Мисс Свон переезжает в Сторибрук/ Miss Swan Goes to Storybrooke

4 сентября 62 дня до всеобщих выборов  — Ты… — говорит Нил и дико переводит взгляд с Эммы на Реджину. — А ты! Ты… — брызгая слюной, он уставился на них, потом снова на фотографии качая головой, — Вы были… вы…?  — Конечно, нет, — тут же отвечает Реджина. Она выглядит больной от страха и Эмме приходится прижимать свои руки к бокам, чтобы не потянуться к ней. — Мы никогда — я имею в виду… — она замолкает и ее плечи поникли. Эмма делает шаг к ней и Реджина намеренно отворачивается. Эмма закусывает губу, ее тошнит. Нил оборачивается к ней.  — Все это время я был влюблен, а вы двое… смеялись за моей спиной? Я же говорил тебе вчера, что хочу жениться на Эмме! Неудивительно, что ты была так против этого!  — Ого, — не подумав, встревоженно произносит Эмма и Нил резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на нее в отчаянии.  — Я люблю тебя, — хрипло говорит он. — Я в тебя влюблен. А ты…делала это с моей сестрой? — Он тычет большим пальцем в фотографии на стене. — Какого хрена. Какого хрена.- повторяет он, смотря на всех остальных. К этому времени все уже прибыли, слоняясь у двери и ожидая ответов.  — А вы все знали? — спрашивает Нил сжимая кулаки. — Вы просто… просто молчали, я такой идиот! — он рычит, ударяя кулаком по одному из рабочих столов. Стопка бумаг летит, а клавиатура соскальзывает со стола и падает на пол. Реджина вздрагивает, застыв, как это редко бывает. Тамара из-за ее спины произносит:  — Достаточно! — Она делает шаг вперед, указывая на комнату. — Через полчаса к нам придут добровольцы, они ничего не должны увидеть. Уберите это. Сейчас же! — она рявкает так, словно хочет, чтоб Реджина очнулась, все бросаются в бой. Эмма заставляет себя обернуться, цепляясь взглядом за фотографии, приколотые к стенам, Реджина опускается на колени и начинает поднимать те, что валялись на полу. Она по-прежнему не смотрит на Эмму. Нил стоит посреди комнаты, сжав кулаки, Тамара кладет руку ему на спину и с силой ведет в кабинет кандидата. Она заглядывает внутрь.  — Здесь чисто, говорит она ему. Посиди. Остынь, ладно? Вы можете обсудить это позже, когда все успокоятся, — предлагает она и Нил просто качает головой и машинально входит в комнату. Тамара захлопывает за ним дверь, срывает с нее несколько фотографий и идет через комнату, чтобы снять фотографии со стены рядом с Эммой.  — Как ты держишься? — спрашивает она и Эмма удивленно смотрит на нее. Она не дружит с Тамарой, по сути общается, только через Нила, и Тамара, кажется, чувствует ее терзания.- Ты еще ребенок, — говорит она, прислоняясь к стене. И как ты собираешься пройти через это все с этими двумя.- Она показывает на Реджину, у которой от этого еще больше напрягается челюсть, и на Нила в кабинете. — Я не знаю, что именно вы двое делали, но тот, кто сделал эти снимки… не смог заснять ни одного поцелуя, ну… — она пожимает плечами. — С чувствами не поспоришь, это плохая ситуация. Нилу потребуется некоторое время.  — Да, — говорит Эмма, и ее пальцы останавливаются на одной из фотографий, Реджина прислоняется к ней, как будто хочет что-то сказать, это было неделю назад они сидели вместе у бабушки, и губы Эммы едва касались ее лба. Эмма не хотела, чтоб все закончилось именно так. Она хотела, чтобы Нил как-то двигался дальше. Она хотела убежать из этой передряги. Нил возненавидит их обоих. Реджина возненавидит Эмму за то, что та забрала у нее Нила. Эмма сглатывает, чувствуя внезапное отчаяние, передав фотографий Тамаре она подошла к скорчившейся на полу Реджине, собирающей фотографии.  — Реджина, — шепчет она с мольбой в глазах. — Надо поговорить.  — Я не могу сделать это прямо сейчас, — резко говорит Реджина и Эмма замолкает, ее сердце сжимается. Реджина больше ничего не добавляет, никакого заверения или признания и Эмма, спотыкаясь отходит от нее, она наблюдает за резкими линиями лопаток Реджины, когда та мнет фотографию между пальцев. Она потеряла Реджину. Она знала, что это случится, но думала, что у нее еще будет время подготовиться, чтобы справиться с неизбежным. Она потеряла Реджину, и это похоже на то, что ее как будто сбил поезд.  — Эй, — говорит Тамара и теперь она выглядит более подавленной, немного более сочувствующей. Мы должны все убрать. Сейчас придут добровольцы, надвигаются выборы, а времени нет на какой-то сломанный любовный треугольник, в который они были втянуты.  — О’Кей, — говорит Эмма и начинает снимать фотографии со стен. + Мир кажется расплывчатым, расплывчатым, как будто где-то на краю ее сознания играет музыка, но она не может ее расслышать. Стены наконец-то чистые, фотографии убраны в пакет, который Сабина обещала, выбросить возле пекарни. Добровольцы здесь, они послушно работают над призывом к сбору средств, в то время как другие сидят неподвижно в своих кабинках и делают вид, что они не оглядываются на кабинет кандидата, снова и снова. За исключением Эммы, которая сидит в своем кресле, подтянув колени к подбородку, и ее глаза пусты, когда она смотрит в пространство. Реджина отводит глаза от Эммы, недовольная собой, мир все еще вращается, хотя кажется, что он горит. Ей некого винить, кроме самой себя. Она уже давно танцует на краю изношенного каната, прошло уже несколько недель с того момента, как она решила поработать над проектом вместе с Эммой. Они становились все ближе и ближе, соединялись идеализмом и притяжением и чем-то более глубоким и большим, и Реджина ничего не сделала, чтобы остановить это, ничего, чтобы учесть Нила в этом уравнении. И теперь все это открыто, и она знает, что виновата. Остальные бросают на нее быстрый взгляд после того, как они оглядываются на кабинет и Реджина знает, что в их глазах осуждение. Джасинда и Сабина предупреждали ее, что из этого может получиться, и сейчас она не может встретиться с ними взглядом, не может увидеть их жалостливые взгляды. Она резко встает и шагает к кабинету кандидата, отчаянно пытаясь что-то сделать. Только оказавшись внутри и закрыв за собой дверь, она осознает свою ошибку. Кабинет не был украшен фотографиями, но на задней стороне двери есть одна большая, видимая, когда дверь закрыта. Это Эмма и Реджина возле булочной на обратном пути из офиса однажды вечером, глаза Эммы смеются, когда она засовывает булочку в рот Реджины. Реджина улыбается ей на снимке, любовь в ее глазах неоспорима. Нил лежит на полу, уставившись на фотографию остекленевшими глазами, и Реджина срывает ее, сминает швыряя в мусорное ведро. Она делает шаг вперед, становясь вне досягаемости любопытных глаз, смотрящих из приемной и с трудом подыскивает нужные слова. Нил и Эмма оба так хороши в том, чтобы помочь ей найти правильные слова, сказать именно то, что она хочет. Но сегодня у нее нет слов, да и у них тоже.  — Вы все, наверное, думаете, что я идиот, — вдруг говорит Нил, глядя на нее снизу вверх. — Их так много… я продолжаю прокручивать их все в моей голове. Когда вы вдвоем танцевали на благотворительном вечере. То ожерелье. Я думал, она тебе понравилась, — признается он. — Я и не думал что там были чувства. Он качает головой, его глаза покраснели, а лицо исказилось от боли. — Я был таким … глупым.  — Ты доверял нам, — говорит Реджина и ей хочется опуститься на пол рядом с ним, чтобы вернуть его к жизни, — Это не значит, что ты глупый. Нил горько смеется.  — Разве? Реджина смотрит вниз, ее сердце сжато и сильно бьется, как твердый кулак о ребра. Нет слов, которые могли бы оправдать ее, нет оправданий, достаточных для объяснения ее поступков. Она облажалась и теперь она должна признать это, должна смириться с тем, что она сделала с одним из самых важных людей в ее жизни. Нил изучает ее, его глаза сузились в них она видит свое предательство. Реджина вздрагивает, ее сердце все еще колотится. Нил был так зол на Робина, который причинил боль Реджине, он защищал ее, а сейчас он сломлен из-за нее. Реджина прочищает горло, с трудом выговаривая слова.  — Я знаю, что подразумевают эти фотографии, но это все, что было, просто какая-то химия между нами.- Она считает, что будет благоразумно подождать с откровение о том, что произошло в первую ночь, после выборов. — Эмма и я не изменяли тебе. Все было совсем не так…  — Ты любишь ее? — спрашивает Нил, жестко и требовательно. Он говорит таким тоном, какого у нее никогда не было и Реджина чувствует, как будто они незнакомы. Она заслужила его гнев и боль на этот раз, независимо от их истории. И он заслуживает правды.  — Да, — шепчет она. — Думаю, что да. Нил просто наблюдает за ней.  — Ну конечно, — безнадежно говорит он. — Она забавная, чувствительная и идеалистка, хотя и любит притворяться. У нее есть такая харизма, которой нет ни у кого, конечно ты влюбилась, — слезы текут по лицу Реджины, Эмма Свон все еще твердо сидит в его сердце. Нил не плачет, но его голос звучит глухо, и он выглядит так, будто вот-вот заплачет. Он выглядит побежденным и Реджина, кажется, не может остановить свой поток слез.  — Я не хотела, — говорит она, — Я не хотела причинять тебе боль. Я не хотела влюбляться в нее. Я боролась с этим. Это был ад, я знала о своих чувствах и что этого никогда не будет. Из-за тебя. Потому что я люблю тебя, — влажно шепчет она. — Ты мой брат.  — Сводный брат, — говорит Нил и в его словах звучит напоминании о том, что они не кровные.  — Ты всегда был моим братом, — убежденно говорит она, Нил качает головой разочарованный и потерянный. Наконец он прочищает горло, его голос такой же слабый, как и у нее.  — Мне нужно…  — Чтобы этого не было, я могу сделать это для тебя, — отчаянно говорит Реджина. — Просто скажи как все исправить…  — Время, — заканчивает Нил и Реджина замолкает, загнанная в тупик. Ей нравится исправлять ошибки, нравится двигаться вперед, принимать меры и действительно что-то делать с проблемами, когда они возникают. Она никогда не ждала, она всегда решала проблемы быстро. Нил, однако, никогда не был в такой спешке. Он грустно улыбается ей и говорит:  — Я думаю, что это справедливо попросить его, не так ли? Конечно, это так, хотя и раздражает, и Реджина неуверенно кивает. -Ты…чего ты хочешь от меня? — шепчет она, бессмысленно вытирая слезы. — Если ты хочешь попросить меня дать вам пространство с Эммой. — эта мысль наполняет ее ужасом и смятением.- Если тебе нужно взять перерыв в кампании — говорит она вместо того, что начала, и Нил наклоняет голову и молча наблюдает за ней.  — Время, — говорит он наконец. — Мне просто нужно немного времени.- Он отворачивается от нее, и Реджина отходит к двери. Все смотрят на нее, когда она появляется, ее лицо все еще мокрое и залитое слезами, она свирепо смотрит на них и уходит в ванную комнату. Она умывается, смывая макияж.Она выглядит уязвимой и молодой, она так редко позволяет себе быть такой. Достаточно. Она должна что-то сделать и есть один человек, на котором она может отыграться. Она снова делает макияж, тяжелый и сильный, как щит, и говорит:  — Я ухожу, — бросает она людям в офисе. Она шагает по главной улице, обретая уверенность в себе, ее каблуки стучат по тротуару, ее волосы развеваются на ветру. Она не собирается позволить маминой завуалированной угрозе сломить ее. Мама пыталась сломать ее слишком часто на протяжении многих лет, чтобы это сработало сейчас. Она - Реджина Миллс, кандидат в мэры Сторибрука, и она не допустит чтоб личная жизнь мешала ей в работе. Она идет к «Голд-Миллс консалтинг», но затем проходит мимо него, останавливаясь через два здания вниз перед большой вывеской, обозначающая здание как «Дейли Миррор». Разъяренная и уверенная в себе, она толкает дверь и он шагает внутрь, бросая властный взгляд на стажера за стойкой регистрации.  — Мне нужен Сидни Гласс, — приказывает она. — Сейчас! Через несколько минут ее впускают, и она с едва сдерживаемой яростью идет в кабинет Сидни, захлопнув за собой дверь, она резко поворачивается к нему лицом и выкрикивает:  — Ты думаешь, что делаешь? Сидни смотрит на нее и она говорит, каждое слово мягко и опасное, как ее мать.  — Ты преследовал меня. Фотографировал, ведь это ты развесил их по стенам. Я думала, ты мой друг! — но ее голос дрогнул. Сидни только смотрит на нее.  — Странно, — медленно произносит он. — Я думал, что я твой раб.- Это было сказано просто, холодно и резко и Реджина смотрит на него с нарастающим гневом. — Все эти мероприятия, на которые ты меня приглашала, все эти обеды, ты ведь использовала меня все это время, не так ли? И тогда все это приобретает ужасающий смысл. Маме не нужно было выставлять ее на весь мир, чтобы нанести этот удар.  — Моя мать сказала тебе, что я лесбиянка, — говорит она осознанно. — И ты…так поступил со мной. Мы что не могли бы больше быть друзьями?  — О, не играй со мной в игры, — говорит Сидни, скривив губы. — Не делай вид, что ты этого не делала зная, что я заинтересовался тобой. Ты манипулировала мной в течение многих лет, ведя меня за собой. Я поддерживал вашу кампанию. Я сопровождал тебя на дюжину обедов, где ты нуждалась в поддержке. Я все для тебя сделал, а ты– ты … никогда не утруждала себя упоминанием о том, что тебя вообще не интересуют мужчины! Реджина смотрит на него, ее гнев все еще горяч, но чувство вины грозит захлестнуть ее. Потому что да, так оно и есть, она знала о страсти Сидни в течение многих лет, знала о его увлечении и использовала его, когда это было необходимо. Но Сидни не имеет права сердиться из-за этого, когда между ними никогда не было никаких условностей, никаких предложений чего-то большего, чем дружба.  — Я не думала, что это имеет отношение к делу, — холодно говорит она. Сидни качает головой.  — Ты никогда ничего не говорила, но это подразумевалось в каждом обеде. Каждый раз, когда мы… я бросал вызов Коре Миллс на протяжении всех этих выборов ради тебя.  — Потому, что мы друзья! — говорит Реджина в отчаянии. — Потому, что я думала, что ты ценишь нашу дружбу, не считая этого гребаного увлечения, которое ты испытывал ко мне, я всегда благодарила тебя за всю помощь и я никогда не говорила ничего такого, что могло бы … намекнуть на что-то, — к своему ужасу она чувствует, как ее маска снова спадает и слезы угрожают пролиться перед Сидни. — Я этого не делала… Она отворачивается, но слишком медленно и он замечает ее слезы.  — Реджина, — говорит он обходя свой стол и через мгновение он уже стоит рядом с ней. — Я сделал это не для того, чтобы причинить тебе боль. Это был просто бизнес. Она чувствует слезы в своих глазах, чувствует, как они горят, как будто ее глаза пылают, их интенсивность усиливается, ее взгляд прожигает Сидни насквозь.  — Чушь собачья, — выплевывает она, слезы делают ее сильнее, делают ее … сердитой. — Ты сделал это, чтобы причинить мне боль. Моя мать сказала тебе, что ты меня не интересуешь, и решил наказать меня.  — Это не так, — поспешно говорит Сидни, наконец-то чувствуя себя виноватым, — Я повесил эти фотографии вчера вечером, твоя мать просила у меня оцифрованные копии, но я не дал их ей. Я не доверяю ей, я не хотел, чтобы она публиковала их в каждой газете и в Интернете. Я просто… — он смотрит на нее защищаясь, смущаясь и чувствуя себя виноватым. — Ты и эта девушка, Свон…  — Ты ревновал, — безучастно говорит Реджина, наконец-то собрав все воедино. — ты придумал сотни оправданий насчет того, что я тебя обманываю.- Она шуршит в своей сумке, находит несколько фотографий, — Я могу пойти к Дэвиду Нолану прямо сейчас. Скажу ему, что ты преследовал меня. Получишь судебный запрет, арест. Или просто публично это выставить достаточно для того, что «Дейли Миррор» станет посмешищем для всего города. Сидни ждет, его глаза полны страха, когда он начинает осознавать власть, которую Реджина теперь держит над ним. Она не хочет этого, чувствует себя больной от осознания того, что теперь у нее есть другой вид собственности над Сидни, и он отваживается:  — Ты сделаешь это? Реджина может наказать его за это, у него всегда хватало безрассудства верить, что он может заполучить ее. Но она не хочет быть матерью, держать людей под каблуком и управлять ими с помощью страха. А она нравится Сидни, даже если она совершила ошибку, приняв его преданность как должное слишком долго.  — Нет, — говорит она, роняя фотографии на пол и намеренно встречаясь с ним взглядом.- Я бы так не поступила с другом.- Никогда больше не работай против меня с моей матерью, — говорит она свирепо. — Иначе я уничтожу тебя. Сидни переступил черту, сделал достаточно, чтобы быть заклейменным злодеем этой пьесы. Но Реджина не настолько глупа, чтобы потерять его из виду. Мать прислала ей сообщение сегодня утром, возмездие за то, что она забрала Зелену «Я могу сломать тебя», — написала Кора Миллс. Реджина выходит из здания редакции и останавливается у входа в «Голд-Миллс Консалтинг», глядя на окна второго этажа, где, как она знает, находится кабинет ее матери. Это не занимает много времени, мама смотрит в окно, ее глаза находят Реджину на тротуаре. Реджина спокойно встречает ее взгляд, ее глаза сверлят мать, и она не двигается, пока неприятная улыбка не появляется на лице матери. Она отходит с той же неторопливостью, что и Реджина, подходит к окну и видит, что кто-то еще в комнате двигается рядом с матерью. Реджина может видеть знакомый профиль, золотистые волосы и испуганные глаза и красная куртка. + В списке монументально глупых поступков, которые Эмма совершила в своей жизни, выбежать из офиса, пойти и выместить свое разочарование на Коре Миллс- это почти первое место в списке. Она ушла в тот момент, когда и Реджина ушла, решив положить конец мстительному завоеванию жизни Реджины этой женщиной. И если честно, она отчаянно хотела подраться. Реджина не хочет с ней разговаривать. Нил еще не выходил из кабинета, с тех пор, как он узнал о фотографиях. Эмма плывет, лишенная корней и ее почти ничего не заземляет. Драка даст ей необходимую опору. Может быть, драка на кулаках, во всяком случае, не эта стычка, которая больше похожа на то, что ты бьешься о стену.  — А что ты думала? — Вкрадчиво говорит Кора, стоя напротив нее с холодными глазами. — Так бы поступила каждая мать! Ты никогда не была матерью! Ты даже никогда не была дочерью! — Это так же жестоко, как было с Реджиной, когда она раньше хотела причинить боль Эмме. — Ты должна благодарить меня, — говорит она безмятежно. — Я положила конец всем вашим нелепостям.- Глаза Коры сверкают. — Ты чуть не утащила ее вниз, — говорит она. — Как ты думаешь, что было бы дальше, дорогая? Вы собирались безумно влюбиться и жить долго и счастливо? Кто ты, а кто она? — В этих словах Эмма слышит явное презрение, недоверие к тому, что Эмма может быть достойной Реджины. У нее нет ответа на это, нет контраргумента для правды в том, что Реджина из другого мира и что Эмма всего лишь сирота- аутсайдер без родословной. Кора знает, что она попала в точку и улыбается, намеренно отворачиваясь от Эммы, чтобы подойти к окну. — Когда-нибудь Реджина поймет, чем я жертвую ради нее… ради ее успеха. Ради ее будущего. Она будет подниматься и подниматься, если только поймет, что ей придется отпустить всякие глупости, которые сдерживают ее. Эмма следует за ней, по-прежнему не смущаясь.  — Глупые вещи? — эхом отзывается она. — Что? Ее сексуальность? — Кора наклоняет голову и глаза Эммы сужаются. — Идите к черту, — огрызается она. — Вы делаете ее несчастной.- Она останавливается, смотрит в окно и видит то, на что смотрит Кора. Реджина стоит на тротуаре снаружи, она сверкает глазами, наблюдая за Эммой, и Эмма понимает, что она по уши в дерьме.  — Позвольте мне быть абсолютно честной с вами, Мисс Свон, — говорит Кора, разворачиваясь, когда Реджина идет вперед к двери в здание. — Реджине двадцать пять лет. Она еще достаточно молода, она совершает несущественные маленькие причуды, как эта… Но что будет через пять лет? Десять? — Ее губы кривятся. — Она пожалеет о годах, которые провела, сражаясь со мной. Немного кратковременной влюбленности никогда не будет достаточно.- Эмма вздрагивает, а Кора торжествует. В коридоре раздаются голоса, бархатистый голос Реджины и Эмма сглатывает ощущая вспышку боли и говорит: …  — Вы же ее мать. И она все еще любит вас, а вы продолжаете причинять ей боль. Когда-нибудь вы нажмете слишком сильно и потеряете ее.  — И ты погубишь ее, — холодно говорит Кора. — Я хочу подарить Реджине весь мир. А что ты ей предложишь? Полузакрытая дверь кабинета распахивается и в комнату врывается разъяренная Реджина. Ее глаза зорко следят за Эммой, вспыхивая, когда та смотрит на нее. Реджина стискивает зубы и шипит:  — Убирайся. Эмма не двигается.  — Я не оставлю тебя одну.  — Убирайся, — повторяет Реджина, ее глаза темные и опасные. — Какого черта ты тут вообще делаешь? Чего ты пытаешься добиться, вмешиваясь в это — она судорожно вздыхает и замолкает, но потом говорит таким же холодным голосом, как у матери: — Мои отношения с матерью- это не твое дело!  — О, моя дорогая, — воркует Кора, Реджина колеблется, и Эмма смотрит на Кору с глубоким отвращением. Реджина качает головой и выпрямляется, прижав кулаки к бокам. Костяшки ее пальцев побелели, Реджина сдерживается больше, чем когда-либо.  — Ты же не разговариваешь со мной, но сейчас после того что ты сделала…  — Я ничего не сделала, — говорит Кора и Реджина усмехается.  — Я говорила с Сидни. Я знаю, что ты направляла его! — Кора тонко улыбается. — Разве я виновата в твоих собственных ошибках, дорогая? — говорит она. — Разве я тебя заставляла пересекать эти границы с твоей маленькой подружкой? — Реджина стоит неподвижно, игнорируя резкий вздох Эммы. Взгляд Коры режет. — Ты сделала это с моим дорогим пасынком, — говорит она с оттенком грусти и иронии. — Ты сама причинила Нилу боль. И ты можешь винить меня только за то, что я привлекла его внимание. Твой маленький флирт это не чья-то вина, а твоя собственная, Реджина. Реджина теперь молчит. Она не двигается с места, у нее больше нет ответов для матери. Эмма напрягается и готовится вмешаться. Кора знает, что она победила, и ее глаза блестят, когда она поворачивается к Эмме.  — А ты…- самодовольно говорит она. — Ты действительно веришь, что Реджина, после того как причинила боль брату, выберет тебя? Ты действительно веришь, что у тебя есть какое-то будущее в этом городе? — Эмма смотрит на нее в упорном молчании, и Кора машет рукой. — Реджина сделала выбор, она сказала тебе убираться! Реджина молчит, ее лицо непроницаемо, и Эмма застыла от болезненного осознания того, что у нее нет союзников в этой комнате. Реджина застряла между этими фотографиями и Нилом прямо сейчас, отчаянно пытаясь сделать все правильно. Эмма ожидала этого, хотя и не ожидала, что Регина набросится на нее и обвинит во всем. Реджина не хотела говорить с ней. Вместо этого Эмма получила только молчание и одно послание, повторенное Корой. Убирайся. И так, в этой гнетуще напряженной комнате с Корой, нависшей над ними, и Реджиной, выглядевшей пойманной в ловушку, Эмма прислушивается и убегает. + Это должно было занять всего несколько минут, чтобы собрать вещи, но прошло уже несколько часов, а она все еще сидит на кровати с рюкзаком на полу, попеременно складывая одежду и смотря в пространство. Она получил несколько сообщений от Мулан, что удивительно,она предлагает ей гостевую комнату в своем доме. Руби звонила один раз, но Эмма не брала трубку. Она не знает, что сказать любой из этих девушек, которые были друзьями или, по крайней мере, коллегами, до сегодняшнего дня. Она была одной из них, упорно боролась за то, чтобы ее воспринимали всерьез, чтобы воспринимали как кто-то, кроме подружки Нила. Теперь, внезапно, все отношения должны быть закончены. Реджина и Нил будут работать через конфликт, Эмма знает. Они навсегда переплетены. Семья, Эмма никогда такого не знала. Они будут страдать друг без друга, а потом помирятся, потому что причина их конфликта давно ушла в прошлое. Реджина и Нил всегда будут любить друг друга и будут возвращаться к этому. Эмма к тому времени уже будет далеко. Она запихивает одежду в рюкзак. Все собрано, аккуратно упаковано и уложено, единственное, что осталось от нее на комоде это единственная шкатулка с драгоценностями. Эмма смотрит на нее, пока ее глаза не затуманиваются и она цепляется за ожерелье из снежинок, которое принадлежит ей. Это ожерелье приобрело больше значения, чем когда-либо должно было иметь, сначала знак того, что она принадлежит Нилу, а потом… Она была так рассержена, а потом так тронута, что Реджина купила его для нее. Это было сделано по доброй воле и Реджина не может объяснить ей, почему она это сделала. Эмме хотелось верить, что это было что-то глубокое, какая-то связь между ними, которая могла бы быть, возможно даже были чувства, но сейчас она чувствует себя наивной. Она знала, что это никогда никуда не приведет, она должна уйти навсегда. И все же, слезы жгут ее горло, когда она снимает ожерелье и кладет его в коробку, оставляя на комоде, чтобы Нил когда-нибудь вернул его Реджине. Ее здесь не будет, когда это случится. Кора права, даже если Реджина выберет ее, то Эмма будет тянуть ее назад. Эммы никогда не будет достаточно для кого-то вроде Реджины.  — Глупо– Она хлопает ладонью по комоду, внезапно разозлившись на себя за то, что затеяла эту игру с Реджиной, за развитие чувств к Реджине, за то, что пришла сегодня в офис Коры. Шкатулка с ожерельем слетает с комода и падает на пол перед дверью, кто-то подхватывает его.  — Да, я знаю. - Это Нил, он стоит в дверях с коробкой для драгоценностей в руке и выглядит очень уставшим, это написано у него на лице. — Я идиот. Мы уже достаточно убедились в этом сегодня.- Они стоят в неловкости и на мгновение воцаряется тишина, Нил наконец говорит: — Это…это твое место тоже. Я могу просто вернуться в дом моего отца.  — С Корой там? — скептически говорит Эмма, ее кожа покрывается мурашками при мысли о том, что Нил так уязвим.  — В его второй дом, — уточняет Нил, потому что у его отца, конечно, два дома. — Он качает головой.- Я просто… я даже не знаю, какого хрена я должен делать с этим бардаком. Как ты могла завести какой-то тайный роман с моей сводной сестрой? А если бы мы были женаты с детьми, ты бы держалась с ней за руки под столом? — Его голос язвителен, так же самоуничижителен, как и он сам.- Как ты все это видела?  — Я собиралась порвать с тобой после выборов, — безучастно говорит Эмма. — А потом уехать из города, прежде чем Реджина смогла бы убить меня за это. Я думала, что это будет… это будет наиболее безболезненный путь.  — Безболезненно, — скептически вторит Нил. — Для всех, кроме того идиота, который был в тебя влюблен.- Он моргает, внезапно вздрагивая, как будто только что вспомнил что-то, и качает головой.- Значит, все мы будем несчастны?  — Значит, Реджина будет мэром, — огрызается Эмма, хватаясь за рюкзак.  — Вот и все, — говорит Нил, и Эмма замолкает. — Я был так счастлив, когда вы с Реджиной поладили.- Он горько смеется. — Я думал, это знак того, что я наконец-то нашел того самого человека. Черт возьми! — Он резко оборачивается, хлопает ладонью по двери, а потом поворачивается, чтобы посмотреть на нее. — Какого черта, Эмма? Нам же было хорошо вместе!  — Мне очень жаль, — говорит Эмма, чувствуя себя виноватой из-за его отчаяния. — Я действительно боролась. Но я не могу противостоять чувствам. И что мне оставалось делать? Как мне их отключить? Нил качает головой.  — А ты бы вообще этого хотела? — он требует ответа, и Эмма смотрит на него, не в силах ответить. Нет, она не хотела бы отключать свои чувства. Ей нравится быть такой, какая она есть, когда она рядом с Реджиной, когда она чувствует себя умной, способной и достойной доверия. Жизнь могла бы быть проще, если бы она не развила эти чувства, если бы не обнаружила, что ее тянет к женщинам, и к Реджине в целом, но она не может смириться с мыслью, что добровольно смогла бы отказаться от всего этого. В любом случае, сдаваться больше нельзя.  — Думаю, мне пора, — говорит она, хватая рюкзак и перекинув его через плечо. Нил качает головой, расстроенный и злой, но в то же время слишком заботливый, чтобы позволить ей уйти вот так.  — Эмма, живи здесь. Тебе больше некуда идти.  — Мулан предложила мне комнату, — бормочет Эмма, как будто она ответила на сообщение. — Я просто… пойду. Тебе не нужно беспокоиться об этом.- Она проносится мимо него подняв голову, увидев в его глазах муку. — Прости, — повторяет она, и это правда. — Я никогда не хотела причинить тебе боль.  — Хорошо, — говорит Нил и это холодно и больно. — Иди, убегай. Это то, что ты делаешь лучше всего. + Она не хочет сейчас садиться в машину. «Жучок» был ее машиной с Нилом все эти годы и она не хочет думать о Ниле прямо сейчас. Их разрыв был неизбежен, но она не хотела причинять ему боль. Она заботится о нем, может быть, могла бы даже любить его, как брата. Но она причинила ему боль. Она причинила ему боль и испортила его отношения с Реджиной. Она была ядом для этой кампании, точно так Реджина обозвала ее в ночь праймериза. Она была ядом для Реджины, для Нила и все, что она сделала для кампании, бессмысленно, она продолжает распространять этот яд на других. Она бесцельно бродит взад и вперед по улицам Сторибрука, когда небо начинает темнеть и начинается дождь, она непринужденно беседует с потерянными мальчиками и другими, на кого натыкается. Они не спрашивают ее о рюкзаке, который она носит и она не предлагает никаких объяснений, даже когда она замечает их любопытные взгляды. Этот маленький городок- не такой крошечный, как ей когда-то казалось, но…достаточно маленький, чтобы все ее знали. Она просто хочет немного тишины и она идет в дальний конец города, вдоль пляжа и на дорожку, которая вьется по лесу, затем она опять возвращается на главную улицу пока не становится темно и тихо под дождем. Только после этого она опускается на скамейку перед офисом предвыборной кампании, улыбка Реджины висит над ней, она достает свой телефон. У нее несколько сообщений от Джасинды, простые напоминания о том, что она здесь, если Эмма хочет поговорить о чем-то, то она выслушает. Там так же есть приглашение спать на ее диване и глаза Эммы затуманиваются, когда она прокручивает вниз уведомления, видит еще больше сообщений от Мулан и одно от Руби, находит голосовое сообщение от Мэриан и пропущенный звонок от Сабины. Значит, друзья, а не просто коллеги. Люди, которые не позволяют ей прятаться, которые не списали ее со счетов. Эмма моргает и смахивает слезы, она сворачивается калачиком на скамейке, обнимая свой телефон и позволила себе задремать. «Иди, убегай. Это то, что ты делаешь лучше всего». Это то, что лучше всего, оставить кампанию, прежде чем она разрушит фундаментов больше, чем уже разрушила. «Убирайся», сказала Реджина. Нил и Реджина не хотят ее видеть и этого более чем достаточно, чтобы Эмма захотела убежать. Она могла бы сбежать из этого города, быть не более чем забавным воспоминанием о том времени, когда Реджина была влюблена в подружку Нила. Ураган Эмма, еще одна блондинка, которая посеяла хаос в их жизни. Легче быть воспоминанием, чем пытаться исправить невозможное, и она кладет голову на рюкзак, когда дождь бросает на нее огромные капли, она слишком измученна, чтобы думать об отъезде из города сегодня вечером. Значит, завтра, пока никто не проснулся. Она злоупотребила гостеприимством в этом городе. Пришло время уйти. + Когда она просыпается, уже светло и рано– или, может быть, просто светло, потому что небо все еще темное, а свет исходит от фонарика, светящего ей в лицо. Эмма моргает, щурясь от света, чтобы увидеть, кто это легонько трясет ее.  — Эмма, — произносит смутно знакомый голос. — Эмма, тебе нельзя здесь находиться. Все еще идет сильный дождь и она промокла и устала, слишком измучена, чтобы ответить. Вместо этого она дрожит она поднимает голову с рюкзака, чтобы посмотреть на мужчину в черном. Шериф Нолан стоит над ней и он выглядит сочувствующим, когда видит, как она промокла.  — Пойдем, — мягко говорит он. — На станции есть кровати. Она мало что может сделать, чтобы бороться с ним и она встает, обхватив себя руками.  — Вы…вы арестовываете меня? — спрашивает она. Шериф Нолан качает головой.  — Ты не сделала ничего противозаконного, — говорит он, снимая куртку и надевая ее на нее. Она неудержимо дрожит, прижимая куртку к себе, когда идет рядом с ним. — Но здесь холодно и сыро. Разве ты не жила с Нилом Голдом?  — Мы расстались. Я ушла, — просто говорит Эмма. Дождь идет все сильнее, и Шериф Нолан провожает ее в участок, зажигает свет, как только открываются двери.  — Я собираюсь уехать, — говорит она, чувствуя себя виноватой. — Я в порядке. Мне это не нужно.  — Все в порядке, — успокаивающе говорит шериф. — Я просто патрулировал. Руби обычно помогала мне по ночам, но в последнее время она много времени проводит в закусочной. Если мы не будем патрулировать, округ пришлет своих людей, и… — он вздыхает. — Я все больше об этом думаю, с тех пор, как началась ваша кампания. Не знаю, стоит ли привлекать окружных полицейских. Я ведь их не знаю, понимаешь?  — Да, — бормочет Эмма, слишком замерзшая и мокрая, чтобы думать о том, что он говорит. Шериф Нолан находит одеяло и оборачивает его вокруг ее плеч.  — Садись, — говорит он, подталкивая ее к своему креслу. Оно достаточно большое, чтобы она могла свернуться в нем, зарывшись в одеяло и смотрит на него, пока он идет к куллеру и включает горячую воду. Он достает маленький пакетик какао и вытряхивает его в кружку, затем добавляет горячей воды. — Моя жена всегда настаивает на том, что нет ничего, что не могло бы исправить горячее какао с вкусом корицы, — говорит он. Это кажется Эмме абсурдным, но это очень похоже на Мэри Маргарет Бланшар, и она берет кружку. — Спасибо, — говорит она, кусая губы. — Я действительно…это очень мило с вашей стороны.- Она закрывает глаза и выдыхает, как будто в первый раз за весь день, и вдруг начинает плакать беззвучно, несчастная и виноватая. Шериф Нолан придвигает к ней стул, держит в руках свою кружку и не произносит ни слова, только ждет. Она опускает голову, поначалу не желая говорить, слезы капают в ее какао. В конце концов тишина становится невыносимой.  — Я была… ужасна со всеми, кто мне дорог, — сказала она. Это новая мысль, от которой она не может убежать, правда, которую она пыталась скрыть.- Просто запуталась в этих отношениях, потому что я так отчаянно хотела остаться, и пустить, блять, корни. Извините, Шериф, — поспешно говорит она, сожалея о сказанном. Он просто наклоняет голову.  — Зови меня Дэвид, — шепчет он и снова ждет, молчаливо, но внимательно. Эмма смотрит на станцию, захламленный стол и полки, которые заставляют ее чувствовать себя как в офисе.  — Я никогда не принадлежала никому прежде, — шепчет она, и слезы снова катятся по ее лицу. Она провела детство, мечтая о семье, о месте, куда можно было бы вернуться домой, чтобы чувствовать себя настоящей и счастливой. А потом Нил вернулся в ее жизнь, и у нее появился человек, к которому она могла вернуться домой. У нее была семья в штабе кампании, женщины, которые заботились о ней. И Реджина. Реджина- это семья, дом и кто-то, ради кого сердце Эммы, кажется, бьется. И Эмма опьянела от мысли о доме, о принадлежности к нему и о том, что ей нужна любовь и семья, но она завела отношения, которые только причинили Реджине боль, а также и Нилу. Она была так эгоистична, решив довольствоваться Нилом, пока у нее были чувства к Реджине.  — Ты убегаешь, потому что ты ничего не сможешь испортить, если у тебя никого не будет? — предполагает Дэвид, прерывая бессвязную речь Эммы. Эмма краснеет. Дэвид прочищает горло. — Я не особо хорошо знаю Реджину…но я знаю о ее предпочтениях… — он выглядит смущенным. — Возможно, она так же сильно заботится о тебе как и ты о ней., — наконец удается ему сформулировать свою мысль.  — Да возможно, — говорит Эмма. У Реджины могут быть сложные чувства к ней, но они не продлятся долго, если Эмма вычеркнет себя из уравнения. — Это уже не имеет значения, — говорит она, глубже закутываясь в одеяло. — Я уеду первым же автобусом. Ей приходит в голову мысль.- А можно… Можно я просто напишу несколько записок, а вы передадите Реджине утром? У нас было несколько звонков по поводу предстоящих дебатов, ей надо знать. Она нащупывает телефон в поисках записок, которые сделала и поднимает глаза. Дэвид смотрит на нее спокойными, мудрыми серыми глазами и говорит:  — Знаешь, на самом деле я вырос на ферме в Катскиллских горах с моей матерью. — говорит он, неопределенно жестикулируя в каком-то направлении. — Мы там неплохо устроились. Денег не было, ферма истощала наш банковский счет, но мы были полны решимости остаться. И вот однажды, автобус из одного из местных летних лагерей сломался возле нашей фермы и симпатичная лагерная вожатая из штата Мэн просто… набросила на меня петлю, — Он качает головой, его глаза даже сейчас полны нежности. — До Мэри Маргарет я никогда не думал, что мы сможем начать новую жизнь в новом городе. Как только ты пустишь корни, их трудно выдернуть из земли без посторонней помощи.  — У меня нет корней, — говорит Эмма, качая головой. — Я никогда… я не думала оставаться. Она лжет сама себе. — Я имею в виду, они не настоящие. Наверное, люди заметят, когда я уйду. Но они будут двигаться дальше. Они все забудут меня скоро, я им не нужна.- У нее есть хорошие идеи для кампании. Но она не единственная такая, а остальные прекрасно обойдутся и без нее. Реджина прекрасно обойдется и без нее, что бы там ни было между ними. Все всегда так делают. — Я не…я не тот человек, которого люди хотят удержать. Нил держался за нее пять лет, и этого было достаточно, чтобы простить непростительное. Она совершила столько ошибок из-за этого, слишком долго оставалась с кем-то, кого не хотела, она убедила себя, что сможет делать это вечно. Она умудряется слабо улыбнуться Дэвиду.  — Все в порядке, — говорит она. — Так будет лучше.  — Для кого? — Говорит Дэвид, и это звучит мягко, но неумолимо. — Участок находится прямо напротив вашего предвыборного штаба. Я был на каждом мероприятии, которое вы проводили в городской собственности. И я никогда не видел ни единого признака того, что твоим друзьям будет лучше без тебя. Эмма смотрит в свой стакан с какао. Дэвид любезно предлагает:  — Знаешь, если у тебя никогда не было этих корней возможно, потребуется некоторое время, чтобы узнать их.- Эмма отказывается отвечать. Дэвид улыбается искренней улыбкой. — И ты должна знать, что я не должен был патрулировать сегодня вечером Эмма. В городе было тихо с тех пор, как потерянные мальчики сосредоточили свою энергию на вашей кампании. Эмма моргает.  — Если вы собираетесь сказать, что это совпадение, что какой-то знак… Дэвид смеется.  — Реджина Миллс звонила мне полчаса назад, — говорит он и Эмма замолкает: — Я не знаю, что случилось, но я думаю, ты недооцениваешь, насколько сильно твои друзья хотят, чтобы ты была рядом. Реджина позвонила Дэвиду, Эмма зажмуривает глаза, ее пальцы дрожат вокруг кружки, страстно желая присутствия Реджины каждой клеточкой своего существа. — Я…Я… она не знает что хочет сказать. Дэвид понимает, о чем она умалчивает.  — Конечно, — говорит он, поднимаясь на ноги и протягивая руку. Она выпутывается из одеяла, но он качает головой. — Оставь его. Твоя одежда промокла насквозь. Он смотрит ей вслед, когда они уходят со станции, и вдруг говорит: — У тебя есть какой-нибудь опыт в правоохранительных органах? Она моргает, глядя на него.  — Например… положительный опыт? Не совсем.- Во всяком случае, до сегодняшнего дня.- Отвечает Эмма. Дэвид издает короткий смешок и качает головой.  — Я проверил твой послужной список. Я не это имел в виду. Эмма снова моргает, озадаченная такой переменой темы и Дэвид откашливается.  — Я видел, как ты работала с потерянными мальчиками и кампанией, и я был впечатлен.- Он кладет руку на ее плечо. — Загляни ко мне, если решишь остаться, Эмма. Нам бы пригодился кто-нибудь вроде тебя на службе. Корни, опять же, всепроникающие и угрожающие так, что она не может выразить словами. Дэвид хочет, чтобы она была в его отделе, один из признаков того, что Сторибруку нужно меняться. Даже с ее послужным списком. Эмма сглатывает.  — Я…я подумаю, — удается ей сказать, и она, завернувшись в одеяло, уходит со станции. + Тамара приходила и уходила, так же как Мэриан, Джасинда и Сабина. Реджина послала Тамару к Нилу.  — Он нуждается в ком-то большем, чем я, — усмехнулась Реджина, пожимая плечами. — Я в порядке. Я не пострадавшая сторона здесь. Никого из них эта настойчивость не убедила. Они для нее хорошие друзья, даже больше, чем она от них всегда ожидала и все они помогают справиться с этой кошмарной ситуацией.  — Рано или поздно это должно было случиться, — откровенно говорит Сабина. -И, я имею в виду… Мне жаль Нила, но он…должно быть, он должен был это увидеть. Джасинда только вздохнула и обхватила Реджину за плечи.  — Эмма не отвечает на телефон, — говорит она и Реджина не знает, как на это реагировать. Она огрызнулась на Эмму, она была резка в своей яростной панике, увидев мать так близко к Эмме, и она знает, что Эмма сейчас находится в очень уязвимом положении.- Тамара доложила, что машина Эммы стоит у Нила, а Эмма — у Мулан, но Мулан не видела Эмму. Реджина запаниковала, ожидая худшего и позвонила Дэвиду Нолану и унизила себя, умоляя его найти Эмму. В течение почти часа она шатается по квартире, заламывая руки и выглядывая из окон, как будто она могла увидеть Эмму. Наконец она сдается. На улице льет дождь, и все, о чем она может думать, — это Эмма на автобусной остановке, где-то в ожидании отъезда из города, дрожащая от холода. Нет. Эмма не может… Достаточно. Шериф Нолан- идиот и у Реджины нет времени ждать, пока он начнет действовать. Эмма может заболеть, на нее могли напасть, на нее могли напасть… Реджина в мгновение ока пересекает свою квартиру, протягивает руку за ключами и направляется к шкафу, чтобы найти фонарик, который она там держит. Еще одна пауза, чтобы подумать, и она ищет самое теплое пальто, которое у нее есть, гораздо лучше, чем тонкая куртка Эммы из искусственной кожи. Она снимает его с вешалки, когда раздается стук в дверь. Сердце подпрыгивает, она не останавливается, чтобы посмотреть в глазок или спросите кто там. Она распахивает дверь с фонариком и пальто в руках. Эмма стоит по другую сторону двери.  — Привет, — говорит она выглядя очень неуверенно. Ее одежда промокла, и у нее есть одеяло, обернутое вокруг плеч, но это не помогает и она дрожит. Лицо у нее мокрое, глаза покрасневшие, и в них такое глубокое отчаяние, что Реджина не может дышать.- Я… мне некуда было идти. Реджина молча отходит в сторону и Эмма входит в квартиру, ее красные глаза задерживаются на фонарике и зимнем пальто, которое Реджина все еще держит в руках. Реджина кладет их на стол, чувствуя, что надо что-то сказать.  — Я… — начинает она и запинается.  — Ты скоро от меня избавишься, — обещает Эмма и эти слова рождаются в порыве эмоций. — Я обещаю. Я…переночую у кого-то другого, пока не придумаю, что мне делать дальше., я не… я не хотела — она замолкает, замирая. — Черт, — говорит она. — Я не могу поставить тебя в такое… такое положение.  — Оставайся здесь, — говорит Реджина, протягивая руку, чтобы удержать ее. Прикосновение, кажется, пробивается через шок Эммы, которая всхлипывает. Ее кожа все еще влажная, легкая дрожь, которая, кажется, не уменьшается и Реджина сглатывает.  — Ты должна снять эту одежду. Ты умрешь от простуды.- Она ведет Эмму в свою спальню, отталкивая все мысли, которые приходят ей в голову в этот момент, она роется в своем комоде, пока не находит теплую фланелевую пижаму и несколько пушистых носков, которые она купила однажды по прихоти. Эмма просто стоит там, ее движения неестественны, она сильно дрожит, и Реджина делает шаг вперед, чтобы встать напротив нее, снимая с нее куртку.  — Я…я могу тебе помочь… — она улыбается.- Это не такая и плохая идея, — бормочет она, но Эмма качает головой, выглядя очень беспомощной и потерянной.  — Я думала, ты выпотрошишь меня за… за то, что я разбила сердце Нила, — говорит Эмма с болью в глазах.- Все в порядке, если ты хочешь… если ты хочешь, чтобы я ушла.  — Эмма, — шепчет Реджина, ее сердце трепещет в груди. Сейчас не подходящее время, чтобы заметить, куртка снята и рубашка Эммы прилипает к ней, показывая каждый изгиб и мускул, рубашка от влаги почти полупрозрачная. Это ужасное время, чтобы замечать все это и Реджина отрывает глаза от Эмминой рубашки и ловит ее взгляд. — Я не могу винить тебя за то, что мы…за то, что мы обе, — она опускает голову. — Тогда мне придется выпотрошить нас обеих, — криво усмехается она, протягивая руку, чтобы убрать волосы Эммы с лица. Они мокрые и спутанные и снова падают вперед, когда Эмма опускает голову и смеется. Смех переходит в сильный кашель и Реджина гладит Эмму по спине.  — Я сниму с тебя одежду, — решительно говорит Реджина, расстегивая джинсы Эммы. Эмма шумно втягивает воздух и Реджина останавливается.  — Все в порядке, — говорит Эмма, ее руки дрожат, когда она пытается стянуть джинсы. — Это не…не похоже, что сегодня что-то случится. Я только что рассталась с Нилом…  — Ты действительно рассталась? — спрашивает Реджина, пристально глядя на нее. Какая-то часть ее сомневалась, что они когда-нибудь это сделают. — Я не думала, что что-то действительно может разлучить вас навсегда. Эмма умудряется стянуть с себя штаны, потом стягивает носки. Она издает сдавленный смешок, дергая себя за рубашку, но руки бесполезно дрожат.  — Я все равно собиралась с ним порвать, — признается она. Сердце Реджины сжимается от запретной надежды.  — Серьезно, когда? Эмма качает головой, все еще борясь со своей рубашкой.  — После кампании. Я собиралась расстаться с ним и уехать…  — Уехать? — Эхом отзывается Реджина и ее вдруг начинает тошнить. — Ты собиралась уехать? — Конечно Эмма здесь ради Нила и без него у нее нет причин оставаться. Эмма, кажется, видит это в ее глазах, потому что она выглядит раскаивающейся.  — Я не хотела, чтобы ты…я пытаюсь сделать все правильно для тебя и Нила. Я думаю, что причинила вам обоим достаточно боли, — она смеется, но это больно и неприятно.- Я просто хотела, чтобы у тебя была семья. Реджина может только смотреть на нее, чувствуя, как кровь отливает от ее лица.  — Ты собиралась уехать? — она может только обвиняюще повторять это, ее сердце бьется так быстро, что ей трудно дышать. — Просто…покончить с Нилом и сбежать?  — Разбить сердце Нила непростительно, — парирует Эмма с мольбой в глазах. — Это то, что ты говорила. Ты не собиралась делать для меня исключение. Реджина судорожно втягивает воздух. Ей уже дюжину раз приходилось настаивать на том, что разбить Нилу сердце- это…непростительно, она снова и снова говорила об этом и напоминала себе, чтобы удержаться от этого самой. И Эмма глупая, трусливая, благородная Эмма- Эмма приняла это как причину, чтобы уйти. Она закрывает глаза, чувствуя, как разочарованные, измученные слезы текут из-под век.  — Эмма, — она шепчет сдавленным голосом, и все, о чем она может думать, — Я бы не сделала это, ты исключение из правил. Когда она открывает глаза, Эмма смотрит на нее широко раскрытыми и неуверенными глазами. Реджина протягивает руку, чтобы снять с нее мокрую рубашку.  — Надо снять это, — бормочет она себе под нос. Ее пальцы касаются кожи Эммы, и Эмма дрожит уже от ее прикосновения. Она скользит рубашкой вверх по животу Эммы, отлепляя ее от кожи и Эмма шепчет:  — Да.- Она ловит взгляд Реджины и удерживает его, их взгляды встречаются. Реджина задыхается, ее костяшки пальцев пробегают по коже Эммы и останавливаются у основания ее груди. — Мы не можем, — говорит Эмма по привычке, хотя сейчас они наконец-то могут и Реджина почти трясется от осознания этого.  — Нет, — соглашается Реджина, переводя взгляд с глаз Эммы на ее рубашку. — Мы…мы…взрослые. Мы не собираемся прыгать друг на друга только потому, что мы обе внезапно… внезапно одиноки… Эмма поднимает руки, позволяя Реджине стянуть с нее рубашку и тяжело дышет. Ее руки, поднятые в воздух, теперь, запутались в рубашке и ее глаза блестят от жгучего голода, который отражается в глазах Реджины, ее колени ослабли. Она больше не дрожит от холода, она дрожит от чего-то большего. Реджина наклоняется вперед и отчаянно целует ее. Эмма отшатывается назад, пока Реджина не прижимает ее к стене, ее руки лежат на руках Эммы над их головами и Эмма целует ее в ответ, горячо и с таким же отчаянием.  — Спасибо, блядь, — выдыхает она в поцелуе, хныкая от того, что Реджина тянет рубашку. Она выдергивает руки из рубашки и бросается вперед, ее руки движутся к лицу Реджины. На мгновение они расступаются и Реджина может только смотреть на Эмму, восхищаться ее раскрасневшимся лицом и тем, как блестят ее глаза.  — Я так давно хотела сделать это снова, — шепчет Эмма и в ее улыбке нет страдания, только сияние, которое кажется теплее, чем любое зимнее пальто, которое Реджина хотела ей отдать.  — Это было все, о чем я могла думать несколько дней, — признается Реджина и теперь она тоже дрожит, скользя руками по бедрам Эммы, пальцы играют с завязками на ее трусиках. — Почти каждый день, — говорит она, и Эмма наклоняется и сосет ее нижнюю губу, покусывая ее зубами. Реджина выдыхает и ее сердце оживает и в ее животе загорается огонь. — Эмма, пожалуйста. Она жаждала этого так долго, что каждое прикосновение кажется увеличенным, ее кожа чувствительна к Эмме, в некотором смысле кажется, что она никогда раньше ни с кем не была и ее сердце замирает с каждым поцелуем. Эмма целует снова, ее губы тянутся вниз к шее Реджины, и Реджина прижимается к ней, отчаянно желая больше. Через несколько мгновений они уже на кровати, Эмма в нижнем белье, а Реджина полностью одета, они целуются их ноги переплелись и Реджина дрожит желая большего. Эмма колеблется и Реджина быстро говорит:  — Нам и не нужно этого делать…  — Тсссс, — Эмма снова целует ее, ее язык погружается в рот Реджины. — Я…хочу тебя, — горячо говорит она. Мгновение и снова неуверенность. — Я просто…я…никогда… О. Это первый раз Эммы с женщиной и Реджина улыбается ей.  — Не торопись, — шепчет она. — Исследуй, экспериментируй. Делай то, что тебе удобно. Эмма прикусила свою губу, потом губу Реджины и крепко поцеловала ее. Реджина отвечает, и она может чувствовать как руки Эммы пробежались по ее пиджаку, вцепившись в лацканы, чтобы притянуть ее ближе, а затем двинулись дальше с молниеносной скоростью к ее заднице.  — Ох, — стонет Эмма, сжимая ее и Реджина ахает от боли, от нужды, ее тело дергается к Эмме, Эмма просовывает ногу между ног Реджины. Реджина прижимается к ней, отчаянно пытаясь унять боль в центре. Тем не менее, она опускает руки, позволяя Эмме взять инициативу на себя. Эмма смотрит на нее сверху вниз, ее глаза горят.  — Ты даже не представляешь, сколько фантазий у меня было о тебе в этом наряде, — выдыхает она, ее голос грубый и она еще больше задирает юбку Реджины, находя стринги своими умелыми пальцами.Реджина извивается под ней и Эмма просовывает руку под стринги, снова поглаживая ее попку. — Ты сидишь на столе– или боже, когда ты будешь стоять передо мной и читать мне нотации, а я просто хочу … — она снова прижимает Реджину к своей ноге. Реджина выгибается под ней и рука Эммы внезапно исчезает, так же быстро, как и появилась.  — А еще эта рубашка…- шепчет она, и обе ее руки опускаются под пиджак Реджины, чтобы погладить грудь поверх рубашки. Реджина прижимается к ней, отчаянно желая большего и Эмма наклоняется, чтобы поцеловать ее прямо над лифчиком, ее язык скользит по выпуклостям ее грудей.  — Сними! — просит Реджина. Эмма бормочет что-то себе под нос, возясь с одеждой и рубашка Реджины отбрасывается прочь, приземляясь на пол, следом за ней летит бюстгальтер.  — Черт, — шепчет Эмма разинув рот и глядя на грудь Реджины.  — Эмма, — всхлипывает Реджина, снова страстно желая обнять ее, но Эмма только смотрит на нее, не отводя глаз.  — Я думаю…я определенно уверена, что я лесбиянка, — внезапно говорит Эмма и опускает рот к одной груди, она облизывает сосок, ее рука поднимается, чтобы помассировать другой. Реджина не может лежать спокойно и ее спина выгибается от прикосновения Эммы, ее руки двигаются, чтобы пробежаться по мускулистой спине. Она прижимает руку к волосам Эммы, удерживая ее на месте, пока та сосет чувствительную грудь Реджины, и Эмма начинает дрожать от собственного желания, извиваясь у ног Реджины. Реджина двигает ногой быстрыми, ритмичными движениями и Эмма издает слабый стон. Она отпускает одну грудь, чтобы поработать над другой и Реджина вздыхает, тянет Эмму за волосы наверх и снова целует. Когда Эмма отстраняется, она, наконец, стягивает юбку с Реджины, цепляясь за нее и дергая вслепую, Реджина выползает из нее, двигаясь против тела Эммы. Ее центр переполнен желанием, давление начинает нарастать глубоко внутри нее, и Эмма тянет за ее стринги, а Реджина дергает ее нижнее белье с такой же яростью, отчаянно пытаясь добраться до нее. Прошло уже несколько месяцев, как она жаждала этого и была потеряна из-за напоминания о том, что она никогда этого не получит. Но теперь Реджина обхватывает грудь Эммы руками, опускается ниже и целует ее живот, ведет языком сверху вниз по мускулам живота и стонет от того, как Эмма подергивается под ней.  — И это все, так ведь? — шепчет она, целуя узкую дорожку светлых волос ниже живота. В ответ руки Эммы напрягаются и она переворачивается, Реджина оказывается на спине, а Эмма извивается над ней. Реджина откидывается назад, ее голова подпирается подушками и Эмма поднимает голову, чтобы молча посмотреть на нее, прежде чем лизнуть клитор Реджины. Реджина сверхчувствительна и отчаянно возбужденна, она издает крик. Эмма удовлетворенно вздыхает и закрывает глаза, ее губы обхватывают клитор Реджины и посасывают его, а затем она снова двигается, облизывая его, затем она отстраняется, чтобы посмотреть на нее в изумлении.  — Черт, — шепчет она, а потом, совершенно неожиданно, два пальца вонзаются в Реджину. Реджина вскрикивает, изнывая от желания, и Эмма меняет темп, замедляясь, ее губы и язык работают над клитором Реджины, а ее пальцы работают внутри нее.  — Я могла бы привыкнуть к этому, — выдыхает Реджина, ее бедра сжимаются вокруг Эммы, ее пальцы запутались в ее волосах, и она дрожит до тех пор, пока Эмма не добавляет третий палец и она беспомощно трясется, готовясь кончить. Она так давно мечтала сделать это с Эммой. Эмма дергается от собственной потребности, она изо всех сил пытается довести Реджину.  — Подожди, -вдруг говорит она и Эмма тут же останавливается.- Развернись- и Эмма смотрит на нее, новый румянец желания поднимается к ее щекам, когда она понимает, о чем просит Реджина. Она вытягивается вдоль тела Реджины, пока ее губы не прижимаются к возбужденному центру Реджины и ее собственный центр достаточно близко, чтобы Реджина могла вдохнуть его аромат. Реджина протягивает руку по спине Эммы и нежно берет ее клитор зубами. Эмма дрожит под ней, почти бьется и тогда Реджину охватывает то же самое чувство. Реджина снова вдыхает аромат Эммы, а затем просовывает в нее свой язык, проталкивая его вперед, Эмма издает безумный стон и делает то же самое. У Реджины возникает ощущение пикирования, как будто пол только что провалился из-под нее, и она скользит, падает… Она облизывает Эмму вверх и вниз, как котенок, целует ее центр языком и губами и чувствует, как то же самое происходит и с ней самой. Эмма на вкус восхитительна и Реджина могла бы делать это вечно, они могли бы находиться в постели миллион лет, и к черту весь мир… А потом Эмма снова погружает пальцы в Реджину, и Реджина совсем не может думать, ее разум взрывается ослепительным фейерверком, тепло льется через край, ее освобождение омывает ее яростно, она сосет клитор Эммы, пока Эмма не чувствует то же самое. Эмма стонет:  — Реджина! — И Реджина кончает все сильнее и сильнее, огни вспыхивают в ее глазах, пока Эмма кончает под ее губами. Они пришли в себя через несколько минут. Их украденные мгновения были так хрупки до сих пор, каждое взаимодействие казалось эфемерным. Кульминационные месяцы отстранения и Реджина не может оторваться от Эммы, она целует ее и целует до тех пор, пока та едва может двигаться, Эмма может только погрузиться в нее пальцами и языком, может только извиваться под ней, пока они обе не касаются друг друга везде, запоминая формы тела другого человека. В какой-то момент поздно ночью, они все еще целуются и Реджина вслепую ищет в ящике прикроватной тумбочке нужную ей игрушку. Глаза Эммы загораются, когда она видит его, она пристегивает ремешки на себе, она дико толкается в Реджину целуя ее с новой силой и чувствуя как та кончает снова и снова, она хочет вырезать этот образ в своем сознании. Нет никаких разговоров о том, что их ждет в будущем и на утро и то, что будет дальше, никаких упоминаний о препятствиях, которые они пока не могут преодолеть, сейчас они двигаются вместе с неистовым желанием.  — Эмма, — Реджина стонет, это как песня о любви, и у Эммы текут слезы вниз по щекам, а затем они, наконец, закончили с молчаливым согласием, обе упали на простыни, которые Реджине обязательно придется постирать. Реджина укутывает их с Эммой одеялом, обнимая ее крепко и шепчет:  — Это было…  — Да, — говорит Эмма и смеется, — Так оно и было.- Она поднимает лицо к Реджине, а Реджина уже видит, как тени начинают возвращаться. Утром у них будет разбитая кампания и брат, который должен ненавидеть их обоих. Утром им, возможно, придется дать определение этой вещи, которая произошла слишком быстро. Утром им придется покинуть эту постель. Но сейчас Реджине невыносимо думать обо всем этом.  — Спи, — шепчет она, целуя руку Эммы и сердце ее радостно подпрыгивает при мысли, что она может поцеловать Эмму в любое время, Эмма будет ее любить, может быть. Эмма закрывает глаза лежа рядом с Реджиной и прижавшись губами к ее коже.