То, что мы потеряли

Андромеда сидела одна на своей пустой кровати. Тед был мертв. Он ушел навсегда. Никогда не возвратится. Когда Нимфадора впервые отправилась в Хогвартс, Андромеда плакала. Когда её дочь переехала от нее несколько лет назад, она снова плакала. Но из-за смерти мужа не было слез. Они нашли его тело в лесу. Женщина была слишком зла, чтобы присутствовать на похоронах. Хотя, так как он был магглорожденным, у него не было похорон в волшебном мире. Его тело было похоронено людьми, приславшими ей записку. Андромеда не могла ни вспомнить, ни заставить себя заботиться о том, кем они были. Она была так зла. Ярость горела в её горле, она сглотнула. Тед ушел оставив записку, а теперь о его смерти известили ещё одной. Андромеда знала, что ей следовало пойти за ним. Но она осталась дома ради Нимфадоры. Зять-оборотень не был кем-то, на кого женщина могла бы положиться или доверять. Ремус Люпин не был плохим человеком, но Андромеда считала его слабым. Но конечный результат был таковым. Тед подался в бега ради своей жизни, оставив свою жену и дочь позади. Не дав предложения присоединиться к нему, ни надлежащего прощания, и теперь он был мертв. Если бы Андромеда была с ним, этого не произошло бы. Она знала больше о Темных Искусствах, чем половина внутреннего круга Темного Лорда вместе взятых. Тот, кого не звали Беллой или тот, кто не имел красных глаз, не смог бы пережить встречу с Андромедой Тонк. Тед доверял ей... Но он поверил фасаду, который она сделала из своей жизни. Андромеда Тонкс, хорошая маленькая домохозяйка. Маггловский учитель танцев. Преданная мама. Покинувшая Хогвартс, без окончательного магического образования. Со временем воспоминания притупились, и она знала, что многие считают её скучной. Тед знал её лучше, но часть его, должно быть, полагала, что она приручена. Прирученная трофейная жена. Андромеда откинулась на кровати, её каштановые волосы рассыпались по одеялу. Она наблюдала, как вентилятор на потолке медленно вращается над ней в ленивом темпе. Солнечный свет заставляет тени двигаться, вместе с этим бесконечным, медленным вращением. Она была совсем не ручной. Осталась вне этой войны, потому что часть её верила, что волшебный мир заслуживает того, чтобы его сожгли. Магглорожденные и магглы могут быть мишенями, но когда всё закончится, именно семьи чистокровных пострадают сильнее всего. Андромеда сглотнула желчь, поняв, что именно такое мышление лишило её мужа. Она почувствовала, как горит кольцо на её пальце, это очень тяжело сказалось на её душе. Её обугленная и почерневшая душа, которую молодой Хаффлпаффец однажды счел нужным любить. Как она собиралась сказать его родственникам, что Тед мертв? Как она могла объяснить его убийство и то, что тело нельзя было безопасно вернуть? Как сказать дочери, что её отец умер, всего за несколько недель до того, как она родит первенца? Ярость снова охватила всё её естество. Руки Андромеды сжали покрывало. Она заставила эмоции погрузиться глубоко в темную дыру, куда она давным-давно затолкала свою магию. Её гнев и магия мерцали, танцевали, шептали сладкие соблазны силы и облегчения. Было бы так легко сдаться. Дядя Андромеды, Орион Блэк однажды сказал, что три сестры Блэк были одарены тремя атрибутами, связанными с их магией. Старшая, Беллатрикс была одарена безжалостностью, самая младшая - контролем, а Андромеда, средний ребенок, одарена сдержанностью. Не имея никаких ограничений, Белла сошла с ума. Имея контроль над своими способностями, Нарцисса обладала лучшей способностью к заклинаниям, а Андромеда… Андромеда воздержалась от продвижения, чтобы не пойти по стопам Беллы. Накануне смерти своего мужа Андромеда сделала то, что делала всегда. Она практиковала сдержанность и похоронила свою магию, свой гнев и свое мнение, как делала всегда. Казалось, что она дышит осколками стекла, как будто миллион рваных ран наполняют её легкие, сердце и кровь. Она глубоко вдохнула, закрыв глаза, чтобы лучше насладиться болью. Жизнь будет продолжаться, у нее всё ещё есть дочь, и скоро родится внук. То, что она имела с Тедом, было сном. Сном, который длился гораздо дольше, чем она ожидала. Андромеда не плакала. Ради него она отказалась от всего. А он оставил её одну. Женщина проснулась с удушающим криком. Она перевернулась на бок и свернулась в калачик. Андромеда чувствовала, как будто её внутренности пытались разорваться на части. Сильные руки обвились вокруг нее, прижимая к теплому телу. Голые ноги впились в её. Гарри частично перекатился на нее сверху, прижимая к матрасу, одной рукой прижавшись к её пульсирующему сердцу. Боль была такой, что она подумала, будто сквозь его пальцы пролилась кровь из сердца. Но, несмотря на боль, её тело было цельным. Она смутно подумала, что большинству людей, которых будут удерживать насильно, станет страшно, это может усугубить проблему. Но Андромеда знала Гарри. Знала ощущение тела этого мужчины внутри нее. Она знала его запах и нежную, бессловесную силу, когда он помогал ей оставаться целой. Гарри давал ей что-то ещё, чтобы сосредоточиться, оторваться от боли и бездонного одиночества, царивших в ней. Андромеда не была уверена, как давно он начал говорить, но она слышала, как его слова звучат прямо у её уха. — Можешь плакать, Андромеда. Ты можешь позволить себе почувствовать это. Я здесь, я здесь. Она не заплакала, а закричала. Гарри прижался к ней ещё крепче. Она отпустила свою сдержанность и начала скручивать его руки, чтобы не вырваться, а причинить ему боль. Сделать ему больно, чтобы он мог чувствовать агонию, которую она испытывала. Ослабить едкий ожог собственной ярости, отложенный на потом и выросший до смертельных размеров. Гарри не пытался убежать. Он боролся с ней, пока не поймал её запястья. Парень замычал и чуть не потерял хватку, когда её колено ударило его между ног. Но он стиснул зубы и стал давить сильнее. Используя собственный вес, чтобы удержать её на месте. Она продолжала бороться, дыхание Гарри становилось всё тяжелее, его тело дрожало от усилий, чтобы удержать её, и от остаточной боли, которую женщина причиняла ему. Когда наконец стало очевидно, что ей не вырваться, она закричала. Андромеда кричала на него, проклинала. Гарри ничего не говорил. Он понимал её без слов, удерживая от распада, причинения вреда ему и себе. В конце концов пареньподсунул свою голову под её подбородок, чтобы успокоить мельтешение головой, прислушаться к её скачущему сердцу, и помешать ей начать кусаться. Её проклятия превратилось в более бессловесные возгласы ярости и отчаяния. Когда она набросилась на него в следующий раз, это было сделано не со словами или конечностями. Гарри ахнул, когда в него врезалась сырая, не оформленная магия. Его тело напряглось, когда он почувствовал, что его собственная магия поднялась навстречу ей. Не было никаких физических травм — внутренних или внешних. Но волна за волной, яростная и одновременно бесцельная сила врезалась в него. Казалось, что он был скалой, а она бушующим океаном. Гарри не мог решить, что было хуже, быть скалой или переносить удары волн. И когда ощущение продолжалось, он с ужасом осознал, что это было хорошо. Гарри умер, по крайней мере, один раз. И до этого момента он не помнил, что за долю секунды до смерти, чувствовал себя прекрасно. Возможно, последний вздох, который он сделал перед концом, был самым сладким, самым пробуждающим моментом его жизни. Магия между ними остыла, ослабла. Гарри отпустил запястья Андромеды и обнял её. Она перекатилась на него, и он вздрогнул, когда она толкнулась. Парень не оттолкнул её, и холодная магия ощущалась как летний дождь между ними. Ощущение, что, подобно звуку дождя на деревьях или на поверхности озера, заполнило пространство промежутком времени, который, казалось, не имел начала или конца. Как будто реальность, созданная дождем, всегда была и всегда будет. Он почувствовал её слезы раньше, чем услышал их. Гарри потер спину Андромеды. У него не было ясных мыслей, только чувство любви, боль в теле, печаль в их сердцах и магия, которая давила на них. Летний дождь одинокой ночью.

***

— Не надо, — строго сказал Гарри, когда Андромеда снова открыла рот. Они убирались после завтрака. Тедди был гостиной, заблокированный сооружением из игрушечных блоков, разбрасывая их. — Ты не знаешь, что я собиралась сказать, — сказала она, голос женщины был не таким ровным, как ей бы хотелось. Гарри повернулся к ней лицом, четыре побелевшие розовые линии тянулись по его лицу, там, где она удачно ударила его. Андромеда не могла не вздрогнуть, когда встретилась с его изумрудными глазами. — Гарри, я… — Не надо, — парень снова оборвал её. — Не смей извиняться за это. — Гарри, — вздохнула она. — У нас не будет этого разговора, — отрезал он. — Ты не можете решить это. — Что тут сказать? Я не хочу твоих извинений. Я знаю, как сильно ты чувствуешь вину за то, что мы вместе.Мы не будем добавлять масла в огонь этих сомнений. Я счастлив, Андромеда. Я счастливее, чем когда-либо был или когда-либо думал, что буду. Мы не будем ссориться из-за кошмара. — Ссориться? — спросила Андромеда. — Я приложила тебя коленом. Чуть не оторвала тебе лицо. — Что ж, я бы предпочел, чтобы ты в будущем не била меня между ног. Но вряд ли можно назвать простую царапину попыткой оторвать мне лицо. — Как ты можешь простить меня за это? — Я не прощаю, — сказал Гарри, обойдя стол, чтобы взять её за руку. Женщина дернулась в его руках, но не боролась с ним. Она не знала, что сказать, лишь смотрела на их сплетенные руки и чувствовала безутешность при мысли, что это может быть последний раз, когда он держал ее руку в своей. — Посмотри на меня, Андромеда, — приказал Гарри. Её взгляд поднялся, и она впилась в него глазами, на его дерзость приказать ей сделать что-нибудь. Он улыбнулся, точно зная, что означает это выражение. — Я тебя не прощаю, потому что прощать абсолютно нечего. Кратковременное негодование исчезло, когда она посмотрела в его доброе лицо. — Я тебя обидела. — По её мнению, не было более серьезного преступления. Он поднес обе её руки к своему лицу. — Ты ушибла меня, но не причинила мне продолжительного вреда. Так что это не так важно. Она открыла рот, чтобы возразить, но Гарри оборвал её поцелуем. Когда он отстранился, то сказал что-то, чего она не ожидала: — Однажды моя тетя чуть не разбила мне голову чугунной сковородкой. Мой дядя бросал меня в стены, и мой двоюродный брат бил меня всякий раз, когда у него появлялся шанс. Я знаю, что значит быть избитым, а прошлой ночью… это не то, что ты сделала. Она хотела утешить Гарри, проклясть его родственников и любого, кто причинял ему боль, когда он был ребенком. Но он не поэтому поделился с ней своим прошлым. — Тогда что я сделала с тобой прошлой ночью? Гарри подошел ближе к ней. — Ты, моя прекрасная и замечательная Андромеда, доверяла мне. Доверила мне все твои раны и растерянность. Достаточно доверяла мне, чтобы позволить увидеть тебя, когда ты вышла из внешней оболочки. Я люблю всю тебя, Андромеда, а не только те части, которые ты показываешь миру. Её сердце сжалось, как будто кулак сжал его на пол-удара, и вместо боли женщину охватило чувство неоспоримой любви. Её голос напрягся, понизившись до нормального уровня, она сказала: — Но я могла серьезно ранить тебя. Гарри ухмыльнулся. — Я не говорю, что наслаждаюсь болью, Дромеда, и действительно надеюсь, что ты не привыкла к этому. Но я хочу сказать, что действительно хочу быть с тобой ради всего хорошего и плохого. Она фыркнула. Напряжение между ними исчезло, заставляя её смеяться. Андромеда не знала, что заставило её сказать следующее, но она произнесла: — В болезни и в здравии. Это было утверждение, это был вопрос, это было предложение всего, что словами не удастся объяснить. Пальцы Гарри обвились вокруг её шеи, и он ответил с глупым романтизмом и серьезностью самого серьезного обета: — С этого момента, и каждые последующие дни и ночи. Они слились в поцелуе.Её сомнения и его страхи развеялись во взаимном решении двух самых влиятельных и упрямых людей в Волшебном мире.