Паутина мостов

나를 만나 넌 행복한지 때론 상처에 때론 눈물에 변함 없이 지켜주던 너 [1] ♫ Chae Yeon - Gomisa [1] Счастлив ли ты, что встретил меня? Несмотря на боль из-за меня, слезы из-за меня, Ты всегда защищал меня (пер. с кор.)

— Осторожно, здесь скользко. — Ух, и не поспоришь, — говорит Се Лянь, комкая пальцами футболку на груди. Толстовку он снял и повязал на пояс, потому что в ней жарко. Даже в горах — жарко. Солнце светит сквозь тучи косыми лучами, похожими на нарезанные лоскуты легкой ткани. Кажется, что они покачивались бы на ветру, если бы он был, однако воздух недвижим, как и все вокруг. В такие моменты далеко от людей и городов, в глуши, откуда, чтобы уехать, нужно вызывать вертолет или ждать машину сутки-двое, появляется ощущение, что даже время перестает иметь значение. — Гэгэ, держись, пожалуйста, за меня, — просит Хуа Чэн, поддерживая Се Ляня, который едва не растянулся на плитке возле бассейна, под локоть. — Все в порядке, — улыбается тот. — Это все мое невезение. Я ни разу не упал этой зимой, так что пора бы судьбе отыграться этим летом. — Я рядом, так что этого не случится. Мо Жань, который и посоветовал быть осторожнее, кивает, будто это ему сказали, что его судьба и невезение отныне под контролем. Чу Ваньнин рядом с ним не щурится от солнца, будто вовсе его не замечает, но в его рассеянном до дымки свете выглядит еще бледнее. Му Цин сначала решил, что ему тоже нездоровится, как А-Цин накануне, но потом вспомнил, что еще ни разу не видел хозяина этого места при дневном свете под открытым небом. — Как жаль, что не получалось выйти прогуляться раньше, здесь очень красиво, — продолжив идти, произносит Се Лянь, озираясь вокруг. — Как-нибудь нужно будет приехать к вам в сезон. — Мы вам всегда рады, — вежливо отзывается Чу Ваньнин. Его белая кошка Тяньвэнь все утро вертелась у Му Цина под ногами, пока он пытался сделать себе кофе. Чу Ваньнин предпочитает держать ее в своем кабинете, но сегодня она вальяжно расхаживала по кухне и поглядывала на Му Цина так выразительно, что пришлось думать, чем ее угостить. Бай ел все, что не прибито, и готов был продать родную страну и всех четверых драгоценных хозяев за сырую курицу и свежие огурцы. Эта же красавица недоуменно смотрела на все, что ей успели предложить, пока Чу Ваньнин не попросил дать ей кексик. А-Цин как раз доедала последний, но жадничать не стала. Подумать только — кошка, которая любит сладости. Засидевшись в четырех стенах, они все решили выбраться на воздух. Из-за сильных ветров и ливней дорожки усыпаны листьями и сломанными ветками, увиты подтеками темно-бурой почвы. Огромный черный ворон на дереве, занятый своими делами, начинает вертеть головой, когда они подходят ближе. Му Цин идет чуть в стороне, не желая присоединяться к чужим разговорам. В идеале было бы неплохо прогуляться в одиночестве. Фэн Синь прошлым вечером спросил, не хочет ли он снова переехать к ним, но так и не получил внятного ответа, так как у Му Цина его не было. Потому что — зачем? Завтра они вернутся «в люди» в самом прямом смысле этого слова. Снова в город: к работе, делам, спешке и необходимости быть в нескольких местах одновременно, чтобы все успеть. Му Цин уже год как снимает квартиру недалеко от дома, в котором жила мать. После ее смерти разумнее было бы переехать в ее жилье, чтобы не платить лишнюю аренду, но он этого так и не сделал. Соседка уже пару месяцев звонит со странными наводящими вопросами, и Му Цин по-прежнему не понимает, чего она от него хочет. Основная теория — ей просто скучно. Она любила его мать, да и к нему относилась с особой теплотой. Ее собственная дочь приезжает хорошо, если раз в пару месяцев. Ах да, дочь. Миловидная девушка с маленькими ладонями и короткой стрижкой. Соседка ходила к матери на кофе (из-за чего Му Цин с ней без конца спорил, чтобы перешли уже на чай) и делилась мечтами, как было бы хорошо, если бы поженились дети. Му Цин и ее дочь решили этот вопрос еще в старших классах — та была замужем за спортом, а характер Му Цина наводил на нее ужас. «Общаться с тобой классно, но жить… мы с тобой в первую же неделю оставим на месте этого дома кратер. Давай без этого?» — шутила она. «Давай», — сразу согласился с ней Му Цин, потому что жениться вообще не планировал. Это отвлекает. От чего отвлекает? От всего. Дальше в своих размышлениях Му Цин не видел смысла заходить. На плечо ложится чья-то ладонь, и Му Цин от неожиданности отшатывается, едва не поскользнувшись на дорожке. Вэй Ин, незаметно подошедший ближе, смотрит на него, как на новую калитку. — Ничего себе у тебя реакция на прикосновения! Лань Чжань, что скажешь? Проблемы с доверием? — говорит он, с улыбкой поворачиваясь к своему спутнику. — Не у всех, кто не любит прикосновения, с чем-то проблемы, — чуть нахмурившись, отвечает тот. Вэй Ин с усмешкой пожимает плечами. — Ладно-ладно. Я в психоанализе полный ноль, это твоя стезя. Му Цин незаметно трет плечо, от которого вниз по телу и вверх к шее расползается неприятное ощущение, как это происходит всегда, когда к нему неожиданно дотрагиваются посторонние. Это никак не отражает его отношения к окружающим, но объяснять это кому-то еще сложнее, чем собственную нелюдимость. Он с этим живет с малых лет и уже привык к вопросам: «Ты чего такой дерганый?» и даже «Я тебе противен?». Чего только люди ни выдумывают о тех, кто просто терпеть не может физический контакт. «Можно я тебя обниму?» Фэн Синь об этом знает, поэтому спросил. Всегда спрашивал последний год, пока они еще жили все вместе. «Можно я возьму свою кружку?», когда Му Цин мыл посуду, потому что нужно было встать близко, чтобы дотянуться до верхней полки. «Можно я закрою окно в твоей комнате, сквозняк, черт тебя дери, на весь дом, у меня сейчас задница отмерзнет!». И так далее и тому подобное. Но они все равно ругались. Потому что Фэн Синь спрашивать спрашивал, но бесился. Не понимал. Воспринимал на свой счет. Неужели за прошедший год, пока они жили раздельно, додумался до чего-то иного? Вэй Ин с Лань Чжанем так и продолжают идти рядом. Му Цин оборачивается через плечо и не видит остальных. Гулять с ними не пошла только А-Цин — девушка в компании книжки, пледа и Тяньвэнь осталась долечивать свой насморк. На удивление, не уселась за свой ноутбук играть, а взяла роман, который читал Му Цин. Не напугало ее даже отсутствие иллюстраций и описания по пять страниц без диалогов. Фэн Синь с десяти часов разбирался с кем-то по телефону. Ходил по коридору и матерился, отчитывая за что-то своего коллегу, на которого на время отпуска оставил свою группу. Похоже, тот не очень хорошо справился. И сейчас его тоже нигде не видно — бассейн скрылся за поворотом тропы, а Му Цин и не заметил, как отошел так далеко. — У нас с Лань Чжанем тут есть любимое место, надеюсь, туда сейчас можно добраться, — говорит Вэй Ин. — Пойдешь с нами? Му Цин на автомате кивает, занятый собственными мыслями. Вэй Ин очень хорошо разбавляет эту молчаливую компанию — его спутник разговаривает еще меньше, чем Му Цин. Интересно, как им живется вот так вдвоем, когда у одного вообще рот не закрывается? Наверное, неплохо: «говорить» плюс «слушать» — идеальная комбинация, если не обижаться друг на друга за отсутствие смены ролей. Чтобы добраться до этого самого «любимого места», приходится вовсе не «идти», как обещал Вэй Ин, а буквально взбираться по скалистому склону. К счастью, камни с солнечной стороны уже успели просохнуть. Му Цин сначала не понимает, что конкретно в этой горе особенного, пока они не выходят на плато, ровное, словно кто-то срезал пик острым лезвием. Сбоку слышен характерный шум, который ни с чем не перепутаешь, — водопад. Он чуть в стороне, даже ниже, чем они сами, но с такого ракурса это зрелище удивительной красоты. Тучи так и не рассеялись, и сквозь них продолжают пробиваться косые лучи — они ложатся на ущелья мягким светом и играют в срывающихся шумных потоках воды холодным блеском. — Приятное постоянство, — произносит Вэй Ин, устраиваясь на крупном покатом валуне. — Тут с годами ничего не меняется. Нравится? — Да, — отвечает Му Цин, скрестив руки на груди и рассматривая мелких белых птичек, подлетающих к водопаду и теснящихся на камнях скалистого склона. — Как давно мы уже сюда ездим, Лань Чжань? Лань Чжань подходит к Вэй Ину со спины и невесомо касается его плеч пальцами. — Пятый год. — Да? Я думал, шестой. — Нет, пятый. Му Цин вдруг неожиданно для себя задает вопрос: — Как вы познакомились? Вэй Ин поворачивается к нему и с улыбкой отвечает: — Я умер! Выражение лица Лань Чжаня не меняется, но вздрагивают кончики бровей и губ, а взгляд тяжелеет, мрачнеет. — Вэй Ин… — Что? — Тот вскидывает голову, чтобы посмотреть на него. — Это же правда. У меня была остановка сердца! — На несколько секунд. — Но была же! Му Цин сбит с толку и не уверен, стоит ли еще что-то спрашивать, однако Вэй Ину и не нужны вопросы, чтобы говорить. — Меня сбила машина. Я вообще не смотрел в тот момент, куда иду, так что виноват был я, а не водитель. В целом, я тогда был не против умереть, о чем и сказал врачу, как только пришел в себя. А тот взял и обиделся, ведь он еле откачал меня. — Ты врач? — Му Цин переводит взгляд на Лань Чжаня. — Не, — отвечает за него Вэй Ин. — Ну, то есть в каком-то смысле да, но… — Я психиатр. — Вот, да. Мозгоправ. Так вот врач решил, что со мной что-то явно не то, раз я не бросился благодарить его за свое спасение, и направил меня к психиатру. К нему. — Вэй Ин указывает пальцем себе за спину, тыкая им Лань Чжаня в живот. Му Цин хмурится. — Врач и пациент? Психиатрам запрещено вступать с пациентами в личные отношения. Вэй Ин заливисто смеется, запрокинув голову. — Вот так из-за меня Лань Чжань нарушил все мыслимые и немыслимые правила. А мне просто было скучно! Я и пришел-то к нему в первый раз с идеей вывести из себя. Все тогда было настолько паршиво, что меня не заботили последствия. Но… Лань Чжань оказался крепким орешком. — Мгм, — отзывается Лань Чжань, совсем не обижаясь. — Помнишь, как я сдал тебе свой дневник, который ты просил меня вести? А там был порно-рассказ! — Вэй Ин ударяет ладонью по колену. Похоже, эта шутка до сих пор кажется ему смешной. — Он был таким серьезным, таким правильным, слушал весь тот бред, что я нес на сеансах, пытаясь сбить его с толку. Но… Лань Чжаню удалось меня удивить. Не знаю до сих пор, как из всей той бессвязной болтовни он умудрился вытащить то, в чем я сам себе боялся признаться. Когда-нибудь ты мне это расскажешь! — с вызовом добавляет он. — Нет, — отвечает Лань Чжань умиротворенно. — Да! — Нет. Му Цин закатывает глаза и отворачивается от них, снова глядя на водопад. Он тоже окончил медицинский университет, и у них был факультет психиатрии. Да и врачебная этика на всех одна — связь врача и пациента под запретом. Особенно для психотерапевтов и психиатров. Вэй Ин шутит, но не может не знать, с каким количеством проблем столкнулся Лань Чжань, полюбив пациента. Однако сердцу не прикажешь, так ведь? Хотя можно попытаться. И даже успешно попытаться. Когда иных выходов нет. Всегда приходится что-то выбирать. И сталкиваться с последствиями своего решения. Вспоминается, как Фэн Синь интересовался лекциями по спортивным травмам. Му Цину эти лекции были не нужны, но он все равно на них ходил, даже вел конспекты. Со своей памятью он мог и так, вернувшись домой, все ему пересказать, но куда проще было кинуть в Фэн Синя увесистой тетрадью, чтобы сидел по вечерам и вникал, даже не жалуясь на почерк. Конспекты Му Цина ходили по рукам в университете, потому что он красиво и понятно писал. Некоторые шутили, что не быть ему врачом с таким почерком. Так он и не врач, если подумать… Спускаться ненамного легче, чем подниматься — каменная крошка выскальзывает из-под ног и устремляется с шорохом вниз. От пригретой солнцем земли поднимается влажное тепло, от которого душно. Му Цин начинает думать, что не такая уж плохая погода была все эти дни, пока они сидели без света и связи. Хотя бы дышать было чем. Мо Жань с Чу Ваньнином стоят возле бассейна и что-то обсуждают. Судя по активным жестам первого, собираются почистить воду от нападавшего в нее мусора. Она прозрачная, недвижимая, как зеркало, в котором застыли листья и мелкие веточки. Фэн Синя, Се Ляня и Хуа Чэна нигде не видно, только господин Чжоу разговаривает по телефону, сидя на самом краю разложенного шезлонга. Му Цин решает еще прогуляться и, оставив Вэй Ина и Лань Чжаня у бассейна, спускается по тропе, ведущей к подвесным мостам над ущельем. Небо похоже на застывшую океанскую волну с вихрами пенистого гребня. Солнечная позолота липнет к нему, как тонкая фольга. Внизу в тени деревьев чуть прохладнее, а земля еще влажная, и от нее пахнет мокрой почвой и прелой листвой. Му Цин идет медленно, думая, что нужно будет сделать по возвращении в город. Разобраться, наконец, с квартирой матери. Навестить Шань Ли — та очень хочет познакомиться лично. Почему Му Цин вызвал в ней такое безграничное доверие лишь за два телефонных разговора — загадка. Ему редко так скоро начинают доверять. Чаще вообще не начинают. Куда быстрее эти чувства возникают к тем, кто много улыбается, шутит, располагает к себе, ничего не скрывает. Как Вэй Ин, например. Или Се Лянь, доброй ауры которого хватит, чтобы расположить весь мир к какой-нибудь небольшой стране, если он встанет в ее главе. И даже Фэн Синь. Его нельзя назвать добрым и открытым, но он простой. Если злится — орет, если в хорошем расположении духа — шутит и смеется, порой очень громко. Не нужно ни думать, ни гадать, все, как на ладони. Но, если разобраться, у Фэн Синя и не было друзей, кроме них троих. Он ни с кем не сходился в особо близких отношениях. Была у него девушка, но как-то все быстро закончилось, Му Цин даже с ней знаком не был. Да и не стремился к этому. А когда это было? Лет пять назад. Кажется, она обиделась на Фэн Синя, что тот, вместо встречи с ней, поехал с Му Цином в больницу. И даже не предупредил ее — бедняжка ждала его в кафе полтора часа. Вспоминается все это смутно, потому что Му Цину тогда было не до этого, но, кажется, Фэн Синь просто забыл, что договорился с ней встретиться. Иначе бы написал, так ведь? Тропа с деревянным настилом обрывается уже знакомой табличкой «опасно». Плотно подогнанные одно к другому толстые бревна, соединенные цепями, на мосту уже просохли, и Му Цин без всякого страха делает шаг, а затем и второй, третий, не притрагиваясь к металлическому тросу, который заменяет парапет. Дойдя до середины, он останавливается и смотрит вниз. Ущелье под ногами темное, как ограненный изумруд, а пенистая горная река подобно артерии с белой кровью безжалостно режет его на две части. Солнце скрывается за дымкой облаков, и мир темнеет на тон, словно кто-то приглушил свет ночника в спальне. Му Цин чувствует, как мост едва ощутимо подрагивает, и вскидывает голову, чтобы увидеть приближающегося к нему Фэн Синя. Тот держится за канат по обе стороны от себя и перебирает руками, будто гребет. У него шевелятся губы, но Му Цин не слышит, что он говорит, пока он не оказывается в десятке шагов: — Вот и чего тебя сюда понесло? Что ты здесь забыл? — Ладно я, тебя зачем сюда понесло, если высоту не любишь? — спрашивает Му Цин, скрестив руки на груди. Фэн Синь смотрит на него, сведя брови к переносице так, что на лбу появилась глубокая складка. Трос он так и не отпустил. — А если мост провалится? Дожди были, доски отсырели! Му Цин вскидывает бровь и опускает взгляд на бревна под ногами. — Этот мост висит здесь дольше, чем существует отель. Не выдумывай, — говорит он. — Да-да, выдумывать — твой конек, куда уж мне до тебя, — раздраженно отвечает Фэн Синь, озираясь по сторонам. У него напряжено все тело, словно вот-вот и правда мост развалится на составные части, и они рухнут вниз в белую горную реку. — А твой конек, вроде, логика. И она не работает, раз ты вышел сюда с уверенностью, что мост упадет, — язвит Му Цин, отступая на шаг. От его движения мост еле ощутимо колеблется, но для Фэн Синя этого достаточно, чтобы побелеть лицом. Он даже не обращает внимания на брошенную Му Цином колкость, только кивает на ту сторону, откуда пришел. — Давай обсудим это «на берегу». — Я хотел сходить туда, — указывает себе за спину, на другую гору, Му Цин. — Да там то же самое, что и здесь! — рявкает Фэн Синь. — Я не пойду обратно потом через этот мост, давай назад! — Так и не ходи! — Если ты пойдешь, то и мне придется!.. Му Цин осекается, забыв, что хотел сказать. Что значит вот это «если ты, то и мне»? Кто его заставляет? Или он серьезно боится его одного оставлять? Лань Чжаня наслушался? Му Цин видел, как они беседовали прошлым вечером. Только психоанализа ему не хватало. — Возвращайся, я скоро приду, — пробует он еще раз. Фэн Синь похож на человека, который решается сигануть в ледяную воду. Зачем люди делают то, что идет вразрез с их инстинктом самосохранения? Прыгают с парашютом, ныряют в прорубь, лезут туда, куда не проникает свет ни луны, ни солнца. Боишься высоты — сиди на земле! Му Цин вот любит жизнь, хоть она ему и кажется монотонной, и умирать не хочет как можно дольше, так он и не делает ничего, что бы могло ее укоротить. Сигареты очень редко — не в счет, хотя и от этого пора бы отказаться. Сделав шаг навстречу, Фэн Синь хватает Му Цина за рукав на локте, насилу отпустив трос правой рукой. — Черт с тобой, пошли, куда ты там хотел! Му Цин закатывает глаза. — Ладно, давай вернемся, вот ты привязался! — Я привязался?! Я с тобой согласился уже, пошли, говорю, чего тебе опять не нравится?! — взрывается, как граната, у которой еще даже чеку не успели выдернуть, Фэн Синь. — Да ты сейчас в обморок тут упадешь, я тебя как тащить обратно буду? — кричит в ответ Му Цин. — Не упаду, идем! Они больно сталкиваются друг с другом, потому что Фэн Синь начинает движение в сторону противоположной горы, а Му Цин — в обратном направлении. Вот такого наплевательского отношения к себе мост уже не терпит: тросы вздрагивают, слышится какой-то скрип. Му Цин-то понимает, что этот звук издают металлические крепления цепей, но Фэн Синю логика отказывает. Он хватает его за локти уже обеими руками. В глазах — ужас вперемешку со злостью, и зрачки почти заполняют кофейную радужку. — Как же ты меня бесишь… Фэн Синь вдруг подается вперед, и Му Цин почти уверен, что он его сейчас ударит, потому что порыв очень уж похож на то, как начинались все их драки. Уверенность эта остается даже тогда, когда Фэн Синь дергает его на себя за поясницу. И когда впивается в губы поцелуем, голодным, взвинченным, рваным. Фэн Синь целует его, как человек, пытающийся успеть сказать все-все важное по телефону, у которого остался один процент заряда. То почти больно, то нежно, то глубоко, то едва касаясь. В легких горит, и ощущение непонятное, похожее на голод, вытесняет все остальные чувства. Может, он подумал, что они падают. Может, они и правда падают, просто Му Цин не заметил, как цепи с металлическим лязгом лопнули, и натянутый трос ослаб, а бревна посыпались вниз — в изумрудные леса и холодные горные воды. Если тебе осталось жить две коротких минуты, что ты сделаешь? Ветра нет, но в ушах свистит, как при шторме. Будто та океанская волна, на которую было похоже небо, обрушилась на землю, утопив скалы, деревья, паутину мостов над ущельями, отель в горах и их вдвоем над пропастью. И Му Цин не знает, что будет, когда ее воды схлынут, поэтому отвечает на поцелуй так, будто не будет — ничего и никогда. Действительность вмешивается в этот вакуум небытия самым наглым образом — каким-то сиплым вскриком совсем рядом. Му Цин резко поворачивается на звук и видит ворона, сидящего на тросе и смотрящего на них блестящим черным глазом. — Свали нахер, — бурчит Фэн Синь на птицу. Ворон подцепляет перо на крыле и проводит по нему клювом, хохлится. Вот кто уж точно не боится высоты. Му Цину почему-то становится смешно, и губы от улыбки больно. — Пошли, — говорит он тихо. Фэн Синь, который так и не перестал обнимать его и трястись при этом то ли от адреналина, то ли еще по какой причине, прижимает его к себе и утыкается носом в шею. — Обратно, надеюсь? Меня уже ноги не держат. — Обратно-обратно. — Хорошо. Еще минуту. — Кольцо рук вокруг талии становится еще крепче. — У тебя такая улыбка, черт бы тебя побрал… Вроде не пил он, а язык заплетается, как после двух бутылок крепкого вина. Да и речи странные. Му Цин думает об этом, а не о том, что эти слова оседают чем-то теплым внутри, словно сам осушил залпом целый стакан такого вина. «На берегу» Фэн Синь почти сразу выпрямляется, глаза прячет и бредет рядом, но на достаточном расстоянии, чтобы личное пространство Му Цина не начало подавать сигнал SOS. Он то и дело прочищает горло, словно хочет что-то сказать, но слова не идут. И молчи, думает Му Цин, нечего тут обсуждать. Не надо это обсуждать. Мост за их спинами вместе с вороном теряется в ветвях деревьев, стоит свернуть к тропе, ведущей к отелю. Вернувшись к бассейну, Му Цин замечает Се Ляня и Хуа Чэна, которые сидят за столиком на веранде. Даже со своего места он видит тонкую вазу с орхидеей, как та, которую уничтожил ветер в день их приезда. У Чу Ваньнина их много в небольшой оранжерее. Эта лиловая и пышная — на одной веточке очень много крупных цветов. Се Лянь, углядев их с Фэн Синем, машет рукой. Му Цин кивает, и в этот момент неудачно наступает на скользкую плитку — кажется, на ту же, на которой ранее чуть не навернулся Се Лянь. Он бы устоял на ногах совершенно точно, потому что с координацией у него все отменно, но Фэн Синь, как всегда, скор на принятие роковых решений. Он пытается ухватить Му Цина за руку, а тот по привычке — отшатнуться. — Осторож… — крик Се Ляня обрывается, потому что в воде ничего не слышно, а именно в ней они и оказываются. Она холодная, несмотря на погожий день. И грязная. И какого дьявола?.. Му Цин выныривает на поверхность, убирая ладонью мокрые волосы, облепившие лицо. Фэн Синь рядом отплевывается и кашляет, но пытается говорить: — Ты чего, блин? Я тебе помочь… кх… хотел! — Чем? — ледяным тоном спрашивает Му Цин. — Свалиться в воду? — Да наоборот же! Фэн Синь, продолжая ворчать, подтягивается на руках, выбираясь из бассейна. С него льет ручьями, одежда намокла, кроссовки хлюпают, когда он поднимается на ноги. — Давай, — наклонившись и протянув руку, говорит он. — Простудишься же, Му Цин! У самого губы побелели, и в волосах мелкие листья, которых в бассейне хватает. — Ребята, вы в порядке? — кричит с веранды Се Лянь. — Я сейчас спущусь! Вот тебя только тут и не хватало, думает Му Цин. И надо было им свалиться в бассейн именно на глазах у этих двоих. Сцепив зубы, он все же дает руку Фэн Синю. Тот, едва Му Цин оказывается рядом, хочет положить ладони ему на плечи, но останавливается и качает головой. — Ты дрожишь, а говоришь, не мерзнешь, — медленно произносит он. — Иди сюда? И Му Цин, поколебавшись, идет, потому что реально холодно. Очень холодно. Фэн Синь, обнимая его, смеется. Оба мокрые и ледяные, но почему-то так все равно теплее. И может, все это не так и плохо, потому что к вечеру Мо Жань готовит горячее вино с яблоками и грейпфрутом, а Вэй Ин, прерываясь на приступы хохота, рассказывает, как однажды уронил в этот бассейн Цзинь Цзысюаня, того самого, который так его бесил, а потом женился на его сестре. Тот был мокрый и злой, но все равно ей нравился. Любовь зла, да. К удивлению Му Цина, Хуа Чэн не подшучивает над ними. Наверное, Се Лянь, прежде чем спуститься с веранды, провел беседу. Интересно, надолго ли хватит ее эффекта? Им еще ехать в одной машине несколько часов, а потом — лететь на самолете. Фэн Синь опять будет пить снотворное, чтобы проспать весь полет, и станет отмахиваться от Му Цина, сколько бы он ни говорил, что это вредно. Хорошо вот так знать все наперед и уметь продумывать на несколько шагов — вдаль от текущей действительности, но иногда… Сидящий рядом на диване Фэн Синь находит его руку под пледом и аккуратно проводит кончиком пальца по ребру ладони: можно? Му Цин переплетает с ним пальцы. …иногда жизнь все же умеет удивлять.