-Х-
Подъехав к дому, они остановились в лесу возле оврага. Лютик первым спешился и отважно забрался в чащу. С мая тропа, продавленная груженой телегой, успела основательно зарасти высокой травой, репейником и лопухами. Геральт даже не стал слезать с Плотвы. Неохота было лишний раз любоваться на живописно гниющий труп чудища. Зачем? — Где-то тут же. Я точно помню, — бурчал Лютик, раздраженно раздвигая заросли, цепляющиеся к одежде, и с хрустом притаптывая к земле огромные стебли. — О! Нашел! Сюда… Эскель поспешил в густой подлесок, а за ним следом, явно нехотя, потащился и Ламберт, кинув перед этим Геральту выразительный взгляд, полный неприкрытой обреченности. Лютик болтал с ним всю дорогу без умолку и так увлеченно, как умел только он один. Сразу же осыпал кучей вопросов и навесил на уши ворох самых разных фактов уже из своей жизни, хотя никто его и не спрашивал. За час пути Ламберт, несомненно, утомился от светского общества виконта Панкраца. Сложившаяся ситуация теперь скорее забавляла Геральта, который успел немного успокоиться и придушить приступ неуместной ревности, ведь его шебутному барду и правда будет безопасней странствовать под защитой ведьмака. Но Ламберт однозначно до конца не осознавал, на что именно подписался, когда пригласил Лютика отправиться с ним в путь. Но сейчас, кажется, начинал кое-что понимать, и это его точно не радовало. А вот Эскель всегда отличался недюжинным терпением, поэтому в один момент просто перетянул внимание Лютика на себя, чтобы дать Ламберту хоть немного времени передохнуть. — Сколопендраморф, как я и думал, — сказал он, внимательно разглядывая порубленные на большие куски останки, сваленные в кучу на дне оврага. — Нетипичная какая-то особь, правда. Первый раз такую вижу. Да и огромная. Сколько же лет она умудрилась прожить? — Первые люди тут начали пропадать еще лет двадцать назад, — ответил Лютик. — Денег вначале заплатить ведьмаку в деревне не нашли, а потом уже оставили проблему на самотек. Но… — Мерзость! — брезгливо выплюнул Ламберт. — Еще и с клешнями! Ядовитая курва была, небось. Я б меньше, чем за тысячу крон за такую не взялся. Откуда сия гадость вылезла?! Не боишься, Геральт, что оттуда еще приползут? — Да старая шахта была тут неподалеку, — Геральт небрежно махнул рукой в сторону гор. — А теперь ее уже нет! — воскликнул Лютик с широкой улыбкой. — О… Вы бы видели! — и начал воодушевленно рассказывать о том, как они чуть успешно не упокоились под обвалом. Правда, в его исполнении смертельно опасная история выглядела крайне безобидно и смешно, будто они совсем не рисковали задохнуться под слоем острых камней, а просто фейерверк запустили, покричали, отряхнулись и после мирно почаевничали. Эскель с Ламбертом даже весело хмыкнули пару раз. Удивительная способность Лютика парой фразочек сделать из мухи козла, а затем также легко засунуть его обратно в задницу мухе не переставала поражать Геральта даже спустя много лет их знакомства. Не успели они приблизиться к дому, въехать во двор и спуститься с коней, как к ним с лаем прилетел Карасик и сразу же с разбега запрыгнул на Лютика, пытаясь лизнуть лицо и всем своим видом показывая, что он безумно соскучился, словно их не было не одну ночь, а минимум целый месяц. — Ты хоть полаял бы для приличия на незнакомцев, а! — упрекнул его Геральт, когда пес, наласкавшись вдоволь в руках у барда, подошел за порцией желанных почесушек уже к нему. Карасик был от природы неисправимо дружелюбен. Геральт пытался воспитать из него нормального охотничьего пса, ведь в родословной у дворняги, судя по длинным ногам, имелась борзая, но все потуги сорвались с приездом Лютика. Бард совсем избаловал щенка, и теперь Карасик развлекался не охотой на бабочек, мышей, ежей и белок, а предпочитал бегать за палкой и только ради угощения. — А ну лапу дай, — приказал ему Геральт, когда щенок сунулся здороваться к Эскелю. — Лапу дай! — Хороший пес! — Эскель ласково потрепал Карася за ухом, пока тот радостно подметал хвостом землю, высунув язык и зажмурившись. — А что он еще умеет? — Голос. — Гав! — Молодец, Карасичек! — опять начал сюсюкаться с ним Лютик. — Чужой, — приказал Геральт, указав в этот раз на отдельно стоящего от них Ламберта. Карасик жалобно заскулил. — Чужой я сказал! В этот раз пес подчинился, медленно поплелся к Ламберту и притворился, что укусил его за ногу. Аккуратненько так. Нежно. Изобразив нападение страшного хищника скорее для вида, а затем тут же отпустил Ламберта, виновато поджав хвост и опасливо поглядев на него исподлобья. — Э-э-э! Геральт, ты не охренел ли?! Он мне все штаны обслюнявил! — Тебе еще повезло, что он не научил псину кусать чужих между ног, — пошутил Эскель. Лютик звонко рассмеялся. — Ничего, вот построю я свой собственный домик с цветочной полянкой и песиками… А впрочем, и не нужен мне этот дом! С ним столько мороки. С этим Геральт поспорить никак не мог. Потом они зашли в недостроенное еще до конца новое жилище ведьмака. Эскель похвалил работу Геральта. Ламберт из вредности не оценил, а планировку и вовсе подверг осмеянию, явно в отместку за нападение Карасика. Лютик улыбался на каждый язвительный комментарий и тем самым подливал масла в огонь. Ламберт любил изображать злого и оскорбленного хама, если находились достойные зрители. Геральт вздохнул, лишь закатив глаза на этот концерт, и пригласил гостей на чай в «свинарник». — О, кто это такой усатый-полосатый? — Ламберт вдруг заметил спрятавшегося на печке котенка и сразу полез его гладить. Рыська от такой перспективы пришел в ужас еще больше, чем когда в его императорские владения внезапно заявилось целых двое новых желтоглазых чудовища. Звонко зашипел, вывернулся из рук Ламберта и попытался ударить того лапой, но проиграл в скорости, отчего разумно решил поскорей дать деру. В поисках спасения он забрался с разбега к Геральту на плечо, болезненно поцарапав при этом кожу на груди. — Слабак! Ну и прячься под мамкину юбку, давай! — Эй, не надо обижать котеньку! — Лютик с трудом отцепил жутко испуганного Рыську от рубахи ведьмака. — А тебя он почему не боится? — поинтересовался Эскель у Геральта. Тот иронично фыркнул. — Бартер. Я его каждый день кормлю, а он меня терпит. — Я Рысю еще мелким сюда притащил, — похвастался Лютик, успокаивающе поглаживая кота, круглые глаза которого блестели, как пара начищенных дублонов. — Он к Геральту уже привык, хотя поначалу тоже шипел и прятался, но затем понял, что бояться нечего. Вы же на первый взгляд только страшные, а на самом деле-то… — и не закончил мысль, смущенно потупив взгляд. — А на самом деле мы безобидные цветочки! Здра-с-сте, — Ламберт хохотнул. — Весемиру бы тебя послушать. Вот была бы умора! Жаль ты, Геральт, Лютика в Каэр Морхен не приглашал. Старик бы… Ламберт вдруг оборвался на полуслове, озадаченно уставившись в окно. Геральт с Лютиком и Эскелем одновременно повернули головы, желая узнать, что же так заинтересовало Ламберта. Но лучше бы они не знали. Геральт мысленно пожелал себе развидеть представшую глазам картину, а еще отвесил воображаемого леща по макушке. Из-за Карасика он забыл привязать Плотву, чем она и воспользовалась. Пока они вели светские беседы и пугали Рыську, кобыла сумела-таки сделать трудный выбор между «светом и тьмой» и, к большому разочарованию вороного Василька, утопала к сребробокому Бурану, который не стал терять времени даром и, забросив копыта повыше ей на спину, сразу воспользовался возможностью хорошо провести время вдвоем. Первым пришел в себя Лютик. — Уважаемые милсдари ведьмаки, — весело прокашлявшись, сказал он. — Вы сейчас имели удовольствие наблюдать уникальное событие. Вот так и выглядит любовь с первого взгляда! — Холера, — простонал Геральт, прикрыв лицо руками, и понуро уселся на стул, откинув голову к потолку. — Что ж, бывает, — философски отметил Эскель. — Против природы не попрешь. Чего страдать? — Геральт планировал заняться пчеловодством, — Лютик сочувственно похлопал его по спине, а затем решил поиздеваться: — Но коневодство — тоже неплохо. Не переживай. Будет у тебя две Плотвы. А затем четыре Плотвы, а затем целое море. Геральт лишь обреченно выдохнул, с затаенной паникой представив, что ему придется присутствовать при лошадиных родах. Ни разу такого казуса за долгие годы с ним не случалось и вот, пожалуйста. — Выбора-то нет, — добил его Ламберт. — Через годик Плотва станет мамой, а Буран — папой. Я знал, что мой мальчик лучше всех! Отдашь мне жеребенка? — Размечтался! — Может, заварим чаю? — Тащи варенье, Лютик, — Геральт хлопнул ладонью по столу. — Самую большую банку. Сегодня мне можно. И нужно.-Х-
Неторопливо попив чай с вареньем, они прогулялись до реки, дав Бурану немного времени передохнуть, после того как он всеми четырьмя копытами опять твердо встал на землю, а затем Эскель и Ламберт начали собираться назад в Вершки. Лютик еще не уезжал, пока остался, чтобы спокойно и не торопясь собрать свои вещи и выспаться в последнюю ночь перед долгой дорогой. — Ламберт, на пару слов, — тихо позвал Геральт, хлопнув того ладонью по спине. — Чего тебе? — недовольно пробурчал Ламберт, но все же нацепил поводья обратно на жердь и пошел вслед за ним в лес, подальше от остальных. — Мы ненадолго, — кинул Геральт окликнувшему их Эскелю. Лютик, стоящий поодаль на крыльце с Рыськой на руках, проводил их озадаченным взглядом. Ярко светило солнце, то и дело скрываясь за набегающими облаками, дул легкий прохладный ветерок, шурша поредевшими золотыми кронами, где-то вдали свистели птицы, а под ногами похрустывали палые листья и сухие ветки. Геральт отошел довольно далеко от дома, чтобы никто их случайно не услышал. Ни Эскеля, ни Лютика не касалось то, что он хотел бы узнать. Ламберт непроизвольно напрягся, нахмурился и весь путь сверлил его вопросительным взглядом, видимо, совершенно не догадываясь, для чего вдруг потребовался разговор наедине, но терпеливо молчал. — Я знаю тебя уже очень давно, Ламберт, — Геральт наконец остановился, сложив руки на груди. — И сколько помню — ты всегда путешествовал один. Поэтому мне вдруг стало крайне любопытно: зачем ты позвал с собой в дорогу Лютика? Ламберт сперва удивленно вскинул брови, а затем гадко прищурился, скривив губы в привычной ухмылке. — Ты что считаешь, у тебя какое-то исключительное право на Лютика? Геральт промолчал, просто опешив от такой прямолинейности, суматошно пытаясь принять удручающую мысль, что его опасения, оказывается, вовсе не были напрасны. А Ламберт тем временем продолжил: — Может, я и одиночка, но это не значит, что я не хотел бы обрести друга, который бы слагал про меня баллады и прославлял на весь мир. Или я, по-твоему, не достоин?! Думаешь, я мало делаю на благо людей? Да я столько лет своей шкурой рискую, защищаю их бренные тушки, а что получаю в итоге? Благодарность? Много денег? Уважение? Не-е-ет! Презрение и плевки в спину. А даже те, кто относится ко мне нормально, потом спрашивают не знаком ли я со знаменитым Белым Волком? Хотят больше о тебе выведать, а на меня глядят снисходительно, будто я второй сорт какой! А Лютику я интересен, он меня сегодня не задумываясь человеком назвал. «Так вот, значит, в чем дело!» — Геральт с облегчением выдохнул и покачал головой, чуть не рассмеявшись вслух от осознания собственной недальнозоркости. В последнее время он настолько зациклился лишь на себе, что такое простое объяснение ему совершенно не приходило на ум. — Ты ошибаешься, — сказал он Ламберту. — Никто из твоих друзей не считает тебя вторым сортом. Но для подавляющего большинства и Белый Волк — далеко не первый. Иначе бы меня не пырнули вилами в прошлом году. Мы с тобой оба навечно останемся монстрами, мутантами и выродками в глазах тех, кто не способен видеть дальше собственного носа, сколько бы ни помогали простому люду. Это никакими словами не изменить и никакими делами не исправить. И однозначно не под силу Лютику, хоть он и пытается. Ненависть ко всему инаковому, такую глубокую и древнюю, как сам мир, нельзя вытравить простой песней, какой бы прекрасной и правильной она не была. И ты зря надеешься на славу, Ламберт. Зря думаешь, что она сделает тебя счастливым и принесет уважение. Это фальшивая медаль, оборотная сторона которой — огромные проблемы. Все представляют тебя кем-то особенным и ждут чего-то большего. Подвигов, которые порой никому не под силу. Но есть и другая беда: самого Лютика однажды из-за его баллады пытали, ведь именно он пел о Львенке из Цинтры. Мне кажется, ты до конца не понимаешь, чего именно желаешь, Ламберт. — Плевать! Тебе-то легко говорить, Геральт! — прорычал он в ответ. — Твоя жизнь, можно сказать, удалась! Есть дочка, была и женщина, которая тебя любила, а куча других по тебе до сих пор слюни пускают, деньги ты сумел скопить, домиком вот обзавелся с собакой, кошкой и лошадью. А у меня ничего нет. Болтаюсь, как пылинка по ветру и вечно без гроша. Даже Кейра… и та меня не всегда терпит. Поэтому я хочу, чтобы обо мне хоть строчка в истории осталась, пока я случайно не сдох в пасти какой-нибудь твари. Я что многого прошу, по-твоему?.. — Не многого, — кивнул Геральт. — Но боюсь, ты возлагаешь на Лютика слишком большие надежды. По принуждению он тебе хвалебную оду писать не станет, а может и вообще сочинит нечто сатирическое, отчего ты сразу захочешь его прибить. Весь мир потом будет хохотать над Черным Волком. Но размазанным чернильным пятном в истории ты останешься, да. Но нужна ли тебе такая слава? И только в одном ты прав, Ламберт, — другом он может стать, но ему и самому нужен друг. Потому что Лютик порой ходячая беда и ураган суеты. Мне многократно приходилось его вытаскивать из разных заварушек. Он часто болтает лишнего, лезет туда, куда не стоит, к кому не стоит и вечно нарывается на неприятности. — Да я успел заметить, — хмыкнул Ламберт и криво улыбнулся. — Но и меня тоже не каждый стерпит. А заставлять его я не стану, больно надо. Сам чего-нибудь придумает, когда мои байки послушает. У меня, знаешь ли, много чего хорошего накопилось рассказать. Да и чем плохо, что мы вместе отправимся в Новиград? Тут сплошная выгода для обоих. И волки сыты и овцы целы. — Ничем не плохо, — нехотя произнес Геральт, с печалью взглянув на косые солнечные лучи, падающие на землю сквозь осенние листья, а затем все-таки улыбнулся: — Только вот подобных аналогий лучше не приводи при Лютике. Хотя он, конечно, тот еще баран, но дошутишься и будешь потом во всех тавернах слушать балладу о Черном Волке и петушке, к примеру. — Да я его тут же прибью! — Вот этого я и боюсь, — Геральт замолчал, немного задумавшись, а затем все-таки серьезно добавил, взглянув Ламберту прямо в глаза: — Но, если с Лютиком по твоей вине что-то случится, я тебя найду и прибью сам, понял? — Понял, — зло и обиженно буркнул Ламберт. — Музыкантишка для тебя друг поважнее, чем я. — Ты опять ошибаешься, — ответил Геральт, но уточнять не стал, что Лютик для него сейчас гораздо больше чем друг. Ламберт нахмурился, но чуть погодя вдруг хохотнул, хитро ухмыльнулся, окинув его цепким взглядом, и многозначительно промолчал. В желтых глазах заиграли искры дьявольского веселья. «Догадался таки, хрен моржовый, — Геральт сжал зубы, поиграв желваками, и отвел глаза в сторону, вмиг почувствовав себя крайне неловко. — Впрочем, хорошо, что он знает. Так даже лучше». Ламберт словно прочитал его мысли, шутливо прищурился и похлопал утешающе по спине. — Так вот отчего ты на меня так люто глядишь и зубоскалишь! Да не съем я твоего барана, не боись. Не в моем вкусе такие… худые. Одни ребра да кости, там где должны быть приятные на ощупь округлости, смекаешь? Проклятье! Да лучше б промолчал! Пусть бы Ламберт обижался в свое удовольствие. А теперь у него в рукаве есть вечный повод над ним измываться. Геральт взглянул в облачное небо, на несколько долгих секунд желая провалиться прямиком под землю, но затем все-таки поборол смущение и нашел в себе силы ответить: — Смекаю, но опасаюсь, Ламберт, что ты все равно им подавишься, пока вы до Новиграда доберетесь. Он же не всегда бродяга бард — Лютик. Иногда он — виконт Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф. — Чего-о-о?! — изумился Ламберт. — Да ты брешешь. — Нет. — И мне что… теперь надо перед ним в реверансе приседать? — Только, если сам хочешь, — шутливо хмыкнул Геральт. — Но знай — Лютик почти не может за себя постоять, боится крови, а еще круглые сутки будет болтать, надоедать вопросами, петь и бренчать на лютне, а в остальное время ныть, что голоден, устал и чувствует себя грязным, просить устроить привал и еще много чего, сам увидишь. — Да курва! — разочарованно выплюнул Ламберт. — Если мы будем постоянно останавливаться, то я точно профукаю заказ на трупоедов. — А вот об этом раньше думать надо было, — весело подытожил Геральт. — Перед тем, как звать его с собой. — Какой же бес меня за язык-то вчера тянул? — Ламберт обреченно вздохнул, закатив глаза. — Неужели придется и правда другую работу искать? Куда зимой тогда податься? — В Новиграде можешь остаться, там в округе всегда какая-то маета найдется, — вполголоса намекнул ему Геральт, когда они направились обратно к дому. — Эй! Вы куда подевались? — Лютик отошел от Эскеля и торопливо шагал им навстречу. — Чего обсуждали? — Дык вот, — Ламберт гаденько усмехнулся, похлопав барда по плечу. — Геральт попросил привезти ему весной одного барана из Новиграда. Доставить, так сказать, важный заказ в целости и сохранности, а я согласился помочь. Геральт кивнул, с трудом сдержав желание оскалиться во все зубы. — Барана? — Лютик удивленно уставился на Геральта. — То есть коневодство тебе не нравится, но ты решил вдруг отару завести? И чем тебе местные бараны не угодили? — Местные не подойдут. Не такие породистые, — продолжил глумиться Ламберт. — Так ведь, Геральт? — Однозначно. — Я ничего не понял, — возмутился Лютик, пристально смотря то на Геральта, то на Ламберта. — О каком таком особенном баране вообще речь? Первый раз о нем слышу. Ты ведь хотел пчел купить. И почему это такая тайна, что вам надо было поговорить наедине? — Мы говорили не о том. Но ты же знаешь первое правило ведьмаков? — самодовольно подмигнул ему Ламберт. — Никому не рассказывать о делах ведьмаков. У меня тоже есть свои секреты, маэстро. — А баран — не тайна, — слукавил Геральт. — Прости, Лютик, но ты совсем не разбираешься в оружии и домашних животных. Почему он тебя вообще волнует? — Ты прав, всякие бараны меня мало волнуют! — раздраженно произнес Лютик, обиженно сверкнув на него своими голубыми глазами, а затем повернулся к Ламберту: — Встретимся завтра утром у корчмы, как и договаривались. — Ага, — махнул рукой Ламберт и уселся на коня. — Бывай, Геральт. До весны, если повезет. — До встречи, — попрощался Геральт. — И тебе, Эскель, легкого пути. — Поцелуй Трисс в обе ручки за нас двоих. И еще куда-нибудь на свое усмотрение пару раз, — шутливо пожелал Лютик в свою очередь, отчего Геральту вдруг захотелось отвесить ему подзатыльник. Нарывается ведь, котий сын! — Обязательно, — Эскель взобрался на Василька, и напоследок одарил барда подозрительно долгим хмурым взглядом. — Еще свидимся, Лютик! Бывай, Геральт!