Technological singularity

Ёсан довез Уёна до мастерской, не заглушая двигателя высадил и улетел. Все сказанные им слова и его взгляд, полный сочувствия и сожаления, больно полоснули по сердцу. Зло смотря в след удаляющемуся гравикару Уён без проблем смог убедить себя, что он всего лишь защищался, что все произнесённые им грубости и гадости были необходимы, что Ёсан переступил черту и заслужил этого. И только после того как Уён принял душ, выпил две чашки самого крепкого растворимого кофе, который только смог найти на их импровизированной кухне, сделал себе инъекцию, нейтрализирующую пагубное действие алкоголя, то наконец понял, что сам перегнул палку. К нему пришло осознание того, насколько он был неправ, и сердце чугунными тисками сжало чувство вины и стыда. Он не должен был говорить таких вещей своему лучшему другу, самому близкому человеку в этой галактике, тому, кто всегда был и остаётся на его стороне. Ёсан не заслужил такого обращения, он всего лишь хотел быть рядом, чтобы снова помочь, чтобы снова поддержать. Уён чувствует себя последним дерьмом всех времен, всей космической бесконечности. Он должен был хотя бы промолчать. Но злость от усталости и отсутствия сна взяла своё. И теперь Ёсану снова больно из-за него.... Этот безумный неостановимый аттракцион самобичевания катает его по мертвым петлям, от которых захватывает дух, пока не встают два солнца. За окном становится светлее и шумнее. И Уён не придумывает ничего лучше как снова утопить своё сознание в наркотическом дыму, надеясь, что станет хоть немного легче. Клубы густой серости поднимаются вверх, расползаясь по шершавой поверхности потолка в стороны и исчезая. Но это как раз один из тех разов, когда лучше не становится сколько бы затяжек Уён не сделал. Ностальгия заманивает его в свой бесконечный лабиринт... И только когда ровно в девять раздаётся звонок телекома, Уён выходит из забвения. Мысли о прошлом часто норовили поймать его в свои сети и обычно именно Ёсан был тем, кто спасал его. Но сегодня все перевернулось с ног на голову. Уён тушит самокрутку и открывает дверь. На пороге стоит Сан. Он снова в шлеме и плотной кожаной мотоциклетной куртке. Узкие бёдра обтянуты чёрной джинсой. От него пахнет бензином, который вышел из пользования лет сто пятьдесят назад, и пьянящим ментолом. Уён ждал его прихода десять дней, девять из них представлял как загорится его кожа, когда он придёт. Но сейчас он чувствует только раздражение, притупленное усталостью. Цветы на его руках не загораются. Без приглашения Сан проходит вглубь мастерской, снимает шлем и ставит на стол Ёсана. Когда он поворачивается к Уёну лицом, тот понимает, что Сан выглядит не лучше — на скуле ссадина, губа разбита, пирсинг в брови кровоточит. Его веснушки не светятся, а чёрные глаза плохо скрывают такую знакомую усталость. Без слов Сан снимает куртку и бросает ее рядом со шлемом, стягивает полупрозрачную футболку, которая отправляется туда же. Уён не двигается с места, устало рассматривая накаченный торс, и Сан замирает на секунду, оценивающим взглядом пробегаясь по его сгорбленной фигуре, задерживая взгляд на осунувшемся лице. — Она ведь готова? — от недоверчивой нотки в его тоне по спине Уёна бегут неприятные мурашки. После слов Ёсана он начинает непроизвольно сравнивать Сана с Сонхва. Каждое его слово, действие, взгляд. Сан кажется ему до омерзения похожим. И Уён начинает испытывать жуткую неприязнь. Он неохотно кивает и Сан отстегивает свой арамейский протез. В этот раз Уён замечает его смущение, когда старый механизм неподвижно оседает на столе, он видит как парень напрягается, испытывая жуткий дискомфорт калеки. Уён знает какого это на своей шкуре. Он усаживает его за аппарат, который отмечает на коже культи точки куда потом прикрепятся электроды, а сам открывает запароленный шкаф-сейф и достаёт оттуда новенький протез. Когда он оборачивается Сан стоит прямо за его спиной. Сегодня от него не пышет жаром, но оказавшись всего лишь в шаге от него Уён снова не может отвести взгляда от загорелой кожи, от маленьких камней инкрустированных в украшения на его острых ключицах. Так хочется, чтобы он был не таким как Сонхва... Стараясь не касаться чужой кожи Уён закрепляет электроды дрожащими от нервов и недосыпа пальцами, с трудом сдерживает своё желание посмотреть на чужую опухшую губу. — Я заплатил всего пол миллиона, почему ты сделал ее так хорошо? — неожиданно спрашивает Сан, заставая врасплох. Уён вздрагивает, но взгляда от работы не отрывает. — Протезы за полмиллиона выглядят совсем по-другому... Сан не такой... Уён медлит с ответом, закрепляя культю в гильзе протеза. Сердце больно колотится о грудную клетку. — Я просто покрасил корпус, — врет он, отстраняясь. — Попробуй подвигать пальцами. Все должно работать, но возможны некоторые погрешности в мелкой моторике, которые сейчас надо будет скорректировать. Сан дергает плечом и шевелит кистью правой руки. Карбоновые пальцы практически беззвучно сгибаются, волной сжимаясь в кулак и так же разгибаются. Уён внимательно следит за движением — мизинец дергается и отстаёт. Молча он отстёгивает протез и прижимает один из электродов плотнее к коже, все же задевая её пальцами, чувствуя ее огонь и замечая несколько загоревшихся веснушек прежде чем застегнуть крепление снова. — Ещё раз, — командует он. На этот раз пальцы и остальная искусственная конечность двигаются без задержек и рывков, синхронизируясь с импульсами, посылаемыми оставшимися в культе мышцами. Гильза протеза вышла отлично, карбоновая рука сидит плотно, хорошо прилегает к коже, но натирать не будет. Идеально. Уён доволен проделанной работой и наконец поднимает взгляд на красивое лицо парня. — Нет, — Сан смотрит Уёну в глаза. — Ты не просто покрасил корпус... Обе ладони палладианца касаются бёдер, он резко прижимает Уёна к столу, оказывается непозволительно близко. Уён шумно выдыхает и на чужой груди начинают блестеть золотом веснушки. Сан ведёт обеими ладонями по его рукам и татуированные цветы распускаются под его пальцами, светясь пока ещё нежно неоновым светом. Сан закрывает глаза, жмурится, гладит кожу, сжимает пальцы на чужих руках, трогает, чувствует. Сравнивает ощущения искусственной и настоящей ладоней и... Вспыхивает. Лицо Уёна облизывает волна жара исходящая от Сана и его прикосновение на секунду исчезает. Но требовательные ладони снова появляются на бёдрах, Сан приподнимает его, сажая на стол, оказывается между его разведённых ног. Золото веснушек растекается по его порозовевшим щекам, чёрные глаза бегают, выискивая на лице Уёна признаки несогласия, пока карбоновая ладонь проскальзывает под футболку и кончики пальцев касаются разгоряченной кожи. Сан кружит вокруг пупка, сминает бок, пересчитывает рёбра, касается груди задевая сосок, поднимается все выше, гладит выступающий кадык и наконец сжимает в ладони чужое горло. — Немного лучше армейского, — шепчет Уён, чувствуя на каждом вдохе все меньше кислорода. — Сила в семьсот килограмм на сантиметр квадрантный. Чуть больше, чем обещал. Если Сан сожмёт пальцы, шея Уёна хрустнет как зубочистка, легко переламываясь на две части. Всего секунда, он даже не заметит. Да, Уён перестарался за пол миллиона. Наконец-то он полностью признаёт это. И сейчас Сан спросит, что Уён ещё сможет ему сделать. Может усиленные ноги? Вторую сильную руку? А может лучше оружие в протезе? За бесплатно? Но Сан молчит, ослабляет хватку, выскальзывая рукой из под его одежды, но не отстраняется, оставаясь все также близко. — Я не просил... — взгляд его чёрных глаз прожигает в Уёне дыру, опаляет сильнее исходящего от кожи жара. — Зачем так старался? Ёсан был так не прав... Сан не такой.... Он не такой как Сонхва. Уён дёргается, не желая вслух признавать свой мотив, своё необъяснимое желание понравиться, пытается свести ноги, но только сильнее сжимает чужие бёдра, краснеет, отводит взгляд, но Сан ловит его за подбородок. — Отвечай, — парень хмурится, в низком голосе на секунду проскальзывает палладианский акцент. — Я хотел, — Уён шепчет чуть слышно, надеется, что Сан не услышит, хотя и находится всего в нескольких сантиметрах от его лица. — ...хотел, чтобы тебе понравилось... Протезированные пальцы отпускают подбородок. Одна секунда тишины. Две. Три... Обветренные губы Сана касаются обкусанных Уёна. Почти невесомо оставляют легкий шершавый поцелуй и ещё один. Его нижняя опухшая губа оказывается между губ Уёна и тот прихватывает ее, касается языком, после чего чувствует чужую улыбку и горячую ладонь на пояснице. Сан тянет его на себя, сильнее вжимаясь горячим телом между его ног. Целует уверенней, откровенней. Уён кладёт ладони на его грудь, огонь чужой кожи обжигает. Он не может удержаться и обвивает шею, прижимает Сана ближе и позволяет целовать себя глубже. Голова кружится от горячего проколотого языка скользнувшего в рот, от сладкого вкуса мяты, от шарика пирсинга, звякнувшего об зубы и от чужих рук под футболкой, от возбуждения жаркими волнами опаляющего кожу. Сан ведёт ладонями дальше по спине, Уён прогибается и не успевает подумать о том, что надо остановить его руки. Карбон звонко ударяется о выступающие искусственные позвонки. Сан отстраняется всего на несколько сантиметров, все ещё касаясь носом носа и заглядывает в глаза. — Керамика, — в его новом протезе слишком много нервных окончаний, помогающих точно распознавать материалы. — Да... Подушечки его пальцев скользят вверх по спине Уёна, тот вздрагивает и впивается в обнаженные плечи. Ждёт укора, насмешки, что он один из керамических мажоров, упрёка о двойных стандартах. Но их нет. Сан молча гладит карбоновыми пальцами искусно вживлённый в спину Уёна керамический позвоночник, и каждое его прикосновение посылает мурашки от затылка вниз до кончиков пальцев ног. — Чувствуешь каждое прикосновение? — Сан прижимает палец к первому позвонку на шее, выступающему над кожей, и медленно обводит каждый позвонок на пути вниз. — Да... — чуть слышно выдыхает Уён, вздрагивает и прогибается от нажима. — Я тоже... И снова целует так нежно, что в груди щемит. Уён отдаётся в поцелуй с головой, вцепляется в Сана сильно, до побелевших подушечек пальцев, до кровоподтеков на коже, скрещивает лодыжки за его спиной и не хочет больше отпускать. Он касается кончиком языка стального шарика пирсинга, выманивает чужой язык в свой рот, прикусывает его, играет и тихо стонет, когда новая волна жара от палладианца заполняет сознание. Но Сан выпутывается из его объятий, отшатывается словно пьяный и продолжает жадно смотреть, глубоко вдыхая чужой запах. Достаёт из кармана джинс картридж с битами не позволяя взглянуть на сумму, кладёт в ладонь Уёна и сжимает ее в кулак. — Не надо, — Уён протягивает картридж обратно, упираясь рукой в обнаженную грудь. — Я сделал этот протез за пол миллиона, не нужно... Глупый Уён. Молодой и наивный. Его желание понравиться слишком очевидное. — Сюда вложено сил больше чем на пол миллиона, — забирая прижатый к груди картридж Сан прячет его в один из ближних ящиков стола Уёна. — Каждый труд должен быть оплачен соразмерно проделанной работе. Уён ловит его карбоновую руку. Пальцы ощущаются живыми, совсем не такими, как когда он проводил тесты. Уён трогает каждую фалангу, каждый сантиметр карбонового покрытия напичканного сенсорами. Сан закрывает глаза, чувствуя протезом каждое прикосновение, довольно морщит нос и гладит левой рукой чужое бедро. Сан светится и не только веснушками, он рад чувствовать снова. Наверное даже счастлив. Такой красивый. Уён хочет потянуться и снова поцеловать розовые влажные губы, расплывшиеся в еле заметной улыбке. Но что-то внутри удерживает его, противный голос в голове шепчет — «Сан получил своё. Ничто его больше не держит. Раз он не просит большего, значит теперь он просто развернётся и уйдёт. И ты его больше не увидишь. Не привязывайся...» Усталость быстро накатывает обратно, свечение цветов на руках резко становится слабее и Уён отпускает чужую руку. Сан открывает глаза и скользнув взглядом по Уёну, видит перемену в его настроении, отступает, перестаёт касаться. Полуулыбка исчезает с его лица. — Спасибо, — бросает он, отшатываясь к столу Ёсана, быстро натягивает через голову майку, накидывает на широкие плечи куртку, скрывая все ещё яркое свечение веснушек на своём теле. — Ты... — Сан сжимает в руках шлем и тянется к старому армейскому протезу, перехватывая шершавое пластиковое запястье гладкими карбоновыми пальцами. — Этот протез и впрямь выполнен невероятно. Сан больше не поднимает глаза на Уёна, ещё раз мямлит «спасибо» и лязгнув дверью выходит из мастерской. Уён так и остаётся сидеть на столе, дико уставший, опустошенный и одинокий, совсем не понимающий своих чувств.