по сравнению с ней. Черт, Нимфадора была на семь лет старше его. Его нынешние мысли были не только неуместными, но и бредовыми. Гарри и Андромеда больше всего были семьей. Он не мог ожидать или просить большего. То, что он имел, было уже более чем достаточно. Андромеда и Тедди проспали ещё два часа, и Гарри удалось получить контроль над своими гормонами.***
Настал их черед готовить ужин для Малфоев. Это стало их новым традиционным субботним ужином. Было замечательно, что споров больше не было. Это было более чем вероятно из-за Тедди, который обеспечивал бесконечное развлечение, в своих темах для разговоров (чаще всего в длинных потоках бессмысленных предложений). Андромеда и Гарри без стеснения заставили их всех поместиться за маленьким обеденным столом. Во время второго визита Малфоев в Дом Тонкс, Люциусу надоело постоянно тереться локтями, и он потянулся к своей палочке, сказав, что может легко увеличить стол, но его немедленно перервала Андромеда, которая недвусмысленно сказала: — Если кто-нибудь из вас вытащит палочку в моем доме, я их всех сломаю. Гарри впился взглядом в Люциуса, оказывая дополнительную поддержку угрозе Андромеды. Ни у Люциуса, ни у Драко не было иллюзий, что они могут победить Гарри в бою. И хотя Поттер не мог напасть на Нарциссу из-за растущего уважения к Матриарху Малфоев, у Андромеды не было таких предубеждений. Гарри не видел ни одну них в настоящей дуэли, но между ними, казалось, было понимание, что Андромеда на самом деле была более сильной ведьмой. Ужины были напряженными, неудобными, неловкими, граничащими со смертельным исходом, но мужчины держали свои рты закрытыми, потому что важность совместного времяпровождения Нарциссы и Андромеды была огромной. Они были семьей поэтому Люциус, Драко и Гарри, за любовь, которую они имели к двум сестрам, «терпели» друг друга. Той ночью Нарцисса загнала Гарри в угол после ужина, пока он мыл посуду. Андромеда держала Тедди в гостиной, когда Люциус рассказывал ей о каких-то сплетнях, которые устарели, по крайней мере, на десять лет. Драко явно старался слиться с комнатой, как будто Тедди схватит его своими маленькими пальцами. Он с треском провалился, когда Тедди «заставил» его хлопнуть в ладоши с ним. — Итак, — начала Нарцисса. Гарри приготовился к небольшому разговору. Он уважал светское общение, но обычно он скучал в нем. — Какая моя сестра под простынями? Тарелка скользнула сквозь пальцы Гарри, громко лязгая по раковине. Парень чувствовал, как горят его щеки, хотя он не мог отрицать, что фантазировал об этом самом образе уже целую неделю, но это не значило… Он кашлянул: — Мы не… — Почему нет? — спросила Нарцисса, скрестив руки и прислонившись к столику, на ее губах появилась ухмылка, когда она наблюдала, как Гарри растерялся. — У нас не такие взаимоотношения, — сказал он. — Почему? — она нажала. — Потому что… — прошептал Гарри. Он посмотрел через плечо, чтобы увидеть, слышала ли Андромеда, но она была поглощена тем, что говорил Люциус. Гарри повернулся к Нарциссе. — Потому что я достаточно молод, чтобы быть её сыном. Холодные глаза Нарциссы вызывали нервозность. — Ну и что? Всю свою историю мужчины спали с женщинами вдвое моложе себя. Почему обратное так немыслимо? Гарри покачал головой и снова сосредоточился на посуде. — Но не мы. — Она отказала тебе? — Я никогда не спрашивал, — прошипел Гарри на нее. — Она рассматривает тебя, Гарри. И ты не единственный, у кого есть потребности, — тихо сказала Нарцисса, так что даже если бы другие в гостиной обращали внимание, они не могли бы услышать. Гарри посмотрел на нее. — Какое это имеет отношение к твоему делу? Нарцисса наклонила голову в сторону. — Ты замечательный мужчина, Гарри Поттер. Гарри закатил глаза. — Так все говорят. — Даже с ликантропией моего сына, ты старше, чем Драко. Гарри нахмурился и сильнее начал чистить и без того чистую кастрюлю в руках. — Мы ровесники, думаю, он даже на несколько месяцев старше меня. — Возраст, мой дорогой, не всегда измеряется поворотами часов. — Или планеты, по-видимому, — прорычал Гарри. Лицо Нарциссы стало серьезным, и она сказал: — Ты делаешь её счастливой. Гарри ответил: — Это то, что должна делать семья. — Она была счастлива с Тедом, но она похоронила худшее в себе. Ты же видел только худшее из нее, и все же ты здесь, хранитель её маленькой жизни, — сказала она в том же самом низком тембре. — Я никогда не буду Тедом, я никогда не буду тем, кем он был в её жизни. — Да, — согласилась она. — Я думаю, что ты стал бы чем-то бесконечно более важным. Плечи Гарри сгорбились, и он наградил Нарциссу своим изумрудным взглядом. — Я этого не сделаю. — Ты не сделаешь этот последний шаг, чтобы сделать себя по-настоящему счастливым? Глаза Гарри потемнели. — Ты не знаешь, видит ли она меня таким же образом. И даже если бы она это делала, я бы не стал с ней так поступать. Твоя сестра страдает, ей непостижимо больно. Я не буду увеличивать эту боль. — И как ты узнал, что не будешь тем самым мужчиной, который исцелит её? Гарри выключил кран и вытер руки полотенцем. Он полностью повернулся к Нарциссе. — Потому что некоторые раны не заживают. Ты просто становишься достаточно сильным, чтобы жить с ними. Нарцисса осталась на месте и наблюдала, как он отступает в гостиную. Она знала, что он обманывает себя. Они оба это делают. И всё же — сердце болело. В том, что сказал Гарри, была доля правды. Нарцисса не хотела верить, что единственная сестра, которая у нее осталась, не сможет исцелиться.